Однажды не слишком ранним сентябрьским утром мы пошли с сынишкой в ближний лес за грибами. Лес небольшой, подмосковный, хоженый перехоженный, знакомый как пять пальцев на руке. Собственно не лес, перелесок. Весь его, не торопясь, по длинной прямой, можно пройти минут за сорок. Конечно, коль искать грибы, мудрствовать, любоваться деревьями, птицами, можно прогулять сколь душе угодно. Местные дачники давно используют лес как горожане парки, устраивают попойки и шашлыки. Весь лес наполнен следами их пребывания в виде костровищ, брошенных бутылок, пакетов и прочих составляющих «культурного слоя», наследия будущих археологов.
Я знал, что Паша, которому было восемь, долго не выдержит. Соскучится по компьютеру, от которого я его едва оттащил уговорами и отцовским ворчанием. Ну, что такое, в самом деле, ребенок не гуляет почти! Ох уж, эти компьютеры!
Мы надели сапоги - в лесу встречались заболоченные места, и вышли из дому. До леса рукой подать, через десять минут мы уже нашли первую сыроежку. Потихоньку корзина наполнялась, мы творили зигзаги, как того требовали виднеющиеся меж деревьев заманчивые шляпки. Между тем солнце, мой основной ориентир, скрылось за облаками. Мы оказались в густом ельнике. Было сумрачно и тихо. Я понял, что с трудом представляю, где нахожусь. Сын принялся нудить, что пора бы домой, устал, и так далее.
Я пошел наугад в направлении, как мне показалось, какого-то просвета. Нервничать было абсолютно не от чего; если идти прямо в любом направлении, то минут через десять непременно выйдешь на тропинку, опушку, иное знакомое место, или встретишь кого-нибудь. Примерно так и случилось; спустя несколько минут мы услышали необычную однозвучную музыку и двинулись ей навстречу. В густом лесу нас ждало озерцо с темной водой, которого я никогда раньше не видел! Но удивительнее того была девочка, сидевшая у берега на небольшом пне. Она играла то ли на флейте, то ли на деревянной дудочке с дырочками. Заметив нас, она медленно опустила инструмент и принялась смотреть на воду. На вид девочке было лет одиннадцать, от силы двенадцать, но выражение лица ее вполне могло принадлежать взрослому, познавшему жизнь во всех проявлениях. На ней топорщилось пальтишко темно – красного цвета, какое-то несуразное, как мне показалось.
Спрашивать дорогу у ребенка было бессмысленно. Мы отвернули в сторону от озера и пошли прочь.
Непростая девочка, подумал я. Почему одна в лесу? Может, где-то рядом по грибы её взрослый спутник? А она, вместо ауканья, играет на дудочке, чтобы тот не запропастился? Как же она не боится темной воды? Очень, очень странная девочка.
А лес продолжал свои игры. Я был уверен, что идем прямо, удаляемся от водоема, но через четверть часа мы снова оказались на противоположном берегу того же озера. Девочка оставалась на своем месте. И на этот раз она не отвела свой взгляд... Было что-то в этом взгляде…не знаю. Мне стало жутко. Может, оттого, что дудочка молчала. Я тихо отступил назад, схватил Пашуню за ручку и, уже нервничая не на шутку, ломанулся напролом, сквозь кусты и сучковатые деревья, лишь бы удержать взятое направление.
Но всё было напрасно. Нам никто не встретился, а через некоторое время я снова услышал в пятидесяти шагах от себя проклятую дудочку. Вот тогда я познал выражение "холодный пот". Мне стало по-настоящему, дико страшно. Будь я один, возможно, и не испытал бы такого ужаса, но я отвечал за ребенка. Вспомнились сказки про Бабу Ягу, питавшуюся детишками, про гусей-лебедей... В детском возрасте эти выдумки произвели на меня неизгладимое впечатление.
Мы блуждали час. Пашенька устал по-настоящему, он едва сдерживал слезы. И тогда я совершил поступок. Я подошел к месту, где сидела девочка, встал чуть сзади, опасаясь снова встретиться взглядами. Из-за ели прошептал: «Отпусти нас, отпусти, пожалуйста!» Музыка затихла. Мне показалось, она искала нас глазами, не найдя, разочарованно кивнула. Может, лишь почудилось.
Мы двинулись назад и уже через десять минут вышли на хорошо знакомую тропинку. Через полчаса мы были дома, очень усталые.
Будь я тогда один в лесу, эту историю я, наверно, никому бы так и не рассказал. Стыдно было заблудиться мне, опытному грибнику, в трех соснах. Но Паша всё тут же выложил за тарелкой супа маме. Пришлось и мне рапортовать начальству, как было дело. Клава дослушала, задумалась, потом тихо сказала: «Кикимора вас кружила. И хорошо еще, что так обошлось».
А я подумал тогда, обошлось ли?
С тех пор минуло пять лет. Паша ходить в лес отказывается. А я по-прежнему часто хожу по грибы, но больше не блуждал, не встречал ни темного озера, ни странной девочки.
Вот только болеть стал часто...