Саян

-Нина Дмитриевна!.., - набираю в грудь больше воздуха и опять кричу:
-Нина Дмитриевна!.. Вы дома?.., - Стою у соседского забора. Жаркий июль. Прогретый воздух как будто вырывается из громадной духовки, и при вдохе противно щекочет пересохшее горло. Обреченно вздыхаю, перевожу дыхание и опять зову соседку, стоя у забора, разделяющего наши «землевладения». Полдень. Зной. Солнцепек. А у меня обморочно-холодные руки. Как-будто замерзшие пальцы неловки и негибки, но, тем не менее, крепко держат ошейник.
-Стой, говорю!,-тяну упирающегося четырьмя лапами пса и подтягиваю к себе.
-Сидеть!.. - В ответ-возмущенное повизгивание и хриплый лай.
-Я здесь! Иду..иду..,-в глубине соседского сада, между старыми яблонями мелькает пестрый, сине-зеленый сарафан соседки. Я чувствую, как по спине, вдоль позвоночника, противной змейкой ползет струйка пота. Старательно растягиваю пересохшие губы в виноватой улыбке. Вот и соседка. Подходит к забору, снимает с головы старую соломенную шляпу с широкими полями и, убрав прилипшие к потному лбу светлые, с легкой сединой волосы, улыбается мне. И тут же, вглядываясь в мое лицо, тревожно говорит:
-Что это с тобой? Ты чего это такая? Что случилось?..
А я и правда - «такая»..Потное, раскрасневшееся нездоровым, жарким румянцем лицо, встрепанные волосы. В одной руке-ошейник из которого, хрипя и поскуливая, вывинчивается пес, второй рукой-грязной и окровавленной, держусь за столбик ограды.
-Нина Дмитриевна..пересчитайте, пожалуйста, своих индюков..,-сглатываю вязкую слюну, и, откашливаясь, продолжаю, - сколько их сейчас?
Соседка непонимающе смотрит на меня.
 - Да я же говорила тебе! Купила пятнадцать, но один издох через два дня. Зато остальные-выходились! Такие красавцы!,-в словах - неприкрытая гордость и довольство. Еще бы! Когда соседку обуяла идефикс насчет покупки индюшат, кто только не отговаривал её от «дурной затеи». Опытные хозяева делились тревогами, мол, «квёлые» эти птицы, и возни с ними столько же-сколько с маленькими детьми. И подстилку у них надо менять по три раза на день, и кормить-на толстом войлоке до трех месяцев, потому что если сильно клювом о твердое ударится индюшонок-тут же погибает от сотрясения мозга*казалось бы-какие там мозги? А вот же, сотрясаются, и губят птицу. Очередное подтверждение: «горе-от ума». И бесчисленные смеси-салатики чуть не в пыль крошить, и творог давать, и..В общем, и правда-забот и хлопот уйма. Но соседка была полна решимости и веры в свои силы и как-то апрельским днем позвала меня полюбоваться на «тютюней» (как любовно она называла своих питомцев). Заглянув в коробку, я увидела полтора десятка маленьких, страшных существ, похожих на чахлых птеродактилей. Через некоторое время эти крохи должны были превратиться в красивых, больших птиц, ну а пока они жалобно попискивали и жались друг к другу, согреваясь и успокаиваясь теплом маленькой «кучи-малы».
 -Ну правда прелесть, да?,-соседка осторожно, едва касаясь указательным пальцем, любовно поглаживала крохотные головки будущих царей птичьего двора, а я, улыбаясь, поддакивала.
-Да, милые. И красивые..будут.
-Нина Дмитриевна..Вы простите пожалуйста, но..Я понимаю, что это ужасно... И мы, конечно, понимаем, насколько Вам это..И примите, пожалуйста, извинения..Конечно же, мы готовы возместить..,-переминаюсь с ноги на ногу, как двоечник у доски, что-то бормочу себе под нос и прячу глаза. Но, молчи-не молчи, а сказать придется. - В общем..наверное, у вас осталось девять индюков..А может и меньше..-Вытолкнув эти трудные слова, словно цепляющиеся за зубы, тяжело вздыхаю и решаюсь посмотреть на соседку. Она еще улыбается, но улыбка неуверенно сменяется каким-то горестным выражением лица. Ох, как же мне стыдно… Хочется провалиться сквозь землю..Теперь я понимаю, что это выражение отнюдь не для красного словца. Вот бы сейчас р-р-раз..и исчезнуть.. .чтобы не видеть расстроенного лица Нины Дмитриевны.. .и не слышать её вдруг севшего голоса:
-Я сейчас.. Пойду, пересчитаю.. -И удаляется. А мы стоим и ждем. Как приговоренные. Я пытаюсь вытереть испарину со лба тыльной стороной ладони, и чувствую, что лишь вымазываю лицо. Да что ж за день-то такой, а?.. Чувствую, что слезы уже «на подходе».. Глубоко вздыхаю и слышу не менее протяжный вздох рядом. Искоса смотрю на лже-страдальца. Сидит. Шумно дышит.. Из пасти мягкой розовой тряпочкой свисает длинный язык. Прячет хитрые раскосые глаза, в которых раскаяния - ни на грош, а вот непонимание - выплескивается через край. И еще-откровенная жалость к глупой хозяйке, то бишь ко мне. Чувствую, как медленно, но неотвратимо душу захлестывает гнев, и рывком подтягиваю пса за ошейник поближе к себе.
 -Ты морду свою бандитскую не вороти! Вы посмотрите на него - непонятая личность! Оскорбленная невинность! Вздыхает он! Смотри мне в глаза и скажи: тебя что, не кормят? С голоду в разбой ударился?, - сердито выговариваю в зажмуренные собачьи глаза. Сопит. И пытается отвернуться, но я наклоняюсь к самому носу и продолжаю вполголоса шипеть.
-Ну я бы поняла, если бы одного.. Но пять!... Понимаешь, пять невинных душ загубил, гадость ты такая!!
-Не пять.. Семерых нет.., -тихий голос из-за забора заставляет меня рывком подняться.
-Нина Дмитриевна..Вы простите, пожалуйста.. Я не пойму, как он умудрился из вольеры выбраться.. Укрепили ведь.. Не подроет.. Да и верх нарастили.. А то ведь прыгал, как бешеный тушканчик.. чуть не на два метра вверх..
-Гав!.. Гав!.. - пёс вставляет в мою покаянную речь свои «пять копеек».
-Молчи уже.., -дергаю за ошейник. Да как же, будет он молчать!!! Яростно, чуть хрипло, но темпераментно, взахлеб, пес облаивает поочередно то меня, то соседку, пытаясь хоть как-то растолковать нам то, что очевидно и так: женщины никогда! ну никогда не могли понять мужскую загадочную душу! А если говорить об охоте - так и вообще - между нами залегла непреодолимая пропасть непонимания. Да! Именно так! Он - добытчик! И вместо благодарственных слов и почестей что он получил? А по морде он получил! Трофеем, но это не менее унизительно для настоящего охотничьего пса, коим он и является! И такая обида сквозит в этом оправдательно - нападательном монологе, что я не выдерживаю и улыбаюсь. Тут - же спохватываюсь и виновато гляжу на соседку. Но она тоже улыбается! Улыбка грустная, лицо расстроенное, но - улыбается…
-Эх, Саян.. и когда ты успел-то, а? Я ведь минут на двадцать всего-то и отлучилась.., - выговаривает она псу. Но тот, видимо, уже все «сказал» и теперь молчит.. Сидит гордо и обиженно.
-Нина Дмитриевна, - опять подаю голос я.- Вы скажите, сколько я Вам должна? Ну.. сколько стоят семь индюков? Или скажите, где их можно купить.. Я завтра же постараюсь.. Но соседка отмахивается.
-Да перестань.. Что уж теперь.. Жалко «тютюней» моих.. но ничего не поделаешь.. Собака охотничья, против природы не попрешь.. Давай хоть тушки.. Куда он их дел?
-Я сейчас!,- торопливо волоку упирающегося шельмеца в вольеру. Закрыв дверцу на засов, бегу в гараж, хватаю первую попавшуюся коробку и иду к крыльцу. На первой ступеньке лежит окровавленная тушка индюшонка. Добытчик! Хозяину подношение приволок, дескать, вот - на прокорм! Содрогаясь от брезгливой жалости, сталкиваю еще теплое тельце в коробок. Глухой шлепок. - Один.., -шепчу тихонько. - Еще шестеро осталось.. Второй лежал в начале садовой дорожки. Еще двое лежали среди грядок. Пятый трофей обнаружился в вольере. То ли сам туда заскочил, то ли пес приволок. Двоих оставшихся нашла минут через десять, когда очередной раз, чертыхаясь и исколов руки, продиралась сквозь кусты малины. Мельком глянула на уже обследованный участок, и вдруг увидела в саду свежеразрытую землю и торчащие из неё, скрюченные в предсмертной судороге птичьи лапы. Последняя жертва была небрежно прикопана под черешней. Подавая коробок соседке через забор, опять многословно и бестолково извинялась. Потом еще долго ополаскивала разгоряченное лицо холодной водой, а в голове вертелся к месту и не к месту вспомнившийся анекдот: «Сосед! Ваша собака съела мою курицу!- Ну и шо вы от меня хотите? Съешьте мою собаку!»

       Смахиваю слезы с лица, улыбаюсь в такие непривычно- беззащитные, какие-то доверчиво-детские глаза старого пса.
 -Славно ты тогда поохотился, правда, Саяшка? Помнишь, да? Ни одного выстрела - и сразу столько дичи. Ты не сердись на меня, что я тогда тебя индюком шлепнула. Ну я знаю - обидно.. тем более, что прям по носу.. Но ты тоже пойми меня : заскочила на минутку домой, а здесь-прямо бойня.. Кровь, перья, и ты носишься, одуревший от охотничьего куража и запаха крови.. Это еще повезло, что соседи у нас хорошие. А так ведь скандал получился бы, - глажу лобастую серо-белую голову с торчащими по-волчьи острыми ушами. Теплый мягкий язык скользит по коже запястья, глаза встревожено всматриваются в мои. Ты всегда старался выдержать взгляд, независимо от того, кто смотрел на тебя. Смотрел как-то диковато, и я, играя с тобой в «гляделки», порой видела, как из темной глубины твоих глаз, через сужающийся зрачок смотрит твой предок - волк. Ведь лайки - это хоть и прирученные, но волки. А у тебя связь с прошлым была крепка. Особенно смолоду. Помнишь, как ты появился в нашем доме, а? И сразу, безоговорочно, назначил вожаком нашей маленькой «стаи» своего хозяина. Уважал, как более сильного, и любил, как равного себе. А Соню - просто любил. И считая, что двухлетняя кроха требует твоей заботы и опеки, позволял ей то, чего никогда не позволил бы никому другому: лазить пальчиками в твою пасть, наряжать в дурацкие кружевные чепчики, проверять содержимое миски. И почти безропотно терпел игры в «больничку» и «парикмахерскую», лишь изредка предупредительно порыкивая.. но кто тебя слушал! Меня же ты вначале просто признал за свою. Когда подрос, вдруг стал бороться со мной за место в «стае». Испытывал на крепость духа и костей. Грозно рычал и внимательно вглядывался в глаза, стараясь поймать тень паники и боязни. Но я почему-то видела в тебе не сильного и рослого пса, каким ты был, а маленького неуклюжего щенка, тоненько скулящего от страха и одиночества в самую первую ночь, когда тебя разлучили с твоей семьей. И выдерживала твой взгляд. Позже было следующее испытание: ты неожиданно захватывал в пасть мое запястье и медленно сжимал клыки. Наверное, я должна была закричать, и тогда бы с грохотом скатилась вниз по иерархической лестнице, выстроенной тобой. Ты сталкивал меня с того пьедестала, на который я была незаслуженно возведена вожаком. По твоему разумению, я вносила сумятицу, нарушала незыблемый порядок, который был понятен и важен для тебя. Вожак - твой хозяин. Рядом - друг вожака, то есть ты. Соня, пока не подросла, была рядом с вами. Как детёныш. Да и неважно, на какой ступеньке находятся те, кто живет в нашем сердце. Со мной же ты явно не знал, как определиться в чувствах. Я кормила тебя. Ухаживала за тобой. Но на охоту тебя брал хозяин. Вот потому, наверное, ты и устраивал мне проверки. В начале я терпела. Потом пыталась вынуть руку из пасти, но ты лишь сильнее сжимал клыки. Потом отпускал и наблюдал за моей реакцией. Так было раз..два..три.. А потом, в очередной раз, когда ты, увлекшись, крепко сжал челюсти, игнорируя мои окрики: «Саян фу! Нельзя!», я (сейчас смешно вспоминать), но тогда .. я укусила тебя. За ухо. Не знаю, что на меня «нашло», но.. Взвизгнув от неожиданности, ты разжал клыки, а я, отплевываясь от шерсти, отвесила тебе пощечину и насколько смогла грозно, рявкнула прям в морду: «Фу тебе сказано! Фу! Не сметь!». И ты больше не смел. Наверное, остерегся связываться, да? А потом, было и такое, что ты меня боялся. Да-да, боялся! И когда я входила к тебе в вольер, осторожно отступал и внимательно разглядывал, что у меня в руках. Вариантов было немного: или миска с едой, или шприц и таблетки. Ты тогда очень тяжело заболел. Ветврач нас особо не обнадежил, но добросовестно прописал курс лечения. Таблетки заталкивались в пасть и заливались водой, а вот с уколами.. Это была отдельная история! Хочешь, расскажу, а? - чешу загривок, перебирая густую шерсть с проседью.
 -Ты спи.. спи, мой хороший.. А я буду тебе рассказывать.. Это давно было.. почти тринадцать лет назад.. Тебе полгода было.. ты можешь и не помнить. - Саян закрывает глаза и измученно вздыхает. Затем начинает дышать, неглубоко, но ровно. Наверное, убаюкала я его. Продолжаю легонько гладить и тихонько нашептывать в чуткое ухо.
-Так вот.. Уколы нужно было делать три раза в день.. Сначала тебя возили к врачу, а однажды его не застали. Уехал. А как же укол? Твой хозяин в растерянности стоял с зажатыми в руке ампулой и шприцем. Я же, в ужасе закрыв глаза, мотала головой и твердила: «Нет.. нет!.. ну нет же! Я не смогу! Да я никогда не колола никого! Тем более Саян - он же не дастся!» В ответ одна-единственная фраза: « Укол пропускать нельзя, это опасно.. очень опасно. Понимаешь?» Моё воображение тут же нарисовало жуткую картину, и я обреченно поплелась вскрывать ампулу. Набрав трясущимися от волнения руками лекарство в шприц, подошла к месту экзекуции. Пациент был приготовлен, то есть попросту зажат мордой назад под мышкой у мужа, а мне на обозрение была выставлено все остальное.
-В бедро коли, - последовало указание. Я, вздохнув, на слабеющих ногах подошла, и, присев на корточки, поднесла иглу к коже. В то же мгновение раздался отчаянный визг Саяна. Кровь отхлынула от лица, и я обморочно прошептала:
 - Видишь, он чувствует.. он знает, что я не могу делать уколы..
-Да не чувствует он ничего. Просто не любит насилия, а тут держат.. Коли быстрей!, -скороговоркой пробормотал муж, стараясь удержать извивающегося и вырывающегося пса. Я опять, едва сдерживая трясущиеся руки, поднесла шприц. Осторожно раздвинув шерсть, приблизила иголку к коже.. На секунду замерла в ожидании рывка или визга. Тишина. Слава бо ..
-Ай-яй-яу-у-у-у-у-у-у-у-у!!!!!!,-какой-то смешанный полувопль-полувой вырвался из-за спины мужа и Саян рывками стал пытаться освободиться из крепкого захвата хозяйских рук.
-Да коли быстрее! Он сейчас вырвется! Больной - больной, а силы-то вон сколько!, -раздражается муж, окриком пытаясь вывести меня из истеричного ступора.
-Сам коли! Не могу я! Еще и кричишь!, -Сквозь злые слезы кричу я и, поднявшись, протягиваю шприц мужу. - На! Почему всегда я? Вот бери и коли!
-Ты не удержишь его, - уже примирительно объясняет он.
 -Да.. не удержу ..,-понимаю я , и, прикусив от напряжения губу, решительно склоняюсь к серо-белой вертящейся попе и колю. Удивительно, но попытки освободиться затихают. Вопли и лай - тоже. Я вынимаю иголку, и прижимаю комочек ваты к месту укола. Густая шерсть лайки тут - же скрывает тампон и - вдруг новый, душераздирающий вопль - визг раздается среди недолгой тишины.
 -Всё - всё, мой хороший, не бойся! Умный, послушный, терпеливый пес! Не боялся совсем, и терпел, как герой!, -муж, приговаривая, разворачивает Саяна «к лесу передом» и.. Шприц выпадает у меня из руки. У мужа отвисает челюсть. Вся мордочка Саяна в крови. На носу - длинные порезы, из которых бисерно сочится кровь.
-Это как?... Почему?.. - мы чуть не в унисон задаем друг другу вопрос, опешив от созерцания страдающей, заплаканной и окровавленной морды Саяшки. А разгадка рядом. Бродит совсем близко. С видом триумфатора и лукавым самодовольством на серой пушистой морде.
-Каська!! Ах ты ж, гадость такая! А ну, брысь!,- муж выпускает Саяна из рук и пытается схватить кошку. Но не тут - то было! Во-первых, слово «Брысь!» крепко сидит в подсознании кошки, прожившей часть жизни в бездомности и гонениях, и означает никак не приближение, а наоборот. А во-вторых, эта хитрая бестия прекрасно понимает, что натворила и, победоносно задрав хвост, поспешно удаляется в сторону сада.
-Нет, ну ты видела?, -я пожимаю плечами, мол, конечно видела. И мало того, удивилась не самому факту мести, а продуманности этого мероприятия. Дело в том, что наша кошка Кассиопея (по-домашнему Каська) как-то сразу невзлюбила нового жильца. То ли это была ревность единственной домашней любимицы, то ли давняя неприязнь кошек и собак, но факт остается фактом: Саян и Каська были в состоянии войны. Затяжной и привычной. Бои велись с переменным успехом. Сегодняшний раунд остался за кошкой. Увидев почти обездвиженного врага, Каська не смогла отказать себе в удовольствии «расписарить» Саяна вдоль и поперек. Тем более что мы, занятые уговорами и приготовлениями к инъекции, просто-напросто не замечали происходящего у нас за спиной.

-Саяш.. Саяшка..Саяшик..,-осторожно подсовываю ближе к исхудавшей мордочке миску с водой. - Пей, мой хороший..
Пес, услышав свое имя, прижимает уши и шумно вздыхает. Я глажу загривок, чешу за ушами, и уже не сдерживая слез, рыдаю в голос. Саян силится подняться и лизнуть в лицо, тревожится и поскуливает тоненько.. как щенок..
- Всё, Саяш.. всё..уже не плачу, - вытираю слезы и пытаюсь успокоиться. - Видишь, я все время ругала тебя, когда ты выл по ночам, а сама что делаю? Пес тяжело дышит, приоткрыв глаза, тревожно всматривается в мое лицо, и прерывисто вздохнув, бессильно роняет голову на подстилку. Чувствуя, что сейчас опять захлебнусь горем и слезами, начинаю бестолково и торопливо шептать: «А ты знаешь, мы ведь не сразу тебя назвали Саяном. Думали, перебирали разные клички. Нужно было придумать тебе имя на букву «С». Ну, так положено, по правилам.. по родословной.. Когда приехали выбирать себе собаку, нам сказали, что есть пятеро щенков. Три девочки и два мальчика. А мы-то знали, что нам нужен мальчик. Но когда навстречу выбежали четверо маленьких щенков, мы просто растерялись. Все разные, и все такие смешные, трогательные! Черные кожаные пуговки-носы, лукавые раскосые глазенки и хвостики-бублики. Заводчик взял на руки одного кобелька. Толстое розовое брюшко, и недовольное покряхтывание. Чудо!
- А второй где?, -спросил муж.
- Да где-то здесь.. только что был. Хозяин оглядывался по сторонам, осторожно переступая через три серо-белых создания, со смешным рычанием вцепившихся в его брюки. И вдруг из-за угла дома показался.. пёс! Важно переступая коротенькими толстыми лапами, неспеша и вальяжно, с невероятным достоинством он приближался к нам. Продефилировал по дорожке метр.. нет, пожалуй, метра два! Это было всё, на что хватило его взрослости и солидности. Увидев, что без него затеяна новая игра-превращение хозяйских брючин в бахрому, щенок с потешным рычанием бросился в атаку, и растолкал крепеньким, толстым тельцем своих сестренок. Но тут же утратил интерес и отвлекся на новую забаву - стал облаивать цветочную клумбу, вызывая « на честный бой» разные лютики-цветочки. Постепенно входя в азарт, он так тоненько и звонко лаял, что звенело в ушах. Щенок, то приседая на задних лапах, то делая неуклюже-стремительные выпады вперед, так увлекся в своих маневрах, что неожиданно оступился на неровной дорожке и толстой колбаской кувыркнулся. Но тут же встал на лапы, и сердито ворча, стал затевать драку с первым попавшимся на его глаза предметом. Им оказался полуспущенный старый мяч, весь искусанный щенячьими острыми зубами. «Запугав» мяч и оглушив нас лаем, щенок схватил свою добычу и поволок по дорожке.
-Этого беру, - сказал муж, и я поняла: разубеждать бесполезно, хотя такая непоседливость и явно непростой характер щенка обещали нам очень нескучную жизнь. Так и случилось. Сколько было конфликтов с соседями. Сколько километров было «намотано» мной в попытке поймать беглеца, когда повзрослевший пёс, сделав очередной подкоп в вольере или легко перемахнув почти двухметровую ограду, сбегал из дома и начинал оголтело носиться по поселку. Он затевал драки с собаками, причем на их территории, завоевателем врываясь в чужие дворы. Он промышлял рэкетом, увязываясь за какой-нибудь бабушкой, идя след в след и сунув нос в сумку. И тогда перепуганная старушка, боясь быть укушенной, скармливала разбойнику всё, что могла найти съестного. О загнанных на самую верхушку деревьев кошках в свете других подвигов, не стоит и говорить. Но это было потом. А пока мы везли маленькое чудовище домой. Я держала щенка на руках, шептала на ушко ласковые, успокаивающие слова и чувствовала, как под рукой заполошно стучит маленькое сердечко. Приехали домой, внесли во двор и посадили нашего пса на траву. Испуганный серо-белый комочек казался таким маленьким, и таким гордым! Весь дрожа от перенесенного страха, разлученный с матерью, среди чужих ему людей, в непривычной обстановке, он старался казаться отстраненным и безразличным. Сидел почти неподвижно, как маленькая гора, и смотрел мимо нас. Минута.. две.. и щенок не выдержал. Вдруг по-волчьи вскинув голову, завыл-заплакал. И тут же, словно стыдясь допущенной слабости, опять замер. Муж уважительно потрепал щенка по загривку: « Кремень! Настоящий охотничий пес!»
-Да уж.. С характером малыш, - согласилась я. - И смотри, сидит-то как красиво! Как скала! А, кстати, есть такие горы - Саяны. Может, пусть он будет Саян?- Муж пожал плечами, мол, ничего. Как вариант, можно оставить. Но больше вариантов и не случилось.

-Вот так ты и стал Саяном, - глажу поседевшую лобастую голову и сердце противно, тупо ноет от жалости. Как же больно.. Сквозь слезы смотрю на небо и прошу о невозможном..
-Господи.. ну дай ему еще немного времени.. Неделю, месяц, год-сколько можно, только не сейчас.. не сегодня.. Уже весна.. Тепло.. Он ведь так любит весну.. солнышко.. Да, он стал совсем старый и слабый. Глаза затягивает мутная пелена катаракты, и слышит он плохо.. И клыки совсем истерлись.. Но ведь он умеет радоваться. И всегда встречает нас, поднимаясь на слабеющих лапах и, пошатываясь, бредет навстречу.. Брел.. -Под моей ладонью вдруг неровно забилось старое усталое сердце и замерло..снова застучало.. Тяжелый вздох. Стон.. Я давлюсь рыданиями и понимаю - я не смогу больше.. не смогу! Не выдержу! Это выше моих сил..
-Прости меня, Саяшка.. за все прости.. Иди спокойно.. тебе пора. Нужно заснуть.. И ты проснешься ТАМ.. ТАМ не будет больше боли.. ТАМ нет старости и бессилия.. ТАМ всегда тепло. Это страна вечной охоты и свободы. ТАМ ты будешь всегда молодым и сильным псом. И ТАМ мы когда-нибудь встретимся с тобой. Нет.. не так.. ТАМ ты встретишь меня.. Как всегда встречал здесь. А сейчас - иди, мой хороший..иди..
       Я поднимаюсь с колен, последний раз провожу рукой по густой шерсти.

…Саян ушел через час. Умер на руках своего Хозяина. Четырнадцать лет он жил рядом с нами. Всю свою жизнь, отпущенную ему. Всю, без остатка.

Март. Весна. Тихий двор. Под черешней в саду спит пёс. Наша маленькая «стая» осиротела.
А по ночам мне часто слышится вой..