У Иваныча – хозяина квартиры номер восемьдесят происходила какая-то возня. И это мешало сосредоточиться. Супруга Мария Сергеевна уехала на выходные к родственникам и должна появиться поздно вечером в воскресенье. Около полудня постучался в дверь посторонний и был запущен в квартиру.
Тут же за стеной квартировался мужчина лет тридцати с невыразительным лицом. Он хмурил густые рыжеватые брови, его раздражали смутные шевеления, настойчивый шепот в соседней комнате. Иногда вздыхая, он поднимался с койки, подходил к окну и подолгу неподвижно простаивал там. Одним словом – маялся. Сквозь муть влажного стекла проглядывал грязноватый двор и часть проезжей дороги. Противным, мелким бесом с упорным безнадежием колотился дождь о жесть подоконника.
Прозывали мужчину сокращенно-ласкательно: Сашок.
- Ясно, ясно! – бегали его мысли по кругу. – Как божий день! Директриса на мое место своего племянничка метит.
За стеной зло перешептывались. Сашок прислушался. Там кто-то тонко плакал и как будто оправдывался. Вдруг дверь комнаты отворилась и сразу же захлопнулась, и в этот момент донеслись тяжелое дыхание грузного Иваныча и сдавленный писклявый голосок:
- Я не буду, не хочу!
Сашок весь так и подобрался, замер и выждал некоторое время, потом, как был в одних шортах и носках (тапки скинул, чтобы не шуметь) прокрался к двери, и, наклоня голову, стал выслушивать.
- Мне шлюха нужна! – услышал грубый голос Иваныча. – Я семейный человек, понимаешь? А сегодня хочу немного расслабиться.
- Ну, Иваныч, дает! – промелькнуло в голове у парня. – Привел бабу, пока благоверная отсутствует. Судя по голосу, совсем девочка. Может года на три старше моей.
- Я не к вам пришла, я к сыну вашему, Диме!
- Да… - между тем продолжал погружаться в воспоминания недалекого прошлого Сашок. – Надька. Давно я с ней не виделся… моя бывшая… не дает мне с дочей встречаться. Рано женились, быстро разбежались.
- Сынуля мой, с утра упылил, а тебя не проинформировал. Значит, не любит. А я хоть и староват для тебя, но понимаю и сочувствую. Иди, ну, иди ко мне, ну!
- Нет! Вы же обещали! Не трогайте меня!
- Ладно, не ломайся!
- Не хочу, не надо!
Мысли Сашка между тем приняли прежнее направление, он занялся выгадыванием: уволят его с работы или не уволят? Какие там интриги плетутся? Желая умилостивить судьбу, он стал про себя тихонько молиться:
- Господи, пошли мне испытания, хочешь, накажи меня, только не отнимай хлеб насущный!
За дверью:
- Слушай сюда! Мое терпение скоро закончится, и я накажу тебя.
- Ай, помогите кто-нибудь!
Стукнули в стену. Сашок отпрянул от двери и попятился к себе в комнату. Мольба погасла, захлебнулась.
- Сволочь! – тихо ругнулся Сашок и пробрался снова поближе к двери.
- Тише, тише! У меня сосед за стеной: страшный маньяк. Любит молоденьких. Придется делиться. Хочешь с двумя?
- Нет, нет, пожалуйста, не надо, умоляю вас!
Послышался хруст разрываемой одежды, короткая борьба, затем ритмичный скрип кровати. Сашок уже потянулся рукой к двери, чтобы вмешаться. Особенно бесило, что его в эту историю приплел злой язык хозяина. Но рука на полпути замерла, опустилась.
- Иваныч, скотина! – прохрипел он в тонкую светлую полоску щели.
На оскорбление никак не отреагировали. Сашок вернулся к себе в комнату, бухнулся с размаху на кровать, но успокоиться уже не мог. Опять поднялся, закружил. Вновь опасливо пробежал по коридору и замер у хозяйской двери, прислушался. А там, словно бы и тишина, словно бы ничего и не было. А! Вот оно! Голос Иваныча, уговаривающий малолетку на что-то уж совсем мерзкое и непотребное. У Сашка аж в животе захолонуло; тяжелый, неудобный комок провалился глубоко внутрь. Отчего-то вспомнилась родная дочь Катя.
- Помилуй. Господи! – хватило лишь его.
И быстрее к себе зашнырнул. Особо верующим Александр Алексеевич никогда не был. После смерти мамы и разрыва с семьей стал забегать в церковь, ставить свечи. На этом его вера и заканчивалась. Может быть, он просто сентиментальнее, что ли, мягче стал.
За стеной послышались глухие удары, а за ними и стоны.
- Остановить! – заворочалось тяжелым зверем в голове у парня. – вот пойти бы и ударить хозяина! А он пьяный (обычно в субботу) и недобрый. Рассвирепеет. У, рожа красная! Ненавижу! Для такого дела надо бы переодеться. Сейчас получишь у меня! Не в шортах же идти. В кровь раздеремся, испачкаю. Нет, тогда лучше в шортах. Нет, нельзя, неудобно. Войду, а там Иваныч девушку молотит. И я тут нарисовался. Если искалечит, в больницу слягу. Кто же меня ждать будет? Точно с работы погонят! Вернусь, а на моем месте уже начальницы племяш сидит: щекастый, скалится, пузо чешет. А когда насмерть зашибет? Он здоровый, может. В нем центнер весу будет, наверное. Его посадят, только мне от этого не легче. У меня где-то там дочь растет, ей моя помощь нужна. Милицию бы вызвать. Только я ничего не докажу. Иваныч отмажется, меня обвинят. И еще: без жилья рискую остаться. За три месяца плачено. Так что соглашайся, глупенькая! Иваныч своего добьется и отстанет.
Избиение продолжалось. Девушка не желала сдаваться.
- Господи, Иисусе, Боже правый, Отец небесный! – запричитал парень, - прими от меня любую жертву, но освободи ее от мучений. Всеми благами пожертвую, правду говорю!
Прогремел гром, блеснула молния. Сашок вздрогнул, глянул в окно: дождь усилился. Вышел из комнаты и прислушался. А там Иваныч удовлетворенно крякал, девушка надсадно кашляла.
- Еще не все, Катенька, - насмешливо произнес хозяин.
- Катенька?! – повторил за ним слабым эхом парень.
Потянулся к дверной ручке. Приоткрыл дверь, но послышалось лязганье замка, входная дверь распахнулась, и на пороге появилась Мария Сергеевна. Полная надменная женщина, со строгим выражением лица, носящая на голове шиньон, и чем-то очень похожая на купчиху девятнадцатого столетия. Она вернулась раньше срока и, стряхивая с зонта капли, успела заметить опешившего мужчину у приоткрытой двери.
- Александр Алексеевич? – удивленно спросила она его. – Вы, что же, подглядываете?
- Я нет, я так, - отшатываясь от двери, прошептал Сашок.
Он как-то боком, по слепому, нащупывая стену, уже отправился в обратный путь.
- А что, а кто там? – спросила женщина, заподозрив неладное.
В комнате у Иваныча вырвалось, засуетилось, забегало. Появилось босое, избитое, в одной юбке и рваной блузке существо лет четырнадцати. Заоглядывалось и двинулось прямо на Сашка.
- Помогите мне! – взмолилась девчушка опухшими губами.
Тот отпрянул назад в свою комнату и закрыл за собой дверь.
- Не моя, чужая! – ликовал Сашок. – Слава тебе, Господи! Теперь наладится. Мария Сергеевна умная женщина, все разъяснит.
Женщины закрылись на кухне и долго о чем-то договаривались. Вышел пьяный Иваныч и, сшибая углы, направился в туалет. Распахнулась кухонная дверь, выскочила Катенька, следом Мария Сергеевна. Ее лицо исказилось в скользкой улыбочке.
- Куда же ты! Куда! Куда! – пробуя схватить за руку девушку, приговаривала она. – Можем договориться. Сколько? Ну!?
- Ничего, ничего не надо! – отталкивая от себя хозяйку кричала Катя. – Я сама все решу.
- Ах, ты! – истерично взвизгнула Мария Сергеевна. – Драться лезешь!
Из-за угла выпрастался Иваныч.
- Ты видел, Петр? – пожаловалась на Катю женщина. – Замахивается!
Девушка уже накинула куртку и теперь обувалась. Мария Сергеевна нагнулась и с небывалой ловкостью вырвала у Кати из рук замшевый сапожок.
- Мало я тебя учил, сучка! – проскрипел сипло Иваныч.
И, неровно переставляя ноги, надвинулся на девушку, поднял свой пудовый кулак.
- Стойте, стойте! – прокричал Сашок, оказавшийся вдруг рядом с Катей, рискуя принять удар от Иваныча на себя.
- Не лезьте, Александр Алексеевич, зачем вы здесь? – оторопело спрашивала Мария Сергеевна.
- Люди вы или нет? Кто вы?! Зачем так?! Меня бейте, меня!
- Подожди, Петр! Понимаете, я с ней по-хорошему пыталась договориться, а она милицией грозит.
- Отдай, отдай! – девушка вырвала сапог у женщины.
Утирая бесконечные слезы, она кое-как оделась.
- Что же вы ее защищаете? – гневно спрашивала Мария Сергеевна, обороняя дверь от Кати. – К мужику в постель забралась и судиться еще хочет!
- Он сам!
- Замолчи, лгунья!
И девушка, и Мария Сергеевна устали от бестолковых толканий возле двери. Катя села на корточки, прислонилась к стене.
- Ну, вот и ладно! – решив, что девушка сдалась, произнесла Мария Сергеевна. – Чем спорить, лучше мирно проблему решить. Я и вас приглашаю в свидетели, Александр Алексеевич, чтобы не подумали чего, будто скрыть это дело хотим.
- Ха, ха, ха! – неожиданно засмеялась Катя.
- Что ты, что ты, деточка? – растерялась хозяйка.
- Ух-ху, ха, ха, ух-ха, ух! – заливалась девушка.
- Истерика у нее. Что же вы стоите, Александр Алексеевич? Помогите мне ее поднять.
- Это и есть тот самый маньяк? Ха-ха-ха!
Девушка сделала «козу», поддерживающему ее под мышки парню, и продолжала давиться хохотом.
- Постойте тут с ней, а то мало ли чего! – взволновано произнесла Мария Сергеевна, - я сейчас воды принесу! А ты Петр, иди в комнату, иди! Нечего здесь из себя изображать!
Но Иваныч вознамерился сторожить пленницу. Тогда Мария Сергеевна вытолкала его из коридора, увела за собой на кухню. Сашок остался с Катей. Он все еще держал ее за руку, успокоившуюся и затвердевшую лицом.
- Да вы не бойтесь, Мария Сергеевна – женщина в принципе хорошая! Уж не знаю, чего сегодня на нее нашло. Вы обязательно договоритесь.
- Нет! – возразила Катя, - их судить будут. А тебя, тебя первого!
- Меня?!
- Отпусти!
- Только тихо, будто ты сама вырвалась…
Хлопнула дверь. «А то сама понимаешь, - про себя закончил парень, - мне здесь еще жить».
Примчалась хозяйка со стаканом воды.
- Что, не удержал? – спросила она.
Сашок сделал глупое лицо и развел руками.
- Все из-за тебя! – в сердцах вскрикнула Мария Сергеевна и наотмашь ударила в грудь Иваныча, пришедшего с ней.
Погнала мужа в комнату, чтобы там дать себе полную волю.
Через несколько дней в квартиру номер восемьдесят наведался участковый.Сашок недолго думая, съехал.
Осенний вечер наскочил на город и разбросал по дорогам неоновые костры реклам. У вокзала под серой ниткой дождя сидел понуро мужчина тридцати лет, невыразительного вида на чемодане с вытертыми краями, лишенный работы и крова. Тень его, под уличным тусклым освещением выглядела длинно и уродливо.
Москва.
Октябрь, 2006 – февраль, 2007 гг.