КОСМОПОЛИТ В КАФЕ
О.Генри
В полночь кафе было переполнено. В силу какой-то случайности столик, за который я сел, ускользнул от глаз посетителей, и еще два свободных кресла возле него с продажным гостеприимством протянули свои подлокотники навстречу потоку клиентов.
А затем на одно из кресел опустился космополит – к моей радости, ибо я придерживался теории, что после Адама не существовало ни одного истинного гражданина мира. Мы слышим о них, и мы видим иностранные наклейки на многочисленном багаже, но вместо космополитов обнаруживаем туристов[1].
Представляю для вашего рассмотрения эту сцену – столики с мраморным верхом, ряд обтянутых кожей сидений вдоль стен, веселая компания, леди в полувечерних туалетах, составляющие очевидный и изящный хор вкуса, экономии, процветания или искусства; усердные и падкие на чаевые гарсоны, музыка, мудро угождающая всем вкусам своими рейдами по различным композиторам; смесь беседы и смеха – и, если угодно, Вюрцбургер в высоких стеклянных конусах, которые склоняются к вашим губам, как спелая вишня покачивается на ветке прямо в клюв разбойницы-сойки. Один скульптор из Моч Чанка[2] говаривал мне, что это подлинно парижская сцена.
Моего космополита звали Е. Рашмор Коглан, и начиная со следующего лета о нем услышат на Кони Айленд. Он должен устроить там новый аттракцион, – сообщил он мне, – предлагающий великолепное развлечение. Затем его беседа начала вращаться вдоль параллелей широты и долготы. Он, можно сказать, взял огромный круглый мир в свою ладонь – фамильярно, презрительно, – и тот оказался не больше косточки от мараскиновой вишни в грейпфруте за табльдотом. Он непочтительно отзывался об экваторе, он перескакивал с континента на континент, он высмеивал часовые пояса, он осушал океан своей салфеткой. Махнув рукой, он заговорит о каком-то базаре в Хайдерабаде. Фьють! Вы с ним на лыжах в Лапландии. Вжик! Теперь вы катитесь на волне прибоя с канаками Кеалайкахики[3]. Престо! Он протащил вас по болотам Арканзаса, дал минутку просохнуть на солончаковых равнинах своего ранчо в Айдахо, затем зашвырнул вас в общество венских эрцгерцогов. В следующий момент он расскажет вам о простуде, которую он заработал на ветру у озера Чикаго, и как старина Эскамилья вылечил ее в Буэнос Айресе горячим настоем травы чучула. Вы можете адресовать письмо "Е. Рашмору Коглану, эсквайру, Земля, Солнечная система, Вселенная" и отправить его по почте, не сомневаясь, что оно будет доставлено по назначению.
Я был уверен, что нашел по крайней мере одного истинного космополита со времен Адама, и я слушал его всемирную лекцию, боясь, как бы не обнаружить в ней местную нотку обычного туриста. Но его мнения никогда не льстили и ни к чему не склонялись; он был так же беспристрастен к городам, странам и континентам, как ветер или гравитация. И пока Е. Рашмор Коглан судачил об этой маленькой планете, я с ликованием думал об одном великом почти космополите, который писал для всего мира и посвятил себя Бомбею. В стихотворении он рассказал о гордости и соперничестве городов земли и о том, что "городов уроженцы – свой путь проложили они вдалеке, но как материнский подол, город детства зажат в кулаке". И где бы им не случилось по ревущим "мостовым незнакомым шагать", они поминают свой родной город "глупой любовью простой; его имя скользнет легко, вновь оковы неся с собой". И я ликовал, потому что поймал мистера Киплинга на зевке. Здесь я нашел человека, созданного не из глины; такого, которому несвойствена узкая похвальба местом рождения или страной; такого, который, если и станет хвастать, то всем земным шаром перед марсианами или обитателями Луны.
Изъяснение всех этих предметов было исторгнуто из Е. Рашмора Коглана третьим дополнением к нашему столику. Пока Коглан описывал мне топографию вдоль Сибирской железной дороги, оркестр незаметно перешел к попурри. Заключительным мотивом был "Дикси", и его бодрящие звуки были почти заглушены отчаянными аплодисментами почти у каждого столика.
Стоит потратить абзац, чтобы сказать, что эту примечательную сцену можно наблюдать каждый вечер в многочисленных кафе Нью-Йорка. Тонны напитков были выпиты ради разработки теорий, объясняющих этот факт. Эти аплодисменты "мятежной" мелодии в городе северян несколько озадачивают; но загадка разрешима. Война с Испанией, многолетний обильный урожай мяты и арбузов, несколько победителей в забегах на дальние дистанции на ипподроме Нового Орлеана и блестящие банкеты, которые устраивались горожанами Индианы и Канзаса, составляющими Общество Северной Каролины, сделали Юг довольно модным на Манхэттене. Маникюрша мягко прошелестит, что ваш левый указательный палец так напоминает ей палец джентльмена из Ричмонда, штат Вирджиния. О, разумеется; но сейчас многие леди вынуждены работать – война, знаете ли.
Пока играли "Дикси", темноволосый молодой человек возник откуда-то с воплем партизана Мосби[4] и неистово замахал своей шляпой с мягкими полями. Затем он пробрался сквозь дым, упал на свободное кресло у нашего столика и вытащил сигареты.
Вечер вступил в ту фазу, когда сдержанность тает. Кто-то из нас заказал три Вюрцбургера; темноволосый молодой человек подтвердил свое участие в заказе улыбкой и кивком. Я поспешил задать ему вопрос, поскольку хотел испытать свою теорию.
– Не скажете ли вы мне, – начал я, – откуда вы…
Кулак Е. Рашмора Коглана ударил по столу и заставил меня замолчать.
– Простите, – сказал он, – но это вопрос, который я терпеть не могу. Какое имеет значение, откуда тот или другой человек? Справедливо ли судить о человеке по его почтовому адресу? Поверьте, я видал жителей Кентукки, ненавидевших виски, вирджинцев, которые не вели свою родословную от Покахонтас[5], обитателей Индианы, которые не писали романов, мексиканцев, не носивших вельветовые брюки с серебряными долларами по швам, забавных англичан, расточительных янки, хладнокровных южан, ограниченных уроженцев Запада, и нью-йоркцев, слишком занятых, чтобы на часок остановиться посреди улицы и понаблюдать, как однорукий помощник бакалейщика раскладывает клюкву в бумажные пакеты. Позвольте человеку быть человеком, и не уравнивайте его с помощью ярлыков.
– Извините, – сказал я, – но это совершенно праздное любопытство с моей стороны. Я знаю Юг, и когда оркестр играет "Дикси", люблю понаблюдать. У меня сложилось убеждение, что человек, аплодирующий этой мелодии с особым неистовством и мнимо-местной преданностью, неизменно оказывается уроженцем либо Секакуса, штат Нью-Джерси, либо района между лицеем Мюррэй Хилл и рекой Харлем[6], в этом городе. Я собирался проверить мое суждение, задав вопрос этому джентльмену, когда вы прервали меня своей – более широкой теорией, должен я признать.
Тут заговорил темноволосый молодой человек, и стало очевидно, что его мысль также движется по собственной колее.
– Я хотел бы быть барвинком, – сказал он загадочно, – на верхушке долины и петь тураллу-раллу.
Очевидно, это было слишком невразумительно, так что я вновь повернулся к Коглану.
– Я двадцать раз объезжал вокруг света, – сказал тот. – Я знаю эскимоса из Упернавика[7], который посылает в Цинциннати за галстуками, и я видел пастуха коз в Уругвае, который выиграл приз в соревновании по головоломке о продуктах для завтрака в Батл-Крик[8]. Я круглый год арендую комнату в Каире, Египет, и другую – в Йокогаме. В чайном домике Шанхая меня ожидают мои шлепанцы, и мне нет нужды объяснять в Рио де Жанейро или Сиэттле, как сварить для меня яйцо. Что толку хвалиться, что ты с Севера, или с Юга, или из помещичьего дома в долине, или с Эвклид-авеню, Кливленд, или с Пайкс-пика[9], или из графства Фэрфакс, Вирджиния, или с Равнины Хулиганов, или из любого другого места? Мир был бы лучше, если бы мы перестали валять дурака насчет какого-нибудь прокисшего городишки или десяти акров болот, только потому что нам случилось там родиться.
– Вы кажетесь подлинным космополитом, – сказал я с восхищением. – Но мне кажется также, что вы принижаете патриотизм.
– Пережиток каменного века, – заявил Коглан с горячностью. – Все мы братья – китаец, англичанин, зулус, житель Патагонии и люди, обитающие в излучине реки Канзас. Когда-нибудь вся эта мелкая гордость собственным городом, или штатом, или районом, или страной смахнется, и мы все станем гражданами мира, какими должны быть.
– Но когда вы странствуете в чужих краях, – настаивал я, – не возвращаются ли ваши мысли к некоему мес… некоему дорогому и…
– Ни к какому месту, – дерзко прервал меня Е.Р.Коглан. – террестриальный, сферовидный, планетарный кусок вещества, слегка сплюснутый у полюсов, и известный под названием Земля, – вот мое обиталище. Я встречал немало ограниченных граждан этой страны за рубежом. Я повидал людей из Чикаго, сидящих в венецианской гондоле и похваляющихся своей дренажной системой. Я видел южанина, который, будучи представлен Английскому королю, не моргнув глазом заявил этому монарху, что его двоюродная бабушка с материнской стороны приходится по мужу родственницей Перкинсам из Чарльстона. Я знал жителя Нью-Йорка, который был похищен ради выкупа некими афганскими бандитами. Его родные выслали деньги, и он вернулся в Кабул вместе с посредником. "Афганистан? – сказали ему местные жители через переводчика. – Ну, не так уж медленно, как вы полагаете?" – "О, не знаю", – ответил он и начал рассказывать им о водителе такси Шестой авеню и Бродвея. Мне такие идеи не подходят. Я не привязан ни к чему менее восьми тысяч миль в диаметре. Записывайте меня как Е. Рашмора Коглана, гражданина земного шара.
Мой космополит внушительно распрощался и покинул меня, поскольку ему показалось, что сквозь гомон и дым он различил какого-то знакомого. Итак, я остался с предполагаемым барвинком, который свелся к Вюрцбургеру без дальнейшей возможности выражать вслух свое стремление к тому, чтобы мелодически сидеть наверху долины.
Я сидел, размышляя о моем очевидном космополите и удивляясь, как поэт умудрился пропустить его. Он был моим открытием, и я поверил в него. Как это? "Городов уроженцы – свой путь проложили они вдалеке, но как материнский подол, город детства зажат в кулаке".
Но не Е. Рашмор Коглан. Для которого весь мир – его…
Мои размышления были прерваны ужасающим шумом и стычкой в другой части кафе. Поверх голов сидящих посетителей я увидел Е. Рашмора Коглана и незнакомого мне человека, занятых страшной борьбой. Они сражались среди столиков, как титаны, и стаканы с грохотом разбивались, и люди хватали шляпы и падали с ног, и брюнет завопил, а блондин начал распевать "Дразнилки".
Мой космополит поддерживал гордость и репутацию Земли, когда официанты сомкнулись вокруг обоих противников в свой знаменитый клиновидный строй и вынесли их наружу, все еще сопротивляющихся.
Я подозвал Маккарти, одного из французских гарсонов, и спросил его о причине конфликта.
– Человек с красным галстуком (это был мой космополит), – ответил он, – разошелся из-за того, что другой парень высказался насчет паршивых тротуаров и водоснабжения в городе, откуда он приехал.
– Как, – сказал я растерянно, – этот человек – гражданин мира – космополит. Он…
– По происхождению – из Маттавамкеага, штат Мэн, так он сказал, – продолжал Маккарти, – и он не потерпит нападок на это место.
________________________________________
[1] Globe-trotter. Интересно, что далее О.Генри ссылается на стихотворение Киплинга, посвященное Бомбею, а в начале первой главы путевых заметок Киплинга "От моря до моря" (From Sea to Sea) фигурирует именно globe-trotter. Помимо обычного значения – турист-обываетель – этим словом англичане–уроженцы Индии называли чиновников Министерства колоний, наезжавших в Индию из Англии в инспекторские командировки.
[2] Городок в Пенсильвании (в 1953 г. переименован в честь спортсмена Джима Торпа).
[3] Канаки – жители Меланезии, но так же европейцы называли туземцев различных южных островов Тихого Океана. Кеалайкахики – один из проливов Гавайского архипелага.
[4] Джон Синглтон Мосби (1833–1916), известный также как "Серый Призрак", был партизаном конфедератов во время Гражданской войны в Америке. Славился молниеносными набегами и способностью успешно ускользать от преследователей из Армии Союза и исчезать (как призрак) вместе со своими людьми, смешиваясь с местными фермерами и горожанами.
[5] Покахонтас (1595-1617) – дочь вождя Поухатана. Спасла жизнь первому вирджинскому колонисту капитану Дж. Смиту. Была в плену у англичан, обращена ими в христианство и наречена Ребеккой. Вышла замуж за колониста Дж. Рольфа, причем ее брак помог предотвратить назревавший конфликт с поселенцами. Поехала с ним в Англию, где была принята с почестями и представлена королю и королеве. Собираясь вернуться в Америку, заболела оспой и умерла. От ее сына Т. Рольфа ведут свое начало некоторые известные вирджинские семьи, среди его потомков – вторая жена президента Вудро Вильсона.
[6] Короткая река в Нью-Йорке, отделяющая северную оконечность острова Манхэттен от Бронкса.
[7] Небольшой город на западном побережье Гренландии.
[8] Город в штате Мичиган.
[9] Отдельно стоящая горная вершина в центральной части штата Колорадо близ г. Колорадо-Спрингс.