Я проснулся рано, как только рассвело. Слушая ровное дыхание Мины, я вспоминал, как встретился с ней два года тому назад. Тогда тоже всё началось с телефонного звонка, тоже была весна, тоже метался я по каким-то вокзалам, всё было почти так же необычно.
Я сидел тогда в своей холостяцкой квартире и читал рассказы Агаты Кристи. Было субботнее майское утро. Кофе получился отменный, я смаковал его, запивая водой и куря вторую утреннюю сигарету. Иной скажет, чего еще надо. Но... Чего-то не хватало. Сосредоточиться на книге я не мог, и каждое раскрытие преступления несравненным мсье Пуаро в конце рассказа, вызывало у меня легкое недоумение. Попросту говоря, было скучно.
Позвонить, что ли, Ирине? Я лениво отлип от кресла и направился к телефону. Аппарат приветствовал меня легким позвякиванием. Набирая номер, поглядел в окно, ласточки суетились и что-то с писком хватали на лету. На другом конце провода были длинные гудки. Конечно, с утра пораньше смоталась в какую-нибудь парикмахерскую или в "Ядран", или еще невесть куда. Шаркая и почесываясь, я подошёл к письменному столу. Поработать, что ли? Ничего не хотелось делать.
Типичная весенняя меланхолия. В двадцать восемь лет каждый раз повторяется - стоит сойти снегу и скворцам начать трепыхать на ветках крылышками, как тут же наступает томление духа и дикая, какая-то желудочная лень, идущая из-под диафрагмы. Половина одиннадцатого, впереди целый день. Нет, пожалуй, всё-таки дочитаю детектив.
Вдруг телефон зазвонил нетерпеливо. Смутно я почувствовал какой-то подвох, беря трубку - мне никто звонить не должен, тем более в выходной, в такую рань. В трубке раздался чарующий женский голос. В нем были, как бы это сказать, уверенность в себе, и, может, чересчур отчетливая для всех моих знакомых дикция.
- Сергей?
- Да.
- Это Мина Пономарева.
Я порылся в памяти. Сестра, что ли, Володьки Пономарева? Я его-то не видел тысячу лет, а уж она-то и подавно была еще селёдкой, когда мы с ним дружили. Да и вообще, кажется, ее звали не так. Но соображать было некогда. Вежливо скрывая недоумение, я осведомился:
- Откуда ты взялась?
- Да вот, взялась... Сижу с Таней, помнишь ее, с утра дома. А она вдруг говорит,давай я тебя с Сергеем соединю! А что, думаю, почему нет? Ведь сколько лет не виделись. Ты, я слышала, становишься известным физиком, скоро поедешь в Штаты?
Какие Штаты? При чем здесь какая-то Таня? Я ничего не понимал. Но всё-таки это становилось интересным. Физиком меня назвать, конечно, можно с некоторой натяжкой, ведь я физико- химик, но уж никак меня не назвать известным. Кандидатскую третий год мусолю. А насчет Штатов... Что ж, всё может быть. Но кто же это всё-таки?
- Ну, это ты хватила через край. А как сама-то?
- У меня всё круто изменилось. Ты ведь знаешь, что я окончила театральное училище? Работаю в театре имени Пушкина.
- Ого, да ты молодец!
Ничего лучшего мне в голову не пришло. Её голос вдруг задрожал.
-Сергей... Сережа... Неужели всё забыто?
- Никто не забыт, ничто не забыто, - отшутился я и попробовал выбраться на твердую почву. - Давно в театре?
- Второй год. Уже три роли, со словами... Сережа, давай встретимся! Сегодня у меня спектакль, я освобожусь в девять вечера. Встретишь меня у театра?
В панике я понял, что увяз по самые уши. Глотая воздух, словно рыба, подумал, что это последний шанс встретить хозяйку восхитительного голоса.
- А как тебя найти?
- Встретимся у входа на проспекте. Ровно в девять. Можешь позвонить в театр - если не сможешь придти.
Она продиктовала номер, и линия дала отбой. На слабеющих ногах я отошел от телефона. Какой у неё прелестный голос! Что это, шутка подруг Ирины? От них и не такого жди. Однако, сдаётся мне, не похоже это на шутку. Позвоню-ка я Лёньке Штоколову, он завзятый театрал.
- Лень, ты? Дрыхнешь еще, старик?
- Да, Серега, знаешь, вчера немного перебрал. Как дела?
- Нормально. Скажи, ты слыхал в театре имени Пушкина о Мине Пономаревой?
- В Москве - нет, в питерском есть, кажется, такая. А почему ты спрашиваешь?
- Ладно, старик, досыпай!
Значит, в Ленинграде. А, почему не в Махачкале? Или не в Тюмени?
Я лег на диван и снова закурил. Ишь ты, как просто, давай встретимся. Сейчас, шнурки поглажу и поеду. Затянулся, скосил глаза в окно. Все еще летают, ненасытные птицы. А в Ленинграде сейчас белые ночи. И Медный Всадник. И театр, в котором девушка с умопомрачительным голосом.
Я набрал восьмерку, потом код Ленинграда, затем номер, который получил. "Театр", - ответил мужской голос.
А может, в самом деле, поехать? Даже на поезде в самый раз поспею.
Я затушил сигарету, достал из холодильника кусок колбасы, положил на стол. Кот Тихон, если проголодается, то стащит вниз. Так, песок у него тоже есть. Ну, улыбнись, котяра, я скоро вернусь!
Чувствуя себя дешевым авантюристом, кинул в "дипломат" бритву, мыло, две фляжки коньяку, Агату. Подумав, добавил коробку французском пудры, купленной для Ирины, и захлопнул дверь. Земля горела под моими ногами.
Была половина восьмого. На Московском вокзале в Ленинграде народ толпился, словно его сюда нагнали для съемок фильма с эпизодом об эвакуации. Всё с чемоданами, да с сумками. Я, как бедный родственник, с тоскою подумал, что ночевать-то мне негде. А впрочем, одну ночь можно провести на лавочке в Летнем саду.
Женщина с толстыми ногами спросила у меня, как проехать на Невский. Странно, но я смог ей объяснить. А ведь лет пять не был в Питере. Но самому-то что делать? куда ехать? Полтора часа времени, полтора часа неизвестности. Ох уж эта Мина! Поеду в театр, решил я.
Взял такси, подивился вежливости водителя, хотя, оказалось, что ехать всего чуть-чуть. В фойе я спросил у билетерши, когда заканчивается первый акт. Та, гордо посмотрев поверх меня, ответила, что без четверти девять, но если я хочу пройти без билета, то свободных мест все равно нет. Ну, нет, так нет. А можно мне посмотреть фотографии артистов труппы? Я - корреспондент из Москвы и собираюсь писать статью о вашем театре. Растроганная донельзя билетерша проводила меня, сказав, что работает в театрах тридцать лет и много чего может вспомнить. Спасибо, но я приеду к вам послезавтра. Специально и с магнитофоном.
Фотографию Мины я нашел быстро. Конечно, этой девушки я в жизни никогда не видел - красивое лицо с острым носом, огромные глаза, немного крупноватый рот с очень четко очерченными губами, заглянул через приоткрытую дверь в зал - шла какая-то современная пьеса. Свободных мест даже в партере было достаточно. Я тихонько протиснулся, присел с краю, попросил у соседа программу. Ага, вот! "Девушка в очках" - М.А.Пономарева.
Наклонившись к соседу, я спросил, была ли уже на сцене "девушка в очках". Тот сурово покосился на меня и проскрежетал, что не надо опаздывать, а девушек много на танцплощадке! Хоть он и дал мне взглянуть на программу, всё-таки я подумал, что он, наверное, не ленинградец. У ленинградцев такие приятные голоса, они такие вежливые. Вскоре на сцене появилась и "девушка в очках".
Она будто внесла с собой свежее дыхание весны и молодости. Небольшого роста, она выделялась, поднималась игрой выше среднего уровня . Сказав несколько фраз, "девушка в очках" ушла, чуть не задев головой притолоку. Я решил, что у меня не всё в порядке со зрением. В конце первого акта вышел на улицу.
Возле театра толпились люди и автомобили, галдели, многим было весело. Но не мне. Казалось, что я стою на берегу бурной горной реки, река шумит, катит камни и бьет брызгами в лицо; я вроде бы должен перейти на другую сторону, но, в общем-то, не обязательно, можно и остаться. Мина вышла из театра так, будто именно для этого выхода она и была предназначена судьбою. На ее лице еще оставались следы грима, и волосы лежали так, как они и должны были, если с них только что снять парик: очень гладко, но мне почудилось, как-то торжественно. Взгляд ее скользнул по моему лицу на секунду, не более, и затем остановился на ручных часиках. Мне хотелось сказать: "Всё в порядке, я здесь!"
- Вы прекрасно играли.
- Спасибо! Так вы со спектакля! Но почему же вы ушли до конца, если вам понравилось?
- Да, всё замечательно! Но дело в том, что здесь у меня назначена встреча в девять часов.
На лице Мины выразилась смесь удивления и вежливого сочувствия.
- Вы знаете, у меня тоже. Ровно в девять. Поэтому, вы меня извините...
Видимо то, что изобразилось на моем лице, было чересчур экспрессивным, а "дипломат" в руках слишком не вязался с обликом театрала.
- А если не секрет, кого вы ждете? - сказала она, глядя на свои ноготки, обработанные с ювелирной точностью.
- Кажется, я жду вас. Меня зовут Сергеем. Ведь вы мне звонили сегодня утром. Мы очень мило побеседовали.
Что я делаю, какой кошмар! Неужели это я - домосед, не знавший никаких поездок, кроме командировок и курсовок?
-О, господи! - Мина тоже явно почувствовала себя неуютно.
- Неужели Татьяна набрала не тот номер! Какой номер у вас?
- У меня тот самый, что надо. Только московский. А ваша подруга, наверно, подшутила и позвонила через междугородный код Москвы. Ну, а я ведь обещал приехать, а своему слову я хозяин. Как бы там ни было, я здесь.
Из театра вышла восхитительная пара в вечерних туалетах. Они сели в такси и уехали.
- Вас тоже зовут Сергеем. Как странно. Со мной иногда бывает так, что встречаешь в совершенно незнакомом месте совершенно незнакомого, ну, абсолютно незнакомого человека, и вдруг кажется, что этот человек именно здесь был уже однажды, и его, именно его, я здесь видела когда-то. Вроде бы он точно так поднимал руку, говорил что-то, уходил в эту самую дверь... С вами не бывает такого?
Она словно читала мои сокровенные мысли. Родство душ?
- Бывает. А он... тот Сергей похож на меня?
- Нет... Пожалуй, совсем нет.
Мы шли по Невскому проспекту, было очень светло и почти по-летнему тепло. Ласточки еще не легли спать. Мина рассказывала о том, как бежала она к Неве после своего первого спектакля, какой она себя чувствовала большой, крылатой, как любила она всех прохожих с их плащами и зонтами, и как простудилась в тот вечер, и как болела потом со счастливой улыбкой, а ее доктор - молодой парень, ходил к ней два раза в день. Первый раз, утром, он приходил в белом халате, деловой и со стетоскопом, а второй раз, вечером, с цветами и конфетами, розовый от смущения.
- Он до сих пор водит своих друзей на все спектакли, где я играю. Наверно, сидит и смотрит с прищуром, как его друзья относятся к моей игре. Ужасно смешно и грустно. Этот доктор очень сентиментальный человек, и у него такие невеселые глаза.
Я почему-то заметил:
- А у меня нет конфет, но есть фляжка коньяку. Вы любите коньяк, Мина?
- Я его пила всего два раза в жизни. Первый - на выпускном вечере в школе, а второй раз... второй раз, когда познакомилась с Сергеем. Да, наверно, я люблю коньяк. Как всё странно, сложно! Вам, наверное, негде остановиться?
- Пустяки! - ответил я бодро. - Уеду с ночным поездом.
- А вы любите Ленинград?
Я подумал о том, как понимает Мина эту любовь к городу на Неве, подумал, что мне до этого понимания не дотянуть.
- Трудно сказать, пожалуй, да.
- И вы сможете уехать, не погуляв по городу так, чтобы ноги тряслись и гудело в животе, чтоб хотелось лечь лицом в подушку, а перед глазами вертелись дома, люди, машины, опять люди...
- Не знаю. Думаю, что смог бы.
- Тогда я вас не отпущу. Пошли. У моей соседки по общежитию есть раскладушка, как-нибудь устрою вас. И потом, не везти же коньяк обратно в Москву.
Мы топали по вечерней улице, застывающей в полудрёме белой ночи. Город был похож на ребёнка, который хочет спать, а свет в спальне почему-то не выключают. Навстречу шли мокрые люди в плащах и вдобавок с зонтами, и на тротуарах виднелись следы недавнего дождя. Мина тоже была в плаще ярко-желтого цвета, она шла и улыбалась. Вдруг я почувствовал, как хорошо сделал, что рванулся сюда, в этот юный город, который меня не ждал.
Общежитие, серое двухэтажное здание, с дверями тугими, как тетива спортивного лука, меня тоже не ждало. По коридору сновала высокая и, по-видимому, молодая женщина в махровом халате. Голова её из-за несметного количества бигуди напоминала осеннюю клумбу. Меня она не заметила. Пока я продвигался за Миной по направлению к её комнате, меня затёр в узком проходе между чьим-то холодильником и стеной парень в джинсовой куртке с помятым лицом. Судя по куртке, тоже молодой.
Я вполз в комнату и закрыл дверь. Такого обилия жизни в коридорах я не видел с институтских времен. Мина захлопнула дверь и тут же сказала:
- Это был мой холодильник. Держу его в коридоре, потому что в комнате места нет.
Оглядевшись, я понял, что действительно в этой слишком уютной комнатке места хватало только для дивана у одной стены и шкафа у другой. Это помещение, судя по всему, не предназначалось ни для кого, крупнее карликового пинчера. Отметив про себя, что наше пребывание здесь вполне можно считать восьмым чудом света, вслух я произнес:
- Очень мило у вас тут.
- Уютный такой склепик, правда? Я его люблю, потому что
это мой дом.
- Я тут же представил, как она сказала бы эту фразу, только
без слова "дом", а про меня. Фраза показалась мне вполне сносной.
- Принимать гостей здесь втрое сложнее, наверное? Простите, но я просто пытаюсь понять - вы к обеду накрываете на... э-э-э... диван, или, пардон, на подоконник?
Мина приняла выпад и надула губки:
- Фу, какой... У меня стол есть.
Она нагнулась и достала из-под вешалки за занавеской нечто на трёх ножках размером с виниловую грампластинку. Я был растроган. Женщина везде создаст свой, пусть крохотный, но живой мир, чистый и удобный.
- Но если вы, наконец, не разденетесь, то мне всё равно будет некуда его поставить.
Я разделся, стараясь при этом не угодить локтем в стекло, а головой в лампочку. Мина убежала на кухню, а я сел на диван и стал оглядывать этот странный мир, в котором, судя по началу, лабиринты из холодильников и фрегаты из бигуди, наплывающие в сумерках, бывают далеко не худшими из сюрпризов. На стене висел мужской портрет. С него поверх меня глядело строгое лицо. В комнате был маленький телевизор и несколько книг. Я взял наугад одну из них: Козьма Прутков. Стекла в окне были очень чистые, а за оконной решеткой (странная это штука) торчали окна соседнего дома. В одном из них усатый мужичок в майке пил что-то из огромной кружки и смотрел, не мигая, прямо на меня. Теперь мне стало понятно назначение толстых портьер от пола до потолка. Пришлось срочно задернуть их. Довольно поздно Ленинград ложится спать в белые ночи. Мы гуляли с Миной два часа.
А вот и я, - Мина вошла с маленьким подносом, поставила его на столик, из шкафа появились ножи, рюмки. Я достал коньяк и разлил его.
- Давайте выпьем за работников связи, которые так упростили телефонное соединение наших славных городов-героев.
- Прекрасно, давайте.
Мы чокнулись. В этот момент в дверь постучали. Понятия неприкосновенности жилища здесь не существовало. В комнату втиснулась высокая красивая женщина с прямыми черными волосами, собранными сзади, в толстом махровом халате, с улыбчивым лицом. Глядя на меня, она сказала:
- Мина, у тебя есть сигареты?
- Должны быть. Сергей, познакомься с артисткой нашего театра Ксенией Пожарской.
Я сказал: "Очень приятно".
- Ксения, садись с нами ужинать.
- Спасибо, я только принесу свою табуретку, потому что садиться здесь уже не на что. И кружку.
Ксения вышла, а я спросил: "Успеем выпить на брудершафт? Я насчет твоего "познакомься, Сергей!"
- Обязаны успеть. Иначе раскладушки нам не видать, как своих ушей, ведь она у Ксении.
Я не совсем уловил смысл, но мы выпили, правда, целоваться не стали.
Когда вернулась Ксения и села рядом, мы снова выпили. Я почему-то представил студентов, которые набились в телефонную будку, чтобы просто понять, сколько их туда влезет. Или для установки рекорда. Женщины долго говорили о каких-то театральных закулисных делах, причем на таком высоком профессиональном уровне, что я понимал лишь половину. Через двадцать минут я затосковал. Через сорок минут мне, наконец, стало понятно, что речь шла о том, какой ценой нынче достаются роли, если нет особого таланта.
- Ну, я пойду, - сказала Ксения. - Опять Степанова нет. Буду ждать.
- Придет, куда он денется. Ксения, я возьму твою раскладушку?
- Возьми, конечно, она на гвозде в коридоре висит. Когда Ксения вышла, у меня начали дрожать колени. Проклятая дрожь пробиралась всё выше и добралась до горла. Я стал думать, смогу ли ответить, если Мина спросит меня что-нибудь. Чтобы унять дрожь, пришлось встать и выйти в ванную. Стены там когда-то были покрыты масляной краской. Теперь же они были покрыты в основном тараканами. Эмаль на ванне стерлась, и дно ее было черным. Дрожь из ног ушла в ботинки, а потом забилась в щели между плитками. Я умылся, взглянул в видавшее виды зеркало на стене. Кошмар! Возле двери ванной топталась старушка. Из нее сыпался песок - по виду. Но она так бодренько рванулась в ванную, что чуть было не лишила меня чувств, нанеся острым локтем толчок под диафрагму.
В комнате, втиснутая между диваном и шкафом, стояла узенькая раскладушка, застланная белоснежным, скрипящим от свежести бельём. Мина в махровом халатике - других туалетов здесь, видимо, не признавали, - улыбалась, глядя на меня.
- Ну, как тебе наша ванная?
- Неприятно смуглявенькая. Но право, мне так неудобно стеснять тебя...
- Здесь и так тесно, дальше некуда, хуже не будет. Завтра у меня свободный день, и я смогу быть, если ты, конечно, захочешь, твоим экскурсоводом по городу.
- Договорились. Однако, как еще светло!
- Уже поздно. Ложись.
Мина вышла из комнаты. Я разделся и лег. Мое ложе лениво заскрипело. Положив руку под голову, я думал о том, какая прекрасная штука жизнь, и как в ней много хороших людей.
С возвращением Мины в комнату вошел слабый запах лаванды. Свет потух и всё затихло. За окном раздавался пьяный мужской говор.
- Как странно всё, - услышал я теплый голос Мины. - Еще сегодня утром я думала в тоске о своих тараканах, дворниках - соседях. А сейчас я верю в то, что жизнь покажет мне не только свои худшие стороны.
Опять мы думали одинаково. Я повернулся так, чтобы лучше слышать ее голос.
- Лежите спокойно! А то я подумаю, что вы пытаетесь подобраться ко мне с нескромным предложением, и могу съездить в темноте по физиономии.
Она снова перешла на "вы". Я засмеялся:
- Обидно будет пострадать зря.
Откинув одеяло, я перебрался на диван. Губы Мины были мягкие и горячие.
Голова Мины лежала на моем плече. Я вдыхал аромат ее волос, запах молодого ухоженного организма. Любимого организма.
Неужели любимого? Неужели эта девушка вдруг стала самой большой драгоценностью, самым близким человеком для меня?
- О чем ты думаешь? Ты думаешь, какая я нехорошая?
- Я тебя люблю.
- Хочу открыть тебе маленький секрет, - Мина сильнее прижалась ко мне. - Я почувствовала влечение к тебе в тот самый момент, когда поняла, что ты приехал из другого города, чтобы встретиться со мной, незнакомым тебе человеком, приехал только потому, что обещал мне это.
- Не так. Я сначала полюбил твой голос. А уже здесь я полюбил твои глаза и походку. Теперь люблю тебя всю.
- Особенно в разрезе.
- И это тоже.
- Неважно как, но мы встретили друг друга. И потом, я не понимаю, как можно соблюдать какие-то дурацкие приличия, если видно, если чувствуешь - вот ты, мой человек, здравствуй, я ждала тебя.
- Ты очень прогрессивна.
- А ты появился очень вовремя. Ты послан ко мне богом?
- Ильёй-пророком.
- У тебя такие сильные руки. И такие ласковые.
- Расскажи мне о театре. Это хорошо - быть актрисой?
- Я не знаю. Сейчас уже не знаю. Театр - это работа.
- Ты ее любишь, свою работу?
- Люблю, а как же иначе.
- Ты очень талантливая.
- Ой, да ты видел всего одну маленькую роль!
- Этого достаточно.
- Ты не можешь теперь судить объективно. У тебя предвзятое мнение и ты мне льстишь.
- Ничего подобного. Просто видно невооруженным глазом, что ты - великая актриса.
- А ты ужасный болтунишка.
- Кто-то сказал, что счастье - это получать деньги за любимую работу. Ты счастлива?
- Да, но потому что ты сейчас со мной. А деньги... Знаешь, какой у меня оклад?
- Сто тысяч.
- Сто рублей.
- По твоему виду этого никогда не скажешь. Ты такая независимая.
- Почему-то такое впечатление я создаю и в театре. Ксения мне рассказала, что, когда я пришла после училища, все решили, что я - дочка очень обеспеченных родителей.
- А ты - нет?..
- А у меня папа умер, потом умер отчим. Растила меня мама, простая рабочая женщина. Она у меня необыкновенной души человек. Не спи, пожалуйста.
- Я не сплю.
- И не спи.
- И не надейся.
- Мама мне ни в чем не может отказать, и я этим пользуюсь.
- Ты одеваешься с большим вкусом.
Мина замолчала, а через минуту робко спросила:
- Ты меня любишь?
- Да.
- Ты мне почаще говори. А то вдруг ты меня разлюбишь, а я не буду знать...