Диана Самарина
ЛИНГАМ
Евангелие от Евы: ироническая мистика с элементами фэнтези, ужасов и боевика.
Часть вторая. Бяка-Закаляка.
- Ну, а это что такое, непонятное, чудное, с десятью ногами, с десятью рогами?
- Это Бяка-Закаляка кусачая, я сама из головы ее выдумала.
- Что ж ты бросила тетрадь, перестала рисовать?
- Я ее боюсь!
Корней Чуковский.
...Мы валялись в одуванчиках и молчали. Я прижалась к его плечу, не желая отпускать - никогда, ни на секунду, вечно! И подивилась своим мыслям.
Я боялась замкнутых пространств, брачных уз и неизменного места работы. Несвобода томила меня, как... наручники инквизиторского кресла. Но сейчас я навеки жаждала графа, создателя этой несвободы: «Вот так-так! А ведь я даже имени его не знаю!»
«Называй, как хочешь», - он сам мысленно пришел на помощь.
Я перебрала в памяти кучу имен, так и не найдя подходящего.
- А как звали графа?
В мозгу услужливо промелькнуло с полсотни, а то и больше имен с титулами, - он упорно не желал разговаривать по-человечески! Я выбрала два - Каэтано и Габриэль. Они оба напоминали одно, давно забытое. Но соединить их почему-то не получилось.
Граф лежал на спине, слегка повернув голову, совсем как тогда на песке, вблизи Кадиса, и молча наблюдал за моими мучениями, пока я не догадалась:
- Ты сознательно мешаешь вспомнить?!
Он встал, оделся и... закурил.
Я увидела его напряженную прямую спину, острый угол нервно приподнятого плеча, еще сильнее подчеркнутый серым цветом пиджака. И волосы, как от ветра, шевельнулись на моей голове. Я разом осознала его ужас, глубинный, неподъемный, сминающий в ничто.
- Ты... боишься?
Он промолчал, не обернувшись и продолжая курить.
«Как я могла вот так, не помня себя, накинуться на него? И почему, собственно, он с такой готовностью пошел навстречу? Откуда я взяла, что он и граф - одно и то же лицо? Определенное сходство, конечно, имеется: рост, фигура, специфический оттенок глаз и волос. Но... Граф не желал меня, а этот пришел сам и...», - я вспомнила его уверенные сильные руки и пьянящий аромат тела.
Мужчина на мгновение обернулся, глянув на что-то вдалеке, и с улыбкой покачал головой. Но не подошел. Так и остался стоять на краю обрыва спиной ко мне. А я продолжала разглядывать его, борясь с головокружением и... ненормальной страстью. Ни один человек на свете никогда не действовал на меня так.
«Худощавый и поразительно прямой для своего немалого, более чем двухметрового роста. Выправка даже не военная. Гораздо круче! В жизни не видела такого красивого, прям-таки идеального тела! - мне снова поплохело от желания, но я постаралась справиться с собою. - Четыре раза подряд даже для сна многовато».
Изобретательно и ни разу не повторившись, он доводил меня практически до обморока, и лишь тогда заканчивал сам, секунда в секунду со мною. Но мне все равно казалось мало, а он методично и безотказно снова и снова принимался за дело: «Идеальный небесный любовник, терпеливый и ласковый! Но, черт возьми, до чего же бесстрастный! Это как-то не по-человечески!»
Мне вдруг обожгло ногу пеплом, упавшим с невесть откуда взявшейся сигареты. Я тупо уставилась на «моретку», зажатую в пальцах собственной руки: «Когда же я успела закурить и где зажи...»
Мужчина знакомо рассмеялся моему смятению. «У меня сигарета - в левой, у него - в правой руке! Причем такая же «моретка». Интересное кино!»
Он обернулся и снова глянул куда-то поверх моей головы.
Я лихорадочно затянулась сигаретой, продолжая размышлять: «Абсолютно греческий профиль, как на античной керамике! Но в целом, все черты лица непривычно, прям-таки изысканно утонченные. Облагороженные до противоестественности. Не удивительно, что вначале он показался мне даже некрасивым. На самом деле он просто ни на кого не похож. Я была не права, вообразив, что хотя бы однажды видела подобный типаж. Ничего подобного! В этой жизни - уж точно! Во всем его облике чувствуется - я задумалась, не в силах подобрать слово, потом догадалась, - не красота... порода! Рядом с ним все остальные - дворняжки!»
В моей руке вдруг оказалась новая, едва раскуренная сигарета. «Занятный, однако, сон!» - я невольно хохотнула от неожиданности и снова уставилась на графа-инкуба.
Он просто стоял на краю обрыва и курил. Но как эффектно!!! И, похоже, совсем не осознавал этого: ни единого лишнего движения, ни малейшего намека на позерство, никакого желания произвести впечатление. И это было хуже всего!
«Господи! Ну почему я никак не могу смотреть на тебя спокойно? Ледышка чертова!» - мысленно возопила я. «Закрой глаза», - посоветовал он и менторски напомнил вслух:
- Ты хотела задавать вопросы.
Я буквально взбесилась: «Предлагаешь и дальше пялиться на твою чертову спину? Нет уж! И глаза не закрою! Это мой сон! Так что изволь играть по моим правилам! Ну-ка...»
Он оглянулся на меня через плечо. Причем смотрел с жалостью, как на больную. Потом знакомым резким движением головы отбросил со лба упрямо подающие на глаза светло-каштановые завитки волос. Решительно подошел и сел рядом.
Сознание помутилось... Уж не знаю, чего мне хотелось больше: придушить строптивца или...
Я неслабо тряхнула его за плечи, мечтая при этом еще и расцарапать физиономию. Он глянул куда-то поверх моей головы и кривовато усмехнулся. Эта снисходительность меня окончательно прибила. Не помня себя от обиды, я рванула пуговицы на его рубашке и... проделала с ним все, что только смогла вспомнить из арсенала маркиза де Сада. Почему бы и нет? Ведь во сне можно все! А мне хотелось, чтобы этот изысканный манекен задыхался от страсти и стонал от боли. Такой вот каприз… Нет, конечно, в реальности я и на случайно забредшего таракана тапочку не подниму… Но сновидение – это ж как фильм: актеры сняли грим и…
...Буйство красок. Костюмы и декорации восемнадцатого века. О! Это было красиво! Хоть и жутковато...
Он не стонал, только временами покусывал собственные губы. И не сопротивлялся. Методично и бесстрастно доставляя мне удовольствие каждым движением тела... И у него получилось. Это было слишком! Даже для «кино». Я разревелась от раскаяния: «Сон, конечно сном, но я-то стопроцентная сволочь!»
Картинки схлынули, как акварель, открывая одуванчики и обрыв... Мой бестрепетный партнер лежал на спине, полузакрыв глаза, а многочисленные, но не глубокие раны медленно затягивались на его теле.
Я обалдело тряхнула головой, потом осторожно поцеловала сжатые чуть ли не в ниточку губы. И в ужасе отпрянула, ощутив вкус крови на языке. «Что-то не похоже на сновидение и, тем более, на бутафорию!» - меня затошнило.
Он открыл глаза, и устало улыбнулся.
- Ненормальный! – я вскипела, подскакивая. - Какого черта ты позволил мне проделать все это?
В его глазах мелькнуло сочувствие - так смотрят на буйно помешанных.
- Тебе... хотелось... именно боли??? Тебе нравится боль в сексе??? Мазохист несчастный!!!
- Я этого не понимаю, - он спокойно улыбнулся и с трудом покачал головой. - Но тебе представлялось именно так...
Мне окончательно поплохело. Я, невольно, провела дрожащими пальцами по его свежим шрамам, припомнив каждое из собственных безумств: "Господи! Да с такой извращенкой нужно проделать то же самое. Медленно и со вкусом. Чтобы впредь неповадно было!»
- Я не могу этого, - он виновато улыбнулся. - Извини. Мне тебя жаль...
«Непротивленец чертов!» – подумала я, мучаясь отвращением к себе.
Он встал и принялся одеваться - шрамов больше не было - гладкая матовая кожа!
Идеальнейшие пропорции при худощавом сложении. Ничего лишнего, никаких гипертрофированных мышц. Изящество и отточенность каждого движения… Мне стало душно от вновь нахлынувшего желания: «Ну почему, черт возьми, ты меня так возбуждаешь? Что-то ненормальное! Нечеловеческое. Кто ты в действительности - черт побери! - если это не сон, а ты - не инкуб?»
- Я хэл, - он улыбнулся, - а ты...
- Хэл? - Я попробовала слово на язык. Звучало как английское ругательство. «Хэл» - это ад.
- Чертик что ли из пекла? – я идиотски хохотнула.
И вдруг увидела перед собою тварюшку с античным профилем. Получилось несовместимо. Перед глазами поплыло: «Нет! Гораздо лучше - бес-искуситель, воспламеняющий одним своим видом. То, что надо для эротических фантазий!»
Подрагивая от самых непристойных желаний, я страстно провела пальцами по его бедру, добираясь до... Мой прекрасный «бес-искуситель» мгновенно ретировался метра на три, вновь оборачиваясь мужчиной в черном. «Так! - я злорадно хихикнула, - окончательно одеться ты все же не успел! Ненавижу твой серый пиджак!»
- Ты перебрала! - грустно вздохнул он и отступил на шаг.
- Перебрала чего? - я двинулась ближе, вновь ощущая прилив крови и сладостное головокружение.
- Меня... Моего биополя, если пользоваться человеческой терминологией. А здесь оно еще и усилено многократно, как и твое, - он снова отступил на шаг.
Я опять подалась вперед, желая вернуть беса. Уж очень хотелось взять его за...
- Перестань! - резко произнес он, - Успокойся и возьми себя в руки. А то мне и правда придется тебя привязать!
Идея показалась мне исключительно интересной.
- Ну же! Давай, привяжи, а потом...
- У тебя крыша поехала! - Он тяжело вздохнул и снова отступил на шаг.
Дальше зиял обрыв.
В голове прояснилось: «Это похоже на …» Меня неожиданно осенило: получается нечто вроде танго с дистанцией в три метра между партнерами. Похолодев, я вспомнила, на каком расстоянии от инквизиторского кресла всегда стоял граф... «А ну-ка, поэкспериментируем!» - я вздрогнула, стремительно ощущая отстраненность и замкнутость графа.
Он стоял передо мною в своем неизменном черном балахоне, и капюшон скрывал его лицо. Граф готовил меня к аутодафе:
- Стой и не двигайся! Там, где стоишь!
Знакомые интонации подействовали, как приказ. Я покорно, но в ужасе замерла.
- Умница! - граф одобрительно кивнул. - Еще немного, и все пройдет, как только восстановится носферата.
Я взвизгнула и схватилась за горло. Одурев от страха, глянула на руки - ни намека на кровь. Еще раз ощупала горло: следов укуса - тоже нет.
Мужчина в черном расхохотался:
- Успокойся. Я не вампир, а хэл. Вампиры существуют лишь в астрале и придуманы людьми. Ты в плену собственных иллюзий – мое биополе усиливает каждую твою эмоцию. Закрой глаза. Будет легче слушать.
Но я не могла не смотреть, зачарованная картинкой: яростное, переливающееся всеми оттенками золота сияние охватывало темный, острый силуэт.
- Слово «heliac» является производным от корня «hel», как и имя греческого бога солнца «Гелиос». Я хэл, а ты моя хэли. Только полукровка. Наполовину - человек. Мы с тобою связаны носфератой. Носферата - это...
Я никак не могла понять, о чем онговолрит, хотя и слышала каждое его слово.
«Черная шляпа в одуванчиках... Сияние и тьма! Как же я не догадалась сразу? Нечеловеческие способности. Тело, от одной мысли о котором кидает в жар. Никому не дано смотреть на тебя без страсти! Вот почему я никак не могла вспомнить черты лица, такие же древние и первозданные, как сама жизнь!..»
- У тебя окончательно поехала крыша! – он фыркнул от смеха. - Закрой глаза! Ну почему ты всегда принимаешь меня за другого?
«Ослепительная кожа. Огненные блики в волосах... кудри должны быть длинными, до плеч. Ты сознательно морочил меня короткой, почти солдатской стрижкой?! И этот серый пиджак, которого сейчас на тебе нет! Вот та деталь, что мешала мне вспомнить! Вместо него должны быть... черные крылья!»
- Н-н-е сходи с ума! - он попытался сдержаться, но его буквально согнуло от хохота. - Это полнейший бред, вымечтанный людьми! Ты же хэли, и должна понимать, что …
«Бред??? Едва ли! - подумала я, замерзая от ужаса и упоения, так как действительно увидела крылья. - Ты боялся назвать свое имя, потому что оно - Люци...»
Он дрогнул, будто его ударили по лицу, враз перестав смеяться:
- Никогда!
Потом повторил отрывисто и резко:
- Ни-ко-гда! Это не мое имя!
Я не поверила и потребовала:
- Тогда назови свое...
Он стиснул зубы, словно от боли, и, как мне показалось, в отчаянии мотнул головой. Потом решительно подошел и сел рядом.
Мысли спутались. Все поплыло перед глазами. Я прижалась к нему, целуя и раздевая: «Люцифер, так Люцифер! Выбираю черное! И плевать на все, потому что я... люблю тебя. И наконец-то могу признаться в этом!»
Он глянул на меня с удивлением, даже – насмешкой.
Я всмотрелась в скупое на выражение эмоций лицо, вновь поражаясь утонченности и филигранности черт. Коснулась губами впалой щеки, скользнула по жесткому подбородку и высокой скульптурной шее, изнемогая от дикого унизительного желания...
Не сопротивляясь, но и не отвечая на действия, он тягостно молчал. Никакой мимики – мраморная маска. Лишь в глазах – неподъемная, нечеловеческая жалость. «Какого черта! - обиделась я. - Настаивать не буду! Решай сам. Ведь ты - Люцифер!»
- Мое имя... Караэль, - услышала я и захрипела от боли, захлебнувшись чем-то вязким и жгущим, раздирающим горло и внутренности.
Слепящий поток разом выжег глаза, стирая в ничто...
...Я очнулась, не понимая, где нахожусь: гипертрофированно резкий запах одуванчиков – аж в горле першит, будто наглоталась цементной пыли - и бескрайнее, до горизонта, поле солнечных цветов...
Укачивая, как ребенка, он прижимал меня к себе в бессознательном жесте отца.
- Прости, я тогда не сразу понял, как принять все на себя...
- Что все?
Он отвел взгляд.
- Золото. Кипящее золото.
Я ужаснулась, снова ощущая... Но он поцеловал меня - и тело тут же заныло в приятной истоме, а все остальные чувства притупились. «Суррогат анестезии, однако!» – я почти развеселилась.
Мужчина кривовато усмехнулся и снова бережно привлек меня к себе. Будто папаша, изрядно переволновавшийся за дитятю.
- Меня залили расплавленным золотом?
- Не тебя. Меня. Мне всего-то надо было тебе сказать: закрой глаза. И мое настоящее имя никогда бы не связалось в твоем сознании с болью. Но, сообразив это, я уже не мог говорить. А мысленный приказ ты не восприняла.
- Не понимаю! - я в недоумении отстранилась. - Если залили тебя, почему тогда я...
- По закону носфераты твои ощущения - это мои ощущения, и наоборот. Я часть тебя, ты - меня. И вместе, как аккумулятор, мы подключены к информационному полю Творца.
Я мгновенно вспомнила отяжелевшую от крови перчатку графа...
- Да, - он подтвердил мою догадку. - Это был я.
- В таком разе, мы должны чувствовать боль одновременно. А получилось: пытают меня – больно тебе.
Он улыбнулся.
- Я сначала разделил ощущения с тобою, а потом «заблокировался». Мне потребовалось на это четверть секунды. Поэтому тебе и показалось, что боли не было вообще.
«То есть ты, фактически, испытал все за нас обоих! Но сумел справиться с обоюдными ощущениями – в одиночку» - сообразила я, чувствуя благодарность, и осторожно спросила:
- А сегодня, когда...
Он равнодушно ответил, без всякого намека на упрек:
- В сегодняшнем случае я просто не разделял с тобою свою боль – вот и все.
- Но зачем? Я бы остановилась, почувствовав!
Он пожал плечами:
- Ты сама подарила мне право на почти человеческую автономность в таких ситуациях. И я принял этот подарок раз и навсегда.
Я взвилась:
- Ничего себе подарок!!!
На лице «небесного любовника» отразилось неподдельное изумление. Потом промелькнула почти отеческая улыбка.
- Видишь ли, разделенная боль продлевает жизнь каждого из партнеров по носферате. А для нас с тобою теперь стал возможен вариант, при котором один из па…
Я потрясено догадалась:
- Вместе мы умирали бы от ожогов вдвое медленней и гораздо мучительней?
Он утвердительно кивнул. А я тут же в смятении представила, что было с ним, когда... Он мгновенно закусил губы и резко отвернулся. Но я все равно успела уви...
- Господи! Мне только представляется, а ты переживаешь в реальности?
- Да, - он улыбнулся, - носферата уже полностью восстановилась.
- Объясняй немедленно, что это такое! - возмутилась я.
- Уже объяснил. Остальное ты и так скоро вспомнишь.
- И какая же скотина совершила с нами это???
- Ты сама , приняла решение. Никого не соединяют носфератой насильно, - усмехнулся он.
"Еще бы! - подумалось мне. - Я, наверное, башку потеряла, на тебя глядя. И совсем ничего не соображала!"
Он смущенно хмыкнул:
- У тебя был выбор.
- Это как? - я изумилась.
- Нас было семеро.
- И все выстроились в ряд? - прыснув от смеха, прокомментировала я.
- Вроде того, - он тряхнул короткими кудрями и заразительно рассмеялся. Как мальчишка.
"М-м-да! Смотреть на такого и не желать?.."
Он мгновенно отреагировал виноватой улыбкой:
- Ты, действительно, выбирала, как человек. То есть - по влечению.
- А ты как-то иначе? - я обиделась.
- Хэлы не выбирают. Я просто тебя принял.
- То есть равнодушно подчинился? Как тупой баран?
Он снова дрогнул от смеха, искоса глянув куда-то поверх моей головы:
- Выбирать дано людям. И полукровкам. А хэлов соединяют.
- Так сказать династический брак? – я хихикнула.
- Вовсе нет! - он удивился. - Носферата и брак - разные вещи. Носферата – это ключевой элемент структуры творения и одновременно - материя для творения. Человеческие чувства и устремления здесь ни при чем. Брак - это формальное соединение, которое при желании легко расторгнуть. А в носферате партнеры - единое целое. На энергетическом уровне - практически одно существо.
«Ваше поле неполноценно...» - говорил дядька Святогор...
До меня дошло:
- Так у нас с тобою одна душа на двоих? Как у близнецов?
- Я этого не говорил. Душа - человеческое понятие. И весьма противоречивое. Я просто твой партнер по носферате. Кроме того, ты - полукровка, а значит, полного энергетического синтеза не будет никогда. Нечто похожее на этот процесс возможно лишь в одном единственном случае, при...
- А ты не можешь объяснять по-человечески? – я рассердилась.
Он опять, будто сверяясь, глянул на что-то за моей спиной, и уточнил:
- Ты имеешь в виду статичные образы и символы?
- Тьфу! – я взбеленилась. - У меня такое ощущение, что ты - лектор, а я студентка-первокурсница! Просто говори понятно, и все!
- Ты и так меня понимаешь, - удивился он, не преминув воззриться на что-то вдалеке.
- Может, и понимаю, - окончательно взбесилась я, - но не чувствую.
- Тебе кажется, - странно возразил он, - в действительности, ты черпаешь из моей информации лишь то, что доступно твоему получеловеческому сознанию. Иного ты просто не услышишь в силу отражающих свойств...
- Ты рассуждаешь, как расист! Все время напоминаешь, что я - полукровка! Прямо-таки в нос этим тычешь!
Его брови стремительно поползли вверх. Он снова на мгновение воззрился куда-то вдаль, потом недоуменно тряхнул кудрями:
- Раса - людское понятие. Человек - это структура. Как хэл, животное, птица или растение. Признаки расы, например, цвет кожи - всего лишь вариации в пределах одной и той же структуры. Мне это безразлично, поскольку в процентном отношении...
- С тобою невозможно разговаривать! - мне захотелось свернуть ему шею. - Ты все время твердишь о моей неполноценности! Ненавижу!
Его брови опять взметнулись вверх, демонстрируя крайнюю степень недоумения. Он грустно улыбнулся, опять покосившись куда-то вдаль, и осторожно обнял меня, как брыкающегося ребенка.
- Я не говорил о твоей неполноценности. Мы просто разные, хотя и подобные структуры.
- Как человек и обезьяна?! - с горечью прокомментировала я.
Он долго-долго смотрел на меня, слегка отстранившись, потом спросил.
- Человек относится к обезьяне иерархично?
- Не понимаю!
Он снова задумался.
- Человек относится к обезьяне, как к чему-то низшему?
- Да! Как ты ко мне.
- Но это не так! - засмеялся он - Почему ты всегда принимаешь одно за другое? - и, чувствуя мою закипающую слезами обиду, быстро добавил:
- Мое сознание не иерархично. Я не мыслю твоими категориями. Но если попытаться, то получится, что мы с тобою находимся на одном уровне.
Я улыбнулась сквозь слезы, ценя его тактичность.
- Я бестактен, - немедленно возразил он на мои мысли, - я не умею лгать. Я не человек. Применяя твои понятия, можно прийти к выводу: мы оба одинаково неполноценны. Я не в состоянии осознать многое из того, что тебе кажется примитивным. Я не хуже и не лучше тебя, мне вообще не свойственно оценивать так по-человечески. Являясь структурой типа «хэл», я, например, не умею разделить с тобою некоторые противоречивые желания и эмоции. Мне не удалось это даже за 70 веков нашей носфераты.
- Сколько? - ахнула я.
- Семьдесят веков, - спокойно повторил он.
Я обалдело засмеялась:
- Ни фига себе! Да это самый долгий брак в моей жизни!
Но хэл не понял шутки:
- Я уже говорил, что носферата - не брак...
- Да ладно тебе! - фыркнула я. - Лучше объясни принципиальную разницу между твоим и моим восприятием.
- Принципиальную? - его брови снова поползли вверх. - Ты имела в виду...
- Объясняй, как понял! - рассердилась я.
Он опять задумался, потом усмехнулся:
- Ладно. Давай по Библии. Творец создает по образу и подобию, человек - либо по образу, либо по подобию.
- Все равно не понимаю! А как творишь ты?
- Сначала скажи, чего ты хочешь.
- Ну... - до меня вдруг дошло, что в отличие от него я абсолютно раздета, - допустим, платье...
- Ты уверена, что тебе сейчас нужно платье? – с сомнением улыбнулся он.
«Еще бы!» - подумала я и представила элегантное маленькое платье, типа вечернего, в котором...
Он опять уставился на что-то за моей спиной. Я проследила его взгляд и увидела... платье. Как голограмму, висящую в пространстве.
Он по-деловому кивнул, и я немедленно оказалась одетой.
- А самолет - можешь?
Он расхохотался.
- Могу. Но зачем тебе самолет?
Я тяжело вздохнула:
- Ты изумительный любовник, но бездарный лектор! Мне все равно непонятна разница между восприятием хэла и человека!
Он засмеялся и кивнул:
- Я никогда не смогу быть хорошим лектором, потому что по структуре своей мыслю действием. Мне трудно переводить это в человеческие понятия и символы. Поэтому, иногда, чтобы понять тебя, мне нужно сотворить то, что ты хочешь. Хэлы - это сконцентрированная энергия. Инструмент творения.
«И надо сказать, неплохой инструмент!» – подумала я, оглядывая его с ног до головы.
Он покосился на что-то за моей спиной и согнулся пополам от хохота. Я смотреть не стала, поскольку и так поняла, ЧТО он там увидел... Мне давно надоело разговаривать... Но не ему.
- Декарт заявил: «Я мыслю, следовательно, существую». Если перефразировать применительно к хэлам, получится: «Хэл существует лишь в творении».
- Ты хотел сказать – «творя»?
- Я сказал то, что сказал, - настойчиво возразил он, - без творения нет инструмента. И наоборот.
- Фигня, - хихикнула я, - когда не нужно забивать гвозди, молоток просто кладут в ящик!
- В ящик можно положить лишь мое тело, и то - на очень короткий срок. Инструмент Творца - не то, что человеческие инструменты, созданные либо по образу, либо по подобию. Хэл, как и человек, неотъемлемая часть Общей Структуры и существует во всех планах творения.
- И сколько всего этих, как ты говоришь, «планов»? Три?
- Нет. Их столько, сколько каждый захочет пройти.
- А сколько хочешь ты? – я засмеялась, давно думая о другом.
- Зависит от тебя, - он непонятно улыбнулся, - ведь ты - моя хэли.
- Чем больше, тем лучше, - окончательно развеселилась я, роняя его в одуванчики, - лекция окончена, сиятельный граф. Инструменту пора действовать!
Он и не думал сопротивляться, лишь прокомментировал, раздевая меня:
- И зачем тебе понадобилось платье?!
- Только не вздумай сказать, что просчитываешь траекторию каждого движенья! - пошутила я.
- Так и есть, но...
- Молчи, - хмыкнула я, - лучше действуй!..
Повторять дважды не пришлось. Уж что-что, а ЭТО он умел! Абсолютно неутомимый любовник!
...Он лежал на спине, полузакрыв глаза. Спутанные, кудрявые волосы, плотно сжатый рот... Я невольно вспомнила графа на песке... И, узнавая, дорисовала к прическе бакенбарды. Узкое аристократично-строгое лицо обрело еще большую суровость, даже жестокость. «Бр-р-р! - мне поплохело. - А ведь тебя боялись! И не только Великий Инквизитор... Но с крестом на груди, и в черных одеждах, промокших от крови, ты...» Я увидела и чуть не завопила, окончательно узнавая.
«Граф» мгновенно открыл глаза и повернул ко мне голову, как нарочно усиливая сходство. А я в ужасе вспомнила сегодняшний вкус крови на его губах...
- Это иллюзии. Забудь, - он улыбнулся с жалостью.
Черное одеяние и бакенбарды исчезли. Бывший граф бережно притянул меня к себе. Немедленно поехала крыша. Но я все же спросила:
- А кровь? Ее вкус ни с чем не спутаешь!
«Граф» долго молчал, потом ответил.
- Ты хотела иллюзорных декораций XVIII века и реального воздействия, так что...
- ...кровь и боль были настоящими, - вздохнула я покаянно, прижимаясь к нему щекой. - Ну, какого черта ты не объяснил мне все сразу? Или уж тогда бы врезал разок, чтобы образумить!
- Сразу объяснить – не получилось. Ты не желала слушать. Потом... В состоянии ярости и обиды ты просто не воспринимаешь как мои слова, так и мысли. А что касается «врезать»... Я не могу этого.
- Пожалел?
- Не поэтому. Просто сегодня ты злилась именно на меня.
- Ты хочешь сказать, что, если бы на кого-то другого… - я вспомнила Аннушку и жесткий удар «фантома» мне под колени.
- Да, - кивнул «граф», отстраняясь и вставая. - Тогда я просто вынужден был переключить на себя твою ярость. Объяснение требует времени, а удар сработал мгновенно. Ты чуть не убила человека... Носитель силы не смеет убивать или разрушать. Это закон.
Понимая, что не права, я все равно взбесилась от такого снисходительного нравоучения:
- Ах, как трогательно! Не убий и все такое! Прямо по Библии. Можно подумать, ты - ангел.
- Я хэл, - он досадливо дернул плечом и закурил вместе со мною. - А Библия - книга людей. К закону Творца она не имеет почти никакого отношения. Ты моя хэли по носферате, а значит, применяешь мою силу как свою собственную, не спрашивая на то моего разрешения. Это закон. Но такая сила предназначена лишь для творения. А ты действуешь, руководствуясь эмоциями. Как человек.
...Хэл снова стоял у обрыва и курил уже вторую сигарету, а я пялилась на его растреклятую спину, судорожно сжимая в руке «моретку», тоже вторую подряд.
- Да кто ты такой, чтобы читать мне мораль??? - не выдержала я. – Тем более, во сне. Не-на-ви-жу!
Мне представилось, как...
Он тотчас обернулся. Глянул, будто примериваясь, на садистские картинки за моей спиной. Кивнул. И подошел...
- Ты опять??? - я вспомнила кровь на его губах и разревелась.
Он вздохнул. Достал из кармана пиджака платок и вытер мне нос. Как ребенку. И этот жест просто вышиб меня из колеи. Я растерялась. А он сказал, спокойно улыбаясь:
- Мы с тобою испытательный полигон друг для друга. Мир и люди здесь ни при чем. У меня ничего нет, кроме себя самого. Мое тело - это все, что я могу предложить тебе для эксперимента.
- Ты поучаешь меня, как дитятю! - я даже не знала, обижаться или смеяться. - Вместо того, чтобы подставляться, проще было бы создать иллюзию крови и ран. Как в кино. Уверяю тебя - эффект тот же. Я испугалась бы и остановилась.
- Я не творю иллюзий, - он покачал головой. - Это твое. По носферате я их лишь усиливаю. Автоматически.
- Не понимаю!
- Люди создают иллюзии или предметы. Хэлы творят лишь реальность. Мы с тобою соединены носфератой и пользуемся силой друг друга. Ты творишь иллюзии, я - реальность, а вместе...
До меня дошло:
- Это как этюд к картине и сама картина?
- М-м-можно и так сказать, - задумался хэл, - хотя это и неточно. Мне до сих пор плохо даются метафоры.
- Я делаю чертежи деталей, ты собираешь механизм?
- Нет, - хэл тряхнул головой, - и чертежи, и механизм - мое. Ты создаешь то, что красиво по человеческим понятиям. Я делаю вазу, ты ее расписываешь - так будет точнее. Я ремесленник, ты - художник. Мне неважно, как творение выглядит, и насколько оно нравится или не нравится. Моя задача - функциональность и целесообразность. Ты создаешь форму, я вкладываю в нее содержание...
- Очень сексуальная метафора! – я хихикнула.
Его брови дрогнули от изумления. Он тут же воззрился на картинки за моей спиной и немедленно сложился пополам от хохота:
- Я имел в виду не это!
- А я - Это!
Неважно, на расстоянии трех метров или одного, у меня ехала крыша. Но сейчас, когда он сидел совсем близко, да еще и приобняв, это вообще было что-то невыносимое. Я честно пыталась вести разговор, но ни о чем, кроме влекуще-жесткого тела, пахнущего ирисами, думать не могла.
- Ненормальная! - хэл, отсмеявшись, покачал головой.
- Я люблю тебя - вот и все.
Он посмотрел на меня, как на дитятю.
- Это иллюзии. Ты ведь знаешь: биополе любого хэла просто усиливает все человеческие эмоции, будь то ярость, страх, радость или сексуальное влечение. Даже людские термины неоднозначны и противоречивы. А уж человеческие понятия, типа любви и вообще...
- Думаешь, открыл Америку? – я вскипела. – Называй, как хочешь, но формула того, что я называю своей любовью, мне лично неведома. Уж извини: моя форма просто жаждет твоего содержания!
Он фыркнул от смеха, сцапал меня в объятия и прокомментировал:
- Похоже, и мне одежда сегодня не нужна.
В общем, я опять получила все, что хотела, даже больше. Потому что на этот раз желала подчиниться ему. И это оказалось лучше, чем в самых потаенных девичьих снах. Он просто делал все, как мастер - ювелирную работу, педантично и точно рассчитывая каждое движение и учитывая любую мою реакцию. Меня больше не бесила, а наоборот, пьянила эта искушенная бесстрастность. После ТАКОГО любой Казанова покажется неопытным младенцем...
...Мы лежали в одуванчиках и молчали. Я просто заставила себя оторваться от его тела, хотя и знала теперь: стоит мне проявить инициативу – и по закону носфераты он будет безотказен. Но разглядывать его оказалось не менее приятно, чем заниматься с ним любовью.
Партнер по носферате относился к моему пристальному вниманию абсолютно равнодушно. Он этого... не понимал.
"Если на него невозможно смотреть, не желая, то как тогда выглядят чистокровные хэли? - Меня уколола ревность. - Я по сравнению с ними, наверное, более чем дурнушка!"
Он улыбнулся моим мыслям.
- Мне все равно, как ты выглядишь, и тем более все равно, как выглядят другие хэли. Ты - моя хэли. Ты часть меня. Я принадлежу тебе по носферате. Чего ты еще хочешь?
«Если бы я знала - чего!»
- «Сыны неба спустились к дочерям человеческим», - процитировала я Библию - Это о тебе.
- Так быть не могло, - неожиданно возразил он. - Эта книга - для людей. Им незачем помнить, как было.
- Но я хочу знать!
- Ты и так знаешь…
Что-то замаячило в памяти, но ухватить «ключик» не удалось. Снова припомнилась Библия: мне почему-то казалось, что имя хэла там упоминается. Но вот в связи с чем?
- Ты сказал, тебя зовут...
В его глазах промелькнул нечеловеческий ужас.
...Меня обдало жаром. Волосы противно затрещали. Капельки пота, выступая на лбу, поползли по бровям, частично застилая глаза…
Я лежу на краю остывающей формы для отлива колонн и тупо смотрю вниз. То, что находится там, на расстоянии полуметра от моего лица, уже не имеет человеческих очертаний. «Это дракон, - думаю я, - золотой дракон. Какая красивая чешуя... Баю-бай, засыпай... Я больше не могу это видеть».
Предупреждающие слова тают где-то на задворках сознания. Ты сделал так, как я просила. И не взял с собою. «Что же я теперь такое - одна?» - меня отчаянно мутит. Я не в состоянии встать или отползти. Не могу плакать. Не могу закрыть глаза: «А люди?.. Люди теперь сделают то, что хотят... И со мною. По очереди. Им безразлично: женщин, мужчин или детей... Я больше ничья хэли. Так не бывает... Но... будет...»
...Он вывел меня из шока бесстыдным и немыслимо долгим поцелуем. А потом, дразня и упрямо затягивая финал, добился даже не стона, а вопля. И закончил вместе со мною лишь тогда, когда я, наконец, произнесла его имя - Караэль.
- Караэль, Ка-ра-эль, - повторила я несколько раз подряд, проверяя эффект.
Караэль засмеялся.
- Выходит, - вздохнула я, - тебя залили золотом из-за меня.
- М-м-м, - он задумался, - можно и так сказать. Людям просто хотелось знать, получится из тебя золотая статуя или нет.
Я невольно фыркнула от смеха:
- Ну, зачем им нужна была золотая статуя из меня?
- Полагаю, - Караэль улыбнулся, - им казалось, что это будет красиво. Но, в сущности, они экспериментировали, чтобы проверить границы действия носфераты. Их просто забавляло, как умирают хэлы. Попарно, одновременно и всегда одинаково. Если отрубить руку мужчине, то же будет с женщиной, хотя к ней и пальцем не прикоснутся. Если насиловать ее, точно так же будет корчиться он. Во всяком случае, испытывая нечто подобное, только с учетом физиологической разницы.
- И ты... - я с ужасом посмотрела ему в глаза, не решаясь задать вопрос, но зная, что он и так понял.
Он не отвел взгляда, продолжая улыбаться спокойно и равнодушно. Меня затошнило, я увидела и вспомнила...
Караэль немедленно обнял меня. Стало чуть легче.
- И за это, - осторожно спросила я, - бог покарал людей потопом?
- Ты имеешь в виду Творца? - уточнил Караэль в своей обычной манере.
- Ну да, - я вновь изумилась его занудству.
- Творец не карает. Только создает, жалеет и любит. Иначе он не Творец...
- Людям отомстили хэлы?
Караэль засмеялся:
- До такого могли додуматься только люди. Карать и мстить - человеческие понятия.
- Выходит, потопа не было?
- Был. Но хэлы и Творец здесь ни при чем.
- И что? - возмутилась я. - Творец, как ты его называешь, смотрел на все равнодушно и спокойно?
Караэль долго молчал, потом спросил:
- А что будет делать отец, если его дети передерутся?
Я невольно засмеялась такому библейскому штампу – «Отец-Творец». Но все же ответила в тон:
- Поддаст обоим и разведет по разным углам.
- Так и было, - улыбнулся Караэль. - Все мы дети Творца.
- Но как же так вышло, - меня передернуло от раздражения, - что хэлов победили люди, которые во сто крат слабее? И почему ты, со всей своей силой, не смог защитить ни меня, ни себя?
- Просто людей было больше, - Караэль равнодушно пожал плечами.
- Как крыс или термитов? - с тоской прокомментировала я. - Ненавижу людей! Всех бы придушила! До единого!
- Не дури. Ты хэли, и каждое твое слово влияет на структуру Творца.
- Плевать я на него хотела! Человек - это мразь, не обладающая и сотой долей твоей силы!
- Не говори так о людях. Это самая совершенная структура из всех, какие я знаю. Не обладая излишней индивидуальной силой, люди разными энергетическими подключениями способны объединяться в гигантские сообщества, и при этом каждый индивидуум не теряет своей обособленности и может в любой момент подключиться к другому объединению. Люди наделены свободой воли и сами творят закон, поэтому...
- Ненормальный! Они убивают и насилуют, не взирая на пол и возраст, а ты, непротивленец, распинаешься в любви к ним!
- Убийство и насилие, то есть, эксперимент, лишь один из вариантов человеческого познания мира. Других способов больше. Далеко не все люди выбирают именно эксперимент. Зачем ты хочешь, чтобы я объяснял очевидное?
- Замолчи!!! Не могу этого слышать. Особенно от тебя. Будь ты воином, из мести убивающим и насилующим обидчиков, я не посмела бы тебя осудить. А так...
- Ты не понимаешь, чего хочешь, - покачал головой Караэль. – Инструмент такого потенциала, как хэл, не вправе разрушать, убивать и насиловать. Это закон.
- Зато могут насиловать его!!! - я разрыдалась.
Караэль, после некоторых сомнений, все же привлек меня к себе и погладил по волосам.
- С нами просто можно было делать все, что угодно. Как с манекенами. Никто из хэлов к тому времени уже не стоял на ногах - полностью истраченная энергия восстанавливается медленно. Я даже рукой шевельнуть не мог, как и ты...
Он, действительно, объяснял очевидные вещи. Я хорошо помнила ТО свое состояние. Но смириться с таким унижением не могла, чувствуя себя оплеванной и растоптанной: «Ничего себе оборотец истории!»
- Это иллюзии, - вздохнул Караэль, - не бери в голову. Людям было не легче... Потом.
Я уткнулась ему в плечо, вдыхая знакомый горько-сладкий аромат ирисов. От холодного спокойствия Караэля стало чуть легче.
- Выходит, такое уже бывало. И не раз. Так появились полукровки. Бастарды, вроде меня...
- Такого, - усмехнулся Караэль, - не было. Лишь единичные случаи.
- Ага! Значит, кто-то из хэлов все же ходил на сторону?
- Нет, - Караэль засмеялся. - Хэл и хэли - замкнутая система. Не то, что мы с тобою. Никому из партнеров… гм… «ходить на сторону» просто в голову не придет.
- То есть... – я снова ужаснулась, сообразив, к чему он клонит.
- Да, - Караэль подтвердил мои невеселые мысли. - Закон запрещает хэлам жить среди людей. Но никто и ничто не препятствует помогать людям, если те попросят. Это изначально определено Творцом. Бывают случаи, когда нужна срочная помощь. Например, при эпидемии. Люди так устроены, что сами насылают на себя всевозможные кары. И не знают потом, как остановить собственное деяние. Тогда подключаются хэлы. Люди и сами справляются, но на это им требуются месяцы, даже годы и века, причем, не остановленное вовремя разрушение может стать фатальным для общей структуры. Поэтому и нужны хэлы, которые, если их попросить, справятся с бедствием за сутки, а то и меньше...
Караэль еще долго объяснял, но я почти не слушала, зациклившись на жутенькой мысли.
- Выходит, люди, не ценя помощь, бывали настолько неблагодарны, что...
- Благодарность - человеческое, а значит, изначально противоречивое понятие...
- Но ведь можно улететь или переместиться, - я продолжала думать о своем.
- Полет требует особого состояния. А на любое перемещение в структуре есть свои ограничения. Поэтому...
Я взбесилась:
- Ты просто стоял бы и ждал, когда эти свиньи удовлетворят мною свою похоть???
- Конечно, нет, - удивился Караэль, - мы бы защищались оба. Вместе. Всеми доступными способами.
- Не убивая и не калеча? Пока не свалимся без сил? - мрачно продолжила я. - Всегда один и тот же финал??? Ну, до чего же коровья психология! Ненавижу!!!
Караэль спокойно возразил:
- Обстоятельства всегда различны. Вариантов разрешить ситуацию – бесконечное множество. Правда, если нападает толпа во главе с харизматичной личностью, которая одержима какой-нибудь идеей, противостоять, действительно, нелегко. А в нашем с тобою случае – еще труднее.
- Это почему?
- Я не могу лишить тебя свободы воли. Ты наполовину человек. Поэтому, чтобы удержать тебя от убийства и разрушения, мне приходится моделировать условия, при которых ты остановишься сама. По собственному желанию.
- Так ты еще и мешаешь мне защищаться??? Скотина!!!
- Не защищаться. Убивать и разрушать. На это тоже уходят силы. А кроме того, ты же знаешь, биополе любого хэла усиливает человеческие эмоции. Так что...
- Нашим салом нам же по сусалам, - сообразила я и невольно представила толпу разгоряченных солдат, до умопомрачения страстно жаждущих влезть на такую красивую и желанную хэли, - лучше б ты и вправду был Люцифером! За мерзость нужно карать, заставляя пройти все круги ада! Чтобы после было неповадно! Это и есть справедливость! И я бы гордилась тобою. А так...
Караэль искоса глянул на «картинки» за моей спиной и покачал головой. Как учитель, жалеющий упорствующего в заблуждениях ученика. Потом бережно привлек к себе, не давая больше ни о чем вспомнить...
...Мы лежали в одуванчиках и молчали. Я попыталась прикинуть на глаз границы сияния вокруг Караэля. Но не смогла определить, где заканчивается оно, и начинаются одуванчики. Потом, присмотревшись, поняла: аура хэла слегка отливает алым. Как золото. И чем ближе к контуру тела, тем оттенок насыщенней. Радиус получился метров десять. Не меньше.
- А ведь Люцифер, Ангел Света и Князь тьмы, наверняка, хэл!!! Примерно так его и представляют – объятым пламенем!
В глазах Караэля снова мелькнула жалость.
До меня дошло:
- Так он полукровка?! Как я?? Отвечай!
Караэль долго молчал, потом ответил:
- Да. Но его, как такового, больше нет. Я знал его. Он ни с кем не связан носфератой.
- Его убили?
- Нет.
- Тогда не понимаю.
- Просто Люцифер смертен. Реинкарнация стирает воспоминания. И если некому напомнить, то...
- А почему я все же помнила тебя? Правда, как-то наполовину.
- Ты связана со мною носфератой, то есть, не должна помнить, но не можешь и вполне забыть. Встреча с партнером по носферате мобилизует память, восстанавливает способности, возвращает полноту силы.
- А ведь ты мог бы и не появиться... - сообразила я, - почему тогда...
- Где бы я ни был, мы все равно встретимся по закону носфераты.
- Неправда! - я ждала другого ответа, например, признания в любви, но, обманувшись в своих ожиданиях, невольно обиделась на хэла.
- Ты играл со мною, когда я была маленькой девочкой, а потом исчез... Почему? Я тебе обрыдла?
Караэль вздохнул:
- Зачем тебе это?
- Но я хочу знать. Расскажи.
Он досадливо тряхнул кудрями, поднялся, оделся и закурил вместе со мною:
- Носферата полностью восстановилась. Ты вспомнишь сама, если действительно захочешь. Я не стану мешать.
Он решительно отошел к обрыву, снова предоставив мне пялиться на его спину в дурацком сером пиджаке.
«Мог бы одеться и по-другому, - в раздражении подумалось мне, - зачем паковать такую фигуру в ширпотреб, если...»
Я поправила сотворенное им изысканное вечернее платье и... вспомнила... Побелевшее от ужаса лицо. Закушенные до крови губы... Я тогда даже не поняла, что - от боли. Моей боли...
...Он был для меня всем и, кем угодно: ветром, Драконом, волком... И никогда - собою.
Меняя сотни обликов, он играл со мною в куклы, смеялся девчачьим секретам, лечил царапины и ушибы одним своим присутствием. Я даже не помню, во сколько лет научилась читать, считать и писать слова. Родители поражались моим способностям. А я просто вспоминала любую науку... И это было для меня так же естественно, как ежедневно искать «путь»... «Дорога» всегда выглядела по-разному. Сегодня - тропка среди огородов, назавтра - незнакомый, но чем-то примечательный подъезд. А иногда было достаточно влезть на крышу, или доехать на автобусе до заброшенного пустыря.
Я никогда не ошибалась, точно зная, что в итоге увижу одуванчики, солнечный летний полдень и обрыв, независимо от места, времени и сезона в реальном мире. Это и была моя тайна.
А еще я всегда соблюдала ритуал встречи, который сама же изобрела: разбегалась, взлетала над одуванчиками высоко-высоко и, закрыв глаза, камнем падала вниз.
- Не делай этого, - умолял Ветер, неизменно подхватывая у самой земли, - я не всегда могу оказаться рядом. Мы только встречаемся здесь. На самом деле я очень далеко. На другом континенте.
Я не верила, зная его вечное занудство.
Но однажды случилось...
Мне как раз исполнилось пятнадцать. Я готовилась встретить гостей. Особенно ждала одного по имени Сергей. Он явно был ко мне неравнодушен. Даже пару раз попытался обнять после уроков. По нему сохли все девчонки в округе. И мне хотелось посоветоваться с Драконом, как действовать, если что... Дракон никогда не поучал, не любил советовать, но всегда слушал, предоставляя мне самой делать выводы по его молчанию.
Зашвырнув шубу с шапкой в одуванчики и присовокупив портфель, я оттолкнулась от земли, стараясь взлететь как можно выше, и закрыла глаза, думая, как обрисую Дракону Сергея: «Значит так: он обаяшка, хоть и нос картошкой...»
...Удар об землю был внезапным и сминающим. Но я не потеряла сознание, даже не почувствовала боли, только удивилась: кости ног сложились, оказавшись под мышками. А потом... словно во сне... увидела... Кто-то рухнул рядом... Дальше... ничего...
...Пахло ирисами. Чьи-то мягкие волосы щекотали шею. Я с недоумением открыла глаза, чувствуя кожей обнимающие меня руки - юноша лет двадцати, знакомый и незнакомый!
- Никогда больше так не делай, - через силу улыбнулся он побелевшими, искусанными в кровь губами. И прижался щекой к моей щеке.
Я тотчас узнала голос и манеру.
- Ты сегодня решил поиграть в человека?
Он отрицательно мотнул головой:
- У меня просто сейчас не получится выглядеть иначе.
Он отстранился, ссадил меня на землю и устало откинулся на спину. А я вдруг сообразила, что совершенно голая. Но почему-то не смутилась.
Юноша приподнялся на локтях и глянул, прищурившись. Я тотчас оказалась одетой - мое и не мое...
Рядом валялись какие-то окровавленные тряпки. В черном комке я обалдело узнала свою школьную форму, а еще колготки и краешек белья.
Сероглазый Дракон проследил мой взгляд: нити на ткани стали медленно срастаться, а побуревшая кровь струйкой ушла в землю...
- Теперь что ли будет два одинаковых комплекта одежды? Это сон?..
Сероглазый юноша-Дракон не ответил.
Я вдруг почувствовала головокружение и тошноту.
Юноша почему-то стиснул зубы и снова откинулся на спину. Зато мне полегчало.
- Мне только кажется? Или тебе, в самом деле, больно? – я удивилась.
- Не кажется, - он смущенно улыбнулся, закрывая глаза. - Но скоро все пройдет. Успокойся.
Мне, до чертиков, хотелось погладить его по волосам. Но я никак не могла решиться. Потом до меня вдруг дошло: «Чего, спрашивается, я застеснялась? Вот чумная! Это же он! Тот, кого знаю с детства. Правда, в человеческом обличии никогда не видела!»
Чуток поколебавшись, я растянулась рядом с ним. Даже, набравшись наглости, прилегла ему на плечо. А он спокойно обнял меня одной рукою. И это оказалось потрясающе приятным.
- Я хочу, чтобы ты всегда выглядел так!
- Не получится, - устало хмыкнул он. - Мы повзрослеем.
- Я не то имела в виду! Просто хорошо, когда ты - как человек.
Окончательно осмелев, я по-свойски забралась на него верхом и обняла за шею, как если бы он был моим братом. А потом шутливо чмокнула в нос. Он засмеялся и слегка коснулся губами моей щеки. Затем рывком встал, поднимая меня:
- Иди домой, а то опоздаешь.
- Зачем?
Он с упреком покачал головой.
- К тебе придут гости. Остался всего час и тридцать четыре минуты с...
- Ты еще доли секунды посчитай! – я расхохоталась, заново узнавая своего друга-зануду. - Ты бы меня хоть поздравил, что ли!
- Поздравляю, - хмыкнул он.
- А подарок?
- Говори, чего хочешь.
- Просто поцелуй! И все!
Он надолго задумался, решаясь. Потом сделал именно так, как мне хотелось…
Голова закружилась. Кинуло в жар и дрожь, будто внезапно, чуть ли не до сорока градусов, подскочила температура…
- Нет, - юноша резко отстранился, - я не могу. У тебя есть на это Сергей.
- Ты что подумал?!!
Я возмутилась. Но поняла, что думаю о том же…
И снова попыталась его обнять, уже решившись на все, что угодно...
- Нет, - он отошел к обрыву. - Тебе еще нет шестнадцати.
- Боишься скандала или забыл презервативы! – я не на шутку обиделась.
- Ненормальная! - он фыркнул от смеха. - Ты соображаешь, что говоришь!?
- У тебя что? Критические дни? - мне хотелось уколоть его побольнее, но он и вовсе расхохотался как сумасшедший:
- Не дури! Иди домой.
- У тебя есть подружка постарше? Которая все умеет? А я так - про запас?
- Не в этом дело! - он искренне изумился. - Я принадлежу тебе, но...
- Ты любишь мужчин? - ахнула я, припомнив фильмы и всяческую литературу.
- Вовсе нет! – он сначала слегка оторопел, потом снова засмеялся. – Тебе ведь только пятнадцать. Все еще впереди. А когда исполнится шестнадцать, и, если захочешь, то...
- Ладно, - смирилась я, - тогда хотя бы поцелуй еще раз, а не шарахайся, как красна девица.
- Нет, - он решительно тряхнул кудрями, - я и так уже напрасно сделал это. Не обижайся. Извини. Я не знаю, как тебе сейчас объяснить.
- Ты меня просто не любишь! - упрекнула я и добавила, чтобы посильнее уязвить (я слышала, как такое говорили по «телеку»). - У тебя просто не стоит!
Он только не пробиваемо улыбнулся, спокойно глядя мне в глаза. И не подошел...
Я напялила зимнюю одежду, взяла портфель и ушла, не оглянувшись. Из принципа. Чтобы он вполне осознал, насколько меня обидел.
День рождения был напрочь испорчен. Я даже смотреть на Сергея не могла! Меня раздражало в нем все: от потертых джинсов до прыщавой физиономии. Никак не могла забыть усталую улыбку и яростное золотое сияние вокруг того, кто раньше был моим Драконом.
Ночью бредила – родители с перепугу даже напоили аспирином. И все металась в постели, бесконечно переживая новое для меня - не то чувство, не то желание. ...Уверенно-ласковые руки… Влекуще жесткое юношеское тело – близко-близко - так, что ощутимо каждое движение мускулов, дыхание и сердцебиение...
…Он будто прошел сквозь стену. Присел на краешек постели. И долго-долго глядел на меня, словно не знал, на что решиться…
Потом я почувствовала холод его руки на своем лбу. Жар медленно схлынул. И я, наконец-то заснула, улыбаясь.
Сквозь дрему показалось: он бережно поцеловал меня в щеку. И перед тем, как уйти, со свойственной ему педантичностью поправил одеяло и простыню, которые до этого аккуратно завернул, усаживаясь ко мне на софу…
На следующий день мне так и не удалось найти одуванчики и обрыв. Как и потом. Тот, кто был рядом со мною, кажется, с рождения, теперь упрямо избегал встреч.
Я запустила уроки, предпочитая ежедневные блуждания по городу. Не могла ни есть, ни спать, только бесконечно рисовала Его, пока, наконец, «картинками» не заинтересовались родители. На семейном «допросе» я стойко молчала. Тогда «предки» подключили к делу классную даму... По школе поползли мерзейшие слухи. Одноклассники откровенно потешались за моей спиной. И я стала подумывать...
В общем, вниз головой с крыши мне показалось самым действенным способом. Это не было порывом к самоубийству. Я верила, что... Так и получилось.
Он подхватил меня на руки и бережно поставил в одуванчики. Я прижалась к нему, целуя и расстегивая пуговицы на рубашке. Он не отвечал и не сопротивлялся, даже когда я повалила его на землю. Лишь глядел с жалостью и ничего не говорил. И это подействовало не лучше, чем красная тряпка на быка... Я с размаху ударила его по лицу. Он и не подумал увернуться. Но сам старательно избегал дотрагиваться до меня. И все время держал руки чуть ли не по швам. Как оловянный солдатик! Сейчас мне это показалось бы смешным, но тогда... Не соображая, что творю...
...Я тряхнула головой, отгоняя дурацкие и грустные воспоминания...
Одуванчики. Стрекозы. Ясный полдень. И у самого края обрыва - Караэль, сжимающий в нервных пальцах давно погасшую сигарету. Я невольно глянула на собственную кисть руки - смятая “моретка” тотчас исчезла.
- Ну и дрянь же ты, сиятельный граф! - мне тяжко вздохнулось. - Довел девчонку до депрессии и...
- Я не мог поступить иначе, - усмехнулся «граф», - тебе не было шестнадцати.
- Это только фильмы бывают «до шестнадцати», трахаться можно и раньше. Но мог обойтись и без этого! Зачем воспринимать первую детскую любовь так буквально? Твои мысли прямолинейны как доска! Ведь достаточно было, не отталкивая, поухаживать. Поводить, скажем, в кино или в кафе! Дубина стоеросовая!
Караэль немедленно покосился на мои «картинки», мелькающие в воздухе, будто серия голограмм, и, поперхнувшись сигаретным дымом, расхохотался. А потом заявил в своей обычной манере:
- Я не человек. У меня бы не получилось.
- А обо мне ты подумал? – я возмутилась, тем временем подойдя к нему вплотную. - Каково мне теперь сознавать, что по дурацкому закону носфераты я, хоть и не понимаю как именно, но прибила тебя. Да еще и твоей же собственной силой! Уж хотя бы тогда защищался, что ли!
- Я не мог, - мотнул головой Караэль, - защита от партнера по носферате действует зеркально.
- Да ну тебя с твоей ненормальной физикой! - подосадовала я, еще переживая детскую обиду, и прижалась к нему, теперь такому доступному. - Объясни лучше, почему тебя зациклило на моих шестнадцати? Сам же говорил: носферата - не брак. Женятся так и вообще в восемнадцать...
- Шестнадцать - возраст совершеннолетия твоей силы. Это индивидуально для каждого хэла. Человеческие понятия здесь ни при чем, как и физиологическая зрелость организма. Ты можешь... гм… трахаться, - слово далось ему с трудом, - когда угодно и с кем угодно, если это человек или полукровка. Но со мною - начиная только с шестнадцати. Как и я с тобою - лишь с двадцати двух. Это время нашей встречи и подключения носфераты. Таков закон.
- Что за дурацкий закон! И почему нельзя его нарушить? Ведь ты же был со мною рядом чуть ли не с рожденья! Это, насколько я понимаю, не запрещено. Или все же...
- Мне не дано нарушать закон. Хэлы лишены свободы воли, в отличие от людей. Иначе они не хэлы.
- Не понимаю!
- Хэлы и есть закон Творца, - еще непонятней объяснил Караэль.
- Ладно! – я вздохнула. - А как соотносятся между собою твой идиотский закон и тот, что дан Богом?
- Ты имеешь в виду библейский? - уточнил Караэль.
- Н-наверное, - я растерялась.
- В таком случае, как движущийся предмет и его проекция на плоскость.
- Еще «доходчивей»! Тьфу! - я возмутилась.
Караэль задумчиво обнял меня за талию.
- Мне трудно даются метафоры, но я попробую объяснить по библии. Только ответь сначала, кто тебе больше нравится: Каин или Авель.
- Конечно, Авель! - я засмеялась, - Что за глупый вопрос!
- Тогда так, - кивнул Караэль. - Допустим, закон Творца - это точка в пространстве. Какое направление относительно этой точки для тебя предпочтительней?
- Не знаю.
- Ладно. Примем точку за центр и очертим сферу радиусом в три сантиметра, а потом сделаем проекцию на плоскость.
- Получится круг с радиусом в три сантиметра, - догадалась я, - ты ограничил выбор.
- Да, - кивнул Караэль, - теперь прочертим через точку перпендикулярно друг другу прямые. Куда пойдешь?
- Вправо или влево. Вверх или вниз.
- А как ты определила, где правое и левое, верх или низ?
Я расхохоталась, сообразив, что, по сути - никак. Разве что, указав направление стрелками.
Караэль кивнул, отвечая на мои мысли, и продолжил:
- Теперь давай впишем в окружность равнобедренный треугольник. Где верх, а где низ?
- Верх там, где вершина...
- Но их три. И углы равны.
Я снова засмеялась, понимая, к чему он клонит, и предложила:
- Давай одну из вершин мысленно пометим красным. Это и будет верх. Тогда можно определиться с правым и левым.
- Но почему метка красная, а не синяя? - улыбнулся Караэль, прижимая меня к себе.
- Красный цвет ярче. Как кровь.
Караэль кивнул и спросил:
- А что тебе больше нравится, верх или низ?
- Верх, - хмыкнула я, - это как стоять на вершине горы, или в сексе...
Караэль вновь насмешливо кивнул.
- Отлично. Тогда пусть верх - это Авель, а низ - это Каин. Выше нельзя и ниже нельзя. Вот ты и определила границы библейского закона, правда, не договорившись о трактовке понятия «левое-правое».
- А где же закон Творца?
- Это центр окружности. То есть, точка.
- Но точку можно поставить выше или ниже, - возразила я.
- Нет, - засмеялся Караэль, - человеку нужно сначала просто поставить точку. Библия - это книга людей и, по сути, инструкция по созданию человеческого закона. А Хэлы - та самая движущаяся точка, которую людскому сознанию сначала нужно «поставить», то есть обездвижить.
- Иными словами убить??? - ужаснулась я, понимая.
- Это ты сказала, - улыбнулся Караэль и добавил в своей обычной занудной манере, - человеческое сознание иерархично. Это условная лестница с верхом и низом, иллюзорная и оценочная. И если высоту одной ступени принять за постоянную величину, то получится: чем меньше ступеней между верхом и низом, тем ближе к закону Творца.
- Как мы сейчас, - прокомментировала я и, зажмурившись, рухнула с края обрыва, обнимая и увлекая Караэля за собой. Мне давно хотелось так сделать, но я все не могла решиться.
Обхватив друг друга, мы камнем летели вниз, даже в ушах свистело. Мне не было страшно, скорее, весело. Ему, похоже, тоже.
- Ну и?.. - усмехнулся он, крепко-крепко прижав меня к себе. - Это именно то, чего тебе все время хотелось? Но зачем?
- Молчи! - потребовала я, снова закрыв глаза, и попыталась представить как можно отчетливее то другое, совсем еще юное лицо двадцатилетнего парня из моего нелепого детства.
- Ты хочешь разбиться? - хмыкнув, констатировал он. - И вдвоем?
- Да, - кивнула я, не открывая глаза. - Ты против?
- Я хэл, - он засмеялся, - и не склонен к самоубийству, в отличие от людей и полукровок.
- Так ты против! - фыркнула я. - Или боишься?
- Ты моя хэли, - спокойно ответил он и добавил с явной досадой, - не терплю мелодраму!
- А я люблю! - мне хотелось поцеловать его так, как мечталось в детстве: робко, нежно, но страстно. И я сделала это с закрытыми глазами, удерживая перед мысленным взором то, другое, растерянно-строгое и прелестное лицо. И Караэль с готовностью поцеловал меня в ответ, не осторожничая и не сопротивляясь. В падении. Именно так, как мне хотелось. А потом я почувствовала шквальный ветер в лицо и открыла глаза, вновь увидев Караэля нынешним.
- Мы больше не падаем?
- А разве тебе действительно хотелось разбиться? - насмешливо прищурившись, уточнил он.
- Конечно же, нет! - я расхохоталась и снова поцеловала его, такого, каким он стал.
- Тебе пора возвращаться, - напомнил он, осторожно поставив меня в одуванчики.
- Ну, нет!!! Только после того, как...
Караэль засмеялся.
* * *
Я блаженно потянулась, щурясь от чрезмерно яркого солнца: «Ну и дурацкий же сон мне приснился! Внешность «инкубу» ты, голубушка, конечно же, придумала на славу, весьма неординарную, но все остальное... Тьфу! Бред, бред и бред! «Граф» плюс «Мордред» - получилось «Люцифер». Вот идиотка! А потом, струсив, низвела эффектный образ до покорной трахательной машины. Выходит, совсем без мужика истосковалась! Хе! Так что выдумщик из тебя, дорогуша, такой же недоделанный, как художник, психолог и экстрасенс! Ну, ни на что не гожусь! Мама, роди меня обратно! Даже тривиальной женой ни для кого стать не смогла...»
Я вздохнула, невольно подумав о рыжем «эльфе», и вдруг вспомнила: «Господи Боже! Время к полудню, а Коша еще не гулян! Как он бедненький? Мог ведь и обмочиться на ковре, ожидая, пока хозяйка-лежебока проснется!» Но вопреки моим безрадостным прогнозам, вонючих пятен нигде не оказалось. Коша, демонстрируя свою кристальную невинность, лениво спрыгнул с моего любимого кресла, и подошел лишь после того, как от души потянулся.
- Так ты дрых без задних лап вместе с хозяйкой? - развеселилась я и чмокнула животину в мокрый холодный нос. - Умница мой! Терпеливец! Щас быстренько встану, и пойдем на улицу. Даже умываться не буду! Писать и какать - превыше всего!
Пес «облобызал» меня, демонстрируя всем своим видом, что умывание еще никому не повредило, и потопал к входной двери. «Ладно, - решила я, - еще пять минут на умывание и причесывание пес выдержит. А уж под душ полезу после прогулки». Коша утвердительно чихнул на мои мысли, но слегка поскреб лапой входную дверь.
- Не сдирай краску, - прикрикнула я, а то перед гостями будет стыдно. И придется делать ремонт. Ты готов пережить ремонт?
«Злодей» тут же перестал обдирать краску и бухнулся на пол у порога. «Ну, до чего же умная зверюга! - в который раз изумилась я. - И какому недоноску могло прийти в голову выкинуть эдакое сокровище? Слава Богу, сатанисты его не уби...» До меня вдруг дошло: «А ведь Кошу, наверное, я же сама и оживила, только подумала, как всегда, на другого. Потому что боюсь собственных способностей. Интересное кино! Что же я еще умею?»
Пес нетерпеливо заскулил.
- Щас, моя радость, только оденусь!
* * *
Коша в щенячьем восторге носился вверх-вниз по склону сопки. Мне же лезть в высокую траву и царапать голые ноги не очень-то хотелось. Я брела по асфальтированной дорожке, мысленно набрасывая портрет «ночного гостя». Отчетливей всего он запомнился мне стоящим с сигаретой в руке на краю обрыва. Правда, такой «портрет» не устраивал меня своей тривиальностью. Никакой мистической изюминки! Инкубу чертовски пошли бы громадные черные крылья. «Нет, - в конце концов решила я, - крылья - это чересчур, лучше - намек на крылья, скажем, длинный, тяжелый плащ, подчеркивающий величественность позы и эффектно прямую линию плеч. А еще бы кудри удлинить. Короткая стрижка, как мне приснилось, придает и без того мужественному лицу излишнюю «самцовость». Женщины, как правило, таких – «на три буквы» - сторонятся, интуитивно подозревая в них, и небезосновательно, крайнюю жестокость, особенно в сексе... Итак, кудри. Длинные, ниспадающие с плеч, как у ангелов на средневековых картинах - Люцифер должен в первую очередь искушать! Иначе ни один нормальный человек не решится, даже с отчаяния, заключить с ним договор... На акварели можно так: слева - волосы длинные, а справа - короткие. Некий предупреждающий подтекст. Угу... Теперь фон. Пусть останутся одуванчики и обрыв - это символично. Но только не в ясный полдень, а на закате...»
Дорисовать в воображении я не успела. Пришлось со всей мочи орать Коше: «Фу!» Пес почему-то кинулся на спортсмена-бегуна.
- Ну, чем тебе, зараза, мирный человек не угодил? А? - я взяла виновато косящегося Кошу на поводок. - Эх ты, дуралей!
Пес ткнулся мокрым носом в ладонь, всем своим видом демонстрируя раскаяние.
- Извините нас! - я подняла глаза на «жертву» и прикусила язык: «жертвой» оказался Мастер.
- Добрый день, - фыркнул историк. - Ничего страшного, я сам виноват: испугался. Собаки это моментально чувствуют. Уж очень ваш кобель огромный. Особенно издалека. Любому при виде такого станет не по себе. Как вы-то с ним справляетесь? Хрупкая барышня и...
«Ничего себе «хрупкая»! Да еще и «барышня»!» - мысленно хихикнула я, но промолчала.
- Ну, как? - историк навязчиво зашагал с нами рядом. - Вы уже готовы к повторному эксперименту?
- Это вы о чем? – я слегка оторопела.
- Святогор Геннадьевич считает: паранормальные способности усиливаются в пространстве ваших акварелей. Он горит желанием поэкспериментировать, имея в наличии все картины до единой.
- Да ничего не произойдет! - засмеялась я. - Такое уже было на открытии выставки.
- Нет, - возразил историк, - появились две новые работы.
«Так и есть!» - До меня дошло, но я ехидно поинтересовалась:
- А вам-то, Марк Валерьевич, откуда известно о планах профессора?
- Мы со Святогором давно в контакте, - Мастер ухмыльнулся. - Можно даже сказать, друзья-враги. Хотя идеи общие.
- Друзья - это понятно. Но тогда почему враги?
- Противоположны по сути. Святогор - чистой воды прагматик. Его интересует, образно говоря, не душа, а ее параметры, все, что можно измерить и описать формулами. До сих пор не пойму, почему он забросил медицину и ударился в паранормальное - от летающих тарелок до спиритуализма.
- А вы что, тоже «тарелочник»? - заржала я.
- Боже упаси, - фыркнул Мастер, - я всю жизнь увлекался архаичными культами. С детства коллекционирую ритуальные предметы и оружие. Особенно люблю древних кельтов.
- А почему не славян, хакасов или кетов? - я изумилась. - Вроде бы местными раскопками занимаетесь?
- Это тоже любопытно. Особенно феномен шаманства. Но славянская или хакасская мифология не имеют такого резонанса в мире, как кельтская, через «артуровский цикл». Мы все даже мыслим категориями и образами-символами «артуровского цикла». Эльфы, гномы, гоблины, Мерлин и Эскалибур!
- Напрасно иронизируете, - усмехнулся Мастер, - новое поколение вместе с «пепси» выбирает не Иисуса и Деву Марию, как таковых, а некую кельтскую трансформацию христианства, включающую понятие Камелота, как центра мира, и...
- А, по-моему, поколение next играет в Толкиена! И не только… гм… подростки.
- Одно с другим взаимосвязано, - пожал плечами Мастер. - Вы же изначально филолог и должны понимать, что...
- Мне казалось, вы не такой сумасшедший, как ваши «рыцари»!
- Вы недальновидны, - лукаво усмехнулся Мастер, - и не умеете пользоваться тем, что само идет вам в руки.
- Вы что имеете в виду? - я начала сердиться.
- Власть.
- Ну-у-у! Ведь это банально, даже пошло! Я от вас такого не ожидала, уж скорее - от Святогора Геннадьевича. Он любит рядиться в опереточность.
- А ведь вы правы, - серьезно глянул на меня Мастер, - Святогорушка даже книгу издал во Франции под названием «Пратворец и феномен мессианства».
- Бред какой-нибудь?
- Скорее самоучитель для непредвзято мыслящих политиков. Кстати, книгу эту давно взяли на вооружение западные имиджмейкеры, но не наши недоумки-болванчики. В России все по-сермяжному. Вот и бедствуем.
Мне давно наскучила эта тема, и я попыталась перевести разговор в другое русло.
- Вы сказали: Святогор Геннадьевич бывший медик, а мне он говорили, что - физик!
- И физик тоже, - засмеялся профессорский друг-враг, - он вообще личность масштабная. Чем только не занимался!
- А чем еще? - я заинтриговалась.
- Изучал историю мировых религий, копался в раритетах христианства, проштудировал все известные на сегодняшний день мертвые языки. Кстати, особенно преуспел в латыни, считая ее искусственно воссозданным языком атлантов.
- Господи! Как завирально! - хихикнула я, но невольно прониклась еще большим уважением к профессору.
- А еще, - продолжал добивать меня Мастер, - Святогорушка персонально знаком чуть ли не со всеми ныне здравствующими чудотворцами.
- Но зачем ему это нужно?
- Не знаю, - засмеялся Мастер, - Святогор непредсказуем. Вот, кажется, все уже и ясно, а он кидается в какую-нибудь совсем другую сторону. Но мне лично такие оригиналы нравятся. А вам?
- П-п-пожалуй, - «загрузилась» я.
* * *
Дядька Святогор поджидал у подъезда, сидя на лавочке и покуривая трубку. Рядом поблескивал на солнце его шикарный «Вольво».
- Ну-с, - начал, было, профессор после приветствия, но я опередила его слова.
- Предлагаете повторный эксперимент?
- Точно... А вы согласны?
- Точно! - передразнила я.
- Вот и славно, - профессор просиял, - я-то, дурак, боялся, что придется уговаривать. Но коли согласны, пойду готовить аппаратуру. А через час жду вас с Артуром в музее...
- С Артуром?.. А кто это?
- Сводный брат Аннушки, - как ни в чем не бывало ответил профессор, - он давно без ума от ваших акварелей и так волновался, ожидая «автора», что побежал за сигаретами в соседний ларек. А ведь уже год, как не курит! Да вот и он...
...Я смутилась: «Мужчина не должен быть таким красивым! - мелькнула паническая мысль. - Это для женщины унизительно». Даже выдуманный «граф-инкуб» поблек бы рядом с Артуром!
- Пойдемте сначала ко мне. Оба, - я непроизвольно ухватилась за плечо поднявшегося, было, со скамейки профессора. - Не бросайте меня, Святогор Геннадьевич, вот так сразу.
Профессор всхлипнул от смеха.
- Я думал, Ника, у вас с нервами покрепче, чем у других баб! Уж извините меня, старика, за откровенность, но ваш рыжий ничуть не хуже, и я полагал...
- Какой же из вас старик! - только и нашлась я, что брякнуть от смущения.
- Ну-ну, - хмыкнул дядька Святогор, - и представил подошедшего: - Это Артур, а это та самая Ника. Знакомьтесь.
Артур ослепительно улыбнулся и сначала пожал, а потом, - гм, - трепетно поцеловал мою руку.
- Как насчет кофе? - пролепетала я.
- Конечно, идемте, - пожал плечами профессор, - если ваш «страж» нас не съест.
Господи Боже! Я совсем забыла, что держу на поводке Кошу!!! Коша вяло вильнул хвостом.
- Страж не съест, - резюмировала я, - видимо, он счел вас знакомыми...
* * *
За приготовлением кофе я успокоилась: «Артур, конечно, мужчина ошеломительно красивый, круче любой голливудской «звезды», но ко мне, похоже, неравнодушен с первого взгляда. Это очевидно не только по его небесно-голубой ауре, но и по прерывистому, едва сдерживаемому дыханию. Бедняга даже смотреть на меня не может спокойно, совсем, как я - во сне, пялясь на инкуба».
Профессор мгновенно почувствовал перемену в моем отношении и одобрительно подмигнул. Тут же захотелось его пристукнуть: «Ох, и тонкий психолог, зараза! Для него все люди - открытая книга!» - но я сдержалась и как можно аккуратней поставила поднос с чашками на журнальный столик.
- В общем, так, - демонстративно откинувшись на спинку дивана, сообщил дядька Святогор, - видеокамеры вчера вышли из строя, - и внимательно покосился на меня, ожидая какой-то реакции.
Я пожала плечами.
- Бывает...
- Бывает у других, - резко возразил профессор, - но эта аппаратура специально рассчитана на самое мощное торсионное воздействие. На всех представлениях индийских факиров наши видеокамеры работали исправно. И знаете, что выяснилось при просмотре пленки?
- Все фигня! – я догадливо засмеялась.
- Точно! - подтвердил профессор. - Публика созерцала бог знает что, но технику не обманешь. На самом деле факир и его помощники просто сидели, посмеиваясь над толпой. Но вы-то нас не разыгрывали, и сами что-то видели и переживали. Может, поделитесь подробностями... На всякий случай. Чтобы подстраховаться перед сегодняшним экспериментом...
Я глянула на Кошу, после сытной еды задремавшего в кресле. На Артура, который ловил каждое слово, забывая пить кофе. На чрезмерно серьезного парапсихолога. И решилась...
Профессор слушал более чем сосредоточенно и при этом кивал, как доктор на приеме, внимающий исповеди больного. Артур же по-детски восторженно открыл рот. Меня и так душил смех, но специально для поклонника я еще и расстаралась, припоминая каждую деталь: от божьей коровки до цветов костюма мужчины в столбе света. Рассказала даже про бесконечные лестницы и о том, как молилась с перепугу.
- Я что-то такое и предполагал, - мрачно констатировал профессор, - спасибо за откровенность. Надеюсь, теперь все пойдет гладко.
- Вас что-то пугает? - я изумилась.
- Главное, вы не боитесь, - усмехнулся профессор, - и доверьтесь нам. Теперь уже поздно переигрывать: либо пан, либо пропал.
Мне поплохело...
- Не берите в голову! - профессор по-отечески огладил меня по спине. - Это наши проблемы. Мы затеяли - нам и расхлебывать.
- Не понимаю...
- С вами все будет в порядке. Я и раньше это чувствовал, а своим рассказом вы лишь подтвердили мою догадку. Ты-то все понял? - обратился профессор к Артуру.
Тот вздохнул, поглядывая на меня из-под ресниц с непонятным ужасом и восторгом - пацан пацаном:
- Будь, что будет!
- Ну-ну! - хмыкнул профессор и откланялся со словами: «Если не передумаете, ровно через два часа жду вас в музее. У меня давно все готово, только еще разок проверим аппаратуру...»
- Пойдемте прогуляемся, - предложил Артур, с опаской поглядывая на Кошу.
- Пожалуй, - я в раздумии дернула плечом, - только давай перейдем на «ты».
- Давай! - разулыбался Артур.
* * *
Присутствие Артура действовало на меня возбуждающе: ощущение, как перед битвой. Он, похоже, чувствовал то же самое, но с примесью сильнейшего сексуального влечения. В конце концов, я осознала комизм ситуации и снова развеселилась: «Что за бред, в самом деле! С чего я взяла, что произойдет нечто из ряда вон выходящее? Самое большее, что может случиться - тривиальный полтергейст! А я уже знаю, как остановиться: достаточно вспомнить серые глаза графа в прорезях капюшона! Этот стоп-сигнал всегда срабатывает».
Мы долго не знали, о чем беседовать, но через некоторое время, после двух порций мороженого, все же разговорились. Оказалось, Артур мой ровесник и почти такой же несчастливец: дважды был женат и дважды развелся. Детей нет. Офицер-ракетчик в прошлом. А теперь занялся изданием всякой эзотерической литературы. В общем, личность вполне ординарная, если не считать пламенной любви к холодному оружию и раннему средневековью...
- Мне в детстве часто снилось, как рублюсь таким длинным британским мечом, - трогательно признался Артур.
Я невольно засмеялась:
- Ты, часом, не из «рыцарей» Мастера?
- Это Марка Валерьевича, что ли? - усмехнулся Артур. - Не из них. Но имел честь порубаться.
- Да? И как?
Артур пожал плечами:
- Сильные ребята. Фехтуют лихо...
- Но не лучше самого Артура! - «подколола» я.
- Один из них действительно лучше, - серьезно отреагировал он, - загонял. Я в какой-то момент даже струхнул, почувствовав его ярость. Если б дрались не шутя, он бы меня наверняка прикончил.
- Ты о ком? - фыркнула я, представляя увлеченно фехтующих придурков: «В таком солидном возрасте и...»
- Это Михаил, - улыбнулся Артур, - не хотел бы я видеть его в числе своих врагов. Есть в нем что-то такое, похожее на вечное соперничество со всеми. Не знаю, как объяснить... Может, жажда власти.
- Способен мечом в спину?
- Н-н-нет... Хотя... Нет, вряд ли.
- Господи! Какое ребячество! - я покачала головой, чувствуя себя чуть ли не мамашей, которая намазывает зеленкой ссадины на коленках сынка-удальца.
- Вот уж не ожидал от тебя такого занудства! - изумился Артур. - Выглядишь на все шестнадцать, огонь в глазах - и туда же!
- Как твои бывшие жены? - догадалась я.
Артур сумрачно промолчал.
- Ладно, - фыркнула я и, разбалдевшись, пихнула его локтем в бок, - на самом деле я тоже чокнутая, только все никак к этому не привыкну... Временами хочется проснуться и забыть о всяких призраках в капюшонах и о рыжих красотках, опоясанных мечами...
- На ней платье с разрезами поверх мужского костюма. Играет на лютне и голос немного хриплый? Так? - всполошился Артур.
- Так... - я удивилась, - одежда из грубой ткани, но расшита золотом, а еще...
- Я видел ее, - с тихим ужасом произнес Артур.
- Где?
- Когда первый раз пришел посмотреть твои акварели! Не знаю, как объяснить. Видение, что ли... Это, наверное, смешно: взрослый мужик и...
- Да нет, не смешно… - я насторожилась, - а что еще ты видел?
- Она бежала к кому-то со всех ног, и мне от этого было больно. Уж не знаю, почему.
- И к кому?.. - я почти догадалась, но решила, что совсем сбрендила.
- Н-н-не знаю, - смутился Артур, - помню только ощущение. Встретив, наверняка, узнал бы и...
- Что?
- Ничего! - Артур засмеялся и тряхнул головой, будто отгоняя непрошенные мысли. - Пошли, Святогор уже ждет... Я не очень умею ухаживать, но, может, сходим куда-нибудь сегодня вечером? В вашем городишке, я знаю, есть бар под названием «Феникс».
Я хихикнула, не удержавшись: «Святогор – в «Феникс». И этот – туда же!»
- Ты - против? - смутился Артур.
- Да нет, только все как-то слишком быстро...
- Разве у тебя кто-то есть?
Я лишь неопределенно мотнула головой, поскольку, что бы ни сказала, это было бы неправдой...
- Вот и хорошо, - воспрянул духом Артур.
«Господи! - подумала я с невольным ужасом. - И какого черта они все вокруг меня крутятся, будто я собака во время течки. Что-то здесь не так. Ну почему мне все время кажется, что я сплю и никак не могу проснуться! «Забываться, забываться. В парке сумрачном у моря гиацинт расцвел лиловый...» Тьфу! Будь ты проклят, дурацкий стишок! Вот уже месяца два, как у меня едет крыша...»
Артур по-свойски обнял меня за талию, будто бы уже обрел это право. «Самоуверенный, однако, мэн!»
* * *
Музей изумлял оглушительной пустотой...
- Сегодня - что? Выходной? - спросила я у профессора.
- Да нет. Мы просто арендовали помещение на сутки. Чтобы не было посторонних. Только - свои. Это закрытый научный эксперимент. Хотя, конечно, и своеобразный. Надеюсь, даже пресса ничего не пронюхала. Я попросил повесить с утра табличку: «Санитарный день». Директриса сказала: «Многие будут разочарованы». Вашу выставку, Ника, потребляют, как наркотик. Весь город взбесился! - усмехнулся профессор. - А вы все твердите, что ничего не умеете... Представляю, что было бы с Красноярском.
- Фигня! - я отмахнулась. – Вы, как всегда, преувеличиваете! Но мне теперь тоже думается: я что-то могу. Правда, по-прежнему не знаю, что именно. Такая, знаете ли, незадача…
- Вот мы и разберемся! - странно улыбнулся профессор.
- Опять пугаете?
- Боже упаси! Скорее, настраиваю. Кстати, походите, посмотрите на собственные акварели, и когда будете готовы, начнем.
- Готова к чему?
- Полагаю, сами все поймете...
Я невольно покосилась на кушетку и кучу всяких знакомых и незнакомых приборов возле.
- Мне надо будет лечь?
- Потом, когда «дозреете». Удачи! Я - за дверью, чтобы не мешать. Позовете, когда решитесь.
Профессор вышел. Я огляделась. Ощущение было странным. Совсем не таким, как во время открытия выставки. «Ах да, - вспомнилось, - появились две мои последние картины. Вот «Дракон», а на противоположной стене «Место силы»...
...Зал казался огромным и гулким, как плац, а воздух - густым и плотным. Пространство кривилось, образуя многочисленные воронки-завихрени...
Через какое-то время слегка закружилась голова, будто после бокала с шампанским. Со всех сторон зашептали голоса. Заскользили тени...
…Я сжала обеими руками длинную рукоять меча. Он был слишком тяжел и, казалось, вот-вот выскользнет из моих онемевших пальцев. Я боялась уронить его себе на ноги.
Шаги к алтарю дались трудно. Мешало длинное узкое платье. И, ко всему прочему, меня подташнивало то ли от ужаса, то ли от выпитого ритуального зелья. Но я все же преодолела себя. Подошла, стараясь не глядеть на алтарь, и в полуобморочном состоянии подняла меч.
Младенец неожиданно заагукал, потянувшись ко мне ручонками. Я чуть не разревелась.
- Не делай этого. Жертва не нужна, - тихо, но отчетливо произнес знакомый голос, перекрывая гул возбужденной толпы.
Я растерянно послушалась и воткнула острие в землю. Потом подняла голову и увидела... Артура.
- Король жив и здоров, - спокойно подтвердил голос, - оставь меч в земле и дай мне малыша.
Рыжая красавица вскрикнула, как безумная, и метнулась к кому-то. Я мгновенно пришла в ярость и...
...резко тряхнула головой, отгоняя назойливое видение.
- Святогор Геннадьевич, давайте начнем, что ли...
- Хорошо-хорошо, - профессор тотчас проскользнул в дверь.
А я, не дожидаясь приглашения, сама улеглась на привычную по филиалу кушетку.
- Расслабьтесь, - сосредоточенно улыбнулся дядька Святогор, - я сейчас быстренько подключу датчики.
«Господи! Хочу увидеть что-нибудь не страшное и не кровавое!» - закрывая глаза, взмолилась я.
...Солоноватый морской воздух защекотал ноздри.
Я увидела истертые временем мраморные плиты, колючий кустарник, солнечные блики, играющие на гладкой поверхности колонн и... Караэля, совсем юного, лет двадцати с небольшим.
Мне хотелось прорастить сквозь мрамор гиацинты, белые и нежные, как первая любовь.
- Лучше ирисы, - смеялся Караэль, - их структура плотнее, их стебли упругие и прямые, как...
- Ну тебя с твоей фаллической символикой! - обиделась я.
Караэль недоуменно вздернул брови, но тут же расхохотался, встряхивая длинными кудрями. И согласился на гиацинты.
Медленно-медленно проклюнулись ростки. Мрамор оказался слишком тяжел. Караэль лучше знал, что именно предлагать для творенья. Но гиацинты все же проросли, даже зацвели, трепетно дрогнув лепестками...
И это было ошеломительно красиво. Как первая любовь. Во всяком случае, с моей стороны...
Я открыла глаза и обалдело уставилась на профессора.
- Щас-щас, - кивнул он, - не волнуйтесь. Что-то забарахлило, но я уже устранил неполадку, - расслабьтесь. Не волнуйтесь так. Это всего лишь эксперимент...
«Платье! - вспомнила я. - На мне сотворенное им платье! А Светочкино я давно отдала...»
..Профессор все еще подсоединял датчики: к солнечному сплетению, к запястьям, к лодыжкам... «Такого еще не было», - заинтриговавшись, я подняла голову и... завопила от ужаса. «Золото! Проклятое золото!» - я была прикована и беспомощна, как когда-то Караэль. Мне даже не увиделось, а ощутилось...
...Он напрягся и побледнел, но не закрыл глаза... И с жалостью смотрел на меня, бьющуюся в конвульсиях от страха. Это было что-то вроде припадка, когда тело неуправляемо. А ведь мне даже рук-то не связали. Просто положили меня на край нижней формы для отлива колонн. Чтобы видела весь процесс, если очнусь... Уж лучше бы я не очнулась!..
...Караэль склонился надо мною, белый, как мел. Отчего золото его ауры зримо отливало алым. Не призрак и не во плоти. Я почувствовала леденящий холод его пальцев, сжавших мою руку, даже боль... но она быстро прошла. «Вставай и беги, - прозвучал в мозгу знакомый по сну голос. - Это не оковы. Просто золотые браслеты с застежкой!»
«Профессор таким образом подстраховался!» - сообразила я, уставившись на потрясенно застывшего в полуметре от кушетки дядьку Святогора. Он, как пьяный, слабо мотнул головой и прикрыл глаза ладонью. Я невольно расхохоталась, поднимаясь. Мешали проводки датчиков, но их легко можно было снять...
«Беги! - мысленно повторил Караэль, кусая губы и напряженно оглядывая... толпу, - уже и так начался массовый психоз!» «Больше сотни своих!» - прикинула я, проследив взгляд Караэля, и прыснула от смеха, потрясенная зрелищем. «Рыцари» Мастера, все, как один, были при игровых мечах. Не хватало только доспехов и плащей!..
Плащи и кольчуги, собравшись из воздуха... появились. Я снова истерично расхохоталась от неожиданности.
...А Мастер оказался в чем-то длинном и черном, с египетским крестом на груди. «Еще бы посох! - хмыкнула я. - Совсем будет маг и волшебник!» «Не твори иллюзий! - взмолился Караэль. - Довольно и того, что навоображали все эти безумцы!» «А что? - я покатилась со смеху. - Клевый карнавал!» «Ты не понимаешь, что творишь!» - зануда был в своем репертуаре. «А что будет-то?» - я хихикнула, балдея от увиденного: все присутствующие вырядились в средневековые шмотки, а профессор вдруг оказался в черной сутане! Даже с тонзурой на башке! Меня чуть ли не согнуло от хохота: «Ни фига себе - тусовка!» «Не сходи с ума. Беги! - чрезмерно серьезно повторил Караэль. - Это настроение толпы действует на тебя! Сопротивляйся! Пожалей людей!» «Да чего ты паникуешь? - возмутилась я. - Можно подумать: Конец света». «Все может быть! - Караэль с досадой тряхнул кудрями. - Я и так едва удерживаю на себе всю эту множащуюся энергию, а если стану сопротивляться еще и тебе, неминуемо произойдет коллапс!» «Что-что?» - я изумилась. «Каша из крови и костей, - жутковато пояснил Караэль, - а если не буду сопротивляться, все твои и их (он кивнул на толпу) иллюзии обретут реальность. Какой из двух вариантов тебя больше устраивает?» Мне стало не по себе, хотя возможность воплощения иллюзий не особенно пугала. «Беги! - настойчиво пробивался к моему затуманенному сознанию Караэль. - Просто послушай меня и беги! Не выбирай! Любой из вариантов страшен!»
«А ты?»
«Я не могу. Твоя выставка - это кристалл. Люди называют его магическим».
«И что?»
«Это энергетическая установка, предназначенная для удержания бестелесных структур, вроде моей нынешней. Беги и больше ни о чем не спрашивай!»
Я попыталась опустить ноги с кушетки. Каждое движение давалось с трудом. Пространство отбрасывало назад, как резина. «Только не сдавайся! - напутствовал Караэль. - Попробую помочь».
Стало чуть легче. Я смогла коснуться ногами пола.
Окружающее виделось, будто сквозь сон или толщу воды. Даже дышать было трудно. Застывшие, словно средневековые статуи, люди; зримые и ощутимые, вроде проволоки, нити света; сияющие изнутри золотом картины. «Прошу тебя! Постарайся добраться до двери, - слабо шаркнул в мозгу голос. - Попытаюсь ослабить давление насколько смогу...»
Я судорожно глотнула воздух и встала. Шагнуть не удалось. Взметнулся алый плащ: Артур в два прыжка преодолел расстояние до кушетки и размахнулся тяжелым двуручным мечом, но, глянув на меня, почему-то медленно опустил свое жутковатое оружие. Я даже не успела испугаться, только непроизвольно отшатнулась и присела на кушетку, краем глаза заметив, как от толпы отделился Михаил и чем-то с разбега ударил Артура в спину...
Толпа сдавленно застонала. Артур рухнул на меня, а Михаил расхохотался, демонстрируя свои мускулистые руки Караэлю.
- Ведь неплохая жертва для тебя, Лучезарный!
- Ты... полагаешь… - медленно и страшно, будто с трудом преодолевая пространство, произнес Караэль, - мне нужна... жертва?
- Еще бы! - самодовольно хмыкнул Михаил. - Мастер предупредил: Люцифер любит девушек, но иногда соглашается на мужчин! А этот дерзнул замахнуться на тебя, Лучезарный. Вот пусть и будет жертвой!
Тело Артура, чем-то царапнув мне бедро, соскользнуло на пол. Я потерянно оглянулась на...
«Господи! - дошло до меня. – «Караэль» - всего лишь одно из имен дьявола! А люди зовут его Люцифером из-за сияния! «Лучезарный»??? Он соврал мне и не соврал!» «Не дури! - быстро возразил... Он. - Все не так! Просто беги! Это остановит психоз. Ты действуешь, как усилитель общего безумия!»
«Заткнись! Хватит меня морочить!» - в сердцах подумала я и склонилась над Артуром.
...Реальный меч, реальная кровь, как и царапина на моей коже... Я в ужасе покосилась на... Князя Тьмы. «Не делай этого!..» - мысленно попросил Он, но черный тяжелый плащ уже укрыл его плечи... Кудри удлинились. «Должна быть корона!» - вспомнилось мне... И узкий золотой обруч, украшенный древними рунами, мгновенно охватил высокий красивый лоб...
Толпа завопила, падая на колени.
- Так это и есть твой истинный облик! - непроизвольно выкрикнула я, чувствуя, как подкашиваются ноги.
«Ненормальная! - покачал головой Ослепительно Прекрасный. - Ты «замкнула» пространство, и уже никто не сможет выйти отсюда! Творение не остановить! Мне придется принять на себя эгрегор Люцифера, иначе все люди, а не только те, кто находится здесь, погибнут. Ты этого хотела???»
«Ах, как трогательно! - разоржалась я, пьянея от величия и красоты происходящего. - Видите ли, ВСЕ ЛЮДИ у него погибнут!!! Ну, что за мультяшный бред??? Городишко маленький, и не заливай мне про Армагеддон!!! »
«Человеческие фантазии могут спровоцировать и Армагеддон! В кристалле сила множится, и, если не перенаправить ее, то...»
- Все на колени! - радостно скомандовал Михаил, наступив Артуру на спину и с усилием выдергивая меч. С яростно взметнувшейся стали полетели мелкие брызги крови...
- Позволь мне служить тебе верой и правдой, Лучезарный!
- Верой??? И правдой??? - страшно переспросил Ангел Света и Князь Тьмы, кривя в улыбке рот. - И это говоришь ты, Ланселот???
- Но, принц... - неожиданно вмешался в происходящее... профессор в рясе и с тонзурой.
- Не называй меня так, отец Майкл! - резко возразил Лучезарный. - Лучше помоги перевернуть тело Пендрагона.
- П-п-пендрагона? - потрясенно переспросил Мастер.
А ошалевший от окрика... пофессор-монах честно попытался исполнить приказ, но в одиночку сил не хватило. Тогда недолго поколебавшись, к нему присоединился Мастер. Вдвоем у них получилось.
Михаил и «рыцари» потерянно сбились в кучу, как стадо баранов. Филиальская толпа, ряженная в средневековые костюмы, вела себя не лучше...
«Коснись своими ладонями ран Артура!» - мысленно скомандовал мне Люцифер. «Но зачем?» - я растерялась. «Ты не хочешь, чтобы он жил?» - изумился Лучезарный.
- Х-хочу, - пролепетала я, но, тем не менее, застыла, как тупая корова.
- Ну же! - нетерпеливо потребовал голос. - Я не могу сам. У меня нет тела. Только через тебя!
Я с трудом вышла из оцепенения и послушно, как кукла, опустилась на колени возле распростертого на полу мертвеца... Запрокинутая голова, остекленевшие глаза... Борясь с дурнотой, я все-таки заставила себя положить ладонь на кровавое пятно.
- Приподнимите тело, - приказал Люцифер монаху и Мастеру, а для меня добавил мысленно: «Правую ладонь зафиксируй на ране в области лопаток».
Я сделала, как он настаивал.
Леденящий холод обжег спину и плечи. Мощным потоком хлынул по рукам, пригнув меня к телу Артура, словно траву - штормовым ветром к земле. Кончики пальцев заныли от взрывающей изнутри боли. Я охнула, чувствуя выступающие на глазах слезы, но…
Дремотно закружил голову лазоревый аромат ирисов. Вязкая истома медленно растеклась по мышцам, тревожа и возбуждая… Губы, жесткие, как стебли травы… Тепло полуденного ветра… Марево одуванчиковой пыльцы… Бесстыдно искусные руки…
Душная волна желания полностью помутила рассудок, схлопывая сознание до мгновенной молниеносной вспышки во всеохватывающей темноте: «Лю-ци-фер… Звуки хрустально перекатываются, будто кристаллики льда. Я люб-лю Лю-ци-фе- ра… Так? Кто бы ты ни был, я люблю те…»
Ледяная мощь, пронзив изнутри кожу, заструилась сквозь мои пальцы, перетекая в бездыханного Артура.
...Толпа застонала в экстазе.
«Ничего себе, порнофильмец!» - потрясенно ахнуло в моем подсознании. «Это не мои мысли! Что происходит?» - я в недоумении, открыла глаза...
В пространстве зала вспыхивали и гасли вопиюще бесстыдные картинки сексуальных оргий. Причем всеми возможными способами совокуплялись фантомы, похожие на меня и...
Я всхлипнула от истеричного хохота и, встав с колен, оглянулась на Князя Тьмы. Его лицо, - готова поклясться, - даже в какой-то момент порозовело от смущения... Но он смотрел не на меня, а на слабо шевельнувшегося Артура.
- Ты снова спасаешь меня, принц, - хрипло прошептал Артур, поднимаясь на локтях, - лишая любви. В обмен на мою женщину!
- Я никогда не лишал тебя физиологической способности к совокуплению, - изумился Люцифер под дружный гогот толпы. – Да и никого вообще…
- Во-во! - прокомментировал Михаил. - Такой слабак, как этот Пендрагон, только и годится - в жертву. Не мужик! На хрен было его оживлять?
Рыцари снова разоржались.
- Молчи! - резко оборвал веселье Михаила Князь Тьмы. - Ты не смеешь!
- Да ладно! - хмыкнул Михаил-Ланселот.
Артур встал, красный от смущения и ярости:
- Зачем ты издеваешься надо мною, принц! Ты отнял Гвиневру и королевство, а теперь хочешь лишить меня и самоуважения?
- Успокойся! - улыбнулся Люцифер. - Все в прошлом. Ты грезишь и говоришь глупости.
- Решил отомстить отцу, который не признал тебя сыном и наследником? Но ведь тебе, по праву, и так принадлежит королевство Морганы! Зачем еще и Камелот?
Люцифер усмехнулся:
- Месть - человеческое понятие. Я не отнимал у тебя ни жены, ни короны. И даже не был твоим незаконным сыном в той, памятной тебе жизни...
- Не лги! - возмутился Артур. - Я узнал тебя.
- Я не умею лгать. Мордред - сын Мерлина и Морганы. Разве ты не догадывался об этом, Пендрагон?
- Нет, - Артур ошалело тряхнул головой. - Так значит, Гвиневра была нужна тебе не из мести, а как неоспоримый, законный путь к трону? А меня ты спас, чтобы обрести верного вассала, который обязан господину жизнью, и потому предан по-собачьи! Так?
- Не приписывай мне подобных человеческих устремлений. Они мне чужды, поскольку на уровне эмоций – безразличны, - возразил Люцифер. - Я никогда не был любовником твоей жены. Не претендовал на трон Морганы. А о твоем - даже не помышлял.
- Ты лжешь! - почти сплюнул Артур. - Да я своими глазами видел Гвиневру в твоей постели!
Ангел Света и Князь Тьмы посмотрел на бывшего короля с жалостью, как на больного:
- Я не умею лгать. Да мне и незачем. Тем более, сейчас, когда у тебя даже нет королевства. Эмоции застилают твой едва пробудившийся разум. Успокойся. Ты достойный человек, хотя и воин. Мне жаль тебя: ты был и остался всего лишь марионетк... Ты, действительно, видел Гвиневру в моей постели. Но не со мною. Это правда. Все остальное - иллюзии. Забудь!
- Пусть ты не спал с Гвиневрой, - тяжело вздохнул Артур, - но она хотела ТЕБЯ? Ведь так?
Люцифер не ответил, разглядывая «Пендрагона» с явным недоумением, будто только-только сообразил, что перед ним не взрослый мужчина, а всего лишь подросток-акселерат. Я же почувствовала ревность.
- Значит правда! - печально констатировал Артур. - Бог с нею, с Гвиневрой. Но ради какой корысти ты отнял еще и ее?
Бывший король с тоскою покосился на меня.
- Я всегда полагал, - Люцифер с изумлением заглянул мне в глаза, потом снова повернулся к Артуру, - что это МОЯ женщина, но если она сама так не считает, то... Хотя сейчас не время и не место... не мне решать.
И Ангел Света преспокойно выпустил меня из своих объятий. «Тоже мне - нашли переходящий вымпел!» - внутренне возмутилась я.
«Разве ты не испытываешь к Артуру то, что называешь любовью?»
«Никогда! Только ты!» - я демонстративно прижалась к холоду его тела. Артур покосился на нас и вздохнул:
- Прости мне нелепую выходку. Ты прав: сейчас не место и не время. Я был смешон. Не мне тягаться с тобою, принц. Да и никому другому.
- Ты преувеличиваешь, король, - Люцифер жалостливо усмехнулся.
- Не называй меня так, - вздохнул Артур, - ты сам напомнил: у меня больше нет королевства. Но я готов до конца своих дней служить тебе и... ей. Раз уж так вышло.
И он величественно опустился на одно колено, прямо как в кино.
- Стоп-стоп-стоп! - вмешался отец Майкл, снова преображаясь в профессора. - Все присутствующие готовы присягнуть тебе на верность, Люцифер. Может, мы и достойны кары за нестандартный вызов, но...
- Я - не ты! - с досадой возразил Люцифер. - Карать - человеческое понятие.
- Так ты не гневаешься, Лучезарный? - возрадовался профессор. - Я всегда верил в твое здравомыслие!
Ангел Света странновато улыбнулся: мне показалось, он с трудом сдерживает смех. А профессор вдохновенно продолжил - и его металлическая аура, при этом, искрилась золотом:
- Тебе не в чем упрекнуть нас: мы заключили с твоей посланницей договор и обращались, как с королевой...
Люцифер вздернул брови и уставился на меня: я почувствовала, как он извлек из моей памяти текст контракта. «Так ты сама спланировала этот фарс?» - поразился он. «Это не фарс, - я обиделась, - все очень даже красиво». «Ты этого действительно хотела?» - почему-то уточнил Люцифер. Я не нашлась, что ответить, а профессор тем временем все ораторствовал:
- Ты не препятствовал сотрудничеству с твоей женщиной, даже указал нам путь к себе через нее, а значит, ты сам согласен сотрудничать с нами, Лучезарный.
Ангел Света и Князь Тьмы промолчал в ответ. Воцарилась напряженно-жутковатая тишина.
Профессор забеспокоился:
- Так мы все-таки нарушили какое-то из правил?
- Ты, Святогор, неправильно строишь фразу и договоришься до ЕГО гнева, - фыркнул Мастер и опустился на одно колено, - мы глупые современные люди. Не торопись с карой, Лучезарный! Святогор хотел сказать: «Мы все, как один, готовы служить тебе. И смиренно просим считать нас твоими рабами. Теперь ты позволишь нам совершить подобающий ритуал, Мессир?»
- Я не могу не позволить, - саркастически усмехнулся Лучезарный.
- Благодарю тебя за оказанное доверие! - по-деловому кивнул Мастер. - Остается назначить церемонемейстера и Верховного Апостола Тьмы.
«Эта невообразимая комедия - именно то, чего ты хотела? - спросил Люцифер, не глядя на меня. - Тебе нравится их… гм… унижение? Я понял смысл происходящего адекватно?» «Зачем ты спрашиваешь? - я удивилась. - Ты же видишь: они не унижены, а счастливы!» «Полагаешь?» - криво усмехнулся Лучезарный.
Молчание Мессира затянулось, теперь запаниковал Мастер:
- Мы опять совершили что-то не то, Лучезарный?
Профессор сделал Мастеру отчаянный знак глазами.
- Ах, да! - спохватился тот и внезапным, но мощным ударом в грудь повалил ничего не подозревающего Михаила на пол. - Ты хочешь прежде проучить гордеца, который поторопился начать ритуал?
- Но, Мессир!.. - виновато пролепетал Михаил, поднимаясь и становясь на колени. - Я же хотел как лучше. Король мог задеть посланницу...
Люцифер с интересом покосился на меня. Я прижалась к его плечу и расхохоталась: «Прости этого идиота!» «Я и не думал наказывать, - удивился Ангел Света, - просто ждал твоей реакции... Ведь это именно твое шоу. Значит, тебе и решать…»
- Пощади, Лучезарный! - завопил Михаил, вероятно расценив мой смех не в свою пользу. - Твоя женщина сама соблазняла меня! Я же - со всем уважением!..
- Может, его кастрировать? - мстительно пошутил Артур.
Я разоржалась, представив: в воздухе замелькали кровавые картинки... «Рыцари» тут же приняли их как руководство к действию.
- Умоляю! Я не прикоснулся к твоей женщине! - панически всхлипнул Михаил. - Пожалей! Я буду служить тебе, как пожелаешь: хоть мечом, хоть на ложе…
Люцифер вздернул брови и опять воззрился на меня в крайнем изумлении. А я вдруг осознала то, что до сих пор не замечала: присутствующие, и женщины, и мужчины, смотрели на Князя Тьмы прямо-таки влюбленно! «Ты можешь преспокойно перетрахать их всех по очереди! И каждый из этих «рыцарей-придурков» упоенно подставит тебе свой зад! Даже не из страха, а изнемогая от желания!»
«Ненормальная! - Люцифер в ужасе покачал головой, уставившись на мелькающие в воздухе «картинки». - Ты не понимаешь, что говоришь и творишь!» «Еще как понимаю! Неужто забыл, как люди измывались над хэлами? Не считаешь себя вправе мстить – не надо! Эти твари сами, изнывая от страсти, совершат над собою все, что ты велишь! Где тут месть??? Это ж в чистом виде исполнение желаний!» - меня трясло от хохота и ярости.
«Око за око – и так много раз. В результате, все – без глаз. Полагаешь, это целесообразно?» – мрачно усмехнулся Ангел Света. «Это справедливо! – я окончательно взбесилась. – И не корчи из себя священника, кидаясь банальными фразами!»
- Пощади-и-и-и! - визжал Михаил, отбиваясь от рук, стаскивающих с него брюки.
- Прекратите! - тихо, но, перекрыв все визги и вопли, сказал Князь Тьмы. - Я не хочу этого! Пусть ритуал свершится, как должно! Тебя, ученик Мерлина, я назначаю церемонемейстером. А Верховный Апостол тьмы давно назначил себя сам.
- Благодарю за доверие, Лучезарный! - церемонно поклонился Мастер, опираясь на посох. - Осталось лишь выбрать супругу и жертву.
- Она сама должна изъявить желание, - зачем-то напомнил Люцифер и усмехнулся, - иначе ритуал не состоится.
- Не извольте беспокоиться, Мессир, - засуетился профессор-апостол в черном балахоне и с золотой перевернутой звездой на груди. - Ты лишь взгляни на девушек - все до единой согласны.
Окинув взглядом толпу, я убедилась, что он прав, и буквально взвилась от ревности, мгновенно представив, что сделаю с той, которая...
В воздухе замелькали очередные садистские картинки, но все бабы, как одна ринулись к НЕМУ.
- Придется все же выбирать, Мессир! - расхохотался профессор-апостол.
- Ее! – Люцифер стремительно обернулся ко мне, мысленно пояснив: «Я не могу выбрать никого другого по закону носфераты, но ты вправе сказать «нет». Тогда ритуал не состоится».
- Я согласна!
«Ненормальная! - вздохнул Люцифер. - Теперь мне придется овладеть тобою перед всеми, а затем позволить убить!» «Но ты же меня исцелишь! Пусть поглазеют на красивый спектакль!»
«Нет! - мрачно возразил Лучезарный. – Я хэл. И творю лишь реальность. Потому - как только свершится ритуал – действительно СТАНУ Люцифером. И даже не захочу разделить с тобою смерть!»
«Но разве ты не...» - я схватила его за руку и отпрянула: кожа-то теплая!..
«Да! - подтвердил ОН. - Толпа давно облекла меня в плоть. Я предупреждал: либо коллапс, либо воплощение их иллюзий, - он кивнул на присутствующих, - через тебя. Уйти ты не пожелала. Следовательно, кроме этих двух, иных способов перенаправить творимое не осталось. Я хэл и не вправе уничтожить человечество. Даже если люди сами того желают. В данном же случае они просто не ведают, что творят. В таких обстоятельствах остается лишь один единственный вариант…»
Догадка обрушилась на меня, как взорванная стена:
«Ты пожертвуешь мною???? Позволишь им убить меня???!!!»
«Разве ты не этого хотела?» – вежливо-равнодушно улыбнулся Люци... Караэль.
- Так не пойдет! - прервал затянувшееся молчание Мастер. - Ты хочешь обмануть нас, Лучезарный! Она давно не девственница. А ритуал требует девственной крови!
- Я, - усмехнулся Караэль, - пролил ее девственную кровь еще семьдесят веков назад. Так что начало ритуалу давно положено!
Мастер, сраженный цифрой, прикусил язык. А толпа застыла в гробовом молчании.
- Ваше право, Мессир, - растерянно пожал плечами профессор, - я лично не сомневаюсь, что все сказанное Вами - правда.
- Вот кинжалы! - отмер застывший, было, Мастер, открывая резную, старинную шкатулку, незаметную до поры среди приборов возле кушетки.
У меня подкосились ноги. Я наконец-то поняла, что натворила.
- Оденьте жертву в белое, - скомандовал Мастер женщинам, указывая на перевязанную черной лентой коробку, до нужного момента запрятанную среди приборов, подобно шкатулке.
Друзья-враги готовились к «эксперименту» основательно...
Я попыталась поймать взгляд Караэля, но он отвернулся.
«Ты прав, - мне вздохнулось, - я действительно этого «хотела»! Ты предупреждал и объяснял, а я как всегда смотрела, не слушая. Что ж, пусть это будет мой последний «спектакль», где актер сначала - зритель, а потом смертник. Я ошиблась, выбрав тебя семьдесят веков назад. Я, конечно, дура! А ты - ни на что не годный слабак! И ко всему прочему еще меня и не любишь!»
«Не терплю мелодраму!» - мгновенно ответил на мою тираду Караэль.
Я разревелась.
- Ну-ну, - по-матерински подтолкнула меня Светочка. - Ты же сама согласилась! Такой мужчина! Да от него даже смерть принять наслаждение! Хотела бы я быть на твоем месте! Представляешь, как он...
«Вот кретинка! - подумалось с невольной досадой. - Интересно, чтобы ты запела на моем месте!»
- Кого ты изберешь своими апостолами, Лучезарный? - продолжал по-деловому распоряжаться Мастер. - Кому доверишь оставшиеся двенадцать кинжалов?
- Предоставь право выбирать апостолов – Тринадцатому, Верховному, - в тон ему ответствовал Караэль.
«Господи! - меня охватил ужас. - А ведь он не шутит! Все получается, как во сне с Рыжичком. Я могла отказаться от смерти, но согласилась. Сама! Мне все вокруг говорило: «Нет!» Каждое событие настораживало и останавливало, а я маниакально лезла в петлю! Вот безголовая! Даже когда Караэль объяснился со мною напрямую, открытым текстом, я заставила себя думать, что это был эротический сон. Господи! Лучше б он просто потребовал: “Подчинись, баба!” вместо того, чтобы предлагать варианты. Он, видите ли, не может лишить меня свободы воли по закону Творца! Зато может отправить на смерть, потому что «я так хотела». Мало ли чего я хотела! Вот скотина!»
Слезы сами собою текли по моим щекам, я прекрасно понимала, что не права и виновата во всем от начала до конца. Умирать мне было не страшно. Но стыдно и горько было умирать так глупо! Ведь, в сущности, все происходящее действительно являлось даже не фарсом, а сплошным бурлеском: атеист-профессор - преданный апостол тьмы! Историк в качестве церемонимейстера сатанинского ритуала! А супермужественный Михаил - трус, подставляющий свой зад сильнейшему!!!
Размышляя, я не успела заметить, как с меня сняли всю одежду вплоть до нижнего белья и облекли во что-то длинное, белое и прозрачное. Оставили только дурацкие золотые браслеты на руках и ногах. Я попыталась поймать взгляд Караэля, но он, величественный и прекрасный, как самый настоящий Люцифер, спокойно и царственно беседовал о чем-то с Мастером и профессором. Я вспомнила ненавистный серый пиджак, смущенную улыбку, такую впечатляющую на подчеркнуто мужественном лице, бережные и ласковые прикосновения... И снова разревелась. Даже не сумрачный граф, молчаливо прижимающий окровавленную руку к груди, ... даже не Мордред, останавливающий жертвоприношение... даже не...
Я закрыла лицо руками, не в состоянии смотреть на то, что сотворила сама...
Меня вежливо подтолкнули к кушетке, покрытой алым бархатом. Я никак не могла лечь, но меня уложили.
- Совокупления, полагаю, не будет? - по-деловому осведомился Мастер.
- Разумеется, - равнодушно кивнул Лучезарный, - начало ритуала давно состоялось. Я скомандую, когда потребуются кинжалы. Начинайте мессу.
Мастер торжественно поклонился и выстроил всех рядами, потом сделал величаво вычурный жест рукой...
Пение оказалось заунывным, но по-своему чарующим. И на латыни. Но я не вслушивалась в смысл, разглядывая окружающее, как сквозь сон: «Забываться, забываться, в парке сум...»
Профессор блаженно улыбался, преданно и влюбленно поглядывая на Князя Тьмы. Его, некогда стальная, аура будто наполнилась золотом изнутри. «Полукровка, как и я», - мелькнула и угасла ненужная мысль. Михаил радостно сжимал кинжал: доверили все-таки! Печальный, даже мрачный Артур без меча и кинжала, но по-прежнему в алом плаще, стоял, прижавшись спиной к стене, и смотрел на Ангела Света с какой-то нечеловеческой жалостью...
«Забываться, забываться... Гиацинт расцвел... лило...»
Мне хотелось, чтобы Караэль поцеловал меня, но он, сумрачно прекрасный и заоблачно холодный, даже отошел от кушетки на метр. На его нечеловечески красивом лице не отражалось никаких чувств, разве что леденящее спокойствие и полнейшее равнодушие ко всему.
Глаза закрылись сами собой: видеть его таким мне уж точно не хотелось!
...Он был моим первым мужчиной, а я его первым объектом для совместного творения после носфераты...
Мы оба были абсолютно неопытны. Поэтому, оставшись наедине со мною, Караэль долго размышлял, не зная, с чего начать, и перебирал в уме различные варианты... А я ждала от него действий, смертельно боялась, но так же сильно жаждала. Ведь я выбрала его сама!
Он чувствовал мое состояние благодаря носферате, разделял его и... не понимал. Но, зацепившись за одну из моих мысленных картинок, наконец, решился. Караэль, как сказали бы люди, обладал техническим складом ума. Поэтому подошел к моему телу, как к сложному механизму, суть которого нужно понять. И со всей своей природной основательностью принялся за дело.
Он касался меня и напряженно вслушивался в совместные ощущения. Он пробовал так, как прочел в моих мыслях, еще и еще раз перепроверял, потом снова и снова вслушивался, разделяя мои ощущения. Он не был уверен, что воспринимает все правильно, поскольку знал, что я полукровка.
Он перепробовал массу вариантов, лаская и доставляя немыслимое удовольствие. Мой страх постепенно уступил место доверию, а желание возросло в геометрической прогрессии. И это длилось долго, немыслимо долго для человека. Караэль почувствовал это, но все равно проверил еще и еще несколько раз: он не хотел ошибиться... А потом, когда мое желание достигло апогея, и я абсолютно изнемогла от ласк, совершенно забыв о чем бы то ни было, Караэль решился на финал.
Я вопила, смеялась и плакала одновременно, не от боли, ее он подменил экстазом, а от счастья. Внезапно обрушившегося на меня счастья только что обретенной любви...
Он почувствовал, разделяя и искрясь всеми оттенками золота, но... не понял. Противоречивые ощущения просто недоступны математическому уму хэлов...
Потом Караэль снова вслушался в мое состояние, умудряясь продлить ласками то, что уже и так было невыносимым блаженством... Прижался ко мне, вглядываясь в глаза, будто ожидал еще чего-то... Но я не поняла и зажмурилась, предвкушая новую порцию любви. А вместо этого Караэль потащил меня в парк творить цветы, чтобы проверить, насколько состоялась носферата. И по дороге долго просчитывал что-то в уме, перебирая различные варианты - я не понимала, но чувствовала. И ужасно им гордилась со всем пылом шестнадцатилетней девчонки: «Ну, у кого из земных женщин есть еще такой мужчина!»
В результате непонятных подсчетов у Караэля получилась цифра 76,6% - много больше половины! - и это его порадовало. Он окинул меня взглядом с ног до головы, как, несомненно, ценную вещь, и от избытка чувств прижал к себе. Я задрожала, наслаждаясь ощущением его тела, и снова подумала о том, чтобы... Караэль вздрогнул, разделяя мое желание. Изумился, отстраняясь, и долго-долго смотрел мне в глаза, склонившись, как папаша к ребенку. Потом снова привлек меня к себе, проверяя эффект. Я была счастлива, как ненормальная. Караэль заискрился золотом, разделив и это ощущение. А потом, немного поколебавшись, прибавил к уже вычисленной сумме еще один процент. Я слышала весь этот дурацкий подсчет в его мозгу и балдела, сама не понимая, от чего.
Мне хотелось прорастить, и непременно сквозь мрамор, гиацинты, белые и нежные, как мое только что родившееся чувство к Нему. Но он предложил ирисы.
- Они прямые и жесткие, как...
Я неожиданно увидела… Караэль, быстро глянув из-под ресниц на «картинку», рассмеялся, встряхивая кудрями.
Я обиделась:
- Ну тебя с твоей фаллической символикой!
ЭТО не было ассоциацией Караэля, он хотел сравнить ирисы с колонной дворца, но в силу носфераты мгновенно поверил в мой навет, устыдился и согласился на гиацинты.
Получилось изумительно: гиацинты не раскололи мрамор, а именно ПРОРОСЛИ сквозь него. Тогда я, чувствуя за собою вину, предложила:
- Давай сделаем их лиловыми, как ирисы.
- А это мысль! - хмыкнул Караэль. - По крайней мере ничего подобного еще не было.
Он тщательно просчитал все варианты «за» и «против». Такой цвет противоречил природе гиацинтов, не требовался, даже мешал. Но мы все-таки сотворили это! Караэль умудрился вычислить единственно возможный для жизнеспособности подобной структуры оттенок лилового. Причем цветы действительно ЖИЛИ и могли дать семена.
Хэлы долго дивились на результат нашей носфераты и никак не могли понять смысл. Я не собиралась брать на себя ответственность за совместную выходку, и тогда Караэль, в силу носфераты, ответил за обоих:
- По-моему, - сказал он, - это можно отнесли к разряду человеческих искусств. Вроде живописи.
И хэлы с ним согласились. У него иногда получалось быть на редкость убедительным...
- Умница! - тихо-тихо сказал Караэль, прижимаясь щекой к моей щеке. - Ты здорово помогла мне, перестав быть звеном в общей цепи.
Я растерянно открыла глаза, не понимая, о чем он. А Караэль тут же объяснил мысленно: «Сила больше не множится, мне удалось разомкнуть пространство. Осталось лишь поправить искаженное».
Я всхлипнула, все равно ничего не понимая. И Караэль, больше не пытаясь втолковывать, попросил: «Теперь помоги еще. Я хочу, чтобы они (он кивнул на поющую толпу) увидели тебя красивой, как никогда. У меня еще остались силы, чтобы тринадцать минут удерживать любую твою иллюзию».
«А потом?» - я задрожала, не в силах ничего представить.
«Не бойся», - сказал Караэль и сделал знак «апостолам» подойти.
Они сомкнулись плотным кольцом вокруг кушетки и подняли кинжалы, готовясь опустить их по команде Караэля. Но он почему-то медлил, поглядывая поверх голов. Потом снова склонился надо мною, целуя в лоб, как умирающую. И я услышала где-то в своем подсознании: «Не бойся! Смерть - всего лишь начало новой жизни или видоизменение структуры».
Я даже не знала, плакать или смеяться от такого напутствия: «Господи Иисусе! Помоги сделать все, как должно, хоть я и не ведаю как!» И вдруг вспомнила агукающего малыша на алтаре. Потом - рафаэлевскую Мадонну. Но без младенца…
«Апостолы» шарахнулись в сторону.
- Успокойтесь, - прикрикнул Мастер. - Это всего лишь еще одно испытание.
«Умница! - восхитился Караэль, как-то по-особому меня разглядывая. - Мне бы такое никогда не пришло в голову».
Он сжал, а затем отпустил мою руку. И выпрямился, скомандовав:
- Приступайте.
Кинжалы, сверкнув, опустились...
Я не почувствовала ничего, абсолютно ни-че-го!
Но вдруг услышала сильнейший грохот... И попыталась подняться с кушетки... «Апостолы» почему-то в панике заметались... Некоторые даже побросали кинжалы. Что-то властно кричал Мастер, потрясая руками так, будто сжимал посох. Женщины верещали...
...Я оглянулась на Караэля, ничего не понимая, но борясь с приступом истерического хохота...
...Короткие волосы... Дурацкий серый пиджак...
...Глаза Караэля смеялись, но лицо осталось неприступно холодным. Я проследила его взгляд и увидела... отца Михаила... с кадилом и... паствой. Незнакомые женщины... с платочками на головах, какие-то мужчины поповского вида...
Филиальцы, эзотерики, «рыцари», сбивая друг друга с ног, вываливались в проем, где когда-то была дверь.
Мама родная! - вопила Светочка. - Да ведь убьют же! Убьют!!!
Какая-то суровая женщина с бледным фанатичным лицом, схватив профессорскую секретаршу за волосы, раздирала на ней вечернее платье.
- Звони в милицию, - орал дядька Святогор, поправляя галстук.
Мастер никак не мог набрать номер на «сотовом», а потом вдруг отшвырнул аппарат в угол и, перекрестившись на меня, выскочил вон. Светочка неожиданно оказалась при платочке и в длинной серой юбке. Трепавшая ее баба взвизгнула, как ужаленная, и метнулась, было, в сторону, ища глазами новую жертву, но, глянув на меня, свалилась на четвереньки и вдохновенно брякнулась лбом об пол...
Отец Михаил, недоуменно крестясь, подошел и коснулся моей груди.
- Ты чегой это, батюшка, лапаешь! - возмутилась патриархального вида старушка.
Отец Михаил растерянно поднес пальцы к глазам, потом попробовал на язык и, вздрогнув, сделал, было, движение бухнуться на колени, но...
- Как представитель римско-католической конфессии...
Я ошалело обернулась, узнав голос Караэля.
- Ах, католики! - дернул плечом отец Михаил, и передумал становиться на колени. - Так мэр в обход архиепископа Антония...
- Это частный визит, - прервал тираду Караэль.
- Но я все равно предложу на рассмотрение горсовета вопрос о закрытии вашего филиала, - пригрозил отец Михаил и быстро вышел, мелькая джинсами из-под рясы.
За ним потянулась паства...
У меня подкашивались ноги.
- Ложись на кушетку, - хрипло и сквозь зубы приказал Караэль, - быстрее...
Я недоуменно послушалась. Караэль одним судорожным рывком разодрал на мне платье. В голове помутилось: «Забываться, забыва...» Я рухнула в лазоревый туман... Но упала в одуванчики.