Тайна раскрыта: это не спутник-шпион!
(А.Линдгрен. "Малыш и Карлсон, который живет на крыше")
Очередное измятое письмо полетело под стол. Не удержавшись в переполненной корзине, прокатилось по краю, скользнуло на пол. Сидевший за письменным столом мужчина обхватил руками седую голову. Провел по вискам, растер глаза, соединил ладони под подбородком. Его взгляд, в который раз, словно сам собой, пробежал по полкам, задержавшись на позолоченной статуэтке, изображавшей парусный корабль. Золотые мачты гнулись перед напором бури, нос корабля опасно накренился под весом вползающего на палубу морского монстра. Но капитан крепко сжимал штурвал, а команда бесстрашно рубила длинные щупальца. Мужчина закрыл глаза. Он наизусть помнил, что написано на табличке в основании фигуры: "Профессору Кушу, раскрывшему величайшую тайну человечества". А дальше на стене висел диплом в красивой рамке. А еще дальше стену прорезал газетный заголовок. Огромными буквами на первой странице: "Тайна Бермудского треугольника раскрыта! Эксклюзивный репортаж с научного симпозиума". Профессору не было нужды глядеть на все это. Он был там. Стоял перед огромной аудиторией. Выступал перед виднейшими учеными-историками, лингвистами, социологами и многими-многими другими. А сейчас ... Он потянулся к стопке нераспечатанных конвертов. Взял верхний, аккуратно вскрыл, развернул письмо. И с первых же прочитанных строк яростно скомкал бумагу, швырнул ее в сторону корзины. И вновь оперся лицом на ладони, с недоверием и даже с каким-то страхом глядя на высокую стопку белеющих конвертов.
Из глубокой задумчивости его вывел какой-то звук. То ли цокот, то ли писк. Звуки не прекращались, и профессор поднялся с кресла. Ориентируясь на шум, он направился в сторону кухни, где незадолго до этого, оставил включенной стиральную машину. Опасаясь, как бы машина не сломалась, и его не затопило, он приоткрыл дверь и замер в немом удивлении.
Несколько секунд он не мог справиться с нижней челюстью, а когда, наконец, осознал, что видит, его правая рука помимо воли пришла в движение в неловкой попытке перекреститься. На краю стиральной машины сидели черти. Самые настоящие. Только маленькие. Чуть больше кулака размером. А внешне - ну просто классические черти. Тонкие ручки-ножки, длинные хвосты со стрелкой на конце, острые рожки, вместо носов свиные пятачки, копытца на ногах. В остальном же, чертенята были полной противоположностью друг-другу. Один - неимоверно толст, прямо круглился от жира, сидел неподвижно и что-то жевал. Другой же, тощий, облезлый, как бродячая собака, стучал копытцами по машине, постоянно ерзал и подпрыгивал, дергал первого за ухо и что-то пищал.
Профессор протер глаза. Чертенята не исчезли. Толстый ковер заглушал шаги, дверь он только приоткрыл и, очевидно, черти его не заметили, ибо не обратили на него ни малейшего внимания. Профессор ущипнул себя - тоже никакого эффекта. Чувствуя себя в полном ступоре, однако же, какой-то частью мозга оставаясь по-прежнему ученым-исследователем, профессор метнулся в комнату за фотоаппаратом.
Благословив, что современная техника позволяет снимать совершенно бесшумно, профессор, сдерживая дыхание, приник к приоткрытой двери. Тем временем, тощий чертенок открыл на машине ящик, в который засыпается стиральный порошок, и с визгом нырнул туда. Толстый с легким кряхтением поднялся и зябко поеживаясь, прям, как будто собирался войти в ледяную реку, встал у края. Тощий призывно махал руками и брызгал в лицо толстому струйки воды. Мелодичный смех-писк разносился по кухне. Тощий чертенок веселился вовсю. Наконец, дожевав, толстый подобрал под себя лапки и булькнулся в машину. Но не вынырнул из ящика, а поплыл внутрь. Тощий последовал за ним.
Некоторое время по кухне только и разносился веселый смех и бульканье. Профессор с изумлением понял, что сквозь шум воды различает слова:
- Держи его!
- Тащи сюда!
- Буль-буль-буль!
- Да тяни его, тяни!
- Буль! Вода в нос попала!
- Ай! Отпусти хвост!
- Сюда давай!
- Буль!
Чертенята веселились. Булькали, фыркали, ныряли и дразнили друг дружку. Но, очевидно, они не просто купались. Профессор наблюдал за ними, не переставая щелкать фотоаппаратом, и через некоторое время с изумлением заметил, что все вещи в машине оказались плотно упиханы в пододеяльник, а чертенята вылезают наружу.
Тощий задвинул ящик и отряхнулся, забрызгав все вокруг. Толстый же уселся на край машины, тяжело отдуваясь. Вода, стекая, образовала под ним маленькое озерце. В тот же момент профессор неудачно пошевелился и надавил на ручку двери. Замок громко щелкнул, и чертенята разом повернули мордочки к нему. Видя, что прятаться больше смысла нет, профессор вошел в кухню, держа фотоаппарат прижатым к груди.
- Так вот кто запихивает все белье в пододеяльник! - только и смог он выдохнуть.
Тощий же чертенок набросился на толстого:
- Ты нас не скрыл! Все опять из-за тебя!
Толстый равнодушно пожал плечами. Он уже снова что-то жевал, и отвечать с набитым ртом явно не собирался. Тощий повернулся к профессору:
- Ну, мы. Ну и что?
- Так ведь это же сенсация! - дар речи возвращался к профессору очень медленно.
- Сенсация! - передразнил чертенок. - У тебя уже есть одна сенсация. Вон, стены завешаны. И что? Хорошо тебе с ней?
- Да что ты знаешь об этом! - чувства разом нахлынули на профессора.
- А чего тут знать? Ты вор. Все вы воры. Крадете. Все, и нечего тут знать, - язвительный тон чертенка словно резанул профессора по сердцу.
- Я вор?! Я ничего не крал! Я двадцать лет работал! Все библиотеки обошел. Все архивы поднял. Сколько исследований, сколько трудов, сколько сил потрачено было! - профессор с каждым словом распалялся все больше.
- Да? - чертенок откровенно насмехался над ним. - А что ж тогда письма-то все в корзинку кидаешь?
- Да что они понимают! - взорвался профессор. - Они все пишут, что не надо было этого делать! Не надо было исследовать! Не надо публиковать!
- Конечно, они ничего не понимают. Один ты такой умный, - веселился чертенок. - Ты хоть раз подумал, не что они пишут, а почему они пишут?
- Что? Почему? - смутился профессор. - Ну, наверное, не думал...
- Конечно, не думал. Ты собрал информацию, исследовал. Молодец! Но как только ты доказал, что на самом то деле огромная, неведомая тайна, которая будоражила умы человечества не одну сотню лет, на самом деле никакая не тайна, ты украл ее. Ее, тайну. И не у одного человека, у всех и разом. Вот поэтому ты и получается - вор. Вот поэтому тебя и не любят. И письма тебе пишут не поздравительные, отнюдь.
- Да ... Я ... - профессор хватал ртом воздух. Новые мысли, новые чувства захлестнули его с головой.
- Вот так-то, профессор! - продолжал с издевкой чертенок. - Вот подумай еще немного: кому мешала эта тайна? Ну, пропадали корабли в океане, пропадали раньше, и будут пропадать еще. Ничего с этим не поделать. Это стихия. Какими бы хорошими не были ваши корабли, против природы не попрешь, все равно свое она возьмет. Но из этого сделали легенду. Красивую, яркую. Люди верили в нее. И даже не в нее, они верили, что в мире есть что-то неведомое, непознаваемое, таинственное. А тут ты. Раз, и архивы на стол. Оказывается, нет легенды, нет таинства, ничего нет. Все это люди сами придумали. Раз, и все уничтожил. И еще чему-то удивляешься ...
Профессор, почувствовав, что ноги перестают его держать, тяжело опустился на стул. Во все глаза он смотрел на маленьких чертенят. Мысли разбредались, комом ворочались под черепной коробкой, упорядочить их не удавалось. Тощий чертенок прыгал по столу, толстый жевал полотенце.
- Вот так-то, профессор! - повторил тощий и потянул толстого за ухо. - Бывай, не кашляй.
- Куда? - только и сумел выдавить из себя профессор.
- Ну, ты совсем ... - тощий чертенок помотал головой. - Думаешь, только у тебя сейчас машинка стирает?
Щелчок пальцами, и чертенята растворились в воздухе. Профессор медленно приходил в себя.
"А, может и правда? Что в этом толку!" - сказал он сам себе и нажал несколько кнопок на фотоаппарате. На вопрос: "Вы уверены, что хотите стереть все?", профессор, не колеблясь, нажал "Да". Пусть эта тайна останется нераскрытой!