Негромкий звук колокола раздается над остывающей рекой, по кромке схваченной крепким, первым льдом. Звук всплывает из глубины дымящейся реки звучанием долгим и давним, проникая сквозь морозный воздух в осенний лес, в окрестные деревеньки по берегу реки, и в горы, где уже лежит первый и неожиданный снег. Удары колокола медленны, тягучи, их звук долетает до города на противоположном берегу и возвращается оттуда, пустым эхом городской жизни, в которой он еле слышен. Пытаясь услышать колокол сквозь стекло, или почувствовать его среди редких, но громких звуков дороги за окном, я слышу, как монотонно звонит телефон, попадая в паузы между ударами колокола. Я пытаюсь услышать всю полноту звука, от начала до конца. И в ожидании следующего удара колокола – замираю, как замирают сейчас, и прислушиваются те, кто пытается его услышать. И на секунду - другую ожидания, прислушиваясь, мы слышим друг друга, где бы мы не находились и как бы мы не были далеки друг от друга в ожидании этого звука… Я не поднимаю трубку телефона….
Просто - ничего не сказать.
Во мне нет внутреннего течения - про что жить? Ничто не подхватывает и не несет по сути как по реке, разве что глоток хорошего, терпкого и чуть сладковатого вина? Жизни от этого не прибавится, она все равно идет где-то, а мне только кажутся голоса незнакомые, но родные, полные любви и нежности, где-то там, за лесом, за дорогою с редко проезжающими машинами и странным, долговязым велосипедистом, появляющимся каждое утро со стороны города. Мои окна выходят на дорогу, где в метрах ста от нее стоит наш дом.
Раньше, можно было начинать с любого слова на – спор, и получалась интересная жизнь, а теперь, в этой тишине, начинать приходится с себя, с того, что писать не о чем и начало всему надо искать как потерянный конец нити потерянный…именно потерянный. Может и начать с того, что кто-то живущий в доме с окнами, выходящими на дорогу, однажды, ранним утром пытается пришить оторванную пуговицу, ищет иголку, нитку, смотрит в окно, видит машины, велосипедиста, слышит чьи-то голоса за окном, в которых ему слышаться любовь и нежность. И никак не находит нить. А над рекою, плывут редкие удары колокола, и монотонно звонит телефон.
Про что твоя жизнь? Про любовь? Или про то, что ее не было?
В течение реки, нет препятствий, она не знает ни знаков препинания, ни абзацев, ни точек. Только повороты, одни повороты терпит река и больше ни одного правила она не знает. Она подчиняется только одному закону – силе притяжения, силе необходимой тяги к чему- то единому, с самой первой капли и до последней. Подчиняется закону полноты существования, в котором она при достижении себя, теряется, сливается с чем-то большим, важнейшим, чем вся ее жизнь, сила и смысл.
Вставать рано утром или поздно днем? Какая разница? Все равно надо просыпаться, медленно приходить в себя, отрываясь от сна, по капельке осмысления белого потолка перед глазами, предметов по углам комнаты, шуму улицы или отсутствия его, что тоже пробуждает ото сна. После того как, заново, чуть уйдя в себя восстанавливать баланс дня и ночи, желания и обязанности, реальности и сладкой, этакой внутренней, некой сонливой «реализованности». Не хватает по утрам желания открыть глаза. Желания спеть песню с еще закрытыми глазами. Ведь что - то же должно заставлять просыпаться по утрам, кроме того, что - должен!
Может лучше написать о слесаре? Про хорошего слесаря Иваныча.… который, зараза, деньги получил, а стекла в двери не вставил. Все реально, живо, все на своих местах.
Жизнь, как бы ты плотно не закрывал глаза, все равно продолжается и требует тебя к себе телефонным звонком. Холодная вода, пол, деревянные двери, вот что такое любовь «любовь – это с простынь бессонницей рваных срываться!»….. и биться о двери….
Почему–то ночью одному дышится полнее? Никого нет, никто ни о чем не спрашивает, думается проще и понятней… любовь это,… губ не дотронувшись…
… чьи то губы коснулись, уха… вдруг до мельчайших деталей увиделось… чьи- то губы коснулись уха, слегка… еле уловимо почудилась теплота дыхания и вкус терпкого, чуть сладковатого вина на губах. Волна запаха свежих полевых цветов качнулась в груди… за стеной громко спорили соседи на непонятном восточном языке,… неужели это снилось?
« Солнце открытым, нескромным лучом пробиралось в глубь квартиры в дальнюю комнату, где среди кучей наваленных книг, среди альбомов с открытыми страницами, на которых красовались средневековые кавалеры, дамы, лошади, флаги, дома, птицы собаки, фрукты на огромных серебряных блюдах. Где среди скомканных подушек на полу, среди полутени и цветных бликов на темно-красной материи покрывала, белой, легкой линией, лежала женская рука обнимающая, чью то голову. Среди утреннего равновесия света и тени, легкая линия руки границей отделяла утро от ночи, отступающей в углы комнаты, в тени еще непонятных предметов, медленно просачиваясь в картины, с густо прописанными фиолетовыми тонами, изображенными темными деревьями и светящимися неразличимыми огнями от уличных фонарей. Прячась от света в полевых цветах, огромным букетом лежащих на полу возле большой, надрезанной дыни, она словно засыпала под утро, в остатках темно-красного вина на дне высокой бутылки, со всеми своими ночными тайнами, шепотами, пьянящим горячим дыханием и чуть слышимым, счастливым смехом…»
Беда…пуговица выскользнула из рук, игла никак не может нащупать отверстие в ней, нить выскочила из игольного ушка и пропала, словно исчезла.
Надо подойти к окну, найти эту ниточку пришить эту пуговичку, застегнуть рубашечку.
Возле окна, в кресле слегка покачиваясь, сидит пожилая женщина (это моя мама) посмеиваясь, глядит на меня, что-то вполголоса рассказывает о чем - то, и пришивает пуговичку на мою рубашку. Иголка ловко снует то в отверстие пуговицы, то в полу рубашки. Ниточка послушно, послушно бегает за иглой. Мама качается в кресле у окна «…как всегда, как всегда…вечно у тебя пуговиц не хватает» выговаривает она мне и поглядывает в окно, наблюдая за внуком бегающем во дворе… нереально. Мамы нет уже второй год и пуговицу я, пришиваю сам, поглядывая на мальчишек во дворе. …Почему-то она приснилась седая. Река за окном тоже седая в первых морозах, в легком еще пушистом снегу с серебряной кромкой льда по берегам.
Реку можно сравнить с дорогой, можно соединить их в одну нить, завязать в одном событии, продолжая историю, ввести персонажей и закончить все, к примеру, в пятнадцатом отделении милиции. Там, в чине дежурного капитана, знакомый приятель, (подрабатывающий по выходным, выкладывает плитку в чужих ванных комнатах и кухнях), а на службе тянет лямку, дорабатывая до пенсии, к сорока годам. Он был бы рад этой истории пусть и неглавной в его жизни, но написанной с него. Это лучше, чем остаться в молчании своей жизни с казенными телефонными разговорами и пьяными гражданами в КПЗ…
Остаться в молчании лучше, чем не написать главного - простого и обыденного, начинающегося как все чудеса в этой жизни, со слова - однажды…
« …однажды вдруг увидеть тебя, в твоих глазах приоткрытую книгу, и боясь коснуться неосторожным словом, а только губами,успеть прочитать всего несколько строк - с л о в о м г у б н е д о т р о н у в ш и с ь – н и ч е г о н е с к а з а т ь… те строки, которые еще не знал, и придут они к тебе в половине третьего ночи, в пустой спящей квартире. Придут тайно и весомо, открытием огромного по значению закона – закона течения реки, как закона любви.…Увидеть эти строки, прочитать их, и все в секунду предугадать, словно рифму для ненаписанного еще стихотворения. Увидеть сцену жизни. Еще не начатой жизни… «полевые цветы, огромным букетом лежащим на полу возле надрезанной дыни…она словно бродила под утро в остатках темно-красного вина на дне высокой бутылки со всеми своими ночными тайнами….» Жизни, которая через некое время из предмета сна – литературы – иллюзии, станет твоей жизнью, смыслом, радостью, болью и концом той ниточки, с которой начинается жизнь как река. В течение которой, нет препятствий, которые бы она не преодолела на своем пути, когда течет медленно, неслышно, с невидимой силой, и навсегда вливается в неведомый ей еще океан чувства, и великого, тайного знания всей жизни, течения ее, и ее времени.»
Всего несколько строк надо найти, что бы написать о любви, и всего один единственный обрывочек нити надо отыскать в себе, чтобы жить…
Словом губ не дотронувшись - ничего не сказать, я останусь в молчанье предмета - телефонным звонком.