Степь.
Годы и годы, века и века проносится на закате над тобою теплый ветер, чтобы напоясь ароматом полыни, этим горьким терпким запахом свободы, лететь над миром, лететь и петь о тебе в своих заунывных, тоскливых, протяжных и таких же как ты бескрайних песнях.
Песня-степь.
Бесчисленные века тому назад здесь первый человек вдохнул этот воздух свободы, поднял глаза к ночному небу и именно с той минуты стал человеком. Немало с тех пор пронеслось над тобою лет и страданий. И мирного пастуха со свирелью, что выпасал здесь свое стадо и давал имена звездам, сменили бесчисленные орды свирепых, молчаливых, светлокожих и голубоглазых воинов, что основали здесь свое государство. Великое, сильное и кровавое. Но подними их кости из земли или вызови их дух оттуда, откуда нет возврата и спроси за что они любили тебя, степь? И мирный пастух и воин видевший немало битв ответят коротко: "За свободу"
И кости их пеплом, прахом протекут сквозь пальцы, а дух снова уйдет в забвение, ибо давным-давно и пастух и воин искупили свои грехи и обрели покой.
Степь.
Ты внимала и тихому шепоту ветра в ковыле и дрожала под тысячами тысяч копыт, ты дарила жизнь и жадно пила кровь, хлеставшую из ран и с тем же упоением ты слушала крики и шум битвы, стоны раненых и грай воронов, слетающихся на поживу. Да, люди воевали за тебя, боролись друг с другом, проливали кровь, но ни один народ не смог завоевать тебя. Они считали, что владеют тобой, но это было не так. На самом деле ты, великая и бескрайняя, владела ими, и ты, мудрая, наставляла их, взращивала на своей груди, поила мечтой и давала крылья. И они, вняв твоим словам, уходили за ней, за мечтой, за своим счастьем.
Степь.
Бесчисленное количество раз Солнце проходило над тобой, щедро даруя благодатные свет и тепло, и ты копила свою детородную силу и ждала, тоскливо подпевая ковылю. И он пришел, неведомый, безвестный пахарь, и плуг его вспорол твою плоть, но не из жестокости, а чтобы в ждущую, истосковавшуюся землю легли зерна. И с радостью приняла ты их и взрастила, сторицей отплатив и за соленый пот, которым щедро полил тебя пахарь и за бессчетные дни, которые проводил он на своей пашне, не ожидая многого, а просто трудясь. И по ночам, когда он, уютно устроившись у костерка, утомленный засыпал, ты тихонько пела ему, сама пьянея от своего счастья и своей песни.
Сколько веков минуло с тех пор? Бесчисленно. Но ты помнишь тот день, когда дым сожженного жилья затмил солнце, а пахарь вместо соленого пота напоил тебя своей кровью. И ты помнишь людей, что стояли над ним, закованные в латы. И стояли они, сняв шлемы и опустив головы, ибо сын твой пахарь, вспоенный твоей свободой, не пожелал продать ее за спокойствие, не пожелал продать даже ценою жизни. И не потому ли, когда осенью полыхает, сгорая, ковыль, дым сжимающий горло горек, горек как сама Скорбь?
Но те люди ушли, ибо минуло время их величия, как и многих народов до них. Им на смену пришел другой народ, народ-трудяга, народ-пахарь. Но уже никогда с тех времен больше не была ты такой плодородной, ибо жива была память и свежа рана, хотя пашня давно заросла, а убогую хижину пеплом развеял ветер. Уже никогда с тех пор не было в тебе той Любви.
Степь.
Города, государства, народы уходили в небытие, стены рассыпались прахом, погребая под собой саму память о своих творцах, а ты была безучастна и к их радости и боли, к счастью и страданью, ибо в твоем сердце полыхал бесплодный, но от того не менее обжигающий огонь неотмщенной боли. И не кому было мстить - те, кто сотворил зло давно ушли, не оставив по себе даже памяти, и некому было помнить о твоей боли.
Степь.
Воин разжал кулак, и рукоять древнего меча распалась невесомой пылью, и горьковатый ветер легко унес ее в вечернюю мглу. Уже спустилась ночь, но Воин еще долго сидел на вершине кургана и, смотря на далекие звезды, слушал песню ветра в горьком ковыле.