… Занималась заря. Розовел небосклон, и в набирающем силу свете растворялись мириады звёзд. Над горизонтом показался краешек солнечного диска. Первые нежные его лучики коснулись Земли, пробежали по лесам и холмам, вспыхнули золотистыми дорожками на водах озёр. Заискрились капельки росы, светло-жёлтые полосы легли на стены и кровли беленьких уютных домиков. Лучик пробрался в маленькое окно, осветил коричневые стулья и комод, двинулся дальше, по дощатому полу, приближаясь к кровати, сделался шире в складках одеяла, а потом медленно подполз к лицу ребёнка, безмятежно спавшего на измятой подушке с подложенной под голову ладонью. Его пухлые губы приоткрылись, нос и загорелые щёки были в веснушках, рыжеватые волосы спутались на лбу. Во сне он видел ребят, с которыми играл на шумном празднике. А потом они убежали, попав на какой-то очень высокий мост. Глядели с него вниз с высоты, от которой замирало сердце, в долины и овраги, покрытые густой зеленью. А когда вышли на его середину, то перед ними открылась волнующая панорама моря. Оно, могучее и необъятное, было вдали и отражало солнце. Волны равномерно накатывались на берег. Малыша охватила радость. Он ликовал, что находится здесь, с друзьями, у никогда не виданного ранее чудесного моря…
Пятилетний Николка пробудился быстро и легко. Сновидение бесследно растворилось в наступающем дне. Он свесил ноги, сладко потянулся, зевнул и побежал будить сестричку, двух лет отроду. Её звали Надежда. Она заплакала, когда открыла свои прозрачно-синие глазки, но приподнятое настроение брата быстро передалось ей, слёзы высохли, и она мило улыбнулась солнышку, которое заглядывало в комнату. Николка одел её в простое зелёное платьице, налил в кружку прохладного свежего молока и прибавил к нему горбушку чёрствого хлеба. Чтобы девочке было легче жевать хлеб, он макал его в молоко и только потом давал Наде. Родители давно ушли на работу. Отец где-то за пять километров от главной дороги косил траву, а мать исполняла обязанности медсестры в больнице соседнего села.
Шёл 1951 год. Люди вырубили у себя почти все сады, потому что на плодоносящие деревья был наложен налог, а платить его было нечем; в недавно созданных колхозах отрабатывали каждую неделю трудодни, за что почти никаких денег не получали.
Николай отвёл сестру в ясли. Это была большая просторная хата неподалёку с обширным двором, в центре которого росла дикая груша. Солнце уже пригревало. Оставив Надю на попечение заботливых нянек, Николай зашёл за другом. Петя был на два года старше его. Высокий и худой, он всегда, сколько его помнил Коля, любил всякие шалости и приключения. И вот они вдвоём отправились в степь. Этот поход был запланирован давно и вызывал много радостных ожиданий. Босыми ногами мальчишки поднимали дорожную пыль. Мимо, переваливаясь, пробежали гуси, важно вытянув шеи. Где-то кудахтала несущаяся курица, а в другой стороне прокричал несколько раз петух. За оградой, с веранды чьего-то дома, доносились звуки старого патефона и человеческий говор. Около конторы колхоза стоял грязный грузовик с мутными стёклами. Из-под его колёс выпрыгнула облезлая собачонка и залилась звонким лаем. Но, поняв, что дети не обращают на неё внимания, она завиляла коротким хвостом, и скрылась за автомобилем. Дальше, слева, располагалась конюшня. Николай и Петя завернули в её ворота. Лошади, красивые и мускулистые, свободно ходили по территории близь неё, обмахиваясь хвостами от назойливых мух. Коля погладил любимого жеребёнка, тот слегка заржал ему в ответ и посмотрел весёлым, выпуклым глазом. Ребята ещё пару минут полюбовались, как играют и двигаются мышцы животных, когда те скачут, а затем продолжили прерванный путь. Рядом находилась ферма. Петя предложил заглянуть туда. Свирепый бык-бугай был привязан сплетёнными в канат верёвками к каменному столбу. Копытами он рыл землю и часто сопел. Зрелище это было одновременно интересным и страшным.
Покинув ферму, малыши направились в колхозный сад. Оставаясь незамеченными, они благополучно оказались перед яблонями «Белый налив». Земля после недавней поливки была влажной, пахло смородиной и ещё чем-то прелым и острым. Мальчики воровато оглянулись. Никого не заметили между стволов. И начали быстро собирать сочные сладкие яблоки, падавшие под тяжестью веса с веток, которые стоило только потрясти. Им доставляло особенное удовольствие быть никем не замеченными. Они совершали этот проступок, словно играючи, ни о чём не задумываясь. Вдруг неожиданно, на их беду появился сторож с лозой в руке. Гибкий прутик прошелся по спинам озорников. Они вскрикнули и бросились наутёк, спасаясь от рассердившегося старика. Но тот не преследовал их, лишь криво улыбнувшись им вслед и вспомнив своё не менее беззаботное детство. Сбежав от сторожа, Петя и Коля шагали по неровной, избитой дороге. Они грызли зелёные и желтеющие яблоки, болтали друг с другом, рассеянно глядели по сторонам и смеялись, ощущая приятную тяжесть в карманах. Вскоре взобрались на насыпь, поросшую сорняком, и замерли, поражённые красотой природы. Им приходилось часто видеть эти пейзажи, но каждый раз, будь то середина лета или поздняя осень, в них было нечто новое и необыкновенное. Вокруг, куда хватало глаз, раскинулась необъятная степь. Её покрывал сизый ковыль. Небо, густо-синее над головой, светлело близ подёрнутых прозрачной дымкой полос горизонта, вдоль которых застыли белесые кучерявые облачка. Жаркое солнце стояло в зените. В горячем воздухе витал приторный запах степных трав. Дул с юга лёгкий тёплый ветерок. Дети направились к кургану 17 века, видневшемуся сбоку около той линии, где земля сливалась с небесной лазурью. За древней могилой были еле различимы фигурки пастухов, коров и овец. К пастухам присоединилась сегодня сельская молодёжь. Всего под развесистым тополем собралось 10 человек. Самым взрослым был двенадцатилетний парень Игорь. Он выделялся физической силой, которой хвастался и иногда пользовался в целях укрепления своего лидерства в компании, его слушались и боялись получить тумаков, раздаваемых им с охотой, но без злобы. Особенными умственными способностями он не отличался. В роли помощника Игоря выступал Андрей – мальчик угрюмый и молчаливый, прозванный Хлопушей за то, что и глазами хлопал, и умел ушами шевелить. В обществе ребят была установлена строгая иерархия, некоторые вопросы решались кулачной борьбой. Когда появились Петя и Николай, как раз затевалась драка с новеньким, стройным, с густыми русыми волосами Иваном. Главу его семьи назначили полевым бригадиром местного колхоза, и он переехал в это село на постоянное местожительство. Над Иваном часто подшучивал рослый и упитанный Степан, но предмет его насмешек не остался равнодушен и дал сдачи. Степан, прослывший большим задирой и насмешником, пожаловался предводителю, и тот решил, что противники должны придти к общему согласию в честном бою. Стёпа был более неповоротливым в сравнении с Иваном, умело избегавшим его тяжёлых ударов. Они повалились наземь и катались по выжженной траве, вцепившись друг в друга. Ребята раскраснелись, у Ивана потекла носом кровь, глаза их лихорадочно горели. Особенно запомнился Николаю взгляд Вани: упорный и болезненный. Он словно молил кого-то о помощи, убеждал, может, своего ангела-хранителя, что не выдержит испытания и умрёт, но при том, стремился победить врага любой ценой. Ему удалось схватить его за шею и прижать коленом к земле, однако Степан вырвался и стал душить Ивана, но другие разняли их. По лицу Ивана текли слёзы, он вздрагивал и ловил ртом воздух, а затем сел на корточки, опершись на ствол тополя, и приложил руку к груди. На висках его надулись синеватые полоски сосудов. Коля подошёл к нему и спросил: «Тебе плохо?» Ваня замотал головой и попытался усмехнуться. «Всё нормально», - коротко ответил он и отвернулся. У ребят было принято курить. В знак примирения Игорь предложил враждебным сторонам сигарету: одну на двоих. Но Иван отказался, сказав: «Мне нельзя. Из-за болезни». И никто больше не приставал к нему. Неприятное недоразумение забылось, и дети, поболтав о всяких мелочах, беспокоивших их неугомонное воображение, принялись играть в чурки, часики. Проигравших отправляли собирать скот в стадо. Ими оказались Николай и Иван. Через десяток быстротечных минут они очутились далеко. Где-то позади, с трудом заметные, махали им односельчане. Никого из людей не стало вокруг. Лишь в каком-то великолепном единстве пребывали небо и земля, и малыши на миг совершенно отчётливо почувствовали себя в гармонии с ним. Иван долго глядел на редкие облака, проплывающие медленно, меняющие контуры, становящиеся похожими то на человека, то на зверушку, то на что-то непонятное, но и неуловимо знакомое, словно некогда виденное. На севере показалось ребро тучи, образовывающее собой потрескавшийся купол, в его просветах сквозила пронзительная, чистая голубизна. Иван пристально что-то изучал в ней. С усилием оторвался от созерцания и задал странный вопрос Николаю, который тот запомнил навсегда: «Ты знаешь, откуда появились все люди на планете?». - «Родились, наверное», - отвечал сконфузившийся почему-то Коля. - «Нет, - с долей досады произнёс Иван, - оттуда пришли, с небес, со звёзд. Вот так – и не сомневайся!» Дети вернулись вспотевшие, но довольные…
Засыпал Николай голодным с мыслями о радужном завтрашнем дне, о том, что с Иваном необходимо сходить к озеру за селом и искупаться, что через неделю будут косить пшеницу. Все негативные впечатления минувшего длинного дня исчезли. Мальчик думал о доверчивом жеребёнке, о печальном стороже, о злобном быке, об Иване, Игоре, сестре с ласковой теплотой в душе. За стенкой о чём-то озабоченно беседовали родители, во дворе стрекотали кузнечики, на кухне тикали часы; ночь окутывала дома и степь; редкие огоньки, мерцающие в окнах, тонули в её мраке. А последним образом, вспыхнувшим в сознании Коли, было дневное бесконечно бездонное небо и ковыльная степь. В те годы, разумеется, ему и в голову не приходила мысль, что всё окружавшее его навсегда останется в памяти до последнего дня жизни, потому что детство воспитало в нём любовь к родному дому, родной земле и природе.