Мата Хари

Какпётр
       Мата Хари

Мы живём в мире неприкрытого мужского шовинизма, в котором женщине (сотворённой из мужского ребра) отведена роль – в лучшем случае – объекта мужских желаний (и повода для дуэли) и, – что наименее справедливо, – отказано в собственном праве вносить любые изменения в драматургию самой истории.
С тех пор, как причину смертности человека связали со способностью женщины к деторожденью (ибо рождённое – умрёт), – тем самым, вменив ей в вину саму смерть, – законы жанра не подвергаются ни критике, ни реформации.
Однако, даже исторической наукой были отмечены исключения, тем более ценные, что их – немного.
Таким исключительным событием стала и судьба Маты Хари – легендарной артистки, превратившей отпущенные ей Богом четыре десятка лет – в произведение искусства. Все главные роли в её драме исполнили женщины.

*
На исходе девятнадцатого века в Нидерландах в скромном семействе шляпных дел мастера Зелле родилась прелестная девочка. Её нарекли Маргаретой-Гертрудой. Когда она подросла и преобразилась в очаровательную черноглазую невесту, недостатка в поклонниках не было. Избранником её стал бравый офицер голландской армии Кэмпбелл Маклауд. Связав с ним судьбу, Маргарета-Гертруда скоро стала матерью. Малютка-дочь её была столь же прелестна, как и сама она в детстве.
Когда воинский долг потребовал от офицера Маклауда оставить родину и отправиться «в интересах королевства Нидерландов» на далёкий остров Ява, преданная жена последовала за ним, взяв ребёнка с собою. Для молодых супругов эта перемена явилась самым серьёзным испытанием, выйти из которого с честью им не было суждено…

       *
Этические нормы косно-чопорной Европы были преданы забвенью с первым же дуновением пьянящего тропического ветра. Скоро развеяны были и последние девичьи надежды, происходившие от иллюзий, какие молодая офицерская жена, естественно, питала, вступая в брак с блестящим военным. Всё продолжительнее делались периоды, когда офицер Маклауд почти не показывался в их новом доме – «по долгу службы» (направлявшему его прямиком в объятия знойных яванских красоток). Реставрации семьи не способствовала даже столь радикальная мера, как рождение второго ребёнка – сына.
Всецело предоставленная самоё себе, Маргарета-Гертруда проявила серьёзный интерес к традиционному индийскому танцу, – в отличие от незатейливых, однообразных европейских «па» – представлявшему собою исполненное драматической глубины действо. Открыв для себя это древнее искусство, всё свободное от забот о детях время Маргарета- Гертруда самозабвенно посвящала овладению замысловатыми жестами, ритмичными шагами, непривычными для европейского тела позами – многосложными составляющими этой необычайной пантомимы.
Обучение индийскому танцу способствовало раскрытию её неординарного творческого потенциала: госпожа Маклауд с изумленьем обнаружила в глубине своей души разносторонне одарённую личность, смиренно ожидавшую благоприятного стеченья обстоятельств, чтобы явить себя миру…
Узнав, что офицер Маклауд отнюдь не являет собою образчика супружеской верности, вместо того, чтобы – как того требует традиция – сгорать от ревности, Маргарета-Гертруда последовала его примеру, обретя утешенье в объятиях другого. А затем – и третьего…
Как знать, сколько чета Маклаудов соревновалась бы во взаимных изменах, когда бы не трагическое для них обоих событие: их сын умер.
Смерть ребёнка лишила всю прежнюю жизнь Маргареты-Гертруды последнего смысла: с нею госпожа Зелле-Маклауд прекратила своё призрачное существованье. Беспрепятственно расторгнув формальные брачные узы, оставив дочь на попечение отца, она покинула злосчастный остров Ява навсегда.

       *
Вопреки закрепившейся за нею в истории репутации (несомненно, умаляющей её таланты и достоинства), – эта женщина отнюдь не была заурядной кокоткой. Ей претила банальность самой идеи превращения собственного тела в товар заведомо ограниченной стоимости. Карьера даже самой элитарной куртизанки не сулила перспективы покорившейся Европы, смиренно распростёртой у её изящных ног. Она же была согласна на статус, по меньшей мере, Клеопатры. Однако, без законных полномочий безраздельно и своевольно властвовать над жизнью и над смертью любого дерзнувшего с нею ровняться мужчины, какими обладала по рождению царица, как могла она сделаться столь недоступной, и столь вожделенной, чтоб возвыситься над похотливой породой сластолюбцев, и отдавшись кому-либо по своему усмотренью, не сделаться ничьей собственностью, не принадлежать никому?... Искомое решение честолюбивой женщине преподнесла, не ведая об этом, неподражаемая Айседора Дункан. Вдохновлённая её выступлением, госпожа экс-Маклауд увидела свой путь к осуществлению всех помыслов и всех желаний, о которых лишь начинала догадываться. Она решилась представить почтеннейшей публике Старого Света изысканную пластику индийского танца. И началось рождение легенды…

       *
Мата Хари – это имя означает «Око Дня». Назвавшаяся им снискала ошеломляющий успех у самой искушённой публики Европы. За два месяца – со дня её прибытия в Париж – окутанная ореолом тайны, загадочная исполнительница «яванских храмовых танцев» достигла небывалой популярности в высшем свете французской столицы. Её новое имя, словно некое мистическое заклинание, трепетало на устах едва ли не у всех аристократов, не у всех великосветских представителей бомонда.

Все парижские повесы, ловеласы, бонвиваны вожделели Мату Хари. Повинуясь гипнотизму этих чёрных глаз, все дамы света шёпотом, из уст в уста, в кулуарах и салонах передавали – нет, не сплетни, но – легенды, одна банальнее другой, – со всеми атрибутами бульварного романа: о том, как юная индийская принцесса, учась у жриц особым танцам, которым обучают только в храмах бога Камы (Любви), без памяти влюбилась в офицера колониальных войск Британской империи, и с ним бежала (или была похищена из-под строжайшего надзора во дворце раджи), о смерти сына и о мести (разумеется, кровавой), наконец, о дерзком бегстве, которое и привело её в Европу…

Мата Хари немало потрудилась, распространяя эти слухи, и – следует признать – успешно.
В какой-то мере, этот миф способствовал разборчивости, которой жрица любви вынуждена была волей-неволей держаться в своих связях, ибо стремление поддерживать свой легендарный статус особы царственных кровей делало её добычей, доступной только великосветским львам, чей ареал (охотничьи угодья) был очерчен кругами высшего общества.

Чувство превосходства, единожды испытанное этой женщиной (когда из несчастной офицерской жены она – в один миг – стала независимой и свободной: свободной от условностей, от лживых обязательств, навязанных ей традиционным воспитанием и всеми законами этого мира, где правят лицемеры в военной форме), стало смыслом её жизни: с каждым обманутым ею генералом французской армии, с каждым использованным в её тайных замыслах политиком или аристократом, на какое-то время униженным ею до положения раба, она торжествовала свою новую победу.

       *
Театр военных действий первой мировой войны стал теми подмостками, на которых исполнила свой лучший танец Мата Хари.

Смятенье, охватившее почтеннейшую публику с началом мировой войны, прелестной танцовщицы и не коснулось: казалось, рождённая мифом принцесса не удостоила вниманием всю эту суету. В действительности, Мата Хари – авантюристка по самой своей природе – увидела в реалиях развернувшегося перед нею драматического действа обширные возможности для новых приключений. И с той же грацией, какая восхищала поклонников её сценического образа, ступила на тропу войны – тайной войны (шпионажа).

       Скрывайте знание языков - это поощрит других говорить в вашем присутствии открыто.
       Э.Шрагмюллер

Если притворство и не составляло самую суть, то – по меньшей мере – было неотъемлемым атрибутом её новой профессии.
Самодовольные министры, кичившиеся своим положением, генералы, посещавшие выступления Маты Хари в парадных мундирах – наедине с обольстительной красавицей эти горячие поклонники (не столько её таланта танцовщицы, сколько – её женских прелестей) сами не замечали, как развязывались их часто непослушные от выпитого без меры спиртного языки.
Чем плотнее стиснуты челюсти, хранящие тайну, тем податливее они становятся, доставляя своим обладателям так необходимое облегченье – при первой же возможности почувствовать безнаказанность словоохотливости. Наивность вопросов Маты Хари не вызывала подозрений: никто из них не чуял никакой опасности в удовлетворении невинного любопытства этого безобиднейшего женского существа, столь далёкого от политики и – казалось – ничего не смыслившего в военном деле.
Так информация, доселе не предназначенная даже для лишних пар ушей и в стенах французского кабинета министров, преображалась в хриплый шёпот в её шикарном будуаре.
Мата Хари становилась обладательницей военных тайн со столь неожиданной для неё самой лёгкостью, что всю оценку важности получаемых сведений препоручала компетентности своих германских покровителей, с типично немецким педантизмом переводивших слова различного достоинства (ибо были среди них глаголы и числительные, имена личные и географические названия, а также термины технического свойства) в денежный эквивалент. Скоро Мата Хари осознала, насколько второстепенное значение приобретала коммерческая выгода неосмотрительной болтливости любовников в мундирах в её новой игре: по мере того, как её аппетитам стало ведомо пресыщенье, она начала различать всё отчётливей привкус своего излюбленного деликатеса – власти.

       *
Успех на поприще, всецело завладевшем её богатым воображением, – на поприще тайной войны – вскружил ей голову куда сильней любых оваций престижнейших парижских залов. Вообразив себя некоронованной королевой шпионажа, не зная меры своему неутолимому тщеславью, опьянённая возможностью влиять на ход войны, Мата Хари обратилась ко французской контрразведке со смелым предложением о сотрудничестве.
Обескураженные французские чиновники не были готовы оценить всерьёз возможность воспользоваться услугами танцовщицы со слишком легкомысленной для их ведомства репутацией.
Задание по сбору информации о ней поручено было агенту французской контрразведки Ханне Виттиг, подданной Германии. Анонимное содействие фрау Виттиг оказала – по собственной инициативе – её соотечественница Анна-Мария Лессер.
По-своему честолюбивая, но – в отличие от Маты Хари – отнюдь не тщеславная, Анна-Мария Лессер охотно снабдила госпожу Виттиг исчерпывающей информацией о шпионской деятельности голландской самозванки, чей дилетантизм, по-видимому, давно явился источником её раздражения и, вероятно, некой профессиональной (а возможно, и более прозаичной – чисто женской) ревности.
Ханна Виттиг, разумеется, воспользовалась любезно предоставленными ей сведеньями, сохранив анонимность источника и не подозревая о том, что Анна-Мария Лессер состоит на действительной службе в разведке кайзеровской армии.
Результатом проведённых агентом Виттиг изысканий стал обширный компромат, изобличавший Мату Хари в шпионской деятельности в пользу Германии.

       Красивая женщина с открытым лицом в модном пальто,
отороченном енотовым мехом, и шляпке того же стиля.
(из циркуляра английской разведки)
В распоряжении сотрудников французской контрразведки имелась подлежавшая проверке информация о том, что резидент немецкой разведки, действующий в Париже, – женщина. Внезапное разоблачение голландской куртизанки избавило французов от обременительной необходимости выхода на её след, а Анне-Марии Лессер – позволило избегнуть раскрытия её собственной шпионской деятельности.
В документах по делу Маты Хари имя Анны-Марии Лессер не фигурировало. Сохранив инкогнито в качестве основного источника скомпрометировавших Мату Хари сведений, фрау Лессер дожила до глубокой старости, тихо скончалась в собственной постели и была похоронена под своим подлинным именем: Элизабет Шрагмюллер.
По себе эта скромная женщина оставила некоторые полезные наставления новому поколению бойцов невидимого фронта, – после долгих лет вынужденного молчания, поделившись богатым профессиональным опытом, приобретённым на службе в разведке; среди прочего, представляется достойным внимания совет: «Никогда не напускайте на себя таинственность».

       *
       Потому что политика - это только схваченный геометрической читотой закон джунглей.
       И.Бродский
       
Летом 1917 года Мата Хари предстала перед Парижским военным трибуналом по обвинению в шпионаже в интересах кайзеровской армии. Она отрицала решительно всё, и была приговорена к смертной казни.
Приговор был подписан не дрогнувшей рукой, не так давно ласкавшей тело обречённой куртизанки, и оглашён тем голосом, который шептал ей на ухо слова любви (а возможно – и выдавшим в недавнем прошлом тайны, продажа которых обеспечила Мате Хари безбедное существованье).

В назначенный день в камере смертников Мата Хари написала два письма, накинула на плечи чёрный плащ и уверенной, и вместе с тем, лёгкой и грациозной поступью вышла на тюремный двор, где со спокойным достоинством, предстала перед расстрельной командой. Она отказалась повязать глаза предложенным платком и смотрела в лица изготовившихся к стрельбе французских солдат с какой-то печальной задумчивостью.
Когда руководивший казнью офицер скомандовал открыть огонь, Мата Хари расправила плечи (отчего плащ её пал на землю), гордо подняла увенчанную модной шляпкой голову и одним движением руки освободила стройную талию от пояса, стягивавшего шёлковое кимоно, под которым, когда оно распахнулось, взорам палачей было явлено – на долю последней секунды – всё ещё прекрасное, достойное резца античного скульптора, тело…

Старый Свет расстался с нею молчаливо – не в пример восторгам встречи, – и едва ли в обескровленной войною Европе нашёлся некто, оплакавший её исполненный артистичного достоинства уход. Однако, звенящая тишина, наставшая вслед за глухими, нестройными хлопками выстрелов, была лишь минутой молчания, лишённого подобающей, – хотя бы – лицемерной, скорби. Протяжным эхом ружейных залпов этой казни прогремело имя Маты Хари на всю оглохшую от канонад Европу (заглушив имена прославленных генералов и настоящих (безымянных) героев первой мировой) и разнеслось окрест – как в пространстве, так – и во времени…

       *
Судьба вконец измученной Европы сменила гнев войны на милость мира, – и кавалеры, различных степеней и рангов (должно быть, с тем же облегченьем, с каким – из века в век – их предки избавлялись, усилиями целой свиты оруженосцев и других вассалов, от металлических доспехов) переоблачившись из пыльных кителей или мундиров – во фраки и смокинги, чтобы сопровождать своих дам (вознаградивших героизм долготерпением в ожидании их возвращенья с поля брани) в те же залы, на сценах которых их взоры услаждала Мата Хари: их новым развлеченьем стал теперь синематограф. С белого экрана публике явились иные кумиры.
Ища забвения лишь ей одной известных причин своих душевных мук, искусно скрытых под благопристойной маской немецкой сдержанности и под макияжем от кстати равнодушных окружающих, и молодая супруга наследника германского графского рода де Шийн (разумеется, под псевдонимом) успешно сделала карьеру киноактрисы, став одной из первых «звёзд» экрана.
В один из заурядных дней 1928 года в роскошном парижском особняке графа де Шийн (под номером 31 по улице Фезандери) раздался револьверный выстрел, которым кинозвезда, известная аристократической публике как графиня Ханна де Шийн (урождённая Виттиг) положила конец терзаниям своей неумолимой совести.

       *
But second world war was a fight of two Demons.
       И. Бродский

Оглушительный успех у разгорячённой драматическими страстями военного времени европейской публики предвещал бурю оваций, сопровождающих выход на историческую сцену до времени позабытой (на далёком тропическом острове) дочери Маты Хари.
Не умаляя ни духа, ни буквы самого первоначального замысла, в повторной постановке драма Маты Хари – с её дочерью в главной роли, – разыгранная в естественных декорациях острова Ява, получила не состоявшееся на парижских подмостках сюжетное развитие, масштабностью театра военных действий второй мировой войны с лихвой компенсировав лёгкий оттенок провинциализма (происходивший, должно быть, от публики: даже и четверть века спустя, едва ли яванский бомонд способен был составить конкуренцию высшему офицерскому составу столичной Европы).
Тем более заслуженным представляется успех дочери, несомненно превзошедшей Мату Хари в искусстве тайной войны.
Дочь наследовала легендарной матери её обворожительную красоту, неординарный ум и – в известной степени – драматургию судьбы, подхваченной ею в тот самый миг, когда полуобнажённое тело Маты Хари пало на землю, расставшись с душою, – как если бы эта, последняя шепнула наследнице несколько слов о самой заветной, одной только ей поверенной материнской мечте. И дочь воплотила то, что грезилось Мате Хари – пределом её отнюдь не бедной фантазии, когда она уже видела себя в роли двойного агента военной разведки.
С дерзостью, вполне достойной прославленной родительницы, презрев скудную арифметику первой мировой, прекрасная воительница действовала единовременно в интересах конкурирующих разведок нескольких воюющих держав.
Тогда как действительные (личные) интересы красавицы отданы были яванским повстанцам, чьим олицетворением явился для неё единственный возлюбленный ею мужчина по имени Абдул.
В 1950 году – в соответствии с законом драматического жанра – дочь Маты Хари была расстреляна солдатами северо-корейских войск за шпионаж.

       *
Во Франции казнь как обряд – в силу целого ряда особенностей истории этой страны – приобрела статус культурного явления, существенно более значимого, нежели в прочих странах мира. В то время, как по всей Европе не отличающиеся особым разнообразием акты сожжения, повешенья или усекновения голов, – будучи излюбленным развлечением народных масс ( в сущности , чуждых политической подоплёки собственно увеселительного зрелища), – хотя им и придавался некий псевдо-назидательный пафос, редко имели своей протяжённостью отрезок времени, заметно превышавший масштабы самого мероприятия; во Франции сам ритуал казни – не более, чем исходный пункт общественного явления неограниченной продолжительности.
Всякая казнь – превосходная тема для произведения искусства, приобщающего минутное действо – вечности: не надо быть французом, чтобы это понимать. Изделию художника, который творит в этом жанре, всегда найдётся место в музее, изрядная часть экспозиции которого как раз и предназначена удовлетворенью известной потребности публики остановить прекрасное мгновенье неприкрытого насилия в сакральном акте жертвоприношения на алтарь правосудия. Основав свой всемирно известный музей вдали от родины, мадам Тюссо не только осталась француженкой, но и явилась родоначальницей доброй национальной традиции.
Выражением своеобычной формы фетишизма, исповедуемого органами французской юстиции, выступает и коллекция, хранящаяся в фондах Парижского музея анатомии. Здесь, в разнообразных форм и размеров стеклянной посуде продлено историческое существованье заспиртованных органов и членов тел многих казнённых во Франции лиц, изобличённых в преступлениях против республики и умерщвлённых различными, сообразными вкусам современной им эпохи, способами.
Среди экспонатов музея нашла себе место и прелестная голова Маты Хари. Её печальный взор, должно быть, запечатлелся в формалине таким же в точности, каким его увидели французские солдаты, отнявшие у Маты Хари жизнь. Нам с вами этого узнать не суждено: на рубеже веков – двадцатого и двадцать первого – сотрудники музея обнаружили пропажу экспоната. Историческая запись о поступлении в хранилище музея (под инвентарным номером таким-то) головы Маты Хари прилагается теперь к протоколу, составленному по факту её исчезновения (за подписью сотрудника Парижской жандармерии такого-то). Между датами на этих документах – без малого, столетие.
Мы не знаем, кого Мата Хари удостоила взглядом своих чёрных глаз сегодня.

       ©ПётрКакПётр
       2007.