Я благодарен судьбе за то, что она свела меня с таким замечательным самородком российской поэзии, как Владимир Бобриков. Знакомство наше и то, что предшествовало ему, заслуживает своего изложения.
Вероятно, я не сделаю никакого открытия, отметив тот факт, что чем старше с годами становится человек, тем явственнее он ощущает на себе неумолимую быстротечность времени. Вроде бы, ничего особенного с тобой не происходит; ты все тот же, с теми же мыслями и представлениями о жизни и мире. И только случайно, обратив внимание на цифры прожитых тобою лет, которые заставляют немного ужаснуться, понимаешь, что время не стоит на месте.
Такие мысли прокручивались в моей голове, под равномерный стук колес фирменного поезда "Звязда", когда я ехал в Минск в начале апреля 2005 года в гости к одному из самых моих близких друзей, знакомство с которым произошло четверть века назад в Бухаре, и который сыграл в моей судьбе существенную роль, возродив во мне, угаснувший было, интерес к жизни и оставив - тем самым - неизгладимый след в моей душе. Я не стану подробно останавливаться на этой совершенно уникальной личности, поскольку, во-первых: описание нашего знакомства, изобилуемого целом рядом курьезных моментов, достойно отдельного рассказа, и - если Богу будет угодно - я когда-нибудь об этом напишу, а во-вторых: отношение мое к нему настолько уважительно и сугубо личностно, что описывать его качества и достоинства, я считаю, столь же безнравственно, как писать о себе, - настолько мне дорога дружба с ним. Просто, назовем его, скажем, Андрей...
Видимо, совершенно справедливо подмечено мудрыми людьми, изрекшими, что "Бог никогда не взваливает на человека непосильной ноши". Бывают периоды, когда жизнь становится совершенно невыносимой и бессмысленной, тупиковой беспросветностью; когда под гнетом житейских дрязг и невзгод ты готов уже наложить на себя руки, хотя, вроде бы, повода никакого для этого нет. Но ты постоянно находишься в состоянии внутренней пустоты, и не в твоих силах избавиться от этого вакуума. Говоришь одно, делаешь другое, думаешь третье. Пытаешься найти причину случившемуся, но все твои попытки тщетны... Я бы назвал это состояние "духовным коллапсом". И вдруг, когда ты уже находишься на самом краю пропасти, когда не остается ни сил, ни желания жить, чья-то заботливая рука останавливает тебя и направляет твою судьбу в нужное русло.
Я не хочу сказать, что я был на грани отчаяния и готов был свести счеты с жизнью (для этого, я слишком ее люблю), но состояние, подобное выше описанному, испытал, несомненно. И поворотным моментом в моей жизни, во многом определившем ее дальнейшее течение, является встреча с Андреем.
Это произошло в 1980 году в Бухаре, где я родился, вырос, жил и работал в сфере (как теперь принято говорить) гостиничного бизнеса, в ВАО "Интурист", в качестве бармена одного из баров, расположенного в великолепнейшем здании - памятнике архитектуры XVI - XVII вв. - медресе Абдулазиз-хана.
Сейчас, по происшествии такого количества времени, оглядываясь назад, я понимаю, что застал "золотой период" советской эпохи, когда громадная махина под названием Союз Советских Социалистических Республик, несмотря на очевидную обреченность, которая ее ждала, вследствие несостоятельности и нежизнеспособности этой системы в любом из аспектов применительно к миру, все же, тем не менее, внешне выглядела еще вполне благопристойно, благодаря своим "нефтедолларам", совпавшим, на тот период, с некоторым кризисом произошедшим в западной части Земли.
Однако, на фоне всеобщего разложения системы (какую бы область общечеловеческих институтов ни взять) идеологическая составляющая оставалась незыблемой и потому выглядела наиболее глупо, комично и чудовищно гротескно, обнаруживая свою полную и очевидную несостоятельность.
Да, это было уже не сталинское время; новые реалии тогдашнего времени требовали от руководителей государства иных подходов в решении возникающих проблем в ходе социалистического строительства. Необходимо было учитывать эти реалии и как-то приноравливаться и подстраиваться к новым условиям существования в современном мире. И, тем не менее, невзирая на очевидную агонию системы, делались различные попытки реанимировать её, чтобы хоть как-то выглядеть органично вписанным в существовавший и окружавший нас мир. Впрочем, в реализацию и претворение в жизнь всех этих попыток не верили даже сами авторы, не говоря уже о народе. Удручало и ввергало в уныние только то, что конца (ну должен же он наступить когда-нибудь!) этому сумасшествию никогда не суждено будет сбыться. Раз, тронувшись с места в далеком 1917-ом году, эта неуклюжая громадина уже не в состоянии была остановиться, и ей оставалось только мчаться по инерции, без машиниста в неизвестное будущее, подминая под свои колеса собственный народ и заставляя от ужаса содрогаться от её непредсказуемости весь остальной цивилизованный мир. Получался какой-то заколдованный круг.
Может показаться, что я несколько отвлекся от заявленной в заголовке темы, вовлекши читателя в этот бессмысленный, на первый взгляд, экскурс не столь отдаленных лет, однако - это не так. Работая в "Интуристе", мне волей-неволей, приходилось соприкасаться с людьми, приезжавшими посмотреть нашу страну, из различных уголков земного шара. Общаясь с ними, я воочию видел перед собой нормальных раскрепощенных людей, которые могли (в отличие от нас) совершенно свободно высказываться на любые темы. И потому, мне сразу бросалось в глаза несоответствие между штампом, бытовавшем в идеологической сфере о западном образе жизни и той реальностью, с которой мне ежедневно приходилось сталкиваться.
Так, постепенно, вместе с осознанием лживости, пропитавшей всю нашу идеологию, во мне, сначала, проснулся горький стыд за ту страну, в которой я живу, затем - злоба на себя, от того, что никакими усилиями, я, существующего положения дел, не смогу выправить, и в конце концов наступило отчаяние - "Господи! Почему, ну почему же меня угораздило родиться именно на этой одной шестой части суши Земли?! Неужели мало места было на планете, где я мог бы родиться?"
Уж, лучше б я родился в каком-нибудь, богом забытом, уголке Земли, в людоедском племени, чем жить здесь. Там хоть все, по крайней мере, ясно и честно: есть вождь, которому, однозначно, должна "отвалена" львиная доля добычи; есть строгие табу, за нарушение которых тебя ждет та же участь, что постигла твоих жертв. Все понятно и все органично вписывается в сознание дикарей. Нет никаких двойных, тройных стандартов, затуманивающих умы и вносящих сомнение в душу окружающих тебя людей.
В моем же случае, все это выглядело несколько иначе: с самого детства я жил и воспитывался на примере классических произведений, героями которых я восхищался, боготворил, но - почему-то - не находил их в реальной, окружающей меня жизни. Мне с самого начала вдалбливали, что врать и говорить неправду - нехорошо, но, живя в реальном мире, я сплошь и рядом натыкался на эту самую неправду, ложь и лицемерие. И если мы живем в такой счастливой и свободной стране, то почему я не могу воспользоваться случаем - поехать и рассказать об этом остальному "несчастному" миру, дабы призвать их последовать нашему удивительному примеру? Всё это напоминало мне, много позже прочитанную мной, статью А.Толстого "Исповедь", в которой говорится об учении Христа; где, соглашаясь со всем, что сказано в Евангелии, мы, тем не менее, в жизни совершаем всё с точностью наоборот: прикрываясь Христом, живем не по-христиански, в своих словах и поступках, искажая, тем самым, смысл слов и дискредитируя само учение Христово.
Тогда, ещё смутно улавливая всё несоответствие между демагогией, исходившей их многочисленных источников, находящихся в арсенале существующей власти, и тем, что я вижу воочию, осязаю своей кожей и слышу своими ушами в реальности, окружающей меня, тогда ещё, в полной мере я не мог себе дать ответа на мучившие меня многочисленные вопросы. Я знал только одно - я зашел в тупик, и выхода нигде не видно.
Иногда, в надежде найти ответ на эти вопросы со стороны, я пытался, было, делать робкие попытки в кругу своих близких друзей, но всегда натыкался на отпор, достойный восточного подражания, с присущей ей неотразимой аргументацией, вся суть которой приводилась к следующему: принимай жизнь такой, какая она есть и не пытайся "изобретать велосипеда". Всё давно уже сказано до тебя - так было, так есть и так будет. Не лучше ли примириться с существующим положением дел и жить в ладу со всеми, подстраиваясь под реалии сегодняшнего дня и не забивая себе голову лишними проблемами. Люди по-умнее тебя задавались подобными вопросами и не могли найти ответ. Так, не лучше ли принять всё, как есть, ибо изменить что-либо не в твоей власти. Забудь, поскольку в лучшем случае - ты будешь выглядеть посмешищем в глазах окружающих, ну а в худшем - рискуешь навлечь на себя гнев власть предержащих и хлебнуть немало горя.
И я уже начал было соглашаться с мнением своих товарищей; действительно - чего мне не хватало? Я зарабатывал за день столько, сколько за месяц получал обыкновенный труженик. Мне доступны были все соблазны жизни, и - при этом - я не испытывал недостатка ни в чем. Я был молод, холост, и нельзя сказать, что был обделен вниманием слабого пола. Благо, я работал в сфере обслуживания. В некотором роде, всё это напоминало мне сюжет из "Калины красной" В.Шукшина (помните, - "А теперь все взяли в руки по бутылке коньяка, открыли, и попробуйте сказать, что коньяк пахнет клопами, - это клопы пахнут коньяком"). Потихоньку, я начал уже приходить к мысли, что всё, что со мной происходило, все эти мысли и представления о настоящей жизни, всё это я вычитал в книгах. На самом деле, - всего этого нет. А существует реально только та жизнь, которая окружает меня, и, следовательно, отбросив всякие сантименты и включив "трезвый" взгляд на вещи, следует так и жить.
Приблизительно в таком состоянии духа я находился, когда познакомился с Андреем. Я умышленно вынужден избегнуть подробного описания, поскольку, как я уже упомянул выше, это заняло бы очень много времени и места, и увело бы в сторону от основной мысли, которую я собираюсь высказать. Скажу лишь одно: я встретил удивительного человека, полного жизненной энергии, с неповторимом чувством юмора, открытыми жизнерадостными глазами, грамотно поставленной речью и всем своим видом подкупающего собеседника с первых же минут встречи.
Я был буквально околдован и заворожен его речью, его искрометным, присущим только ему одному, оригинальным чувством юмора, наконец тем, как он совершенно искренне умел слушать и слышать (редкое качество в наше время) своего собеседника, не вызывая подозрений и оставаясь, при этом, простым и доступным. В тот момент я ещё не в полной мере осознал тот факт, что Судьба, в его лице приготовила для меня поистине щедрый подарок, ценность которого я вряд ли сумею оценить по достоинству в своей жизни. Отчасти, я это понял много позже, когда он пригласил меня посетить Минск, где он жил и где мне предстояло через него познакомиться с целым рядом уникальных и замечательных людей, в том числе и с Володей Бобриковым..
Я никогда не забуду свой первый приезд в Минск и тот вечер, что был устроен специально для меня, где я, находясь в состоянии эйфории, от изрядно большого количества выпитого спиртного и избытка, полученных за вечер впечатлений, чуть было не уснул в сортире, немало напугав и встревожив этим моих друзей. А захмелеть было от чего: сразу столько неординарных личностей за одним столом и та атмосфера, что была создана благодаря их присутствию - это было чересчур обильной духовной пищей, переварить которую, бедный дитя Востока оказался не в состоянии.
А начинался день просто:
"Мы пригласили несколько друзей - простодушно сообщил мне накануне Андрей, хитро сощурив, при этом, "по-ильичёвски" глаза, - посидим, поболтаем".
"Не забудь позвать Бобра!" - донесся из кухни тоненький голосок Наташи.
"Что за бобёр?"- не понял я.
"Сам увидишь, - поэт" - коротко бросил он.
Ну что ж, поэт, так поэт, подумалось мне. Я и сам пишу стихи, да и кто их сейчас не пишет? В тот момент я не мог предположить, что встречу настоящего поэта, поскольку настоящие поэты (в этом я был абсолютно уверен) существуют только в хрестоматийных учебниках, которые мы штудировали в школе и писали по ним иногда сочинения. Мог ли я тогда предполагать, что спустя двадцать пять лет, мне предстоит написать ещё одно, самое трудное из всех существовавших для меня сочинений - о Владимире Бобрикове.
Я отдаю себе ясный отчет, что мне крайне трудно профессионально и беспристрастно составить критический обзор творчества этого уникального поэта, ибо работа подобного рода ещё ждёт своего настоящего критика и составит ему не меньшую славу, чем самому автору. Мне же, достаточно только того, что он есть на этой Земле, живёт среди нас, и что судьба оказалась благосклонна ко мне, дав уникальную возможность вплотную пообщаться с человеком, творчество которого до сих пор не отмечено по-настоящему никем. Я не знаю - за какие такие заслуги Бог сподобил меня одарить своей милостью, но я на самом деле счастлив, что имею возможность писать и пропагандировать его творчество, которое со временем (а в этом я ничуть не сомневаюсь) принесёт ему заслуженную и достойную славу...
В тот памятный вечер я слушал его впервые. Он сидел как раз напротив меня, с гитарой, которую невозможно было представить отдельно от автора-исполнителя. Он и гитара составляли неразрывное целое, как единый организм. Меня особенно поразили его глаза: казалось, взгляд его пробуравливает тебя насквозь и, как рентгеновские лучи, пытается добраться до самых глубин твоей души. И вместе с тем в его глазах можно было прочесть одновременно: тревогу и испуг, усталость и печаль, сомнение и подозрительность. И только послушав, как он поет, вникнув в смысл текстов его песен, можно сделать некоторое представление о нелёгкой жизни поэта, который вооружившись одним лишь простым пером и данным ему от Бога талантом, вступил в неравную схватку с существующим режимом и пытается донести до слушателя, которого он любит и жалеет, всю накопившуюся боль души - поэта, гражданина и просто - человека. Чувство социальной несправедливости очень остро прослеживается во всем его творчестве; такие понятия, как долг, честь и справедливость - для него не пустой звук. Но и вместе с тем, необходимо отметить, что он не витает в облаках надуманных идеалов, а стоит на твердой почве и, остро подмечая всё, что творится вокруг, в четкой и лаконичной форме передавая основную мысль до слушателя.
Видимо, истинный талант любого поэта в том и заключается, чтобы в его стихах невозможно было вычеркнуть ни строчки. В подавляющем большинстве произведений Бобрикова невозможно вычеркнуть не только строчки, но и хотя бы одного слова, а порой - и буквы. Всё, о чем он пишет (а пишет он только о том, что лично им испытано на опыте), настолько актуально и современно, что только по прочтении начинаешь осознавать, что и сам уже давно хотел об этом сказать, да только никак не мог сформулировать и облечь в слова в эту законченную и - казалось - простую мысль.
Ещё одна черта в его творчестве, которая поражает и до самой глубины души трогает слушателя - это искренность, которая исходит от его песен-стихов. Словно, в качестве стила он использует свое сердце, а чернилами служит собственная кровь поэта. Настолько выстраданы его стихи, что они представляются не стихами, а криком души, гласом вопиющего в пустыне. Заканчиваясь - чаще всего - отчаянием, от осознания своей беспомощности, и реже - оптимистическими нотами, со слабой надеждой в торжество справедливого начала.
Возможно, я ошибусь, высказав предположение, возникшее в результате более близкого знакомства с творчеством Бобрикова, но меня не покидает ощущение, что в отдельных его работах четко прослеживаются интонация, ритм и манера изложения, присущие конкретным классикам русской поэзии. Вне сомнений, чувствуется их определенное влияние. Так, к примеру, при чтении "Баллады о бюро горкома" ассоциативно всплывает перед читателем образ А.Галича с его "О том, как Клим Петрович выступал на митинге в защиту мира". Та же остросоциальная направленность, тот же иронический сарказм, вкупе с едким юмором и неожиданным финалом, невольно заставляют проводить параллели между двумя поэтами.
В "Я всё чаще от слов устаю..." весь мотив произведения пропитан печально-лирическими нотками, которые можно встретить лишь у С.Есенина.
"Балладу о гвозде", если не знать автора, можно было бы смело отнести на счет Б.Окуджавы. Ну, а в его известной пародии "На таможне, друг мой, Боря" безошибочно угадываются стиль и манера В.Высоцкого.
Однако, несмотря на приведенный сравнительный анализ стихов, я должен отметить, что при всём внешнем сходстве Бобриков не был бы Бобриковым, если бы не обладал особым талантом и самобытностью, заключающейся в том, что он не повторяет своих предшественников, а идёт своим путём и, чувствуя пульс сегодняшнего времени, преподносит читателю своё видение проблем, возникших после распада СССР. Хотя, именно с этой стороны его творчество может оказаться наиболее уязвимым, поскольку только по происшествие некоторого времени можно будет дать объективную оценку нынешнему периоду творчества этого поэта. Что ж, поживём - увидим.
Вот почему во время своей последней поездки в Минск я очень волновался и переживал, идя на встречу с ним. Ведь, прошло уже более десяти лет со времени последней нашей встречи, произошедшей здесь, в Питере. Как он там, каким я его застану, чем он теперь занимается, и не забросил ли он писать стихи, думалось мне, собираясь к нему в гости. Много времени прошло с тех пор, изменился мир, распался Союз. То, что было актуально лет двадцать назад, в значительной степени утратило свою прежнею силу - рассуждал я про себя - и есть ли сегодня "пища" для поэта, стимулирующая продолжение его творчества? Вроде бы все темы уже иссякли...
Он встретил нас с Андреем на пороге своей квартиры, расположенной в центре Минска, выйдя нам навстречу на костылях, с загипсованной до колена ногой. Не доходя до нас, отбросил костыли в сторону; я инстинктивно рванулся вперед, чтобы поддержать его, и мы, молча, упали в объятия друг друга, крепко обнявшись.
"Нам крупно повезло, что он сломал ногу, - пояснил в своей обычной манере Андрей, кивая на Володю, - иначе мы не застали бы его дома."
"Сука. Что ещё можно от тебя ожидать?" - спокойно отреагировал Володя, давно привыкший к подобным приветствиям со стороны товарища.
Я улыбнулся; мне приятно было видеть, что они ничуть не изменились с тех пор. Только лицо Володи мне показалось несколько осунувшимся, и в его взгляде читалась какая-то усталость: не то печаль, не то тоска. Но это было только мгновение. Потому что уже через минуту всё рассеялось, когда он, едва лишь мы переступили порог его комнаты, стал читать нам свои новые стихи; полулёжа на диване и отставив несколько в сторону свою загипсованную ногу. Этого мне было достаточно для того, чтобы я мог окончательно успокоиться по поводу его творческого состояния и передо мною вновь предстал тот самый В.Бобриков, которого я впервые встретил почти четверть века назад, на квартире у Андрея с Наташей. Чтобы хоть как-то дать понять, что я чту его творчество, я процитировал четыре строчки из наиболее глубоко запавшего мне в душу его стихотворения, посвященного памяти А.Галича и В.Высоцкого:
...Не возвращайтесь на Родину эту
Здесь по старинке ценят поэтов
Здесь, по привычке, постановление
Нам заменяет душу и мнение...
"Помнит..." - обернувшись к Андрею, почти прошептал он, и я увидел, как в уголках его глаз собрались слезы. Не стесняясь нас, он открыто вытер их с лица и его глаза вновь заблестели, но теперь уже по-другому - прежним юношеским задором...
К сожалению, встреча наша была короткой, так как мне предстояло в тот же вечер возвращаться в Питер. Прощаясь со мной, Володя передал мне небольшую стопочку листов, испещренной его мелким и ровным почерком - "Прочтешь в поезде". Я согласно кивнул головой.
И уже сидя, в вагоне поезда и держа перед собой черновик его новых стихов, я медленно, не торопясь проходил глазами по свежее написанным строчкам, и где-то глубоко в груди постепенно стал собираться комок, сдавливающий мое горло. Затем, когда дошёл до "Не отправленного письма", буквы, почему-то, стали как-то сами по себе плясать, строчки сливаться, и только капли влаги, которые часто-часто стали падать на листы, вновь вернули меня в окружавшую действительность и к осознанию того, что я, не стесняясь своих попутчиков по купе (которые глядели на меня широко раскрытыми глазами), сутуло сгорбившись над пачечкой листов, тихо плачу...
Ссылки на творчество В.Бобрикова:
Колесо времени или 25 лет спустя - http://bukharapiter.ru/content/view/445/
Владимир Бобриков (часть 1) - http://bukharapiter.ru/content/view/178/
Владимир Бобриков (часть 2) - http://bukharapiter.ru/content/view/577/
Памяти В.Бобрикова посвящается... -