Виктор Лановенко
РЯЗАНСКИЙ ШЕЙХ
(комедия)
Действующие лица:
Д я д я Ш у р а, он же ш е й х,
А р к а ш а, его племянник,
Е м е л и н С т е п а н Г р и г о р ь е в, председатель акционерного общества,
П о л и н а Д е м ь я н о в н а, его жена,
П р о в о р а Е к а т е р и н а П е т р о в н а, главбух АО,
Т и м о ф е и ч, зоотехник АО,
Ф и р а, секретарь Емелина,
В а с и н, полковник службы безопасности,
П е т у х о в а А л л а Ф и л и п п о в н а, предприниматель,
Л о б к о в, представитель военно-промышленного комплекса,
Д е р г а ч е в М и х а и л, учитель истории,
Ж у р б а А л е к с е й, учитель ботаники.
1.
Перрон железнодорожной станции. Слышен шум приближающегося поезда. Диспетчер объявляет по вокзальной трансляции: “Внимание, внимание! Через первый путь следует поезд Москва-Симферополь. Граждане, будьте осторожны, не подходите близко к краю перрона». Вдруг голос взрывается: « Сидоров! Колька! Убери гусей с рельсов! Я кому сказала – прогони гусей, раскудрява твоя мать!” Раздается скрип вагонных тормозов. Поезд останавливается. На перрон вылетают Аркаша, дядя Шура и старый чемодан.
АРКАША (отряхиваясь). Черт возьми! Ну, нет у нас билетов. Нет! Что теперь – застрелиться и не жить?... Дядя Шура, как ты? В порядке? Ну, давай, поднимайся. Вставай, придурок. (Аркаша машет кулаком вслед уходящему поезду. Помогает дяде подняться). Садись, дядя Шура. Вот так. Аркаша тебе поможет. Аркаша хороший.
Заметно, что дядя Шура не вполне нормальный, а при падении, он еще и голову ушиб. Аркаша достает из чемодана первое, что попалось под руку, какую-то шаль.
Сейчас мы укроем нашу бедную головушку.
Покрывает шалью дядину голову, а чтобы шаль не свалилась, прижимает ее колечком для волос.
Смотри, вылитый араб. О-о, да ты уже улыбаешься. Умница. (Выворачивает карманы). Между прочим, денег – тю, тю. Дядя Шура, мы банкроты.
В это время на перрон выкатывается девушка верхом на велосипеде. Это Фира.
ФИРА. Что случилось? Почему остановился поезд Москва-Симферополь? Он раньше никогда здесь не остана… (Фира замечает дядю Шуру). Ой, а это кто? Он что, араб?
АРКАША. Ага… Арабский шейх. Нефтяной магнат… А тебя как зовут, красавица?
ФИРА. Фира.
АРКАША. Какой-то у вас неласковый городишко, Фира. Кстати, как он называется?
ФИРА. Деревня Похмелякино.
АРКАША. А почему нас никто не встречает? Где цветы? Оркестр?
ФИРА. Ой, извините. (Она стремительно уезжает).
АРКАША. Ну, что, шейх Рязанский, как будем выбираться из этого драного Похмелякино, а?
2.
Двор председателя Емелина. Сытно пообедав, на крыльцо выходят председатель Емелин, главбух Провора и зоотехник Тимофеич.
ТИМОФЕИЧ (утирая губы). Славные у тебя вареники, Степан Григорич. Эксклюзивные.
ПРОВОРА. И самогон хороший. Крепкий, зараза! Скажи, Тимофеич?
ЕМЕЛИН. (задумчиво). Что делать, ума не приложу? Солярки у хозяйстве нема, бычков порезали на мясо. Как у такой ситуации руководить хозяйством? Отвечайте, дорогие мои заместители.
ТИМОФЕИЧ. Эх, сейчас бы рвануть на побережье теплого моря. Ни тебе грязи, ни этих дебильных рож. Вокруг только пальмы, и женщины.
ПРОВОРА. Кобель старый. И что в тебе бабы находят? Кожа да кости.
ТИМОФЕИч. Запомни, Катерина, хорошие кости всегда в цене.
Во двор влетает Фира. Бросив велосипед, бежит к председателю.
ФИРА. Степан Григорич!.. Степан Григорич!.. Там этот приехал... Не наш...
ЕМЕЛИН. Турок что ли?
ФИРА. Хуже, Степан Григорич. Араб!
ТИМОФЕИЧ. Ты ничего не путаешь, Фира? Откуда ему взяться?
ФИРА. С поезда Москва-Симферополь.
ПРОВОРА. Так, вроде, этот поезд у нас не останавливается.
ФИРА. Точно. А теперь остановился. Специально, чтобы их высадить.
ЕМЕЛИН. Может, он перепутал? Сел, понимаешь, на паровоз, чтоб у свои Арабские Эмираты, а приехал в Похмелякино.
ТИМОФЕИЧ. Сомневаюсь. Арабы – люди сурьезные. Если приехал, значит, что-то у него на уме.
ФИРА. Говорит, что он – нефтяной магнат. И этот, как его? Шейх! Точно, шей.
ЕМЕЛИН. Только шейков нам у хозяйстве не хватало.
ПРОВОРА. Степан, если не хочешь нарваться на международный скандал, надо встречать шейха.
ЕМЕЛИН. Ети твою конституцию! Ладно, будем встречать гостя… Значит так, Фира, иди ко мне и передай Полине Демьяновне – нехай лепит вареники.
ТИМОФЕИЧ. Да, ведь, только от стола, Григорич!
ЕМЕЛИН. Что ты на меня зенки вылупил? Такая наша доля.
ПРОВОРА. А, может, организуем самодеятельность! Встретим араба с песней, с хлебом-солью!
ЕМЕЛИН. А что, Катерина права… Давай, Тимофеич, сидай на машину и гони на станцию. Заберешь арапа, и не спеши, покатай его туды-сюды, по нашим полям и просторам. Небось, у ихней пустыне такой красоты и в помине нету. Часик повозишь, а потом – ко мне. В аккурат водочка остынет.
ТИМОФЕИЧ. Григорич, сделаем! Какие проблемы?
ЕМЕЛИН. А мы у клуб, на репетицию. Пошли, Катя.
3.
Железнодорожный вокзал. На перрон выбегает Тимофеич, замечает Аркашу с дядей, подходит.
ТИМОФЕИЧ. Господа! Разрешите приветствовать вас на просторах нашей многострадальной земли! Мы надеемся, что ваш визит послужит делу укрепления дружеских связей. Между православными и … товарищами мусульманами. Да здравствует мир во всем мире! Будьте любезны – в машину. Вас давно ждут.
АРКАША. Кто ждет?
ТИМОФЕИЧ. Руководство.
АРКАША. Послушайте, здесь какое-то недоразумение. Мы хотели взять билеты, но…
ТИМОФЕИЧ. Господину шейху у нас понравится! Я вас уверяю.
АРКАША. Но…
ТИМОФЕИЧ. Товарищ переводчик, прошу не беспокоиться, нашу машину будет сопровождать участковый. На мотоцикле.
АРКАША. Участковый? Всё предусмотрели… Ладно, поехали.
4.
Усадьба председателя. Во дворе, под деревьями, накрыт длинный стол. На улице томятся в ожидании - Емелин и Провора. В руках у главбуха хлеб с солью. Тут же, вдоль ограды, выстроилась художественная самодеятельность. В рядах самодеятельности Фира, Полина Демьяновна, Дергачев и Журба.
ЕМЕЛИН. Внимание, самодеятельность, ровняйся! Чтобы видать грудь четвертого человека. Полина, ты вареников налепила?
ПОЛИНА ДЕМЬЯНОВНА. Де ж я налеплю, когда песни петь для твоего гостя?
ДЕРГАЧЕВ. Еще неизвестно – кушают арабы вареники или нет?
ЕМЕЛИН. Вареники кушает все прогрессивное человечество.
ЖУРБА. Едут! Едут!
Хор затягивает песню “Дорогой длинною...” Дядя Шура вздрагивает, весь как-то съеживается. Аркаша его успокаивает. Хор заканчивает песню. Емелин подталкивает Провору в спину.
ЕМЕЛИН. Давай, Катерина, выходи. Только слова не перепутай.
ПРОВОРА. Не могу, Степан. Ноги не идут.
ЕМЕЛИН. Господи, с кем я работаю?
ТИМОФЕИЧ (спасая положение). Прошу, господа, по нашему старому обычаю - отведать хлеб да соль.
Дядя отламывает большой кусок и жадно ест.
АРКАША. Извините. Араб... Никогда в жизни не видел ржаного хлеба.
ЕМЕЛИН. Ну что, товарищи, давайте знакомиться. (Вынимает лист бумаги, читает.) Наша агрофирма расположена у средней полосе. Климатические условия позволяют выращивать пшеницу, рожь, овес, гречиху, ячмень, горох. Мы имеем двести гектаров кормового картофеля, шестьдесят семь под буряки…
ПРОВОРА. Степан, короче.
ЕМЕЛИН. Дойное стадо - две тысячи голов крупного рогатого скота...
АРКАША. Господин шейх просит сократить официальную часть. Притомились с дороги.
ЕМЕЛИН. Вот и славно. Запевай, девчата у половину голоса. (Хор тихо напевает “Русское поле...”) А как вас зовут, товарищ переводчик?
АРКАША. Аркаша… Аркадий Иванович.
ЕМЕЛИН (пожимая ему руку). А это наш главный бухгалтер, Катерина Провора, моя правая рука. А это моя левая рука, зоотехник Тимофеич.
АРКАША (жмет руки). Очень рад, поверьте.
ЕМЕЛИН. Моя жена - Полина Демьяновна. Выходи, Поля.
ПОЛИНА ДЕМЬЯНОВНА. Емелина... В девичестве Краснова.
АРКАША. Рад. Душевно рад. Аркадий.
ЕМЕЛИН. Надо бы представиться товарищу шейку, да он как будто не обращает на людей никакого внимания.
АРКАША. Понимаете,… у него в голове только доллары. Ну, еще это… нефть, золото. Ага. А люди для него – так, муравьи. Он даже не видит нас.
ЕМЕЛИН. А как же с ним переговоры вести?
АРКАША. Так это… через меня. Я привык.
ФИРА. Вы что – телепат?
АРКАША. Ну,…есть немножко.
ЕМЕЛИН. Аркадий Иванович, как бы нам прояснить намерения товарища шейка? Может, мы приспособим его задумки к нашим местным условиям?
АРКАША. Нет-нет, что вы! Я не уполномочен. Не мой уровень.
ПРОВОРА Аркадий Иванович, а давайте отойдем в сторонку, и чуть-чуть пошепчемся. (Отходят в сторону). Вы что - не доверяете нам? Неужели мы такие страшные?
АРКАША. Нет, вы совсем не страшная. Вы даже симпатичная.
ПРОВОРА. Скажите мне, как другу, с какой целью вы приехали?
АРКАША. Ну, видите ли…
ПРОВОРА. Хорошо, не буду настаивать. Я не любопытная... Как прикажете обращаться к шейху? Мы здесь люди простые, не каждый день магнаты жалуют... Аркадий Иванович, не мучайте - зачем он приехал? Клянусь, никому ни слова!.. Золото? Вы только глазочком моргните. Нет?.. Алмазы?.. Хотя откуда им взяться в нашем навозе?.. Нефть?! Я угадала? Все, молчу, больше ни слова... И все-таки, как обращаться к нему?
АРКАША. Э-э-э… Ваше превосходительство… Хотя, нет. Зовите его просто - Абу.
ПРОВОРА. Удивительно, встретишь такого гражданина где-нибудь на остановке автобуса – ни за что не догадаешься, что перед тобою арабский шейх!
ЕМЕЛИН. Прошу всех за стол. Сидайте, дорогие гости, закусите, чем Бог послал.
Все направляются к столу. К Аркаше подбегает Журба.
ЖУРБА. Господа, вы для нас, как светоч свободы и процветания! Да здравствует свободный рынок, да здравствует частная собственность и конкуренция! Демократы села Похмелякино протягивают руку демократам Арабских Эмиратов. (Протягивает руку).
АРКАША. Какой приятный мужчина. (Емелину). Он кто?
ЕМЕЛИН. Та Журба, Алексей. Учитель у средней школе, по естественным предметам.
ДЕРГАЧЕВ (из-за стола, шейху). Даже если у вас будут все деньги мира, вы не купите наш народ. Запомните, господа, не все продается и не все покупается! Ваше здоровье!
АРКАША (Емелину). А это кто?
ЕМЕЛИН. Мишка Дергачев. Учитель истории.
АРКАША (оглядывая стол). Его превосходительство немножко удивлен. Ему говорили, что Российская деревня страдает от недостатка протеинов, а здесь...
ЕМЕЛИН. Брешут, товарищ шейк!
ДЕРГАЧЕВ. Вся страна живет ниже уровня бедности, а эти жируют. Посмотрите, у него в тарелке гусь!
ЖУРБА. Работать надо, тогда и гусей жрать будешь.
ДЕРГАЧЕВ. Так это вы, демократы хреновы, всё украли. И мое рабочее место и хлеб по шестнадцать копеек. Воры!
ЕМЕЛИН. Хлопцы, и шо вы такие непримиримые? В одной самодеятельности песни исполняете, а живете, как собака с кошкой.
ЖУРБА. Мы хотим, чтобы все люди были свободны!
ДЕРГАЧЕВ. А мы хотим, чтобы весь народ был сытый и здоровый!
ЕМЕЛИН. Хорошо бы все в одном флаконе.
ЖУРБА. Обернитесь назад, господин Дергачев! Посмотрите, в какой мрак вы хотите нас вернуть?
ДЕРГАЧЕВ. Да ты глаза-то разуй! Посмотри, что делается сегодня – двести бандитов поделили страну и назвались олигархами. А миллионы сосут лапу.
ЖУРБА. Зато мы свободны!
ДЕРГАЧЕВ. Ага. Свободны творить зло! (Бьет Журбу по голове свернутой газетой).
ЖУРБА. Нет, добро! (Бьет газетой Дергачева.)
ДЕРГАЧЕВ. Нет, зло! (Бьет Журбу.)
ЖУРБА. А я говорю - добро! (Бьет Дергачева.)
ДЕРГАЧЕВ. Зло! (Бьет Журбу.)
Дядя приподнимается с места, встревоженный дракой.
АРКАША. Тихо, шейх, тихо. Ребята сами разберутся.
ТИМОФЕИЧ. Прошу внимания! Я предлагаю выпить за нашего дорогого гостя, за господина арабского шейха! Желаю ему сибирского здоровья и кавказского долголетия. Ура!
ВСЕ. Ура-а-а!!
ПОЛИНА ДЕМЬЯНОВНА (Аркаше). Передайте своему арабу груздей и вот раков попробуйте в сметане.
АРКАША. Непременно попробуем. Эх, жизнь пошла!
ТИМОФЕИЧ. Гуляй, веселись, честной народ!
Появляется полковник Васин в гражданском костюме.
ВАСИН. Товарищ Емелин, можно вас на минутку?
ЕМЕЛИН. Меня?.. Сидай, незнакомый человек, раздели с нами чарку и закуси трошки. Похоже, ты издалека, что-то я не припоминаю...
ВАСИН (маня пальцем Емелина). Подойдите! (Показывая удостоверение.) Полковник Васин, служба безопасности.
ЕМЕЛИН. Ясно, товарищ полковник! Что от нас требуется? Какую задачу поставите?
ВАСИН (оглядываясь). Держитесь непринужденно. Ни в коем случае не показывайте, что вам все известно.
ЕМЕЛИН. Понял!.. Извиняюсь, товарищ полковник, а что мне известно?
ВАСИН. Не валяйте дурака, Емелин, на нас смотрят. (Тихо.) Араба держите в поле зрения. Поселите в отдельном флигеле с телефоном.
ЕМЕЛИН. Так точно!.. Та де ж я возьму телефон?
ВАСИН. Мы организуем наружную слежку. Вопросы есть?
ЕМЕЛИН. Нема.
ВАСИН. Докладывайте нашему человеку о всех перемещениях этой парочки.
ЕМЕЛИН. Какому человеку?
ВАСИН. Неважно. Расслабьтесь, Емелин... На связь со мной без лишней нужды не выходите. Вам все понятно?
ЕМЕЛИН. Так точно!
ВАСИН. Тихо. Не привлекайте внимания отдыхающих. Отойдите на четыре шага.
ЕМЕЛИН. Есть, товарищ полковник! (Делает поворот “кругом”, отходит строевым шагом.)
Емелин возвращается к столу. Васин растворяется в толпе. Веселье набирает силу.
ТИМОФЕИЧ (обращаясь к шейху). Слышь, батя, ну ты чо нос повесил? Народ гуляет, веселится. Может, ты заболел? Нет?.. Все-таки жуткая гадость - быть богатым человеком. Все время переживай, думай: как там мои денежки, целы или нет, как сохранить, преумножить? Ой! Небось, по ночам свои валютные сбережения пересчитываешь под одеялом. Точно, пересчитываешь, вон какие у тебя глаза безумные. А я вот - бедный. Бедный и все тут... Но ты знаешь, Абу, я счастливый человек. Мне на деньги - наплевать! Тьфу! Зато меня девки любят... А вот тебя женщины любят? Вряд ли. Они любят веселых, беззаботных, как я... Но ты, батя, не переживай, ты все денежки, что имеешь, раздай людям, народу отдай! Ему, ему, ему, вон ей отдай, мне... Всем раздай, освободи душу и будешь ты, батя, свободный и счастливый, как я... Эх, хорошо у нас! Гуляем, веселимся, и никакая холера нас не берет. Посмотри, Абу, вокруг, хорошенько посмотри - кого ты видишь? Ты видишь счастливых людей! (Наливает шейху водки).
АРКАША (убирая стакан от дяди). Ему нельзя!
ТИМОФЕИЧ. Почему?
АРКАША. Коран не рекомендует.
ТИМОФЕИЧ. Нехорошая у вас вера, ох, нехорошая.
Гости и приглашенные танцуют. Полину Демьяновну пригласил полковник Васин.
ВАСИН. Как тебя зовут, красавица?
ПОЛИНА ДЕМЬЯНОВНА. Полина... Урожденная Краснова...
ВАСИН. Поля, Поленька... (Целует ей руку.) Какая у тебя крепкая ладонь.
ПОЛИНА ДЕМЬЯНОВНА. А у вас спина твердая, как железка.
ВАСИН. Это пистолет, красавица.
ПОЛИНА ДЕМЬЯНОВНА. Как интересно! А вы кто? Грабитель?
ВАСИН. Я - военный.
ПОЛИНА ДЕМЬЯНОВНА. А-а, наверное, шейха охраняете?
ВАСИН. Можно и так сказать.
ПОЛИНА ДЕМЬЯНОВНА. Военный, как романтично... А вы знаете, я чуть было не вышла замуж за военного. Да. А потом Степан перехватил и все так пошло-поехало, эх...
ВАСИН. Так в чем дело, Поленька? Можно все начать сначала.
ПОЛИНА ДЕМЬЯНОВНА. Ха-ха-ха! Вы смешной.
ФИРА (склонив голову к Аркаше). Ну почему, почему все так несправедливо устроено? Как только появляется богатый человек, обязательно оказывается, что он старик! Аркадий, зачем вы привезли старого магната? Разве там нет молодых?
ТИМОФЕИЧ (шейху). Ты чего, твое превосходительство? Чего икаешь? Чаю хочешь?
ЕМЕЛИН. Они кофий пьют... А что икает, так это он наших продуктов накушался, а желудочный сок, видать, не той крепости. Ты, Тимофеич, стукни их превосходительство по спине, чтоб не икал.
ТИМОФЕИЧ. А ты сам попробуй – стукни.
ФИРА. А может, спляшем? По нашему!
ВСЕ. Спляшем, давайте спляшем!
Аркаша выводит дядю в толпу танцующих, показывая, что тот должен делать. Дядя начинает неловко перескакивать с одной ноги на другую, как иногда танцуют медведи в цирке... Все бросаются в пляс. Полковник Васин с Полиной Демьяновной, Фира с Аркашей, Провора с председателем, Журба с Дергачевым, Тимофеич шарахается с бутылкой шампанского, обдавая всех струей вина. Гудит, раскачивается веселая компания… И вдруг - молния, гром! Опрокидывается ливень. Все визжат, смеются. Подхватывают стол, уносят в дом. И все исчезают в доме с веселым шумом. Хлещет ливень. Внутри дома веселье продолжается с новой силой... Дядя остается во дворе один. Он с поднятыми руками прыгает с ноги на ногу - танцует.
6.
Утро следующего дня. Из дома на цыпочках выходит Аркаша, за ним дядя Шура.
АРКАША. Тихо, дядя Шура. Нужно сматываться, пока нас не разоблачили.
Идут к калитке. В это время из дома выходят Емелин, Провора и Тимофеич.
ПРОВОРА. Куда вы, Аркадий Иванович?
ТИМОФЕИЧ. Сначала надо голову поправить, а потом уже за работу.
ЕМЕЛИН. Может, на охоту съездим, в заповедник, на кабанчика, а? Я нашему прынцу свою вертикалку дам. Тимофеич, зови людей!
АРКАША. Какая охота, руки дрожат. (Тихо дяде.) Стоять, Абу, стоять!
ТИМОФЕИЧ. Тогда в баньку, в парную!
ЕМЕЛИН. Вот тут ты прав, поедем лучше в баню. У нашего главбуха на огороде такая баня. Твоему арапу на полке двух минут не высидеть.
АРКАША. Нет, нет, мы не хотим... Может, молочка попить? На ферму?
ЕМЕЛИН. Так он что - коров не видал?
ПРОВОРА. В такую рань на ферму? Нонсенс.
ЕМЕЛИН. Не, ну на ферму так на ферму. Тимофеич, заводи машину.
Тимофеич уходит. Появляются Васин с Полиной Демьяновной. Полковник что-то шепчет ей на ухо, она заливается смехом. Васин замечает Емелина, манит его пальцем.
ВАСИН Контакты были? Где ваш отчет?
ЕМЕЛИН. Бухгалтерский?
ВАСИН. Запомните, Емелин, с сегодняшнего дня вы обязаны вести записи. Вам выдадут сброшюрованную тетрадь - и чтобы все дословно... Время, место. С кем встречается шейх? У вас подслушивающая аппаратура есть?
ЕМЕЛИН. Нам бы солярки...
ВАСИН. Аппаратуру получите вместе с инструкцией. И чтоб никому ни слова. Ясно?
ЕМЕЛИН. Так точно, товарищ полковник!
ВАСИН. Не орите, Емелин, на нас обращают внимание. Когда я буду уходить, не провожайте, это вызовет ненужные подозрения.
ВАСИН. Слушаюсь!
Полковник подходит к Полине Демьяновне, обнимает ее, и они удаляются со двора.
И что он раскомандовался - пиши да пиши? Я что ему - писарь?
7.
Совхозная ферма крупного рогатого скота. По проходу идут шейх, Аркаша, Емелин, Провора и Тимофеич.
АРКАША. Господин шейх спрашивает, что это такое?
ЕМЕЛИН. Переведите его превосходительству, что по-нашему это называется коровник.
АРКАША. А почему крыши нет?
ЕМЕЛИН. Так вон же крыша.
АРКАША. Странно. Там дырок больше, чем кровли.
ЕМЕЛИН. Это для вентиляции.
АРКАША. А почему стекол нет, тоже для вентиляции?
ЕМЕЛИН. Нет. Стекла… Стекла отправили в мойку.
АРКАША. А что ваши коровы больные, что ли?
ЕМЕЛИН. Упаси Бог! Все здоровые. Все, как одна.
АРКАША. Так чего же они лежат? Да еще на земле. Ведь, должны быть подстилки, сено, что ли, не знаю...
ЕМЕЛИН. Щас я им диваны куплю, разбежался.
АРКАША. А что они едят?
ЕМЕЛИН. Рацион.
АРКАША. А какие надои?
ЕМЕЛИН. Слушай, Аркадий Иванович, ты чего такой любопытный? Ты, часом, не арапский шпиен? Сдались тебе эти коровы. Тимофеич, принеси ведерко молочка для прынца. (Дядя с жадностью пьет, мычит от удовольствия).
ЕМЕЛИН. Идемте, Христом Богом прошу. Полина Демьяновна давно стол накрыла. Горячее стынет, водочка греется.
АРКАША. Да, пора, пора.
Все удаляются. Тимофеич замешкался. Навстречу идет, пошатываясь, Журба.
ТИМОФЕИЧ. Что с тобой, Алексей?
ЖУРБА. Со вчерашнего торжества качает. Всю ночь какие-то голоса слышал. Выручай.
ТИМОФЕИЧ. В смысле? (Щелкает себя по горлу.) Так нету.
ЖУРБА. Купи акции. Я недорого возьму.
ТИМОФЕИЧ. Какие еще акции?
ЖУРБА. Наши, родные, АО “Похмелякино”. Шейх не даром приехал. Ох, не даром.
ТИМОФЕИЧ. Акции? Так у меня своих - половина комода.
ЖУРБА. Весь пакет отдам. За полтора литра.
ТИМОФЕИЧ. Леша, наши акции и стакана семечек не стоят.
ЖУРБА. Тимофеич!
ТИМОФЕИЧ. Ладно, выручу. Пошли к председателю, там сейчас завтрак назревает.
ЖУРБА. Неудобно как-то...
ТИМОФЕИЧ. Брось ты! Идем. Я и сам чувствую себя погано. Может, молочка?
ЖУРБА. Брр! Ну и шуточки у тебя.
8.
Двор председателя. Вся компания уже за столом. В калитку входят Тимофеич и Журба.
ЕМЕЛИН (шейху). Хороший ты мужик, Абу, золотая у тебя душа, дай я тебя поцелую. ТИМОФЕИЧ (Журбе). Располагайся, Алексей, пей, ешь, целуйся с шейхом, это у нас запросто.
ЕМЕЛИН (шейху). Вот, посуди сам - молоко нам привозят с Финляндии, картошку с Голландии, колбасу поляки нам делают, ноги куриные с Америки тащим, ближний свет. Так за каким лешим нам на работу ходить, а? (За штакетником показывается голова Дергачева. Он несет транспарант: “Мир хижинам, война дворцам!” и выкрикивает: “Мы не рабы, рабы - не мы!”) Во, видал, демократия! Эх, не поймешь ты меня. Турок ты и есть турок... (Дергачеву.) Заходи, Михаил, покушай с нами борща.
ДЕРГАЧЕВ (садясь за стол). Мы не рабы, рабы - не мы!
ЕМЕЛИН. Да какие ж вы рабы? Вы хозяева нашей земли.
ДЕРГАЧЕВ. Были да все вышли!
ЕМЕЛИН. Поработать надо, хлопцы, попотеть. Вон, посмотри на арапа, что у их было, окромя пустыни? А теперь кум королю и сват министру - он хозяин на своем песке!
ЖУРБА. Я, может, и поработал бы, когда б знал, где мой участок, мой кровный!
ДЕРГАЧЕВ. Кулак!
ЖУРБА. Я за тебя, Дергачев, работать больше не стану. Ты на митинге языком чесать, а мне - косой маши. Вот - выкуси!
ДЕРГАЧЕВ. Степан Григорьевич, верни землю народу, верни по-хорошему, пока вот этот, с косой, не продал ее магнату.
ЕМЕЛИН. Земля и без того наша, хлопцы. У вас, у каждого, имеются акции!
ЖУРБА. Не смеши, Степан Григорьевич.
ДЕРГАЧЕВ. Ты повесь эти бумажки на гвоздик, знаешь где?
Все акционеры смеются.
ТИМОФЕИЧ. Давайте лучше песню споем для нашего дорогого гостя.
ЕМЕЛИН. Вот тут Тимофеич прав.
ТИМОФЕИЧ. Твою любимую, Степан Григорич! (Запевает.) Распрягайте, хлопцы, коней, та лягайте почивать… (Все подхватывают.)
Во дворе поют, гуляют и не замечают, как в калитку входит Петухова. Она внимательно рассматривает каждого гостя, наконец, решает, что Дядя Шура и есть шейх, направляется к нему... Дядя Шура увидел Петухову и сразу как-то весь потянулся к ней. Что-то она пробудила в его памяти - заиграла кровь, забилось сильнее сердце... Петухова, приветствуя шейха, приложила руки к груди и поклонилась низко. И тут дядя не выдержал, он ломанулся к Петуховой, едва не опрокинув стол. Он схватил Петухову, прижал к себе с невероятной силой. Петухова закричала, как поросенок, забилась в дядиных объятиях, а потом затихла, то ли наполовину придушенная, то ли смирившаяся. Полковник Васин первым из гостей опомнился, сиганул через стол и бросился на выручку Петуховой, но неуклюжий дядя так двинул его локтем в бок, что Васин забился под стол с жалобным стоном. Бросились остальные спасать Петухову, кое-как успокоили дядю. Отпаивают Петухову, а дядю удерживают, прижимая к стулу.
ПРОВОРА. На нас ему наплевать, а тут, глядите, сразу воспылал!
ЕМЕЛИН. Алла Филипповна, как вы? Разрешите, матушка, ощупать вас на предмет телесных неисправностей.
ПОЛИНА ДЕМЬЯНОВНА. Степан!
ЕМЕЛИН. Полина, неси йоду та бинтов, неровен час - придется заматывать отдельные части организма.
ПЕТУХОВА. Оставь, Степан Григорьевич. (Васину.) Благодарю вас, полковник, за мужественный поступок. Как вы себя чувствуете?
ВАСИН. Никак. Меня здесь нет.
ПЕТУХОВА. Извиняюсь, померещилось.
Петухова освобождается от посторонней помощи, встает на ноги, делает шаг-другой к шейху, внимательно следит за ним. Дядя совершает неожиданный рывок на своем стуле и Петухова с криком бросается на шею Емелину.
ЕМЕЛИН (Держа в объятиях Петухову.) С его превосходительством вы уже познакомились, а теперь разрешите представить переводчика. Аркадий Иванович. Прошу любить и жаловать. (Аркаше.) А это наша кормилица и заступница, Алла Филипповна Петухова - самый великий предприниматель нашего району та его окрестностей.
АРКАША. Простите, ради Бога, Алла Филипповна!
ПЕТУХОВА. Я думала, ребра поломает.
АРКАША. Вот скотина! У них обычай такой. Как женщина понравилась - все, хоть колючую проволоку городи, не поможет. Своего добьется. Не хитростью, так силой. Но я обещаю, больше такого - никогда! Если что - закрою вас грудью.
ПЕТУХОВА. Ну, зачем же? Я могу и сама постоять.
АРКАША. Кровь в башку ударила! Одно слово - араб.
ПЕТУХОВА. Давно на меня так не реагировали. Если честно - потрясена. Мы, русские женщины, привыкли, чтобы нам сначала какие-нибудь слова, знаете,... а уж потом...
АРКАША. Понимаю.
ПЕТУХОВА. Скажите что-нибудь по-арабски. Как, например, будет: я вас люблю?
АРКАША. Э-э... Махра тухры ахматель ту ку.
ПЕТУХОВА. Вот видите, есть же какие-то слова... Интересные мужчины – эти арабы. ЕМЕЛИН. Сидай, матушка, к столу.
ПЕТУХОВА. Степан Григорьевич, какая, к черту, матушка? Я тебе в дочки гожусь.
ЕМЕЛИН. Извиняюсь, мы свое место знаем. Матушка, кормилица, благодетельница.
ПЕТУХОВА. Я по делу.
ЕМЕЛИН. Та что оно за дело такое, когда ни выпить, ни закусить не можно?
ПЕТУХОВА. В другой раз.
ЕМЕЛИН. А раков в сметанке, а? Ну, присядь на минутку.
ПЕТУХОВА. Сколько стоят твои акции?
ЕМЕЛИН (Тихо.) Ломаного гроша не стоят, Алла Филипповна.
ПЕТУХОВА. Я готова купить акции... По двести рублей за штуку.
ЕМЕЛИН. Погоди трошки. (Отходит к столу, выпивает, закусывает, думает).
ПРОВОРА. Степан, я все слышала!.. Если продать сорок девять процентов акций, мы сохраним контрольный пакет и в то же время можем купить... ну, я не знаю... четыре таких хозяйства, как наше “Похмелякино”.
ТИМОФЕИЧ. Что за секреты? (Провора шепчет ему на ухо.) Ух, ты! Немедленно всё продать и дергать отсюда. На Черное море.
ПРОВОРА. Слышишь, Степан, отдавай. Но только не все.
Емелин подходит к Петуховой.
ПЕТУХОВА. Ну что, поехали в контору, сейчас все и оформим. Машина за калиткой.
ЕМЕЛИН. Значит, грыбочков не желаешь?
ПЕТУХОВА Он что - дает больше?
ЕМЕЛИН. Кто?
ПЕТУХОВА. Учти, он приехал и уехал, а нам с тобой здесь жить.
ЕМЕЛИН. Ой, матушка, ты даже представить не можешь, как трудно тебе отказывать, прямо сердце кровью обливается.
ПЕТУХОВА. Двести пятьдесят рублей!
ЕМЕЛИН. Свои-то бумаги ладно, еще можно продать, но разбазаривать народные средства, извини, не уполномочен.
ПЕТУХОВА. Триста!
ЕМЕЛИН. Погоди трошки.
Емелин снова отходит к столу, пьет, закусывает, думает. Рядом разговаривают Тимофеич и Журба.
ТИМОФЕИЧ (Журбе). Ты что-то про акции говорил? Так и быть, беру. За ящик водки! Гони акции. Они при тебе?
ЖУРБА. Спасибо, но я решил обождать.
ТИМОФЕИЧ. Смотри, передумаю. Или так - даю по бутылке за каждую акцию. Только вообрази: триста акций - триста бутылок. Целый год будешь ходить пьяный. Что может быть прекрасней?
ЖУРБА. Извини, Тимофеич, я решил начать здоровый образ жизни.
ТИМОФЕИЧ. Стой, ты куда? По две бутылки за акцию! Стой, неблагодарный!
ПРОВОРА (Емелину). Степан, у меня сейчас сердце выпрыгнет. Ты, конечно, молодец, поднял ставку, но не зарывайся.
ТИМОФЕИЧ. Соглашайтесь, Степан Григорьевич! Продадим все и уедем а Австралию.
ПРОВОРА (Тимофеичу). Отстань! (Емелину.) Иди с Богом. Дай я тебя перекрещу.
Емелин возвращается к Петуховой. Возле нее уже вертятся Дергачев и Журба.
ПЕТУХОВА (Журбе). Послушайте, не морочьте мне голову!
ЖУРБА. По триста за штуку, я правильно понял? Как бы не продешевить.
ПЕТУХОВА. Отойдите, мне с директором надо...
ЖУРБА (перебивая). Продам!
ПЕТУХОВА. Ну, давайте… Что же вы их держите?
ДЕРГАЧЕВ. Я продам! (Протягивает Петуховой акции.) Вот, случайно оказались в кармане. Ровно 352 штуки, как в аптеке.
ЖУРБА (решившись). Все! Продаю. Берите.
ПЕТУХОВА. Минуточку. Я только выпишу чек этому господину.
ЕМЕЛИН. Ох, зря вы, хлопцы, поперед батьки.
ПЕТУХОВА (выписывая чек). Степан Григорьевич, ты не запрещай, не имеешь права.
ЕМЕЛИН. Та нехай продают. Чтобы только потом локти не кусали.
ПЕТУХОВА (Дергачеву). По этому чеку получите в любое время. (Журбе.) Давайте ваши акции.
ЖУРБА. Вот... То есть, нет... Я не знаю, что мне делать.
ПЕТУХОВА. Отойдите.
ЖУРБА. Возьмите! (Петухова протягивает руку.) Нет, не отдам!
ЕМЕЛИН. Иди, Алексей, выпей квасу для твердости духа.
ЖУРБА (отходя). Продам... Нет! Не продам!.. Или продать? Нет! Ни в коем случае!
ДЕРГАЧЕВ (отходя и разглядывая чек). Предатели, кровососы. Ничего у вас не выйдет! Народ не купишь! (Уходит со двора, выкрикивая: “Мы не рабы, рабы - не мы!”)
ЖУРБА (вслед ему). Да здравствует демократия! Да здравствует свободный рынок!
ДЕРГАЧЕВ. Пошел ты!
ПЕТУХОВА (Емелину с сочувствием). Много работаешь? Отдохнуть тебе надо. В Италию не хочешь съездить? На пару неделек. С женой или сам, как пожелаешь... Ну?
ЕМЕЛИН. Ты про что, матушка?
ПЕТУХОВА. Про акции, батенька!
Во двор влетает Фира.
ФИРА (запыхавшись от быстрой езды на велосипеде). Степан Григорич!
АРКАША (пьяно). Фирочка! Золотая, светлая...
ЕМЕЛИН. Не торопись, Фира, выпей водички и скажи толком - кто там еще приехал? (Фира пьет и рукой что-то показывает). Полина, лепи вареники!
ТИМОФЕИЧ. Опять за стол? Нет, я больше не могу.
ФИРА. Банкир приехал, вот! Говорит – хочу сделать инвестиции в вашу агрофирму.
ПЕТУХОВА. Степан Григорьевич, триста пятьдесят за акцию!
Провора и Тимофеич бросаются на колени перед Петуховой.
ПРОВОРА (целуя Петуховой руки.) Алла Филипповна, матушка, кормилица, заступница наша. Ты святая, Алла Филипповна! Мы всем акционерным обществом за тебя молиться будем. (Емелину.) Степан! Что ты молчишь? Соглашайся! Благодари Аллу Филипповну! ЕМЕЛИН. Я, конечно, благодарствую...
ФИРА. Степан Григорич, а этот банкир, он говорит, что дает нам столько денег… Он назвал такую цифру, я ее сроду не слышала, даже в школе не проходили.
ПЕТУХОВА. Четыреста!!
Все причитают: Матушка! Кормилица! Алла Филипповна, спаси тебя Господи!
ПРОВОРА. Степан! Становись на колени! Становись рядом, благодари матушку!
ЕМЕЛИН (отмахнувшись рукой). Делайте что хотите.
ПЕТУХОВА. Ты не ответил, Степан Григорьевич.
ВСЕ, СТОЯЩИЕ НА КОЛЕНЯХ. Соглашайся, благодари!
ЕМЕЛИН. Я, конечно, благодарный за вашу заботу... Но вот я смотрю на его превосходительство, на товарища шейка, и вижу в его глазах большое нетерпение. За ним последнее слово. Давайте, друзья, не будем торопиться. Все хорошенько обдумаем, а завтра дадим ответ нашей драгоценной Алле Филипповне.
ПЕТУХОВА (Емелину). Я предлагала тебе хорошую сделку. Ты отказался. А теперь учти: с ним (показывает на шейха) у тебя ничего не получится. Я об этом позабочусь.
ЕМЕЛИН. Ох, матушка…
ПЕТУХОВА. Думай до завтрашнего дня. Надумаешь – звони. Приеду. А не позвонишь, пеняй на себя!
Петухова кланяется шейху и шлет ему воздушный поцелуй. Уходит. Все принимаются ругать Емелина.
ПРОВОРА. Как ты мог, Степан? Такой случай бывает один раз в жизни.
ТИМОФЕИЧ. Остров, яхты, смуглые гаитянские колхозницы – всё коту под хвост.
ПОЛИНА ДЕМЬЯНОВНА. Не слушаешь ты народ, Степан. Одни вареники на уме.
ЖУРБА. Хотел же продать, хотел. Жестокий вы человек, председатель. Тиран!
9.
Двор председателя. Степан Григорьевич сидит на поваленном бревне, думает. Рядом на корточках примостился Тимофеич. Провора ходит из стороны в сторону.
ЕМЕЛИН. Катерина, не мелькай перед глазами. Без тебя - голова кругом.
ПРОВОРА. Друзья, вы хотя бы понимаете, что происходит? Петухова и прочие клюнули не на шейха, нет. Они клюнули на нефть, по которой мы ходим.
ЕМЕЛИН. Де ты нашла нефть?
ПРОВОРА. Она здесь! (Подпрыгивает на месте.). Я даже чувствую, как она пружинит под ногами. А ты, Степан, делаешь ставку на своего араба, на этого Абу.
ЕМЕЛИН. Привык с людями работать.
ПРОВОРА. Надо смелее продавать акции и не ждать, пока Абу сделает нам предложение. Смотри, мы продали всего десять процентов акций, а счет в банке уже ломится от денег.
ТИМОФЕИЧ. Пора уходить по-английски.
ПРОВОРА. А цены на акции все растут и растут! Какой-то беспредел.
АРКАША (выходя из дома). Неужели большой спрос?
ПРОВОРА. С каждым днем повышается. Послушайте, Аркадий Иванович, не желает ли его превосходительство, чтобы мы оставили часть акций для него? У нас ОЧЕНЬ богатая земля!
АРКАША. Так в чем дело? Напечатайте кучу своих бумаг и продавайте всем подряд.
ПРОВОРА. Так не делается. Существуют определенные правила, и когда проводят эмиссию...
ТИМОФЕИЧ. Катерина, ты знаешь все лазейки, вот и думай, с какой стороны объехать закон. Аркадий прав, надо печатать и продавать. Пока берут.
ЕМЕЛИН. Всё, поехали в контору. Там сейчас такая очередь, как за вином во время сухого закона. Едут и едут, едут и едут. Уже в правление проходу нема.
ТИМОФЕИЧ. А я предлагаю смыться и купить островок южнее Мельбурна.
ЕМЕЛИН. Пошли, Робинзон. (Емелин, Тимофеич и Провора удаляются).
10.
Во двор председателя входит респектабельный мужчина с портфелем в руке. Это представитель военно-промышленного комплекса Лобков.
ЛОБКОВ. Аркадий Иванович?
АРКАША. Да...
ЛОБКОВ. Моя фамилия Лобков. Почтовый ящик 11-38. Лауреат государственных премий в области разработки космического оружия.
АРКАША. Ого!
ЛОБКОВ. У меня к вам дело, то есть, к господину шейху, но я слышал, он по-нашему ни бэ, ни мэ, поэтому начнем с вас. Пройдите к столу.
Вынимает из портфеля папку, раскрывает ее.
АРКАША. Что это? Здесь гриф “совершенно секретно”! Уберите сейчас же! Тут недалеко - полковник в штатском. Я когда в туалет иду, чувствую на спине его взгляд.
ЛОБКОВ. Под мою ответственность.
АРКАША. Благодарю за доверие, но, как говорится, от греха подальше.
ЛОБКОВ. Я вам приказываю!
АРКАША. А я позову полковника?
ЛОБКОВ. Если кто-то узнает, что я заходил с этими бумагами вам все равно крышка. У вас нет выбора. Читайте!
АРКАША. Но я ничего не понимаю в технике... (Читает.) Какая-то плазменная пушка…
ЛОБКОВ. Поражает любую цель. На земле, в космосе, под водой. Вероятность поражения сто двадцать процентов.
АРКАША. Нет, нет, я не хочу даже с лышать!
ЛОБКОВ. Аналогов в мире нет, уверяю вас, мы первые.
АРКАША. А мне зачем?
ЛОБКОВ. Как зачем? Берете пушку и целите на Гондурас.
АРКАША. Почему на Гондурас?
ЛОБКОВ. Куда хотите. За пять минут вы можете стереть с лица земли всю Америку.
АРКАША. Жалко американцев.
ЛОБКОВ. А я не настаиваю. Доложите Абу, он человек деловой, он поймет.
АРКАША (закрывая глаза и затыкая уши). Ничего не видел, ничего не слышал, ничего не знаю.
ЛОБКОВ. Как вы думаете, сколько стоит это хозяйство?
АРКАША. Нет, нет, нет!
ЛОБКОВ. Смешно сказать. Мы можем прямо сейчас поговорить о гибкой системе скидок, рассрочке, кредитах... Да пойми ты, молокосос! Я через год создам новое оружие, в тысячу раз эффективнее! Только дай мне денег! Дай Абу! В противном случае лучшие умы моего ведомства перетекут в Штаты или в Иран, или в те же Арабские Эмираты. Не так, так эдак, но плазменная пушка будет у них. Обещайте поговорить с шейхом.
АРКАША. Хорошо, я попробую.
ЛОБКОВ. Так-то лучше. Постарайтесь запомнить тактико-технические характеристики. Только не волнуйтесь, здесь всего шесть страниц машинописного текста.
АРКАША (читает). Дейтерий... тритий... квазинейтральность... Ничего не понимаю.
ЛОБКОВ. И не надо, запомните наизусть, у вас должна быть хорошая память, вы же переводчик…Вот молодец, умница. Учите, а я потом проверю.
Наконец, Лобков уходит. Появляется дядя Шура. Он садится на стульчик и принимается раскачиваться всем телом. Во двор входит Петухова.
ПЕТУХОВА. Салам алейкум. (Указывая на шейха). А что это он делает? Медитирует, что ли?
АРКАША. Мусульманин...У них свои заморочки.
ПЕТУХОВА. Наверное, гарем есть, да?
АРКАША. Одиннадцать жен, не считая наложниц.
ПЕТУХОВА. А закон позволяет?
АРКАША. По закону можно двенадцать. У вас есть шанс.
ПЕТУХОВА. Ах, иногда так хочется побыть слабой, обыкновенной женщиной, бабой. Хочется всплакнуть, покормить грудью ребенка. Обнять любимого не наспех, а так, как будто это главное занятие в жизни... А тут ни мужа, ни ребенка - одна работа... А может, бросить все к чертовой матери и уехать двенадцатой женой, а? (Дяде). Тухра мухры ахматель ту ку! Арабское мое счастье!
Петухова уходит... По улице, перед домом Емелина, марширует с красным флагом Дергачев. Поет: “Вставай, проклятьем заклейменный, весь мир голодных и рабов...”
ДЕРГАЧЕВ. Товарищи, входите на митинг! Вспомните, как Иисус накормил народ пятью хлебами. Он разделил все хлеба поровну, и всякий был сыт. Товарищи, Иисус был первым коммунистом!
ЖУРБА. И за это ты сказал: “Религия - опиум для народа” и проклял Иисуса. Иуда!
ДЕРГАЧЕВ. А ты, демократ, разворовал социалистическую собственность. Страной командует мафия! Получи! (Бьет его флагом по голове.)
ЖУРБА (Вырывает флаг, ломает его об колено.) Вот тебе!
ДЕРГАЧЕВ. Ты… Ты порушил мою святыню? Получи! (Бьет древком.)
ЖУРБА. Вот тебе! (Бьет куском флага.) Вот тебе за христиан, за коллективизацию и за Родину!
На улицу вылетает Фира на велосипеде.
ФИРА. Господа акционеры! В контору привезли новые акции, два чемодана! Там уже собралась огромная очередь, все желают купить. Машин понаехало видимо-невидимо. Шум, как на лесопилке! Все ругаются, а двое мужчин подрались... Катерина Петровна все время пьет валидол. Я мчусь в аптеку, куплю ей пять облаток, нет, пожалуй, десять.
ЖУРБА. Фира, ты нас не обманываешь?
ФИРА. Клянусь девической честью, господа!
ЖУРБА. А какая эта...?
ФИРА. Динамика котировок, господа, меняется буквально на глазах. С утра за штуку давали тысячу, а к обеду уже полторы. Если так пойдет и дальше, думаю, после ленча цена одной акции достигнет двух тысяч. Прощайте, господа! (Уезжает).
ДЕРГАЧЕВ. По-моему, все сошли с ума.
ЖУРБА. Не знаю, не знаю... (Достает калькулятор, считает.) Пойти, что ли, продать свои акции? Или еще подержать? Подержу еще... Или продать?
ДЕРГАЧЕВ. Товарищи, будьте бдительны! Господа демократы собираются разбазарить наше национальное богатство, они хотят продать наших коров! Не допустим, схватим демократов за горло железной рукой! Не дадим иностранному капиталу жиреть от наших буренок! (Машет кулаком Журбе.) Не все продается, господа, и не все покупается!
11.
Двор председателя. За столом сидит Аркаша, колет орехи, ест сам и угощает дядю, который сидит рядом на стуле. Из дома выходит Провора.
ПРОВОРА. Аркадий Иванович, я по вашу душу. Скажите, не мог бы его превосходительство, используя свое влияние, кое-что заказать для нас там, за кордоном?
АРКАША. Что именно?
ПРОВОРА. Вот списочек. Здесь только самое необходимое.
АРКАША (читая список). Сосисочный цех, завод по изготовлению сыра, оборудование молочных ферм... А деньги у вас есть?
ПРОВОРА. Не волнуйтесь, деньги не проблема.
АРКАША. Ладно, попробую.
ПРОВОРА. Разрешите поцеловать ручку господину шейху.
АРКАША. Целуйте на здоровье.
ПРОВОРА (целуя дяде руку). Мы вас никогда не забудем!
Провора возвращается в дом. А калитку входит Лобков.
ЛОБКОВ (Аркаше). Ну что, говорили с шейхом?
АРКАША. Э-э... Да.
ЛОБКОВ. Что он ответил?
АРКАША. Его превосходительство просил передать... он хочет заказать вам...Вот список.
ЛОБКОВ (читает). Сосисочный цех, завод по изготовлению сыра, оборудование молочных ферм… Что за чепуха?
АРКАША. Понимаете... тут такое дело... с пушкой он пока сомневается. Вдруг она плохо стреляет?
ЛОБКОВ. Что?! Моя пушка?
АРКАША. У него правило: никогда не рисковать с неизвестными проектами. Поэтому он хочет оценить ваши возможности на чем-то маленьком. А потом - за большое.
ЛОБКОВ Что же, разумно… Значит, говорите, сыроварня?
АРКАША. Да, обыкновенный заводик, надежный, простой... Сможете?
ЛОБКОВ. Я ему такой завод сделаю. Я в него космические технологии вложу!
АРКАША. Я вас умоляю, только не это.
ЛОБКОВ. Не бойтесь, Аркадий Иванович, у меня этот заводик будет, что “Мерседес”.
АРКАША. А цена?
ЛОБКОВ. А цена, как у “Запорожца”.
АРКАША. Это как раз то, что надо.
ЛОБКОВ. Переведите Абу: он получит все по этому списку... ровно через месяц.
АРКАША. Арабы не любят болтунов.
ЛОБКОВ. Тогда - через двадцать дней! Он даже представить не может, какие головы сидят у меня в институте! А какие руки!
Аркаша что-то шепчет на ухо дяде. Тот шевелит губами.
АРКАША. Его превосходительство интересуется, на какой счет переводить деньги?
ЛОБКОВ. Да, конечно... (Протягивает Аркаше визитную карточку.) Здесь наши реквизиты... Даже не знаю, как благодарить...
АРКАША Руку поцелуйте.
ЛОБКОВ. Я - ему?
АРКАША. У них так принято. Зато никаких взяток.
Лобков, опустившись на одно колено, целует дяде руку, как знамя. Лобков удаляется, входит Дергачев.
ДЕРГАЧЕВ. Я хочу передать вам секретную информацию.
АРКАША. Нет!
ДЕРГАЧЕВ. Я видел, как вы пьете водку, и понял: вы – наш, патриот. А патриоты должны помогать друг другу. У меня собран компромат на Емелина Степана Григорьевича, русского, женатого, беспартийного. Видите, целая бандероль. Хотел отправить Генеральному прокурору почтой, да боюсь. Эти демократы всё контролируют. Почту, телеграф, вокзал. Надо снова их брать в свои руки.
АРКАША. Мне показалось, Степан Григорьевич - человек порядочный...
ДЕРГАЧЕВ. Мимикрирует! Его не поймешь, красный он или белый.
АРКАША. А в чем, собственно, его вина?
ДЕРГАЧЕВ. Лентяй, обжора и плут.
АРКАША. Хорошо, я передам... Целуйте руку его превосходительству.
ДЕРГАЧЕВ. Понял. (Целует дяде руку).
В это время из дома выходит Емелин.
ЕМЕЛИН. Поеду в город, закажу нашим буренкам коровьи постели, а то они мучаются, понимаешь, на голом полу сплят. Нехорошо.
ДЕРГАЧЕВ. Степан Григорьевич, подбросьте меня до полевого стана. Митинг надо провести. Санкционированный.
ЕМЕЛИН. Ладно, поехали.
12.
Прошло некоторое время. Двор председателя. За столом сидит Степан Григорьевич, что-то считает.
ЕМЕЛИН. Вот это да! Цифры огромные. А, если перевести в наши деньги – мать честная!
ПОЛИНА ДЕМЬЯНОВНА (выходя их дома). Степан, ты должен передать мне тетрадь.
ЕМЕЛИН (продолжая считать). Погоди, Полина.
ПОЛИНА ДЕМЬЯНОВНА. Степан, ты меня слышишь? Верни тетрадь!
ЕМЕЛИН. Какую еще тетрадь?
ПОЛИНА ДЕМЬЯНОВНА. Секретную тетрадь. Сброшюрованную.
ЕМЕЛИН. Ети твою конституцию!.. Так это ты? От полковника человек?
ПОЛИНА ДЕМЬЯНОВНА. Мне нужна тетрадь. Ты что, не понимаешь?
ЕМЕЛИН. Начинаю трошки понимать. Ай-яй-яй, пригрел на груди змеюку. Какой же я дурень. Старый болван! Я тут рассуждаю вслух, она мои слова - на карандаш и - куда надо. Родная жена, кровинушка. Погубила, сдала с потрохами. (Отдает ей тетрадь.) Забери ее к чертям свинячим.
Полина Демьяновна уходит. Появляются Провора и Тимофеич.
ПРОВОРА. Степан, у тебя вид, как будто ты на грабли наступил? Тимофеич спрашивает, когда в ресторан пойдем?
ЕМЕЛИН. В ресторан?.. Некогда. Видишь, как оно завертелось. Сплю по четыре часа в сутки, как Наполеон Бонапарт.
ТИМОФЕИЧ. А кому нужна такая жизнь? Работа, работа...
ПРОВОРА. Зато интересно! Вчера запустили картонажную фабрику по изготовлению тетропаков под молочную продукцию. А наш плавленый сырок со специфическим душком заказали финны и шведы, да в таком количестве, что впору еще один завод строить.
ТИМОФЕИЧ. Не-ет, наш человек должен гулять напропалую, иначе у него застаивается кровь. Если все начнут работать, как мы в «Похмелякино» - всё! Нация исчезнет с лица земли.
ЕМЕЛИН. Тимофеич, ступай погляди – не видать ли французской делегации. Должны быть с минуты на минуту.
ТИМОФЕИЧ. Да, ну вас! (Уходит).
ПРОВОРА. Ты бы прицепил “бабочку”, все-таки с французами встречаешься.
ЕМЕЛИН. Хоть убей, не надену.
ПРОВОРА. Тогда выбери галстук поярче, а эту портянку сними. Позор!
Провора уходит. Появляется Журба.
ЖУРБА. Разрешите, Степан Григорьевич?
ЕМЕЛИН. От вас не спрячешься.
ЖУРБА. Степан Григорьевич, вы цивилизованный человек, вы прекрасно понимаете - единственный путь развития общества - капитализм. Верно?
ЕМЕЛИН. Дак это...
ЖУРБА. Правильно. Тут, как говорится, крыть нечем, сама природа диктует закон, а закон не перепрыгнешь. Даже господин Дергачев его не перепрыгнет, хотя обладает резвостью пролетарской блохи. Поймите, Степан Григорьевич, нам сейчас важно не сбиться с избранного пути, не заблудиться, как в семнадцатом году. А что для этого надо?
ЕМЕЛИН. Что?
ЖУРБА. Идти в кильватере Запада. Пристроиться в этот самый... в кильватер и шаг за шагом, шаг за шагом...
ЕМЕЛИН. Дак это...
ЖУРБА. Пока у нас все получается, но сами знаете, неровен час… люди здесь активные. Вы должны обратиться в Организацию Объединенных Наций!
ЕМЕЛИН. Я?!
ЖУРБА. Вы!
ЕМЕЛИН. А что я им скажу?
ЖУРБА. Пусть включат «Похмелякино» в состав Арабских Эмиратов… Я все сказал.
Журба уходит. В калитке сталкивается с Дергачевым.
ДЕРГАЧЕВ. Степан Григорьевич, я долго думал и пришел к выводу - коммунизм можно построить в отдельно взятой деревне.
ЕМЕЛИН. Вот так новости!
ДЕРГАЧЕВ. Вы обязаны выступить по государственному телевидению.
ЕМЕЛИН. Я?!
ДЕРГАЧЕВ. Вы. Сделаете историческое заявление. Скажете всем-всем-всем: с сегодняшнего дня, в деревне Похмелякино построено общество развитого коммунизма.
ЕМЕЛИН. Михаил, а де видать, что развитого?
ДЕРГАЧЕВ. Да, и не забудьте прибавить, что к концу текущего квартала коммунизм в Похмелякино победит полностью и окончательно!
ЕМЕЛИН. А вдруг не победит?
ДЕРГАЧЕВ. Динамика обнадеживает, Степан Григорьевич. Материальная база, считайте, у нас в кармане, осталось подтянуть сознание. А это нам до конца квартала - раз плюнуть. Ну, я пошел. ( Уходит).
13.
Двор председателя. Аркаша ест клубнику в сахаре. Невдалеке сидит дядя, приложив к уху маленький приемник. В калитку входит Лобков.
ЛОБКОВ. Аркадий Иванович, разрешите?
АРКАША. А, господин Лобков. Клубники хотите? Напрасно… Что новенького? Пушку продали?
ЛОБКОВ. Вы знаете, у вас легкая рука. Та сыроварня и сосисочный цех оказались новым словом в мировой пищевой промышленности. Кто бы мог подумать?.. Теперь на меня посыпались заказы.
АРКАША. Поздравляю.
ЛОБКОВ. Больше того, поступил правительственный заказ. Секретный! Слушайте.
АРКАША. Может, не стоит?
ЛОБКОВ. У меня от вас секретов нет. Правительство предлагает изобрести такой напиток, чтобы он покорил весь мир и встал впереди кока-колы и пепси. Полковнику Васину дано задание провести широкую кампанию дискредитации американского пойла, а вокруг нашего создать романтическую легенду и запустить о нем кучу анекдотов.
АРКАША. Здорово!
ЛОБКОВ. Я пришел к вам просить разрешения назвать будущий напиток “ППШ”.
АРКАША. “ППШ” – это, кажется, автомат времен второй мировой войны?
ЛОБКОВ. Вы правы. Но теперь будет названием напитка. ППШ - последний поцелуй шейха. Как вам?
АРКАША. Классно.
ЛОБКОВ. Если Абу согласится с этим названием, он будет получать один процент от каждой проданной банки. Это может составить сумму невероятной величины.
АРКАША. Он согласен!
ЛОБКОВ. Спасибо... Разрешите поцеловать ему руку?
АРКАША. Ради Бога. (Лобков целует руку дяде, уходит).
14.
Спустя некоторое время. Двор председателя. Полина Демьяновна готовит завтрак. Входит Васин.
ВАСИН. Поленька, зорька ранняя, ты не спишь?
ПОЛИНА ДЕМЬЯНОВНА. Доброе утро, товарищ начальник. Вот, готовлю творожок для Абу. Его превосходительство пристрастился к здоровой пище.
ВАСИН. Поленька, я тебя удивлю. Абу никакой не шейх.
ПОЛИНА ДЕМЬЯНОВНА. Ни капельки?
ВАСИН. Он самый обыкновенный сумасшедший.
ПОЛИНА ДЕМЬЯНОВНА. Жалко. Хотя, мне кажется, об этом все давно догадались. ВАСИН. Как! Знали и молчали?
ПОЛИНА ДЕМЬЯНОВНА. Зачем пугать курицу, которая несет золотые яйца?
Во двор входят Дергачев и Журба с плакатами. У Дергачева: “Народ и органы - едины!”, у Журбы: “Свободу дяде Шуре - узнику совести!”
ДЕРГАЧЕВ. Спасибо, товарищ полковник, за вашу бдительность! Я чувствовал, что это дело закончится скандалом.
ЖУРБА. Господа, господа, кто желает купить акции агрофирмы «Похмелякино»?
Входят Тимофеич, Провора и Емелин.
ЖУРБА (Тимофеичу). Вы не желаете купить акции агрофирмы «Похмелякино»?
ТИМОФЕИЧ. Ящик водки.
ЖУРБА. Как вам не стыдно!.. Господа, что же это такое? Они стоили миллионы, а теперь за них предлагают ящик водки?
ПРОВОРА. Бери, пока дают.
ЖУРБА. Хорошо, я согласен. Но учтите, господа, это произвол, я буду жаловаться!
Во двор влетает Фира на велосипеде.
ФИРА (запыхавшись). Степан Григорич! Степан Григорич!
ЕМЕЛИН. Слезай, Фира, с велика, теперь никуда не надо торопиться.
ФИРА. Степан Григорич, там эти... На площади собрались! Машин видимо-невидимо! Окна в конторе бьют, требуют объяснений! Еле ноги унесла, фу!
ЕМЕЛИН. Начинается суд Линча. Как у той Америке.
ТИМОФЕИЧ. Что будем делать, Степан Григорьевич?
ЕМЕЛИН. Убирайте стол, начинайте копать братскую могилу.
ТИМОФЕИЧ. Я с сегодняшнего дня в отпуске.
Идет к выходу, но в калитке сталкивается с Петуховой. Фира вылетает со двора.
ПЕТУХОВА (Тимофеичу). Назад! (Емелину). Где они?
ЕМЕЛИН. Ой, Алла Филипповна, матушка, да разве ж они виноваты? Шейх, тот совсем головы не имеет, а Аркадий Иванович, Аркаша - он еще молодой, глупенький...
ПЕТУХОВА. Где они?!
ЕМЕЛИН. Де ж им быть? В доме... Еще ничего не знают.
АРКАША (выходя из дома на крыльцо). Поленька, готов ли творожок для его превосходительства?.. О, господа, по какому случаю собрались? Что будем праздновать? ВАСИН. Собирай монатки, Аркашка-прохвост.
АРКАША. Разве мы с вами на “ты”?
ВАСИН. Нет. Это я с тобой на “ты”, а ты со мной на “вы”.
Пауза.
АРКАША. Все, что ли? Приехали?
ВАСИН. Во истину, приехали.
Аркаша начинает смеяться. Он смеется все сильнее и сильнее. У него начинается истерика.
ПЕТУХОВА. Кто-нибудь, успокойте племянника.
Дергачев и Журба держат Аркашу с двух сторон под руки, Провора набирает в рот воды, брызгает в лицо Аркаше. Из дома выходит дядя Шура с чемоданом. Некоторое время он смотрит на племянника, потом берет его за рукав и ведет к выходу. Аркаша продолжает смеяться, но уже на последнем издыхании, со всхлипами. Потом затихает, съеживается. Два убогих человека пересекают двор. Емелин вдруг срывается с места, подбегает к ним.
ЕМЕЛИН. Абу, останься! Я тебя как человека прошу - не уезжай.
ВАСИН. Вы что, не в своем уме? Он больной. Он дурак! Его необходимо изолировать.
ПРОВОРА. Дорогой шейх, я вас очень прошу – останьтесь.
ВАСИН. Что происходит?
ЕМЕЛИН. Абу, не уезжай! Мы построим тебе сумасшедший дом. Вон там, на полянке, в излучине реки. Это будет лучший в мире сумасшедший дом. Абу, не оставляй нас одних, слышь, твое высокое превосходительство. Не оставляй. Я боюсь.
ВАСИН. Чего вы боитесь, Емелин?
ЕМЕЛИН. Я боюсь возвращаться назад. В то ужасное время, когда здесь царили пьянство и лень, запустение и грязь. Грязь на улицах, грязь в домах, грязь в наших душах. Я не хочу туда, не хочу!
ПРОВОРА. И я не хочу.
ТИМОФЕИЧ. И я.
ЖУРБА. И я не хочу.
ДЕРГАЧЕВ. И я.
ВАСИН. Поленька, быстро звони в “скорую”! Пусть высылают ребят покрепче. Скажи: в деревне «Похмелякино» - эпидемия. Массовое заражение головного мозга! Срочно! От моего имени!
ПОЛИНА ДЕМЬЯНОВНА. Нет, гражданин начальник, я тоже не хочу назад. Я остаюсь со своим Степаном. Кто же ему вареников налепит?
Появляется Лобков. Останавливается возле Петуховой.
ПЕТУХОВА (Лобкову). Надеюсь, вы не успели обанкротиться с этим шейхом?
ЛОБКОВ. Напротив. Благодаря Аркадию Ивановичу и его дяде я увидел свет в конце тоннеля.
ПЕТУХОВА. А, может быть, это встречная электричка?
ЛОБКОВ. Кто знает? Вот, завтра вылетаю в Лондон. Мое КБ подключили к проекту ХХ1 века, полету человека на Марс.
ПЕТУХОВА. Сильно!... А я хочу забрать дядю Шуру к себе? А то приду домой - пусто, неуютно. А тут живой человек. Будет кому голову положить на плечо.
ЛОБКОВ. Совет да любовь.
Во двор влетает Фира на велосипеде.
ФИРА. Степан Григорич! Степан Григорич!
ЕМЕЛИН. Ну, что еще, Фира?
ФИРА. На площади колонка для воды, старая… Так из нее нефть бьет! Фонтаном!
Пауза.
ПРОВОРА. Спасибо тебе, Господи! Что будем делать, Степан?
ЕМЕЛИН. Будем качать нефть. (Тимофеичу). Скважину срочно закрыть. Начать работы по установке нефтяного насоса.
ТИМОФЕИЧ. Нету проблем, Степан Григорич! Бегу! (Убегает).
ЕМЕЛИН. А мы - в контору. Там сейчас работы – во!
Все убегают со двора. Остаются Петухова и Лобков. Дядя Шура и Аркаша.
ЛОБКОВ. Что же вы стоите, Алла Филипповна? Акции снова поднимаются в цене. ПЕТУХОВА. Скажите честно, как вы это сделали?
ЛОБКОВ. У меня в КБ такие головы сидят! Такие руки! Не то, что блоху подкуют, верблюда протащат в иголочное ушко.
ПЕТУХОВА. Тогда я побежала в контору. (Уходит).
ЛОБКОВ. Удачи. (Походит к дяде Шуре). Ваше высочество, разрешите поцеловать вашу руку. (Целует дядину руку. Уходит).
АРКАША. Вот и всё, дядя Шура. Пора сматываться. Мы пойдем на вокзал и сядем в поезд Москва-Симферополь. Теперь он останавливается в Похмелякино. И стоит целых пять минут. Да, благодаря тебе, господин шейх… Честно говоря, нам было здесь хорошо. Страшно уезжать. Как будто выходишь из светлой и теплой квартиры на грязную улицу, где разбиты фонари, а в подворотнях хрустит битое стекло от пивных бутылок. Страшно. Но что делать? Оставаться после всего – невозможно. Уедем. Страна большая. И, возможно, нам повезет – мы встретим замечательных, славных дурачков, таких, как в деревне Похмелякино. Прощайте. До встречи.
Конец.