Виктор Лановенко
ПЕШКОМ В БЕССМЕРТИЕ
П ь е с а
Действующие лица:
Чесноков (Чеснок)- около 40 лет,
Вера - его жена,
Дочь - их дочь Зоя, 20 лет,
Сын - их сын, 18 лет,
Ной (Наум)- 600 (60) лет,
Сара - 25 лет.
События разворачиваются в наше время и в дни Всемирного потопа.
Действие первое.
Картина первая.
Раннее утро. Квартира Чесноковых. В гостиную нетвердым шагом входит Чесноков. Трясущимися руками открывает дверцы шкафа, ищет, чем бы опохмелиться.
Чесноков. Е-мое, ни черта не помню… (Замечая в зеркале свое отражение.) А рожа-то, рожа! Карикатура. (Вынимая из шкафа склянку с лекарством.) Интересный флакончик. (Нюхает содержимое.) Ба, да здесь гольный спирт! (Становясь перед зеркалом.) Ну, господин Чесноков, мать твою за ногу, желаю творческих успехов и вечной духовной молодости. (Опрокидывает содержимое флакона.) Фу, какая дрянь! Ик! (Припадая ухом к зеркалу.) Что это за шум?... Ой, ну и рожа. Странный какой-то шум. Как будто из глубины веков доносится голос далекого предка. Ик! О, кажись, полегчало. (Закуривает.) Ик!
Входит Вера. Голова ее повязана полотенцем. Вера что-то ищет в аптечке.
Вера. Я просила тебя не курить в гостиной. У меня голова раскалывается.
Чесноков. Верочка, ты слышишь этот странный шум?
Вера. Где мое лекарство?
Чесноков. Ты подойди ближе, приложи ухо к зеркалу. Такой странный шум. Слышишь?
Вера. Ты выпил мое лекарство?
Чесноков. Я?!... Верочка, мне было так плохо, что я мог умереть.
Вера. Не велика беда. Ты хотя бы знаешь, сколько оно стоит? (Начинает всхлипывать). А ты,… Ты…
Чесноков. Я куплю. У меня скоро появится заказ. Наум Моисеевич, известный банкир, желает иметь портрет собственной жены - Сары.
Вера. Посмотри, во что я превратилась. А наши дети? Дочь не ночует дома. Сын… Тебе известно, чем он занимается?
Чесноков. Где-то работает. Или нет?
Вера. Как тебе нравится это?
Вера достает из шкафа пистолет и кладет его на стол.
Чесноков. Настоящий?
Вера. Чесноков, Чесноков, во что ты нас превратил?
Вера уходит.
Чесноков. Пожалуй, Верочка права. Я всем приношу несчастье. Всё, пора ставить точку. Где мой диктофон? (Находит диктофон, сдувает с него пыль, включает). Родные мои! Жена Верочка. Сынок. Доченька Зоя. Когда вы услышите эту запись, меня уже не будет в живых. Жалко, что я запомнюсь вам таким несимпатичным. Мама видела другого Чеснокова - молодого, гениального. Ты помнишь, Верочка?... Увы, талант растворился в вине. Каждый день я опускаюсь всё ниже и ниже. Страдаю сам, а, главное, мучаю вас. Мне бы умереть давно. Да вот незадача - Господь наградил отменным здоровьем. Поэтому я принял решение - уйти добровольно. Союз художников похоронит меня бесплатно. Выпейте вина на поминках, и скоро вам станет легко и свободно без меня. Прощайте. И простите. Ваш Чесноков. (Выключает диктофон, берет пистолет двумя руками.) Ого, тяжелая штуковина… Куда же надо стрелять? Опыта никакого. Может, в сердце? (Прикладывает ствол к груди.) А вдруг пуля пролетит мимо… Лучше в голову, в висок? (Прикладывает ствол к виску.) Ага, представляю эту картину - разнесет полчерепа, кровища на стенах, мозги на люстре. Фу, мне уже нехорошо. (Кладет пистолет на стол, начинает расхаживать по комнате.) Свинья! Даже застрелиться по-человечески и то не можешь.
Садится за стол, обхватывает голову руками.
Входит Дочь.
Дочь. Устала, как старая кляча. (Замечая Чеснокова.) Отец? Ты почему не спишь?
Чесноков (вскидываясь.) Кто здесь?
Дочь. О, мы уже вдрыбадан? Счастливый ты человек, папочка. Слушай, счастливый человек, угости сигареткой.
Чесноков. На. А ты куда собралась в такую рань?
Дочь. Лучше спроси - откуда? У меня работа ночная.
Чесноков. А-а. Задержек по зарплате нет?
Дочь. Что ты, платят час в час.
Чесноков. Это хорошо.
Дочь. Просто замечательно. Вот соберу денежек и уеду от вас к чертовой матери.
Чесноков. Подожди. А как же мама? Я?
Дочь. Ой, папа, не надо. (Собирается уйти.)
Чесноков. Ты не хочешь поговорить со мной?
Дочь. Отец, по тебе плачет психушка. Чао.
Дочь уходит. Чесноков снова берет пистолет и прикладывает его к груди. Делает несколько глубоких вдохов, но, услышав шаги, прячет пистолет в стол. Входит сын с чашечкой кофе в руке. Останавливается перед зеркалом и, открыв рот, осматривает свое горло.
Чесноков. Доброе утро, сынок.
Сын. Ага.
Чесноков. Слушай, сынок, я хочу тебя попросить…
Сын. Денег не дам.
Чесноков. Я по другому вопросу.
Сын. Тогда слушаю.
Чесноков. Я хочу, чтобы ты помог, э-э… избавиться от одного человека.
Сын. Папа, ты делаешь мне заказ?
Чесноков. Да, кажется, это называется именно так.
Сын. И кто жертва?
Чесноков. Жертва? Так … я жертва.
Сын давится глотком кофе. Потом приходит в себя.
Сын. Интересное предложение, папа. Но дело в том, что я - профессионал, бесплатно не работаю.
Чесноков. А, может, как-нибудь договоримся, по-родственному.
Сын. Повторяю, бесплатно не работаю.
Чесноков. Угу … Сынок, а сколько это может стоить?
Сын. Две штуки американских долларов.
Чесноков. Господи, неужели я так дорого стою?
Сын. Ты не стоишь и копейки. Работа дорогая.
Чесноков. Сыночек, а, может, по льготному тарифу или в рассрочку.
Сын. Не понял.
Чесноков. Ладно, я заработаю две тысячи. Клянусь собственной жизнью.
Сын. Желаю удачи, папа. (Уходит).
Чесноков (прикладывая ухо к зеркалу.) Что за шум? Странный какой-то. То ли идет проливной дождь, то ли храпит кто-то… Гул веков.
Картина вторая.
Пещера первобытного человека. Тлеет костер. Через узкий проем сочится тусклый дневной свет. Доносится шум сильного дождя. На стенах пещеры отражаются вспышки молний. Раскаты грома рвут воздух, как парусину. В углу пещеры, завернувшись в шкуры, спит человек. Это Чеснок. Его храп сотрясает своды. Все эти звуки, вместе взятые, чем-то напоминают уже знакомый «гул веков». Возле костра, опустившись на колени, хлопочет Вера. Через проем одна за другой перебираются Дочь и Сара.
Дочь. Мама, смотри, я поймала огромную рыбу!
Сара. Зойка врет, это я поймала. Я!
Дочь. А ты забери. Опа! Ха-ха-ха! Не догонишь! Не возьмешь!
Вера. Тихо вы, сороки! Дай сюда. (Забирает у дочери рыбу, кладет ее на край костра.) Сара, а ты уходи.
Сара. Верочка, куда же я пойду?
Вера. Ты еще молодая, найдешь мужика с пещерой, нарожаешь ему пацанов. А Чеснок - мой мужчина.
Сара. Он ко мне привык.
Вера. Вот это мне и не нравится.
Дочь. Мама, я хочу, чтобы Сара осталась. Мне с ней весело.
Вера. Глупая. Ее же кормить надо. Ты готова отдать Саре свой кусок рыбы?
На лице дочери появляется тень сомнения.
Сара. Мне рыбы не надо. Я собрала ягоду. Вот.
Дочь (матери.) Видишь, не надо рыбу отдавать. Сара, догони меня. Опа! Ха-ха-ха!
Чеснок просыпается, садится, громко зевает, начинает чесаться.
Сара. Чеснок, давай почешу тебе спинку.
Чешет ему спину. Чеснок блаженствует.
Чеснок. Ой, хорошо. Выше, выше, о-о-о! Ниже, ниже, а-а-а!... Жрать хочу!
Вера. Потерпи, скоро испечется рыбка. Наша доченька поймала большую рыбу.
Чеснок. Хочу жрать! Давай рыбу, быстро!
Вера приносит ему рыбу. Чеснок откусывает от рыбы кусок, жует, кривится. Потом швыряет рыбу в сторону.
Тьфу! Дрянь!
Вера подбирает рыбу, кладет на плоский камень возле костра.
Сара. Чеснок, я собрала ягоду. Ты хочешь ягоду?
Чеснок. Я тебе что - вегетарианец?... Стой, ты куда? Давай ягоду. (Запихивает ягоду горстями в рот. Сок течет по бороде). Кислятина, вя-а…
Через проем перебирается Сын, мокрый с головы до ног.
Чеснок (Сыну.) Ты жрать принес?
Сын. Откуда? Сам голодный, как шакал.
Чеснок. Сынок, я не пойму, чем ты занимаешься? Вот я в твои годы…
Сын. Папа!
Чеснок. Короче, так! Бери мое старое копье и дуй в рощу. Охотничий сезон в самом разгаре. Косули прут косяками, кабаны, изюбры. Мамонт пошел!
Сын. Какой мамонт? Дождь! Всю долину затопило.
Чеснок. А ты и рад. Тебе лишь бы на охоту не бегать.
Сын. Да не охотник я, папа, не охотник.
Чеснок. Не охотник? А кто?
Сын. Художник.
Чеснок. Молчать!... Не смей произносить это грязное слово. Никогда! (Замечает рисунок на скале.) О! А это что такое?
Сын. Моя новая картина.
Чеснок. Горе ты мое… Постой, постой, что-то мне напоминает твоя новая картина.
Сын. Папа, это же Сара.
Чеснок. Что?
Сын. Смотри, вот голова, вот грудь, видишь?
Чеснок. Грудь вижу.
Сын. Талия, бедра, а вот здесь, кх-кх…
Чеснок. Ну, давай, распутник, рассказывай, что у тебя здесь изображено?
Сын. Видишь ли, папа, я рисовал Сару без набедренной повязки.
Чесноков. Ты хочешь сказать - она стояла перед тобой голая?... Сара!
Сын. Папа, не надо! Ты меня неправильно понял.
Чеснок. Неправильно? А это?
Сын. Ну, это такой образ. Игра воображения, понимаешь?
Чеснок. Нет!
Сын. Объясняю. Я закрыл глаза и представил Сару без набедренной повязки.
Чеснок. Молодец, нормально объяснил. Значит, ты закрыл глаза и увидел то, что нельзя увидеть с открытыми?... А по морде?
Сын. Папа, все очень просто. Хочешь, я тебя научу? Закрой глаза.
Чеснок. Ладно, закрыл.
Сын. А теперь постарайся увидеть Сару, как живую. Представь, как она идет через поляну, придавливая пятками траву. Вот наступила на острую ветку, вздрогнула… (Чеснок тоже вздрагивает.) Запрыгала на одной ножке. Вот села на ствол поваленного дерева, прижала больную пятку к животу и кожа на ее бедре сложилась мягкими, нежными волнами. А вот Сара заметила тебя. Ее черные глаза стали веселыми, они еще блестят от слез, но уже смеются. Она счастлива… Ну, что, получается? Ты видишь Сару?
Чеснок. Сынок, как я могу увидеть Сару, если у меня закрыты глаза?
Сын расхаживает вперед-назад. Потом делает еще попытку.
Сын. Послушай, отец, ты когда-нибудь видишь сны?
Чеснок. Чего?
Сын. Когда спишь, тебе не кажется, что ты охотишься на маленьких лесных козлят?
Чеснок. Не кажется.
Сын. Но ты кричишь во сне, я сам слышал.
Чеснок. Может быть. Но я кричу потому, что за мной гонится огромный медведь. Да, я убегаю, мне страшно.
Сын. Вот! Стало быть, ты видишь медведя с закрытыми глазами.
Чеснок. Медведя вижу, но не твоих вонючих козлят.
Сын. Ох, трудно с тобой, папочка. Давай еще разок. Закрой глаза…
Чеснок. Заруби на носу – когда у тебя закрыты глаза, ты ничего не увидишь. Ничего!
Сын. А медведь?
Чеснок. Сынок, послушай родного отца - об этом никому ни слова, понял?
Сын. Почему?
Чеснок (бьет сына по голове.) По кочану!
Сын стоит, как будто не замечает удара.
Ого, да ты уже взрослый. Пора тебе жениться.
Вера. Рано. Еще борода не выросла.
Чеснок. Зато остальное в полном порядке. Женись!
Сын. Согласен! Так я сбегаю в дальнюю пещеру, посмотрю для себя невесту.
Чеснок. Постой, зачем далеко ходить? Ты женись на своей сестре.
Сын. На Зойке? Нет, не хочу жениться на этой…
Чеснок. Что значит - не хочу?
Сын. Она вредная, как змея.
Чеснок. Ну, ты не преувеличивай… Змея… Я же на твоей маме женился. Понимаешь, сынок, твоя сестра засиделась в девушках. Ну, пройдет еще лето, пройдет зима, Зоенька перезреет, как прошлогодняя клюква. Что прикажешь с ней делать? А ты - человек самостоятельный. Художник! Мне и так морока с двумя бабами, с твоей мамой да с этой Сарой. Уже нет сил.
Дочь. Папочка, а вот дядя Рахим, твой брат, который живет на берегу Аму-Дарьи, имеет столько жен, сколько пальцев на руках. Вот.
Чеснок. Ха! Дядя Рахим… Да в тех краях, где живет дядя Рахим, совершенно другой климат. Там дыни растут. Если бы у нас росли дыни, о-го-го! (Сыну.) Кстати, где тебя носит целое утро?
Сын. Я бегал в долину. Отец, вода прибывает на глазах. Деревья, которые стоят в долине, покрыты огромной лужей по самые макушки.
Чеснок. Не понял.
Сын. Вчера я нарисовал бизона на Змеиной скале, а сегодня и бизон, и скала уже под водой.
Сара. А что делают наши соседи?
Сын. Рыжие, которые жили в долине, утонули еще утром. А лысые танцуют вокруг костра и приносят жертвы своим богам. У них-то холм повыше, чем наш.
Дочь. Не хочу тонуть! Папа придумай что-нибудь.
Чеснок. Авось как-нибудь пронесет.
Дочь. Да ну тебя! Мама, ты у нас умная, ты должна знать.
Вера. Мы все утонем.
Дочь. Мама!... Сара, может быть, ты?
Сара. Извини, я не умею думать.
Дочь. Не хочу умирать. Не хочу!
Сын. Все не хотят.
Дочь. А давайте принесем жертву, как лысые. Принесем жертву, и жертва нам поможет.
Сын. Но у нас даже барана нет.
Дочь. Зачем баран? Мы принесем Большую жертву.
Вера. Большую? Ты имеешь в виду кого-то из нас?
Дочь. Да.
Чеснок. Кого?
Дочь (выдержав паузу). Сару.
Картина третья.
Квартира Чесноковых. Вера накрывает на стол. Она по-прежнему с полотенцем на голове. Чесноков, стоя перед зеркалом, возится с галстуком.
Вера. Да, Чесноков, вид у тебя не товарный. Да и у меня, признаться, тоже.
В прихожей раздается звонок.
Чесноков. Господи, это он! А мы еще не готовы.
Вера. Я открою.
Чесноков. Вера, полотенце!
Вера снимает с головы полотенце, выходит. Чесноков хлещет себя по щекам, придавая коже румянец. Пятясь спиной, в комнату возвращается Вера.
Вера. Сюда, пожалуйста. Нет, нет, обувь не снимайте, мы же не в Японии.
Входит Сара, за ней - Наум.
Чесноков. Наум Моисеевич, здрасьте! Я сегодня как раз свободен. Прошу.
Наум. Познакомьтесь, это Сара, моя жена. (Обращаясь к Вере.) Меня зовут Наум Моисеевич, или просто Наум, как вам угодно.
Вера. Вера.
Наум. Как ваше здоровье, господин Чесноков, как бизнес?
Чесноков. Замечательно!
Наум. А у вас, Верочка?
Вера. Да, да, все в порядке. Идем ко дну.
Наум (берет Веру под руку, отводит в сторонку.) Надеюсь, это шутка?
Вера. Шутка, которую с нами сыграла жизнь.
Наум. Продолжайте.
Вера. У меня такое ощущение, как будто мы выпали за борт парохода. Он, такой красивый, сверкающий огнями, уходит все дальше и дальше. А мы - здесь, барахтаемся в черной воде, жалкие, беспомощные. И только вверху перемигиваются звезды. Смеются над нами, что ли?
Внимание зрителей переносится на Сару и Чеснокова.
Сара. Простите, не знаю, как обращаться к вам?
Чесноков. Зовите меня просто - ваше Величество.
Сара. О, Наум Моисеевич предупреждал - у всех художников есть маленькая шишечка. Вот здесь, на затылке.
Чесноков. Здесь?
Сара. Чуть ниже и левее. Да, да.
Чесноков. Точно прощупывается.
Сара. Так вот эта шишечка порождает невероятную манию величия, в десять раз большую, чем талант, отпущенный Господом Богом.
Чесноков. А, вспомнил! Это я с похмелья треснулся головой о мольберт.
Наум и Вера присоединяются к Саре и Чеснокову.
Наум. Мы с Верочкой кое-что выяснили, а теперь, господа, за дело.
Вера. Сара, у меня в соседней комнате забавная коллекция бронзовых собачек. Посмотреть не желаете?
Наум. Да, да, идите.
Вера и Сара выходят.
Чесноков. Если не секрет, почему вы обратились именно ко мне?
Наум. Прошлой зимой я купил старое здание в центре города. И в подвале обнаружил два портрета героев социалистического труда, подписанных вашим именем. Одного из героев я знал очень хорошо. Это мой покойный папа.
Чесноков. Ха! Но это же халтура, Наум Моисеевич. Обыкновенная халтура.
Наум. Ваша халтура произвела на меня глубокое впечатление. Я хочу, чтобы портрет моей жены Сары был отмечен тем же даром предвидения.
Чесноков. Даром предвидения? Не понимаю, о чем речь.
Наум. Это неважно. Давайте поговорим о цене.
Чесноков. Две тысячи долларов!
Наум. Если ваша работа мне понравится, получите больше. Если - нет… Чесноков. Договорились! (Обмениваются рукопожатием.) Простите, вы не могли бы дать небольшой аванс? Скажем, рублей пятьсот.
Наум. У вас руки трясутся.
Чесноков. Я волнуюсь. Просто волнуюсь.
Наум. Все, что нужно - холст, кисти, краски - все у вас будет.
Чесноков. Точно?
Наум. Гарантирую.
Чесноков. В таком случае… Катитесь вы к чертовой матери!
Пауза.
Наум. Ладно. Вот деньги. Купите бутылку хорошего коньяка, а завтра начинаем работать. Ровно в одиннадцать - первый сеанс.
Чесноков. О, совсем другая акварель! Благодарствуем, Наум Моисеевич. Премного благодарствуем.
Возвращаются Вера и Сара. Чесноков быстро прячет деньги.
Сара. Нюсик, собачки - просто очаровательные! Я хочу таких же?
Наум. Исполню любое твое желание. Дорогая, нам - пора.
Вера. А как же чай, Наум Моисеевич?
Наум. Извините, Верочка, чай - в следующий раз.
Чесноков. Я бы хотел сделать наброски. Это займет немного времени.
Наум. Хорошо, Сара останется. (Саре). Машина будет ждать у подъезда.
Наум выходит, Вера идет проводить важного гостя.
Чесноков. Итак, начнем. Садитесь поудобней в это кресло. Руки держите свободно, подбородок чуть выше. Лицо разверните к свету. Замечательно.
Чесноков берет в руки карандаши и начинает рисовать.
Сара. Ваше Величество!
Чесноков. Слушаю.
Сара. Скажите честно, я очень некрасивая женщина?
Чесноков. Некрасивых женщин в природе не бывает.
Сара. Знаю, после бутылки вина. А сейчас, пока вы трезвый, что вы можете мне ответить?
Чесноков (закуривает). Ну-у, вы молодая, обаятельная женщина. При таком муже, у вас наверняка имеется куча любовников. И каждый наболтал столько комплиментов, что другой даме хватило бы на всю оставшуюся жизнь. А вам все мало. Вы хотите еще и от бедного художника Чеснокова…
Сара. У меня нет любовников.
Чесноков. Быть такого не может.
Сара. У меня нет любовников. Я совершенно равнодушна к этому.
Чесноков. Не верю. Вы на монашку не похожи.
Сара. Правильно. Я - жена банкира. Но, если монашка смиряет плоть ради служения Господу, то я усмирила ее ради обладания золотым тельцом.
Чесноков. Зачем? Деньги тем и хороши, что дают возможность наслаждаться жизнью на полную катушку.
Сара. У меня все есть, что я пожелаю.
Чесноков. Кроме любви?
Сара. Эта штука меня совершенно не интересует.
Чесноков. Не верю!
Сара. Что вы зарядили: не верю, не верю? Тоже мне, Станиславский. Все люди разные.
Чесноков. Возможно, и разные, только не в этом смысле. Основной инстинкт - слыхали про такой?
Сара. Больше того, читала в молодости вашего развратного Фрейда.
Чесноков. Значит, вы понимаете - все живое потому и живет, что стремится к продолжению рода. И Господь позаботился, чтобы процесс создания себе подобных сопровождался праздником души и тела. Праздником, желаннее которого ничего нет. Бог сотворил чудо, доступное каждому.
Сара. Наверное, Боженька меня обделил.
Чесноков. Это необходимо проверить.
Сара. Не подходите ко мне!!
Чесноков. Что с вами?
Сара. Не подходите!
Чесноков. Сара, вы меня переоцениваете. С некоторых пор женщины перестали меня интересовать. Умер основный инстинкт. Это значит – чуда в моей жизни больше не будет... А все остальное оказалось мелким, ненужным. Ради этой чепухи не стоит жить. Вино помогает забыться. Но с каждым разом я пью все больше и больше. Постепенно превращаюсь в обезьяну с дебильной рожей. У меня осталась одна, но пламенная страсть. (Поднимает с пола бутылку портвейна, показывает Саре).
Сара. В таком случае, ясновидение - не ваша область. Рисуйте лучше победителей капиталистического труда. (Собирается уходить.)
Чесноков. Вы куда? Сара, останьтесь.
Сара. До новых встреч, господин Кипренский.
Картина четвертая.
Пещера Чеснока. Семья исполняет ритуальный танец жертвоприношения.
Все (кроме Сары). Дан, да-да-дан, да-да-дан, да-да-дан!
Дан, да-да-дан, да-да-дан, да-да-дан!
О, многоликий Ан-диришанда, хозяин и повелитель, ты смотришь на нас глазами деревьев, глазами камней, ты видишь нас днем и ночью. Мы муравьи, ползущие по твоей ладони. Мы слепы, ты зряч. Мы слабы, ты всемогущ. Ан-диришанда, мы приносим тебе Большую жертву. Прими жертву и верни солнце.
Дан, да-да-дан, да-да-дан, да-да-дан!
Дан, да-да-дан, да-да-дан, да-да-дан!
Сын поднимает огромный камень, заносит его над головой Сары. Медлит. Видно, что душа его разрывается от сомнений.
Вера (опуская венок на голову Сары.) Ан-диришанда, прими от нас эту скромную жертву. От меня лично. От мужа моего Чеснока, от деток моих и дай нам спасение от вод необъятных. Дан, да-да-дан, да-да-дан, да-да-дан!
Дочь. Дан, да-да-дан, да-да-дан, да-да-дан! Убей ее. Убей. Убей! Убей!!
Вера (подхватывая.) Убей! Убей!
Сын еще выше поднимает камень.
Чеснок. Стой!
Дочь. В чем дело, папа?
Чеснок. Опусти камень, сынок. Мы все делаем неправильно.
Вера. Это еще почему?
Чеснок. Потому! Ритуал обязывает приносить в жертву самую любимую женщину, самую красивую, ту, с которой невозможно расстаться.
Вера. Все верно. Сара и есть самая любимая, самая красивая, та, с которой …
Чеснок. Нет!
Вера. Нет? А кто?... Может быть, я у тебя самая красивая, самая любимая? Чеснок, ты только скажи. Скажи, что я самая любимая, и я встану на ее место. Я умру с радостью, с которой никогда не жила. Скажи!
Дочь. Отец, почему ты молчишь? Отвечай! Надо спешить.
Вера. Что тебе стоит, Чеснок, обмани! Я прошу тебя, обмани, скажи: я люблю тебя, Вера. Ну? Меня можно обманывать, я твоя жена. Ты помнишь об этом? Чеснок. Конечно. Потому и кормлю тебя в первую очередь, лучшие куски получаешь… после меня. А Саре объедки достаются.
Вера. А ты прогони Сару. Прогони!
Чеснок. Зачем?
Вера. Когда ты ложишься спать, то обнимаешь меня одной рукой, а другая занята Сарой. Честно скажу - слабо обнимаешь. А, если прогонишь Сару, сможешь обнять меня двумя руками. Крепко-крепко.
Чеснок. Постой, постой, а где ты ляжешь? С одного бока что ли?
Вера. Да, милый, с того бока, где у тебя следы от зубов медведя.
Чеснок. А другой бок - мерзнуть будет? Нет уж, пусть Сара остается. Ты посмотри, Вера, какие холода наступают, просто ужас.
Сын. А вы знаете, старикашка Ной построил большую лодку и поднимает в нее корзины с едой и живых зверей.
Дочь. Нужно быстрее решать, кого будем приносить в жертву? Сару или маму? Сын. А давайте сделаем вот что. Пусть отец идет к старику Ною и просит его, чтобы взял нас в лодку. И тогда мы спасемся. Все вместе.
Вера. Какой у нас умный сын.
Дочь. Отец, иди скорее к Ною и скажи - пусть заберет меня.
Сын. И меня!
Вера. И меня!
Чеснок. Ладно, схожу. Развяжите ей руки. (Чеснок уходит).
Вера (развязывая Сару.) Сара, беги следом за Чесноком, упади на колени, делай, что хочешь, только уговори его, чтобы нас не забыл.
Дочь. Видишь, мы не принесли тебя в жертву, мы добрые.
Вера. Хочешь кусочек рыбки? На, покушай.
Сара с жадностью ест рыбу, обжигая пальцы и рот.
Вера (отбирая рыбу.) Ну, все, хватит. Беги! Скажи, что без меня он пропадет.
Дочь. И чтобы меня не забыл!
Вера. Да, да, и Зоеньку, и сыночка нашего. А я тебе еще дам рыбы.
Сара уходит. Трое оставшихся набрасываются на рыбу
* * *
Идет проливной дождь. Чеснок, опустившись в долину, оказывается перед Ковчегом, который покачивается на волнах. Раскаты близкого грома заставляют Чеснока припадать к земле. Появляется Ной с плетеной корзиной в руках.
Чеснок. Эй, старина Ной, я приветствую тебя.
Ной. Здравствуй, пришлый человек.
Чеснок. Ты куда-то собрался? Или просто корзины таскаешь?
Ной. Будет видно.
Чеснок. Слышь, а это что за штуковина такая громадная?
Ной. Это Ковчег.
Чеснок. А-а… Скажи, а как ты узнал, что будет сильный дождь?
Ной. Господь поведал, что наведет на землю водный потоп.
Чеснок. Вот тебе раз! А зачем?
Ной. Увидел Бог, как велико развращение человеков на земле.
Чеснок. А что же он хотел, ваш бог? Сам придумал такую жизнь. Вот и приходится отнимать кусок мяса у слабого. А не отнимешь - протянешь мослы с голодухи…
Ной. Потому и сказал Господь: истреблю с лица земли людей, которых сотворил, ибо я раскаялся, что создал их.
Чеснок. Жалко. Я только собрался сына женить. А теперь выходит - конец?
Ной. Конец… Но род людской не исчезнет. Спасется человек праведный и непорочный.
Чеснок. Какой-нибудь жук навозный... Слышь, а ты надолго смываешься?
Ной. Думаю на полгода, не меньше.
Чеснок. Выходит, здесь будет совсем погано?
Ной. Вам не позавидуешь.
Пауза.
Чеснок. Послушай, старик, а, может, ты заберешь меня?
Ной. Тебя? А ты кто такой? Какого роду-племени?
Чеснок. Да Чеснок я. Отец был Чеснок, дед – Чеснок.
Ной. Чеснок, Чеснок… Что-то не припомню. Наверное, из язычников?
Чеснок. Возьми, старик! Я буду продукты сторожить.
Ной. Не могу. Экипаж укомплектован полностью, согласно штатному расписанию. Я с женой, сыновья мои – Сим, Хам, Иафет, с их женами. А также всякие животные, птицы, пресмыкающиеся, короче, всякой твари по паре. А для тебя, пришлый человек, места в Ковчеге нет.
Чеснок. Нет?
Ной. Нет!
Чеснок. Ну, это еще посмотрим.
Чеснок отталкивает Ноя, поднимается в Ковчег и захлопывает за собой дверь.
Ной (приходя в себя.) Эй, сыночки мои! Сим, Хам, Иафет! Поддайте этому язычнику, да как следует! (Из Ковчега доносятся звуки борьбы). Вот так! Молодцы! Так ему! Так!
Из дверей Ковчега вылетает Чеснок в разодранных шкурах, с разбитым носом и падает в большую лужу.
Проклятый язычник! Таким, как ты, нет места в будущем.
Ной поднимается в Ковчег. Чеснок остается лежать в луже.
Катрина пятая.
Наум и Сара идут по утреннему городу, направляясь к Чесноковым.
Сара. Я вышла за тебя замуж, когда мне исполнилось семнадцать лет. Мне опостылела бедность, в которой жили мои родители, а ты мне сказал тогда…
Наум. Я сказал: Сара выходи замуж не за меня, а за мои деньги.
Сара. А сколько у вас денег? – спросила я.
Наум. Пожалуй, я смогу купить земной шар, только не знаю, кому дать взятку.
Сара. Ты сказал: Сара, ни один юноша, самый нежный и влюбленный, самый красивый и эротичный не перевесит тех возможностей, того обожания и богатства, которые обрушатся на тебя после нашей свадьбы.
Наум. Я сказал: Сара, ты можешь уйти в любую минуту. Но я постараюсь сделать каждый твой день счастливым.
Сара. Так и случилось, Нюсик. Во время венчания я решила, что проживу с тобой один год. Ровно один год.
Наум. Но прошло восемь лет, тебе уже двадцать пять.
Сара. И мне не хочется ничего менять. Твои деньги оказались для меня замечательной парой. Я влюбилась в них и отдалась им с такой страстью, с какой другие отдаются мужчинам.
Наум. Но ты еще девушка, Сара.
Сара. Тсс… Об этом никто не должен знать. Даже эти каменные стены… Как замечательно, что ты согласился пройди пешком. Такой чистый утренний воздух. А солнце! Нюсик, посмотри, как играют лучи в цветных витражах этой маленькой церквушки.
Наум. Великолепно.
Сара. Чесноков закончит портрет, и мы поедем в Испанию. Ты обещал!
Наум. Обещать-то обещал…
Сара. Нюсик, что-то случилось?
Наум. Сара, постарайся быть серьезной… Сегодня ночью меня посетил ангел.
Сара. Во сне?
Наум. С одной стороны как будто сон. Но с другой… Я проснулся глубокой ночью. Из окна в нашу комнату падал необыкновенный, живой свет. Твоя голова покоилась на подушке, а на лице не было теней, ты выглядела, как дитя.
Сара. Как это хорошо.
Наум. И тогда я увидел Его. Ангел протянул мне кольцо и велел надеть на безымянный палец. Потом Он сказал: Сара должна зачать ребенка. (Сара изумленно смотрит на мужа.) Да, да, Он так и сказал.
Сара. Нюсик, ангел имел в виду меня и тебя?
Наум. Сара, это благая весть! Он сказал: пройдет четырнадцать дней после рождения луны, и Господь избавит людей от основного инстинкта. Мужчины перестанут любить женщин, а женщины мужчин. Они забудут страсть и похоть, любовь и ревность. Супруги разойдутся по разным кроватям, потому что им станет тесно и жарко. Влюбленные перестанут встречаться, у них не будет повода для встреч. Тайные любовники забудут дорогу к чужому дому, исчезнет сила притяжения. По ночам человечество будет спать сном младенца. Люди перестанут плодиться и размножаться. И закончится род человеческий.
Сара. Мы же вымрем! Как динозавры.
Наум. Совершенно верно.
Сара. Как страшно. Хорошо, это был только сон.
Наум. Сон? (Поднимает руку. На безымянном пальце блестит кольцо). Видишь кольцо? А, ведь, ты прекрасно знаешь – я колец никогда не носил.
Сара (рассматривая кольцо). Я боюсь.
Наум. Кара небесная.
Сара. За что, Нюсик? Чем же мы прогневили Всевышнего?
Наум. Лично ты – ничем. Потому и спасешь человечество.
Сара. Я?!
Наум. Ты. В тебе проснется любовь и заиграет с невероятной силой. Ты пронесешь ее через всю свою жизнь и родишь детей, мальчика и девочку.
Сара. Адама и Еву?
Наум. Образно говоря, Адама и Еву. Не плачь, Сара, не надо. Понимаешь, ты, словно фильтр. Через тебя Господь пропустит род людской. Отсеется вся грязь и мерзость, все, чем обросло человечество со времен Потопа. Ты станешь Ковчегом. Ковчегом номер два.
Сара (сквозь слезы.) Но почему Он выбрал меня? Я, ведь, не очень…
Наум. Наверное, все остальные еще хуже.
Сара. Давай помолчим.
Наум. Хорошо, Сара.
Сара (Спустя три секунды). Нюсик, а твой ангел, он ничего не говорил, кто будет папочкой Адама и Евы?
Наум. Его аллегории были слишком значительны для простого смертного, но ты не переживай, я надеюсь, Господь отметит именно меня.
Сара. Ты уверен?
Наум. Почему бы нет? Я не пью, не курю, по девушкам не шляюсь.
Сара. Милый, этого недостаточно.
Наум. Я исправно плачу налоги.
Сара. Мало.
Наум. Не играю в карты.
Сара. Не то.
Наум. Я очень люблю свою жену Сару.
Сара. Уже теплее.
Наум. Я готов отдать все, что имею, лишь бы ты была счастлива.
Сара. Нюсик, хочу тебе напомнить: чтобы продолжить свой род, мужчина и женщина должны лечь в постель и кое-что сделать.
Наум. А, ты об этом.
Сара. Об этом. И в этом вопросе у нас имеются кое-какие проблемы.
Наум. Не волнуйся, Сара, Господь поможет. Если Он взялся за дело…
Сара. На Бога надейся, а сам не плошай.
Наум. Я поставлю на уши всю отечественную медицину. Да что там отечественную? Вся мировая наука будет построена у меня в приемной.
Сара. Не забудь про Тибет.
Наум. Спасибо, что напомнила, не забуду.
Сара. Нюсик.
Наум. Что, дорогая?
Сара. Ты с этим вопросом не затягивай. Дело-то глобальное.
Наум. Ну, вот мы и пришли. (Целует Сару.) Машина будет ждать у подъезда.
Наум уходит, Сара поднимается в квартиру Чесноковых.
Чесноков (встречая Сару.) Сегодня вы опоздали на целых полчаса. Значит ничто человеческое вам не чуждо.
Сара привычно садится в кресло. Чесноков начинает рисовать.
Сара. Не проще ли взять фотоаппарат и щелкнуть меня на фоне вон того коврика? Глядишь, получится Джоконда.
Чесноков. Вам скучно?
Сара. Да уж не весело.
Чесноков. Может, выпьете стаканчик портвейна?
Сара. Терпеть не могу спиртное. (Пауза.) Поговорите со мной.
Чесноков. О чем можно говорить с человеком, который не пьет вина?
Сара. Объясните, чем фотография отличается от портрета?
Чесноков. Точностью изображения.
Сара. Значит, фотография лучше?
Чесноков. Для паспорта лучше. А портрет… Там лицо человека отражает опыт прожитой жизни. А иногда указывает путь, по которому пойдет человек. В хорошем портрете всегда присутствует какая-то чертовщина.
Сара. Интересно. Значит, вы будете рисовать мне рожки?
Чесноков. Посмотрим… Сара, попробуйте наполнить ваши глаза содержанием.
Сара. Чем, чем?
Чесноков. Подумайте о чем-нибудь.
Сара. Я не умею думать.
Чесноков. Тогда постарайтесь вспомнить что-то приятное. Например, вспомните, как в прошлом году вы поехали в Ялту…
Сара. Куда?
Чесноков. Чтобы не скучать, прихватили вашу любимую псину. Вспомните, как однажды, прогуливаясь по Набережной, встретили молодого человека. Кажется, его звали Гуров.
Сара. Да ну вас!
Чесноков. Вы хотя бы сделайте вид. Не могу же я, в самом деле, писать эту бездонную пустоту в ваших глазах. Сара, вы лишаете меня гонорара.
Сара. Ваше величество, а можно я буду думать о чем-нибудь неприличном?
Чесноков. Да ради бога.
Сара придается неприличным мыслям, которые очень выразительно читаются на ее лице. Чесноков прерывает работу.
Сара, у вас очень богатое воображение. (Пауза.) Может быть, мне стоит выйти? Как-то неудобно оставаться наедине с вашими мыслями.
Сара. Испугались, жалкий трусишка?
Чесноков. Да я…
Сара. В таком случае рисуйте бездонную пустоту в моих глазах.
Сара придает своему лицу пустое выражение. Чесноков некоторое время продолжает рисовать, потом швыряет кисти и выходит из комнаты.
Картина шестая.
Раннее утро. Комната в квартире Чесноковых. Входит Чесноков. Похоже, он еще не ложился. Чесноков останавливается перед портретом Сары, всматривается в него, берет кисть, начинает смешивать краски. Заносит руку, чтобы поправить на портрете какую-то деталь. Рука заметно дрожит.
Чесноков. Я никогда не смогу закончить этот портрет. Никогда!
Чесноков наотмашь перечеркивает портрет, ставит на нем крест. Хватает себя за волосы и в отчаянии мечется по комнате.
Господи! Неужели Ты не видишь, как я страдаю? Прошу Тебя, дай силы умереть. Не рви душу на куски… Ну, хорошо. В крайнем случае… Ты меня слышишь, Господи? В крайнем случае, яви чудо – пошли рабу твоему сто граммов водки и кружку холодного пива… Что, не можешь? Ну, тогда извини, тогда я не верю, что Ты есть. Слышишь? Не верю!
Чесноков идет к зеркалу, навстречу своему отражению.
Как я ненавижу эти бездарные руки, эти мутные глаза. Я готов задушить себя. Задушить!
Он пытается схватить за горло свое отражение, но в это время зеркало лишается своей жесткой поверхности и Чесноков проваливается в зазеркалье.
Проходит несколько мгновений. Из зеркального окоема является Чеснок-неандерталец, с нечесаной бородой, в соответствующих одеждах, сутулый, с кривыми ногами и с руками ниже колен. Этот новоявленный Чеснок настороженно обходит комнату, обнюхивает все углы, боязливо прикасается к предметам. Задерживается перед портретом Сары.
Чеснок. Сара?
Он пытается извлечь Сару из полотна, но в конце концов понимает, что перед ним не живой человек, а всего лишь его изображение.
На столе, неведома откуда, возникают кружка пива с белой шапкой пены и стакан, в котором ровно сто грамм водки. Чеснок осторожно берет стакан. Пораженный твердостью его прозрачных форм, пытается извлечь из стакана волнующуюся жидкость. Наконец ему удается обмакнуть палец, он облизывает его и вскрикивает, приходя в ужас от водочного вкуса. Чеснок швыряет стакан в зеркало, но теперь стекло уже на месте и хрупкий стакан разлетается хрустальными брызгами. Чеснок в испуге прижимается к стене.
Входит дочь. Она чем-то расстроена. Задумавшись о своем, берет кружку с пивом, начинает пить. Замечает Чеснока прижавшегося к стене.
Дочь. Отец?... Господи, на кого ты стал похож? А вонища-то, фу! Прямо зверинец какой-то.
Чеснок начинает чесать себя подмышками, как обезьяна.
Ну, ладно, кончай маскарад, мне сейчас не до шуток. (Смягчая тон.) Папуля, а, помнишь, ты говорил, если твоя дочь попадет в беду, ты сделаешь все возможное и невозможное, но меня спасешь? Помнишь? Сейчас настало время спасать. Признаюсь честно – я истратила чужие деньги. Не спрашивай, как это случилось. Но, если я не верну долг до конца недели, мне крышка.
Дочь роняет голову на руки, плачет. Чеснок осторожно подходит к ней, берет за волосы, поднимает ее голову и смотрит в мокрые глаза дочери.
Чеснок. Кто тебя обидел? Скажи и я убью его.
Дочь (отстраняясь.) Папа! Ты обращаешься со мной, как мой хозяин. Фу! Откуда такой запах?... Давай закурим и все спокойно обсудим.
Дочь берет одну сигарету себе, другую подает Чесноку. Тот с удивлением рассматривает незнакомый предмет.
Да, очень дорогие. Что поделаешь, нужно держать марку.
Чеснок, повторяя движения Дочери, вставляет сигарету между губами.
Папуль, я знаю, ты написал портрет и скоро получишь расчет… Мне нужно две штуки баксов. Всего две штуки. Разве это много за человеческую жизнь?
Чеснок не сводит перекошенного взгляда с кончика своей сигареты.
Ну, что, дашь денег?
Чеснок поднимает и опускает голову, продолжая наблюдать за сигаретой.
Я так и знала! Отец, ты у меня золото. Спасибо, никогда этого не забуду.
Дочь подносит зажигалку к лицу Чеснока и высекает огонь. Чеснок в ужасе шарахается, опрокидывая мебель и круша посуду.
Что с тобой, папа? Ты не ушибся?
Чеснок качает головой – нет.
Тогда закуривай.
Дочь снова протягивает зажигалку. Чеснок скалит зубы, как волк, и рычит: р-рррр… Дочь охватывает ужас.
Папа? Отец… Да ты… Мама. Ма-ма!
Дочь убегает. Входит Вера, следом за ней сын.
Вера. Что случилось? (Всматриваясь в Чеснока). Смотри, сынок, и запоминай: вот к чему приводит алкоголь. Ваш отец превратился в обезьяну.
Сын, безнадежно махнув рукой, выходит.
Ты бы сходил, душ принял, что ли. От тебя такой аромат, это просто неприлично. Хотя… (Принюхиваясь.) В этом что-то есть. Что-то такое звериное. Ох, моя голова!
Вера прикладывает полотенце ко лбу. Чеснок рывком сдергивает полотенце. Обхватывает лицо Веры двумя руками.
Что? Что такое?
Чеснок. Я знаю, как это лечить.
Он подхватывает Веру на руки и кладет на пол. Она пытается сопротивляться, но Чеснок легко справляется с ней.
Вера. Зачем же – на пол? Диван есть.
Чеснок ничего не слышит. Он срывает с Веры одежды…
Спустя какое-то время в комнату осторожно входит дочь. С опаской заглядывает под стол, проверяет – нет ли кого за шкафом. Пусто.
Дочь. Может, привиделось? Работа у меня нервная.
Входит Вера. Она в нарядном платье, заметно посвежевшая.
Мама! Как ты меня напугала. Ты отца видела?
Вера. А что случилось?
Дочь. Я спрашиваю, ты папу видела? Вот сейчас.
Вера. Ну.
Дочь. Что «ну»? Ты ничего не заметила?... По-моему, наш папочка окончательно свихнулся.
Вера. Странно. А мне показалось, он в хорошей физической форме. В прекрасной! (Сладко потягиваясь.) Настоящий зверюга. Р-ррр!
Дочь. А ты сама-то как? Ничего?
В прихожей раздается звонок. Вера выходит, кокетливо виляя задом. Дочь крутит пальцем у виска… Появляются Наум и Сара. Следом за ними - Вера.
Наум. Доброе утро, господа. А где наш Рембрандт?
Вера. Он скоро будет. Может быть, чайку, Наум Моисеевич?
Наум. Не откажусь.
Вера. Доченька, принеси чашки.
Дочь выходит.
Наум. Верочка, моя жена просто без ума от ваших бронзовых собачек. Позвольте и мне взглянуть.
Вера. Ради бога.
Наум и Вера выходят. Появляется Чеснок. На нем короткий женский халат и поэтому хорошо видно – до чего кривые и волосатые у него ноги. Мокрая борода торчит в разные стороны.
Сара. С легким паром, ваше величество.
Чеснок (обрадовано.) Сара?
Он подходит к Саре, берет ее руки в свои и пристально смотрит в ее глаза, словно не может насмотреться. Он просто счастлив видеть ее.
Сара, Сара, я так боялся, что мы больше не увидимся.
Сара (осторожно высвобождая руки.) Вы меня смущаете.
Чеснок. Я так рад, ты не представляешь!
Сара. Что это с вами, ваше величество? Почему вы ходите боком и припадаете на правую ногу?
Чеснок. А-а, чепуха. Просто один ненормальный гризли порвал мне бок.
Сара. Медведь, что ли? Вы шутите?
Чеснок. Нет, правда. (Приоткрывает полы халата).
Сара. Боже мой!... Как вы еще живы остались? (Прикасается к ране). Больно?
Чеснок. Ага.
Сара. Как это случилось?
Чеснок. Я метил копьем в сердце и промахнулся на два пальца. Старый стал.
Сара. Да будет вам… Почему вы сразу не обратились к врачу?
Чеснок. Чего?
Сара. Ладно, где у вас аптечка?
Чеснок. Чего?
Сара. Скорее всего, здесь. Вот бинты, йод, мазь «спасатель». Распахните халат. (Чеснок распахивает). Вам не мешало бы надеть трусы. (Смазывает ему рану). Никогда не дразните зверей в зоопарке, особенно медведей. Обещайте мне.
Чеснок. Не буду.
Входят Наум и Вера
Наум. Замечательная коллекция. Я, думаю, лет через десять ваши старания обернутся приличным состоянием.
Чеснок замечает Наума, настроение его сразу меняется, он подходит к Науму и хватает его за грудки.
Чеснок. Ага, вот где ты, вредный старикашка Ной. Я тебе покажу, как втроем бить одного. У-у, Сим, Хам, Иафет!
Наум. Помогите!
Вера и Сара с трудом оттаскивают Чеснока от Наума Моисеевича
Наум. Верочка, что происходит с вашим супругом? Еще вчера это был человек, как человек, художник, а сегодня, простите меня, вылитая обезьяна.
Вера. Что вы хотите, этот дешевый портвейн кого угодно превратит в скотину.
Входит сын с банкой пепси-колы в руке.
Сын (Оглядывая присутствующих.) Чо это с вами? Расслабьтесь, пацаны.
Чеснок берет с дивана подушку, швыряет ее на пол, потом сам ложится на пол и облокачивается на подушку. Чеснок протягивает руку и показывает сыну, что хочет пить. Сын подает ему банку пепси-колы. Чеснок жадно пьет.
Чеснок. Еще!
Сын, посомневавшись, выходит.
Вера (Науму.) В последнее время Чесноков много работал. Возможно, это сказалось на его психике.
Возвращается сын. В руках у него две банки пепси-колы. Одну он протягивает Чесноку. Тот пытается открыть банку. Не получается. Начинает грызть ее зубами.
Сара. Разрешите, я помогу.
Наум. Вы из какой исторической эпохи, господин Чесноков?
Чеснок показывает Науму кулак, тот прячется за спины женщин. Входит дочь, расставляет на столе чашки.
Дочь (Саре.) Между прочим, ваш портрет готов.
Наум. Что же вы молчите? Разрешите взглянуть?
Вера. Конечно, конечно. Пойдемте вместе, посмотрим.
Все, кроме Чеснока, подходят к мольберту. При этом: Наум замирает, словно охваченный столбняком, Вера вскрикивает и зажимает рот ладонью, Сара роняет сумочку, дочь разводит руками, а сын чешет затылок.
Сара. Он поставил на мне крест.
Дочь. Вот и все, плакали мои денежки.
Вера. Наум Моисеевич, я ничего не понимаю. Он и вправду сошел с ума.
Наум. Этот портрет… Этот портрет я беру.
Вера. А как же?... (Рисует рукой в воздухе крест.)
Наум. Беру! (Показывая на Чеснока.) Он сделал невозможное, увидел главное.
Сын. Главное?
Наум. Господин Чесноков, получите расчет. В этом конверте три тысячи долларов. А здесь - премия. (Подает Чесноку два конверта.)
Сын (забирая у Чеснока первый конверт). Отец, ну, ты молоток, в натуре. Я принимаю твой заказ. Ты меня понял, папа? Заказ принят.
Дочь (забирая второй конверт). Папуля, с каких это пор у тебя появились общие дела с нашим бандитом? Ты хоть понимаешь, о чем он говорит?
Чеснок. Нет. Но я понял одно – мой мальчик стал настоящим охотником, я это ноздрями чую. Охотник! А, значит, ему можно доверять, потому что охотники свое дело знают.
Наум и Вера рассматривают портрет, дети пересчитывают деньги, Сара подходит к Чесноку.
Сара. Ваше величество, сегодня, первый раз в жизни мне стало жалко, что вы закончили мой портрет. Теперь мы не увидимся.
Чеснок. Как это?
Сара. К сожалению, мы живем в разных социальных пластах. Наша встреча – случайность. Вряд ли она повторится.
Чеснок, все так же лежа на полу, поворачивается на бок и целует Саре ноги, как раз в том месте, где ремешки удерживает босоножки
Чеснок. Сара я не смогу жить без тебя?
Сара. Господи, что вы делаете? Сейчас же прекратите.
Чеснок. Если ты уйдешь, я умру.
Сара. Тихо вы, безумец. Нас могут услышать… Что это на вас нашло? Тихонечко сидели, рисовали мою физиономию, попивали портвейн и вдруг, на тебе, шекспировские страсти.
Чеснок. Не веришь? (Чеснок вынимает из недр халата огромный столовый нож и приставляет его к собственному горлу.) Смотри.
Сара. Верю!... Немедленно уберите нож. У вас кровь выступила на шее. Ваше величество, я обещаю, мы обязательно встретимся.
Чеснок довольный переворачивается на спину и разбрасывает руки в стороны.
Наум. Дорогая, мы уходим. Будьте счастливы, господа.
Сара. Прощайте.
Чеснок (Саре). Я буду ждать. (Рукой удерживает Сару за щиколотку).
Сара. Вы ненормальный. Отпустите.
Чеснок. Скажи, что придешь.
Сара (вырываясь.) Никогда в жизни.
Чеснок (отпуская Сару.) Вот и хорошо, теперь я точно знаю, что мы скоро увидимся.
Действие второе.
Картина седьмая.
Чесноков сидит в большой луже. Идет проливной дождь, молнии пронизывают грозовое небо, в долину обрушиваются водопады, ломая деревья и ворочая тяжелые камни, раскаты грома сотрясают окрестности. На мутной воде покачивается Ковчег.
Чесноков. Черт возьми! Куда меня занесло? Ну и погодка. Давно не видел такой дряни.
Поднимается из лужи, пытается отряхнуть воду и грязь, потом безнадежно машет рукой. Замечает Ноя, который тащит в Ковчег очередную корзину.
Эй, товарищ!... Гражданин!... Послушайте, папаша.
Ной. Ты еще здесь? Убирайся, грешник. Тебе нет места в моем Ковчеге.
Чесноков. Бред какой-то… Бред? Да это настоящая белая горячка. Допился. (Лупит себя кулаками по голове.) Скотина! Гад! Сволочь!
Вбегает Сара.
Сара. Чеснок! Чеснок!
Чесноков. Сара, вы?!
Сара. Как хорошо, что я успела. Думала, ты сбежал с дедушкой Ноем.
Чесноков. Как вы попали сюда?... Этот странный наряд…
Сара. Вера просит, чтобы ты уговорил Ноя забрать их с собой.
Чесноков. Извините, Сара, но я должен немедленно вас потрогать. Мне нужно кое в чем убедиться.
Сара. О, трогай меня! Трогай! (Бросается на шею Чеснокова.)
Чесноков. Белая горячка, но какая-то странная.
Сара (обнимая Чеснокова). Чеснок, проси дедушку Ноя, проси! Только он может спасти. Если не примет нас в лодку – всем конец. Завтра в полночь многоликий Ан-диришанда уведет нас в болото и укроет цветами забвения.
Чесноков. Сара, объясните толком, что я должен делать?
Сара. Опустись на колени. Припади челом к сандалиям Ноя и проси изо всех сил.
Чесноков. Вы говорите, Ной?... Тот самый что ли?
Сара. Проси, проси!
Чесноков. А это ужасное корыто – знаменитый Ковчег? Господи, неужели на нем можно добраться до горы Арарат?
Сара. Чеснок, уговори Ноя и я буду чесать тебе спину всю оставшуюся жизнь.
Чесноков. Заманчивое предложение.
Сара. Чеснок!
Чесноков. Хорошо, Сара, я попробую. Только ради вас… Эй, господин Ной! Будьте любезны, спуститесь на грешную землю. На минутку. Я очень прошу.
Открывается дверь Ковчега, появляется Ной.
Ной. Проклятый язычник, я уже сказал: таким, как ты, нет места в Ковчеге.
Чесноков (опускаясь на колени прямо в лужу.) Я прошу у вас прощение, если чем-то обидел.
Ной (гораздо добродушней.) Проклятый язычник… Ладно, поднимись из лужи, я тебя прощаю.
Чесноков. По всему видать, вы очень умный человек, господин Ной. Такой корабль построили! И дерево хорошее. Гофер?
Ной. Гофер, гофер.
Чесноков. И смола вязкая. Сосновая?
Ной. Пальмовая.
Чесноков. Неужели, пальмовая? Замечательный корабль получился, большой.
Ной. Триста локтей в длину.
Чесноков. Что вы говорите? Неужели, триста?!
Ной. Пятьдесят – в ширину.
Чесноков. Я поражен, господин Ной.
Ной. Ковчег.
Чесноков. Ковчег? Свеженькое название. Это сколько же надо иметь ума, чтобы догадаться, что грядет Всемирный Потоп? Я бы ни за что…
Ной. Повторяю. Господь поведал мне: Он истребит всякую плоть, в которой есть дух жизни. А спасется человек праведный, он-то и продолжит новый род. Понятно?
Чесноков. Уеs. Я догадываюсь, это будете вы, господин Ной? Поздравляю… Но поймите меня правильно. Ни сегодня-завтра вода поднимет ваш Ковчег и ветер понесет его неизвестно куда. Я понимаю, вы не работали в судостроительной промышленности и поэтому ваш Ковчег уже здесь, у причала, трещит по швам. А что будет там, в открытом море, при шторме в девять баллов?
Ной. Что?
Чесноков. Не хочу вас пугать, но это (показывает на Ковчег) полный отстой. Ваши женщины – нежные, хрупкие существа, они не привыкли к жестоким испытаниям. Они могут заболеть и более того, ни приведи, конечно, Господь…
Ной. Замолчи!
Чесноков. Предупреждаю вас, господин Ной, продолжение человеческого рода находится под угрозой срыва.
Ной. У меня в этом деле срывов не бывает.
Чесноков. У вас, может, и не бывает, хотя вам стукнуло шестьсот лет, а вот у женской половины всякое может случиться. А у меня дамочки – во! Свежие, здоровые, неприхотливые. Пальчики оближешь.
Берет за руку Сару, выталкивает ее перед собой.
Полюбуйтесь! В такую леди - заложи семя и пошло-поехало, только успевай кормить. Вы посмотрите, какая у нее шея, какая грудь. А талия!
Ной. Как твое имя, женщина?
Сара. Сара.
Ной. Хорошо, язычник, я запишу твою женщину козочкой.
Чесноков. А меня, господин Ной?
Ной. Тебя – козлом.
Чесноков. Я безмерно вам благодарен, но…
Ной. Что еще?
Чесноков. В этом ужасном Всемирном Потопе погибнет вся моя семья. А нас-то всего ничего – четыре человека. Я, жена, сын, дочка и Сара.
Ной (считает, загибая пальцы.) Ты, жена, сын, дочка. И кто еще?
Чесноков. Сара.
Ной. Пять получается.
Чесноков (Пересчитывая по пальцам). Да, действительно пять. Проклятый портвейн.
Ной. А я могу взять только две пары. Две!
Чесноков. И на том спасибо.
Ной. Так кого берем?
Чесноков. Меня, Сару, жену, дочку… И сына.
Ной. Сын лишний.
Чесноков. Сын не может быть лишним, господин Ной. Тогда делаем так: берем жену, Сару, дочку и сына.
Сара. А ты?
Чесноков. Я остаюсь.
Сара. Нет! Я без тебя никуда не поплыву. Я буду с тобой и умру с тобой.
Чесноков. В таком случае мы все остаемся здесь.
Ной. Глупец. Я давал тебе историческую возможность, а ты…
Чесноков. Извиняюсь, господин Ной, никак не могу.
Ной. Вот и подыхайте здесь.
Чесноков. Вы не обижайтесь, ладно?
Ной. Да мне-то что? Это вы оставайтесь, страдайте. Учти, погибнут все, до единого. И люди, и звери, все. Кругом будет только вода.
Чесноков молчит, Ной поднимается в Ковчег.
Сара. Чеснок, если нам суждено погибнуть, мы умрем вместе. Правда?
Чесноков. Счастливого плаванья, господин Ной. Желаю шесть локтей под килем. До свидания, скоро увидимся.
Ной. Сомневаюсь.
Ной закрывает двери Ковчега.
Чесноков. И затворил Господь за ним… (Саре.) Так вы говорите: будем умирать? Смотрите, Сара, идет дождь, облака черные и такие низкие, что кажется - рукой достанешь. Трава мокрая, с деревьев течет, а вам, небось, все равно охота жить?
Сара. Ой, как охота… Жить, размножаться.
Чесноков. Придется и мне поднатужиться и жить вместе с вами. А что для этого надо? Мелочь. Проскочить Потоп. А там, глядишь, солнышко заблестит, птички зачирикают. А вы умирать собрались. Подождите, Сара, может, как-нибудь прорвемся. А?
Сара. Прорвемся, Чеснок, обязательно прорвемся!
Она берет Чеснокова под руку и они уходят.
Картина восьмая.
Квартира Чесноковых. Раннее утро. За столом, перед компьютером, сидит Чеснок. Судя по его эмоциональным ужимкам и по музыкальному сопровождению, Чеснок играет в какую-то компьютерную стрелялку. На столе - несколько штук банок из под пепси-колы. Входит Сын. Он в майке и в трусах, видимо, только проснулся. За резинкой трусов торчит пистолет. В руках диктофон.
Сын. Папа, смотри, что я нашел. (Включает диктофон.)
Голос Чеснокова. Родные мои, жена Верочка, сынок, доченька Зоя, когда вы услышите эту запись, меня уже не будет в живых. Жалко, что я запомнюсь вам таким… несимпатичным. Мама видела другого Чеснокова: молодого, гениального. Ты помнишь, Верочка?
Сын (выключая диктофон). Папа, у меня есть план. Мы инсценируем самоубийство. Здорово, правда?
Чеснок (не отрываясь от компьютера). Тебе виднее, сынок.
Сын. Отлично. Давай не будем откладывать в долгий ящик, и выполним твой заказ прямо сейчас. Ты не возражаешь?
Чеснок. Как скажешь.
Сын. Вот и хорошо. Не люблю, когда за мной висит должок.
Сын вынимает из-за пазухи резиновые перчатки, натягивает на кисти рук, подает Чесноку пистолет.
Подержи эту штуку, папа. Ну, бери же, бери. Здесь должны остаться твои пальчики… Так, молодец… А теперь подносим пистолетик к височку… (Помогает Чесноку). И нажимаем на курочек. Считаю до трех. Раз… Два… Папа, ты не желаешь сказать последнее слово?
Чеснок. Чего?
Сын. Ну, может, ты хочешь выпить? Или закурить? Ты же волнуешься, папа?
Чеснок. С чего бы это?
Сын. Не знаю. Все-таки, последние секунды жизни. А там-то, скорее всего, дырка от бублика… Прощай, папа.
Чеснок. До свидания. А ты что - уходишь?
Сын. Нет, папа, это ты уходишь, а я остаюсь. Раз… Два…
Чеснок. Сынок, объясни, чем занимается твоя сестра? Всю ночь жду, жду, а ее нет. Представляешь, еще не ложился.
Сын. Не хочу тебя огорчать, папа, в такую минуту, но, по-моему, она путана.
Чеснок. Это что, профессия такая?
Сын. Да. Говорят, самая древняя.
Чеснок. Что-то я не припомню такой профессий в наше время. Но, если ты говоришь: древняя - это хорошо. Древняя, значит, уважаемая.
Сын. Конечно. Особенно нами, мужиками.
Чеснок. Приятно слышать. А кто у нее хозяин?
Сын. Откуда я знаю? Какой-нибудь сутенер.
Чеснок. Странная фамилия. Не наша.
Сын. Это, скорее всего, должность, папа. Он из малышки Зои сосет кровь.
Чеснок (отрываясь от компьютера). Сосет кровь?
Сын. Угу.
Пауза. Чеснок думает.
Чеснок. Сынок, возьми мое старое копье и убей Сутенера.
Сын. Ха! Эти вещи так просто не делаются. У них - своя поляна, у меня - своя. Я к ним не ходок.
Чеснок. Я бы сам его кокнул, да, видишь, занят. (Показывает на компьютер).
Сын. Я понимаю.
Чеснок. Выручай, сын.
Сын. Хорошо, папа, уговорил. Последняя воля отца – закон. Я пойду и нагружу этого пацана. Я его так нагружу, что он будет должен нам до седьмого колена.
Чеснок. Вот это слова настоящего охотника. Дай я тебя поцелую.
Сын (польщенный). Да, ладно… Стреляю на счет «три». Раз… Два…
Входит дочь. На ней прикид «ночной бабочки». Сын быстро прячет пистолет.
Дочь. Какая ужасная ночь. Даже полы скрипят как-то особенно противно… (Замечая Чеснока и брата). О, и вы здесь? Почему не спите?
Сын. Тебя дожидаемся.
Дочь. Прям! Отец, дай закурить.
Чеснок. Не курю и тебе не советую.
Дочь. Во! Ну, точно, мир перевернулся с ног на голову.
Чеснок погружается в компьютерную игру. Брат и сестра разговаривают тихо, чтобы не слышал отец.
Сын. Как дела на производстве?
Дочь. Не могу понять, что происходит. За всю ночь ни одного клиента. Как будто все мужики превратились в евнухов.
Сын. Полнолуние.
Дочь. Да нет же, вокруг было полно мужчин. И молодые ребята, и пожилые «папашки» с толстыми кошельками. Но все почему-то проходили мимо, словно я – человек невидимка. Я уже и юбочку задеру, и ножку выставлю, чуть ли не на шею вешаюсь, а они все мимо да мимо... Нет, здесь что-то не так. И у меня в голове какой-то вывих. То и дело словно проваливаюсь куда-то, а приду в себя – не могу сообразить: зачем я стою здесь, перед отелем, зачем цепляюсь к проходящим мужчинам?
Сын. Ты смотри. У меня тоже что-то с головой. Вечером собирался к своей подружке и до сих пор не могу вспомнить – зачем? Что я забыл у нее?
Дочь. Вот, вот, и я – останавливаю мужиков, а что с ними делать дальше не могу сообразить. И хозяин почему-то не приходил. Обычно по утрам он собирает оброк. А тут пропал куда-то.
Сын. Папа велел провентилировать мозги твоему хозяину.
Дочь. С каких это пор ты слушаешь папу?
Сын. С сегодняшнего утра.
Дочь. Ну, точно, мир перевернулся с ног на голову. Я об этом догадалась еще ночью.
Сын. Может быть, мы все дружно сошли с ума?
Дочь. Не исключено. Пойдем, посмотрим на маму.
Дочь и Сын уходят. Чеснок играет на компьютере и даже подпрыгивает на стуле от возбуждения. Раздается звонок в дверь. Один. Второй. Третий.
Чеснок (кричит). Вера!
Звонки повторяются. Один. Второй. Третий. С большим неудовольствием Чеснок выбирается из-за стола. Идет открывать дверь. Через несколько секунд в комнату входят Сара и Чеснок.
Сара. Я разбудила весь дом. Простите.
Чеснок. Сара, ты пришла. (Берет ее руки в свои и прижимает к собственной груди с необыкновенной нежностью). Ты пришла.
Сара. Не знаю, что со мной происходит. Не нахожу себе места.
Чеснок. Все хорошо, Сара. Все хорошо.
Сара. Когда вас нет рядом со мной, я начинаю выть, как волк.
Чеснок. Как волчица.
Сара. Ваше величество, что со мной происходит, вы не знаете?
Чеснок. Если бы ты не пришла сегодня, я лег бы на коврик, вон там, в углу, и умер, как старая больная собака.
Сара. Почему я встретила вас так поздно? Где вы были раньше?
Чеснок. Далеко. Но мне кажется, ты все время жила рядом со мной.
Чеснок обнимает Сару.
Сара. Что вы делаете, ваше величество?
Чеснок. Я погибаю от восторга.
Сара. Вы погибаете от восторга? Почему?
Чеснок. Я сорок лет прожил на земле и не знал, что у женщины может быть такое тело.
Сара. Какое?
Чеснок. Моя ладонь плывет по твоей гладкой коже, как лодка на волнах океана. Вздымается вверх, а потом проваливается, словно в бездонную пропасть. Душа обмирает, а сердце колотится, как у зайца.
Сара. Я сейчас умру.
Возвращаются сын и дочь.
Дочь. Что они делают?
Сын. Может быть, греются. У нас прохладно.
Дочь. А, по-моему, отец душит Сару. Смотри, ей уже плохо. Папа!
Чеснок и Сара отскакивают друг от друга. Сару покачивает от избытка чувств.
Как тебе не стыдно? Зачем ты издеваешься над женщиной?
Чеснок (растерявшись). Да я ничего такого.
Сара (покачиваясь). Он ничего такого…
Дочь (подхватывая Сару). Все ясно. (Брату). Принеси нашатырный спирт. (Отцу). А ты, медведь, успокойся и сядь на диван. Тоже мне - Отелло. (Саре). Вам не больно? Вы только маме не говорите, это ее расстроит.
Сара. Не скажу, будьте уверены.
Дочь. Сара, как поживает ваш муж, Наум Моисеевич?
Сара. Вся мировая медицина расписалась в собственном бессилии. Она не может поднять его… интерес к жизни.
Сын. Нашатырный спирт.
Сара. Спасибо, мне уже лучше.
Дочь. Сара, скажите, а Наум Моисеевич, он не мог бы устроить меня на работу? Я умею считать деньги, поливать цветы, делать массаж.
Сара. Послушайте, а ведь это идея! Конечно, он возьмет вас на работу. И вас, и вашего брата, и вашу матушку. И, обязательно, вашего папу. Я обещаю, с сегодняшнего дня семья Чесноковых будет жить в нашем загородном доме. У каждого из вас будет приятная, необременительная работа. До свиданья.
Сара уходит.
Дочь (отцу). Душегуб! Ты едва не лишил нас будущей счастливой жизни. Пойдем собирать вещички, пора готовиться к переезду.
Картина девятая.
Пещера первобытного человека. Вера сидит на корточках у костра. Дочь нервно расхаживает, то и дело выглядывает в проем.
Дочь. Почему отец так долго не возвращается?
Вера. Я думаю, он бросил нас.
Дочь. Мама!... Скоро вода польется в пещеру и все затопит.
Вера. Если хочешь, поднимись на вершину холма. Там сейчас твой брат просит Ан-диришанду о помощи.
Дочь. А ты?
Вера. Я хочу умереть в собственном доме.
В это время в пещеру входят Чесноков и Сара.
Дочь (бросаясь на шею Чеснокову.) Отец!
Чесноков (обнимая дочь.) Что случилось? Не надо плакать. Подумаешь, обыкновенный Всемирный потоп. (Вглядываясь во мрак пещеры.) Боже мой, как вы здесь живете? Верочка, а ты поднимись с земли, так и простудиться недолго.
Вера (вставая на ноги.) У тебя новая шкура? (Трогая галстук.) А это что такое?
Чесноков. Ты совершенно права, беспорядок полный. Но ведь я никуда не собирался, я просто вышел в гостиную и …вот, как видишь.
Дочь. Папа, что сказал Ной? Он заберет меня?
Чесноков. Э-э…
Сара. Мы опоздали.
Дочь. Но я не хочу умирать, я такая молодая. (Плачет.)
Сара обнимает дочь, старается утешить.
Вера (прижимаясь к Чеснокову.) Ты все-таки вернулся. А я уже потеряла надежду.
Чесноков. Куда я денусь? Верочка, в этом доме есть что-нибудь выпить?
Вера. Родниковая вода.
Чесноков. А что-нибудь покрепче – вино или самогон, пиво хотя бы?
Вера. Я не понимаю.
Чесноков. Вот это влип… Слушай, Верочка, а что я раньше пил? Ну, кроме воды, конечно.
Вера. Иногда пил теплую кровь, прямо из раны.
Чесноков (ему плохо.) О-о-у… У вас найдется ломик или топор?
Вера. Принесите папин топор.
Сара и дочь с трудом приносят огромный каменный топор и вручают его Чеснокову.
Чесноков. Ого!... А теперь поднимите руки – кому из вас надоело жить?
Молчание. Вера потянула, было, руку, но потом быстро спрятала ее за спину.
Все хотят жить… Ладно, подчиняюсь большинству, как истинный демократ. А теперь слушайте мое первое задание. Верочка, ты собираешь камни и складываешь их у входа. Тебе понятно? (Вера кивает головой.) Ты, доченька, будешь таскать глину, как можно больше глины. Вот сюда.
Дочь. Хорошо, папа.
Чесноков. А вам, Сара, я поручаю самое ответственное дело. Соберите ягоду, коренья, грибы, все, что можно употребить в пищу, и тащите в дом. Нам понадобится много провизии. Гоните сюда всякую живность – сусликов, ящериц, кроликов, мелких животных и птиц. За работу, друзья. У нас мало времени.
Все принимаются работать. Чесноков, поплевав на руки, начинает долбить свод пещеры. Входит сын.
Сын (удивленно глядя на отца.) Папа?... Что он делает?
Дочь. Стучит и стучит. Мы уже оглохли от этого стука.
Сын. Папа, ты меня слышишь?... Может, он заболел?
Сара. Ничего удивительного, такой дождь сведет с ума кого хочешь.
Сын. Папа, остановись!
Чесноков. Не могу.
Сын. Почему?
Чесноков. Я долблю свод пещеры.
Сын (всем.) Он долбит свод пещеры.
Вера. Зачем?
Сын. Папа, зачем ты долбишь свод пещеры?
Чесноков (не прекращая работы.) Когда вода поднимется выше холма, здесь получится воздушный пузырь. Мы сможем дышать, а это значит – будем жить.
Сын. Здорово!
Чесноков. Мы будем сидеть в пещере, как в подводной лодке, до тех пор, пока вода не пойдет на убыль.
Вера. А, если она не пойдет на убыль?
Чесноков. Тогда мы умрем в страшных мучениях.
Дочь. Я не согласна.
Сын. Я, в принципе, тоже не согласен.
Чесноков. Тогда слушайте меня внимательно. Пройдет много лет, у каждой семьи будет своя пещера и свой костер.
Сын. Ух, ты!
Чесноков. Да, сынок, ты даже представить не можешь, до чего удобные и мягкие диваны ждут нас впереди, через пять тысяч лет. Но, чтобы дожить до мягкого дивана, нужно выстоять сегодня. И держаться полгода.
Вера. А как это сделать?
Чесноков. Я знаю – как. И мы это сделаем вместе, если вы, Сара, и ты, Вера, если сын и дочь изо всех сил будете мне помогать. Вы согласны?
Все. Согласны.
Дочь. Ах, как хочется жить.
Сара. Плодиться и размножаться.
Чесноков. Всем подойти ко мне. Мы проведем первое производственное совещание.
Дочь. Что он сказал?
Сын. Не знаю. Наверное, будет бить, чтобы лучше работали.
Вера. А, ну, без этого нельзя. Пошли.
Картина десятая.
Загородная усадьба Наума Моисеевича. В парке, на скамье, сидят Вера, Наум, сын и дочь. Чуть поодаль стоят Сара и Чеснок.
Сара. Где ты был?
Чеснок. Что?
Сара. Я спрашиваю, где тебя черти носят? Я вся извелась, тебя нет и нет, все передумала. Там столько машин, летят, как чумовые, а ты такой невнимательный.
Чеснок. Я шел по улице и думал о тебе.
Сара. Вот видишь, шел, задумался, стоило сделать шаг на проезжую часть…
Чеснок. Я думал, почему так происходит: вокруг столько красивых молодых женщин…
Сара. Что?
Чеснок. Среди них немало таких, которые моложе тебя и красивей…
Сара. Что?!
Чеснок. И мой взгляд с удовольствием скользил по их формам.
Сара. Ненавижу тебя! Гад!
Чеснок. А сердце билось спокойно, как будто передо мной - красивые камешки на морском берегу.
Сара. Старый развратник!
Чеснок. Но стоит мне увидеть тебя или просто подумать о тебе, как сердце проваливается в пропасть, а потом спохватывается и начинает бешено колотиться: дан, да-дан, да-дан, да-дан. И от груди летит какая-то буря, как будто здесь (Показывает на грудь) открыли бутылку шампанского.
Сара (прижимаясь к Чесноку). Грешно быть такой счастливой. С утра и до вечера я живу одним тобой. Утром проснусь, не успею открыть глаза, а по всему телу разливается радость. До самых кончиков пальцев, а потом поднимается вверх, кружит голову. Мне даже причесываться не хочется, чтобы не стряхнуть эту радость с моих волос… Мне больно за Нюсика, он так привязан ко мне. Мне больно, но не стыдно. И, знаешь, почему?
Чеснок. Почему?
Сара. Потому что я люблю тебя.
Чеснок. За что?
Сара. За то, что ты припадаешь на правую ногу, дурачок. За тебя я готова отдать собственную жизнь. Ой!
Чеснок. Что? Что?
Сара. Когда я случайно прикасаюсь к тебе, меня бьет электрическим током.
Чеснок. Пойдем.
Сара. Куда?
Чеснок. Пойдем.
Чеснок берет Сару за руку, они уходят. Внимание зрителей переносится на скамью, где сидят Наум, Вера, сын и дочь.
Вера. Вот и день прошел.
Дочь. Жалко. Днем случаются разные забавные штучки. А по ночам скучно.
Сын. Да, скучновато.
Вера. Мне кажется, раньше было по-другому. Именно ночью происходило что-то такое необыкновенное.
Дочь. А что, мама?
Вера (пожимая плечами). Не помню. Но раньше я с нетерпением ждала, когда наступит вечер. Наум Моисеевич, а вы не припомните, чем мы занимались в молодости по ночам?
Наум. Бог его знает.
Вера. Становится холодно. Пойдемте в дом. Поужинаем, выпьем шампанского и сядем играть в лото.
Наум. Нет, увольте. У меня сегодня большой футбол. Финал еврокубка: играют мои команды Реал, Мадрид – Динамо, Киев. Нужно прикинуть, какую прибыль я получу от этого матча.
Вера. Вы все работаете.
Наум. Копейка к копеечке, день за днем, год за годом…
Сын. Вам хорошо. А чем заняться нам, молодым?
Вера. Идите на дискотеку, танцуйте всю ночь напролет.
Дочь. Не понимаю, какой смысл запереться в душном зале и дергаться до потери пульса? В воздухе висит запах пота. А, если коснешься случайно чужого мокрого тела – бррр, такая гадость, аж тошнит.
Сын. Согласен на все сто.
Вера. А где наш папочка?
Сын. По-моему, они с Сарой поднялись в верхний сад. Вот по этой тропинке?
Вера. Пора ужинать. Пойду, позову их.
Наум. Почему бы нам всем не размять ноги? Засиделись. Вы с нами, молодежь?
Дочь. Как прикажите, Наум Моисеевич.
Все поднимаются со скамеек, идут по садовой тропе.
Сын. Смотрите!
Вера. Что такое?
Сын. Вон они. Отец и Сара.
Наум. Давайте подойдем ближе, я что-то не пойму… Они что - лежат?
Все подходят ближе и становятся полукругом перед авансценой, лицом к зрителям. Некоторое время внимательно всматриваются.
Дочь. Странными делами занимаются наш папа и госпожа Сара. Как ты думаешь, мама, что означают эти движения?
Вера. Понятия не имею.
Наум. Это напоминает мне танец. Скорее всего, танго.
Сын. Да, но почему они танцуют лежа?
Вера. И для чего сняли все одежды? Здесь холодно. Трава колючая, от земли тянет сыростью. Недолго схватить насморк.
Дочь. Для чего они тратят столько энергии? Что хотят доказать друг другу?
Наум. Обратите внимание, как блестят их тела. По спине вашего мужа в буквальном смысле катятся ручьи. А у Сары на лбу выступили капельки пота, похожие на маленькие линзы.
Вера. Кажется, они увеличили темп, и теперь их танец напоминает фокстрот.
Сын. А почему Сара закрыла глаза и хватает воздух ртом?
Дочь. Обратите внимание, до чего согласованны их движения.
Сын. Смотрите, смотрите, они взвинчивают темп. Это невероятно.
Наум. Твист лежа. Я первый раз вижу такое.
Вера. Смотрите, Сара запрокидывает голову и начинает кричать. Какие ужасные, душераздирающие крики! Бедняжка, ей не хватает воздуха, она задыхается. Нет, я не могу это слышать.
Дочь. А папа стонет. Вы только послушайте, как мучительно он стонет. Как будто ему удаляют аппендицит без наркоза и никак не могут вытащить.
Сын. Бедный папа.
Вера. Бедная Сара, у нее сейчас разорвется сердце.
Наум. А вашего мужа хватит удар. Его шея стала бордовая, как раскаленная спираль.
Дочь. Давайте их остановим, пока не поздно.
Наум. Эй, ребята! Остановитесь! Прекратите!
Вера. Они нас не слышат.
Сын. И не видят.
Сын. Смотрите, они закончили свой танец.
Дочь. Мне кажется, им сейчас очень плохо. Папа свалился набок, как мертвец. А Сара потеряла сознание.
Вера. Может, вызвать «скорую помощь»?
Наум. Пожалуй, Верочка, вы правы. (Вынимает мобильник). Министерство здравоохранения? Это Наум Моисеевич. Срочно пришлите скорую помощь ко мне, в загородный дом. Что случилось? Несчастный случай, возможно, с летальным исходом. (Сыну). Предупреди персонал, чтобы готовили вертолетную площадку и включили посадочные огни. (Дочери). Мы уходим, а ты, Зоенька, окажи пострадавшим первую медицинскую помощь.
Дочь. Какую помощь?
Наум. Для начала сделай искусственное дыхание.
Наум, Вера и Сын собираются уходить.
Дочь. Смотрите, их нет!
Вера. Действительно, никого. Только помятые кусты. Как будто медведь ночевал.
Дочь. Что же нам делать?
Сын. Вертолет! (Все смотрят в небо).
Наум. Я пойду, встречу. А вы найдите Сару и Чеснокова во чтобы-то ни стало. Надо их проверить с медицинской точки зрения. Уж больно странно они себя ведут.
Картина одиннадцатая.
Пещера первобытного человека. Темно. Слышно, как хлюпает вода, слышны какие-то вздохи и стоны… Постепенно проступают силуэты людей. Становится понятно, что пещера наполовину заполнена водой. Возле входа, заложенного камнями и глиной, стоит сын, по самую грудь погруженный в воду. На его плечах сидит дочь. В противоположной стороне пещеры, очевидно на подводных камнях, удерживается Чесноков, упираясь обеими руками в нависающую стену. Он тоже погружен глубоко в воду. На одном плече у него сидит Сара, на другом – Вера.
Дочь. Ты можешь подняться немножко выше? Я замочу пятки. (Сын пытается приподняться, но только глубже погружается в воду.) Проклятье! Я так и знала! Теперь у меня будет насморк. Спасибо.
Сын. Отец, ты меня слышишь?
Чесноков. Говори.
Сын. Давай сбросим женщин в воду. Ты бросишь Сару, а я…
Вера. Сыночек совершенно прав. Нас двоих тебе не удержать. Бросай Сару, пусть она тонет. А то все погибнем. Я чувствую, как надулись жилы у тебя на шее, того и гляди лопнут.
Сын. А я брошу Зойку.
Дочь. Мама!
Вера. Сынок!
Сын. Не могу, мама, она такая тяжелая. И с каждым днем становится тяжелей,
Вера. Эх, не хотела вас радовать раньше времени, но теперь скажу: Зоенька ждет ребеночка.
Сын. Вот тебе раз! Когда успела?
Сара. Это дело нехитрое.
Дочь. Сара, ты бы уж помолчала. Сама спишь с отцом за спиной мамы.
Сын. Папа, давай Сару съедим. Она такая пухленькая.
Чесноков. Сынок, это неудачная мысль. Потерпи.
Сын. Не могу, папа, я голодный, как шакал.
Чесноков. Но ты же художник, не так ли?
Сын (неохотно.) Ну, так. Только жрать все равно хочется.
Чесноков. А ты закрой глаза и представь шашлык из молодого барашка. Вот он румянится на огне и покрывается аппетитной корочкой. Капельки жира падают на угли. И вокруг плавает сумасшедший аромат жареного мяса.
Вера. Подожди. Доченька, до меня только дошло – это кто спит с твоим отцом?
Сара. Не слушай ее, Верочка. Девочка болтает глупости.
Дочь. Спит, спит, я сама видела.
Сын. Папа, по-моему, эту вредину в самый раз бросить в воду?
Чесноков. Подожди… Скоро вода пойдет на убыль, мы разрушим стену и выйдем наружу. Мы сядем на зеленую траву, а вокруг будут цвести деревья. Я научу вас ловить рыбу, используя снасти. Мы сварим двойную уху и будем есть, сидя вокруг костра. Все вместе, Вера, Зоя, сынок и Сара. Вы только представьте, что кого-то мы слопаем, кого-то утопим. Это грустно.
Сын. А вода точно пойдет на убыль?
Чесноков. Можешь не сомневаться.
Вера. Откуда ты знаешь?
Чесноков (тихо, чтобы не слышали сын и дочь.) Ничего я не знаю. Я давно сбился со счета и не помню, сколько дней мы торчим в этой проклятой пещере.
Сын. Мама, ты меня слышишь?
Вера. Да, сынок.
Сын. Прощай, мама. Я, кажется, умираю. Прощай, отец.
Чесноков. Эй, подожди. Я бы на твоем месте не торопился с этим делом.
Сын. Умираю… Еще эта беременная.
Чесноков. Ладно, сынок, была ни была, ломай стену!
Сын. Но там же вода.
Чесноков. Ломай! Из нас двоих только у тебя осталось немного сил. Ломай!
Сын. Хорошо, папа.
Сын сбрасывает с плеч сестру. Та барахтается в воде, кричит. Сын достает из-под воды каменный топор и несколькими ударами разбивает стену. В образовавшийся проем льется неимоверно яркий свет. Все закрывают глаза ладонями, испуганные сильным солнечным светом. Только Чесноков продолжает стоять спиной к проему, упираясь руками в нависающую стену. Вода из пещеры уходит. Вера и Сара спускаются с плеч Чеснокова.
Сын. Папа, ты живой?
Чесноков. Не уверен.
Сын. Мы поможем тебе.
Все вместе с трудом отдирают Чеснокова от стены и подводят к проему.
Чесноков. Да здравствует солнце, да скроется тьма.
Сын. Ты красиво сказал, папа. Это похоже на молитву, которую мы воздаем Ан-диришанде.
Чесноков. Это не мои слова.
Сын. Не твои? (Оглядываясь.) Но здесь никого нет.
Чесноков. Действительно, никого. На всей земле никого нет, кроме нас и старикашки Ноя с его козлами.
Вера. А что с нами будет?
Чесноков. Ничего особенного. Будем жить.
Вера. Тогда я рожу тебе второго сына. Охотника.
Дочь. А я – внука.
Сара. А я буду просто любить тебя.
Сын. А я нарисую новую картину.
Чесноков. Ты, наверное, единственный гений из всех Чесноковых на ближайшие пять тысяч лет. Жаль, конечно… Зато мы живучие, как тараканы! Господь хотел начать историю с чистого листа, а мы пролезли в иголочное ушко со своими старыми чемоданами. Испортили чистоту эксперимента.
Сын. Папа, выходит, теперь мы доживем до мягкого дивана?
Чесноков. Обязательно доживем, сынок. Чеснок – вечно живой.
Картина двенадцатая
Усадьба загородного дома. В парке, на скамье, сидит Вера. У нее на коленях клубочки шерсти, она вяжет распашонки. Рядом с ней, опираясь на палку, сидит Наум. У него вид состарившегося человека. В руках газета. Рядом, на площадке, Дочь и Сын играют в бадминтон.
Вера. Что пишут в газетах, Наум Моисеевич?
Наум. В городе Дублине закрылся последний родильный дом на Земле. В связи с массовым увольнением персонала, сотрудники начали забастовку… Который час?
Вера. Без пятнадцати шесть. Становится прохладно. Я принесу плед.
Наум. Спасибо… Верочка, пригласите Сару, ей полезно дышать вечерним воздухом.
Вера. Наум Моисеевич, Сара еще слаба после больницы.
Наум. Она здорова.
Вера. Странно. Восемь месяцев ее наблюдали в карантине и ничего не нашли?
Наум. Повторяю, Сара абсолютно здорова.
Вера. А Чесноков? Почему его не выпускают?
Наум. В организме вашего мужа обнаружили отклонения от нормы. Профессор Добровольский утверждает, что Чеснокову пять тысяч лет. Как минимум.
Вера. Глупости.
Наум. Да, поверить трудно. Но таковы результаты анализов. Консилиум единодушен в одном – вашего мужа отпускать нельзя. Он может стать источником неизвестной болезни.
Вера. На окнах его палаты установили железные решетки.
Наум. Это неприятно. Но он стал крайне агрессивен.
Звонит сотовый. Наум вынимает из кармана телефон.
Да? (Слушает довольно долго, потом опускает руки на колени). Позовите детей.
Вера. Что-то случилось? (Наум молчит). Сынок, Зоенька, идите сюда!
Дети подходят.
Наум. Будьте мужественны. Только что исчез ваш отец.
Вера. Господи!
Дочь. Как исчез?
Наум. Он решил сбрить бороду и попросил принести зеркало. Санитары притащили огромное трюмо, которое стояло в ординаторской, и отправились за бритвенным прибором.
Вера. Дальше.
Наум. Когда они вернулись, палата была пуста.
Вера. Вы полагаете, мой муж сбежал?
Наум. Это невозможно. На окнах решетки, в коридоре охрана. Он как будто растворился в воздухе.
Сын. Хорошенькое объяснение.
Наум. Прошу вас, Вера, пойдите и скажите об этом Саре.
Вера. Сию минуту.
Вера уходит. Наум листает газету.
Дочь. Что там интересного?
Наум. Депутаты Государственной думы поставили на голосование вопрос о внесении изменений в словарь русского языка.
Дочь. Опять?
Наум. Предлагают удалить слова-паразиты, которые ничего не обозначают, и только засоряют лексику.
Сын. Что же это за слова?
Наум. Любовь, нежность, ревность, обаяние и так далее, здесь целый список.
Сын. Действительно, абракадабра какая-то.
Дочь. Смотрите, госпожа Сара бежит.
Наум (вскакивая). Сара, сейчас же остановись, тебе нельзя быстро двигаться!
Появляется запыхавшаяся Сара. Вера едва поспевает за ней. У Сары большой живот, восьмой месяц беременности.
Сара (возбужденно и радостно). Он сбежал! Вы слышали – он сбежал!
Наум (мягко, но с акцентом). Он исчез.
Сара. Нюсик, это просто замечательно! Его никто не найдет.
Вера. Сара, успокойтесь.
Сара (возбужденно) Я совершенно спокойна!
Наум (Саре). Садись на скамеечку. Вот так. Я укрою твои ножки пледом. Ножки, животик, чтобы нашим малышам было тепленько.
Вера. Смотрите, я связала распашонки. Сейчас для маленьких никто не шьет.
Сара. Какая прелесть. Спасибо, Верочка.
Вера. Сара, вам надо больше двигаться. Хотите, я прогуляюсь с вами до самого пруда? Мы обойдем его с восточной стороны и вернемся сюда, к вашему муженечку.
Сара. Спасибо, Верочка. Я не могу отсюда уйти.
Дочь. Почему?
Сара. Отсюда хорошо видны ворота.
Наум. Не обращайте внимания, это небольшие рецидивы после карантина.
Сара (вскакивая). Кто там?!
Наум. Где?
Сара. Ну, там, там! Возле ворот.
Наум. Дворник. Запирает двери на ночь.
Сара. Нет! Скажи, чтобы не запирал. Он может вернуться в любую минуту.
Наум. Хорошо.
Сара. А вы идите.
Вера. Куда?
Сара. Идите в дом. Поздно уже. Поужинайте, выпейте шампанского и садитесь играть в лото.
Вера. Но…
Наум. Никаких «но», уходим.
Все, кроме Сары, уходят.
Сара. Скоро родятся твои дети. Они родятся, а тебя нет. Но это не страшно, любимый. Ты все равно придешь, рано или поздно. Я тебя не тороплю, нет. Ты вернешься, когда посчитаешь нужным, хоть через год, хоть через пять лет. Я буду ждать. Милый, ты появишься вон там, возле чугунных ворот, небритый, пыльный, с рюкзаком за плечами. А я… Я выйду с детьми на порог. Они будут держать меня за руки, справа и слева, и я не смогу побежать тебе навстречу. Я скажу детям: смотрите, вон идет ваш отец. Это самый прекрасный человек на земле… Кто там?! (Вскакивает). А, это дворник. Открывает ворота… Кто придумал, что любовь – это счастье? Не-ет, именно любовь делает человека несчастным. Но это великолепное, сладкое несчастье. Оно принадлежит мне одной и живет в моем сердце. Если я захочу освободиться от этого несчастья, мне придется вырвать собственное сердце… Кто там? Кто?!... Это вы, ваше величество? Я бегу! Бегу!!
Сара бежит неловко, одной рукой она придерживает живот, другую вытягивает перед собой навстречу кому-то невидимому в темноте зрительного зала. А потом уже можно разглядеть человека, пересекающего затемненный зрительный зал. На нем одежда из звериных шкур, а под шкурами видна замусоленная белая рубашка и галстук с расслабленным узлом. В одной руке у него тяжелый каменный топор, а в другой - цветок необыкновенной красоты. Теперь таких цветов на Земле нет.
К о н е ц.