Глава 3

Александр Дмитровский
Глава 3. Цыганский барон.

       Цыгане – народ дружный, своих они не забывают и не бросают в беде. Потому, наверное, и выжил цыганский народ в жестокое военное время, когда немцы безжалостно истребляли их повсюду, помятуя о том, что этот народ пришел в Европу из Индии. Цыгане говорят до сих пор на индоарийском языке, история цыганского племени очень сильно портила теорию Великого Рейха о происхождении немцев от древних Ариев, никак «белокурые бестии» не вписывались в ряды смуглых выходцев, имевших самое прямое отношение к арийской культуре. Цыгане пришли когда-то в Византию, великую средневековую империю. Идеологи фашизма тут и увидели зацепку, появилась утверждение о том, что цыгане, покинув пределы Византии, разбрелись по миру и испортили арийскую расу, смешавшись с «нечистыми» народами. Досталось бедным цыганам за такую вольность ещё до начала Второй Мировой, а уж во время войны им пощады от немцев не было совсем...
       Нашему Роману нелегко было привыкнуть к жизни вне своего племени, вряд ли он надолго остался в городе, если бы не Георгий Кондратьевич, старый врач, заведующий городской больницей. Не имея рядом с собой никого из близких, этот пожилой уже человек, практикующий со времен революции, привязался к мальчишке-цыгану всей душой за время его не простой болезни. Любой врач, вылечивший своего подопечного, испытывает к нему если не родственные, то близкие к этому чувства, тут же – встретились два одиночества… Они прекрасно ладили меж собой и понимали друг друга с полуслова, несмотря на то, что вначале мальчишка едва знал несколько слов по-русски. В общем, старый, да малый давали друг другу то, чего не хватало им обоим – человеческого тепла и участия …
       Когда у лысого холма появлялись соплеменники, старик с пониманием смотрел на воспитанника, отпускал его к ним, позволяя себе повздыхать лишь после его ухода. Понимал старый врач, понимал свободолюбивую натуру Романа. Парень ценил старика за это и никогда не отсутствовал больше одной ночи, боялся за «Кондратича», у того начались перебои с сердцем. Возвращался, но глаза у парня тосковали, старик видел его тоску, он понимал …
 Дважды, год за годом, в больничку приезжал старый и седой цыган. То ли цыганский барон, то ли кто-то из уважаемых и авторитетных вожаков (судя по тому, что оба раза его сопровождали, как теперь говорят, телохранители), не важно. Важнее то, что «барон» заботился о своем соплеменнике и хотел убедиться в том, что парнишка находится в надежных руках.
       - Лачхо дивэс! (Добрый день!) – С достоинством произнес старый цыган, вслед за объемистым животом втискивая дородное тело во флигель главврача. Хозяин молча кивнул и насторожено посмотрел на незваного гостя. Роман удивился тому, как пронзителен был взгляд барона, глаза которого контрастировали с его степенной внешностью. Они были молоды, его глаза, и взор черных цыганских глаз неожиданно отозвался внутренней дрожью в юноше, он боялся услышать плохие новости о своей потерявшейся семье.
       - Пхэн, кон ту (сан)? Ром или гаджё? … ( Скажи, кто ты? Цыган или нет?) - вошедший барон убедился в том, что парень его понимает. Он не ждал ответа, вопрос был задан скорее для проформы, чтобы заполнить паузу, вызванную его неожиданным появлением. – Пхен, сар (ту) бушёс? (Как ты зовёшься?)
       - Мэ (сом) Ром. – ответил Роман, посмотрев на врача, он повторил для него: Я – Ром. Цыган…
       - Выйди, парень! Мы поговорим одни … - ослушаться барона не представлялось возможным, он сказал убедительно и с нажимом, давая понять присутствующим, что пришел по важному делу, а гость должен говорить на языке хозяина.
Старый доктор никогда не рассказывал о том, что за разговор был у них. Но барон, как и доктор, остался доволен их беседой. Уходя, он потрепал по щеке парня и по-отечески сказал для него:
       - Ав састо (тай бахтало), пхрала! ( Будь здоров (и счастлив), брат!) – потом поклонился в пояс старому врачу и добавил: - Бахт Тукэ! (Удачи!) … Спасибо Тебе, доктор.
 Повозки цыган унеслись с гиком по тихой улице, Роман вопросительно посмотрел на своего воспитателя, тот молча покачал головой в ответ. Это означало одно – о семье парня барон ничего не знал, или не сказал…

       На следующее лето барон появился снова, следом за ним молчаливые подручные внесли два мешка и поставили у стены. Барон махнул рукой, и парни молча удалились:
       - Здравствуй, уважаемый доктор! Все ли хорошо у вас? – он протянул врачу крепкую ладонь, потом, передумав, обнял старика. Тот рад был визиту цыгана в этот раз, никакой настороженности в нем не было. Роману стало радостно от этой картины. Барон и с ним поздоровался, как с равным:
       - Ты вырос и окреп, Роман … Совсем уже взрослый! – все трое улыбались, будто родственники встретились после разлуки.
       - Он школу окончил без троек! – гордясь своим питомцем, вторил старый доктор, на глазах у него навернулись слёзы, рад был старик, рад и гостю, и успехам воспитанника. Час за столом прошел быстро, они строили планы будущего для Романа. Барон, уходя, подозвал парня и приказал проводить до его брички. Усевшись в неё, цыган отдышался и сказал, глядя парню прямо в глаза:
       - Я знаю, придёт время и ты уйдёшь … Я уже вижу тоску в твоих глазах. – Барон протянул руку не глядя, кто-то из молодых цыган вложил в неё дымящуюся трубку. Он усмехнулся в седые усы, по-прежнему не отрывая взгляда от Романа. Пыхнув пару раз трубкой, барон добавил на прощание, и это было похоже уже на приказ:
       - Уйдешь, я по себе знаю. Это у нас в крови, Рома … - барон снова затянулся из трубки.
       - Только ты, Рома, не можешь уйти раньше него. – Цыган ткнул рукой, с зажатой в ней трубкой, в сторону дома. Он махнул рукой своему сопровождению, разрешая отъезд.
       - Ты меня понял, цыган? – барон уже смотрел вдаль, он знал, что парень понял всё так, как надо. В мешках были сахар и рис, по тем временам - целое богатство ...