5 апреля с.г. я написал рецензию на работу Автора сайта С.Замятина. Вот она:
«Рецензия на "Сергей С. Замятин Фарватер смерти" (Сергей Замятин)
Великолепная работа. Одна из самых замечатенльных работ о Второй Мировой войне, которых я за свою жизнь читал.
Огромное количество фактов, либо вовсе не известных мне ранее, либо показанных по новому, и зазвучавших совсем по иному. Глубокие и пронзительные мысли. Своеобразный и точный по адресовке юмор.
99% всего, что мы знаем о войне - это мифы, имеющие с действительностью мало общего. А у Вас - правда.
Спасибо Вам.
Жан Суворов 05.04.2008 19:17 «
6 апреля с.г. другой Автор сайта, Олег Павловский, в переписке с ещё одним Автором, Владимиром Павловым, так охарактеризовал эту мою рецензию:
«…нашел себе "вавочку", сергея замятина, - тоже брехун и растленный тип, охаивает Родину и ее героев, наших солдат. Он умнее жанчика, но не менее подл.
Как вели себя наши окупационные войска в Германии я знаю от очевидцев. Мой отец разбил свой танк, спасая немецкую девочку и чуть не пошел под суд, и было ему всего девятнадцать лет плюс погоны мл. лейтенанта.
А эта погань замятин врет, как кастрированый немецкий ефрейтор. Зато у них с жанчиком теперь лесбийская любовь начнется. Рано радуются - я этому брехуну героя-подводника Маринеску не прощу. Пойдет в отстой вслед за мамзель Жаннет.
Писать серьезно придется - ведь скольким малограмотным, но, в общем, нормальным людям он мозги загадит - ловко негодяй ложь с правдой мешает и разбомбить его не так просто. Ержана тоже верхом на овце не объедешь.
Приходится тратить время на этих вредителей.
Похоже у всех у них одна отличительная черта - стукачи, как в настоящем, так и в прошлом. Там их целая династия.»
И вот сегодня. 7 апреля с.г. Олег Павловский в своей работе «О русских солдатах» следующим образом опровергает позицию С.Замятина:
«…о войне дед почти ничего не рассказывал. До Берлина он возможно и не «дошел», а служил в оккупационных советских войсках в немецком городке Цайц. Вскоре к нему приехали жена и дочь (мои бабушка и мать, соответственно). Там они и познакомились с моим будущим отцом, юным девятнадцатилетним офицером. Все вместе они "грабили несчастных и очень хороших немцев" – отдавали им русские папиросы (дед не курил) масло, сахар и американскую тушенку из своего пайка. И отняли дюжину ножей и вилок, несколько тарелок и ручную кофемолку – больше у нас в доме в послевоенное время ничего немецкого и не было. А несчастные немцы наверно и по сей день оплакивают свои вещички. Немок тогда, конечно, повсеместно насиловали, детей и стариков давили танками (Читайте на сайте проза. ру проникновенные сочинения Сергея Замятина. Брехня для садиста, понятное дело, физиологическая необходимость).
А мой отец, будучи не на службе и в штацком, а не в офицерском мундире, даже получил удар дубинкой по плечу от немецкого полицейского за то, что хотел сесть в передний вагон трамвая, который предназначался для стариков и детей. Отец про этот порядок, понятно, не знал. А полицейского по непонятным (для Замятина) причинам даже не расстреляли.
Немецкая полиция, во время оккупации Германии нашими войсками, мало по рассказам отца отличалась от полиции военного времени. Как один из методов «воспитания» немцы использовали тренированных овчарок. В маленькую камеру на всю ночь сажали на стул правонарушителя, а рядом с ним овчарку, которая при малейшем движении воспитуемого рычала и готова была в него вцепиться – собачек специально натаскивали. Наши «обезьянники» по сравнению с этой пыткой – раем покажутся. Ясное дело – немцев научил и подговорил сам злодей Сталин, больше ему заняться было нечем.
Мой отец убежал из ремесленного училища на фронт когда ему было семнадцать лет, а год он себе прибавил. Наши войска повсеместно били немцев и их союзников, и молодых «жалели», поэтому отца направили в танковое училище, и в Германию он вошел уже с нашими оккупационными войсками. Тогда в немецких кинотеатрах крутили на немецком языке «Серенаду солнечной долины» с музыкальными шоу «американца» Глена Миллера (это к вопросу об издевательствах и унижении национальной гордости поверженных немцев).
…Как-то отец вел «тридцатьчетверку» на приличной скорости, но, при въезде под арку городских ворот, на дорогу неожиданно выбежала немецкая девочка, и отец направил свой танк в каменную стену, сломал направляющее колесо правой гусеницы. Его отдали под суд за порчу военного имущества и три бессонных дня следователь НКВД то размахивал своим никогда не стрелявшим «ТТ», то творил намаз у портрета,то ли им обожаемого вождя, то ли Феликса. Но так и не удалось ему изобличить врага народа – нехорошие немцы рассказали все, как было, и с отца сняли все обвинения. Вот так наши солдаты и чекисты измывались над поверженным врагом.
Немцы занятный народ. Отец, будучи офицером, квартировался у зажиточного немца, которого часто угощал сигаретами. Однажды хозяин привел своего постояльца в кладовую, где у него был развешан на просушку душистый табак, и долго объяснял достоинства этого табака, однако попробовать не предложил. Ну и перестал получать сигареты в качестве угощения.»
Замечательно.
Теперь, господа, приведу здесь отрывки из работы С.Замятина, с которым Павловский полемизирует:
«ВПЕРЕД НА ЛОГОВО ВРАГА
Слепота приходит, когда не хотят видеть.
Растко Закич
Солдаты Красной армии шли к границам Германии четыре долгих, невыносимо тяжелых и кровавых года. Страна от Волги и Кавказа до западных границ лежала в руинах. Ненависть русских к врагу еще более усилилась после освобождения районов, временно оккупированных немцами. Перед ними предстала настоящая пустыня - урожаи истреблены на корню, скот уведен, миллионы домов сожжены, большинство жителей убиты или угнаны в рабство. Несколько тысяч городов разрушены, более 70 тысяч деревень полностью уничтожены или сожжены.
Только на Украине было преднамеренно истреблено 3 091 987 человек мирного населения, из них детей 73 887 (только в Ровенской области убито 25 тыс. детей). В Белоруссии — 2 225 тысяч человек (каждый четвертый житель республики). А сколько на оккупированной территории России, Прибалтики? Десятки деревень сожжены вместе со своими жителями.
Примеры немецкого террора на оккупированных территориях – это вообще тема отдельной книги. Три года германские войска неистовствовали на территории СССР, истребив множество людей и причинив его народам неимоверные страдания. По разным оценкам за время войны погибло от 10 до 12 миллионов мирных граждан СССР.
Этот уровень горя и страдания миллионов людей тебе, современник, просто не доступный и не постижимый. Это не в игровые автоматы зарплату просадить, или в лохотрон типа МММ, доверчиво хлопая ушами, все сбережения ввалить, что бы потом скулить об упущенной выгоде. Нет. Почти для каждой советской семьи три года войны - это горе черное, испепеляющее и надламывающее своей тяжестью.
Как следствие, для многих из тех, кто остался в живых, единственной целью, смыслом всей жизни оставшейся было дойти до границ немецкой земли и ОТОМСТИТЬ! И причем не важно личные мотивы имела эта месть или общечеловеческие. Не на каменном заборе похабное слово из чувства мести написать, а так отомстить, что бы кровью немчура проклятая умылась, что бы захлебнулись в ней. Шли солдаты Мстить за погибшие семьи, разрушенные города и села. Мстить за то, как война неисправимо исковеркала их собственную жизнь и жизни близких. Мстить так, чтобы и мирные немцы, и дети их, и внуки, на своей шкуре наконец прочувствовали, что испытал почти весь советский народ.
Как вы думаете, о чем мечтал советский солдат, когда, теряя своих товарищей, освобождал пепелища белорусских сел, где подпертые черными бревнами сгоревших остовов сараев блестели отмытые дождем черепа сотен заживосоженных? Или когда он видел противотанковые рвы под Ровно доверху забитые разложившимися трупами стариков, женщин и детей? Когда узнавал из письма пришедшего из его освобожденной деревни, что его жену и дочерей изнасиловали и убили гитлеровцы?
О чем тогда думал солдат? Как он будет на территории Германии «свято хранить светлый облик солдата-освободителя и гордое имя советского человека»?
Нет!
Я думаю, что мечтал он и молился, глотая слезы только об одном: «Господи, сделай так, чтоб не убило меня раньше времени. Дай только возможность, живым до их проклятой земли дойти! А если дашь, Господи, ох и отольются им слезинки детские! Ох, и поплачете, все вы немцы кровавыми слезами, и дети ваши и матери за все то, что на нашу землю принесли… »
А дальше на территории Польши ждали солдат-освободителей еще и Майданек с Освенцимом. С крематориями и окрестными полями жирным человеческим пеплом унавоженными. С горами очков, детской обуви и волос женских. С газовыми камерами чистым белым кафелем выложенными.
Советских солдат из проходящих на фронт частей туда на экскурсии возили. Ненависть к врагу закрепляли. Чтобы сами своими глазами увидели и, приехав в часть, своим товарищам рассказали, что не люди немцы после такого – звери в облике человеческом. Все. От мала - до велика. И потому кроме смерти самой лютой – ничего другого и не заслуживают.
Советская пропаганда каждодневно и неустанно подливала масла в огонь. Если на протяжении всех предыдущих лет войны основным был лозунг «Убей немца!», то сейчас он заметно трансформировался и стал значительно шире и объемней:
«Убивайте, убивайте! Нет такого, в чем немцы не были бы не виновны — и живые, и еще не родившиеся!
Следуйте указанию товарища Сталина — раздавите фашистского зверя насмерть в его собственной берлоге.
Сбейте расовую спесь с германских женщин. Берите их, как законную добычу!»
(Текст листовки, массово распространявшейся за подписью Ильи Эренбурга среди советских солдат в 1945 году.)
«Германия - это продажная женщина. Мы в Германии. Города горят, и я счастлив. У немцев нет души. Мы возведем в Берлине эшафоты. Страх гонит немцев и их самок на запад. Германия, можешь, сколько хочешь вертеться и гореть и выть в своей смертельной агонии. Час расплаты пробил!»
Так писал в начале 1945 года Илья Эренбург
«…когда вышли на границу Пруссии, нас встречал большого размера плакат со словами: «СОЛДАТ, ТЫ СУДЬЯ!» — и подпись: «Илья Эренбург»
(из воспоминаний советского солдата)
«Горе земле убийц. Мы будем страшно мстить за все!»
(маршал Жуков в приказе по случаю вступления 1-го Белорусского фронта на территорию Германии)
«…Две тысячи километров прошли мы вперед и видели уничтожение всего того, что было создано нами за двадцать лет. Теперь мы стоим у берлоги, откуда фашистские захватчики напали на нас. Мы не остановимся до тех пор, пока не очистим ее.
Пощады не будет никому, как и нам не было пощады. Нельзя требовать от солдат Красной Армии, чтобы они щадили врага. Они пылают ненавистью и местью. Земля фашистов должна стать такой же пустынной, какой стала после них и наша земля. Фашисты должны умирать, как умирали и наши солдаты».
(Приказ маршала (именно так в тексте у фон Ляша) Черняховского, командующего 3-им Белорусским фронтом от 12 января 1945 года)
«…Хмурым февральским утром полк пересекал границу рейха. Стоявший на обочине шоссе генерал, командир кавалерийской дивизии, приветствовал проходящую колонну и призывал отомстить за наши разрушенные города и села, за страдания народа. Мы уже три года готовились мстить фашистам. Теперь возник вопрос: конкретно кому и как?»
(Олимпиев Всеволод Иванович. Взгляд на войну из окопа)
Политработники рекомендовали солдатам вести «реестры возмездия», записывая данные о немецких зверствах, и фиксируя личный вклад в «сведение счетов» с врагом. Политруки в тех же целях проводили «митинги возмездия». Ох, и длинные я думаю, у солдат эти списки были. Поднакопилось за три с половиной года…
В конечном итоге призывы отомстить за Отчизну, подвергшуюся нападению Вермахта, были поняты, как разрешение проявлять жестокость. А как же иначе — солдат, именно ты, и никто иной конечный судья.
Поэтому и не нужно особо удивляться тому, что произошло в первых немецких деревнях восточной Пруссии, захваченных в октябре 1944 года войсками 3-го Белорусского фронта.
Это только эхо…
Эхо - Хатыни и Бабьего Яра, Саласпилса и Марсова поля в Ленинграде, залитых газом аджимушкайских каменоломен и пыльных дорог лета сорок первого года заваленных трупами беженцев. Все это - готовили себе немцы сами, зверствуя все три года на оккупированных территориях СССР.
И вернулось…
Далее я буду излагать факты в том виде, в каком они публикуются в западных и отечественных источниках. И не стоит обзывать их гнусной гебельсовской пропагандой, а меня - гитлеровским последышем. Не стоит за уши притягивать к этому событию преднамеренные действия против собственного населения убийц из немецких айнзацгрупп или головорезов из бригады Каминского.
Я вполне допускаю, в свете вышенаписанного, их правдивость. По крайней мере, заслуженность. В конце концов, чувство Мести не вырастает на пустом месте. Советские солдаты, наконец, дошли до «Логова Зверя»!
А списки в «реестрах возмездия» были весьма длинны…
Первое вторжение русских в восточные районы Германии произошло 16 октября 1944 года, когда части Красной Армии (конкретно - Второй гвардейской армии) захватили несколько мелких приграничных деревень на территории восточной Пруссии.
20 октября советские части преодолели оборону укрепленного поселка Будвейтштейн и в 9.30 утра с боем взяли населенный пункт Неммерсдорф.
22 октября в 12.40, после нескольких мощных контратак, немцы просочились в поселок, и к вечеру советские войска оставили Неммерсдорф и отошли на восточный берег, протекавшей рядом реки Ангерапп.
К концу октября в результате контрнаступления частей немецкой Четвертой армии оборона стабилизировалась на линии Гольдап - Гросс - Вальтерсдорф - Шлоссберг - Войтекатен.
А в деревне Неммерсдорф перед глазами немецких солдат предстала неописуемая картина:
«…Едва ли хоть один гражданский избежал смерти от рук русских солдат. Женщин распинали на дверях сараев и перевернутых телегах, или, изнасиловав, давили гусеницами танков. Их детей тоже зверски убили. Сорок французских военнопленных, работавших на окрестных хуторах, предполагаемые освободители расстреляли…».
«…Во дворе фермы стояла телега, к которой, в позе распятых, были прибиты гвоздями за руки еще несколько голых женщин, - докладывал немецкий фольксштурмовец Карл Потрек (Karl Potrek). - Возле большого постоялого двора находится сарай; к каждой из двух его дверей была в позе распятой прибита гвоздями голая женщина. В жилых домах мы обнаружили в общей сложности 72 женщин и девочек, а также одного мужчину 74 лет - все они были убиты зверским образом; лишь у нескольких в голове обнаружены пулевые отверстия. Некоторым младенцам размозжили головы…».
«Все это можно было обонять, осматривать, подсчитывать и фотографировать, в результате чего по всем кинотеатрам Рейха прошел киножурнал, в котором показывалось, скольких женщин изнасиловали, а потом убили или пригвоздили к воротам сараев русские солдаты. Судя по колее, «Тридцатьчетверки» нагоняли беженцев и давили их гусеницами. Застреленные дети валялись в палисадниках и придорожных канавах».
Немцы быстро подтянули к деревеньке журналистов, включая представителей прессы нейтральной Швеции, Швейцарии и Испании. По горячим следам был отснят документальный кинофильм, показанный для повышения стойкости и сплоченности нации во всех кинотеатрах Германии. Необходимо отметить, что определенного эффекта ведомство Геббельса безусловно добилось. Другой вопрос, что его вектор был несколько иным, чем предполагалось.
Неммерсдорф стал для немцев олицетворением всех ужасов войны, и привычное презрение к русским стало сменяться животным страхом. Повсеместно растиражированные газетные статьи, радиопередачи и кинохроника, в которых говорилось о том, что произошло в отбитом населенном пункте, стало причиной растущей волны паники охватывающей мирных жителей не только Восточной Пруссии, но и всей Германии.
Осознав, что несколько перегнули палку, власти Рейха выступили с рядом успокаивающих немецкое население заявлений. Гауляйтер Эрих Кох заявил, что Восточная Пруссия никогда не попадет в руки большевиков, и запретил какую-либо эвакуацию на запад. Попытки бегства гражданских лиц пресекались, и жители возвращались полевой жандармерией к своим оставленным домам.
Это подтверждают и немецкие документы: «Несмотря на факты зверств, совершенных противником 21 октября в Неммерсдорфе, проходит лишь частичная эвакуация населения из опасных пограничных районов». (Хроника боев за Восточную Пруссию и Кенигсберг 1944-1945)
В то время на обширных холмистых равнинах Восточной Пруссии раскинулись поместья многих германских аристократов. В первые годы войны это было тихое захолустье, жившее почти как в мирные времена. Теперь здесь поселился страх. Наиболее дальновидные правдами и неправдами получали разрешение партийных комитетов на эвакуацию и, бросив все имущество, устремлялись в западные области Германии. Остальные каждый день со страхом смотрели на восток и ждали…
Их томительное ожидание закончилось в 10 часов утра 12 января 1945 года.
Почти два с половиной миллиона советских солдат (войска 1-го Белорусского, 1-го Украинского фронтов при содействии левого крыла 2-го Белорусского и правого крыла 4-го Украинского фронтов) после массированной артиллерийской подготовки длившейся почти два часа и при поддержке казавшегося нескончаемым потока танков «ИС» и Т-34, внезапно атаковали 275-тысячную группировку немецких войск по всему фронту от Балтийского побережья до центральной части Польши.
Это было крупнейшее наступление Красной армии за всю войну. Только на Польшу и Восточную Пруссию было брошено 160 дивизий и бригад, в основном, как это не удивительно, танковых. Остановить их было просто невозможно.
По немецким источникам превосходство наступающей Красной армии выражалось следующими цифрами: по пехоте 10:1, по танкам 7:1, по артиллерийским орудиям 20:1. Если оценить в целом, то можно без всякого преувеличения говорить о 12-кратном превосходстве на суше и, по меньшей мере, о 15-кратном превосходстве в воздухе.
Произошло то, о чем предупреждал Гитлера Гудериан еще 9 января 1945года: "Восточный фронт подобен карточному домику. Если его прорвут хотя бы в одном месте, все остальное рухнет".
Вся территория Восточной Пруссии, по словам самих же немцев, теперь превратилась в кромешный ад.
В первый же день наступления группа армий Конева осуществила прорыв на Верхней Висле, южнее Варшавы.
14 января, армии Жукова форсировали Вислу к северу и югу от Варшавы с плацдармов у Магнушева и Пулав. Войска фронта, развивая стремительное наступление двигались с темпом до 25 км в сутки, а танковые - до 70 км.
Руины Варшавы была взяты 17 января.
19 января Красная Армия освободила Краков.
20 января войска Конева перешли границу Силезии и вступили на территорию Германии. Еще большую угрозу создал выход войск Рокоссовского к узловой станции Алленштейн. Советские войска перерезали здесь основную железнодорожную артерию Восточной Пруссии. В это время войска Черняховского, наступавшие с востока, овладели Инстербургом.
23 января, продолжая развивать наступление, Рокоссовский вышел к Данцигскому заливу у Эльбинга (Эльблонг), отрезав тем самым все немецкие войска, находившиеся в Восточной Пруссии.
Немцы отошли в Кенигсберг (ныне Калининград) и оказались в окружении.
25 января войска Красной армии вышли к Одеру.
Событие это вызвало в ставке Гитлера интересную реакцию, которая распространилась и на рейхсканцелярию в Берлине. 25-го января Гудериан в отчаянии направился к Риббентропу с настоятельной просьбой попытаться немедленно заключить перемирие на Западе, с тем, чтобы все, что осталось от немецких армий, сосредоточить на Восточном фронте против русских. Министр иностранных дел немедленно разболтал обо всем фюреру, который в тот же вечер отчитал начальника генштаба, обвинив его в государственной измене.
«К 27 января (всего через пятнадцать дней после начала советского наступления) русская приливная волна, - вспоминает Гудериан, - обернулась для нас полной катастрофой». К этому времени Восточная и Западная Пруссия уже были отрезаны от рейха.
Именно в этот день Жуков форсировал Одер, продвинувшись за две недели на 220 миль и выйдя на рубежи всего в 100 милях от Берлина.
Как только войска Черняховского пересекли границу Рейха, несколько руководителей НСДАП на местах бросили открытый вызов Коху и приказали населению спасаться. Это обернулись возникновением массовых потоков беженцев, что привело в середине января к панике среди всего населения Восточной Пруссии.
Приближение фронта и чудовищные слухи, которые несли с собой изможденные беженцы из приграничных областей, порождали новые волны хаоса, которые, опережая появление советских войск, привели к паническому бегству сотен тысяч людей. В условиях зимы и в результате хаотичного отступления и жестоких боев погибло очень много беженцев.
Немногие из счастливчиков - на телегах, а большинство пешком, устремились на запад по узкому коридору заснеженной равнины между сжимающимися клещами советского наступления. Только одно имело значение - спастись от русских. Дороги были забиты живыми, а обочины - трупами. Мертвые младенцы лежали прямо на снегу.
Вперемежку с беженцами на запад шли отдельные группы солдат вермахта, тащились машины и фуры с ранеными. Хватало и дезертиров в гражданском платье. На перекрестках дорог человеческое стадо встречали отряды полевой жандармерии и войск СС. Трусов и дезертиров расстреливали тут же на месте - у обочины без суда и следствия.
Но гораздо страшнее заградорядов СС были советские штурмовики. Они проводили беспощадные штурмовки забитых людьми узких зимних дорог, оправдывая свои действия наличием среди потока беженцев отступающих вооруженных групп противника.
Эти жесточайшие удары советской авиации по дорогам вспоминают практически все без исключения, покидавшие Восточную Пруссию в ту зиму.
Подтверждение им легко найти и в воспоминаниях советских летчиков: «…Под Пилау, через залив, по льду была проложена прямая, как стрела, двенадцатикилометровая дорога, по бокам которой высились снежные валы, оставшиеся после расчистки снега и не позволявшие отбежать при атаке с воздуха. По ней отступали войска, эвакуировались гражданские. Это ужас, что на ней творилось, когда мы заходили четверкой, бросали тонну двести 25-килограммовых бомб, пускали шестнадцать РС и поливали их из пушек и пулеметов. Там после нас кровавая каша оставалась. Страшно смотреть». (Хухриков Юрий Михайлович, летчик 566-й ШАП – Авт.)
Об этом же вспоминает и другой летчик-штурмовик - Штангеев Николай Иванович: «Первые несколько дней, когда мы летали над территорией Восточной Пруссии, мы просто мстили. Нам сказал замполит, что мы подошли вплотную к логову врага и должны ему показать силу и решимость отомстить за все страдания, которые он принес нашему народу. Есть приказ Сталина: «Кровь за кровь!» Вы, летчики, должны показать свое умение. Мы пошли с Колей Оловянниковым на дорогу, по которой отступали и военные, и гражданские. Расстреляли боекомплект. Сопротивления почти не было. Решили зайти над дорогой и рубануть винтами по головам. Но мы могли там и остаться. Запросто. Особенно когда винтом рубанул по головам. Все в крови. Надо было красить самолет. Во втором заходе я, видимо, зацепился за землю и лопасти винта согнулись. Самолет завибрировал, но продолжал лететь. Вернулись благополучно. У меня левая плоскость была вся в крови, а у Кольки в правой плоскости торчал кусок черепа…»
«Скорость продвижения танковых колонн Красной армии ни шла ни в какое сравнение с пешими толпами беженцев (помните у Жукова – до 70 километров в сутки, - Авт). Поравнявшись с колоннами беженцев, русские войска расстреливали их из пушек и пулеметов. В этом не было никакой военной необходимости - речь шла только о мести».
От себя добавлю. Еще раз. Я понимаю советских солдат. Я понимаю чувство мстительного удовлетворения: «Вот вам гады за сорок первый, за могилевское шоссе, заваленное трупами; за переправы через Днепр - где Юнкерсы с землей смешали десятки тысяч; за Крымскую эвакуацию…».
Некоторые немецкие беженцы, придя в ужас от этого смертоносного хаоса, царившего на дорогах, поворачивали домой, говоря: «Может быть, русские не так страшны, как говорят».
Позднее им оставалось только пожалеть об этом решении.
В свидетельствах очевидцев недостатка нет. КРАСНАЯ АРМИЯ МСТИЛА! И зачастую самым простым, животным способом.
«Все мы знали, что немецких девушек можно насиловать и убивать, - писал Александр Солженицын, в годы войны - офицер-артиллерист. - Это воспринималось, чуть ли не как отличие в бою».
Ему вторит и Гавриил Темкин, служивший переводчиком в 78-ой стрелковой дивизии: «Самый простой способ отомстить - это овладеть женщинами врага».
А вот как вспоминает об этих событиях Леонид Рабичев (Знамя, 2005 N2): «…заходим в дом. Три больших комнаты, две мертвые женщины и три мертвые девочки, юбки у всех задраны, а между ног донышками наружу торчат пустые винные бутылки. Я иду вдоль стены дома, вторая дверь, коридор, дверь и еще две смежные комнаты, на каждой из кроватей, а их три, лежат мертвые женщины с раздвинутыми ногами и бутылками.
Ну, предположим, всех изнасиловали и застрелили. Подушки залиты кровью. Но откуда это садистское желание — воткнуть бутылки? Наша пехота, наши танкисты, деревенские и городские ребята, у всех на Родине семьи, матери, сестры.
Я понимаю — убил в бою, если ты не убьешь, тебя убьют. После первого убийства шок, у одного озноб, у другого рвота. Но здесь какая-то ужасная садистская игра, что-то вроде соревнования: кто больше бутылок воткнет, и ведь это в каждом доме. Нет, не мы, не армейские связисты. Это пехотинцы, танкисты, минометчики. Они первые входили в дома…»
Советский драматург Захар Аграненко, воевавший в Восточной Пруссии, писал в дневнике, что советские солдаты не верили, будто немецкие женщины могут добровольно вступать с ними в индивидуальные интимные контакты. Поэтому красноармейцы насиловали их коллективно - на одну женщину по десять человек.
Даже молодые русские женщины, солдаты и медработники, не выступали против. 21-летняя девушка из разведотряда Аграненко говорила: «Наши солдаты ведут себя с немцами, особенно с немецкими женщинами, совершенно правильно». Кое-кому это казалось любопытным. Так, некоторые немки вспоминают, что советские женщины наблюдали за тем, как их насилуют, и смеялись.
Способность советских офицеров убедить себя, что большинство жертв были либо довольны, либо согласны с тем, что это была справедливая плата за действия немцев в России, удивительна. Советский майор заявил в то время английскому журналисту: «Наши товарищи так изголодались по женской ласке, что часто насиловали шестидесяти-, семидесяти- и даже восьмидесятилетних к их откровенному удивлению, если не сказать удовольствию».
Маршал Соколовский, кашлянув в кулак, так оправдывает своих солдат:
«Наши солдаты испытывали определенное удовлетворение от того, что могут делать это с женщинами этого народа господ. Впрочем, в большинстве своем это не были девственницы».
Немецкий свидетель подытоживает: «В Восточной Пруссии красноармейцы насиловали женщин в таком количестве, что речь явно шла не о чисто сексуальном удовлетворении, а о стремлении надругаться над целым народом».
«Когда красноармейцы, в конце концов, овладели городом, они перебили тысячи жителей. Женщин насиловали прямо в родильных отделениях больниц. Один врач вспоминает их отчаянные крики «Пристрелите меня!», «Пристрелите меня»». Но не тут то было. Красноармейцы честно считали себя оскорбленными. Они отвечали: «Русские солдаты не стреляют в женщин. Так поступают только немцы».
«Одним из наиболее известных примеров массовых убийств мирных жителей стал случай в пригороде Кенигсберга Метгене, который в феврале 1945г., через три недели после сдачи советским войскам, немцы отбили назад. В этом пригороде были найдены около 3000 трупов немецких беженцев - преимущественно женщин, детей, пожилых людей...» (Олег Пленков, профессор истории, Санкт-Петербург).
Больше всего немецких солдат шокировало даже не отношение русских к женщинам, насилия над которыми можно было объяснить животными инстинктами, а к детям. В одном из отбитых у красных городков был обнаружен полностью вырезанный детский приют, который вовремя не успели эвакуировать. Одна из случайно выживших воспитательниц вспоминала: «Когда начало светать, я увидела шестерых детей. Их руки были крепко связаны, а отрубленные головы лежали рядом на столешнице. Я подошла к этим кошмарным останкам и по головам опознала ребят. Их языки были прибиты гвоздями к столу».
Многих убивали не советские солдаты - их убивал Страх. С этой точки зрения весьма интересен доклад заместителя наркома внутренних дел, уполномоченного НКВД СССР по 1-му Белорусскому фронту Ивана Серова наркому Л. П. Берии от 5 марта 1945 года.
Совершено секретно.
«В связи с возобновившимся наступлением войск 1-го Белорусского фронта путем проверки немецких населенных пунктов, занятых частями фронта, установлено, что в населенных пунктах остается лишь незначительное количество жителей, главным образом старики, дети, женщины.
Среди оставшегося населения распространена агитация немцев, что Красная Армия будет всех поголовно истреблять, в связи с чем отмечены случаи самоубийства…
В деревне Болиц Бранденбургской провинции немец Мюллер, пытаясь покончить жизнь самоубийством, перерезал себе вены на руках.
В том же селе немец Гринвуд побросал в колодец жену и детей в количестве девяти человек, а сам пытался покончить самоубийством.
Будучи задержан, Гринвуд в разговоре с нашим офицером заявил, что немцы понимают, что за все разрушения и убийства, которые произвела немецкая армия на русской территории, они должны нести ответственность. Боясь этой ответственности, они решают покончить жизнь самоубийством.
В гор. Зольдин опергруппой СМЕРШ 2-ой танковой армии в течение пяти дней зафиксировано 35 случаев самоубийства местных жителей-немцев, преимущественно членов фашистской партии.
Так, например, на своей квартире застрелился бывший майор немецкой армии, вышедший в отставку по болезни, фон Клебст, 65 лет, предварительно застрелив свою жену — старуху 60 лет.
Также покончила жизнь самоубийством заведующая учебным отделом уездной фашистской организации Лякнер Марта. Последняя предварительно убила двух своих детей пяти и трех лет, перерезав им артерии.
По ул. Шуцен на чердаке дома № 9 обнаружены повесившимися члены фашистской партии Цимпель Отто — учитель, Грайнер Пауль — купец, около которого висели также жена и ребенок пяти лет и ряд других в количестве девяти человек».
Мародерство приобрело эпический размах - этому способствовал и существовавший в Красной Армии порядок, согласно которому каждый солдат раз в месяц мог отправлять домой посылку с трофеями. Рядовому и сержантскому составу разрешалось посылать пятикилограммовые посылки, а офицерам десять килограмм. Для каждого в отдельности – очень даже не много, но если умножить на количество военнослужащих – 35.000-40.000 тонн добра в месяц. Если гражданские жители по глупости жаловались в военную комендатуру на грабежи, солдаты просто поджигали их дома. Плюс к этому, отдельной графой – советские военноначальники от комдива и выше, которые добро отсылали уже преимущественно эшелонами.
Данный факт находит отклик и в официальной советской историографии. Авторы подготовленной в СССР «Истории Великой Отечественной войны», обычно весьма сдержанные в подобных вопросах, признают: «...не все советские бойцы правильно понимали, в чем должна выражаться месть и как необходимо вести себя в Германии. В первые дни боевых действий на территории Восточной Пруссии были отдельные факты нарушения норм поведения».
«…Этого нельзя было допустить, командование и политуправление 2-ого Белорусского фронта позаботились о том, чтобы каждому солдату и офицеру была ясна сущность гуманной советской политики в отношении мирного немецкого населения. Был издан специальный приказ, партийные и комсомольские организации войск в течение одного-двух дней разъяснили воинам требования этого приказа». (по книге Владислава Кардашова. Рокоссовский)
«Было бы смешно отождествлять клику Гитлера с германским народом, с германским государством. Опыт истории говорит, что гитлеры приходят и уходят, а народ германский, а государство германское – остается» (И.Сталин.)
«Вступив на территорию гитлеровской Германии, Красная Армия не допустила тотального мщения немецкому народу, А когда стали появляться факты мародерства, убийства, изнасилования и др., они были быстро и жестко пресечены. Директивой Верховного Главнокомандующего, командующим фронтами и армиями предписывалось под их личную ответственность покончить с любыми бесчинствами, кем бы они ни творились и какими бы мотивами они ни объяснялись. 14 апреля 1945 года в газете "Правда" была опубликована статья начальника Управления пропаганды ЦК ВКП(б) Г.Ф. Александрова "Тов. Эренбург упрощает", в которой известный писатель, много сделавший для разъяснения целей и характера Отечественной войны, был подвергнут резкой критике за изображение немцев как "единой колоссальной шайки". Политическое руководство страны продемонстрировало всему миру, что советский народ не может и не намерен мстить немецкому народу, который сам пострадал от гитлеровского фашизма. В этом сила советского интернационализма, советского гуманизма».
Да все это так. Тысячи убийц, насильников, грабителей в советской военной форме пошли под трибунал, десятки расстреляны. Можно привести и более точные цифры.
С февраля по май 1945 года включительно, за преступления против гражданского населения осуждено военными трибуналами всех фронтов четыре тысячи сто сорок восемь офицеров и солдат. Несколько показательных судебных процессов над военнослужащими завершились вынесением им смертных приговоров.
Одно НО.
Компания по наведению порядка началась только в конце февраля, начале марте 1945. На полные обороты вышла только к середине апреля. Но я Вам рассказываю про январь-февраль сорок пятого. В это время в ходу были другие лозунги.
Необходимо быть до конца честным. Некоторые командующие фронтов не ждали директив сверху. В войсках 2-ого Белорусского фронта в конце января 1945 года зачитали приказ маршала Рокоссовского: расстрел по законам военного времени за грабеж, изнасилование, кражу, убийство гражданских лиц. Рокоссовский, скорее всего, раньше других понял, что без расстрелов, без наведения жесточайшей дисциплины армия может просто превратиться в шайку погромщиков и убийц. А такой армией управлять нельзя, она уже не боеспособна. Приказ, а главное последовавшие за ним действия, безусловно, приостановили волну зверств, но сказать, что она полностью сошла на нет – значило бы солгать.»
Господа!.. Я охотно верю, что героические дедушка и папа нашего коллеги Олега Павловского не участвовали в вышеописанных зверствах…
Но пусть мне кто-нибудь объяснит: что именно опроверг из приведённых в материале Сергея Замятина фактов Олег Павловский в своём материале?
И, кстати, пусть уважаемый коллега Олег Павловский ответит ещё на один вопрос: почему он постоянно нарушает правила Прозы ру похабным тоном своих критических замечаний против не нравящихся ему чем-либо Авторов?