"Я люблю свиней. Собаки смотрят на нас снизу вверх. Кошки смотрят на нас сверху вниз. Свиньи смотрят на нас как на равных."
Уинстон Черчиль
ДЕТСТВО
"Если свинье всё время твердить, что она - человек, то свинья, действительно, в конце концов заговорит."
(Из классиков)
Везучие люди похожи друг на друга, каждый невезучий невезуч по-своему – этой известной мудрости научила меня жизнь. Издавна меня пытаются убедить, что мне сказочно повезло родиться в богатой семье c дворянскими корнями. Раскидистая крона генеалогического древа, сплетённая из драгоценных металлов, целиком покрывает гобеленовую стену холла. Между двумя чучелами моих предков, героев Полтавской битвы в полном трофейном вооружении, снятом со шведских псов-рыцарей. Но тогда это везение можно смело считать единственным за первые 10 лет жизни. И всё-таки я категорически не согласен с подобным утверждением.
До сих пор матушка со свойственным ей экзальтированным энтузиазмом частенько заливает о моей фантастической везучести, вспоминая, как я, трёхлетний, разбудил семью во время пожара в нашем деревенском тереме, построенном без единого гвоздя тремя бригадами левшей-гастарбайтеров. Тем самым не только сохранив жизнь родителей и сестер, но и собственность. Однако родительница никогда при этом не уточняет, что я сам и явился виновником и причиной того самого пожара, то есть 4-кратное везение моих родных, помноженное на везение домашней обслуги и живности перевесило моё обычное личное невезение.
Но поскольку в подтвержение моего везения больше ничего никто вспомнить не мог, как ни старался, постепенно ко мне приклеилось прозвище, как-то вырвавшееся в сердцах у моего гувернёра мсьё Трувера и, кстати, довольно элегантно звучащее по-французски: cochon grenu. Правда, смысл прозвища не столь элегантен, сколь его звучание – ну, свин, к которому вся грязь цепляется, а если буквально – шершавый поросёнок.
Случай, из-за которого благочинный француз подарил мне имя – один из многих в бесконечной цепи моих невезений, обычно влекущих за собой всевозможные несчастья. Всё началось с того, что в день приезда мсьё Трувера из Парижа, я, торопясь спуститься с лестницы второго этажа, не заметил нового обитателя нашего ковчега и врезался в него на всех парах. Хрупкий мсьё не удержался, покатился кубарем и сломал себе очки, челюсть и левую ногу.
Как справедливо заметила гувернантка сестрицы Анны мисс Клайд, французу ещё повезло. Сама мисс при первой нашей встрече получила тяжкие ожоги груди и живота. Это когда я неловко потянулся за печеньем и задел служанку, что в тот момент подливала вскипевшее молоко в кувшинчик с чайным листом – любимый похудательный рецепт матушки из передачи Малахов плюс. А вскоре во время игры в прятки я неудачно схоронился в зеркальном шкафу её комнаты. Мисс Клайд зачем-то прилипла носом к стеклянной дверце, должно быть, прислушиваясь к моей возне... Но я-то не ведал сего обстоятельства, а потому когда настежь распахнул обе створки – бедная мисс разбила в кровь своё ангельское лицо и пережила микроинсульт.
Собственным же ссадинам, шишкам, вывихам, переломам, падениям, сотрясениям и прочим последствиям я уже давно перестал вести счет.
Так что мсьё Труверу, на самом деле, повезло. Поначалу.
ОТРОЧЕСТВО
"Все свиньи как свиньи – и только я..."
(Из частной переписки)
С годами моя "шершавость" становилась всё более и более раздражающей и угрожающей для окружающих. Меня избегали ровесницы и девушки постарше, а также и совсем уж дамы. Да что женщины – от меня старались держаться подальше и мужчины. Что на фоне вынужденной изоляции от прекрасного пола, признаюсь, нет-нет да и вызывало сожаление, а порой и сильную досаду.
Моей первой любовью стала медсестра. Она была весьма немолода – лет двадцати семи, но ошеломляюще красива той монументальной женственной прелестью, что сводила, сводит и будет сводить с ума ценителей крупных форм всех времен и народов. Её звали Диана Владимировна. Она была замужем за нашим домашним врачом, доктором Захаром Михайловичем Бребурским. Очень резвым дедушкой с серебряной фляжкой. Во фляжке не переводился спирт, которым наш добрейший Айболит в целях дезинфекции усердно полоскал себе горло и даже внутренности после каждого мытья рук.
Только Диана Владимировна при виде меня инстинктивно не шарахалась куда подальше. Она мазала меня зелёнкой, прикладывала лёд, бинтовала, обклеивала пластырями... И хотя бы изредка ласково касалась своими длинными крепкими пальцами с вампирским маникюром напряженного в ожидании очередной неприятности тела.
«Моя ненасытная Диана!» – всхрюкивал я по ночам, представляя богиню обнаженной и неистово обладая ею в своём воображении. Кого б ещё я мог так безнаказанно любить в полусне, согретый дневной нежностью и участием?!.
Диана Владимировна обожала детей и собак. И в каждом видела ребенка или собаку, никого не обходя стороной. Диана исхитрялась всем окружающим подарить улыбку, медовый взгляд разноцветных глаз, легкие поглаживания и похлопывания жарких пухлых ладоней... Её верными рабами были все: садовники, охранники, шоферы, мсьё Трувер, мой отец и его подчиненные, партнеры и гости нашего дома, а также мальтийские болонки матери.
Доктор Бребурский по вполне понятным причинам не выезжал на все наши царапины, шишки или ушибы – мелкие травмы доставались Диане Владимировне. Я бешено ревновал её ко всем пострадавшим – и однажды невольно спровоцировал страшный скандал, после которого я свою простодушную соблазнительницу никогда уже больше не увидел.
Матушка, вечно голодающая и кислая, рядом с Дианой казалась пародией на женщину. Ничего удивительного, что мой отец взял с меня пример, возжелав Диану Владимировну, которая славилась отменным аппетитом и хохотала без умолку. Ну, вообще-то не только с меня – Диану хотели все... А поскольку батюшка привык получать желаемое без промедленья, то и влип. Вернее, все влипли.
В то злополучное утро пока моя мать собиралась на заседание какого-то благотворительного фонда, а отец – на встречу с зарубежными инвесторами, они по обыкновению вяло уничтожали друг друга за завтраком. Аттракцион этот мне и сестрам успел уже изрядно приесться, а потому мы, быстренько расхватав со стола пирожки с малиной и черникой, тремя нагруженными пчёлами метнулись к дверям. И только в коридоре я заметил, что вместо сладких пирожков, набил себе карманы и руки ненавистными диетическими ватрушками из пророщенных зерен. Тогда я попросил сестриц поменяться или поделиться, и только потом уж – в ответ на их отказ – полез отнимать.
Елизавета, которой шёл 17-ый год, возвышалась даже над отцом – она перебросила через меня Анне все пирожки и велела ей бежать в свою комнату, а сама в это время стала со мной бороться, не давая погнаться за Анной. Я вырывался и бился, как лев, в результате чего был покусан и сильно исцарапан. Конечно же, Елизавета не намеревалась меня ослепить, просто мне в очередной раз не повезло, когда сестрица, метя нарощенным ногтем в щеку, оставила чудовищную борозду, наискосок перечеркнувшую всю правую половину лица.
- Аай!!! – взвыла Елизавета. – Маам!!! Я проткнула Вовчику глаз.
Родители сначала ужаснулись, но быстро успокоились.
- Степаш, вызови ребёнку Диану, – милостиво переложила матушка хлопоты обо мне на отца. – У тебя же ещё полчаса! Всё, побежала... Геннадий! Геннадий, срочно подавай лимузин! Я спускаюсь минут через 20.
Диана промыла рану, велела мне лечь в постель на спину, закрыть глаза, помазала чем-то и наложила повязку.
– Придётся так до вечера проваляться, Володенька. Глаза открывать нельзя, двигать повязку тоже... Лежи-лежи, я немного посижу с тобой и, если хочешь, почитаю...
– А вы, Степан Владимирович, можете идти по своим делам...
Я видел почти всю пантомиму, потому что левый глаз предусмотрительно оставил приоткрытым. Отец с плотоядной усмешкой, цокая каблуками, как цирковая лошадь, домчался до двери, хлопнул ею, затем скинул обувь и на цыпочках вернулся. Диана тем временем устроилась возле меня с книжкой так, чтобы совмещать оба занятия, без ущерба для каждого.
Она читала мне с выражением «Евгения Онегина» и, как обещала, держала при этом за руку. Благодаря чему на моей коже потом долго оставались следы её ногтей. Но зато переживание у всех было полным.
И вот когда наши дыхания, а также ритм пожатий Дианы участились, когда её низкий голос завибрировал: "Его ласкал супруг лукавый...", в коридоре раздался матушкин раздраженный крик:
– Степаша, ты где?! Я знаю, что ты ещё не уехал, дай же ключ от сейфа! Мне пришлось вернуться, забыла надеть бриллиантовый гарнитур... Степаан!!!
Возможно, если бы Диана с отцом затаились, я бы промолчал. Но скорость тайного механизма, заводившего нашу группу, только возросла до совершенно невообразимой.
– Степан?!. – отчаянно воззвала родительница возле самой моей комнаты.
И я не сдержался. Ну, не смог допустить, чтобы злейшая подруга матери – жена Болотина – блистала, словно ходячая реклама Wellendorff, а птичью шейку моей родительницы покрывали только нитки морщин.
– Мы здесь!!!
В тот же миг матушка вдохновенно влилась в общий финал. Слезами, стонами, неистощимым страстным мордобоем и короткими цепкими словами...
ЮНОСТЬ
"Бесполезно спорить со свиньёй."
(Из древних риторов)
Так уж вышло, что из-за моего вмешательства в нашем доме поменялся медперсонал, да и отец стал жить всё больше по заграницам. Сестрицы вскоре повыскакивали замуж за полных идиотов, обе почти сразу и развелись не без моего вмешательства, а затем снова обзавелись семьями.
Мою машину, вернее, мои машины по мере их замены, опытные автомобилисты объезжали за десяток метров. Мне даже присвоили специальный номер, который действовал посильнее иных номенклатурных. Да, меня боялись. Потому что я навлекал несчастья.
Матушка по-прежнему худела и кисла, а я после того, как моя бесподобная сдобная Мариша бросила меня, отправился к психологу.
«Вас заклеймили как притягивающего неприятности к себе и окружающим, следовательно, вам необходимо поменять минус на плюс. То есть стать приносящим удачу, радость, добро... Вам нужен условный знак. Вы были шершавым поросёнком, теперь следует выбрать другой символ.»
Мне понравился совет – и я решил сделать себе татуировку. Идеи образов возникали самые разные: от козла, аиста, лягушки до лотоса, клевера и бамбука... В плане благоприятности значений все символы были куда как хороши, одна беда – я никак не мог представить на себе ничего из этого списка.
И вот после долгих раздумий и консультаций с ведущими специалистами самых престижных салонов я, наконец, выбрал себе рисунок, символизирующий процветание и плодородие. Эту картинку я не только мог без внутреннего протеста реально представить на любой части своего тела, более того, я с первой минуты принял её. Потому что с моего шершавого детства нет для меня ничего привычнее и роднее узкоглазой свинской морды.
С того дня всё и пошло шиворот-навыворот. Мариша, которая после двух лет бесплодных ухаживаний ушла к моему другу, в тот же вечер возвратилась с повинной и осталась у меня ночевать. Матушка за завтраком впервые за долгие годы ела вместе со мной и Мариной пирожки с малиной и черникой, поливая их взбитыми сливками.
Когда же мы с Маришей приехали домой с вечеринки, то чуть не споткнулись о мирно храпящих на разные лады между чучелами предков батюшку с телохранителями. Как выяснилось, отец сбежал от своей последней подружки с Крита, а мама отказывается пускать его с охраной-гуляками дальше холла.
– Матушка, пусть отец с нами живёт, прости его!
– Да уж давно простила... Пусть теперь проспится, – осторожно переступая через раскинувшиеся куда попало руки и ноги, прошипела мама. – Пошли ужинать, свининка на вертеле ждёт...
– Какой ужин в полпятого утра, Ольга Андреевна?! – встрепенулась Мариша, заплывая блаженной улыбкой в пряные ароматы ночи.
– А мы теперь всегда будем есть всё самое-самое вкусное. И всегда-всегда когда захотим!
Психолог был прав – минусы поменялись на плюсы. Хотя символ моей жизни остался прежним: свин. И это наводит на мысль, что чаще всего наши удачи-неудачи – не сами события, а то, как нам удаётся проявить в них себя... И как мы воспринимаем происшедшее с нами, и куда складываем воспоминания. В шкатулку бесценного опыта или в контейнер с надписью «Плюнуть и растереть».
Отныне я с гордостью ношу на своём плече счастливого поросёнка.