I
Карл перебрался в этот город сравнительно недавно, менее года назад. Как и в большинстве случаев такого рода миграций, во всем виноваты соображения карьеры, включающие в себя не только сугубо материальные стороны. До переезда Карл работал в филиале той же компании, только в другом городе. Предыдущий город также не был ему родным: местом, где он вырос. Хотя, откровенно говоря, место, где он родился и вырос, никогда не вызывало в нем теплых воспоминаний. Ему никогда не хотелось туда вернуться насовсем. Там до сих пор живут его родители и другие родственники, Карл изредка приезжает туда, но никакого щемящего предчувствия до и душевного подъема во время пребывания в родной стороне он ни разу не ощущал. Что было виной тому, сам Карл не мог себе ответить однозначно. Возможно, причина в том, что родина его детства – небольшой патриархальный городок, недвижимый, как гладь озера в безветренную погоду. Хотя все атрибуты обычного счастливого детства в его жизни были и там. Пожалуй, как у большинства людей. Мало того, подспудно Карл понимал, что проблема скорее в нем самом, нежели в месте, где он вырос, и, родись он в крупном городе, вряд ли что-либо изменилось бы в его отношении, и он стал бы испытывать привязанность и постоянную тоску по родным местам. Таков уж он есть, и его не переделать. Может, в этом и заключался секрет, почему Карл спокойнее и легче остальных своих знакомых переезжал с места на место, паковал немногочисленные чемоданы и без лишних раздумий пересекал страну навстречу мало-мальски выгодному предложению. А руководство компании, в которой он работал, зная такую его способность (или особенность, как хотите), перебрасывало его из города в город по своим филиалам, каждый раз подкидывая грошовую надбавку и символическое повышение. Конечно, такой стиль жизни не мог не отразиться на личной жизни Карла. Он был женат три раза, и только вторая жена Элизабет трижды перебиралась с ним с места на место. Остальные же и слышать не хотели о переезде в другой город, прочь от родственников и знакомых, от родных мест, да и от собственной устоявшейся жизни и привычной работы, в конце концов. Элизабет же терпела, что, в общем-то, не на много продлило время их брака. В итоге не выдержала и она. Решив в дальнейшем освободить себя от пут моральных обязательств и волокиты бракоразводных оформлений, Карл стал заводить в каждом новом городе себе «подругу». Именно так он называл своих женщин, упоминая их в разговоре с третьими лицами. Теперь он выстраивал такие отношения, какие устраивали, прежде всего, его самого, и разрывал их в случае очередного переезда или попытки что-либо изменить в них со стороны «подруги». Друзей новых заводить в предлагаемых обстоятельствах у Карла тоже не получалось, так что на каждом новом месте он ограничивался ровными приятельскими отношениями с некоторыми сотрудниками на новой работе. А, может, и довольствовался. Друзьями же он считал только своих университетских. Да и то, изредка встречаясь, они каждый раз все с большим трудом находили общие темы для продолжительных разговоров.
История переезда в этот город также не отличалась оригинальностью. На предыдущем месте работы, то есть в предыдущем филиале, его вызвал начальник и, изображая нескрываемое огорчение, сообщил, что руководство компании приняло решение усилить департамент снабжения одного из своих филиалов. Лучшей кандидатуры для этого не нашлось, поэтому Карлу предлагают прибавку и новую интересную должность, якобы специально для него введенную в «стагнирующем» департаменте далекого филиала. В общем, как бы ни было жалко начальнику с ним расставаться, но препятствовать со своей стороны он не будет, а уж решать, конечно, Карлу. Такой спектакль повторялся каждый раз, и каждый раз Карл слышал одни и те же слова, отличались только последовательность их произнесения и исполнители. И, пожалуй, именно эти слова и не очень убедительные гримасы сожаления в исполнении очередного начальника подстегивали Карла соглашаться на предложенное назначение, даже не рассматривая вариант остаться. Тут, конечно, может сложиться впечатление, что Карл – просто плохой работник, и начальник не без удовольствия прощается с ним, расценивая назначение и переезд своего сотрудника, как освобождение от обузы. Но нет, сотрудник Карл нормальный, ни хуже, ни лучше остальных. Серьезных нареканий на его работу никогда не случалось. Но в отличие от остальных, преимущественно прочно осевших, обзаведшихся семьями, детьми, домами, Карл мог в любую минуту собрать вещи и безболезненно отправиться куда угодно. Предложив же такого рода повышение в должности и зарплате прочно обосновавшемуся в городе сотруднику, начальник без сомнения получил бы отказ. Попытка настоять привела бы к скандалу в коллективе, проверке со стороны трудовой инспекции и неприятностям с представителями профсоюза. Даже перспективы таких неприятностей не радуют ни одного начальника. Распоряжение же из центрального офиса получено, а значит, выполнять придется любыми средствами. А тут в наличии имеется сотрудник: неженатый, бездетный, легкий на подъем. Как говорится, возможное решение малой кровью. Карл, в свою очередь, понимал, что его отказ будет воспринят как вызов, и в дальнейшем этот же «бесконечно сожалеющий» сейчас о его возможном отъезде начальник будет отравлять ему жизнь, мстя за обманутые ожидания и нервотрепку при подборе другого кандидата…
В общем, Карл в очередной раз стал участником уже привычного ритуала, который всегда становился началом очередного переезда. И в этот раз он согласился, чем явно вызвал, если и ни благодарность начальника, то, как минимум, облегченный вздох. Карлу было выделено две недели для решения многочисленных организационных вопросов, в течение которых он мог, забыв о трудовой дисциплине, заниматься улаживанием формальностей отъезда отсюда и подготовкой приезда туда. Карл обзванивал риэлтерские фирмы города, куда он собирался переезжать, пытаясь подобрать подходящие варианты на расстоянии, насколько это возможно, для того, чтобы посмотреть их уже по приезде. Так было проще и прежде всего дешевле, чем ехать, снимать гостиницу и суетиться непосредственно «на месте». Опыт уже был. Хозяева квартиры, в который он жил в этом городе, получив предоплату на месяц вперед, вовсе не возражали против досрочного освобождения квартиры. С будущим жильем дело обстояло не столь безоблачно. Карл купил карту города, в который ему предстояло переехать, и, ежедневно приходя на работу и обзванивая риэлтерские фирмы того города, рисовал кружки красным фломастером на месте предлагаемых вариантов. Черным кружком на карте заранее было отмечено местоположение филиала, где ему предстояло работать. Имея обширный и не самый приятный опыт общения с риэлтерами, он не доверял их обычной фразе, вроде, «это как раз недалеко от вашей будущей работы» или «оттуда на транспорте буквально пять минут езды», полагаясь только на достоверное знание, то есть проверенное лично. Обещая подумать над очередным предложением и кладя трубку, Карл сразу начинал строить на карте маршрут от красного кружка только что озвученного варианта к точке, не подлежащей вариации и обсуждению, а именно, к месту будущей работы. Благо купленная им карта содержала указания маршрутов транспорта и остановок, Карл мог представить себе не только расстояние, но и ориентировочное время в пути до работы. Машины у Карла не было. Точнее, когда-то, разумеется, была. Причем первая машины была предметом особой гордости, чего нельзя сказать про все последующие. Потом, когда начались переезды, он перебирался с места на место на своем автомобиле. Удобно. Но однажды, продав очередной автомобиль, Карл вдруг ощутил, что без машины не хуже. Хлопот меньше. Были, конечно, свои минусы, но в целом плюсов оказалось больше, или они были просто более жирные. Тем более, что у «подруг» машины почти всегда были... Одним словом, Карл старался выбирать квартиры поближе к работе. Самой оптимальной, конечно, являлась возможность в пределах двадцати минут добраться пешком, но такие варианты попадались редко, так что в основном добираться приходилось на транспорте. Но тратить много времени на транспорт Карл не любил. Поэтому он тщательно и, можно сказать, скрупулезно выбирал себе новое жилище, с каждым разом приобретая новый опыт, отчего процесс выбора занимал все больше и больше времени.
Так что сложно даже представить, как был обрадован Карл, когда ему предложили очередной вариант. Такой удачи у него не случалось за всю историю его переездов. Жирная черная точка на карте города стояла почти в самом центре, а значит в так называемом «старом городе». Карлу сразу же стало ясно, что найти приемлемый вариант будет чрезвычайно сложно, учитывая обычную стоимость жилья в центре любого населенного пункта, желание минимизировать арендную плату и потребность не тратить много времени на путь от дома до работы и обратно. В общем-то, Карл уже смирился с мыслью, что ездить придется, и искал себе квартиру, выбрав на карте направления, отмеченные максимальным разнообразием маршрутов транспорта. Каково же было его удивление, когда ему озвучили очередное предложение. А предложили ему квартиру буквально в нескольких минутах ходьбы от будущей работы, в тихом месте и за относительно небольшие деньги. Сразу же сверившись с картой и поняв, что месторасположение действительно великолепное, Карл почуял что-то неладное и осведомился, почему же такая низкая цена при таком шикарном расположении? На что получил ответ, что низкая стоимость обусловлена тем, что, во-первых, квартиру нужно срочно сдать (но на эти риэлтерские уловки Карл уже давно не покупался), а во-вторых, к дому невозможно подъехать на автомобиле, так как туда ведут только пешеходные пути, и ближайшая парковка находится не совсем рядом с домом. Но так как в требованиях при поиске квартиры Карл явно не указал необходимость наличия парковки, риэлеры решили предложить и этот вариант. Максимально сдержанно, чтобы не дать понять, насколько он рад и заинтересован именно в этом варианте, дабы фирма не подняла без объяснения причин цену, Карл попросил придержать данное предложение до его приезда, хотя сразу же оговорился, что будет рассматривать и другие варианты. Ему ничего не пообещали, поэтому с переездом пришлось поторопиться. Что, возможно, было и к лучшему.
Как всегда последний день на работе был ознаменован приятными, пусть и не всегда искренними словами. Даже те, с кем Карл был в прохладных отношениях или вообще не сталкивался по работе, жали ему руку, говорили теплые, хоть и «дежурные» фразы и желали всего наилучшего на новом месте. Карл, в свою очередь, говорил о том, как ему хорошо было работать в коллективе и как не хотелось уезжать… В общем, все, как обычно. Начальник, вызвав Карла в конце дня к себе в кабинет, также пожал ему руку, в очередной раз заверил в нежелании отпускать такого хорошего работника и отдал купленные компанией билеты на поезд (Иногда у Карла возникало ощущение, что билеты компания покупала еще до получения от него согласия на переезд).
Сборы, как всегда, заняли пару часов, включая сдачу ключей хозяевам. Звонок своей «подруге» Карл решил сделать с вокзала, не давая ей тем самым возможности приехать и устроить скандал. На его удивление «подруга» прореагировала более чем сдержано или, вернее сказать, равнодушно, пожелав ему удачно добраться. Ни о каких чувствах в их отношениях говорить, конечно, не приходилось, но такой тон и реакция даже несколько задели Карла, привычного к оскорблениям, мольбам, проклятиям, но не к обыденному пожеланию «счастливого пути». Хотя именно к такой реакции он стремился и именно таким тоном сам сообщал очередной бросаемой пассии о своем срочном отъезде.
По прибытии Карл позвонил в риэлтерскую фирму, через некоторое время на вокзал приехал агент на своей машине, и они отправились смотреть квартиру. Пока агент вез Карла на место и что-то без умолку рассказывал, Карл решал, как бы ему правильно поступить: взять сразу чемоданы с собой или пойти посмотреть и только в случае, если квартира понравиться, вернуться за чемоданами. Разницы большой не было, поэтому он решил взять чемоданы сразу, рассчитывая, что агент может вызваться помочь донести часть поклажи хотя бы в «рекламных» целях. Вряд ли, конечно, но чем, собственно, Карл рискует? Помощь агент не предложил.
Дом, в котором находилась предлагаемая квартира, был одним из гряды вплотную стоящих зданий, окружающих небольшую площадь. Площадь эта, бывшая некогда рынком, имела два довольно широких подхода, по которым, судя по всему, когда-то торговцы привозили на рынок товары. Но теперь, по каким-то причинам, обе дороги были исключительно пешеходными, что, к удовольствию нашего героя, так значительно снижало стоимость аренды. Чемодан на колесиках выбивал бешеную дробь, катясь по брусчатке, ремень сумки практически отрывал плечо, риэлтер щебетал без остановки, чем создавал некий нечленораздельный, почти птичий фон. Площадь была небольшого размера. Так что даже не верилось, что здесь когда-то был рынок, и продавцы раскладывали свой товар во всем ассортименте, и еще оставалось место для покупателей, которые, по идее, должны были ходить между рядами, выбирая и прицениваясь. Сейчас же площадь наводняли несколько групп туристов, казалось, заполняя все возможное пространство. Особое скопление туристов располагались как раз перед входной дверью дома, где находились предлагаемые апартаменты. Риэлтер начал говорить, что это место не выделено на карте, о нем не упоминается в туристических указателях по городу, но экскурсоводы очень любят водить сюда группы. Далее, по идее, должно было следовать продолжительное повествование, призванное объяснить столь большую любовь экскурсоводов к данному месту. Но Карл сразу же прервал риэлтера, заявив, что очень устал, желал бы осмотреть квартиру и, в случае, если она ему понравится, искупаться и лечь спать. А историю этого «дивного уголка» он готов изучить позже, благо, что времени на это будет предостаточно.
Карл стал пробираться сквозь толпу, туристы недовольно расступались, бормоча какие-то, судя по всему, не очень доброжелательные слова. Риэлтер двигался следом. У входной двери стояла женщина-экскурсовод и что-то монотонно рассказывала на непонятном языке, показывая нераскрытым зонтом куда-то вверх в сторону фасада. Карл инстинктивно посмотрел в сторону, куда указывал зонт. Над входной дверью красовалась голова кого-то мифического персонажа, явно отрицательного. Лицо очень напоминало человеческое, но с утрированными чертами подлости и коварства. Голова эта явно была ровесником дома, а дом был построен очень давно. Возраст, конечно, сказывался, и это было видно невооруженным взглядом: отколотые куски на носу и ушах, выщерблены от осадков и ветра на лбу и макушке, серо-коричневые подтеки под местом крепления к фасаду. Но, несмотря на это, такое живое лицо, воплощение ехидства, хитрости, подлости и коварства. Кого изображала эта скульптура, Карл не знал, но этот образ заставил его на миг остановиться и рассматривать черты лукаво смотрящего вниз представителя нечисти. Этого мгновения хватило, чтобы, сперва опешившая от появления Карла, экскурсовод поняла, что люди собираются пройти в дверь, и уступила дорогу.
Квартира была вполне неплоха, особенно за предлагаемую арендую плату. Карл и риэлтер быстро уладили все организационные вопросы. И именно с этого момента началась очередная новая жизнь в очередном городе. На новой работе Карла встретили довольно прохладно, как, в общем-то, и всегда. К этому он давно привык, насколько к этому можно привыкнуть. Удовольствия, конечно, такое «радушие» не доставляло. Говорят, сколько ни повторяй слово «сахар», слаще не станет, но от частого наступания в дерьмо отношение все же меняется от брезгливого к безразличному. Вот, так и у Карла, подобный настороженный и подчеркнуто холодный прием уже не вызывал ту бурю негодования, обиды и злости, как в первые разы. Теперь он был не наигранно спокоен, понимая, что нужно всего лишь немного подождать. Буквально после месяца работы все нормализовалось, то есть отношения с сотрудниками стали пресными, но ровными. Начальник еще некоторое время побаивался Карла, видя в нем человека, явно не спроста присланного руководством компании из другого филиала. Но спустя некоторое время успокоился и начальник.
Быт в новом городе как-то потихоньку налаживался. Квартира довольно быстро стала, если и не родной, но привычной. Через некоторое время Карл встретил новую девушку Катрин, которая была симпатична и которая, казалось, спокойно и легко приняла правила взаимоотношений, навязываемые Карлом. Был облюбован приятный бар, куда иногда после работы заходили Карл с новыми сослуживцами, с кем сложились отношения близкие к приятельским. Карл и Картин ходили в кино и на концерты, пару раз ездили на машине Катрин за город. Несколько раз обедали у родителей Катрин. А на пасхальные каникулы они поехали отдохнуть на море.
Кстати, оказалось, что мефистофелевидная скульптурная голова на фасаде дома, в котором поселился Карл, находилась как раз под окном квартиры второго этажа, которую занимал наш герой. Так что, выглядывая из окна, Карл видел плешивую, изъеденную ветрами и временем каменную макушку. Сверху, конечно, смотреть было неинтересно, но часто, возвращаясь домой, Карл любил останавливаться и разглядывать хитрое лицо изваяния, получая необъяснимое удовольствие и думая, как же все-таки ему повезло с квартирой. Правда, спокойно полюбоваться получалось не всегда, так как площадь часто, особенно днем, была буквально забита туристами, шумящими на сотне непонятных и понятных языков и пыхающими вспышками своих фотоаппаратов. Особенно экскурсоводы любили останавливаться около «коварного изваяния», где можно было вести экскурсию, пока туристы фотографируют мифического злодея. От такого скопления под окном было шумно, да и лишние глаза вынуждали задергивать шторы. Но Карла это нисколько не раздражало. Он спокойно относился к многочисленным туристам и даже, в отличие от дня приезда в город, подходя к дому, ждал, пока экскурсоводы закончат свой рассказ, а люди из туристической группы нафотографируются вдоволь на фоне каменной головы, и только после того, как проход к двери освобождался, заходил в дом. У Карла иногда даже было чувство, что именно он разрешает всем этим людям, приехавшим со всех уголков земного шара, прикоснуться к прекрасному и запечатлеться на фоне Своего «беса». Фотографирующие же всё и вся люди его не раздражали совсем. Одно время давно они вызывали у него удивление, так как «снимали» в том числе абсолютно неинтересные и «обыкновенные» места. Например, в его родном городе, где фотографировать-то было, по мнению Карла, особо нечего: ведь там всё такое обычное и привычное. Но однажды, вернувшись из очередной поездки к морю еще с родителями и разглядывая привезенные оттуда фотографии, он понял, что все снимки делались одному единственному принципу: сфотографировать всё, и, главное, чтобы кто-нибудь из «своих» был в центре кадра, почти не задумываясь над тем, что являлось фоном.
Тот самый день не возник ниоткуда, его наступление было подготовлено предшествующей неделей. В выходные Карл и Катрин ходили в кино. Причем основной задачей было провести субботний вечер, так что фильм был выбран по наиболее приглянувшемуся названию из всех, которые шли в этот день в кинотеатрах. Фильм оказался неплохой мелодрамой, так что, возвращаясь домой, Карл и Катрин обсуждали сюжет и действия героев, спорили о по-разному понятых моментах и смаковали понравившиеся обоим. Вот тут Катрин и начала разговор о детях. Сначала о тех, что были в фильме, потом о детях ее соседки. О том, как ей нравится наблюдать за ними, какие они смешные и бесхитростные. Карл сразу понял, куда ведет этот разговор, и, наученный обширным опытом, перевел разговор в совсем другое русло. Через пару дней Катрин вернулась к разговору о детях, причем в этот раз уже целенаправленно. Она сказала, что очень хочет детей и «вообще пора». Карл ответил, что это бред, и с его образом жизни, переездами по городам об этом нечего и думать. Потом они еще полчаса кричали друг на друга, после чего Катрин успокоилась и, казалось, согласилась с Карлом. Во всяком случае, в тот вечер разговоров о детях она больше не заводила. И вот, накануне того злосчастного дня, придя домой с работы, Карл включил прослушивание сообщений, оставленных на автоответчик, ожидая, как обычно, что их будет ноль. Или, максимум, сообщение от родителей или из банка о сроке оплаты кредита. Но в тот день сообщение ему оставила Катрин.
Сообщение носило сугубо ультимативный характер. А сказано было примерно следующее: что Катрин специально решила оставить сообщение на автоответчик, так как не была уверена, что сможет сказать все Карлу при встрече, не растерявшись и не поддавшись на его очередные уговоры; что она долго думала после их последнего разговора и пришла к мысли, что детей заводить нужно в любом случае и, если Карл не хочет быть отцом ее детей, то она найдет себе другого мужчину; что он, Карл, может продолжать, как бабочка, беззаботно порхать от цветку к цветку, засовывая свой хоботок во все новые и новые бутоны, только ее, Катрин, это уже не касается, и она хочет ему напомнить лишь, что бабочки живут всего несколько дней; а также она сообщает Карлу, что звонить ей больше не нужно, приходить к ней тоже не нужно, что все кончено; ключи от его двери у соседа сверху; и напоследок Карлу пожелали всего хорошего.
Самое удивительное, что сказано все это было без крика, без слез и надрыва. Очень буднично и спокойно. Это было совсем непривычно. То есть такого плана разговоры заводились не первый раз в его практике, но все они несли резкую эмоциональную окраску. А чтобы флегматичным голосом, каким сообщают что «абонент находится вне зоны действия сети», была поставлена точка в отношениях… Причем еще и сообщением на автоответчике.
И стало так тошно… И совсем не из-за того, что Карл вдруг понял, какие высокие и сильные чувства он испытывает к Катрин. Нет, подобное бывает только в романах. Да и, если разобраться, никаких чувств к Катрин у него не было, ему просто были удобны такого рода отношения. Карлу вдруг стало жалко себя и невыносимо от своей какой-то неустроенной суетной жизни, без цели, без смысла. Такие мысли периодически посещали его, но он всегда довольно быстро отгонял их от себя какими-то внешними раздражителями: женщинами, людными местами, выпивкой. Вот и сейчас Карл попробовал позвонить Катрин, но на его звонок никто не ответил. Сделал он это скорее инстинктивно, так как подними трубку Катрин, едва ли настроение Карла улучшилось бы. Нужно было как-то отвлечься, но куда-то идти желания не было совсем. Карл решил, что хватит и телевизора с пивом. Но не шло ни то, ни другое, и тогда он решил лечь пораньше спать.
Спал он плохо и встал утром с головной болью, так что на работу он приехал разбитым и злым. Обычный утренний кофе на работе не принес бы, наверно, облегчения, так как три чашки, выпитые еще дома, ожидаемого тонизирующего эффекта не принесли. Да и успеть выпить кофе в тот день ему не грозило, так как на работе его уже ждали. Не успел Карл сесть за свой стол, как ему позвонила секретарь начальника и попросила немедленно явиться в кабинет шефа. Дескать, тот ждет с самого утра и просил вызвать, «как только придет».
Карл был настолько измотан нервами накануне и бессонной ночью, что пошел к начальнику, даже не задумываясь, зачем его позвали. Впрочем, если бы даже он судорожно размышлял над целью такого приглашения, вряд ли что-либо в конечном счете изменилось бы.
Увидев заранее приготовленную скорбную маску на лице начальника, Карл все понял. Шеф начал произносить специально выдуманную для данного случая речь, даже не осознавая, насколько она похожа на многие другие, которые Карл неоднократно слышал из уст начальников во всех других филиалах. Совпадали не только речевые конструкции, но даже и мимические приемы говорящего. Убедившись, что разговор сводится опять к переезду, Карл резко заявил, что никуда уезжать не собирается, что решил остаться в этом городе. Мало того, дескать, Карл собирается в скорости жениться, что идет в разрез с предложением о переезде. Начальник был явно обескуражен. Видимо, он был прекрасно осведомлен, что подобная процедура проводилась не раз, и что до сего дня все проходило «без сучка и задоринки». Начальник начал что-то растерянно лепетать, мол, как же так и кого же ему посылать… На что Карл довольно нелюбезно заявил, что это не его головная боль, и пусть его оставят в покое хотя бы на какое-то время. Чувствуя, что его сейчас начнут упрашивать, и дабы не испортить отношения окончательно, Карл извинился, встал и вышел из кабинета. Было понятно, что начальник не забудет ни этого разговора, ни этого поступка. Но Карла как заклинило. Какая-то ожесточенность одновременно с опустошенностью наполнило все его существо с головы до ног.
В тот вечер Катрин не позвонила. Не позвонила она и на следующий день. Вместо Карла в другой филиал отправить было решено одного из сотрудников, которые периодически составляли компанию нашему главному герою в походе по барам после работы. То есть, можно сказать, приятеля. Последний явно не желал никуда уезжать, но и такую работу терять тоже не хотел. Он пришел к Карлу и начал уговаривать все-таки поехать. Приятель, как только мог, объяснял, что совсем не против переезда, но именно в тот момент у него никак не получается поехать. Говорил, что знает, об отказе Карла, и прекрасно его понимает, но все равно просил выручить. Но Карл был непреклонен: согласился – езжай. Приятель сильно обиделся, и вся компания теперь игнорировала Карла при походах по барам. Сотруднику этому было дано три недели на организационные моменты, которые тот, казалось, решил провести в привычной компании в «насиженном» баре, плачась, как его кинула судьба и подставил Карл.
Утратив спокойствие, девушку и приятелей, Карл начал пить в одиночку. После работы он заходил в кафе и сидел там до самого закрытия, попивая какие-нибудь напитки. Как он приходил домой, Карл зачастую не помнил. Утром он просыпался в одежде, с головной болью и гадким запахом во рту.
Примерно через неделю Карл привычно пошел в бар после работы. Там он выпил как обычно, а может и больше обычного. Во всяком случае, именно тогда Карл решил поехать к Катрин. Приехав на такси домой к Катрин, он долго стучал кулаками и ногами в дверь, требуя, чтобы ему открыли. И все ему казалось, что за дверью кто-то есть. Но дверь так и не открыли. Устав стучать в безмолвную дверь, Карл сел в такси и поехал домой. По пути он купил несколько бутылок с крепкими напитками и продолжил пить уже дома.
Проснулся он в полдень. Будильник не смог докричаться до него утром, несмотря на резкий звук и настойчивые пять повторов через определенные интервалы. Обычно Карлу хватало первого звонка, очень редко он долеживал до второго. Но в то утро будильник умолк, отчаявшись разбудить хозяина.
Карл снова проснулся в одежде, еще и почему-то весь грязный. Худо было совсем. Как-то он дополз до ванной, думая, что когда умоется – станет легче. Легче не стало. В ванной царил хаос: шторка над ванной была сорвана, оторвана была и полка для умывальных принадлежностей (должно быть, Карл упал и, падая, хватался за все, что попадалось под руку); весь унитаз был в следах рвоты (когда его тошнило, Карл также не помнил); на полу валялись полотенца и умывальные принадлежности.
Но Карлу было так плохо, что такой кавардак он не более чем просто отметил. Нужно было как-то приводить себя в порядок. В комнате он нашел две бутылки из купленных вчера: нераспечатанную и наполовину пустую. Решив, что если выпить – станет легче, Карл начал пить, и что было потом, не помнил совершенно. Обо всем, что происходило позже, он узнал в полицейском участке, где и пришел в себя.
Оказалось, что, напившись, Карл распахнул окно и начал кричать многочисленным туристам, наводнившим место как раз под окном, чтобы те убирались. Он махал руками, кричал и плевался. Увидев, что люди не реагировали, Карл стал кидать в них бутылками, чашками и всем, что попадалось под руку. Люди вызвали полицию. Полицейские приехали и забрали дебошира.
Штраф был внушителен. Даже по меркам зарплаты Карла. Уладив все формальности, Карл отправился домой. Наслушавшись в красках и лицах от очевидцев о своих выходках, он брел домой, и теперь скверно было не только физически. Дома Карла ждал хаос. Как будто в квартире что-то взорвалось, усыпав осколками, обрывками, клочьями, пятнами все возможное пространство. На автоответчике было оставлено полтора десятка сообщений с работы, носившие сначала угрожающий, а потом обеспокоенный характер.
Карл сел на диван и закрыл лицо руками. Мир вокруг не рушился. Нет. Он уже рассыпался, и только последние песчинки пыли кружили в воздухе. Все, что еще недавно казалось прочным, стабильным и понятным, теперь представляет собой груду безликих обломков, разновеликих, но равнобесполезных.
На следующий день Карл вышел на работу, пошел к начальнику и согласился на переезд в другой город.
II
Петр давно хотел поехать за границу. Не поваляться на побережье, а посмотреть. Не был он там никогда, хотя уже давно, как стало можно, и некоторое время, как стало доступно. Но все как-то не получалось. Нельзя сказать, что дело было в нехватке денег – вроде и финансово было ничего... Но деньги всегда нужны были для каких-то других более насущных дел: сначала сами выкарабкивались, поднимая двух детей, потом помогали детям обустраиваться в своих новых молодых семьях, потом внуки… В общем, ни времени, ни денег. Вообще, Петр давно заметил закономерность: чем меньше времени – тем меньше денег. Хотя может и наоборот тоже правильно… Одним словом, время шло, а желание отправиться в заграничную турпоездку оставалось только желанием. Клочки летнего отпуска они с женой Ириной в основном проводили на даче. Да, собственно, получалось урвать так мало дней, что на какие-то более масштабные мероприятия они даже и не замахивались. Хотя нет, один раз за последние несколько лет Петр с женой выбрались на море. Но по возвращению сошлись на том, что на даче отдыхается лучше. Уютнее, что ли. Спокойнее. И воздух не хуже, все-таки леса кругом, и… Ну, в общем, не хуже. Так что на море ехать и желания больше не возникало. Другие же части отпуска, выпадающие на, мягко говоря, не очень жаркие месяцы, проводили, «отдыхая по хозяйству». Благо, что хлопот всегда хватает, даже если большинство работ делается чужими руками.
А вот поехать в Европу посмотреть… Это да. Кстати, то, что Петр ни разу не был за границей, в общем-то, тоже неправда. Или не совсем правда. Еще будучи школьником, он должен был поехать с группой учащихся в Венгрию. Дело в том, что у города, где родился и жил Петр, был венгерский город побратим. Сейчас не понятно, осталось ли такое понятие. Но тогда этому уделялось пристальное внимание: улицы, парки, кинотеатры назывались именами городов побратимов, в школах существовали клубы интернациональной дружбы, организовывались обмены туристическими группами. Не часто, конечно, и ездили далеко не все, но все же. В основном побратимами были города из стран социалистического лагеря, но, как ни странно, были побратимами и города так называемых «капстран». В общем, в одну из групп попал и Петр как победитель чемпионата города по шашкам среди младших школьников. В шашки Петр играл с детства, еще с дедушкой. Все во дворе играли в шахматы, домино или карты. А они с дедом выносили на улицу маленький журнальный столик, две табуретки и играли в шашки до темноты. Бабушка была всякий раз очень недовольна, что выносились «живые» вещи из квартиры на улицу, где грязно, и что их нужно каждый раз после этого мыть, что ни Петр, ни дед, разумеется, не делали. Одним словом, будучи во втором классе, Петр выиграл чемпионат города, который проводился среди учащихся школ. Конечно, о том, что ребенка восьми лет наградят поездкой за границу, никто и думать не мог. Ведь тогда даже Венгрия воспринималась, как предместья рая. Когда родителям Петра объявили, что их сын поедет в Венгрию, те сначала обрадовались, но потом, размышляя и дискутируя на кухне не один вечер, пришли к выводу, что ребенка отпускать одного «не пойми куда» страшно. Это ж не пионерский лагерь: там за детьми следят, а что тут будет – непонятно. Как ни уговаривал директор школы родителей Петра, что там тоже за детьми следят «и, поверьте, пристальнее, чем в пионерлагере», что такой шанс выпадает, мягко говоря, не часто. Но родители были непреклонны: отец повторял «мы уже решили», а мать молчала, опустив глаза. В итоге, Петр остался дома, хотя мысленно он уже ехал в какую-то далекую страну, воображая ее себе в деталях, как он себе мог ее представить. Получались в основном виды из сказочных мультфильмов и диафильмов. От всех этих мыслей мальчик стал рассеян и мечтателен, на что и обратила внимание родителей учительница. В итоге, одного разговора с отцом хватило для обретения прежнего образовательного тонуса. Но ощущение почти прикосновения к неведомой и столь желанной «загранице» у Петра осталось на всю жизнь.
Так что желание поехать, посмотреть Европу у Петра было, причем давно. Оно не было острым, как у некоторых, для которых путешествия – если и не смысл жизни, то что-то вроде того. Но желание попутешествовать по Европе, да и вообще по зарубежным или, как говорили древние, заморским странам, всегда где-то глубоко сидело и постоянно напоминало о себе при случайных просмотрах телевизионных передач о путешествиях и дальних странах.
И вот однажды, придя домой после работы, Петр отдал жене довольно крупную сумму. Это была премия по итогам прошлого года, и, судя по сумме, дела в прошлом году у фирмы, в которой работал Петр, шли более чем неплохо. Хотя зависимость между количеством, качеством, интенсивностью работ и деньгами отнюдь не прямая. Во всяком случае, на практике. Петр это в своей жизни почувствовал на собственной шкуре. Поэтому деньгами никогда не хвастал и к чужому достатку, каким бы он ни был, относился с уважением. Он предложил жене купить какую-нибудь крупную вещь, о которой бы она мечтала. На что Ирина ответила, что ничего такого ей в голову не приходит, и, дескать, почему бы ему не поехать в путешествие за границу, как он давно хотел. Петр был удивлен даже самой мыслью о путешествии, так как уже давно привык жить с не жгучим, но постоянным желанием съездить в Европу. А тут жена предлагает воплотить эту мечту. И действительно, если разобраться, все располагает к этому, и препятствий, по большому счету, нет. Только рутина организационных формальностей. И все! И от того, что мечта может исполниться лишь сбором справок, виз, покупкой путевок на душе стало как-то… одним словом, не очень приятно. Во всяком случае, с Петром было именно так. Он сказал жене, в свою очередь, что без нее никуда не поедет, так что справки, паспорта, визы, путевки собираться и приобретаться будут в двойном экземпляре. Супруга не сильно возражала.
И закрутилось. Справки, фотографии, очереди в паспортно-визовой службе, турфирмы, варианты. Жизнь приобрела еще большую наполненность, срывающуюся на суетность. Но в данном случае супруги чувствовали, что вся суета не напрасна, и они в итоге будут награждены за эту беготню и нервы. Они стали жить предчувствием. Как ни странно, самое трудное было выбрать маршрут. Хотелось поехать по всем возможным вариантам и посмотреть все! А выбрать действительно было из чего. А еще эти рекламные туристические проспекты с изумительными видами, красивейшими домами и улыбающимися людьми на глянцевой бумаге… Казалось, что решившись на один из туров, ты обязательно выберешь не то. Или, точнее сказать, выбирая конкретный – лишаешь себя всех остальных, красочных и манящих.
Сколько они спорили… В дискуссиях принимали участие и дети, и знакомые, побывавшие в такого рода поездках, и те, кто никогда нигде не бывал, но имеет свое четкое мнение на данный счет. Даже внуки были охвачены всеобщей туристической лихорадкой: они сидели на диване и с удовольствием разглядывали пестрые рекламные проспекты, а иногда и дорисовывали, по их мнению, недостающие детали.
Супруги понимали, что их волевое решение поехать в загранпоездку едва ли приведет к традиции или хотя бы к серии такого рода путешествий. Это был порыв. Давно желанный и планируемый, но, судя по всему, разовый. Поэтому коллегиально было решено отмести сразу все туры, предлагающие тщательный и многодневный осмотр какой-то одной страны или даже конкретного города. Хотелось же, как на шведском столе в Новый год, всю ночь отщипывать понемногу от каждого блюда, пытаясь попробовать все, насколько бы яства ни были разными, сочетающимися и гастрономически понятными. Пока рецепторы не перестанут различать какой бы то ни было вкус, и от предлагаемых блюд не останется только название. Или… как в детском саду на игрушечную пирамидку нанизывать разноцветные пластмассовые «баранки», пока они не кончатся, или пока хватит место на оси. Причем порядок и калибр нанизываемых «баранок» абсолютно не важен.
Одним словом, Петр с женой решили выбрать вариант «галопом по Европам». «Галоп» подразумевал многодневный тур поверхностного осмотра достопримечательностей уймы городов разных стран. Получалось в день по городу, а в некоторые – и по два, три. График чудовищный, но выбор был сделан методом исключения, и «прошедшие в финал» туры были очень схожи по сути, отличаясь лишь деталями маршрута.
Подробно описывать все хлопоты подготовительного периода, смысла особого нет. Тем более что ничем неординарным подготовка к отъезду отмечена не была. Пришлось пройти все те же «круги», что и всем, планирующим совершить путешествие за пределы нашей страны. Петр накупил множество книг о городах, которые им доведется посетить, чтобы подготовиться, так сказать. Это сделать ему посоветовали знакомые из «бывалых», «чтобы не просто тупо щелкать фотоаппаратом во все стороны, как японские туристы». Петр и сам хотел почитать хотя бы об основных пунктах выбранного маршрута, чтобы воспринимать грядущие впечатления не только с эстетической точки зрения, но и через призму истории тех мест. Но все это осталось лишь желанием: книги пролежали в полиэтиленовом пакете книжного магазина вплоть до самого отъезда. Просто времени не было совсем. Еще недавно казалось, что работа, дом, внуки отбирают все возможное время в сутках, оставляя лишь на сон и то, не всегда достаточно. А теперь к обычным проблемам добавилась еще и подготовка, сборы и просто пустая суета. А времени в сутках небесная канцелярия добавить не удосужилась. Таким образом, резко увеличилась плотность событий, и такие желательные вещи как прочтение книг или смотрение телевизора были исключены из распорядка дня первыми.
В общем, к финишной ленточке сборов (она же стартовая для путешествия) супруги принесли чуть поостывшее предвкушение и невыносимую усталость.
И волнение. У обоих. Супруги пытались не показывать его дабы не накручивать друг друга еще больше, считая, что удачно маскируют волнение суетой и усталостью. Но, нервное напряжение конечно же чувствовалось. И так до самого последнего момента. «Отпустило» только в салоне самолета, когда все формальности с багажом и регистрацией были улажены, простились со всеми, кто приехал провожать в аэропорт, и когда в иллюминатор стала видна лишь бесчувственная серая гладь взлетной полосы и где-то вдалеке на здании аэровокзала буквы с названием родного города. С этой стороны аэровокзал видеть приходилось нечасто, никого из родственников на взлетном поле, конечно же, не было, поэтому уже складывалось ощущение нахождения в каком-то чужом месте. И нервы отпустили, передав все бразды правления организмом усталости.
Лететь нужно было с пересадкой в Москве. Недешево, конечно, но деваться особо некуда. Была еще пара вариантов комбинации проезда поездом и самолетам, но по времени получалось гораздо дольше, а по деньгам – почти также. Да и по комфорту несравнимо. Тем более, что большинство людей из их группы летели именно самолетом, в Москве был заказан трансфер… В общем, дополнительно суетиться не хотелось совсем.
Самый романтический момент знакомства с Европой Петр и Ирина проспали. То есть они не видели ни панорамы, открывающейся с высоты полета, ни момент приземления уже Там. Оба супруга буквально отключились, как только самолет стал набирать высоту, улетая прочь от их родного города. Они проспали всё время полета. Сон их нарушила лишь посадка в Москве. Нарушила, но, судя по всему, не прервала: в сомнамбулическом состоянии они пересекли столицу, были посажены в другой самолет и отправлены дальше. Да-да, именно так: «посажены» и «отправлены». Дело в том, что после, вернувшись домой и рассказывая родственникам и знакомым о своем путешествии во всех деталях, единственным эпизодом, который выпал из памяти обоих и о котором ничего конкретного ни он, ни она вспомнить не смогли, были их перелеты на пути туда и трансфер в Москве. Сев в самолет, следующий из Москвы, они снова «отключились» и проспали всё время полета, проснувшись снова лишь при приземлении.
Но уже по пути из аэропорта в гостиницу они ощутили, то о чем мечтали, отправляясь в эту поездку. А, точнее, даже не мечтали. Атмосферу, шарм, аромат, вкус, очарование… Перечислять можно долго и абсолютно бессмысленно. То, что их захлестнуло и не отпускало аж до возвращения домой, не поддается описанию. Можно потратить тысячу слов и литры чернил, но так и не выразить и сотой части той эмоции, которая заставляет буквально захлебываться переизбытком чувств и ощущений. Причем, в жизни, как ни странно, это касается, как положительных, так и отрицательных эмоций.
Так началось помешательство длиною почти в три недели. Одно на двоих. Точнее, как потом оказалось, на несколько большее количество людей. В первый же день они познакомились с парой врачей родом откуда-то с Урала и интеллигентной женщиной с дочкой-подростком. Для врачей это была не первая поездка, но все они находились в примерно одинаковом состоянии эйфории и поэтому, как только это выяснилось, решили захлебываться восторгом совместно, наматывая по незнакомым улицам далеких городов невообразимый по пешеходным меркам километраж. Три недели непрерывного калейдоскопа впечатлений, одно ярче другого. Большие города сменялись какими-то исторически или эстетически важными, по мнению экскурсовода, деревеньками, которые, в свою очередь, снова уступали место городам. Феерию прерывали только переезды и сон. И то, насколько хватало сил, компаньоны пытались всю дорогу жадно вглядываться в унылый однообразный пейзаж трассы, как будто боялись потерять некую нить, связывающую уже полученные и грядущие ощущения воедино.
Да и сон был совсем не тем, что каждый из них привык понимать дома под этим словом. Это был не сон, а скорее забытье. Или обморок. Отличие составлял лишь тот факт, что потеря сознания случалась всегда после душа, на кровати в номере отеля. А так, все остальные признаки идентичны. Даже «гудящие» ноги от почти суточного блуждания по паутине улиц какого-то очередного города не мешали мгновенному отключению сознания. А ведь дома даже относительно небольшая нагрузка, да еще, не дай бог, перед сном, могла стать причиной бессонницы. Но это там. А здесь… Здесь все силы были мобилизованы, как у спортсменов на последнем круге. И сон, соответственно, был как у солдата: от горна до горна. Роль трубящего подъем выполнял, конечно же, будильник. Без него после таких ежедневных нагрузок можно было спать сутками, дай только волю. Но такую роскошь позволить себе было нельзя. Вставали все рано, встречались в фойе гостиницы и шли еще немного погулять по безлюдному городу, снова и снова жадно запечатлевая все вокруг с помощью фотоаппарата и собственной памяти.
Три недели в режиме марафонца. Участники ОТГ («Организованной туристической группировки», как назвал ее Петр), насколько могли, отказывались от различного рода дополнительных экскурсий, носящих, в основном, рекламный характер: ювелирные мастерские, винодельни, шоколадные фабрики и т.д. Они старались тратить максимально времени на, пусть и не очень методически продуманный, самостоятельный осмотр местных достопримечательностей, да и просто улиц, площадей, домов, людей. В отличие от туристов советских времен, их совсем не интересовали магазины. Несмотря на подавляющее число лиц женского пола в вышеупомянутой компании, никто ни разу даже не заикнулся о посещении какого-нибудь из множества магазинов, пестревших завлекающими значками процента. Никто заранее не договаривался, но не возникало даже любопытства. Возможно, любопытства как самой расходуемой субстанции у путешественников на магазины просто не хватало. Хотя, может быть, просто нечему было удивляться – чего-чего, а ассортимент, который когда-то поражал туристов из Союза, теперь и на родине был вполне. Качество и цены – дело другое.
Каждый день они метались по очередному городу с картой в руках и с пылающими глазами, пытаясь посмотреть все, что признано создателями карты достопримечательностью. И все остальное тоже. Переезжали, бегали по улицам, музеям, выставкам, смотровым площадкам, приходили ночью в отель, падали почти замертво, рано утром просыпались, чтобы успеть совершить прощальный круиз по городу и снова переезд. И усталость вроде не чувствовалась. Точнее участники ОТГ отмечали ее наличие, но не более того. Наверно, она накапливалась в организме в каком-то специальном потаенном неизвестном физиологами мешочке, который прорвался только по окончанию путешествия, разливая усталость во все уголки тела. Оба врача из их компании ничего о таком органе не слышали, но и у них другого, более толкового объяснения не находилось.
Усталость настигла супругов в самолете по пути из Москвы в родной город. Даже в день отлета они еще осматривали, фотографировали и впитывали. Все время полета в Москву они смотрели в иллюминатор, как завороженные. И даже в Москве они бойко перебрались из аэропорта в аэропорт, слезно прощались со ставшими почти родственниками участниками ОТГ, записывали координаты друг друга, чтобы как минимум обменяться получившимися фотографиями. И уже в самолете домой они поняли, что устали смертельно. Казалось, что сил не хватит даже на то, чтобы сойти с трапа.
Удачно, что на работах обоим супругам пошли на встречу и отпуск дали «по полной», несмотря на давно составленные графики и недовольство ущемленных таким внезапным решением руководства сотрудников. Таким образом, отдыхать оставалось еще неделю, и это было спасением. Поездка вымотала настолько, что без преувеличения всю неделю супруги пластом валялись перед телевизором, порой не в силах даже пойти на кухню приготовить какой-нибудь незамысловатый «перекус». Визиты и рассказы они оставили на потом, через неделю. И даже попросили детей неделю не привозить внуков, что, конечно, говорит о крайнем состоянии изнеможения. Единственное, что полезного и конструктивного они совместно сделали за эту неделю – это напечатали и подписали сзади каждую фотографию, указав запечатленное на ней место, а иногда и снабдив еще какими-нибудь дополнительными комментариями, постоянно сверяясь с грудой привезенных карт исколешенных населенных пунктов. Одновременно были переименованы файлы фотографий и разложены по соответствующим папкам в компьютере. Оставлять же снимки только в электронном виде не хотелось – бумажные фотографии как-то привычнее, осязаемей и долговечнее, что ли. На этом список совершенных дел за неделю, собственно, исчерпывался.
Выходя на работу, они уже чувствовали себя получше. Хотя всю неделю у них было ощущение собственных тел как груды совершенно отдельных непрерывно болящих органов. Мысленно они представляли свои организмы, как плакаты по разделке туши в мясной лавке, но в данном случае отмечались области сильной, чрезвычайной и невыносимой усталости. Работать не хотелось совсем. Благо, что львиную долю рабочего времени первые несколько дней приходилось отвечать на бесчисленные вопросы сотрудников, что, конечно же, отвлекало, а точнее давало повод попросту не работать. В первые дни супруги решили не брать диски с фотографиями на работу, поэтому поначалу на вопросы отвечали скупо, без устали повторяя, что расскажут в всё деталях, когда принесут снимки на работу.
На самом же деле супруги суеверно решили ничего не рассказывать на работе до тех пор, пока ни соберут родственников и друзей и ни расскажут им первым все во всевозможных подробностях. Объяснить такое решение они не могли даже друг другу, но были абсолютно уверены, что поступить именно так будет единственно правильным.
Гостей позвали в конце недели на вечер в рабочий день, не в силах держать все в себе до выходных. Всем гостям было заранее сказано, что ничего сверхъестественного не планируется, что желательно плотно пообедать на работе, так как пира никто «закатывать» не собирается. Заранее готовить ничего не стали. Возвращаясь после работы, Петр в ближайшем магазине купил салаты, рыбные нарезки, колбасы и сыры для «междусобойчика». Гости, проникнувшись выданными рекомендациями, кто как смог наелись заранее и, чтобы помочь хозяевам, принесли с собой салаты, нарезку и консервы из того же ближайшего к дому магазина.
Когда гости уселись за стол, и все выпили по паре стопок за успешную поездку и возвращение, хозяева начали рассказывать. Во всех деталях, перебивая друг друга для того, чтобы дополнить рассказ какими-то сочными подробностями или наоборот заявить, что все было совсем не так. Они описывали все в таких деталях, что самим рассказчикам казалось, будто они снова очутились там. Излагали все по порядку, день за днем, город за городом, начиная с отлета из города и сна в самолете. В таком же хронологическом порядке по ходу повествования передавали по кругу соответствующие фотографии, также сдабривая их необходимыми комментариями. И именно в это время они оба поняли, как замечательно они провели отпуск! Успокоившись и взглянув, словно со стороны, как отдышавшийся, отдохнувший спортсмен, пересматривая в записи эпизоды какого-то очень принципиального выигранного матча, супруги получали удовольствие от каждого эпизода, каждого вида, и даже каждого курьеза, которые в огромном количестве всплывали в их памяти по ходу повествования. Они рассказывали, жестикулировали, демонстрировали фотографии, но все равно, слушая восхищенные фразы гостей или заинтересованные вопросы, понимали, что не смогли донести и сотой доли того впечатления и удовольствия, которое получали там, а главное почувствовали здесь, вороша еще не успевшую спрессоваться пеструю листву воспоминаний в своей памяти.
Гости разошлись за полночь. Перед уходом всем вручили специально привезенные незамысловатые сувениры. Внуки уже спали на ходу, поэтому на подарки отреагировали довольно вяло, хотя им-то бабушка с дедушкой привезли самые интересные и многочисленные подарки. Довольны остались все: и гости, и хозяева. Даже те из гостей, кто сами уже ездили в похожие поездки, казалось, уходили под приятным впечатлением.
Ирина мыла на кухне посуду, а Петр, сидя в гостиной на диване, все пересматривал и пересматривал фотографии уже по «надцатому» разу. Некоторые были удачнее, некоторые менее удачные. В целом же все были хороши. Но из всех фотографий Петр выделял одну, которая ему нравилась больше всех. Было в ней что-то завораживающее. К сожалению, Петр не помнил, где он это сфотографировал, и что это было за место. Поэтому на обороте фотографии значилось лишь название города. На снимке была запечатлена скульптурная голова какого-то черта или беса, коварно улыбающегося в объектив. Каменная голова красовалась на фасаде какого-то на вид жилого дома. Выражение лица этого существа было настолько живым и выразительным, что каждый раз, пересматривая всю пачку фотографий, Петр подолгу засматривался именно на этот снимок, вглядываясь в изъеденные ветром ехидные черты лица этого каменного персонажа. Одно его раздражало на этой фотографии: в кадр попало окно, находившееся прямо над изваянием, из окна высовывался по пояс голый мужчина. Судя по выражению лица, мужчина был сильно пьян и, выпучив глаза, что-то кричал прямо в объектив, свесившись для этого через подоконник. Петр вспомнил, что когда их группа уже покидала то место, где был сделан этот снимок, из окна полетели бутылки, посуда и такие-то вещи.
- Вот сволочь пьяная! Такой снимок испортил, - с сожалением сказал Петр вслух, разглядывая полюбившуюся фотографию.