Б.Успенский
Б.Успенский
БЕРЕГА АХЕРОНА.
"What is hits is history,
And what is mist is mistery.
Что в цель попало, то история,
А где туман, там тайна."
Часть первая
КРОВАВЫЕ КАМНИ
" Затихли за морем российские звоны.
Кругом заграница, и нечего жрать.
Пропал наш Голицын - он грузит вагоны.
Ушел Оболенский в шантан танцевать."
(В эпиграфах, использованы стихи А. Шмалько из сб. "Ловля ветра")
Холодный, пронизывающий до костей ветер завывал подобно стае одичавших собак, скребся ледяными когтями по палаточному брезенту, стучал дождливыми плевками в узкие оконца матерчатых домиков. Ветер он хоть и бродяга, но как законный хозяин каменистых равнин галлиполийского полуострова, от всей души возмущался вторжением незваных гостей, нарушивших столь привычную размеренность жизни. Не дано людишкам создать нечто подобное причудливым нагромождениям камней, отшлифованных за многие тысячелетия, так изысканно скрутить деревья, превратив их в немых свидетелей разгула сыновей Борея. Люди, пришедшие сюда, напоминали вырванные с корнем деревья, которые не хотели становиться просоленным плавником, но Судьба одним лихим росчерком пера подписала приговор и решительно крутанула свое знаменитое колесо. Не только галлиполийский ветер, но и местное население было враждебно врангелевцам, которые, несмотря на все запреты, грабили окрестные селения без зазрения совести и турецкие власти все чаще намекали, что пора бы, господа хорошие, и честь знать.
В насквозь промокшей палатке, на лежаке, укрывшись английской шинелью, отдыхал капитан Морозов, как всегда гладко выбритый и дымил турецкой папироской. Сизые клубящиеся круги поднимались к потолку и окутывали едкой дымкой почерневшие от воды матерчатые швы крыши. Всю ночь и утро лил дождь, и сырой воздух обволакивал тело, вытаскивая из него остатки тепла, сковывал железной хваткой мышцы, забираясь под старую шинель. Морозов ругнулся, не хуже питерского извозчика, и выбросил отсыревший бычок в угол. Уголек секунду подымил и погас, пустив едва заметную струйку дыма.
- Чего разоряешься, капитан?- послышался голос подполковника Дроздова,- Упал и отжался для сугреву тела!
- Чистишь винтовку? Вот и чисти!- раздраженно ответил Морозов, - Даст осечку... С кем тогда заклинать змия зеленого? Сам знаешь, что этот аспид зело своенравен!
- Заклинания это хорошо! Не могу сказать, что во фляге у меня сидит змий, скорее его дыхание, но... Надо бы разбавить сие дыхание по методу бородатого химика! - миролюбиво предложил подполковник, подражая священнику, - В юнкерском училище этому не учат, а зря! Солдат без спирту, что девка без... Мда! Разбавишь или так скушаем?
- Ладно!- вздохнул Морозов, нехотя вставая,- Не умрешь своей смертью!
Капитан поколдовал немного над флягой, достал из-под лежака котелок с травяным отваром, разбавил спирт и принялся отсчитывать сто взбалтываний, ни больше и не меньше.
- Я всегда говорил, что господа алхимики с придурью! - сквозь смех говорил Дроздов, - Вы бы еще, господа, на аптекарских весах взвешивали сахар!
- Девяносто пять!
- Быстрее, быстрее! Авось согреешься! Тебе бы дамочку вместо фляги...
- Разбавлено! - прервал друга Морозов, - Разливай! Как тогда на Перекопе!
- Чего здесь разливать? И с горла пойдет! - хмыкнул Дроздов и достал несколько сухарей, - Вы не в "Метрополе", господин Морозов!
Обжигающая жидкость огнем провалилась вниз, и стало теплее. От этого тепла даже вечная серость заиграла пусть и тусклыми, но красками. Капитан улыбнулся, достал очередную папиросу и прикурил. Она горела также гадко, как и предыдущая, но после глотка другого такая мелочь раздражала меньше. Со стороны плаца донеслись выстрелы и офицеры, от неожиданности, вздрогнули.
- Ну, успокой Господи души рабов твоих! - перекрестился Дроздов, - Станичное быдло! В Большевизию захотелось им! Надо было их повесить, чтобы другим неповадно было.
- Кому суждено быть расстрелянным - повешен не будет! – заметил Морозов и снова прикурил погасшую папиросину.
Палаточный полог откинулся и в расположение ввалился субъект, в грязной шинели, опухший от беспробудного пьянства с мордобоем. Это, скажем так, тело, пошатываясь, прошло мимо, едва не задев Дроздова прикладом трехлинейки. К тяжелому духу вонючих портянок и аромату потных мужских тел добавился неповторимый букет благовоний, присущих воину, поверженному гигантским удавом, а не маленьким червячком из фляги.
- Господа! - заявил змееборец, - Вы представляете-с! Эта гнусь решила бежать в Россию! Щелкнули их, прохвостов и всего делов! Тра-та-там! С барабанным боем-с! А они упали, дрыгнули пару раз ручонками и затихли! А еще...
- Курбыко, хватит!- огрызнулся Дроздов,- Тошно!
- Вот как? Господину Дроздову не нравится, что шлепнули предателей? Лежат на плацу, еще тепленькие...
Взгляд Дроздова стал колючим, и на удивление добрым. Два "вольнопера", поспешили отползти за спину Морозова, зная, что подполковник по доброте душевной мог и штыком пырануть.
- Мда-а! Надо было сильнее спирт разводить, - буркнул капитан и решил как-то унять назревавший скандал, - Господин штабс-капитан, Вы пьяны! Извинитесь и немедленно спать!
- И ты сюда, хамское бы..., - подавился Курбыко собственными словами и полетел на земляной пол.
Бутылка жалобно ойкнула, и второсортный виски сначала пропитал шинель, а затем растекся маленькой лужицей у края палатки. Дроздова остановили в тот момент, когда примкнутый к винтовке штык уже нацелился в сердце обидчика.
- Зря ты так, Саша! - покачал головой Морозов и облегченно вздохнул, увидев, что оружие не заряжено, - Не тронь, оно и того, вонять не будет!
Курбыко очнулся на удивление быстро, выплюнул окровавленный зуб, прорычал что-то невразумительное и прокашлялся.
- Стреляться будем! - заявил штабс-капитан, как можно громче и попытался встать.
- Сегодня вечером за плацем, после штабс-капитана Каширского, я Вас с удовольствием пристрелю. Секунданта пришлите к господину Морозову, а у Вас еще есть время для беседы со священником и облегчения нужника измученной души!
Курбыко взревел от ярости. Два поручика удержали его от драки и без особых церемоний повалили на пол. Штабс-капитан витиевато ругался, требовал водки, а потом заснул в очередном пьяном кошмаре. Дроздов и даже, подзаборная, пьянь Курбыко казались персонажами сказки, очень мрачной и до безобразия реалистичной. Окружающее внезапно остановилось, застыло и капитан Морозов с удивлением отметил, что сослуживцы стали плоскими неживыми картонками в неумелых детских руках или впавшего в детство старого маразматика. Пространство приобрело перспективу, и плоские картонки превратились в забавных марионеток, которые двигались по воле невидимого кукловода, разыгрывая кровавую пьесу в трех частях: "Перекоп", "Севастополь", "Галлиполи". Этот самый кукловод на мгновение перестал дергать за невидимые нити, как бы задумался перед началом второго акта " Галлиполи" и беззвучно засмеялся. Ты смотри, как развеселился, Шекспир призрачный, видно присматривает подходящих марионеток, принимающих чужие мысли за свои.
Смех усилился, и перед глазами все поплыло. Чем язвительнее было это веселье, тем сильнее танцевали марионетки, расплываясь в густом тумане. На мгновение в дымке мелькнул женский силуэт, живой и реальный, в отличии от кукольного театра Галлиполийского полуострова. Хотелось окунуться в туман, однако женщина исчезла, оставив едва слышный аромат незнакомых благовоний. Казарма опять стала реальностью и утонченность запаха, словно по волшебству, превратилась в портяночную вонь, смех перешел в грубоватые шутки Дроздова, которые "тройным петровским загибом" послали в далекие страны призрак женщины, смешливого кукловода и размышления о бренности бытия.
- Морозов! Твою дивизию! Пора на плац!
- Черт! - вздохнул капитан, - Зачем?
- Какого тебя с университета понесло в армию? Химики все такие или ты нечто особенное? Думаете, как бы блоху погонять под микроскопом или сделать из дерьма конфетку, а потом конфетку перегнать на спирт? - выдал Александр, - Скоро развод! Дневальный того и гляди осипнет!
Трудно найти более монотонную, лишенную каких-либо неожиданностей жизнь, чем жизнь, предусмотренную уставом. Занудство конечно, но без него солдатам лезли в голову дурные мысли, а отсюда и полное разложение нижних и верхних чинов. Нет лучше солдата, чем тот у которого в голове настолько темно, что даже Конфуцию нипочем не отыскать пресловутую черную кошку. Причем тут китайский философ? Философствовать в армии тоже не положено, ибо наука наук уставом совершенно не предусмотрена, однако от вольтерианства и прочей гадости не убереглись.
- Пошли стреляться! Развод окончился! - толкнул философствующего капитана Дроздов, - Вот сиди, командир и думай: то ли Родину с такими защищать, то ли с сумой идти по миру, распевая "Лазаря"!
- Видишь ли, Саша! Эта шваль Курбыко требует сатисфакции с десяти шагов, - зевнул Морозов.
- Да он кроме бутылки никуда попасть не может! – насмешливо заметил Дроздов, - А что господин Каширский?
Морозов покачал головой, удивляясь оптимизму друга, прикурил и с наслаждением затянулся дымом.
- Каширский решил не искушать судьбу. Он предложил подергать сию даму за хвост шагов с пятидесяти.
- Умный человек, Андрюша, умный даже в отхожем месте, куда нас занесла нелегкая,- вздохнул Дроздов,- Уладим наши разногласия без урона для чести, а то Фельдфебеля огорчать нельзя, обидится, запретит стреляться.
- А что в этом плохого? - удивился Морозов, - Так, от армии одни могилы останутся!
- Чего взять с приват-доцента? - улыбнулся подполковник, - В карты играть надоело. За девкой идти верст десять. Водка за душу не берет. На дуэли хотя бы нервишки пощекочешь и, если очень повезет, насладишься райским пением.
Дуэлянты уже были на стрельбище. Каширский прогуливался возле обрыва, нервно курил, а заметив соперника, выбросил окурок и направился к секунданту. Курбыко неторопливо беседовал с пузатой бутылкой виски, и был доволен оставшимися минутами жизни, по крайней мере, на первый взгляд.
- Мое почтение, господа! - угрюмо поздоровался штабс-капитан.
- Вам так же, господин Каширский! - ответил Дроздов и взглянул на Курбыко, который пытался выколоть глаз бородатому мужику в килте, изображенному на этикетке.
- Возможны ли взаимные извинения? - поинтересовался Морозов, уже зная ответ.
- Исключено, - буркнул Каширский, увидев отрицательный жест Дроздова.
Прав подполковник и еще как прав! Примирение без дуэли означало насмешки всех дроздовцев, косые взгляды друзей, откровенное издевательство Курбыко и ему подобных сволочей.
- В таком случае к барьеру, господа! - заявил Морозов и нервно закурил, разломав перед этим две папиросины.
Если костлявая упорно не приходила на свидание, то это не значило, что Фортуна до бесконечности будет охранять идиотов. Надоест переменчивой богине заниматься столь неблагодарным делом и глупец умрет от счастья во время столь долгожданного свидания. Два выстрела слились в один. Пули ушли куда-то вверх, не причинив вреда ни подполковнику, ни штабс-капитану и Морозов облегченно вздохнул.
- Андрей! Завтра господин Каширский приглашает скоротать вечерок и дегустировать настоящего зеленого змия, - объявил Дроздов, подходя к секундантам, - Я лично, не против этого!
- У тебя еще одна дуэль! С десяти шагов, между прочим! - огрызнулся Морозов.
- Стр-реляться гс-пда! - крикнул Курбыко, становясь на четвереньки, - Др-здов трус!
Опираясь на винтовку, штабс-капитан попытался принять вертикальное положение, но снова и снова падал на колени. Невероятная борьба с земным притяжением продолжалась минут десять. Дуэлянт пытался стоять прямо, хотя шторм в голове заставлял выписывать такие "па", которые даже не снились примадоннам императорских театров. Дроздов, с трудом сдерживая смех, наблюдал, как штабус, хищно раздувая ноздри, принял боевую стойку. Не дожидаясь сигнала секундантов, Курбыко выстрелил и, почти не промахнулся. Пуля сбила подполковничью фуражку, отбросив ее на несколько шагов в сторону. Дроздов хитро усмехнулся, извлек патрон из винтовки и презрительно сплюнул под ноги. Каждый испытывает наслаждение по-своему. Дроздов просто отказался от своего выстрела и, право, в этой ситуации девять грамм свинца выглядели куда предпочтительнее.
- Протрезвеет - сам застрелится!- криво усмехнулся подполковник, - Мне пора! Честь имею!
-Сволочь! - очнулся Курбыко, - Стр-реляй!
Штабс-капитан, собрав остатки сил, бросился к обидчику, получил ногой в живот, хрюкнул и отключился. А весть о пикантной дуэли на стрельбище понеслась не только в лагерь дроздовцев, а достигла ушей генерала Кутепова, изучавшего карту севастопольских укреплений. Выслушав адьютанта, "Фельдфебель" устало махнул рукой и задумался. Радоваться прикажете, господа любезные, когда герой "Ледового" похода утратил остатки здравого смысла и не разжалован в рядовые благодаря старым заслугам. Все тут ненормальные: Курбыко спивается, Дроздов ищет приключений на свою голову, Морозов хандрит, а господа штабисты тешат себя мыслями о реванше под стенами Первопрестольной.
* * *
"В долине Жизни режет свет глаза,
А пропасть Смерти поражает мраком,
Никто еще на свете не сказал,
Что будет там, куда уйдем мы прахом."
Разгневался Посейдон и сотни водяных молотов столетие за столетием, и не без успеха, крушили серо-желтые скалы таврийских берегов. Огромные монолиты содрогались, словно живые и падали на дно Карантинной бухты, поверженные божественной силой. Древние боги никуда не исчезли, а живут, превратившись в Луну и звезды, в море и ветер, в огонь и камень. И Дева по-прежнему царствует, но лишь над скелетом города и душами былых героев, печальных, словно осколки камней сиявших в лунном свете. Мир теней всегда жил особой жизнью, холодной, словно воды адских рек. Здесь остается лишь память, которая словно крепкое вино пьянит до тех пор, пока сам не станешь тенью, бродящей в призрачных садах призрачного города. Хлебни из кратера, наполненного, хмельной памятью и окунись с головой в хвастливые строки Сириска, сражайся в одном строю с Диофантом, устраивай боспоритам погребальный костер имени Гикии! Пьянящий дурман наполнил тело необычайной легкостью, толкнул в лунный водоворот и потащил во дворец из чистого серебра на берегу светового моря, сотканного из осколков радуг. Царица теней никогда не была тенью, но даже боги со временем дряхлеют, становятся для живых пустым звуком и растворяются в начальном Хаосе.
Холодные серебристые зайчики лениво танцевали по мраморной фигуре, возлегавшей на резном ложе под сенью дорийского портика, так словно боялись разбудить каменное совершенство призрачного Херсонеса. Розовый, с прожилками, мрамор излучал собственный свет, который растекался по всей фигуре тонкими струйками, делая каменную плоть почти живой. Малейшее прикосновение и упругое тело оживет, насытит окружающее терпким ароматом благовоний Стигийского болота. В портик неуверенно прокралась тень, и лунное сияние померкло, испугавшись непроглядной черноты кракена, выползшего из глубин радужного моря. Черное пятно, приблизившись к мраморной фигуре уже было не морским исчадием, а скорее получеловеческим гротеском из фантазий Иеронима Босха. Темное нечто превратилось в симпатичную молодую женщину в хитоне под цвет роскошных черных волос. Вздохнула и розовая фигура, уже не каменная, а вполне живая богиня, возвращенная к жизни магией, древней уже во времена юности Херсонеса.
-Мудрейшая!- обратилась женщина в черном хитоне к ожившей статуе, - Царица желала меня видеть?
-Гикия! Готова ли купель с асфоделом?- капризно произнесла богиня, рассматривая свое изображение в серебряной колонне.
-Все исполнено, Могущественная! - ответила рабыня и низко поклонилась.
Строгая дорийская колоннада расплылась подобно туману в низине и превратилась в термы из полупрозрачного камня, недоступного взглядам смертных. Дева медленно вошла в бассейн, тело сверкнуло золотом в темной воде, и растворилось в непроглядной черноте. Лучше быть бесплотной тенью, чем ощущать видимость тела, страдать от давней боли, истошных воплей боспоритов, сгоревших заживо в доме уважаемого архонта. Предав Херсонес, Гикия могла стать царицей, одеваться в пурпур и носить венец, но...
- Гикия!- рассмеялась царица, выходя из бассейна уже не солидной матроной, а призрачной охотницей и серебряной чародейкой, - Приведи ко мне Диофанта! Я желаю пировать!
- Как всегда в мраморном атрии, божественная?- спросила Гикия и посмотрела на Деву с чувством легкой зависти.
Царица была великолепна в любой из трех своих ипостасей; внушая по мере надобности почтение, любовь или страх. Если Дева была не в настроении, то принимала облик Гекаты, и тогда души разлетались по всему Састеру, от одного только воя стигийских собак. Магия превращала Гикию в злобную псину и тогда душа бывшего мужа убегала от колдовской своры куда-нибудь подальше, если ему удавалось, конечно.
- В атрии? Надоело! - томно проворковала царица, облачаясь с помощью бесплотных сущностей в пурпур, - Ротонда на берегу моря мне нравится больше!
Гикия поспешила на поля мертвых, чтобы вдохнуть дурманящий аромат бледных цветов и услышать шелестящий, словно жухлая листва, разговор ушедших в небытие херсонеситов. Стоило только подумать о прославленном стратеге, как одно из полупрозрачных облаков обрело человеческие очертания, а затем и саму плоть.
Царица пила нектар и думала о прошлом, когда смертные приносили пышные гекатомбы, в обмен на высочайшее покровительство. Однако Палладий уничтожен и давнему кумиру оставлено в удел жалко существование и холод безвременья.
Оставив Диофанта наедине с царицей, Гикия поспешила на берег моря и мелкой рыбешкой исчезла в разноцветных волнах. Царица всегда видела в Диофанте воплощение древних героев, уверенных в себе, несгибаемых воинов, вершащих подвиги во славу богов. Диофант прибыл в Херсонес, чтобы спасти его от скифов, осенью четвертого года, двести двадцать четвертой олимпиады и спас, не без помощи богини-царицы.
- Хайре, базилисса!- полусонно пробормотал таксиарх и, повинуясь жесту царицы, опустился на ложе возле изящного столика.
- Хайре и тебе, герой!- прошептала царица,- Выпей из кратера и разум прояснится после вод Леты!
Диофант медленно, нарочито медленно даже для призрачного мира, протянул руку к чаше и стал пить, наслаждаясь каждым глотком ароматного напитка. Двухтысячелетний сон отступил, и полководец вновь обрел себя: мысленно командовал гоплитами Митридата, разгадывал знамения в храме Девы и гнал Палака к стенам его столицы. Перед глазами опять рушились стены Керкинитиды, а скифы и ревксиналы просили пощады у эллинов. Рад бы тогда пощадить врагов, но черная ипостась богини требовала кровавых жертв и получала их сполна.
"Загробный мир! Ты как спасенья круг,
Все исчезает, тлеет все вокруг,
И на тебя лишь наши упованья.
Несчастный разум! Кто тебя творил?
В стране теней печальных и могил
Немеет наше гордое сознанье."
Диофант мысленно усмехнулся по поводу онемевшего сознания и вздрогнул, ощутив огонь в пустых глазницах.
- Всесилен, знающий смысл своей жизни, одновременно
Слаб, как младенец, на ложе из ивы лежащий, - насмешливо произнесла богиня, принимая облик пышнотелой матроны средних лет.
* * *
" Ударило в сердце чужое копье,
И жадно упало с небес вороньем.
Как странно, ведь я еще жив..."
Весна наступила как-то сразу и лихим кавалерийским наскоком
отбросила холод к северу, обласкала запоздалым теплом, высушила отсыревшие палатки, осветила ярким солнцем камни, превратив их в сверкающие драгоценности. Чужая весна издевалась над врангелевцами и они лишь крепче сжимали зубы, когда северный ветер прилетал из Таврики и бил в лицо соленым шлепками. Как же хотелось вернуться в Россию и одним ударом освободить Первопрестольную от краснопузого быдла, утопить мерзавцев в их собственной крови под звуки " Интернационала".
Дроздов развалился на постели и предавался блаженному ничегонеделанию, изучая стежки палаточной крыши так, словно искал в них некий таинственный смысл. Линии почему-то напомнили голову коня, глаз которого ярко сверкал, а затем погас и рисунок распался на множество бессвязных полос.
Морозов играл в карты с соседями по нарам и был в неплохом выигрыше, хотя и меньше чем обычно. Это вам, господа не Монте-Карло, где собиралась карточная элита, хотя накал в игре был преизрядным, но игроки не те. Игра - это не просто шлепанье разноцветными картонками, а своеобразная дуэль нервов и разума, тонкий расчет и психология. Капитан лениво взял карты после сдачи, и посмотрел на изображения двух королев, которые явно были из другой колоды. Плоские рисунки приобрели перспективу, стали объемными и подмигнули офицеру. Морозов тоскливо посмотрел на початую бутылку второсортного бренди, пожал плечами и опять уставился в карты. И померещится же всякое!
- Господин Морозов! Больше часа не думать!- шутливо сказал Каширский, сидевший на прикупе.
- И, правда! Чего это я?- хмыкнул Морозов и посмотрел в карты,- Пас!
Два подпоручика переглянулись и, брызгая слюной, принялись торговаться, словно маклеры на бирже. Игра пошла в открытую, и молодые офицеры, увидев капитанские карты, встали из-за стола и угрюмо откланялись.
- Не по чину пасуете, господин Морозов!- рассмеялся Каширский и выставил бутылку французкого коньяка,- Мон шер, Дроздов! Присоединяйтесь к нам!
- Что, Андрей, наказал юнцов?- зевнул подполковник,- Зачем ты так? Они теперь по линейке мотней чешут и ревут крокодилом, расставив хлеборезку на ширину приклада. Наливай!
Морозов покачал головой, и одним движением разлил спиртное на пятерых. Поручики хотели вспылить, но предпочли залить досаду благородным напитком с юга Франции.
- Всякое бывает!- ободряюще заметил Дроздов,- Вот сидите за столом и думаете! А что же вы такое думаете? Сидит со стаканом пойла старый кретин в подполковничьих погонах и трепется бог весть о чем! А на улице весна, коты балдеют от удовольствия и вам хочется туда же! Правильно говорю?
- Все шутите, господин подполковник!- улыбнулся один из проигравших.
- Значит правильно,- резюмировал Дроздов и залпом выпил напиток, - Всю жизнь мечтал поохотиться на страусов!
- А чем большевики не страусы?- поинтересовался Каширский.
- Падаль они, штабус! Падаль, которую надо жечь на кострах, чтобы не заразиться!- вздохнул Морозов,- Волки, как и мы, сбиваются в стаю и не пожирают разложившуюся скотину!
- Философ ты наш! Гейдельберг - не юнкерское училище!- резюмировал Дроздов и разлил по-новой.
На пороге появился, удивительно трезвый, Курбыко. Штабс-капитан наслаждался толстой сигарой и самодовольно окидывал взглядом расположение так, словно это была Государственная Дума, а он Пуришкевич, собственной персоной.
- Господа!- отчетливо проговорил Курбыко,- К нам-с приехал ревизор, именно ревизор-с с яхты "Лукулл".
- Ну и черт с ним!- буркнул Дроздов,- Пусть, на здоровье, копается в нашем дерьме!
Курбыко выдержал многозначительную паузу, но увы, не достаточно красноречиво.
- Господа! У нас завелся большевичок-с,- прервал паузу Курбыко,- Именно-с! Натурально красного цвета, как помидор-с!
- Да ну?!- воскликнул сосед Морозова по нарам,- Допились до чертиков!
- Отставить!- взбеленился Курбыко,- Мы кровь проливали за Россию-матушку, а красножопые пробрались сюда и мнят себя офицерами! Думаете, шучу-с?
- Заткнись!- послышался голос из угла палатки,- Дам в рыло!
- Паскудная большевицкая писанина попала сюда!- продолжал Курбыко,- Ну не сама же она сюда прибежала? И не сорока на хвосте принесла! Тогда откуда?
- Балаган!- возмутился дневальный,- Проваливай отсюда!
- Лучше бы ты его пристрелил!- вздохнул Морозов, - Качалов доморощенный!
- Господа! Дроздов и есть троцкистский ублюдок!- чеканя каждое слово, заявил Курбыко.
В ответ послышались сдавленные смешки, которые казалось, поддержала хлюпающая грязь. Курбыко побагровел и дрожащими пальцами никак не мог расстегнуть кобуру. Штабс-капитан бросился к нарам, зацепился и с грохотом свалился под ноги Морозова.
- Не ушиблись, батенька? Нельзя так быстро бросать пить! Шею свернете!- посоветовал Морозов тоном умудренного опытом профессора медицины,- Берите, батенька флягу и "кабанчиком" в ближайшую деревню за местным пойлом! По дороге оно и протрезвеете!
- Вы шут!- вскипел Курбыко,- Да-с, гороховый-с шут!
- Это все старая контузия под Ростовом!- констатировал Каширский,- Господа! Пригласите врача!
Курбыко, пошатываясь встал; откинул матрац Дроздова и торжествующе достал брошюру Ленина "О продовольственном налоге".
- Прекрасный напиток! Велик мастер, что его сотворил,- мечтательно произнес Дроздов,- Похмелись, сволочь!
Остатки коньяка коричневыми каплями вонзились в удивленную физиономию штабс-капитана, стекли струйками по подбородку и окрасили пятнами не первой свежести подворотничок. Два молодых прапорщика схватили табуреты, но остановились, увидев револьверы в руках Морозова и Каширского. Магия оружия - это самая древняя магия, которая заставляет любого думать о жизни и замирать при резком звуке.
- Господа! Еще одно движение и...!- процедил сквозь зубы Каширский, и посмотрел на Дроздова.
Подполковник мутным взглядом осмотрел бутылку и ударил ее о край табурета. Стекло жалобно ойкнуло и разлетелось, образовав на сколе хитроумный цветок. В палатке стало тихо и эта самая тишина, казалась чем-то липким, обволакивающим и до предела тяжелым, словно дорогой текинский ковер.
- Господа!- рявкнул Каширский,- Умом тронулись? Дроздов и большевичок? Да он это быдло голыми руками душил под Харьковом!
- Вот-вот! А сам тайно изучал жидовский бред!- запинаясь, сказал кто-то из толпы,- Сорвать погоны и к стенке!
- Ну-ну!- ухмыльнулся Дроздов,- Кто первый?
- Господа! Давайте спокойно...,- попытался вмешаться Морозов, но слова капитана утонули в недовольном шуме голосов.
Рычащий человеческий клубок вырвал из рук оружие и, опрокидывая топчаны, выкатился из палатки на линейку. Даже дневальный бросился в общую кучу и растворился в ней, словно сахар в кипятке. Появления генерала Туркула никто не заметил, и командир сводного полка угрюмо наблюдал за потасовкой, постукивая по бедру стеком.
- И это цвет русского воинства?- бормотал Антон Васильевич,- Голубчик! Приведите сиих господ в чувство, а то совсем непорядок!
Адьютант поднял винтовку, брошенную дневальным, передернул затвор и выстрелил вверх. Это подействовало отрезвляюще и куча-мала распалась на отдельных людей. Антон Васильевич остановился у тела Каширского и перекрестился, а затем хмуро посмотрел на Дроздова и Морозова.
- И как это понимать?- раздраженно поинтересовался Туркул,- Значит дуэлей уже мало? Решили по-мужицки, на кулаках!
- Да мы это...!- запинаясь, начал Курбыко.
- Отставить! Доложить по всей форме, а пока пять суток ареста!- оборвал бессвязное лепетание генерал-майор.
- Ваше превосходительство!- исправился говоривший,- Разрешите доложить! Штабс-капитан Курбыко!
Туркул согласно кивнул головой и раздраженно ударил стеком по сапогу.
- Мы тут обнаружили троцкистских шпионов! Ну и, сами понимаете, накипело! Не сдержались!
- Да ну?! Кто это, позвольте полюбопытствовать?
- Подполковник Дроздов и капитан Морозов!- с готовностью сообщил Курбыко,- И доказательства имеются!
Туркул брезгливо, двумя пальцами, взял измятую книжонку и удивленно посмотрел на Дроздова.
- Как мудро заметил покойный государь Александр, закусывать надо! Где была найдена сия писанина?
- Под матрацем господина Дроздова!- заискивающе глядя в глаза начальства, сообщил Курбыко,- По ночам, гад, почитывал!
- Отставить комментарии!- прервал штабс-капитана Антон Васильевич,- А что это у Вас за вид? Как стоите перед старшим по званию! Еще пять суток ареста!
- Есть десять суток ареста!- кисло отрапортовал Курбыко.
- Господин Каширский тоже был большевиком?- ехидно поинтересовался Туркул и обернулся к адьютанту,- Любезный пошлите к отцу Герасиму, вызовите похоронную команду и комендантский взвод. Полковник Кабаров!
- Я!- вышел из строя командир роты.
- Объявляю Вам взыскание! Отправить на гауптвахту господина Курбыко, а господ Дроздова и Морозова посадить под арест до выяснения всех обстоятельств дела! Личный состав на плац, для просветления мозгов!
Генерал поломал стек, бросил обломки возле грибка дневального и торопливо направился к палатке Кутепова.
* * *
"Пропали звуки. Только тишина.
Бессильный пульс ударов не считает.
Все - жизнь, надежды, лица, имена -
Теряется, бледнеет, исчезает."
Черный смерч, возникший безлунной ночью в самом сердце развалин Херсонеса, был черен настолько, что даже темнота не растворяла в себе это странное порождение древнего города. Он лихо прогулялся по еще теплым камням, расшатал кладку на развалинах усадьбы архонтессы Гикии, шаловливо потоптался в монастырском баптистерии и застыл на площадке перед храмом, раскопанным графом Уваровым лет сорок тому назад. Темный столб удивительно долго стоял неподвижно, словно фантастическая кобра перед незримым факиром, а затем огненной молнией растворился над морем. Тяжелые серо-свинцовые волны с рассветом заиграли дневными красками и пенным приветствием встречали черную змейку, летевшую среди облаков. Это нечто удивительным образом повторяло маршрут врангелевцев, бежавших из Севастополя: миновало Мраморное море, покружило над мачтами яхты "Лукулл" и, в конце концов, рассыпалась у стен приземистого здания Галлиполийской тюрьмы.
Казалось, что прошла вечность с момента смерти Каширского, потасовки в расположении и более чем нелепых обвинений в большевизме. Скорее бы уже разобрались со всей этой нелепицей, а там уж не миновать Курбыко дуэли на штыках, чтобы мучался подольше, мерзавец. Дроздов лишь улыбался в ответ на замечания друга, ободряюще похлопывал по плечу и матерился по поводу отсутствия если не папирос, то махорки.
- И где эта сволочь раскопала книжонку Ленина?- прошипел Морозов и с ненавистью посмотрел на вход землянки.
- Дальше что?- буркнул подполковник,- Прикажешь реветь крокодилом?
- Еще поревем, дружище! Такой концерт устроим у врат Рая, что старика "кондратий " хватит!- отмахнулся капитан,- Писанину нашли у тебя и это нелогично!
- Опять философствуешь?- хихикнул Дроздов,- Подлец, он и есть подлец!
У бревенчатой стены послышался легкий шелестящий звук, словно скреблось нечто полутелесное, шаркающее по камням и дышащее приторным ароматом гниющих трав.
- Слышишь?- встревожился Морозов,- Это запах смерти! Я это слышал в Севастополе, когда беседовал с профессором Лепером за день до его смерти! Значит, и нам осталось недолго!
- Прочти "Отче наш" и ложись спать!- зевнул Дроздов,- То часовой фигней страдает и курит в рукав, прохвост этакий!
- Бежать отсюда! К чертовой матери бежать!- вспылил капитан и плюхнулся на грубо сколоченные нары.
- По мне так пуля благороднее, я бы даже сказал, эстетичнее! Предлагаю выспаться напоследок!
Подполковник повернулся к стене и вскоре заснул сном праведника. Морозов пожал плечами, тяжело вздохнул, посмотрел на оконце и перекрестился, увидев нечто вовсе неожиданное. И что прикажете делать, если нечто стекло на пол черными струями, образовав клубящуюся паром лужицу. Вот тебе и прагматичный ум приват-доцента, посаженный в лужу мистической чертовщиной, колдунами, ведьмами и рассказами Гоголя. Теплая тропическая сырость окутала тело, мешала двигаться, делала жесты картинными, и до безобразия медленными. Морозов снял с кителя Георгиевский крест и до боли сжал его в ладони.
Смердящая лужа неожиданно вскипела и плеснула фонтаном в приземистый потолок. Через мгновение в землянке стоял мужчина в темном плаще, сверкающих доспехах и мечом на поясе.
- Сгинь! Сгинь, нечистая сила!- процедил капитан, обливаясь потом,- Свят! Свят! Свят, Саваоф! Аминь! Рассыпься!
Призрак исчез не по воле Господа, а благодаря торопливым шагам за дверью. В камеру вошел начальник караула с двумя конвоирами.
- Господа! Вас ждут!- сообщил дежурный офицер.
Дроздов сладко потянулся, зевнул от души и вскочил с нар. Конвоиры не спешили, нарочито медленно пересекли плац и, не доходя до стрельбища, повернули в сторону штаба. На линейке топтались юнкера с оружием, и на мгновение стало неуютно.
Начальник караула торопливо скрылся за пологом палатки, оставив арестованных на попечение нижних чинов. Ждали недолго, но даже за столь короткое время Дроздов умудрился довести командира юнкеров почти до белого каления солеными окопными шуточками, от которых шарахались даже питерские извозчики. Приятное общение с молодым офицером прервало появление адьютанта генерала Туркула, капитана Елецкого. Антон Васильевич сидел на лежаке и торопливо писал на небольшом колченогом столике. Его превосходительство скомкал бумагу, бросил ее под ноги, а затем посмотрел на вошедших офицеров.
- Антон Васильевич! Я могу идти?- обратился адьютант.
- Да, конечно!- миролюбиво согласился Туркул,- Прикажите нам чаю и чего-нибудь к чаю, хлеба что ли.
Дроздов озадаченно посмотрел на товарища, а затем на командующего, не ожидая столь необычного поворота событий.
- Присаживайтесь, господа!- указал Туркул на опрокинутые снарядные ящики,- Курите! За чаем и побеседуем.
Денщик принес бледный чай без сахара или сахарина и, получив от начальства кое-какие указания, исчез, словно по мановению волшебной палочки.
- Теперь нам никто не помешает,- начал генерал,- Прежде всего, господа, прошу извинения за инцидент с большевистской писулькой, но так надо для нашей армии!
- Ничего себе...!- начал Морозов, но запнулся, увидев генеральский жест.
- Я еще не окончил, господин капитан! Так вот: Курбыко свою задачу выполнил, царствие ему небесное! Не смог достать выпивки, и пол часа назад повесился на помочах! Ясно?
- Так точно!- в один голос ответили друзья и понимающе переглянулись.
- Продолжим!- Туркул сделал небольшую паузу, как бы собираясь с мыслями,- Как вы относитесь к поездке в Россию?
- Шутить изволите?- усмехнулся Дроздов,- Нас на первом суку вздернут!
- Все серьезнее, чем вы думаете! Готовится десант в Севастополь и разведка есть разведка! Полковник Колтышев даст адреса явок и фамилии верных людей, однако... М-да! Вы должны любой ценой добыть одну вещь!
Морозов пожал плечами и посмотрел на Дроздова, который нервно курил, обдумывая поставленную задачу.
- И что это за вещь?- подавляя зевоту, сказал Морозов,- Где она находится?
- Пока не знаю!- развел руками генерал,- В подробности меня не посвятили!
- Гениально!- возмутился Дроздов,- Иди туда - не знаю куда! Принеси то - не знаю что!
- Не юродствуйте!- отрезал Антон Васильевич,- Сегодня вам дадут указания!
Офицеры встали, попрощались и вышли из палатки, возле которой ожидал адьютант. Туркул улыбнулся, услышав разговоры друзей о вечерних посиделках, достал потертую папку и углубился в изучение ее содержимого. Плохо, совсем плохо! Явка возле караимского кладбища провалена, и ее хозяин бесследно исчез в недрах Чека. Теперь вся надежда на отца Викентия! Посмотрел на часы и недовольно покачал головой. Ничто так не раздражает, как необязательность. Посланец барона явно не спешил, тянул время, показывая свою значительность. Повеяло холодом, пронизывающим и колючим. Антон Васильевич торопливо захлопнул папку и удивленно посмотрел на человека, закутанного с головы до ног в черный плащ, напоминавший погребальный саван.
- С кем имею честь, сударь?- холодно поинтересовался Туркул,- Прошу, присаживайтесь!
Фигура поклонилась и ответила на языке, от которого повеяло чем-то давним, почти гимназическим. И по-каковски же ты лепечешь, друг сердечный? В ответ пришлось развести руками, показывая, что мертвые языки не оставили в памяти четкого следа. Попытался вспомнить чего-нибудь латинских фраз, но в голову лезла всякая чушь типа: "Ultima ratio regum!" Невидимые глаза посланника сверкнули гневом. И где же такое выкопали? Чашка с недопитым чаем скользнула в руку и был там, ох, не чай, а какое-то, прости Господи, мерзопакостное пойло.
- Это пить? Увольте батенька! Может, и договорчик сообразим кровавенький?
Иная воля без особого труда подавила сопротивление, заставила тело одеревенеть, взглянуть на себя изнутри и таки выпить колдовское пойло.
- Приветствую я таксиарха, что воинов многих,
К славе ведет, затмевая героев великих!- звучали слова черного человека,- Скреплен договор, и чаши с вином опустели, пора нам,
Слово свое выполнять и немедля, видеть лохаргов желаю.
Ведь каждый, спутников хочет узнать, отправляясь,
В полную страха дорогу, над Бездной свинцовой!
- Господин Гнедич не Ваш родственник?- усмехнулся генерал и достал початую бутылку разведенного спирта,- Не Ваше зелье, но помогает! Офицеров, весьма опытных в своем деле, я выделил, но... Мы люди военные и выполняем приказы, поставленные четко и без двусмысленностей! С кем все-таки имею честь?
Антон Васильевич сделал глоток, поморщился и вопросительно посмотрел на собеседника, зыбкую тень вместо лица, похожую на кляксу в тетради нерадивого ученика. Посланец узкой черной лентой исчез под потолком, оставив после себя аромат горелой конопли. Генеральские руки потянулись к колокольчику, и денщик появился, словно чертик из табакерки. Чертик чертиком, но от этого хотя бы знаешь чего ожидать.
- Чего пожелаете, Ваше превосходительство? Вас ни для кого нет?
- Именно! Принеси морфию, а то плохо мне!- глотая от нетерпения слова, произнес Туркул и стукнул кулаком по столу.
Денщик поспешно ретировался и вскоре вернулся со всем необходимым. Порция дурмана притупила душевную боль, и стало легче, легче ли? Туркул посмотрел на шприц и усмехнулся, вспомнив давнюю историю с полковником Петерсом. Эх, Евгений Борисович! В Крыму все мы напоминали комок нервов и боялись посмотреть друг другу в глаза. Бред! Мы просто не хотели разделять чужую боль, своей хватало. Палаточный сумрак постепенно превращался в густой разноцветный туман, и сознание погрузилось пушистое безвременье. Заботы свалились в пропасть, а человек стал богом, повелителем своих желаний и рабом мелочных страстишек. Генерал любил и умел побеждать до тех пор, пока очертания Графской пристани не растаяли за кормой транспорта "Херсон".
Призрачный туман собрался в яйцо размером с человеческую голову, и это самое яйцо плавно опустилось на генеральские колени. Туркул удивленно постучал указательным пальцем по твердой золотой скорлупе. В ответ послышался задорный смех, перешедший в рычание монстра, обитателя кошмарных сновидений.
Из глубины шара смотрел совершенно другой Туркул, упоенный убийствами комиссаров, вздергивавший чекистов на виселице Николаевской площади Харькова, прошедший снежные бураны Ледового похода. Зверь жаждал крови, пьянел от мести, упивался самим процессом убийства. И зверь побеждал воющих шакалов, триумфально шествовал по красной площади мимо виселиц с тушками Ленина и Троцкого. Принимал парад генерал Врангель, а рядом с верховным главнокомандующим стоял Михаил Гордеевич Дроздовский!
Бред сивой кобылы! Дроздовский мертв, мертв, мертв... "Мертв!"- выбивали призрачные шаги по камням Первопрестольной. Шар пульсировал, разрастаясь на глазах, а вкрадчивый голос шептал из глубин сознания: "Безумный Туркул! Туркул - чудовище! Туркул- демон!" Демон? Ангелы в белом, черном и красном Россию не спасли, свалились на самое дно Преисподней и стали демонами во плоти, а демон демону глаз не высосет. Яйцо вытянулось в бесформенную колбаску, танцующей гадюкой запрыгало по лежаку, превращаясь в жуткое подобие человека. Еще мгновение и перед Туркулом появился давешний посетитель.
- Из какой же ты преисподней вылез?- пробормотал Антон Васильевич,- Кто ты, черт возьми?
- Что тебе имя мое, таксиарх неразумный?- ответил гость слегка каркающим голосом,- Царства дрожали от поступи мерной,
Воинов, бросивших вызов всесильному Риму,
И Хронос, стер имена копьеносцев Зевеса!
Образ богини нас в путь призывает неблизкий...
- Он поможет в борьбе с Большевизией?- прервал собеседника Антон Васильевич,- Если Врангель в такое поверил, то значит, и сам свихнулся!
Ответом был презрительный смех и не успел он умолкнуть, как нечто сжало горло холодными пальцами. Шутки с покойниками дело неблагодарное, тем более с давно умершими покойниками.
- Сволочь!- хрипел Туркул,- Завтра после заката в харчевне Анастаса!
Хватка ослабла, а затем исчезло ощущение холода. Черная тень превратилась в пустоту, и наступило забытье, сладостное забытье морфиниста.
* * *
«Но мы, все те, кого морочит бес,
Спешим достигнуть этого порога
Под сенью жаром пышущих небес,
Средь баз военных, пляжей и острогов.»
Дроздов и Морозов уже около трех часов ожидали полковника Колтышева, ушедшего по делам к генералу Скоблину. Дроздов, чтобы убить томительное безделье рассматривал хитроумное пресс-папье в виде чугунного пса так, словно хотел его загипнотизировать.
- Андрей! Помнишь Пальму? Героическая была псина,- грустно вздохнул Дроздов и закурил,- Погибла под Федоровкой, как настоящий боец!
- Чего это тебя на сентименты потянуло?- зевнул Морозов,- Скоро будем в России, поохотимся за большевичками!
- Кто за кем?- буркнул Дроздов,- Они хоть и шакалы, но пару волков-одиночек загонят. Тебе никогда не хотелось повыть на Луну?
- Вот оно как?- хихикнул Морозов,- Дичаем-с! А грызануть кого-нибудь за теплую ляжку не возникало желания?
- Нет, но это мысль!- улыбнулся Дроздов,- Представляешь заголовки троцкистских листовок: "Белая контра отгрызла товарищу Троцкому...! Дроздовские волколаки в пролетарском Севастополе!" Хотя все будет иначе! Шлепнут во дворе Константиновского равеллина и все тут!
- Что за пессимизм, господа?- громко сказал Колтышев, входя в палатку.
Друзья поднялись, козырнули и с интересом посмотрели на главные глаза и уши дроздовцев.
- Присаживайтесь, господа!- устало сказал полковник,- У нас не так много времени.
- Его превосходительство, генерал Туркул, говорил весьма туманно, и хотелось узнать подробности,- начал Дроздов и закурил с молчаливого согласия хозяина палатки.
Начальник разведки кивнул, достал видавшую виды папку и принялся перебирать бумаги не в поисках чего-то нужного, а лишь, чтобы упорядочить мысли.
- Я далеко не кладезь знаний, скорее наоборот,- растерялся Колтышев,- Тем не менее приказ получен и его следует выполнять! Во-первых: вы отправляетесь в Севастополь не через Болгарию, как предполагалось, а через Зонгулдак! Туда попадете с помощью проводника, который будет ждать в харчевне Анастаса завтра вечером. В Зонгулдаке, выполнив миссию, садитесь на греческую шхуну "Святой Никола", которая доставит вас в Балаклаву. Что не ясно?
- Все!- резюмировал Дроздов,- Причем здесь Зонгулдак? Зачем делать такой крюк? Мы собираемся воевать с Турцией? На чьей стороне?
- Приказы не обсуждаются!- оборвал Колтышев,- Из Балаклавы прямо в Севастополь под видом демобилизованных по ранению красноармейцев. В городе остановитесь у бывшего шофера Туркула. Он хотя и большевичок, но в обиду не даст, ибо верен Антону Васильевичу, как пес. И этот песик сейчас при власти. В Крыму свирепствует Чека, идут повальные аресты, расстрелы, пытки. Опасайтесь старой ведьмы Розалии Землячки, ибо Кун и Пятаков, по сравнению, с ней сущие ягнята! Господин Дроздов! Не вздумайте демонстрировать на Большой Морской офицерскую выправку!
- Буду хромать, как подстреленный за Власть Советов заяц! Вот помню...
- Не юродствуйте!- прервал Колтышев начинавшийся поток соленых окопных шуточек,- В первую же ночь новолуния пойдете на кладбище. Возле могилы Дроздовского и Туцевича встретитесь с человеком лет сорока. Пароль: "Дрозды улетели на юг!" Отзыв:"Еще не осень!"
- Осиновые колья брать или выдадут серебряные пули?- съязвил Морозов, но был прерван.
- Запомните пароль и отзыв!- назидательно заметил полковник,- Господин Дроздов знает место встречи, а наш агент только ориентиры! Никаких имен! Проверить: готовность горных баз, запасы оружия и продовольствия, связь с подпольем. Если встреча на кладбище не состоится, то обратитесь к отцу Викентию, игумну Херсонесского монастыря. Пароль и отзыв те же! Связь через шкипера шхуны "Святой Никола", которая приходит в Балаклаву десятого и двадцатого числа каждого месяца. Теперь прошу задавать вопросы!
- В чем, все-таки, смысл крюка через Зонгулдак?- устало поинтересовался Морозов, - Как это связано с боеприпасами, продовольствием, игумном монастыря и Севастопольским подпольем?
- Точно не знаю, но речь шла о какой-то реликвии,- развел руками Колтышев,- Темное это дело, но говорят верное, в борьбе с краснопузыми. Все? Получите у моего заместителя документы, деньги и адреса запасных явок. Свободны!
Колтышев остался один, хлебнул остывшего чая и хитро усмехнулся. Святая наивность! "Белое" движение захлебнулось, вымерзло в Галлиполи, а тем кто остался "не до жиру, быть бы живу". С этим согласился не только Скоблин, но и многие другие, разве что Врангель, Кутепов и Туркул мечтали о былом блеске Первопрестольной.
- Михаил! Мишка, черт бы тебя побрал!- требовательно позвал полковник,- Сгною в карауле!
В палатку просунулась наглая рыжая физиономия, выражавшая то самое незримое превосходство, которое присуще всем, кто близок к командирской кормушке. Михаил напоминал огромного вальяжного кота, живущего рядом с хозяином по привычке.
- Чего кричите-то, Ваше Высокобродь?- проворчал бывший лавочник,- Я Николай Николаевич, тут ужин сообразил! С утра маковой росинки во рту не было! На одном зелье и живете, прости Господи!
Колтышев в ответ усмехнулся и закурил. Они прекрасно понимали друг друга, и даже известная вольность в отношениях не выходила за рамки приличия.
- Ужин это хорошо!- ответил Колтышев,- Перекусим, а потом сходишь в ближайшую деревню и в местной гостинице найдешь поручика Селезнева и передашь ему записочку. Он тебе передаст бутыль виноградной водки, для отвода глаз. Будет, кто спрашивать, скажи, за провизией послали. Сам знаешь!
- Не впервой! А пока ужин! Твою мать! Подгорело!- всполошился денщик и выбежал из палатки.
- Михаил!- раздраженно крикнул полковник.
Брань прекратилась, а через минуту другую появился денщик, раскрасневшийся, с бланшем под левым глазом, но довольный собой. Михаил поставил перед начальством полную миску ухи, тарелку с ломтиками мяса и пол кружки водки.
- Опять конина?- улыбнулся Николай Николаевич,- Или собачатинка? То-то ни одной шавки в округе не видно!
- Обижаете!- наигранно испугался служивый,- Лучшая в этой дыре говядина!
- И где ты ее украл?- удивился полковник,- Должен я знать, как оправдываться перед Туркулом?
- Помилуйте! Вот Вам крест святой истинный, что достал у грека торговца! Мы тут с Ванькой, малость, рыбки наловили, продали и купили мяса, хлеба...
- Мерзавец! То-то я смотрю, что пяти динамитных шашек не хватает!- возмутился полковник и, едва сдерживая улыбку, пригрозил пальцем,- Смотри у меня!
- Так для благого дела!- погладил брюшко денщик.
- Иди ужинать! Ступай, ступай!- махнул рукой Колтышев и приступил к трапезе, одновременно размышляя о том, что мясо вполне стоит пропавшего динамита.
- Они кушают! Нельзя, Ваше бродь!- послышалось недовольное шипение Михаила,- Какие дела? Не пущу!
- Война войной, а обед по расписанию!- возмутился Колтышев и швырнул в палаточный проход пустую миску,- Если меня убедят, что на берегу прыгают большевики из Совдепии, то соглашусь ради этого прервать трапезу!
- Тут к вам по какой-то срочности его благородие поручик Мишрис от генерала Харжевского!- сообщил палаточный Аргус,- Примете или как?
- Входите, господин поручик!- смилостивился Колтышев,- Что-то экстренное?
Молодой офицер козырнул и вручил начальнику разведки незапечатанный конверт с письмом от генерала Врангеля.
- Присаживайтесь! Можете курить!- уже совсем доброжелательно предложил Колтышев,- Кофе?
- Спасибо, не откажусь,- ответил поручик с едва заметным прибалтийским акцентом,- Вы очень любезны!
- Миша! Принеси кофе!- приказал Николай Николаевич.
Денщик, с явным неудовольствием, принес кружку и поставил ее перед незваным гостем. Взглядом, Колтышев показал в сторону, где только внимательный человек мог заметить уголок конверта, лежавшего под фуражкой. Солдат все понял, усмехнулся, и торопливо вышел из палатки, как-бы случайно задев головной убор начальника. Послание Врангеля касалось разведывательной операции в Севастополе и содержало весьма пространные размышления о некоей коронованной особе, имевшей неоспоримые права на российский престол.
- Врангель спятил, определенно спятил!- размышлял полковник, Только очередных Лжедмитриев нам не хватало ко всем прочим неприятностям. О чем это он? "...и восстанет войско древних воинов, которые поднимут знамя Третьего Рима и коронуют императрицу более великую, чем Екатерина". А вот здесь точно попахивает желтым домом: "...доблестные офицеры, отправляющиеся с великой миссией должны быть не только рыцарями без страха и упрека, но и разбираться в древних мистериях, церемониальной магии, знать латынь и древнегреческий".
- Вас интересует, что я по этому поводу думаю?- вздохнул Колтышев,- Да ничего хорошего! Как я понимаю, его превосходительство, генерал Харжевский, уже ознакомился с письмом?
- Так точно, господин полковник!- подтвердил Мишрис.
- Кутепов и Туркул?- продолжил начальник разведки.
- Никак нет! Антон Васильевич болен. Все время бредит о какой-то чертовщине, а начальник лагерей срочно уехал на яхту "Лукулл",- растягивая слова, произнес Мишрис и отставил в сторону пустую кружку,- Я должен идти вместе с господами Морозовым и Дроздовым!
- Даже так?- удивился Колтышев,- Впрочем, после подобных писем трудно чему-либо удивляться.
Смущаясь, словно гимназист на первом балу, Мишрис протянул записку Харжевского.
- Если и здесь бредятина, то я застрелюсь,- съязвил Николай Николаевич, разворачивая бумагу,- Его превосходительство пишет, что Вы будете сопровождать указанных господ до Зонгулдака. Вы в совершенстве владеете латынью и древнегреческим?
- Я окончил университет, работал с профессором Латышевым и Христианом Лепером,- глотая от волнения слова, произнес поручик,- Рядом с Зонгулдаком, верстах в пятидесяти, находятся развалины Гераклеи Понтийской!
- Вряд ли, Ваши научные интересы разделит адмирал турецкого флота или господин Кемаль, но так и быть! Свободны!
- Честь имею, господин полковник!- козырнул Мишрис и, выходя, добавил,- Весьма признателен, Николай Николаевич!
Шаги поручика затихли, и Колтышев еще раз внимательно перечитал письмо Врангеля. Час от часу не легче! Где теперь искать штатного чернокнижника? По уставу в подобное верить не положено и если господа офицеры видят чертиков, то исключительно с перепоя. Морозов язвил по поводу кольев и пуль? Вот и будет штатным колдуном Белой Гвардии!
- Ванька!- позвал писаря Колтышев,- Ванька! Пропащая твоя душа!
- Звать изволили, Ваше высокоблагородие?- ответил писарь, понуро входя в палатку.
Было от чего расстроиться. Кулаки денщика расписали рожу Ивана живописными фиолетово-желтыми узорами, и теперь виртуоз пера выглядел сущим пугалом.
- Эка тебя, братец, угораздило!- посочувствовал Колтышев,- По камням надо ходить, а не целоваться с ними.
- Конь о четырех ногах и тот спотыкается,- ответил Иван, улыбаясь опухшими губами.
- Беги к секретарю Антона Васильевича и принеси личное дело капитана Морозова!- приказал полковник.
Писарь почесал затылок, нарочито медленно вышел из палатки, а потом припустил в сторону плаца. Николай Николаевич устроился на площадке возле кухни и блаженно подставил лицо под смеющееся весеннее солнце. Хорошо то как! Блаженство было прервано топотом ног запыхавшегося Ивана, показавшего чудеса скорости в пределах отдельно взятого лагеря.
- Выполнено!- едва отдышавшись, крикнул писарь и вручил начальству папку с документами.
- Чего орешь, как раненый олень?- простонал Колтышев,- Сиди здесь и ни кого не пускай! Не вздумай петь, пристрелю!
Дело Морозова заслуживало внимания: кляуза покойного Курбыко на имя отца Герасима о дьяволопоклонничестве поручика Морозова и ответ святого отца, написанный неразборчивыми каракулями, перешедшими в волнистую линию. Видать здорово батюшка причастился. Прошение к генералу Витковскому об эвакуации херсонесских древностей! Не то! Повинуясь лишь смутному чутью, Колтышев перебирал бумаги. И это самое чутье подсказывало направление поисков до тех пор, пока память услужливо не напомнила о давнем случае. Вспомнилась знаменитая таврийская Сечь, в которой сдерживали красных не один месяц. Он тогда вернулся из Севастопольского госпиталя и навещал старых знакомых, ветеранов Ледового похода. Забрел на огонек, возле которого расположилась лихая компания и Морозов, весьма эмоционально рассказывал о высочайшей аудиенции данной Жерару Энкоссу в царском селе. Знаменитый французкий мистик приезжал в Санкт-Петербург, к своему другу и соратнику Чеславу фон Чинскому.
Мало кому известный мартинист Морозов был приглашен в Царское Село, как редактор мистико-философского журнала, издававшегося в Харькове. Короче, чтобы там ни было, а условия бредового письма выполнены, и можно отдохнуть пару часов!
* * *
1991 г., 2003 – 2004 г.г.
По требованию издательства оставляю только ознакомительный фрагмент текста.
https://andronum.com/product/boris-uspenskiy-berega-aherona/