Стальное сердце

Геннадий Моисеенко
СТАЛЬНОЕ СЕРДЦЕ
(из «Сказок Мёртвого дерева»)

Всё начиналось очень бурно. Сталь пузырилась, и от лопающихся пузырей разлетался фейерверк искр. Расплавленный металл сиял нестерпимо ярко, словно Солнце. Но вот настал момент, сталевар пробил леток, и расплавленная масса хлынула из печи. Часть её пропустили через прокатный стан, а другую часть пустили на отливку основных частей механизма.
Процесс рождения был долгим и сложным. Надо мной трудилось множество народа. Тысячи винтиков, болтиков, гаечек и шайбочек скрепляли мои части. На громадную раму установили моё металлическое сердце, а от него и к нему тянулись трубы и провода. Листами прокатанной стали скрыли от посторонних глаз моё нутро, и с десяток маленьких голубых «солнц» засверкало на моих боках, сваривая листы в корпус. Меня долго шпаклевали и красили, а потом поставили на колёсные пары.
Но самый незабываемый момент настал тогда, когда в меня залили дизельное топливо. Оно заполнило мой топливный бак, а когда в мою кабину зашёл человек и стал переключать тумблеры и контроллеры, по моим проводам побежал ток. Топливо хлынуло по трубам к моему сердцу, и оно заработало! Шестерёнки внутри меня зашевелились, закрутились, и я стронулся с места. Медленно я вышел из депо под открытое небо, поравнялся с моими собратьями, и остановился. Вот он я, среди таких же могучих машин. Я был горд, я сверкал зелёной эмалью, а на боку у меня красовалась алюминиевая табличка с надписью «ТЭ3». Это моё имя, новейшее слово в технике.
Хоть я выехал медленно, но даже этот тихий ход привёл меня в восторг. Я не знал, что самое главное будет ещё впереди. Очень скоро человек защёлкал тумблерами, мои реле оживили цепи, и я поплыл над поверхностью земли. Я проехал на сортировочную станцию. Там ко мне присоединили длинный состав вагонов. Я постоял немного и поехал.
Вот только теперь я смог в полной мере ощутить, что такое скорость. Я нёсся по рельсам, рассекая воздух, и ветер обтекал моё железное тело. Мне не мешали вагоны, для меня они были словно пушинки. Мне казалось, что я сейчас оторвусь от бесконечных железных полос, лежащих подо мной на шпалах, и полечу. Но, даже не отрываясь от бренной земли, я поглощал километры, и, ощущая свободу, всё во мне клокотало, и от радости, переполнявшей меня, из моего чрева вырывались гудки. Это была незабываемая первая поездка. Потом их было много, но первая не забывается никогда. Я бежал вперёд, а по бокам от меня весело мелькали километровые столбы, города, деревни и полустанки. Деревья, ограждавшие железную дорогу, сливались в одно сплошное пятно.
А когда я возвращался на станцию приписки, я увидел, что на пешеходном мосту через железнодорожные пути, стоит маленькая девочка и машет рукой поездам. Она помахала и мне, и я понял, что у каждой дороги есть начало и конец, и эти начало и конец находятся там, где тебе рады.
Так продолжалось долго, годы шли. Девчушка становилась всё старше. Для меня это было странно, я тогда ещё не понимал, что люди меняются. Мне казалось, что мир, окружающий меня, вечен, что мне не будет износа, ведь я так резво бежал, и так легко тащил за собой эти составы вагонов…
Но однажды что-то хрустнуло внутри меня. Это было так неожиданно, что я остановился.
- Ну-ну, ничего, - приободрил меня человек, - с кем не бывает. Отремонтируем, наладим, и будешь ты как новенький.
Человек сдержал слово. Меня действительно очень скоро отремонтировали. Но когда я проезжал под пешеходным мостом, на нём не оказалось той девушки, которая махала мне рукой. С этого момента со мной что-то случилось. Я всё так же резво бежал по рельсам, но мне уже не хотелось оторваться и лететь, мне не хотелось радостно гудеть, и я подавал голос только тогда, когда надо было отпугнуть зазевавшихся людей. Мельтешение шпал подо мной стало раздражать меня, и километровые столбы, которые когда-то веселили меня, стали какими-то грустными, а иногда и нудными. Города и деревни, которые я знал много лет, стали казаться мне убогими, и я тащил вереницу вагонов, обречённо вздыхая и надеясь, что она вернётся. Я чувствовал, что впереди ничего хорошего меня не ждёт.
Вскоре я снова сломался, а потом ещё раз. Годы уныло шли своей чередой, а я ломался всё чаще и чаще, и уже человек не говорил мне бодро: «С кем не бывает», и всё чаще от него я слышал: «Когда же спишут эту рухлядь».
Я продержался ещё долго. Но настал день, когда из меня слили всё топливо, сняли наиболее ценные реле, и поволокли в самый дальний конец локомотивного парка. Мне хотелось выть от стыда. Меня беспомощного тащил мой собрат!
На самом дальнем конце, там, где рельсы выходят на пустырь, огороженный ветхим забором, меня бросили среди таких же, как я бедолаг. Я стоял неделю, месяц, год, и надеялся, что обо мне вспомнят, ведь я такой хороший трудяга, ведь я нужен. Но в этот забытый Богом уголок люди заходили очень редко.
И лишь однажды мальчишки забежали сюда. Они лазили по нам, а потом один из них поднял камень и замахнулся. Мне хотелось крикнуть, остановись, что же ты делаешь, я ведь живой. Но в моём немощном теле не было и частицы былой силы даже для того, чтобы загудеть. Мальчишка кинул камень, и моё лобовое стекло осыпалось мелкими осколками. Звонкий смех… последний звонкий смех услышал я. Это смеялись надо мной!
Мальчишки ушли, а я стоял забытый, никому не нужный, с выбитым стеклом. Что мне осталось? Вспоминать! Вспоминать скорость, бесконечность рельсов, девушку машущую рукой… А ещё мне осталось только ржаветь.

23-27.04.05
Геннадий Моисеенко