Свалка истории

Константин Захаров
Свалка истории.

Рассказ родился на волне дискуссии с А.Хреновым и К.Макаром о литературе и культуре вообще. В качестве эпиграфа предлагаю ссылку: http://www.avtoram.com/forum/viewtopic.php?id=53.



Тишина, темнота.
Раздаётся щелчок, абсолютно пустое пространство наполняется светом и воздухом. Какая-то часть водяного пара, содержащегося в воздухе, конденсируется в виде большого облака, которое сначала клубится, а потом расплющивается, приобретая форму плоской подушки. На подушке появляется пожилой человек в очках, удивлённо осматривается, что-то бормочет. Осторожно ступает по облаку и, понимая, что оно с лёгкостью выдерживает его вес, проходит к самому краю и заглядывает вниз. Удивлённо качает головой и садится, свесив ноги. Но тут же оборачивается и видит стоящего на том самом месте, где минуту назад появился сам, другого мужчину, высокого, с лицом благородной лошади. Мужчина тоже озирается, не понимая, куда попал, но, увидев старика, приходит в себя и идёт к нему, неловко ступая по мякоти облака.
- Вы - Бог?
- Нет, что Вы!
- Тогда Ангел?
- Вот в этом не уверен. Пока был жив - был человеком. А Ваше лицо мне знакомо. Где я мог Вас видеть?
- Не знаю. Меня больше интересует, где я.
- Не всё ли равно? Тут вовсе неплохо. Мне, старику, так совсем хорошо. Можно посидеть спокойно, отдохнуть, поразмышлять.Может, сочиню ещё что-нибудь великое. Премию получу. Посмертно. В любом случае приятно.
- Вы поэт?
- Писатель. Маркес. "Сто лет одиночества" читали?
- Нет, не припомню. Точно нет.
- Тогда приятно будет пообщаться. А то мне казалось, что меня читали все. А тут - свежий неиспорченный человек. Давайте же познакомимся, - оживился старик и подвинулся, - садитесь же, пожалейте старика, мне неудобно так сидеть и смотреть вверх и назад.
- Борис Пастернак, - представился вновь прибывший и сел на освободившееся место.
- Русский?
- Еврей.
- Ну да. Да! - старик хлопнул себя по лбу, - конечно же! Вы тот самый Борис Пастернак! Док-тор Жи-ва-го! - с трудом произнёс он по слогам, - испаноязычному этого не выговорить.
- Да, я как-то об этом не думал, когда называл.
- Ну вот, а ещё переводчик. Надо было позаботиться о своих собратьях за границей. Впрочем, вы жили в каком-то особом мире. И неудивительно, что Вы меня не читали. Я начал писать уже после Вашей, простите, смерти.
- Вот оно что! А что же тогда - здесь?
- Не знаю. Да так ли это важно? Давайте посидим рядом, помолчим. Мне приятно Ваше присутствие, - Маркес снял очки.
- Да не могу я просто так сидеть и смотреть в пустоту, - Пастернак встал и стал прохаживаться по облаку. И, подойдя к центру, внезапно столкнулся в возникшим ниоткуда ещё одним стариком, рослым, с круглым голым черепом и лопатообразной бородой.
- Осторожнее, молодой человек, - сказал вновь прибывший и отступил на шаг, чтобы избежать столкновения.
- Господи, как Вы меня напугали! - сказал Пастернак.
- Кто там? - Маркес на своём краю обернулся, сощурился и надел очки, чтобы получше рассмотреть пришельца, - странно, и Ваше лицо мне почему-то знакомо. Подойдите поближе, пожалуйста.
Пришелец осторожно попробовал ногой облако и, убедившись в его прочности, подошёл к Маркесу.
- Куда это я попал?
Маркес рассмеялся:
- Похоже, тут неплохая компания собирается. Эй, Борис! Идите сюда, я Вам ещё одного лауреата Нобелевской премии представлю. Вот, знакомьтесь пожалуйста. Борис Пастернак - Александр Солженицын. Кстати, Александр Исаевич, удалось Вам обустроить Россию?
- Вы - Пастернак? Боже мой, а я-то думал! Очень рад познакомиться.
Соотечественники пожали друг другу руки.
- Я не понял, о чём спросил Вас уважаемый Маркес. Вы - генсек КПСС? Россию обустраиваете...
- Что Вы! Что Вы! - замахал руками Солженицын, - да не приведи Господь! И КПСС уже давно нет. Слава Богу, сам руку приложил, гвозди в гроб вбивал. Сейчас Вы бы свою родину и не узнали бы. А я писатель. И тоже нобелевский лауреат. Про обустройство России я в своё время написал статью.
- Да, в нашей стране писатели всегда лучше знали, как её обустроить, чем властители.
- Увы, сейчас и писатели не знают. Я сам ничего не понимаю. Все заняты коммерцией.
- Кто бы мог подумать!
- Я же говорю, не узнали бы, если б оказались. Ой, к нам кто-то ещё пожаловал.
В центре из лёгкого облачка материализовался седой коренастый старик с окладистой бородой и босиком. Туземцы одновременно воскликнули:
- Лев Николаевич?
- Да, - удивлённо сказал Толстой, - а вы кто?
Они поочерёдно представились.
- Чтож, очень приятно, хоть ничего о вас не знаю. Только что вы все здесь делаете?
- Похоже, мы здесь теперь живём. По крайней мере, мы с Александром Исаевичем, - ответил Маркес.
Толстой покачал головой. И едва успел посторониться, как на том месте, где он стоял мгновение назад, возникло ещё одно облачко, из которого вышел худощавый человек с бородкой и в пенсне.
- Шампанского мне! - сказал новый пришелец.
- Вот так прямо сразу? А у нас нет, - возразил Маркес.
- Чем это Вы так обеспокоены? - спросил вновь пришедшего Толстой, - кстати, уж не Антон ли Чехов перед нами?
- Он самый. И сейчас здесь будут все! Так что шампанское понадобится. Давайте отойдём подальше, чтобы не мешать.
И действительно, люди стали прибывать с интервалом в несколько секунд, даже не успевая познакомиться. Но время от времени то тут, то там слышались аплодисменты, когда прибывал тот, кого знали многие. Приветствовали Байрона, Гёте, Пушкина. А Шекспира никто не узнал. Впрочем, он и не представился, просто отошёл в уголок, где разговаривали по-английски.
Облако заполнялось людьми и расширялось, чтобы всем вновь прибывшим хватало места. Постепенно вокруг первых поселенцев сформировался кружок литераторов России. Поначалу и Маркес был в этом кружке, пока не увидел среди прибывающих Сервантеса и не побежал к нему.
- Ну что, господа, давайте же знакомиться. Мы, конечно, знаем многих по портретам в учебниках, но раз уж представилась возможность познакомиться лично, то давайте выходить по очереди на возвышение и просто называть себя. Начну я. Александр Солженицын, двадцатый век, считаю себя больше историком, нежели беллетристом.
- Лев Толстой, граф, участник войны, искал возможность счастья на земле.
- Максим Горький. Тоже искал счастья, да, похоже, не там.
- Антон Чехов, врач, драматург. Счастье невозможно.
- Фёдор Достоевский. Счастье возможно только с Богом.
- Николай Гоголь. Согласен с предыдущим оратором.
- Михаил Лермонтов. Давайте без комментариев.
- Короленко...
- Лесков...
- Державин...
- Карамзин...
- Салтыков-Щедрин...
- Жуковский...
- Маяковский...
- Есенин...
- Ахматова...
- Цветаева...

****

- Ну что, господа, делать будем? Раз уж все мы здесь оказались...
- А давайте создадим независимую республику. На границе Орехово-Зуевского и Петушинского районов.
- Кто эта нетрезвая личность?
- Ерофеев Венедикт. Я трезв, как ни странно. Это у меня голос такой, глотка удалена. А вы что можете предложить? По-моему, республика это разумно. У нас для этого всё есть. Смотрите, замечательные чиновники: Жуковский, Салтыков-Щедрин. Если уж руководить нормально не смогут, то хоть историю приличную напишут.
- Нет уж, увольте!

- Кстати, а кто эти четверо? Сидят тут, в уголке, говорят о чём-то своём. Эй, вы кто?
- Джон Толкиен к Вашим услугам.
- Клайв Льюис.
- Джордж Макдональд.
- Чарльз Доджсон. Или Льюис Кэрролл. Не помню точно.
- Иностранцы. Англичане? Что вы здесь делаете?
- Англичане. А вы кто?
- Ну вы даёте! Тут русские писатели.
- А какая разница?
- И действительно, какая разница? Неужели мы и здесь будем делиться? В конце концов, начиналось всё с Маркеса. Кстати, где он? Эй, Маркес!
- Да здесь я. Вы Кастанеду не видели?
- А кто это?
- Вот и я хотел бы знать.
- Нет, здесь нет. Кастанеда на top4top обитает.
- Ну и ладно.

- Ой, кого я вижу! Пан Сенкевич! Откуда и куда?
- Из рая. А Вы кто?
- Лем. И я точно знаю, что рая нет. Хотите, я докажу Вам, что мы с Вами просто друг другу снимся?
- У Вас, наверное, богатая фантазия, но у Бога богаче.
- И Бога нет.
- Вы можете не верить в Него, но живы лишь, покуда Он в Вас верит. Весь мир создан Его верой.
- Да Бог с Вами, о чём Вы говорите! Разве этот мир можно создать?
- Нельзя, Вы правы. Потому Он это и сделал.

- Здесь столько интересных людей! Даже удивительно, как мы все, из разных времён и стран, ухитрились собраться здесь.
- Ничего удивительного, нас сюда сослали.
- Как это?
- Да очень просто. По интернету распространилось мнение, что литература - дело каждого. Каждый может писать, что угодно и читать кого угодно, и всё это будет литературой. Долой классику, долой авторитеты, долой вечные ценности, долой элементарную грамотность. Даже алфавит долой! Если я не все буквы, встречающиеся в тексте, выучил, значит текст - дерьмо. Вот и всё.
- Боже мой, кто это мог выдумать?
- Писатели, мой друг, писатели. Кому ещё такое в голову прийти может? Так что, писатели теперь - они. А мы сначала были дерьмом, а потом нас и вовсе не стало. Вот, Господь сжалился, дал нам место. Добро пожаловать на свалку истории.

- Ба! Ростропович! Ты откуда, Слава?
- Приветствую Александра Исаевича! Вот, знаете, сослали.
- И тебя? Ты же не писатель.
- А тут только писатели? Значит, мы ещё держимся? Ой!
Ростроповича оттолкнул появившийся из облачка Шнитке.
- Посторонись, Слава, наши идут. Сейчас здесь будут все. На подходе Шостакович.
- Господи, и музыкантов на свалку истории отправили?
- И художников. Всех. Вон, смотрите, академик Сахаров. Андрей Дмитриевич, сюда!
- А кто же остался?
- Наверное, только Ленин в мавзолее. Остальные рано или поздно окажутся здесь.
- И всемирного потопа не надо, - подытожил проходящий мимо Пушкин, - эй, кто-нибудь видел Арину Родионовну? Выпьем, няня...