...
Поначалу она еще ходила на работу. Газета по инерции выходила несколько дней, до тех пор, пока была надежда. Когда стало известно, что Земля доживает последние месяцы, газетам приказали печатать циркуляры Верховного Совета Земли.
Сначала писали, что надежным укрытием станет метрополитен. Все силы населения бросили на укрепление подземки и заготовку припасов. Потом стало ясно, что это кость, которую бросили смертникам, чтобы избежать паники.
Затем появились статьи ученых мужей, которые уверяли, что планету еще можно спасти, если… И приводили массу самых невероятных способов. Правительство утверждало в каждом номере: делается все возможное и невозможное. А потом поползли слухи.
Что конструкция космолетов типа «Надежда» не прошла должных испытаний и пройти их уже не успеет.
Что место на космолете тем не менее уже стоит несколько тысяч долларов, и эта цифра растет с каждым днем.
Что члены Верховного Совета, чьи полные оптимизма интервью печатались на передовице всех газет, уже забронировали себе билет на «Надежду».
Что места в отсеках, предназначенных для сохранения всех земных видов флоры и фауны, потихоньку распродаются на черном рынке.
И тогда наступил день, когда газеты перестали выходить. Казалось, что время должно остановиться в этот момент, но часики тикали, и тикали угрожающе.
...
Утро этого дня было тихим. Мария проснулась и первым делом заглянула к отцу: он дышал во сне спокойно и размеренно. Вот уже два месяца она ночевала у него, сменяя приходящую днем сиделку.
Она сварила себе кофе и вышла с ним на балкон. С двенадцатого этажа ей были хорошо видны бетонные коробки города, протянувшиеся до самого горизонта. Обычно серые, сегодня они были залиты красным светом восходящего солнца и выглядели очень величественно.
Тишину нарушил фургон, который подъехал ко входу в ювелирный магазин напротив. Из него вышло четверо, одетых в черное. Они громко смеялись и разбивали о мостовую пивные бутылки. Из окон и балконов стали выглядывать граждане. Им показывали голые зады и причинные места. Один из них влез на крышу фургона и отплясывал там ламбаду. Второй под вой сигнализации выбивал дверь в магазин, остальные палили из пистолетов по всем витринам подряд. Граждане молчали. Мария брезгливо поморщилась и уже собралась вызывать милицию, но ее внимание привлек показавшийся из-за угла прохожий.
В момент, когда четверка грабителей вышла из магазина, он как раз проходил мимо дверей. Один из них окликнул его, сорвал шляпу, высыпал в нее содержимое витрины, снова нахлобучил ему на голову и подтолкнул ошалевшего мужика по направлению от. Второй со смехом вскинул вперед руку с чем-то блестящим, раздался легкий хлопок, как будто лопнул воздушный шар. Прохожий вздрогнул всем телом и медленно осел на тротуар.
Маня вбежала в квартиру и закрыла лицо руками. Плохо соображая, набрала на телефонном диске – «02». Было занято. Отец позвал ее из своей комнаты и спросил, что происходит.
- Ничего. Подростки подрались. Я сейчас приду тебе укол делать.
После завтрака она сказала отцу, что ей надо за продуктами. Уходя, закрыла дверь не на один, а на два оборота ключа.
Прохожий еще лежал на своем месте, в противоестественной позе и с застывшим удивлением в глазах. Седая бомжиха закрыла ему глаза и деловито стягивала с него плащ. Шляпа с бриллиантами уже исчезла.
От утренней тишины не осталось и следа. Отовсюду раздавался плач, стон, выстрелы и вой сирен. Пахло дымом. Мимо Марии ходили какие-то люди, некоторые из них – как слепые. Очень молоденькая женщина с ребенком на руках, склонив голову, сидела посреди дороги и ждала, когда их обоих задавит автомобиль. Однако машин не было. Со всех сторон их толкали безразличные ко всему пешеходы. Безумцы грабили магазины и рассыпали деньги по мостовой. Какой-то старик шел впереди и что-то бормотал, возбужденно махая руками. Попеременно там и сям, как перезревшие груши, сыпались самоубийцы. Мария кричала и плакала вместе со всеми, пока ею не овладело тупое безразличие ко всему. Она стала тенью – одной из многих, которые слонялись по городу без мысли, без чувства, без желаний. На центральной площади собралась толпа, у некоторых в руках были факелы и канистры с бензином. Из двух перевернутых мусорных баков соорудили постамент, с которого неизвестный оратор кричал: огня! огня!
- Огня! Огня! – повторяли тени. Кто-то рядом с Марией чиркнул спичкой, кто-то плеснул на нее из канистры. Но чья-то сильная рука выдернула ее из толпы и закатила звонкую затрещину. Из тумана вынырнуло скуластое мужское лицо и спросило:
- Ты хочешь жизни вечной?
- Да.
- Тогда идем с нами.
И Мария пошла с ними. Колонна состояла из людей, одетых в одинаковые больничные пижамы. Взгляд их казался вполне осмысленным. Впереди крепкий детина с ямочками на щеках нес на вытянутых руках икону Христа Спасителя.
- Откуда вы? – спросила Мария у спасшего ее.
- Из дурдома. Нас выпустили сторожа наши, - ответил он.
- Куда вы ведете меня?
- Прочь из Гоморры. Не оглядывайся только!
...
Она очнулась уже на окраине города, услышав мужской голос, который позвал: Манечка, дочь! На минуту ей показалось, что это ее отец. Но она вспомнила, что он все еще лежит там, в комнате, один, и не может встать с постели, потому что Димочка умер и у папы случился инфаркт. Она посмотрела на часы: тринадцать ноль-ноль. Через час нужно будет делать укол.
Всю следующую неделю она просидела у его постели. Необходимость быть доброй и веселой помогала ей бороться со страхом. В доме не было ни электричества, ни тепла, ни газа. Все нужное снесли в папину комнату, которую обогревали, сжигая деревянную мебель в печурке, наскоро сооруженной из старенького мангала для шашлыков. Там же готовили еду, когда удавалось ее раздобыть. Труднее всего было с водой: ее набирали в канализационном колодце, фильтровали через бумажную воронку и долго отстаивали.
Горела старая керосиновая лампа с розовым абажуром. Она играла ему на пианино, а он шутил, что если не умер от инфаркта, то от ее музыки не умрет и подавно. Так прошло еще несколько недель.
А потом неожиданно загорелся свет. Заработал один канал телевидения, который стал круглосуточно транслировать новости. Посчитали количество погибших и пропавших без вести – их оказалось несколько миллиардов. Выжили сильные духом и те, кто надеялся спастись. Земля оправилась от шока, похоронила погибших и стала восстанавливать разрушенное.
Прекратились грабежи и убийства, ибо перед лицом наступающей трагедии стала очевидной бессмысленность грабежей и убийств. Один за другим открывались магазины и учреждения. На первом этаже воронинского дома заработала кондитерская. Там собирались жильцы, чтобы обговорить последние новости. Страх неизбежной смерти не ушел, но люди привыкли к страху, как привыкают в конце концов к тюрьме и болезни.
Повсеместно в городе ремонтировали витрины, разбирали пожарища, восстанавливали линии электропередач. Никто не вызывал человечество на работу, никто не устанавливал границы рабочего дня и не спрашивал отчета. Однако никогда еще оно не работало с таким видимым удовольствием, и ни одна минута человеческого существования не была еще наполнена такой страстью созидания.
Мария вернулась в свою газету. Главный редактор отказался печатать циркуляры совета, и его за это не посадили. Никогда газета не пользовалась таким бешеным успехом.
Воронин уже передвигался по комнате. Вынужденное безделье мучило его. Он непрерывно смотрел новости по телевизору. Не в меру разговорчивая и суетливая сиделка ни на минуту не оставляла его в покое. Воронина раздражала ее привычка вслух комментировать все новости. Он спасался, притворяясь спящим. По вечерам, когда приходила Мария, он расспрашивал ее обо всем, что происходит за стенами квартиры. Она отмалчивалась или отвечала общими фразами. Воронин понимал, что мучает ее своими вопросами, и умолкал. Она мыла посуду и накрывала на стол. Они молча ужинали и были благодарны друг другу за эту тишину.
(Продолжение следует)