Пятое измерение Михаила Булгакова

Аль Морунов
       Общеизвестно, всякую книгу можно читать, кому как вздумается, по-разному, в любой последовательности. В итоге получаются совершенно иные произведения, о которых трудно даже представить, кто является их настоящим автором; не говоря уж об обстоятельствах создания текста и всём прочем.
       К примеру, Воланд с его свитой может восприниматься вроде еврипидова бога из машины, персонализированной флуктуации – символа целой кучи неучтённых элементов сложной системы мироздания. Трикстер - мастер игры за гранью понятий добра и зла. Нетрудно найти здесь аллюзии с Остапом Бендером, начав рассуждать о том, что Великий Комбинатор 1930-х должен обладать сверхъестественными способностями. Мефистофель, посетивший Москву. Большой Брат, гиперболизированный образ Сталина. Множество интерпретаций бесконечно.
       Варианты одних и тех же идей можно встретить в романе Булгакова, миниатюрах Борхеса, признании Теслы, что не он является создателем своих изобретений, в рассказах Кортасара или книге Павича. Само по себе это лишь очередное воплощение концепции.
       Воланд приказывает Маргарите выпить из сосуда, куда только что была налита кровь убитого барона Майгеля. «Не бойтесь, королева, кровь давно ушла в землю. И там, где она пролилась, уже растут виноградные гроздья».
       Сколько времени прошло между выстрелом Азазелло и моментом, когда губы Маргариты коснулись сего грааля? В какой точке вселенной пролилась кровь убитого? Кто был этим человеком?
Чтобы весенний бал полнолуния состоялся, в тридцать третьем году, в пригороде Ершалаима Гефсимании ударом ножа был убит Иуда. Одновременно погиб от пули барон Майгель.
       Принято считать, что два эти события разделены временным отрезком в девятнадцать столетий, и расстоянием около двух с половиной тысяч километров. К тому же, согласно наиболее распространённой версии, Иуда был найден повешенным. Впрочем, вполне вероятно, речь идёт о неком другом Иуде, особенно принимая во внимание распространённость этого имени.
       Мысль, что в чаше находилось вино, сделанное из винограда, выросшего на месте, где пролилась кровь христова предателя, представляется наиболее реалистичной. С той, исключительно, оговоркой, что жидкость, наполнившая череп покойного Берлиоза, была кровью застреленного барона. Чтобы связать воедино эти два убийства, подойдёт индийское слово аватара – нечто наподобие параллельного, альтернативного иного воплощения личности. Иуда (повешенный, или застреленный, видимо - оба) и Майгель – аватары некоего единого архетипического образа.
       Воланд поднёс Маргарите кровь всех иуд, ежегодно убиваемых, по меньшей мере, ближайшие два тысячелетия. Одним из них оказался Майгель. Всё это одна смерть.
       Которая произошла, и происходит всегда и повсюду, в едином пространстве-времени. В пятом измерении - вечности – «мире архетипов», «мгновении, в котором чудесным образом объединены эти разные времена».
       У Булгакова пятое измерение – это ещё и точка, в которой соединяются все пространства. Коридор межу мирами, Хумгат, если угодно. Абсолют.
       Московская история Мастера и Маргариты синхронна событиям Евангелий, повествованию Мастера вплоть до того момента, как человек в белом плаще с кровавым подбоем поднялся с кресла и стремительно побежал по лунной дороге вслед за своим верным стражем; всему, что можно представить. Так выглядит сад расходящихся тропинок. Если это не более чем сходство, то оно удивительно.
       Вне сомнений, два предмета, имеющие объём, массу и плотность, не могут одновременно находиться в одной точке пространства. «Вечность позволяет нам жить в последовательности». Только вымышленный герой, образ, идея, может проникнуть в пятое измерение, недоступное материальному.
       Христианское причастие есть ни что иное, как приобщение к вечности. Напоминание о непостижимом. К похожему представлению восходит свойственное древним циклическое восприятие времени с его повторяющимися ежегодными ритуалами, напоминающими отметки на циферблате часов.
       Одно из воплощений вечности - книга. Архетип книги, если быть точным. Писатель, который «сам создаёт своих предшественников»; также всё, повлиявшее на создание текста. Читатель, творящий книгу и сочинителя по своему образу и подобию. Написанное и читаемое Никем. Замкнутый круг. Точка смешения реальности с литературным вымыслом. Это напоминает гипотезу о космических чёрных дырах, что поглощают и заново рождают всё, находящееся вокруг.
       Есть основания считать вымышленными Рамсеса, Октавиана Августа, Екатерину Медичи, Бориса Годунова, Сальвадора Дали, даже собственную бабушку. Любая располагаемая нами информация об этих людях будет неполной, предполагая тем самым любые варианты возможного.
       «Мир существует, чтобы войти в книгу». Иногда это удаётся. «Достоевский бессмертен». Как Михаил Булгаков или Хорхе Луис Борхес, тысячи других, чьи имена нам известны. В египетской Книге мёртвых имя человека обеспечивает бессмертие до тех пор, пока для него сохраняется шанс быть прочитанным. Люди, о которых идёт речь, сами превратились в архетипы, неотделимые от симулякров своих аватар, чьи имена мы видим на обложках книг, в текстах биографий, литературных эссе да бесчисленных упоминаниях.
       В словах и фразах живёт душа Эб, «производящая смысл». «Скажем, всякий, кто возлюбил врага своего, соучаствует в бессмертии Христа. В этот миг он Христос. Повторяя строку Данте или Шекспира, мы каждый раз, так или иначе, перевоплощаемся в момент, когда Шекспир и Данте эту строку создавали». Постоянное приобщение к упомянутому. Этот закон распространяется на всех, кто жил раньше, либо живёт сейчас, давая возможность параллельных, не только последовательных жизней для каждого, не замечаемых, впрочем. «Мы не вынесли бы безмерной тяжести совокупного бытия вселенной». Производя саму идею вечности, сознание тут же дистанцируется от неё, выделяя цепочку последовательностей и отсекая всё за её пределами. Это не даёт возможности ответить на вопрос о первичности абсолютного пятого измерения, либо самого сознания. Ответ на него лежит «по ту сторону» любой последовательности. Вечность – производная сознания, в то время как сознание – дух Ак, в египетской традиции - есть «чудесная частица мирового целого, о котором мы так и не узнаем, и хорошо, что не узнаем». Безличное коллективное бессмертие всего во вселенной, о котором говорил Борхес. Абсолют. Пятое измерение, что заключает шанс бессмертия персонального, о котором мы можем только догадываться.