Мечты
Небо было светлым и карамельным. Теплое, весеннее, совсем не та холодная ясность января. Чуточку завитые облака словно обводил чернильный карандаш; за этой линией все было серым и безжизненным, без той грозовой живости. Наполовину закрытое давящим пустым полотном, светило солнце, ярко било в глаза. Порой оно совсем исчезало за чернильной линией, иногда – выплывало по течению пурпурных облаков. Между черными ветками – такими голыми и темными – солнце светило еще ярче, а временами пролетели целые стаи ворон. Тогда свет чуть мерк, под сетью черных птиц.
Все было мутноватым. Может быть, это грязное оконное стекло, а может и нет. Уже давно все было иным. Умирающая бегония на окне раньше тянулась к солнечным лучам, а теперь – нет. Может быть, это стекло, но…
Бирюзовые прожилки просвечивали лучистым ярким светом. А тоненькие веточки с пожухлыми листиками словно танцевали на них. Но пришел холодный ветер, дерево качнулось, а листочки сорвало. Так они и полетели вниз с небес. Упали на мостовую.
Иногда я ловлю себя на мысли, что я слишком много мечтаю. Думаю о тенистых рощах, грохочущих водопадах, и о сказочных замках. Стоит отвлечься и воздушная стена рушится грязным кулаком реальности. Я думал: не стоит открывать глаза. Если погрузиться в сны, они сбудутся…
Где-то в церквушке забили в колокол. Медные звуки, ударяясь о небоскребы, пролетели ко мне. Монотонный звук – ритмичный и усыпляющий. Пара минут, тяжелого звона, замедляющегося… Паузы все больше.
Мое сердце похоже на этот колокол. Я помню, оно билось будто сумасшедшее, танцевало в огне. Один раз в него вонзили кинжал правды. Тогда оно, словно подбитое, неуверенно захромало. Все медленнее, как же я боялся что между невыносимыми паузами я умру.
Еще удар молоточком. Еще. Колокол снова загудел от быстрых ударов. Я пристально взглянул за мутное стекло и прислушался к сердцу. Нет, конечно, я еще надеялся… Все также, ничего не изменилось. Однажды я пожелал заснуть и не проснуться, навсегда остаться во снах. С тех пор трава в саду сбросила изумрудный сок, остались только блеклые ростки. А вместо прекрасного щебетания птиц, звучит хриплое карканье. Может быть, и я изменился? Тогда я, наверное, тень.
Солнце преодолело мертвенную полосу и поднялось выше – яркие лучи наполнили кровью блеклые дорожки. Кровь потекла вниз, почти слившись с горизонтом. Закат.
Все проходит? Опускается жизнь? Об этом я боюсь думать. Как-то страшно представить, что станет темно, и больше лучик не скользнет по яркому зеленому глазу, и не заставит зажмуриться и улыбнуться…
Гигантский скелет строящегося бетонного великана. Между костями в ровных бесконечных прямоугольников и квадратов пустых квартир все было залито мягким оранжевым цветом. Красиво. Рядом, пронзая облака, высился кран. Он был похож на крест, и мне показалось, что могильный…
В самом деле, чем же небоскреб не могила? Там будут жить, там будут умирать, смертью пропитается и бетон, и дерево, и сам воздух. Жизни не останется, только пьяная трупная вонь. Выхожу на улицу, и я чую эту вонь… Она идет от всего живого и неживого. Липкой грязью она передается как зараза. Я боюсь, что я уже заболел.
Бледный занавес все больше падал к земле, поглощая чудесные картины. Вот уже осталось только густая апельсиновая полоса, пока еще широкая и большая. На нее, спасаясь от идущего холода, ложились деревца. А ветер все хлестал их – резко и отрывисто. Мне самому было неуютно.
Все дело в идущей ночи, ведь так? Рядом теплая батарея, но почему-то она не греет.
Завизжали шины, зажигая асфальт черным огнем. Металлический зверь уносился вдаль, а вместе с ним отчаянная ярость, брызжущая глупой, но такой задорной храбростью. Куда-то вдаль, не видя ничего, подальше от родных стен…
Закат оставил только небольшой переливчатый поясок на мрачном теле. Ветер не мог ждать, он люто носился туда-сюда, не в силах проникнуть за стекло. Все в нечистых разводах, но за которым кто-то есть! Стекло не пускает, но оно же иллюзорное…
На миг мне показалось, будто лицо обожгло ледяным ветром, а волосы взъерошились… Когда я тряхнул головой, оторвавшись от манящей дали, был только сухой пыльных домашний воздух. Я был готов вдохнуть его только кристально-чистым, морозным.
Тоненькая змейка застыла – пепельная и грустная. Все затянуло багрящимся сумраком. Приближается ночь. Стеклянный небоскреб замигал оконными огоньками.
Я не мог оторваться. Я смотрел вдаль, а в глазах становилось также грязно…
Я мечтал о горящей закатным огнем реке, о серебристых падающих звездах, и не заканчивающихся горах. О гуляющих на заборе кошках и о принцессе. Чтобы драконы летели, не опаляя дыханием поющие леса. Чтобы пахло пряной миндальной осенью, чтобы смерть никогда не пришла.
Я мечтал…
Последняя паутинка оборвалась вместе с мигнувшим в последний раз слепящим желтым паучком… Темный холодеющий вечер пришел на улицы. Первая капля дождя со стуком ударилась о крышу.
А стекло было таким же мутным.