Когда мы знакомимся с творчеством писателя, всегда интересно понять как, из каких истоков начинала формироваться мысль автора, какой круг идей интересовал его в процессе развития его мировоззрения, что было основной движущей силой его творчества, вокруг которой развернулась столь кропотливая работа его мыслительного процесса. В романе «В поисках андрогина» мы как будто перелистываем историю человеческой мысли. Валентин Куклев свое детство провел в бывшей Доброй слободе («Добрая слобода – это та часть старой Москвы, где жили добрые люди») по соседству с нынешней Бауманской, где каждое здание – это страница истории. Церковь Вознесения на Гороховом поле, где раньше был ручей Кукуй и где праздновали летнее солнцестояние; усадьба Разумовских, старообрядческая церковь «Безбрачное венчание» - Билибинский теремок, построенный в 1904 году в стиле русского модерна. Здесь проходила граница с Немецкой слободой, здесь - Разгуляй, где начинается Доброслободская улица и система прилегающих переулков: Токмаков, Гороховский. По поверью сюда перебрался колдун Яков Брюс, чтобы жить по соседству с добрыми людьми. И в этом доме, как говорят, живет его призрак. На фасаде его когда - то были солнечные часы. А по левую сторону от дома, жил пушкинский гробовщик, теперь этот дом снесли… Богоявленский собор… - колокола детства закладывали метафизический настрой души, интерес к «мгновениям места» или, как говорил Борис Пастернак, «мигам местничества», у которого была похожая любовь к «мирам, которые были и уже исчезли», к людям, которые были в этом месте и уже ушли… Отсюда поэтический склад души, глубокий интерес к символизму… и к алхимическому роману.
История романа «В поисках андрогина» начинается в 2052 году. Молодой человек поколения сетманов находит старую рукопись алхимического романа и пожелтевшие фотографии девушки. Он начинает читать ее, в случайном порядке выбирая отдельные главы книги. Он читает ее двадцать три года – ровно столько лет, сколько писался сам роман, - и как будто проживает всю историю заново.
В этом совпадении временных континиумов просматривается идея вечного возрождения спиралей времени, привлекающая внимание мыслителей различных направлений гуманитарного знания, для которых потребность в открытии тайны бессмертия человеческой души является главной духовной задачей. Так М.Элиаде, ученый, занимающийся вопросами теории мифа, истории религий, методологии религиоведения, рассматривает миф о Вечном возвращении как постоянное воспроизведение акта творения в его ежегодной календарно-циклической обусловленности вне исторического времени – идея, повторяющая себя во всех традиционных культурах и цивилизациях. Однако современный человек осознает себя живущим в истории и в ее контексте воспринимает свое существование как нечто конечное, эсхатологически предопределенное. Не случайно идея возрождения времени претерпевает изменения в восприятии отдельных мыслителей, приобретает характер экзистенции - наполняется чувственным опытом индивидуального существования и личного переживания изменений, обусловленных событиями, происходящими в обществе. Так, подвергшись процессу транформации, она появляется в видоизмененной форме в таких направлениях как экзистенциализм, постмодернизм, глубинная психология, трансперсональная психология, алхимия и др. Как закономерный акт отчуждения от детерминации общественным сознанием у человека возникает потребность заглянуть в иные миры – ибо у каждого из нас есть свой собственный интуитивный опыт метафизического знания, - где можно почувствовать вечное настоящее, отделенное от прошлого и будущего вне его линейных причинно-следственных взаимозависимостей. Одним из апологетов этой идеи Вечного возвращения стал Ф.Ницше - она посетила его в августе 1881 года во время прогулки вдоль озера Сильваплана, недалеко от Сюрлея и, проникнутая его особенной любовью, стала мечтой многих поколений людей, проводивших метафизические исследования в лабораториях развития Сверхчеловека в поисках тайного ключа к двери «высшей тональности души», преодолевшей иллюзию времени и познавшей бессмертие. Бронзовый орел Заратустры стал символом откровения Ницше – вечным будет лишь тот, кто почувствует себя способным вечно повторяться… В фуге возвышенного одиночества отшельника с Сильс-Марии лейтмотивом звучит тема «Великого Полдня человечества», когда произойдет возвращение всех вещей, возникнет высшее самосознание, новая мораль, которая так необычна, так высоко возносится над общепринятой, что кажется аморальностью - мы слышим, по тонкому наблюдению М.Серрано в «Тревожной Вселенной», отголоски нирваны, в которой, по глубокому верованию буддизма, спасется из Колеса кармических перевоплощений сначала один человек, потом многие, а затем все. И, хотя Мартин Хайдеггер и говорит о Вечном возвращении как о «странной внезапной идее» и как об «игре с одним из возможных образов», а Е.Бертрам называет ее «безумной мистерией, обманчивой и подражательной», для Ницше и его Заратустры – это самая бездонная мысль. Она предполагает такое мироустановление, когда прошлое приходит из будущего духовного расцвета человечества, для которого величие души будет главным моральным устремлением и идеалом. Эта тема звучит в романе Валентина Куклева – его героя занимают многотрудные поиски своего самосознания, в котором инверсии во времени становятся и литературным приемом и методом понимания самого себя.
Основная сюжетная линия романа начинается в СССР в середине 70-х годов, где двое молодых людей, мужчина и женщина, заняты поисками Закрытой книги - Книги Тайн Бытия, в которой зашифрованы ключи управления Хаосом и Эросом. Существом, способным укротить эти две субстанции, является мифологический Андрогин, в котором мужское и женское начала пребывали нераздельно. Андрогин внутренне совершенен, он обладает природной целостностью. Влюбленные увлечены алхимической свадьбой солнечного и лунного андрогинов. Их история разворачивается на фоне выхолощенного советскими лозунгами быта. Автор в качестве эпиграфов к отдельным главам приводит вырезки из газет, пронизанных ничем непоколебимым оптимизмом и верой в светлое коммунистическое будущее, абсолютной уверенностью в избранничестве и единственности выбранного курса. В этой искусственно построенной модели мира с ее пропагандистскими ценностями особенно необычными кажутся отношения двух молодых людей с их страстным устремлением отрешиться от окружающего мира и выйти за пределы человеческого «я» навстречу своей подлинной индивидуальности. Темы их диалогов вращаются среди рассуждений о космосе, природе, цивилизации и человеке, являются местом встречи идей суфизма, даосизма, христианства, метафизики, астрологии, семиотики, паралингвистики и составляют альтернативу интеллектуальной атмосфере советской эпохи. В романе воссоздается дух андерграунда этого периода, сфера духовных устремлений поколения 70-х.
Судьба их разлучает – девушка иммигрирует в США, они встречаются лишь спустя шестнадцать лет… Это история потерянного ангела, умерщвленной тайны и прощания с собой. Молодой человек находит Закрытую книгу – «Книгу молчания Хаоса» и выбрасывает ее. Он понимает, что каждый человек проходит свой собственный путь познания мудрости, проникая сквозь иллюзии пространства и времени.
Роман «В поисках андрогина» - это история несбывшейся мечты, это «сон, в котором мечту задувает ветер, дождь, который никогда не кончится в твоей памяти».
Вместе с сетманом мы погружаемся в атмосферу середины семидесятых годов прошлого столетия. История любви двух людей, увлеченных поисками единого в себе и друг с другом, овладевает воображением сетмана. Воспользовавшись возможностями Новой Операционной Системы (НОС), он запускает в Сеть информацию с запросом о поиске девушки…
«В поисках андрогина» - это особый роман. Сам автор называет его алхимическим романом. Почему? Возможно, потому, что текст романа представляет собой развернутый процесс ассоциативного размышления автора, настроенного на волну самопознания, и мы становимся соучастниками этого события. Страницы романа воссоздают эпическое полотно сознания автора, в котором меняются времена и народы, культуры и цивилизации. Это особая форма семиотического путешествия во внутреннем мире своего «я», в котором постигаются глубинные смыслы человеческой мудрости, корни которой скрыты в глубине веков, пряча горькую правду познания под покровом времени. Это трудный алхимический процесс преобразования души, пламенеющей страстью к истине. Основной мелодией в полифонической партитуре текста звучит тема андрогина, виртуозно рассматриваемая автором в исторических, культурных и метафизических контекстах. Результатом этой трансформации является гипертекст – своеобразная энциклопедия понятия андрогин. И не столь важным становится, был ли гипертекст исходной точкой начала процесса размышления или он явился ее конечным продуктом. На поверхность выступает сама история мысли в ее самоценном исполнении. Полисемия понятия андрогин охватывает круг идей, главной темой которых выступает «возвращение к изначальной целостности, к состоянию неразделенного первопорядка, в подлинное первоначальное состояние, в совершенное, к своей абсолютной сущности» (А.Дугин). Андрогин предстает как «инобытие» (Серрано), как «логос – первоначальный дух» (гностицизм), как «эсхатологический сценарий свершения всех свершений, как абсолютный конец – Великое возвращение в абсолютно Иное» (метафизика), как Плерома (Единство) (гностицизм), как трансцендентное, где снимается двойственность, как «райское состояние первобытного человека» - совершенное состояние природы (Золотой век), как достижение недвойственности за пределами времени (йога), как докосмическая целостность, где Вселенная еще не сотворена (космогония), как философский камень – герменевтический Ребис, стоящий на вершине Хаоса (алхимия).
Для В.Куклева андрогины – это «обиженные Боги». Первоакт творения разрушил андрогинное яйцо, разделив его на две половины - мужскую и женскую. Мир превратился в драматическую вселенную, обреченную на страдание полов, на мечты о совместной миссии возвращения в Рай. Андрогин вернется через истории человеческой любви, через преображение, когда мужчина даст возможность женщине «поцеловать небо» - они объединяться в согласии и взаимности, прекратиться война полов и их взаимное поглощении друг друга. Преодолев разделение и пройдя через мистерию «обиженных Богов», Андрогин начнет возрождаться. Такова метафизика Андрогина…
В тексте прочитывается метод, позволяющий входить в состояние трансгрессии, когда происходит изменение реальности, появляются различные ассоциативные временные пространства – параллельные миры мыслеформ, когда «если долго смотреть на родник с исцеляющими водорослями, они превратятся в гигантские субтропические деревья». Когда неожиданно бодрствование переходит в сон наяву, и ты начинаешь грезить. Когда ты легко прочитываешь тайнопись символов – «когда мост, с которого съехала и бесследно исчезла машина с мужчиной и женщиной на переднем сиденье, вдруг становиться переходом в инобытие.» Когда реальность, которую творит наше воображение становиться реальностью нашей жизни – транссерфинг реальности. Когда мы видим сон наяву. Так можно подобраться к раю, увидеть бездну – блаженный момент забвения - наш ум успокаивается и наше восприятие возрождается к новой жизни, обретая свою первозданную полноту и целостность.
Один из таких снов во сне, всего лишь жизни сон - это таинство встречи мужчины и женщины, священная свадьба лунного и солнечного андрогинов. Это возможность почувствовать хрупкий внутренний мир женщины, услышать ее внутренний музыкальный строй, увидеть ее звезды и небо, измерить ее сознание. Как настроиться на тональность ее души? Является ли взаимопроникновение друг в друга сознательным усилием или это происходит помимо нашей воли благодаря промыслу Божию, когда где-то на пересечении миров встречаются два человека и по каким-то только им одним понятным признакам они узнают друг друга? Как измерить эту тайну тайн, расшифровать ее пленительные знаки? Автор обожествляет женщину, чье присутствие в его жизни творит новую реальность, пробуждает воображение, наполняет его древними переживаниями Востока – «звуками каравана, медленно идущего через барханы, ароматами айвы и восточных сладостей, позвякиванием браслетов на тонких щиколотках танцовщиц, пышным убранством покоев, поэтическими образами Хафиза». Текст автора – это ассоциативный поток образов, объединенных чувственным восприятием восточной девы, тайной и единственной жены, открывающей миры, окутанные золотым туманом вечности… - «домашних шлепок преврати носы в концы зороастрийских туфель…»
Женские образы бесконечны и многолики. «Пытаясь переплавить навь и явь, галлюцинации, мечты, фантазмы, сны, рефлексии реальности» автор как будто «впадает в сон с открытыми глазами». Откуда-то из глубин памяти возникают библейские сюжеты, распятие Христа, две Мария своей преданностью явившие безграничную любовь к Господу; Лилит - библейский Андрогин, первая жена Адама, которая обманывала его своей красотой; вырисовывается картина вспаханного поля, на обочине которого он стоит вместе с сыном. Это поле нужно измерить, этим путем шли его родители, теперь идет он, а потом пойдет его сын. Невспаханное поле – это и архетип женщины, которую нужно познать, для того чтобы продлилась жизнь. Поле – это и Храм Божий, который нужно измерить, чтобы подойти к престолу Господа… В потоке этих ассоциаций перед нами разворачивается драматургия бессознательного – «сокровенный образ несбывшейся мечты, принцесса блистающая и померкшая, потерянный ангел, переоценка внутреннего молчания, прощание с собой, умерщвленная тайна». Память – удивительная вещь – ничто не уходит в прошлое. Любой эпизод видится с особой четкостью как призрак, от которого не избавишься – «и капал дождь, и тихо приходила Магдалина».
Особое место автор уделяет философии книги. Книги бывают разные – Книги Бытия, Откровения, Тайн, Повеления, Закрытые Книги, Книги Молчания Хаоса, Книги Судеб… Потерянные, Ненаписанные…Неожиданные… Они приходят и уходят, и вместе с ними приходят и уходят люди, события, истории. Они пишут сценарии нашей жизни. Они приходят из будущего и возвращаются в прошлое. Они – герои романа. Они – источники обретения любви и ее потери, разгадывания тайн собственной жизни и тайны обиженного Бога. Бывают Книги Жизни. Они – «повеление нашей собственной души, жаждущей восстановления, после того, как она была потеряна или украдена». В размышлениях на эту тему мы чувствуем любовь автора к Книге и благоговение перед ней. Для него книги - живые существа, во взаимодействии с которыми постигаются тайны нашего существования. В истории с сетманом – молодым человеком поколения Net, автор как будто пытается ответить на вопрос, чем отличается восприятие человечества, столетиями, воспитывавшегося «на слове» и книгах, от восприятия нового поколения, родившегося уже в информационно-цифровой цивилизации и познающего мир «через цифру» и компьютер. Как будет передаваться тот чувственный опыт, тайну которого можно познать только при чтении книги? Будет ли утрата этого опыта потерей для человечества, или это знание приобретет новые формы, не известные доселе, и, если да, то, какими они будут?...
По мнению автора человечество принялось с диким воодушевлением осваивать Сеть от без - исходности. Придуманная им Вселенная оказалась относительно постижима, но недостижима – на ее постижение наложено заклятие пределом скоростей. И возникает естественный вопрос: "Не является ли желание постичь и потрогать все телесно своего рода одержимостью, которую надо лечить?" Подавленная страсть везде побывать, как любая страсть выливается в болезнь многообразия или даже в бунт. Чем утолить эту жажду, до недавнего времени было не ясно. А проклятье ограничения все тяжелее наваливалось на цивилизацию. И вот, наконец, появилось место, куда она может излиться — Сеть. В ней возможно все то, чего мы не достигли и уже никогда не сможем достичь в реальности. В отличие от прошлых изобретений Сеть не просто пассивный медиатор, Сеть становится прологом цифральности и средой обитания проявленных существ.
Автор пытается сам определить жанр своего повествования как «не то автобиография, не то критическое житие, не то роман, не то эпистолярное нечто, не то...». Текст музыкален, его хочется сравнить с партитурой для симфонического оркестра, где отдельные мелодии проникают в сердце через вселенскую полифонию звуков. Постоянно изменяющийся ритм повествования сливается с настойчивым стуком метронома, абсолютно уверенного в своем постоянстве. Этот ритм захватывает, наполняет единым дыханием, чувствами. Стиль письма функционально эклектичен и переносит внимание читателя с сухих философских выкладок на тончайший узор поэтико-метафорического языка, с "телеграфного", натуралистического повествования к чувственно - эротическому и молитвенному изложению, создавая у читателя ощущение внутреннего движения текста. Это роман о неиссякаемом желании остановить мгновения божественной радости, когда растворяются границы пространства и времени и двое – мужчина и женщина - становятся единым. Этот роман – усилие постоянно удерживать ускользающую красоту, сохранять память ее чувственных переживаний. Это развернутая история творческого процесса, антология одного воображения, автобиография сознания, познающего тайны мироздания, человеческой жизни и своей индивидуальности.
Елена Мартынова (2007)
--------------------------------
Закрытая книга
(В поисках Андрогина)
Алхимический роман
V. I. T. R. I. O. L.
Вы станете великим, если камни, над которыми вам дана власть, перестанут быть просто камнями, предназначенными служить нехитрым будничным удобствам, но станут ступенями, ведущими к престолу Господа.
А. Де Сент-Экзюпери «Цитадель»
Предисловие, которое можно пропустить, не читая.
Куклев Валентин Владимирович - родился в 1948 году в Москве, начал заниматься системным проектированием в 1972 году в ЦНИИ ПИАС (Проектный Институт Автоматизированных Систем) при Госплане СССР. Один из основателей Студии Электронной Музыки при музее Скрябина в 70-х годах прошлого столетия. В студии проводились эксперименты по разработке программ развития человека на стыке проблем Восток-Запад и осуществлялись первые шаги в России по созданию мультимедиальной среды и аудио-визуального синтеза. Студия объединяла в то время молодых и талантливых людей, многие из которых сейчас стали известными мастерами в области живописи, литературы, музыки, театра и кино. В это же время при участии В. Куклева создается группа «Контекст». В нее входят философы, филологи, психологи. В самиздатовском исполнении публикуются более ста переводов известных мыслителей, - позднее, уже в 90-х годах, эти книги появятся на прилавках наших книжных магазинов. Среди них произведения К.Кастанеды, Дж.Лили, Э.Берна, Ф.Ницше, произведения буддизма… В 1998 году в соавторстве с А.Ровнером и В.Андреевой В.Куклев выпускает «Энциклопедию символов и знаков» (Москва, изд-во Локхид-МИФ). В настоящее время В.Куклев является вице-президентом «Национального Инновационного Фонда - Технологии XXI века», членом совета директоров футурологической группы futura.ru. Участник проектов «Пути развития энергетики в Европе» совместно с DaimlerChrysler, проектов: «Сетевая экономика», «Терроризм в XXI веке» по заказу Совета Федерации. Член Союза литераторов России. В настоящее время работает над созданием комплексного телевизионного проекта «Неизвестная Россия».
Когда мы знакомимся с творчеством писателя, всегда интересно понять, как, из каких истоков начинала формироваться мысль автора, какой круг идей интересовал его в процессе развития мировоззрения, что было основной движущей силой его творчества, вокруг которой развернулась столь кропотливая работа мыслительного процесса.
В романе «В поисках Андрогина» мы как будто перелистываем историю человеческой мысли. Валентин Куклев свое детство провел в бывшей Доброй слободе («Добрая слобода – это та часть старой Москвы, где жили добрые люди») по соседству с нынешней Бауманской, где каждое здание – это страница истории. Церковь Вознесения на Гороховом поле, где раньше был ручей Кукуй и где праздновали летнее солнцестояние; усадьба Разумовских, старообрядческая церковь «Безбрачное венчание» - Билибинский теремок, построенный в 1904 году в стиле русского модерна. Здесь проходила граница с Немецкой слободой, здесь - Разгуляй, где начинается Доброслободская улица и система прилегающих переулков: Токмаков, Гороховский. По поверью сюда перебрался колдун Яков Брюс, чтобы жить по соседству с добрыми людьми. И в этом доме, как говорят, живет его призрак. На фасаде его когда - то были солнечные часы. А по левую сторону от дома, жил пушкинский гробовщик, теперь этот дом снесли… Богоявленский собор… - колокола детства закладывали метафизический настрой души, интерес к «мгновениям места» или, как говорил Борис Пастернак, «мигам местничества», у которого была похожая любовь к «мирам, которые были и уже исчезли», к людям, которые были в этом месте и уже ушли…Отсюда поэтический склад души, глубокий интерес к символизму… и к алхимическому роману.
История романа «В поисках Андрогина» начинается с того, что молодой человек по имени Омир и по профессии палеограф, находит старую рукопись алхимического романа и пожелтевшие фотографии девушки. Он начинает читать ее, в случайном порядке выбирая отдельные главы книги. Он читает роман и одновременно печатает его, воплощая в современную книгу, и как будто проживает всю историю заново.
В этом совпадении временных континиумов просматривается идея вечного возрождения спиралей времени, привлекающая внимание мыслителей различных направлений гуманитарного знания, для которых потребность в открытии тайны бессмертия человеческой души является главной духовной задачей. Так М.Элиаде, ученый, занимающийся вопросами теории мифа, истории религий, методологии религиоведения, рассматривает миф о Вечном возвращении как постоянное воспроизведение акта творения в его ежегодной календарно-циклической обусловленности вне исторического времени – идея, повторяющая себя во всех традиционных культурах и цивилизациях.
Однако современный человек осознает себя живущим в истории и в ее контексте воспринимает свое существование как нечто конечное, эсхатологически предопределенное. Не случайно идея возрождения времени претерпевает изменения в восприятии отдельных мыслителей, приобретает характер экзистенции - наполняется чувственным опытом индивидуального существования и личного переживания изменений, обусловленных событиями, происходящими в обществе. Так, подвергшись процессу транформации, она появляется в видоизмененной форме в таких направлениях как экзистенциализм, постмодернизм, глубинная психология, трансперсональная психология, алхимия и др. Как закономерный акт отчуждения от детерминации общественным сознанием у человека возникает потребность заглянуть в иные миры – ибо у каждого из нас есть свой собственный интуитивный опыт метафизического знания, - где можно почувствовать вечное настоящее, отделенное от прошлого и будущего вне его линейных причинно-следственных взаимозависимостей. Одним из апологетов этой идеи Вечного возвращения стал Ф.Ницше - она посетила его в августе 1881 года во время прогулки вдоль озера Сильваплана, недалеко от Сюрлея и, проникнутая его особенной любовью, стала мечтой многих поколений людей, проводивших метафизические исследования в лабораториях развития Сверхчеловека в поисках тайного ключа к двери «высшей тональности души», преодолевшей иллюзию времени и познавшей бессмертие. Бронзовый орел Заратустры стал символом откровения Ницше – вечным будет лишь тот, кто почувствует себя способным вечно повторяться… В фуге возвышенного одиночества отшельника с Сильс-Марии лейтмотивом звучит тема «Великого Полдня человечества», когда произойдет возвращение всех вещей, возникнет высшее самосознание, новая мораль, которая так необычна, так высоко возносится над общепринятой, что кажется аморальностью - мы слышим, по тонкому наблюдению М.Серрано в «Тревожной Вселенной», отголоски нирваны, в которой, по глубокому верованию буддизма, спасется из Колеса кармических перевоплощений сначала один человек, потом многие, а затем все. И, хотя Мартин Хайдеггер и говорит о Вечном возвращении как о «странной внезапной идее» и как об «игре с одним из возможных образов», а Е.Бертрам называет ее «безумной мистерией, обманчивой и подражательной», для Ницше и его Заратустры – это самая бездонная мысль. Она предполагает такое мироустановление, когда прошлое приходит из будущего духовного расцвета человечества, для которого величие души будет главным моральным устремлением и идеалом. Эта тема звучит в романе Валентина Куклева – его героя занимают многотрудные поиски своего самосознания, в котором инверсии во времени становятся и литературным приемом и методом понимания самого себя.
Основная сюжетная линия романа начинается в СССР в середине 70-х годов, где двое молодых людей, мужчина и женщина, заняты поисками Закрытой книги - Книги Тайн Бытия, в которой зашифрованы ключи управления Хаосом и Эросом. Существом, способным укротить эти две субстанции, является алхимический Андрогин, в котором мужское и женское начала пребывали нераздельно. Андрогин внутренне совершенен, он обладает природной целостностью. Влюбленные увлечены алхимической свадьбой солнечного и лунного андрогинов. Их история разворачивается на фоне выхолощенного советскими лозунгами быта. Автор в качестве эпиграфов к отдельным главам приводит вырезки из газет, пронизанных ничем непоколебимым оптимизмом и верой в светлое коммунистическое будущее, абсолютной уверенностью в избранничестве и единственности выбранного курса. В этой искусственно построенной модели мира с ее пропагандистскими ценностями особенно необычными кажутся отношения двух молодых людей с их страстным устремлением отрешиться от окружающего мира и выйти за пределы человеческого «я» навстречу своей подлинной индивидуальности. Темы их диалогов вращаются среди рассуждений о космосе, природе, цивилизации и человеке, являются местом встречи идей суфизма, даосизма, христианства, метафизики, астрологии, семиотики, паралингвистики и составляют альтернативу интеллектуальной атмосфере советской эпохи. В романе воссоздается дух андеграунда этого периода, сфера духовных устремлений поколения 70-х.
Судьба их разлучает – девушка иммигрирует в США, они встречаются лишь спустя шестнадцать лет. Это история потерянного ангела, умерщвленной тайны и прощания с собой. Молодой человек по имени Омир находит в дневниках В. рукопись – «Книгу молчания Хаоса» и перепечатывает отрывки из неё. Он понимает, что каждый человек проходит свой собственный путь познания мудрости, проникая сквозь иллюзии пространства и времени.
Роман «В поисках Андрогина» - второе название, подзаголовок - это история несбывшейся мечты, это «сон, в котором мечту задувает ветер, дождь, который никогда не кончится в твоей памяти».
Вместе с героями мы погружаемся в атмосферу середины семидесятых годов прошлого столетия. История любви двух людей, увлеченных поисками единого в себе и друг с другом, овладевает воображением Омира. Воспользовавшись возможностями всемирной «паутины», он запускает в Сеть информацию с запросом о поиске девушки, но не находит её следов…
«В поисках Андрогина» - это символический роман. Сам автор называет его алхимическим романом. Почему? Возможно, потому, что текст романа представляет собой развернутый процесс ассоциативного размышления автора, настроенного на волну самопознания, и мы становимся соучастниками этого события.
Страницы романа воссоздают эпическое полотно сознания автора, в котором меняются времена и народы, культуры и цивилизации. Это особая форма семиотического путешествия во внутреннем мире своего «я», к глубинным языкам, в которых постигаются сакральные смыслы человеческой мудрости, корни которой скрыты в глубине веков, пряча горькую правду познания под покровом времени. Это трудный алхимический процесс преобразования души, пламенеющей страстью к истине. Основной мелодией в полифонической партитуре текста звучит тема Андрогина, виртуозно рассматриваемая автором в исторических, культурных и метафизических контекстах. Результатом этого исследования является гипертекст – своеобразная энциклопедия понятия Андрогин. И не столь важным становится, был ли гипертекст исходной точкой начала процесса размышления или он явился ее конечным продуктом. Важны сами отсылки, культура которых отсутствует в России. На поверхность выступает история мысли в ее самоценном исполнении. Полисемия понятия Андрогин охватывает круг идей, главной темой которых выступает возвращение к изначальной целостности, к состоянию неразделенного первопорядка, в подлинное первоначальное состояние, в совершенное, к своей абсолютной сущности. Андрогин предстает как «инобытие» (Серрано), как «логос – первоначальный дух» (гностицизм), как «эсхатологический сценарий свершения всех свершений, как абсолютный конец – Великое возвращение в абсолютно Иное» (метафизика), как Плерома (Единство) (гностицизм), как трансцендентное, где снимается двойственность, как «райское состояние первобытного человека» - совершенное состояние природы (Золотой век), как достижение недвойственности за пределами времени (йога), как докосмическая целостность, где Вселенная еще несотворена (космогония), как философский камень – герменевтический Ребис, стоящий на вершине Хаоса (алхимия).
Для В.Куклева андрогины – это «обиженные Боги». Первоакт творения разрушил андрогинное яйцо, разделив его на две половины - мужскую и женскую. Мир превратился в драматическую вселенную, обреченную на страдание полов, на мечты о совместной миссии возвращения в Рай. Андрогин вернется через истории человеческой любви, через преображение, когда мужчина даст возможность женщине «поцеловать небо» - они объединяться в согласии и взаимности, прекратиться война полов и их взаимное поглощении друг друга. Преодолев разделение и пройдя через мистерию «обиженных Богов», Андрогин начнет возрождаться. Такова метафизика Андрогина…
В тексте прочитывается метод, позволяющий входить в состояние трансгрессии, когда происходит изменение реальности, появляются различные ассоциативные временные пространства – параллельные миры мыслеформ, когда «если долго смотреть на родник с исцеляющими водорослями, они превратятся в гигантские субтропические деревья». Когда неожиданно бодрствование переходит в сон наяву, и ты начинаешь грезить. Когда ты легко прочитываешь тайнопись символов – «когда мост, с которого съехала и бесследно исчезла машина с мужчиной и женщиной на переднем сиденье, вдруг становиться переходом в инобытие, которое создаёт реальность.» Но когда реальность, которую творит наше воображение, становится реальностью нашей жизни – транссерфингом реальности, тогда мы видим сон на яву.
Когда мы видим сон наяву, тогда можно подобраться к краю, увидеть бездну – и бездна взглянет на нас свим чёрным космосом. Из блаженного момента забвения наш ум просыпается и наше восприятие возрождается к новой жизни, обретая свою первозданную полноту истоков.
Один из таких снов во сне, всего лишь жизни сон – это вечный сон не пробуждённого человечества, это таинство встречи мужчины и женщины, священная свадьба лунного и солнечного Андрогинов. Это возможность почувствовать хрупкий внутренний мир женщины, услышать ее внутренний музыкальный строй, увидеть ее звезды и небо, жить одним дыханием своей звезды, измерить ее сознание. Как настроиться на тональность ее энергии? Является ли взаимопроникновение друг в друга сознательным усилием или это происходит помимо нашей воли благодаря промыслу Божьему, когда где-то на пересечении миров встречаются два человека и по каким-то только им одним понятным признакам они узнают друг друга? Как измерить эту тайну тайн, расшифровать ее пленительные знаки? Автор обожествляет женщину, чье присутствие в его жизни творит новую реальность, пробуждает воображение, наполняет его древними переживаниями Востока – «звуками каравана, медленно идущего через барханы, ароматами айвы и восточных сладостей, позвякиванием браслетов на тонких щиколотках танцовщиц, пышным убранством покоев, поэтическими образами Хафиза», великого всадника. Текст автора – это ассоциативный поток образов, объединенных чувственным восприятием восточной девы, тайной и единственной жены, открывающей миры, окутанные золотым туманом вечности… - «домашних шлепок преврати носы в концы зороастрийских туфель…»
Женские образы бесконечны и многолики. «Пытаясь переплавить навь и явь, галлюцинации, мечты, фантазмы, сны, рефлексии реальности» автор как будто «впадает в сон с открытыми глазами». Откуда-то из глубин памяти возникают библейские сюжеты, распятие Христа, две Мария своей преданностью явившие безграничную любовь к Господу; Лилит - библейский Андрогин, первая жена Адама, которая обманывала его своей красотой; вырисовывается картина вспаханного поля, на обочине которого он стоит вместе с сыном. Это поле нужно измерить, прийти в свой Теос. Каждое поколение ищет своё место для жизни, свой город. Этим путем шли его родители, теперь идет он, а потом пойдут его сыновья. Невспаханное поле – это и архетип женщины, которую нужно познать, для того чтобы продлилась жизнь. Поле – это и Храм Божий, который нужно измерить, чтобы подойти к престолу Господа… В потоке этих ассоциаций перед нами разворачивается драматургия бессознательного – «сокровенный образ несбывшейся мечты, принцесса блистающая и померкшая, потерянный ангел, переоценка внутреннего молчания, прощание с собой, умерщвленная тайна». Память – удивительная вещь – ничто не уходит в прошлое. Любой эпизод видится с особой четкостью как призрак, от которого не избавишься – «и капал дождь, и тихо приходила Магдалина».
Особое место автор уделяет философии книги. Книги бывают разные – Книги Бытия, Откровения, Тайн, Повеления, Закрытые Книги, Книги Молчания Хаоса, Книги Судеб… Потерянные, Ненаписанные…Неожиданные… Они приходят и уходят, и вместе с ними приходят и уходят люди, события, истории. Они пишут сценарии нашей жизни. Они приходят из будущего и возвращаются в прошлое. Это поток архетипов нереальных книг. Они – герои романа. Они – источники обретения любви и ее потери, разгадывания тайн собственной жизни и тайны обиженного Бога. Они соотносятся с реальными рукописями, с деревом книг, которые были проявлены в этом мире. Они – «повеление нашей собственной души, жаждущей восстановления, после того, как она была потеряна или украдена». В размышлениях на эту тему мы чувствуем любовь автора к Книге и благоговение перед ней. Для него книги - живые существа, во взаимодействии с которыми постигаются тайны нашего существования. История Омира – молодого человека поколения Net, автор как будто пытается ответить на вопрос, чем отличается восприятие человечества, столетиями, воспитывавшегося «на слове» и книгах, от восприятия нового поколения, родившегося уже в информационно-цифровой цивилизации и познающего мир «через цифру» и компьютер. Как будет передаваться тот чувственный опыт, тайну которого можно познать только при чтении книги? Будет ли утрата этого опыта потерей для человечества, или это знание приобретет новые формы, не известные доселе, и, если да, то, какими они будут?
По мнению автора, человечество принялось с диким воодушевлением осваивать Сеть от без - исходности. Придуманная им Вселенная оказалась относительно постижима, но недостижима – на ее постижение наложено заклятие пределом скоростей. И возникает естественный вопрос: "Не является ли желание постичь и потрогать все телесно, своего рода одержимость, которую надо лечить?" Подавленная страсть везде побывать, как любая страсть выливается в болезнь многообразия или даже в бунт. Чем утолить эту жажду, до недавнего времени было не ясно. А проклятье ограничения все тяжелее наваливалось на цивилизацию. И вот, наконец, появилось место, куда она может излиться — Сеть. В ней возможно все то, чего мы не достигли и уже никогда не сможем достичь в реальности. В отличие от прошлых изобретений Сеть не просто пассивный медиатор, Сеть становится прологом цифральности и средой обитания непроявленных существ, выходом из этой реальности в другую вселенную, где в городе-Хаос происходит погружение в бездну, в мир теней.
Автор пытается сам определить жанр своего повествования как «не то автобиография, не то критическое житие, не то роман, не то хроники, не то эпистолярное нечто, не то...». Недаром появляются в пространстве романа византийские хроники Марталы, как некая параллель советской хроники. В романе вообще много параллелей, помогающих проявить и прояснить то или иное событие.
Текст музыкален, его хочется сравнить с партитурой для симфонического оркестра, где отдельные мелодии проникают в сердце через вселенскую полифонию звуков. Постоянно изменяющийся ритм повествования сливается с настойчивым стуком метронома, абсолютно уверенного в своем постоянстве. Этот ритм захватывает, наполняет единым дыханием, чувствами. Стиль письма функционально эклектичен и переносит внимание читателя с сухих философских выкладок на тончайший узор поэтико-метафорического языка, с "телеграфного", натуралистического повествования к чувственно - эротическому и молитвенному изложению, создавая у читателя ощущение внутреннего движения текста. Это роман о неиссякаемом желании остановить мгновения божественной радости, когда растворяются границы пространства и времени и двое – мужчина и женщина - становятся единым. Этот роман – усилие постоянно удерживать ускользающую красоту, сохранять память ее чувственных переживаний. Это развернутая история творческого процесса, антология одного воображения, автобиография сознания, познающего тайны мироздания, человеческой жизни и своей индивидуальности.
Предисловие, которое необходимо прочитать.
Древо книг.
Вначале на этом древе возникли книги Завета. В 8в. до н.э. в рукописи Исайи явилось пророчество о появлении Миссии. Потом пошли греческие рукописи, в частности Гомер, римские (Вергилий). А с начала новой эры – византийские Хроники Иоанна Малавлы Cronografiva в 18 томах от сотворения мира до 565 года и Георгия Амартол Croniko;n suvntomon, краткая хроника в 4-х томах от сотворения мира и до 867года, книга Баллимота - тайнопись языка огама.
Далее Ориген 6в. - книга «О песни песней». Начиная с 10в. готические бастарды – Брунетто Латини «Книга сокровищ» 14в. Бенуа де Сен–Мор роман «О троянской войне» 1237г. В «Portae Lucis» в 1516г, на титульном листе каббалистической книги впервые появилось изображение древа книг, с веток которого свисали свитки. «Сефер» с древнееврейского переводится как «книга».
И так было до 15в., до появления первой печатной библии на 4-х языках: арамейском, халдейском, греческом и латыни «Библии полиглота», изданной мастером Кристофом Плантеном. Это восьмитомное издание с потрясающими комментариями Ариаса Монтануса, с инкорпорированными трактатами по новейшей анатомии и ботанике.
С этим потоком рукописей встречаются книги – призраки, которые дают осмысление ценностей, эволюции, развития концептов и новых идей.
В начале палеограф Омир, освоивший много старых рукописей не может прочесть эту новую рукопись, неизвестно как появившуюся у него. Но в один солнечный день его взгляд случайно останавливается на крючковато-летящих линиях, у него меняется оптика восприятия и он проваливается во внутрь книги, как в бездонный колодец, откуда идёт свет.
Преодолев трудности плохо читаемого почерка, он сталкивается с проблемами соединения различных островов текста, расшифровкой символов, упорядочиванием хаотичного, ведь хаос приходит тогда, когда становится непонятно. Для этого он прикладывает к тексту словарь ингредиентов символов, а также гипертекст, где сотня отсылок.
По мере прочитки, он начинает набирать рукопись, понимая, что эта книга овладевает им и обретает власть над его жизнью. Омир догадывается, что В. переписывает текст Э. в письма, чтобы отправить их почтой, но письма перехватывают КГБ и мать. Желая воплотить этот текст, а, как известно ни один текст не соответствует реальности, ему пришлось стать своеобразным Вергилием, чтобы провести потом читателя по лабиринту смысла.
Пути отыскания мудрости в тайных манускриптах приводят героя - Омира к пониманию, что глубинные знания и мудрость находятся вне книг.
Этот роман надо читать как единое целое, как композицию в музыке, хотя не подготовленному читателю сделать это трудно, книга сама отбирает читателя.
Итак, книга диктует свои правила, он пытается забыть про неё, но она всегда находит способы напомнить о своём бытие. Даже когда он был на другом континенте, а рукопись лежала в ящике его стола, она тянула его обратно, к этим пожелтевшим листам. Нечто похожее происходит с автором рукописи В. И Омир понимает, что судьбы их каким-то образом переплетены, и что книга обязательно даст подсказку.
Традиция алхимического романа, в какой- то степени, зажата и почти не осмысленна в контексте Русской культуры. Автор исследует тему поиска Андрогина, как стремление воссоединения, выбирая бытийный ракурс, выявляя символическую связь различных времен и традиций от недавнего прошлого - "социалистического застоя", до эпохи древнего Египта.
Термин «Андрогин» впервые упоминается у В.В.Розанова на страницах «Люди лунного света» и то, скорее с точки зрения физиологической. Для него это связано с переменой пола. В западной литературе эту тематику представляет Густав Меринг своим "Белым Доминиканцем". Автор романа видит это явление как положительное соединение мужского и женского начал без внешнего смешения, дающее сопряжение творческой полярности.
Это современный текст, где в конце романа приводится 90 отсылок. Гипертекст проясняет то, что невозможно объяснить внутри романа, расширяет его горизонты, фабульно углубляя пространство.
Как построен роман?
Роман состоит из трёх частей, вторая из которых имеет разбивку по главам:
- вступления, которое надо читать и вступления, которое можно не читать, вводящего в тему повествования и задающего основную - сюжетную канву. Начало фабульное - письма героини, приходят как бы из будущего и воспоминания героя, рисующие атмосферу их встречи, её обусловленность;
- центральная часть - "дневниковое" описание взаимодействия героев, их "общей жизни", "мужчины в теле женщины"; и параллельно в этой теме выложен дневник японского поэта как аналог, отражающий внутренние противоречия героя
- заключительная: поиск "половинки", стремление к объединению, поиск себя в бытии, разгадывание символов жизни и знаков пути, тема физического бессмертия.
Разбивка частей по главам носит смысловой характер, так как основная линия переплетается с авторскими комментариями, историческими, сюжетными, смысловыми и символьными аналогиями.
Темы, затрагиваемые автором романа, носят сакральный характер:
- тотемная составляющая темы имени, его функция отождествления, смена имени и где-то полу раскрытие имён реально живущих людей и персонажей уже ушедших из жизни;
- бессознательная перегруппировка мировосприятия, характерная для нашей эпохи, стремление выйти за его пределы в новых сочетаниях себя и мира;
- освоение мира символов, как поиск подсказок жизни, способа самосохранения своего пути и своей семантики;
- сравнение общественного сознания в средневековье и в современности;
- исследование природы религиозного и творческого вдохновения – книги творчества;
- изменённое состояние сознание и деструктурирующая его способность.
По сути, это роман о книге и о библиотеках, хотя, как и в любом романе тут есть любовная линия и два вида путешествия: книга «Мир на колёсах», которую пишет Э. и внутренние путешествия героя по временам и пространствам, которые совершает В. будучи пленником советского эгрегора. Он не только не может преодолеть «железный занавес», но и стиснут внешними мелкими препятствиями. Что остаётся? Совершать воображаемое мифологическое путешествие, как это сделал Одиссей. С точки зрения времени и литературы, реально ли оно? Каким уровнем реальности, обладает творческое воображение?
Записывая чужую мудрость, а свою хранить в себе - не в смысле закрытости, запечатывания, а в смысле выявления.
Так название «Закрытая книга» - это второй и может быть главный ее смысл. Очень просто - раскрыть закрытую книгу, взять ее в руки, полистать, медленно переворачивая страницы…
Может сначала посмотреть оглавление? Понять контекст? А если оглавление в конце – вернуться к первым страницам, прочитать. И когда текст втянул, забрал в себя, значит это твоя книга. Мир книги чудный, чудесный, странный. Она легко откроется ТЕБЕ, если это твоя книга, а если не твоя - ты ее отложил, поставил на полку и можешь никогда к ней не вернуться и не узнать ту тайну, которую суждено тебе было узнать, разгадку своей жизни. А написать свою книгу – все равно что найти свою единственную женщину. Книгу нельзя придумать, нафантазировать, ее надо пережить.
Стиль написания.
Это ещё книга шифра и в каком-то смысле это не книга, а монтирование различных видов письма. Она эмитирует кодексы 13-15 в. В. переписывает рукописи самого различного жанра: это авторские произведения, правовые документы, записи лекций, городские и цеховые статуты,. Современный медиевист – палеограф Омир расшифровывает эти записи, делая из неё современную книгу.
Стиль письма функционально эклектичен, и заставляет внимание читателя постоянно "держать себя в руках", меняя фокусировку от сухих философских выкладок до тончайшего узора поэтико-метафорического языка, от "телеграфного", натуралистического, чувственно - эротического повествования, до молитвенного изложения.
Часть I.
Плотный клубок пространств и времён.
Меня зовут Амир, хотя правильное написание имени – Омир. Но все произносят Амир Амир Амир. Это моё имя- оно было моим в прошлом, и есть в настоящем. Хотя как оказалось всё относительно и время в том числе. Оно спешит и ускользает от нас, порой запутывая и сплетая такие события и случайности, что трудно успевать за его стремительным полётом фантазии.
Итак, моё имя…Омир - означает слепец, который не видит того, что у него перед глазами. Глаза не видят. И это оказалось правдой. Я долго не замечал или не хотел замечать того, в какие узоры и хитросплетения складывается моя жизнь, пока я не обнаружил в ящике стола рукопись, принадлежащую моим предкам – может быть деду, может быть прадеду. Она долго лежала в столе, написанная бастартом и я уже привык, что она всегда находилась там, среди хроник Георгия Амартола, Иоанна Зонара, Иоанна Малавла.
Все же следует сказать несколько слов об истории моего имени. Здесь, прежде всего, надо упомянуть произведения античного мира о которых русский читатель мог вынести некоторое, хотя и очень смутное понимание об «Илиаде». Так, в одном из ранних памятников славянской письменности – "Паннонском житии" Кирилла, просветителя славян, встречается "едва ли не самое древнее" упоминание о Гомере: "Егда же прииде к Царюграду, въдаша и учителем, да ся учить, и в 3 месяци навык въсю грамотикию, и по прочаа ся ять учениа. Научи же ся омиру, и геомитри, и у Лъва и у Фоте диялексице, и всем философскым учением, к сим же и риторикии, и арифмитикии, и астрономии, и мусикии, и всем прочим еллиньскым учением."
Такого рода упоминания способствовали перенесению из Византии на Русь восходящего еще к классической древности представления о Гомере как основе всякой учености. Слово "Омир" стало нарицательным: под ним "разумелась вообще словесность, в которой Гомер имел значение исходного и главного момента".
Открыв рукопись, я обнаружил там несколько начатых недописанных книг, эти острова текста не были никак напрямую соединены между собой. Читать это было сложно, хотя послание было адресовано в будущее, возможно даже мне…
Первый раз, открыв давно знакомую книгу, я удивился, насколько трудно и практически невозможно было её прочесть. Текст буквально ускользал от меня, как порой ускользает от нас сама жизнь…. Там было много обрывов, непонятных слов по латыни и на древнегреческом. Но смысл…он казалось, чуть приоткрывался, а затем вновь таял. Но я продолжал переводить.
Будучи историографом и палеографом по профессии, я первый раз столкнулся с подобным текстом. Как соединить на первый взгляд абсолютно не соединяемое? Как специалист по разгадке смыслов я умею найти его там, где не видят другие. Главное не быть убийцей смысла, не навредить ему. А жизнь, переданная в таких текстах, обычно оживала на глазах…. Текст начинал дышать и петь на лидийский манер. Но здесь…
Я не мог даже войти в него. Может быть это суспенсии - недописанные слова? Они были очень распространены в римской письменности, особенно в надписях. Например: an – ante, fec – fecit, dd – domini. Или это контракция – средневековая форма сокращений? В контракциях широко применялись комбинации пропуска букв со специальными знаками, так что порой слово принимало вид ребуса. Например: слово gloriosissima (13 букв) сжималось более чем в два раза (до 6 букв) и принимало форму gloima.
Символы и знаки прочно переплелись в один плотный тугой непреодолимый узел времени и событий. Книги прошлого и из прошлого! Мы их читаем иначе, чем современных авторов, там утерян язык оригинала, часто это мёртвый язык, потерян контекст, утрачены живые связи, нет людей, которые были очевидцами событий.
И вот однажды я остановил свой взгляд на рукописи и, не открывая её, я увидел жизнь фразы, попав в её внутреннее пространство. Тогда же я понял, чтобы это читать, нужны разные объективы, различные фокусные расстояния, которые создают разноприближенность к буквальному слову. Я провалился, и меня понесло по различным мирам, временам, пространствам, культурам. Я совершал великое путешествие по различным ветвям единого процесса творения. И ось Вселенной (axis mundi) пронизывала моё прошлое, настоящее и очевидно будущее.
Это похоже на игру с читателем, когда проводник идёт по переулкам текста с фонарём, высвечивая тёмные места, увязывает истории друг с другом и замечает связь там, где её никто не видит. Тогда читатель начинает доверять этому проводнику- Вергилию, который проведёт по лабиринту запутанной рукописи. Как только читатель начинает полагаться на него, вдруг возникает остановка перед новым препятствием, новой загадкой и необходимо заново строить мосты.
Исчезновение ориентировки сначала приводит к замешательству, но потом, пользуясь подсказками Вергилия и словарём символов, делает нас учениками вечной жизни. Есть и другой подход – изложить все эти сакральные тайны, тонкие мысли небесной роскоши пересказать на моём простом профаническом языке. Далеко пойдёт тот, кто не знает куда идти.
Я занимаюсь палеографией-прочиткой редких и не очень редких рукописей. Я буквоед, мне приходится поглощать написанные буквы в прямом смысле, изучать наклоны букв - дукт, написание: маюскул-письмо прописных букв и минускул-строчных букв.
Но эта современная рукопись лежала у меня давно. Я даже не знал, как она появилась. То ли кто-то принёс, то ли её приобрёл мой дед, который тоже был палеографом и к тому же сочинителем. В общем, она досталась мне по наследству. Однако читать её было невозможно - с этим я сталкивался в старых рукописях, где иногда присутствовало небрежное начертание, которое появляется, когда текст диктуется сверху, пером Творца. Мне приходилось продираться к смыслу, прочитывая десятки раз одно и то же место.
Листая эту рукопись с чуть пожелтевшими листами, я столкнулся не только с летящими линиями почерка с почти крючковатой нотаписью строчек, но и почувствовал, что книга не подпускает к себе, она отбирает и испытывает читателя. Например, выдержка из этого текста:
« На оси мирового дерева я видел рождение книг от сотворения мира, до наших дней. Сначала шли книги пророков, затем книги царей из рода Давидова-пророчества Даниила, где пророчилось царство любви и предсказывалась новая эра-эра рыб.
"Хрисмологион" (буквально – "толкование пророчеств"), составленный Паисием Лигаридом, митрополитом Газы, и переведенный на русский язык Николаем Спафарием в 1673 г. Это любопытное произведение, посвященное все той же теме о "четырех монархиях", включало в себя текст и толкование книги ветхозаветного пророка Даниила (где содержалось пророчество о четырех монархиях) и обзор соответствующих монархов – "халдейских", персидских и греческих царей, римских и византийских императоров, а также "кесарей римляно-немецких" (т. е. германских императоров).
Потом пошли книги Завета. Потом греческие авторы- Гомер, Гесиод. Римский период-Византийские хроники. jEpitomh; iJstoriw'т Иоанн Зонараv (конец XI – 1-я половина XII в.), один из лучших представителей византийской историографии. Он пользовался трудами Геродота, Ксенофонта, Иосифа Флавия, Плутарха, Арриана, Диона Кассия, Евсевия. Его хроника содержала обзор всемирной истории от «сотворения мира» до 1118 г. Она была переведена на сербский язык в 1344 г. и в этом переводе стала известна на Руси».
Вступление.
Простые миражи будущего.
Начало Аквариуса, эры Исхода: отзвуки журчащей воды и отблески зарниц, течений, утоляющих жажду, прежде всего, души, а не тела. Воздух Водолея - струение воздуха избирательного родства живых существ, воздух духовной общности.
Многое изменилось в Аквариусе: зримость виртуальности заменила, сместила реальность.
Знак Водолея освободил от инстинктов, мысль открыла для них свои шлюзы, чтобы течь в общих руслах бытийных рек... Древняя формула: «Cogito ergo sum» - «Мыслю, следовательно, существую» сменилась на «коммуницирую, следовательно, управляю».
Всё стало подвластно и управляемо человеком. И ничто не могло отстоять природу и спасти Землю от ненасытности всепожирающей человеческих желаний. Новая цивилизация удобств лишила людей актуальности мужества, опыта терпения и упорства.
Мир лишился тайны и преодоления её. Исчезла природная темнота, как тень у героя Шамиссо.
Тьма сместилась из области греха и раскаяния...
Благодаря электричеству появился искусственный свет.
Померкло мелькание света и темноты, чередующего день и ночь. Без Света исчезло третье измерение. Закон любого освещения — свет на воде, на небе, и деревьев сень - лишилась силы притяжения, так и главная тайна человеческого обмена была не понята, как и оставалась не разгаданной сущность Андрогина.
Звучит камышовая свирель, колеблющийся под ветром тростник, раскаленный зной песков чередуется с илистым свежим запахом реки и ароматом, распустившегося голубого лотоса... Всё это в комнате без окон, похожей на куб, где сидит молодой человек у компьютера.
Омир не сразу понял, что автор рукописи пишет, угадывая про него. По мере прочитки дальнейшего убедился, что тот, из прошлого очень чётко описал его комнату. Она тоже без окон и по форме она тоже представляла собой куб и в интерьере у него тоже один единственный секретер из красного дерева, где хранились рукописи. Он как бы столкнулся с ним напрямую, в этом странном манускрипте, где похоже, автор предвидел эту встречу. Амир даже почувствовал взгляд этого человека, язык его глубины.
Он подходит к единственному «живому» предмету в комнате. Это секретер, на нем лежит большая книга, она закрыта.
Он, поднатужившись, выдвигает ящик и сверху видит пожелтевшие от времени бумаги... и две фотографии. На одной женское лицо, обладающее упругой силой, и в тоже время в нём спрятана затаенная нежность, позволяющая выражению лица струить красоту гармонии…
Молодой человек развязывает красную тесьму и берёт одно письмо, на нём дата: 1974 год.
« Милый! На окраине Москвы, под перестук электричек, ждёт тебя, довольно молодая и основательно не русская женщина, держа на короткой верёвочке грустного (глаза с поволокой) дромадерчика. И дромадерчик этот, едва живой, тихо поводит ушами и тоскливо жуёт листочки из календаря. Пора, пора ему дать кусочек крекера. Наверное, свитку времени, как и книге Судеб, не угодно раскрыться перед нами...»
Написанное от руки, интриговало неровностью нажимов, мелких брызг чернильного пера, кляксы вызывали тонкую сопереживательность. Молодой человек пропустил середину письма, прочитав только подпись:
«Очевидец происходящего, несмышленая, но преданная.»
Человек, по молодости и любознательности лезет дальше, с трудом вытягивая, выдвигая тяжёлые ящики секретера и доставая одну за другой пачки исписанной бумаги.
Главы каких-то романов, дневниковые записи, письма идут хаотично, порядок зависит от случая, какой лист берёт рука молодого человека ... Он брал листочки, они были пронумерованы на манер кустодов. Custos – это страж: цифра или буква, а иногда то и другое. Значит, пишущий понимал полиографию. Кустоды помогали, подобно нашей нумерации страниц, складывать тетрадь в кодексе. И вот попадается лист, на котором написано: Книга «Молчание Хаоса».
Почему Хаос не хочет говорить? Потому, что молчание-сила, а говорящий её утрачивает. Хаос вечно молчит, чтобы всегда воплощать своё могущество.
Это книга «Молчание Хаоса» не написана как книга, она витает в виде замысла между небом и землёй. «Хаос шептал в тенях веков, он шевелился в мировом яйце, доисторической эры, ordo ab chao, внутренний порядок вытекал из Хаоса, перерабатываясь из смеси первоэлементов.
Герметическая философия учила, что исходная точка всего сущего является Хаос, в котором первосозданы все формы мира, космическое вещество в котором отольются все формы будущих существ. В Хаосе работал огонь-производитель дух бога носящийся над водами глава дракона, и то что алхимики называли сульфуром. Другая сторона Хаоса есть оплодотворяющая вода: женственная, горячая, мокрая. «Стоп,- подумал В.- древние греки называли это Эросом», «божественный Платон почему то считал Хаос мировой душой, хотя у Хаоса нет Я, у индусов в Хаосе находится бессмертие а также зло и смерть; у шумеров после творения Господа, Тиамат вела беседы с 11 демонами держащими Хаос» - Но В. интересовал герметический аспект, действие этих двух начал на небе, рождали свет, теплоту, любовь, а на земле разрушение, смерть, вот почему так трудно держать внизу вечную любовь. Любовь лишь временный гость на Земле. И поэтому возникает потребность в её продлении в символической жизни. Почему не возможно постичь великий ореол, великую тайну Илиастр? Наконец, небесные воды делаются земной формой: холодной, сухой, пассивной (соль алхимиков). Обмен Неба и Земли идеального и материального. Когда происходит брожение и заканчивается разложением и тогда заговоривший Хаос после творения Господа, оплодотворяет хаотическую воду. Созданный свет и душа тела, поднимая среднюю воду, превращается в мокрый жирный пар, который есть дух тел. И дальше этот пар оплодотворяет огненный эфир называемый иначе густой водой, даром ила, двуполой землею, первой твердью…
Алхимик, даёт осуществиться обмену, помогает отделению тонкого от грубого, тонкое поднимается к небу, а плотное опускается в землю, остальное витает в воздушном пространстве.
Заговор Хаоса стал исследованием алхимиков всех времен и мастей, не избежал этого и В.
Он стал наблюдать круговорот вещей и смыслов, людей, сады сюжетов, что во что превращается, кто кем оборачивается. Эти накопления, стали образовывать балансы, опыты превращались в знание, знание классифицировалось, стекая в информацию, которая при необходимости становилась текстом научным или художественным.
Амир: В. сначала бросает не написанную книгу в расселину, но потом передумывает.
Амир читает дальше:
Мир остывает и стремится к Хаосу. Хаос произвел и родил этот мир – в нём источник жизни. Как ни странно, Хаос удерживает ни порядок, ни центр, а пустота, которая является поляризацией Хаоса. Древнегреческая традиция Хаос обозначала как бездну, наполненную туманом и мраком, которая существовала до сотворения мира. В библейской истории Хаос есть оплодотворяющая вода, вода потопа, горячая, мокрая, женственная, нечистая. На алхимическом уровне Хаос обозначается Меркурием. Негредо – скрытое вещество Хаоса. Как правило, олицетворяется вороном. Ребис, стоя на полусфере, оседлывает Хаос.
Одна из функций Хаоса – нестабильность.
Птица, роняющая яйцо Хаоса, символизирует творческий потенциал, это не отсутствие структуры, а явление высшего порядка, где присутствует система дестабилизации и трудно обнаружить субъект, автора и признаки языка, который быстро стирается. Возникает архаизация, шум метафизической тайной тревоги. Что можно противопоставить этому? Какую стратегию? Только оседлание Хаоса и превращение его в умный процесс. Где Хаос воздействует на Хронос как учредитель его. И где Хронос - верный слуга Хаоса.
«Ты печатал Омер в прозе – пусть так, но в стихах – Омир, не то будет пестрота, а рифма требует – Ир».
Глава 1.
Переоценка внутреннего молчания.
Три дороги ведут к источнику, и, погружаясь в прошлое, мы просыпаемся во сне, оставляя невнятное шевеление непослушных губ. Исчезает сковывающее движение тела, звук обретает форму, цвет появляется в свете палящего полдня...
Истоком может быть водопад или река, затихшее озеро с прячущейся травой и океан, родник с исцеляющими водорослями: если долго смотреть на них они окажутся гигантскими деревьями, в субтропическом лесу без неба...
Стоит человек у въезда на только что построенный метромост и смотрит на дорогу, уходящую по мосту дугой. Мы видим его беспристрастное лицо. Он скорее похож на агента спецслужб.
Уже вечереет. Солнце соскользнуло за холмы ноябрьских Воробьёвых гор. Темнеет быстро. Машин совсем мало. Мороз приглушил только слякоть.
Неожиданно появляется «Мерседес», освещенный изнутри. В нём сидит мужчина - за рулём, а рядом женщина. Они мчатся на большой скорости, проносясь мимо человека, стоящего у въезда на мост. Машина сначала потянулась в сторону моста, потом в противоположенную, и вот она уже как в замедленной съемке, летит вниз. Не слышно скрежета железа, и не было визга тормозов — тишина. Человек идёт по мосту с безразличным лицом, подходит, смотрит, наклонившись, а там внизу ничего нет: ни кругов, ничего, только следы тёмной воды, да пролом, аккуратный такой, будто и не было ничего...
Только тень от моста на воде... Видно мост оказался слишком узким для них или разметка дорожными строителями плохо выполнена. А, вообще, отверстие может быть в любом пространстве, если оно имеет вход и выход, которым можно воспользоваться...
Глава 2.
Первое возвращение к истоку.
Голова прошла, не болела целый месяц, и он уже удивлялся этому... Но сегодня началось: сначала в области глаза... помазал «тигровкой», глаз слегка заслезился. Зашёл в магазин, чтобы согреться и отвлечься.
Прошла звенящая спина девушки, ему захотелось увидеть её лицо. Сначала с одного ракурса оно показалось ему некрасивым, а с другого - интересным... Женщина - девушка скрылась в отделе тканей, а он пошёл смотреть себе обувь.
С недавних пор, он убедился, что за ним кто-то наблюдает, тогда он подумал, что его практика самонаблюдения стала давать неожиданные побочные эффекты, т.к. начал в нем работать уровень свидетеля его наблюдателя. Кульминацией этого состояния стал эпизод: он вышел на улицу и стал разглядывать театральную афишу. Выглядел он потрясающе, все обращали на него внимание, и от этого ему захотелось стать человеком-невидимкой. Вдруг сзади за плечами раздался голос: «Да, тебя пора убивать», на эту реплику он даже не обернулся, продолжая разглядывать афишу, хотя ему было любопытно увидеть образ того, кто за ним же следит.
И неожиданно припомнилось, как Он впервые приехал к Ней...
Она жила недалеко от Петровского парка, и они проговорили с семи часов вечера до двух ночи. Он не уехал. Было поздно.
Она: «Будем пить чай или уже поздно?.. ты не поймаешь машину, а потом у меня нет чистых простыней... Я даже подругам не предлагаю остаться».
В темноте блеснула её рука, и он оказался в её удивительной постели. Пахнуло молодым хвойным лесом. Капли матового дождя медленно стекали по стеклу окна. Ветер с запахами полыни жил в комнате всю ночь...
Она: «Неделю назад приснился мне сон о том, что произошло сегодня... А также о том, как мы странствуем по миру... У тебя слишком мягкие губы... Меня смущает то, что я знала твою жену».
Он не отвечал, а вспоминал год Тигра, как увидел её впервые. Была зима, такая тёплая, уютная, дома на Садовом кольце казались маленькими, почти игрушечными, и звёзды тихо звенели в тишине того вечера. Она появилась неожиданно - в белой шубке с распущенными по плечам, чёрными, вьющимися волосами... Так и запечатлелась она в застывших зрачках памяти и в мутных, покосившихся зрачках коммунального коридора. Он не помнил ни разговора, ничего, только белый всплеск - в прощальных зеркалах старой коммуналки.
А потом ещё Новый год на Арбате, у одной травести и её хромого мужа Андрея Тома, а рядом ревнующая жена, всё понимающая, со страдающими глазами...
Надо было сдержаться, чтобы...
Помимо Нового года, провожали Володю Лефевра, который по линии Хиас уезжал в Израиль, а потом в США. Он уже тогда выпустил книгу под названием «Конфликтующие структуры». Володя начал околонаучный разговор. «Конфликт - это начало дестабилизации, начало архаики». В.-«Архаика - женская часть Хаоса, чем больше мы узнаем об этом, тем становимся уязвимее».
В. не мог тогда понять эту энергию, которая шла через его жену. Энергия была горькая, разъедающая, и он приписывал это свойство женщине, не понимая, что она лишь проводник этого вещества Хаоса. Женская логика всегда повергает мужчину в иное и наоборот. В. продолжая разговор: «Хаос становится для нас услышанным, когда происходит что-то непонятное».
Лефевр: « Можно построить математическую модель, потом это развернуть в сценарные действия».
Андрей Том: « Этот сценарий можно просмотреть в 4-х вариантах, достаточно в каком-то регионе организовать хаос, дестабильность, или внести незначительную деструкцию- -социальную, экономическую, идеологическую, как тут же возникают предпосылки для военных действий»
Володя Лефевр: « Это явление на западе уже начали изучать, там уже создают институт в Санта-Фе, где, возможно я буду работать»
В.: « Мы тоже занимаемся технологией проектирования в одном НИИ, и ведем исследования в области управления и манипулирования. Я занимаюсь метафизикой Хаоса – это мой личный исследовательский интерес».
Володя Лефевр запомнил этот разговор и впоследствии пытался через разных знакомых уточнять глубину исследования. Это выглядело как выуживание информации. И после того как он уехал, за В. начали следить.
В. еще не знал, что будет дальше…Или покатишься по жизни и дашь ей себя поглотить, или будешь писать книгу- ту, что поднимет вверх к собственным белым звездам.
О, Протеевская тоска - ускользающий лик, потускневший образ непостоянства, ставший неразборчивым почерком Хафиза...
Прозритель! Ты же знал тогда, что спустя пару лет, мы окажемся так близко, прорвавшись через предубеждения и препятствия, через внутренние ограничения...
Ведь всё стало мешать им, чтобы Они, опять утратили единство и вступили в бесконечный круговорот жизни и смерти, носясь по разным воплощениям, отыскивая следы, не всегда даже находя друг друга, но, чувствуя на тонких планах присутствие...
Да, Она вышла незаметно, как бы ненадолго, и я не успел увидеть следа ее разочарования, вернее, он был, присутствовал, но ещё не взял его по запаху, на этих пустынных, растерянных улицах. Где-то слышался переливистый смех, и Он понял, что Она правильно сделала, что ушла, ибо мы не выдержали бы оба, так нас тянуло друг к другу. Если бы я сейчас бросился бы бежать за тобой... Получилось бы то же самое. И он прислушался к источнику и повернул назад в душное, почти удушающее веселье, где пахло потом, вином, сигаретным дымом...
Всегда ли в тишине мы можем прислушаться к своему источнику? Тот, кто идёт к своему источнику, всегда жив.
Мы остановились, застыли у родника, мы спим наяву, ночью у родника горят деревья, травы пахнут следами ночных зверей, ведущих к невидимым тропам сквозь заросли к верху, к лесу полуночных звёзд...
Глава 3.
Домашних шлёпок преврати носы в концы зороастрийских туфель.
«Пора опознать, открыть кто же такой этот «Я», от чьего имени ведётся повествование, архитектоника которого сложна, многопланова, текст инверсивен, композиция размыта, ассоциативные связи не всегда ясны, символы схлопываются и тут же затемняются, а, иногда, происходит разрушение конвенции жанра. Я тот, кто спрятался в этой рукописи. Я палеограф по роду своих занятий и решил эти записи по законам готического письма, в первоначальных минускулах и в унцилах, чтобы создать сложности при прочитки спецслужбами. Почерк у меня так и не установился, он всё время меняясь, придавал видимые и не видимые оттенки внешнему виду моего письма. Даже подписи на официальных документах у меня разные. Чтобы решить эту проблему, мне пришлось по совету одного опытного человека, сделать подряд сто пробных подписей. Получилась, в конце концов, очень некрасивая закорючка, которая, по крайней мере, выглядела устойчиво. Итак, с почерка меня читать невозможно, даже мне самому, но зато, когда начинаю разбирать написанное, то иногда вылезает неожиданное слово и оно самое ценное из написанного.
И что же это за жанр? Не то автобиография, не то критическое житие, не то роман, не то хроники, не то эпистолярное нечто, не то... Ход изложения, наверное, раскроет и повлечёт неизбежно то, что принято как название вещи своим именем, но тут же теряется аромат самой вещи... Так цветок с неизвестным запахом, станет настурцией или левкоем, или цветком бессмертия, имея уже совершенно иные качества... Поэтому торопливость западного скоростного письма должна уступить восточному многотерпеливому переписыванию...»
Омир: «Многие слова были затемнены как ночные окна, мне приходилось прочитывать ни один раз, а иногда молитвой помогать проявлению слова. Тут мне пришло на помощь, что я когда-то занимался этимонами. Древние греки считали эти слова не мотивированными, считая, что в них скрыта особая суть. Что касается глав, то они не перетекали одна в другую, их последовательность было не понять. Часто текст шёл сплошняком, без знаков препинания, как римское письмо. И было также не понятно, почему появляется это место и чем оно обусловлено. И долго я не мог понять, что В. переписывает ЕЁ текст в письма, которые отсылает ей. Но как выяснилось потом, они не доходили – перехватывались КГБ и его матерью».
В. «...Мне пришлось полюбить это кропотливое занятие, овладеть физиологией письма и сделать из этого нудного мероприятия искусство.
Какое чудо - глядеть на перо, как оно встречается с бумагой Творца и видеть значение слова, которое будет появляться после лёгкого или более усиленного нажима, и чувствовать кровь чернил».
В приоткрытом окне - свечение Луны, падающее на заснеженные крыши и молочные ночные облака. Редкие звёзды кололи уголки глаз, как стихи Хафиза, великого всадника и поэта, знающего не только Коран: «Лицо ты скрыла в облаках, себя туманом сделала. Меня, влюблённого в тебя, ты бездыханным сделала. О, как я стражду по ночам в безмолвном одиночестве. Ты с кем опять ведёшь игру, кого ты пьяным сделала?».
Омир: «Вот почему цветастый халат всадника ночи, стал строгим орнаментом редифа и позволяющим менять автора и читателя местами, в прерывающем дыхании танца пера. Так усилия мысли, эмоции и ощущения становятся самовоспоминанием, если сложатся одновременно в одно, что вернёт нам качество пространства и укажет нам путь через него, в долгое паломничество под названием жизнь».
Глава 4.
История смерти, о которой не знаем заранее.
Мужчина в очках, волосы с проседью, в нём есть что-то молодое, ювенальное, так сказать. И очертания его таковы, что он похож на того человека-наблюдателя, который стоял при въезде на мост, и того, кто был в машине, и на того, с Протеевской тоской, у которого болела голова, захлёстываемая воспоминаниями о Ней...
В интерьере много странных, старинных вещей... Альбигойский меч, воткнутый в раскрытую книгу; хлеб, чаша с вином, две амфоры, серебряная прищепка - женская рука, в кружевном манжете, скрепляющая множество исписанных листов и большие песочные часы. Дверь белая - снаружи разрисованная кипарисами; поверхность, обращенная внутрь, несёт изображение яростно набрасывающегося тигра, андрогинные египетские лица Нефертити и Тутанхамона, карты засыпанных временем городов...
В комнате на тахте лежит полуобнаженная молодая девушка восточного типа. Сдвинуты осветительные приборы. Где-то в глубине играет мелодия, какие то звуки, соперничающие с шумом моря, человеческими голосами, криками чаек, тропическим дождём, ручьём...
Девушку мы видим через тонкую муаровую ткань, ниспадающую с потолка. Как восточная принцесса, она в первую очередь предлагает мужскому вниманию запястья, украшенные браслетами: правое - «венцом луны», а левое - «морем ночного света», затем бросаются в глаза цепочки с пряжками, обвивающие щиколотки и почти спадающие, из-за малых размеров тонкой пятки...
Она ведёт себя очень естественно, перебирая альбом с фотографиями. Рядом с ней на серебряном подносе айва, виноград, восточные сладости. То ли необычное естество девушки, то ли интерьер создают впечатление чего-то непреходящего...
Мужчина в очках – Валентин Серов, студент операторского факультета ВГИК роется на полке, достаёт папку и ставит перед собой песочные часы, произнося: « Я хочу, чтобы время остановилось, но песок струился». Он смотрит как из одного объёма песок плавно, но необратимо перетекает в другой объём. На обложке папки написано жирно, фломастером: «Тени времени». Древние приносили жертвы мёртвым в полдень, когда отсутствует тень. С тенью нельзя играть.
Тема освещения бесконечна. Он перебирает отдельные фотографии, всматриваясь, то тут же отбрасывая - берёт следующую... Тени на лицах, на соборе, на воде – капли света... Тени контрастные, размытые, подразумеваемые. Они полны звуков... Серов говорит, скорее себе: «Интересно, какую тень отбрасывает мёртвое, когда время для него остановилось?» И мы видим несколько фотографий лежащих в гробу, лиц без тени... Они как муляжи, как маски ушедшей жизни, как увядший цветок... Смерть чужого и море смертей не пробуждает нашей чувствительности... Мёртвое море-озеро, в нём оставляют навсегда свои воды реки... Течение света моря мёртвого не имеет ни продолжения, ни отражения... Без тени свет меркнет, умирает.
Девушка медленно встаёт, дополняя грациозность изяществом, надев шлепанцы, идет в ванную комнату по длинному коридору большой старой квартиры.
Мы слышим, как зашумела вода в ванной, и как нежные смуглые руки ласкают воду и звенят браслеты...Валентин продолжает говорить сам себе: «Красота обесценивает ценности, и только снимок останавливает время…».
На одном фото - луна и женская, стройная фигура над водопадом, на другом - небольшая заводь, и в ней тихо купается девушка. Замерли линии бёдер, белизною фарфора сверкает над зеленоватой водой колено.
На третьем фото - озёрные дюны, озёрный песок, который струится между пальцами, уходя в никуда.
У подножья дюн зелёные бляшки причудливых цветов. В простонародье их называют молодилами или каменными розами, а среди них опять тело, с длинными вьющимися волосами, лежащими на розово-белой груди.
И какое таится утешение в сладостной белой плоти, что её хочется рассматривать, слушать её вздохи и тайное обмирающее дыхание, а ведь правильнее сначала увидеть тень, потом отражение предмета, а потом уж саму вещь и следующее за ней физическое бессмертие.
Глава 5.
Книга песка.
О чём не пишут в книгах?
О другом порядке реальности, когда исчезает грубая материальная линейность и возникает проход в другие миры, выход в космос.
О чём пишут в книгах?
О венчании луны и моря. О мудрости, которая слепит глаза, не подпуская к знанию тайной драгоценности. А на чём держится мир? Вряд ли на песке…
«Бактрия и Согда, Бухара и Исфахан, нитями караванных путей связывались в узел царством Царя Царей с землёй Ханаанской, Ахурамазда держался пыланием, горением, Джабраил - светом и ритмами месневи, лучами отражённого в воде «Тадж-Махала» ...
О, золотой дромадер! Гортанные голоса погонщиков поднимали отдышавшийся караван, прервав беспристрастную дрёму верблюдов. В предрассветном воздухе звенели крики людей, животных, настраивающихся на длинный путь через бесконечные пески, вдоль высоких барханов. Тайна верблюда, как тайна чала, верблюжьего молока, возвращающая восточным женщинам упругость и свежесть кожи. И от этого звука он слышал, как звенит песок, задевая медь кувшина, возникали картины далёких древних стран Востока: звук медленно идущего каравана через барханы... Ибн-Сина говорил: «Я умру, а верблюд останется...»
Валентин подумал: «А что останется, когда я умру? Усталость на краю, рассвет и ночь совсем обнажены... Наверное, эти фотографии, записи и бесконечный фотомонтаж?
Он вытягивает из серебряной руки-прищепки верхний листок и протягивает его девушке: «Прочти, это тебе...».
Серов не знал, что это последний день его жизни – завтра он погибнет, сбитый электричкой на фотосъёмке.
... О, ночные белые облака, сквозь качающиеся ветки деревьев, в прямоугольнике тёмного окна, сквозь далёкие звуки горизонта, городских машин, сквозь вечный шум соседей, всё это как-то внезапно исчезает и утекает в цветное отверстие прошлых вечностей. Туда, где ударяется горячий песок о ступню, большой палец ноги касается бронзы и я, не поднимая глаз, знаю, что пришла ты, сквозь сны и только звон твоих браслетов...
Поёт своими звуками древняя Согда, с тайными прохладами тенистых садов, где таится твоя лёгкость и неприступный мой чертог, ибо без охраны своей единственной человеку не жить...
Потом ты опять уйдёшь по направлению белых облаков к далёким звёздам, моя тайная и единственная жена, на этот раз уже в будущую вечность...
Глава 6.
Книга Повелений. Повелевающий, измерь!
Мы забираемся в отдалённые уголки памяти, где-то на краю ночи, на краю нашей вселенной, и она как маленький осколок огромного зеркала отражает одно из наших «я»... Мелькнув, оно больше не повторится.
Оно уникально, как каждый наш вдох и выдох, и мы просто дышим и не осознаём этого, и жаждем великих событий, не понимая, как отзовётся маленькое и незначительное в дальнейшем...
Он вспомнил ночь, когда проснулся от страшного крика матери и отца... Взглянул на дверь и увидел, как отец наотмашь ударил мать, а потом толкнул в бок. На полу вместе с матерью лежал поваленный торшер и оранжевый абажур. Отец стоял как-то отстраненно, тяжело дыша ртом, увидев сонно-испуганное лицо мальчика, посмотрел на него с внутренним сожалением, и вдруг мальчик понял, что отец непременно от них уйдёт этой ночью... И внутренний голос мальчика закричал: «Отец не уходи…, не уходи этой ночью...», но губы его тряслись и ничего не сказали. Мальчик втянулся в темноту своей комнаты и начал быстро одеваться. До него доносились обрывки фраз, и когда всё стихло, он быстро прошмыгнул в коридор, тихонько открыл дверь, поднялся на этаж и стал ждать. Вскоре появился отец, он быстро спустился вниз по лестнице. Мальчик побежал за ним.
Они стояли перед большущим вспаханным полем, которое не перейти. Впереди ослепительно белели дома, блестящие где-то там, на обочине неба, которое всё в голубых всполохах. Мальчику идти неудобно, на нём длинное пальто до пят...
Мальчик: «Куда мы идём?»
Отец: «Ты устал?»
Мальчик: «Мне холодно, я промок, я больше не могу. Ну, зачем нам туда идти?..»
Отец: «Потерпи, дыши глубже...»
Мальчик: «А сколько шагов осталось терпеть? Ну, сколько шагов?»
Отец: «Это город неразрушимых огней и бессмертия, это место, где в храме находится символ повеления. Если мы туда дойдём сегодня ночью, то там продолжатся наши жизни, после того как нас не будет. Мы должны найти вход... вернее, ворота этого города... Терпи и дыши, дыхание это теос...»
На что запрограммировал отец сына? Зачем показал этот путь? Или, когда- то его отец, в свою очередь, сделал с ним то же самое? И так из поколения в поколение передавали родители направление, но никто не знал, какими потерями обернётся эта дорога для их же собственных детей. Никто из отцов не знает, чем мерить будет жизнь сын, поэтому из поколения в поколение передавалось традицией «терпи и иди, иди...»
Апокалипсис: «И дана мне трость, подобная жезлу, и сказано: встань и измерь храм Божий и жертвенник, и поклоняющихся в нём. А внешний двор храма исключи и не измеряй его, ибо он дан язычникам: они будут попирать святый город сорок два месяца».
Эти строки мальчик прочтёт позже и поймёт, что измерение означает близкий конец, что собрать информацию, сохранить размеры требуется, чтобы потом восстановить. Целевая мера, как жезл повеления, имеет два смысла, два символа - гибели и возрождения. Чтобы появилось новое, старое должно отмереть.
Лишь немногие движутся в сторону знания, которое основано на измерении, структурировании. Недаром у Платона на дверях его школы было написано: «Не измеренным не входи!» Измерение означало близкий конец, распад, конец старого, и в нем же содержалось будущее. Так был измерен Иерусалимский Храм перед его падением, чтобы сохранить его для будущего и запомнить его таким, каким он был. «Измерь, сохрани размеры, чтобы потом восстановить», - говорит этот символ Повеления.
Повеление дается поэту - очевидцу и провидцу, чтобы он измерил тростью Храм Божий, как измеряли на Востоке здания, связанные с Символом, употребляемым Пророком Иезекилем (Иез.40,3) и у Пророка Захария (Зах. 2, 1-2). Измерение означало близкий конец. Бог измеряет для того, чтобы разрушить. Поэтому Символ Повеления имеет два смысла: гибель Храма и его возрождение. Возрождение не только в этой жизни, но и в будущей вечности.
Так сохраняется ушедшая любовь, и возможность прикоснуться к этому источнику вновь. Так же пишется эта книга, чтобы потерявшим или упустившим, по каким - то причинам свой шанс, была дана надежда - Эльпида, обрести Храм любви еще раз.
Яркий свет приближающейся машины слепит глаза. Он нарастает белым немигающим куполом и закрывает и поле, и сверкающий вдалеке забытый город Теос, и неразрушимые звёзды, и глаза. В этой ли машине «сидят мужчина за рулём, а рядом женщина...»?
Долго в ту ночь сестра Мария сидела у открытого окна своей комнаты и ждала их...