ГЛАВА XIX
ЗАСТОЛЬЕ
Загремела музыка. Октябрина Павловна, похоже, включила звук почти на всю громкость.
Егор Михайлович поднялся на ноги, и отодвинул в сторону стул.
- Людмила, - закричал он сестре Октябрины Павловны. – Пошли плясать.
- Иду, иду! – прокричала она в ответ, обходя стол. – Сейчас мы с тобой спляшем на пару.
Рыжаков тоже поднялся, и направился к Самархановой.
- Ну, соседка, идем, станцуем.
К ним присоединились сама Октябрина Павловна и Савельев, тоже родственник по отцовской линии, который до этого сидел молча но, похоже, водка свое дело делала.
Григорьевы же, по-прежнему, сидели на месте. Петр Иванович молча смотрел вперед отсутствующим взглядом. Было похоже, что его одолевают какие-то мрачные мысли.
За столом осталась сидеть и Мария. Она и помыслить не могла о том, чтобы плясать на поминках отца.
А пляска и в самом деле была дикая. Смотреть на то, как шестидесяти – семидесятилетние старики пляшут под песню Чичерины «ветром голову надуло», было нелегким испытанием. Впрочем, песня очень подходила для танцоров. «В голове моей замкнуло, ветром голову надуло», - это, действительно, было то состояние, в котором пребывали поминающие. Песня, под которую уже перестали танцевать семнадцатилетние подростки, никак не подходила для шестидесяти – семидесятилетних.
Да и разве можно пьяные танцы называть поминками?! Это было самое настоящее кощунство, по отношению к памяти отца Марии.
Мария чувствовала, что ее душат стыд, обида и злость, но ничего не могла поделать, чтобы заглушить эти чувства. Ей хотелось вскочить и убежать прочь, но она не делала этого, опасаясь, что ее поступок примут за проявление характера.
Танцы продолжались. Время от времени то один, то другой, участник танцев, терял равновесие. Тогда остальные, с дружным смехом, подхватывали его или ее, и танцы продолжались дальше.
- Что сидишь, молодая? – закричала Людмила Марии. – Идем танцевать, пользуйся, пока молодая! А то станешь такой же, как мы! Танцуй, пока молодая! Молодость проходит, назад не вернешь!
Мария отрицательно качнула головой, и отвернулась в сторону.
- Не с кем ей танцевать! – воскликнул Егор Михайлович. – Пары-то ей нет, одни старики, а она-то молодая! Какой ей интерес со стариками танцевать.
- Ничего, найдем ей жениха, - крикнула Людмила. – Выдадим замуж, будет с кем танцевать!
- Не боись! – подтвердил Егор Михайлович. – Найдем тебе пару!
Он потряс сзади за плечи Октябрину Павловну.
- И тебя еще выдадим, Октябрина, ты что думаешь!
- Ну уж, - возмутилась Октябрина Павловна. – Я с ума-то не сошла на старости лет! Вот Машку мою замуж выдать, это надо. А то она, с тоски, совсем на стенку лезет.
В это время в стенку раздался громкий стук.
- О! – воскликнул Рыжаков. – Соседи буянят.
Савельев рассмеялся.
- Портят людям праздник.
- Это они от зависти, - пояснил Рыжаков. – Нас-то пригласили, а их нет. Вот их злость и душит.
Стук повторился.
Григорьева повернула голову к танцующим.
- Слышите, так и стучат! Может, музыку-то убавите!
- Да пошли они все! – Егор Михайлович указал адрес. – Люди веселятся, у них праздник. А эти долбят в стенку! Не живешь сам, так дай пожить другим!
- Правильно, - подхватила Людмила. – Надо жить и веселиться, а то смерть придет, а радости в жизни не успеешь испытать.
Октябрина Павловна, все же, убавила громкость. Вскоре танцоры и вовсе устали плясать, и расселись по своим местам.
- Уф, - сказал Егор Михайлович, поглядывая на Марию. – Не с кем тебе танцевать, верно? Нет молодых.
Мария не отвечала.
- А есть у нее хоть кто-нибудь? – спросила Людмила, обращаясь к сестре.
Та, жестом полного отчаяния, махнула рукой.
- Какой там! До сорока замуж не вышла, а теперь разве выйдешь. Да и какого жениха найдешь в таком возрасте!
- И не говори! – подтвердила Людмила. – Одни пьяницы, да шалопаи. Чем с таким жить, уж лучше одной.
- Да… - Октябрина Павловна что-то пробормотала себе под нос.
Людмила обхватила Марию за плечи, и дружески потрясла.
- Не переживай, подруга! Найдем мы тебе жениха, да такого, что все другие будут завидовать!
- Во! Верно подмечено, - воскликнул Егор Михайлович. – Найдем! Но сперва выпьем еще по рюмочке!
- Дело говоришь, Михалыч, дело! – одобрила Людмила.
Октябрина Павловна оглядела стол.
- Кажется, на столе водка кончилась. Пойду, принесу еще.
Октябрина Павловна поднялась из-за стола и, пошатываясь, направилась на кухню.
- Я с тобой пойду, помогу, - вызвалась Людмила.
- Сиди уж, сама справлюсь, - отмахнулась Октябрина Павловна, скрываясь за дверью.
- Людмила, - окликнул Егор Михайлович. – Тебя как мать-то в детстве назвала?
- Революцией, - довольным тоном произнесла Людмила.
Гости рассмеялись.
- А чего же ты сменила имя? – спросил Савельев.
- Захотела, да и сменила. Неудобно было, как-то, ходить с таким именем. Меня все рёвой дразнили.
Все расхохотались.
- А вон сестра имени не сменила, - съехидничал Савельев.
- Ну, то сестра! У нее и имя гордое.
Вернулась Октябрина Павловна, неся в руках несколько бутылок водки. Разлила в стаканы.
- Ну, за нас, - поднял рюмку Егор Михайлович. – За то, чтобы у нас было все хорошо, а наши враги сдохли бы от зависти!
Гости чокнулись, и выпили.
- Ну, выпей, хоть немного, - предложила Людмила, обращаясь к Марии. Марию передернуло от отвращения.
Людмила хмыкнула, и пожала плечами. Она почувствовала, как водка начала ударять ей в голову. Октябрина Павловна тоже начала клевать носом.
Егор Михайлович поднялся на ноги и, качаясь, направился к Марии. Обхватив ее за плечи, он слезливо произнес:
- Эх, Машка, отец твой был… Э-эх! – Он застучал кулаком в грудь. – Брат мой был, братишка! Как мы в детстве с ним росли, всю молодость провели вместе! Мы не разлей вода были, не разлей вода! А на фронте, мы же вместе в одном полку служили, фрицев били! Мне твой отец знаешь, сколько раз жизнь спасал?
Мария широко распахнула глаза.
- На каком фронте? – изумилась она. – Он же родился только в сороковом году. Да и вы старше его всего лишь на несколько лет.
Егор Михайлович осекся, поняв, что по пьяни понес совершенную околесицу. Он что-то неразборчиво пробурчал, помялся и, нехотя вернулся на свое место. Некоторое время он угрюмо молчал, затем хватил кулаком по столу.
- Нет, что творится в этой стране! Сталина ей не хватает, Сталина! Надо всю страну кровью залить! Чтоб захлебнулась она ею, чтоб тридцать седьмой год ей раем показался! А то, что это творится, буржуи развелись, попы вновь развелись, кресты опять носить начали! Мало мы их всех резали! Я бы этих верующих сам бы своими руками перерезал! Бандиты, ворье! Сталина на них надо!
Григорьев, до этого сидевший молча и угрюмо, не выдержал, и вскинул голову.
- Да ваш Сталин и привел к этому! Ваши Ленины, Сталины, они Россию сгубили! Подумать только, все лучшее истребили, всех лучших людей уничтожили! И бандитов этих ваша советская власть развела! Все они из вашей КПСС вышли, все их школу прошли! Вот и любуйтесь теперь на то, что после себя оставили. Это же надо, семьдесят лет людей в рабов превращали, создавали такие условия, при которых человек честным трудом не мог ничего заработать! Жили от получки до аванса, ничего купить не могли, в магазинах шаром покати было. И приучали людей к тому, что единственный способ жить в достатке, это воровать! Иначе нельзя было! Чем же вы хотели, чтобы это кончилось? Талонами на все виды товаров ваш коммунизм закончился! Вот и результат всего этого! Приучали к воровству, вот и приучили! Это же было неизбежно, неизбежно!
Жена схватила Григорьева за руку, пытаясь заставить его замолчать. Но он резким движением вырвал руку.
- Вы же сами всех лучших людей, что были в нашей стране, уничтожили! Всех, кто обладал хоть какими-то зачатками нравственности, чести и совести! А без всего этого не может быть нормальной жизни в стране! Мир только на таких людях держится!
Егор Михайлович осклабился, с ненавистью глядя на Григорьева.
- Надо было и тебя вместе с ними! – Он грязно выругался. – Ненавижу!!!
Он протянул руки вперед, словно желая схватить Григорьева за горло, но тот отбил его руки. Тогда Егор Михайлович размахнулся, и ударил кулаком в лицо Григорьева. Тот взмахнул руками, и упал назад, вместе со стулом, прямо на жену. Его тарелка упала на пол, на столе попадали стаканы и бутылки.
Григорьев, оперевшись руками о стол, поднялся на ноги и, схватив за горлышко пустую бутылку из-под водки, нанес ее удар по голове Егора Михайловича. Тот рухнул на пол.
За столом раздался крик. Жена Григорьева схватила мужа сзади, и потащила его прочь, боясь, как бы не дошло до смертоубийства.
Рыжаков тоже вскочил с места, и бросился к лежащему на полу Егору Михайловичу, который делал попытки подняться на ноги или хотя бы сесть.
- Остановите их, остановите! – закричала Самарханова. – Они же убьют друг друга!
Григорьева увела мужа из квартиры. Рыжаков и Савельев приводили в себя Егора Михайловича, одновременно удерживая его от того, чтоб не броситься в погоню.
Безучастной ко всему оставалась только сама хозяйка, Октябрина Павловна, которая лежала, уткнувшись лицом в тарелку. Через некоторое время она сползла на пол, потянув за собою скатерть.
Вот так закончились поминки.