Живя много лет в Азии, я все больше и больше думаю о том, что языкам присуща некая географичность и зависимость от погодных условий.
Как хорошо писать на русском о трескучем (простите за штамп) морозе или о мокрых кленовых листья на асфальте. Впрочем –листья это еще один штамп, хотя и приятный и с возможным продолжением. Например, о грустной красавице, нет не красавице, а просто девушке в синем вязаном свитере, сидящей у костра и бросающей туда мокрые ветки, от которых идет пахучий, хвойный белый дым. Да –да, тут можно писать как заведенный не останавливаясь.
А вот что есть в русском языке про жару? Удушающая, расплавляющая мозги... Что еще ? Обволакивающая, ленивая, сонная ... где-то тут я иссякаю.
Никакого сравнения с морозцем- ядреным, крещенским, февральским, новогодним, да и сказать-то можно и мороз и морозец и морозильник и изморозь и заморозки и даже персонаж есть Морозко.
А вот Жарова – нет, есть только актер Жаров, но он к жаре отношения не и имеет. Вообщем не приспособлен наш язык ни к жаре ни к высокой влажности.
Как просто написать о запахе желудей и о холодных осенних яблоках, но как написать о запахе эвкалиптов и шорохе падающей с них коры ?
«Ну как ?»,- скажет читатель, «Вот как пишешь так и пиши. Продолжай, не стесняйся»
Да пишу, я, пишу.. Только вот пишу я одно, а вижу совсем другое. Листья эвкалипта на зеленой траве выглядят как маленькие коричневые полумесяцы. Они - мокрые и блестят. Накрапывает дождь, и становится немного душно. Огромный куст с бахромой розовых цветов на каждой ветке кажется дышит на ветру.
Знаете, я приехал в Азию почти 20 лет назад, купил себе черные очки от солнца и ходил в них, не замечая, что земля, вся засыпана такими бледно-розовыми цветами. Недавно я снова приехал по делам в это место и поразился как много там этих цветов. Правда все изменилось. Дом, в котором мы жили снесли, а пруд, в котором водились огромные величиной с собаку вараны, осушили.
Впрочем река все еще там и будет там еще тысячу лет. Я помню мы плыли на лодке вверх по течению как несколько часов и обнаружили полностью сгоревшую брошенную деревню. По мутной воде плыли цветки лотоса, а из песка торчали обугленные деревянные сваи. Весь берег был усыпан этими черными обрубками. Картина была совершенно сюрреалистическая, когда видишь что-то, что казалось бы имеет смысл, но он переливается ускользает.
Как мне написать про запах ночного Адаманского моря ? Я тогда целый день провел в пиджаке на сорокоградусной жаре на официальном мероприятии с участием королевских особ. (Именно поэтому нужны были пиджаки, в которых я, как и все остальные присутствующие, чуть не померли).
Но потом все,слава Богу, закончилось и мы поехали на море. Светила ослепительно белая луна и я, сняв ботинки, бессмысленно бродил по воде в задранных по колено брюках и в так и не снятом пиджаке и смотрел на небо. А потом мы ели крабов и пили красное вино.
«Постой-постой»,-прервет меня читатель, «Ты что так и собираешься восклицать ? Как мол мне написать про то ? Да как про се ?. Ты на этом решил построить свою...ээээ как бы это назвать..ну вообщем свой отрывок ?»
«Да нет»,- скажу я - «специально строить я ничего и ни на чем не буду. И на твои, дорогой товарищ, вкусы я тоже ориентироваться не буду. Хочешь несчастной любви, Холстомера и собачек с перебитой лапой? Тогда можешь дальше не читать. У меня все нормально. Никаких страданий. Разве что размышления о них. Да и то не в этом отрывке»,
Я люблю море. Но мне не кажется , что я особенный. Море любят почти все.
Когда я вижу, как собаки лежат зажмурившись на берегу моря и смотрят вдаль, я думаю они чувствуют примерно то же, что и чувствовал я, бродя ночью по берегу Адаманского моря.
А вот и картинка. Сиамский залив.
Море было теплым, почти горячим, но купаться было невозможно. Жесткий ветер рвал воду в клочья. Кроме того, был отлив и до глубокого моря было далеко. Мы с Джоном сидели на деревянных стульях и курили. Официант принес нам пиво и лобстеров. У официанта в ухе была серебряная монета.
Я до сих пор помню эту монету и это колючее море. Ветер катил по пляжу зонтики, а позади на полянке какой-то мужчина ловил лошадь, которой надоело возить туристов. Впрочем туристов не было. Может она взбесилась по другой причине.
Она уворачивалась от своего хозяина и пыталась пробежать к воротам, но он каждый раз загораживал ей путь. Поединок этот был наполовину шутливый. И лошадь и наездник понимали чем все закончится, но каждый продолжал играть свою роль.
Было хорошо сидеть, чувствовать ветер, смотреть на беглую лошадь и тянуть холодное пиво.
Иногда мне кажется, что мы все похожи на эту сумасшедшую лошадь, ищем дверь, которой нет, а вокруг одни бессмысленные черные обрубки.