Пили, как водится в тупике за вокзалом. Сидели на рельсах, подстелив газеты. И не вспомнить теперь: октябрь был, ноябрь ли? Помню только снег, снег и какую-то неконтролируемую тоску, оттаявшую от яблочного вина, как в осенних лужах палые листья.
Глядя на запорошенные поезда, Виктор Иваныч написал стих:
Как свят был мир, когда была весна,
Была прекрасна жизнь обыкновенная.
И так легко поверить: пей до дна
В любом стакане плещется Вселенная...
Я пошел за пивом для "догонки", но зачем-то взял билет до Питера, а потом вышел в городе Эн. И вовсе не по-пьяни, нет. Просто мы все тогда считали себя испытателями жизни. Дурачились, куролесили. Один мой товарищ, как-то испытывая эту жизнь изрядно поддавши, угнал в Самаре асфальтоукладочный каток и поехал на нем к своей девушке в город Тольятти. Гаишники перехватили его.
... По перрону, будто песок сквозь пальцы, пересыпал ветер поземку. Я поднял воротник и пошел бродить по городу.
Темнело. На трамвайных путях, щурясь от фар проезжающих машин, сидел черный котенок, облизывал белую лапу. Я махал на него руками, он не уходил. Подошел и стал искать,где у него шкирка. Чуть завалившись набок, выкатился вагон из-за угла. Звенел,звенел. А такое бывает, когда на тебя летит автомобиль, или поезд, ты превращаешься в застывшего в ступоре дебила. Несколько созвездий взметнулось из-под железных колес.
Из вагона выскочила девушка, сползла по фарам на корточки и заплакала. Я нес какую-то чушь, про то, что вовсе и не хотел кидаться под колеса. И что вообще-то я отличник строевой и тактической подготовки, чуть не соврал, что майор.
... Котенка я выгодно обменял в кафе на бутылку пива.
- Продай, - предложил мне армянинин-шалычник. - Именно такого, красного, у меня и просила дочка.
- Он же черный, - возразил я.
- Ай,не толерантный ты,брат, совсем не толерантный. В лампочке же красным отливает, э!. Я согласился.
Девушка заканчивала смену в одиннадцать вечера. Я ждал ее у депо чуть пьяный (и больше от приключений), но с белой розой.
- Ты часом не с Луны свалился? - спросила она.
- Мой дом с ней где-то рядом, - тупо шутил я.
Потом были конфеты из коробки, вино во дворике, катание с ледяной горки. Ходили в магазин за мороженой вишней. Упали в снег и разглядывали летящий между звезд спутник. Тогда я так делал, да, был строен и романтичен.
- Я сегодня у подруги ночую, - сказала она. - А так в Шанхае живу.
- В Китае, что ли?
- Да нет, тут недалеко, за Окой. Просто там китайцы когда-то бараки строили.
Я проводил ее в арку. Во дворе у дерева стояло запорошенное снежной трухой пианино.
- Еще в сентябре кто-то выкинул. В морозные ночи у него лопаются струны, и тогда получается музыка.
Она смахнула с крышки снег, перебрала клавиши:
- Ты когда уезжаешь?
- Ночью. Меня там с пивом ждут.
- Жаль, - сказала просто. – Как-то в этом мире все.., - пыталась подыскать нужное слово, лепила варежкой снежок, а он рассыпался, не поддавался. - Глупо как-то все, запутано. Почему нельзя просто: жить, жить, жить?
- Почему? Можно, - возразил я. - Но недолго.
- Ладно. Извини. Не броди больше по рельсам. Они часто идут по кругу.
Билетов не было, и не уехать. И снова я шатался по городу. Говорил со стариком, сторожившим баркасы. Пил с мужиками в забегаловке. Узнав, что я журналист, они наперебой стали советовать:
- Ты про эту, про Нинку из буфета напиши, у нее знаешь какие сиськи. А-а-а, извини. Тогда про Коляна. Он один раз на тракторе через реку по единтсвенному бревну проехал. Ну, влу****ень, конешно, был.
...Следующим днем я шел к телеграфу, и увидел ее. В проводах дирижировала метель.
Девушка ладонью заслоняла розу от снега, но он все равно падал и, оставляя холодные капли, таял.
- А ты говоришь трамвай, - сказал я. – По кругу.
- У меня сегодня первая смена, - разглядывая снежинку на варежке, смутилась она. - Вот … А роза не вянет.
И я остался.
У нее были щенячьи глаза и пугливые губы. В пустой электричке, на которой мы мотались в один городок. В кинотеатре, где только для нас крутили "Девушку на мосту". В санях, в которых ехали под вечер через реку-Оку обратно. Возница беспрерывно курил и качал головой: "Ишь, веселые какие". И будто опомнившись, дергал за вожжи и притворно, без злобы орал: "Но паскуда! Понеслась манда по кочкам".
Потом был казахский поезд, вагон-ресторан и акын, играющий что-то заунывное и степное. Я пил из пакетиков «Три в одном» то что почему-то зовется кофе и рвал на мелкие кусочки ее адрес и телефон. Потому что знал: ни через день, ни через год не позвоню и не приеду. Лучше, чем было - все равно ж никогда не будет.
... А утром (спустя три дня) я принес в редакцию пиво.
- Ни х…я себе! - возмутился фотограф. - Ты за ним в Китай, что ли, ездил?