Дом старый. Весь год здесь никто не живет, и он стоит себе, на берегу моря, скучает, да шепчется с гигантскими соснами. Влажный, густой соленый воздух обнимает его за плечи, гладит потрескавшиеся бетонные стены и рассохшиеся деревянные двери и ставни, забираясь, как прохладными пальцами за воротник, за плинтуса, подоконники, легонько касается каждой трещинки, каждой зазубринки.
Мы живем здесь уже несколько дней, но дом уже такой старый, что толи не замечает, толи не узнает хозяина, толи просто как все одинокие со временем перестал замечать людей вокруг - в любом случае, наше присутствие не меняет его поведения, не меняет его запаха. Все так же пахнет сыростью, немного морем, немного пылью, немного старым деревом. Мы притихаем, чувствуя, насколько временно мы тут, да и вообще, насколько мы - временны,и, может поэтому, говорим полушепотом, тихо-тихо. Мы даже не готовим еды, потому что лень, и потому что второй день дождь, и потому что можно обойтись как то так. Мы же всего на несколько дней. Поесть можно в ресторане неподалеку. Ресторан тоже закрыт, парадный вход завален разноцветными зонтиками и складными стульями, упрятанными в чехлы - не сезон, но для своих - можно. Мы - свои. Но это - вечером, а сейчас - дома.
Мой лысый друг без конца курит Brunette - смешно. Курит каждые 10 минут и каждые 15 варит кофе для себя - настоящий итальянский кофе, от одной такой чашки можно получить смертельный кофеиновый удар, поэтому для меня - мятный чай. Я выпиваю половину, вторая стынет за разговорами. Мятно-кофейный дымок, перекрученный с сигаретным дымом, моментально утекает под дверь, влекомый сквозняком, оставляя нас все с тем же запахом нежилого влажного помещения. Разговоры приятны, неторопливы, и все больше не о чем.
Скоро мне делается скучно. Я не могу смотреть телевизор, старенький магнитофон еле-еле, хрипя от натуги, удерживает радиоволну, рвущуюся в небо упругим бумажным змеем чьих-то звонких голосов. У меня с собой как назло скучная книга. Мои мысли ленивы и блуждают по комнате, как сигаретный дым, и их так же легко сносит сквозняком наружу, туда, где море и дождь. Я пытаюсь что-то писать в блокнот, что - то рисовать - я рисую сигаретный дым, во всех переливах серого, на которые только способен простой карандаш.
Рядом со мной нелюбимый человек, а делить дни с нелюбимыми чертовски сложно - ночью все просто, ночью можно просто закрыть глаза, а днем - днем надо быть в трезвом рассудке, так уж повелось, днем жить надо, а с нелюбимыми жить тяжело, тем более в трезвом рассудке. Мы умолкаем. Тихонечко тикают старые часы. По козырьку стучит дождь. Телевизор тихонько бубнит по-итальянски. Want a tea? Yes, please. Thanks. You smoke too much.
Скука..Скука, скука... во всех переливах серого, на которые только способен табачный дым. Я думаю - надо же, а ведь считала себя саму неплохой компанией. А отобрали у меня мою суетную Москву, бульвары и километры, мою работу, книги и кино - и что осталось - ничего, только скука, скука. Скука и пустота - вот мой фундамент, и мой скелет, и мой стимул жить - я живу, что бы кормить ее, эту серую дымчатую кошку, следующую по пятам ежеминутно, что бы заставить ее замолчать. Все, что есть во мне - протезы и трансплантаты, и только моя скука настоящая. И поэтому я люблю ее.И этой любви достаточно для того, что бы жить.
Я скучаю, и по телу разливается блаженное сонное тепло.
So, it's 9, let's go out have something to drink, and then we will see what we do.
Si, amore mio, we will see. Have a cigarette and then we go.
И я слежу за дымом в сотый раз, а что будем делать потом - посмотрим.
*****************
Он редко бывал в Москве в последнее время, может - раз в месяц, не больше, приезжал на пару-другую дней. Здесь все осталось ровно так, как мы все оставили месяц с лишним назад, уходя - кофейные чашки на столе, моя рубашка на полу, капельки воска от свечи, и всё кругом - простая, тяжелого темного дерева мебель и мраморный пол,черный, как уголь, вобравший в себя всю тишину пустых московских ночей,таких, какими они бывают в огромной квартире на 23-м этаже недостроенной полупустой высотки, все прикрыто толстым слоем пыли , будто полиэтиленовой пленкой, которую в суете все забывают сдернуть только въехавшие новые жильцы.
Мы сидим у стола в студии, голые, забравшись с ногами на удобные стулья, еще темно, и только в глубине спальни, сбившейся, как дыхание, разметанной по полу простынями, и оттого похожей на детский из одеял сооруженный домик-укрытие, чуть теплится матовым чайным светом причудливой формы ночник, а внизу, за окном догорает угольками ночных фонарей Москва, и, кажется, тепло вовсе не от обжигающего горло ледяного виски, а от этой лампы и от остывающего, в легкой испарине, города. Я молчу, он курит. Я всегда молчу.
"Мы прожили вместе что-то около 6 лет", рассказывает он, и голос его мягкий, баюкающий, мурлыкающий, как и музыка, ровно обволакивающая стены шоколадной замшей . "И за 25 лет, что я имею дело с женщинами - я клянусь, это была моя лучшая женщина. Легкая, мудрая. Любила меня. Она умела прощать,нет, не потому, что любила, любви для этого недостаточно,love is not enough for that, ну а я - человек которого нужно, нет, которого прощать приходится постоянно. Вы, кстати, чуть похожи, хотя тебе на 15 лет меньше. " Я улыбаюсь. "Так вот тогда, когда она в очередной раз застала в нашей постели с той девочкой.. как ее.. не важно... молодая такая была девочка, с хорошей задницей...она меня опять простила, а я испугался. Сбежал.Просто не захотел разговаривать. А ведь я ее любил, наверное, но ... любви недостаточно. Love is not enough."
Я ушла утром, как обычно пожелав хорошего полета и не пропадать, а его "love is not enough" распевалось в голове на все тональности и интонации. Боже,боже... love is not enough? love is not enough! love is not enough...love is not enough?! love is not enoughlove is not enoughloveisnotenough ведь и правда, нет, неужели...
Он позвонил в следующий раз, где-то через месяц, и как всегда деловым тоном,мягким,но не терпящим возражений сообщил: " Я прилетаю завтра, возьми с собой на работу вещи переодеться, я на 4 дня". "Ты знаешь, я кажется вчера влюбилась.Все ужасно серьезно. Извини.", информирую я, волнуясь и оттого отчетливо артикулируя.
Слышу на другом конце провода смех: " Все хорошо. Я рад. Love is enough for you, girl, right? I know for you love is enough... "
И, кажется, мне тепло вовсе не от чашки горячего чая, обжигающей ладони,а от того, что мне достаточно любви.
Как ни крути.