Соглядатаи

Василий Вялый
На фабрике «Пух-перо» существовала котельная, в которой мой сосед дядя Саша подрабатывал кочегаром в холодное время года. Его обязанности не отличались особой сложностью: несколько раз в сутки дядя Саша должен был нажать определенную кнопку, чтобы прокачать топливный насос, и, естественно, следить за манометром, показывающим давление в котле. Ежели истопник был «не в форме», то эту работу выполняла его жена – тетя Люба, заодно выгоняя из служебного помещения закадычных собутыльников мужа. Но, как правило, в дни дежурств дядя Саша крепко не напивался. Он читал «Комсомолку», «Советский спорт», по транзисторному радиоприемнику слушал круглосуточную радиостанцию «Маяк», особенно, трансляцию футбольных матчей, или дремал на продавленном, видавшем виды, диванчике. Однажды, маясь от безделья, дядя Саша просверлил дрелью отверстие в кирпичной стене, за которой находилась женская душевая. Когда же в период пересмены за перегородкой раздались голоса работниц, кочегар прильнул к отверстию. Несколько секунд он с хилым энтузиазмом наблюдал за купающимися женщинами, затем, сплюнув в тускло мерцающий антрацит, надел телогрейку и отправился к Юрке.
Доходчиво объяснив, что за один сеанс эротического просмотра наша компания должна ему поставить всего лишь бутылку портвейна 777, за убойную силу именуемого в народе «три топора», дядя Саша терпеливо стал ждать вердикта. Юрка ответил, что предложение, конечно, хорошее, но ему надо посоветоваться с остальными. Вскоре вся наша дружная «пятерка» держала совет.
Прошлым летом, в саду, я видел обливающуюся водой соседскую квартирантку, но деталей, к сожалению, рассмотреть не успел. Думаю, что и остальные мои друзья видели обнаженных женщин только в принесенных Чомгой порнографических журналах. Честно говоря, они нам не особенно понравились, но желание «лицезреть натуру», как выразился кочегар, было велико.
– Ну что, пойдем смотреть на голых теток? – Червонец окинул долгим взглядом каждого из нас. – Делов-то: по пять рублей скинемся на портвейн дяде Саше, и смотри сколько хочешь, – добавил он.
Некоторое время мы молчали. Нарушил тишину Чомга, робко сказав:
– А на фиг они нужны, эти бабы? – Затем, словно чего-то испугавшись, потупил взор и добавил: – Глянуть, конечно, можно… Если бы еще и бесплатно…
– Тебе что, пятерку жалко, толстяк? – Юрка не преминул отпустить ему подзатыльник. – Одно мороженое не съешь – ничего с тобой не случится.
– А у меня сейчас нет денег, – сказал Бу-Бу. – Можно я потом отдам, дядя Саша?
Кочегар беззвучно зашевелил губами, видимо, подсчитывая в уме – хватит ли на бутылку и снисходительно кивнул:
– Можно, Валерка. – Неторопливо чиркнул спичкой, прикуривая «примку». Прищурившись от едкого дыма и, наверное, почувствовав некоторые наши сомнения, добавил: – На фабрике, кстати, Нинель работает.
Это был козырный ход. Нинка, по прозвищу Нинель, водилась с ребятами постарше и была известна в районе тем, что мальчиков превращала в мужчин. Это хлопотное занятие она, по мере возможности, старалась никому не доверять и посвящала ему большую часть своего свободного времени. Мужиков и женатых парней Нинка посылала куда подальше. На совсем еще зеленых юнцов не обращала внимания, но если у подростка начинал ломаться голос, а над верхней губой появлялся темный пушок, то Нинель старалась добычу не упускать. Это была ее страсть и, скорее всего, болезнь, но о существовании таких психологических тонкостей мы тогда не подозревали. Многие из нас старались попасться Нинке на глаза и как-нибудь затронуть знаменитую «наставницу». Высокая, чуть нескладная, выкрасившая волосы в радикально черный цвет, она не являлась воплощением женской красоты, но как утверждали побывавшие в ее руках бывшие девственники, Нинка слыла невероятно ласковой и умелой совратительницей с весьма богатым арсеналом любовных приемов. Кроме того, у нее была очень красивая фигура. Нинель ходила по тротуару, словно по подиуму и ей вослед оглядывались буквально все мужики, ибо, как говорил дядя Саша, красивые женщины притягивают взгляды лишь гурманов, а ****и – всех.
Этой весной, после короткого, но бурного обсуждения, мы решили прибегнуть к услугам «наставницы». Издалека увидев приближающуюся девушку, Червонец поднялся с лавочки и подошел к ней. Разговор оказался недолгим и, судя по багряно-красному лицу Сергея, безуспешным.
– Сама соплячка, – возвратившись к нам, буркнул Червонец, хотя двадцатилетней Нинке это определение едва ли подходило. Вопросов никто задавать не стал; всё стало ясно: «наставница» решила перенести наше «мужание» на более поздний срок.
Поэтому искушение глянуть на голую Нинку было велико. Откладывать дело в долгий ящик никто не собирался – идти на фабрику мы решили прямо сейчас. Вывернули карманы и, насобирав необходимую сумму, вручили ее дяде Саше.
– Посидите здесь, – велел нам кочегар и резвым шагом направился в магазин. Через пять минут он вернулся, отягощенный заветной бутылкой. Воспользовавшись прорехой в заборе, мы проникли на территорию предприятия «Пух-перо», и вскоре вся наша честная компания переступила порог котельной.
– Полчаса осталось, – дядя Саша защелкнул часы-луковицу и сунул их в карман. – Сейчас пересмена начнется.
Он достал из шкафчика мутный стакан, виртуозно и быстро открыл бутылку и наполнил его темно-коричневой, дурно пахнущей жидкостью. Оттопырив мизинец, взял граняш в руку и, оглянувшись на дверь, шумно выпил. Занюхал портвейн раскрытой пачкой «Примы» и подобревшим взглядом оглядел каждого из нас.
– Никто не будет? – спросил он с надеждой в голосе.
– Никто, – ответил за всех Червонец.
– Дело хозяйское, – дядя Саша, облегченно вздохнув, поставил бутылку под стол и закурил сигарету. – Сейчас бабы придут, – заверил он нас, вновь глянув на часы.
Но и без гарантий кочегара стало ясно, что в душевую зашли работницы. За стеной послышались женские голоса и раздался шум льющейся воды. Дядя Саша подошел к наблюдательному пункту, вынул из перегородки деревяшку и прильнул к отверстию. С повышенно-фальшивой интонацией дряхлеющего ловеласа он вульгарно и неблагозвучно прокомментировал увиденное в душевой.
– Вот это задница! – кочегар, словно несколько лет не видел женщин, причмокивал губами и даже удивленно присвистывал: – А сиськи-то, сиськи какие!
Дядя Саша оглянулся, видимо, вспомнив о нашем присутствии.
– Ну, давай, подходи, – он с притворной неохотой отошел от дырки. – Кто первый?
Немного стыдливо, но с неизъяснимым достоинством лидера к стене порока приблизился Червонец. Смотрел он недолго.
– Толстые они все какие-то, – отодвинувшись от перегородки, разочарованно сказал Сергей и вернулся на место.
– Ага, сейчас я тебе моделей сюда приглашу, – кочегар снова наполнил стакан и, выдохнув воздух, выпил его содержимое. – Ни хера ты еще не понимаешь, пацан, – дядя Саша театральным жестом поднял вверх указательный палец. – Фактуру не чувствуешь!
– Дай-ка я гляну, – место Червонца поспешно занял Юрка. Под его белесыми ресницами зажегся неподдельный интерес. Он копошился возле перегородки, выбирая удобную для обозрения позу. Не оборачиваясь, сказал:
– Чомга, стул подай.
– Ага, сейчас! – гаркнул дядя Саша. – Может, рядом с тобой еще шконку поставить? – Давай, следующий подходи.
Настала моя очередь. Я робко заглянул в нечеткую глубину душевой комнаты… и ничего хорошего там не увидел. В наполненном паром помещении невнятно розовели крупные тела работниц фабрики. Тяжеловесная, порой отталкивающая натуралистичность усталых пожилых женщин не вызывала эротического оптимизма. Дырка в кирпичной стене начисто разрушала мое представление о прекрасной половине человечества. Нет ничего некрасивее женщины, если вы подглядываете за ней через отверстие в замызганной кочегарке. Да еще в окружении друзей, топчущихся в нетерпении занять твое место.
Я уже хотел уступить место Бу-Бу, как в душевую зашла девушка, скорее даже девочка. Неподражаемо грациозно она подошла к кабинке, встала под шипящую струю воды и, повернувшись ко мне лицом, принялась намыливать голову. Как завороженный, я наблюдал за юным созданием. К неспелой девичьей красоте примешивались пикантные подробности уже начинающей взрослеть женщины. Она снова встала под душ и смыла с головы шампунь. Меня словно ударило током – это была Лена! Я вспомнил, что иногда, после занятий в школе, она приходила на фабрику, чтобы помочь маме.
– Василь, совесть имей, – требуя уступить ему место, Бу-Бу тронул меня за плечо.
В это время, с томительной медлительностью, Лена покидала душевую. «Ну скорее же иди»! – мысленно подгонял я ее. Мне так не хотелось, чтобы мою подружку видел обнаженной кто-то еще! Я возмущенно рдел от мысли, что, например, Бу-Бу сейчас будет рассматривать чудные подробности ее тела. Эти опасения начисто лишило меня эмоционального восприятия: я совершенно ничего не почувствовал, увидев Лену. Раскованные жеманницы в порнографических журналах оказывали более существенное влияние на мое впечатлительное либидо. Видимо, котельная – всё-таки не то место, где бы я хотел впервые увидеть свою девушку обнаженной.
Еще раз оглядев помещение и убедившись, что Лена вышла, я неохотно уступил место Валерке. Без особой брезгливости, с пытливым юношеским любопытством он разглядывал стареющих, обрюзгших женщин, видимо, пытаясь понять, чем же они так привлекают мужчин? Скорее всего, ничего не поняв, Бу-Бу отошел от порочной перегородки. Если бы мы имели четкое представление о том, как выглядели со стороны некоторые наши поступки! Мы рассматривали женщин, которые годились нам в матери, время от времени, похабно, – для пущей солидности, – комментировали рубенсовские формы работниц.
Чомга неохотно и формально выполнил роль соглядатая и представление закончилось.
– А где же Нинель, дядя Саша? – спросил Червонец.
– Я что, за ней бегать должен? – заплетающимся языком ответил кочегар. – Может, вам ее сюда еще привести? Мы так не договаривались. Смотреть – пожалуйста, – дядя Саша пьяно развел руками. – А остальное, уж извините – нет, – и он доходчивыми словами провел границу между желанием и наслаждением.
Я взглянул на стол. Бутылка оказалась пустой. Пока мы были заняты эротическим шоу, наш искуситель допил портвейн. Со второй попытки дяде Саше удалось подняться со стула. На нетвердых ногах он подошел к стене и попытался вставить деревяшку в отверстие.
– Давай сюда, эротоман гребанный, – Червонец взял у него заглушку и ударом ладони вогнал ее в перегородку. Еще раз взглянув на кочегара, добавил: – Тетю Любу нужно звать, а то он сейчас заснет.
Обогащенные противоречивыми впечатлениями о прекрасной половине человечества мы вышли на улицу. На душе было скверно. Срывающийся с неба холодный колючий дождь настроения не улучшал. Подняв воротники, мы спешили по домам.
И вдруг я увидел Лену. Прикрывшись зонтиком, она шла по противоположной стороне улицы. Не раздумывая, я бросился через дорогу. Выглядела она скромно и даже застенчиво, и ничего не выдавало того, что пятнадцать минут назад девушка была без одежды. Я смотрел в ее лицо, и оно своей чистотой и почти детской трогательностью закрывало пыльную котельную, где, созерцая стареющих усталых женщин, мы помышляли увидеть в них нечто распутно-пошлое и вульгарное. Мне стало невероятно стыдно оттого, что каждый из нас посмел вторгнуться в пространство, куда пускают только по разрешению. Я хотел что-то сказать, но к своему удивлению услышал лишь собственное мычание.
– Что с тобой? – улыбнулась Лена. В ее васильковых глазах озорно засияло доселе незнакомое мне лукавство.
– Нет, ничего, – ответил я, смутившись, словно она могла обо всём догадаться. Мне вдруг захотелось сказать ей что-нибудь приятное, нежное. Дотронуться ладонью к ее лицу или плечу.
– И всё-таки с тобой что-то происходит, – Лена слабым жестом отстранила мою руку. – Ты придешь сегодня вечером?
– Приду, – я перебежал улицу, вернувшись к своим друзьям, и крикнул: – Обязательно приду!