Авиационный военный городок в степи на окраине Семипалатинска. Почти все молодые лейтенанты, прибывшие в полк после училища, проходят через «линкор». Это длинное трехэтажное здание гостиничного типа, увитое снаружи железными лестницами. Линкором его окрестили первые испытатели, он и правда был похож на огромный линейный корабль.Когда-то в далеком 1949-м в казахстанской степи, в 130 километрах от ядерного полигона, где проводились и сейчас проводятся испытания, его построили для работающих здесь Курчатова и других учёных физиков-ядерщиков.В этом помещении они жили, отдыхали. Рядом аэродром с лабораториями,стоянками самолётов, ангарами, хранилищами ядерных зарядов.
За двадцать лет здание обветшало, все коммуникации пришли в негодность, а денег на ремонт у военных,как всегда, нет, поэтому в туалет мы иногда ходим в аэропорт. Это недалеко – метров пятьсот от дома. "Терпение, главное терпение". Карлсон так говорил.
В линкоре нам досталась угловая комнатка – восемь квадратных метров. Здесь с трудом помещается железная кровать из военной гостиницы, стол, стул (оттуда же) и, когда родилась Ксюша, в комнату втиснули детскую коляску, доставшуюся нам по наследству, не помню уж от кого. Да, в комнате ещё есть подоконник. Очень удобная вещь. Поскольку стены этого здания достаточно толстые, где-то с полметра, то и подоконник очень широкий, зимой он вполне заменяет холодильник. На нем стоят бутылки с молоком, банки с зелёным горошком, лежит семипалатинская колбаса. Окно в комнате изнутри (не снаружи - изнутри) покрыто толстым слоем пушистого инея. Чтобы налить молоко в ковшик, нужно сначала ножом продолбить лед в бутылке. А мёрзлую, твёрдую, как камень, колбасу можно отпилить, только подержав над пламенем керогаза.
– Была колбаса полукопчёная, а стала "сапсем копчёная", – смеётся муж, оттирая тряпкой жирную чёрную копоть на полопавшейся шкурке.
Очередная авария на станции - и снова военный городок замерзает в степи. Темнота – ерунда, на этот случай у нас есть свечи, целая коробка стеариновых свечей под кроватью. А вот то, что батарея ледяная и обогреватель не включить, это совсем плохо. На улице буран и около тридцати градусов мороза. Интересно, сколько в комнате, если изо рта идёт пар и ноги мёрзнут в валенках. Надо все же разориться и купить комнатный градусник. И что,от этого теплее будет? Мы укладываем в постель между собой нашу грудную дочь, завёрнутую в ватное одеяло, как для зимней прогулки, сами тепло одеты, и всю ночь дышим на неё с двух сторон, натянув на голову одеяло.
Утром мужчины уходят на аэродром, а в линкор, по случаю аварии в котельной, приходит начальник политотдела Велигура со свитой.Иван Семёнович Велигура. Высоченный красавец, командирская цигейковая папаха, погоны с двумя большими звёздами. Подполковник. Я видела его весной на параде на плацу: вся грудь в орденах, боевой лётчик, всю войну прошёл.
В коридор выскакивают женщины. Здесь почти в каждой комнате простуженные, кашляющие и сопливые маленькие дети, и измученные матери набрасываются на командира с криками. Слезы, рыдания, истерики:
– Когда это кончится?!
– Да мы сожжём на... этот барак этими керогазами!!!.
Замполит молчит, папаху снял, стоит весь седой, опустил голову, ждёт, когда женщины успокоятся, обещает, что часа через два, ну, в крайнем случае, к обеду, в котельной всё починят, там и так всю ночь на ветру и на сильном морозе посменно работали солдатики.
Потом почему-то заходит в нашу комнатку. Наверное потому, что я не ору, а молча стою в валенках, шмыгаю носом. Мне двадцать лет – ему сорок пять. Совсем старик.
– Окно хорошо утеплили? – задает он совершенно идиотский вопрос и противно скребёт по стеклу ногтем – иней осыпается. Потом подходит ко мне, обнимает за плечи.
– Ну, потерпи, дочка, не плачь, потерпи, вот достроим дом... А ты знаешь, что вот в этом доме жил Курчатов? Знаешь, кто такой Курчатов? Ты ещё гордиться будешь, будешь всем рассказывать, что в этом доме жила. Ну, потерпи. Ты ведь жена военного... – он говорит, а изо рта у него идёт пар.
Что же, что Курчатов, ну и что же, что жена военного! Мне становится так жалко себя, так Ксюшку жалко, что я, наконец, не выдерживаю и реву навзрыд.
Свет действительно дали к обеду, ну, если это можно назвать «светом». А
может, оттого он такой тусклый, что в городке замёрзший народ сразу повключал всё, что греет: электроплитки, обогреватели, да еще какие обогреватели – самодельные "козлы", опасные, но очень хорошие, мощные. Наша батарея постепенно нагрелась, стала тёпленькой.
Всё же нет худа без добра: у нашей маленькой клетушки-комнатушки есть свои плюсы, вернее, один плюс есть – она быстро нагревается. Ксюшка, под направленным на неё обогревателем, извлекается из ватного одеяла, пелёнок-клеёнок, удивляется, наверное, девочка, что это мы так долго гуляли на свежем воздухе и по уши все промокли. Потягушечки... Мы наскоро моемся, переодеваемся в сухое и чистое, кормимся, играем.
А вечером того же дня мы всем этажом поздравляем с днём рождения соседку Зину Татузову. Её комната напротив нашей и ещё двух соседних комнатушек. Комната большая, с огромными,во всю стену, окнами, тоже обледеневшими изнутри. Во времена Курчатова она, наверное, была у учёных каким-нибудь конференц-залом.
Сегодня комнату украшают разноцветные воздушные шары, а на стене – юбилейная поздравительная газета. Газета смешная,но над ней плачет сейчас наша именинница.
Немудрёные подарки, серенады, исполненные мужчинами авиаполка под гитары, даже цветы где-то достал в такую стужу Зинкин муж (позже выяснится, что цветы Валерка срезал в медсанчасти, и за это он получит взыскание). Зинаида рыдает! Такого дня рождения у неё в жизни не было. Ей 25 лет сегодня, весьма почтенный возраст.
Вот не повезло подружке с днём рождения – перед самой зарплатой. Уже давно все сидят без денег, в магазин спускаются только за хлебом да за молоком для ребятишек. Все это понимают, и каждый притащил что-нибудь вкусненькое на праздничный стол.
Насчёт выпить, тоже невезуха – завтра с утра полёты, поэтому "чисто символически". На столе дымится картошка, сдобренная пахучим подсолнечным маслом, в тарелках солёные огурцы, маринованные помидоры, селёдочка, посыпанная кольцами лука, сало солёное и сало копчёное, тонко нарезанная докторская колбаса по два рубля десять копеек за килограмм и, конечно же, знаменитая колбаса Семипалатинская! Зинаида расстаралась: салатики, винегретики, и приготовила удивительно вкусное казахское блюдо, бешбармак называется. Запахи в комнате стоят обалденные! Нам родители прислали из Минска посылку с настоящими шоколадными конфетами. Их расхватали и слопали в один момент, именинница даже на стол не успела поставить большую тарелку с красиво уложенными горкой конфетами.
– Аппетит перебьёте! Аппетит перебьёте! Это же на десерт! – кричит медсестра Людмила Кулдошина, пытаясь нас образумить. Люда работает в нашей медсанчасти и про всё знает, и про аппетит тоже. Ее не слушают, хохочут. На аппетит здесь никто никогда не жаловался...
Семипалатинск 1969 год