ЛППР - наш рулевой

                Анатолий Комиссаренко

                ЛИБЕРАЛЬНО-ПСИХОДЕЛИЧЕСКОЕ
                (ЛППР – НАШ РУЛЕВОЙ)
               

                Часть первая. Дресс-код

                =1=

На своём дне рождения светская львица Ксюша Дубчак решила отряхнуть с «цвета Россиянии» пыль гламура и, объявив войну буржуазным привычкам, повела свет, в смысле – цвет, «в люди».
Родственникам, бывшим любовникам, VIP-персонам, а также не очень виповым, но нужным людям нарочные доставили завёрнутые в дорогущую финскую «обёрточную» бумагу, типографским способом неомодернистски «оторванные» куски высокохудожественно грубого картона, изображавшие «письма с помойки». На этих стилизованных «бланках» абстрактным почерком известного дизайнера было напечатано: «Ксения Дубчак против россиянского гламура. Дресс-код - будь проще!». Кусок картона был вроде пиратской чёрной метки. Только обозначал не приговор к смерти, а приглашение на день рождения.
Не приглашённые, но страстно желавшие попасть на тусовку столичного гламура околосветские «господа», и «прочие», самолично причислявшие себя к свету, выклянчивали пригласительные билеты через высокопоставленных знакомых, а то и просто выкупали их у «службы», развозившей заветные картонки по адресам.
На чествовании именинницы предписывалось быть в тельняшках, шинелях, ушанках и тому подобных народно-революционных одеждах.
Виновница торжества и «хождения в люди» заказала личной портнихе синие кавалерийские галифе с красными лампасами и ярко-жёлтыми кожаными вставками между ног, матросский тельник с «кутюрными» дырами в нужных местах, сквозь которые при энергичных движениях юбилейных ножек в кованых элегантных ботинках «а ля Рюс зольдат», призывно показывались и соблазнительно вздрагивали комиссарски безбюстгалтерные юбилейные груди. Наряд дополняла стильная замшевая сумочка в виде кобуры маузера.
Место для праздничной «народной» тусовки Ксюша выбрала тоже «народное» – пивбар «Жигули» на Новом Арбате, за спортзальную огромность при относительно невысоких потолках прозванный гламурной элитой «сараем».
Львицей в двадцать третий день рождения именинницу назвать было трудно… Скорее, пантерочка.  К тому же - скандальная. А то и просто кошка. Нет, ни в коем случае не драная! Всего лишь без меры гуляющая. По местным и зарубежным миллионерам. Но известность обязывала называться львицей.
Согласно опросам общественного мнения статистических фирм с замысловатыми названиями, опубликованным в глянцевых журналах, эпатажно гламурную Ксюшу, дочь покойного мэра, знали трое из четырёх жителей Питера и двое из троих обывателей Москвы. Ксюша «светилась» почти на всех тусовках для избранных. Жёлтая пресса отслеживала каждый её шаг. Иногда, сопоставив новости светских хроник, выяснялось, что её видели на двух раутах одновременно. «Ксюша Дубчак – лицо гламурной молодёжи России!» – восторгался Интернет.
Лицо это, кстати, нельзя было назвать особопривлекательным: узковатое лицо, глаза-горошинки, близко посаженные на длинный нос, крепкие зубы, за которые недоброжелатели называли Ксюшу лошадью… Но, благодаря усилиям высокооплачиваемых стилистов, «мелкоглазая лошадка» превращалась в относительно привлекательную – если не придираться - гламурную львицу. Тем более, что внимание от лица отвлекали наряды от кутюр.
В восемь «сарай» ещё пустовал. Укутанные тишиной и полумраком, в отдельных кабинах дремали почтенные столы из натурального дерева. При них, широко расставив ножки, терпеливо ждали клиентов одетые в кожи и бархат, украшенные благородными металлами роскошные кресла и диваны. Испуганной лесной девой вскрикивало в огромном банкетном зале случайное эхо. Серебряно и хрустально позвякивали приборы в руках молчаливых официантов, заканчивающих сервировку столов.
В «предбанник» «сарая» уже просачивались самые нетерпеливые из «околосветских». Возможность быть причастным к грандиозной тусовке столичного света, предстоящее удовольствие потолкаться среди государственных знаменитостей, а может, и перемолвиться с кем из госстолпов, возбуждала и ласкала неутолённое тщеславие.
Допущенные и проскользнувшие в пивбар СМИтские проныры высасывали из «околосветских» и челяди жареную информацию для жёлтых и гламурных изданий.
К девяти перед главным входом стали притормаживать «Бентли», «Ягуары» и джипы всех мастей и пород. Привыкшая к показной роскоши московская публика замедляла шаги, чтобы полюбоваться элитными автожеребцами. Неторопливо и благородно испорожнив себя за широкими спинами телохранителей от сытых, довольных жизнью мужчин и женщин, и даже не отряхнувшись, автомобильные раритеты уезжали, увозя переполненные чувства собственного достоинства.
Поток гостей, направляющихся в пивбар, густел.
У входа, под вывеской, задрапированной лозунгом-растяжкой «Скажем нет россиянскому гламуру!» охранники, одетые в чужих клоунов с английскими буквами поперёк грудей, останавливали не внявших хозяйской воле гостей в вечерних туалетах. Обтягивающие трико, иссечённые бело-красными полосами, и куцые чёрные пиджачки подчёркивали несуразность втиснутых в клоунские костюмы борцовских тел с саженными плечами. Тарелки-жабо на бычьих шеях усиливали дурацкость синих звездатых колпаков, пристёгнутых резинками к коротко стриженым макушкам. Красные шары носов и мертвецки мелованные щёки не могли упрятать суровость лиц и насторожённость глаз охранников. Специфические позы и телодвижения выдавали в угрюмых клоунах с рисованными улыбками профессионалов-вышибал. 
Клоуны опасались не зря. Недавно в «Бумер» Ксении Дубчак врезался чёрный «Фольксваген». От смерти девушку спас водитель, успевший среагировать на внезапный удар. Конечно же, случившийся инцидент - не банальное ДТП. Но и целью покушения Ксюша в данном случае признавалась относительной. Подобным образом не первый раз уже предупреждали бойфренда Ксении - американского бизнесмена Александра Шустеровича. Конкуренты торпедировали все попытки Александра серьёзно заняться урановым бизнесом, помешали начать издание русской версии журнала «Пентхаус», а теперь и вовсе вынуждали закрыть бизнес в России.
Клоуны-вышибалы просеивали приглашённых. Тем, кто попроще, и для кого попасть на праздник было великой честью, всучивали тельняшки и ушанки. На вызывающе респектабельных накидывали ватники.
Гости подозрительно принюхивались к воняющим бомжатиной и дезрастворами вещам.
- Выстираны и прошли санобработку, - почтительно-механическими голосами стандартно успокаивали гостей клоуны-охранники.
Без карнавальных бомжкостюмов на празднество пускали только самых-самых VIPастых, и лишь после телефонного согласования с хозяйкой.

                =2=

Гости коллективно прохаживались в фойе, обсуждали друг-друга, искоса бросали любопытные, завистливые и скрыто-неприязненные взгляды на знакомых и незнакомых, с деланными улыбками раскланивались при встречах.
Не пожелавшие «идти в люди» сливки общества обособились на двух диванчиках у стены с картинами авангардистов. Самой нахально гламурной была главный редактор журнала «Har Bazaar» Шаганэ Амирханова в полупрозрачной кофточке из золотых пайеток и в по-восточному массивных украшениях. Открыто идти наперекор генеральной линии юбилярши смелости у неё не хватило, и лицемерная наставница модниц без зазрения совести громко врала, надеясь, что сквозь монотонный шум голосов её услышат многие:
- Это свитерок домашней вязки.
Дорогая ажурная кофточка на домашний свитерок тянула плохо, а вплетённая в неё золотая нить была откровенным вызовом антигламуру.
Слева от госпожи Амирхановой прикрывала тельняшкой бриллианты на умопомрачительном топике новая девушка Марата Сафина. Показать бриллианты высшему российскому обществу ей очень хотелось, но выведена сюда она была исключительно заслугами бойфренда, поэтому открыто плевать против указанного хозяйкой стиля и ставить в неудобное положение Маратика не осмелилась.
Справа от Амирхановой сидела «неприкрытая» владелица бутика «Azazel» Айгюль Гуссейнова в вечернем наряде с чёрными блёстками.
- Омар тоже здесь, - удивлённо сообщила Гуссейнова Амирхановой, кивая в сторону Омара Джабраилова, бывшего кандидата в президенты страны и в мужья Ксюши. – Не обиделся он на Ксюшку за Шустеровича?
- А чего обижаться? Ксюшка со всеми мужиками расстаётся мирно. Вон, со Славой Либманом ещё до Омара разошлась, а живёт в его квартире.
- Сравнила! Славке грех на Ксюшку обижаться. Его самого с Ксюшки балеринка Волчкова сняла, - повела плечами и недовольно, будто это с неё Анастасия Волчкова сняла миллионера, поджала губы Гуссейнова.
- Говорят, Ксюшку на квартире Либмана грабанули по-крупному?
- Говорят. Одних бриллиантов на двести пятьдесят тысяч сняли!
- Что ты! – с долей презрения, как на первоклассницу, махнула холёной ручкой Амирханова и уточнила цифру: - На шестьсот тысяч баксов унесли!
- Помнишь, Ксюшка всё приговаривала, что бриллианты - лучшие друзья девушки?  Ужас!
Амирханова соответствующей гримаской и кивками головы посочувствовала ограбленной подруге-сопернице. 
- Да, такие друзья у Ксюши были, - завистливо вздохнула Гуссейнова. Женщина восточная, она всегда завидовала чужим драгоценностям. - На шестьсот тысяч баксов! – в очередной раз поразилась она. - Ксюшка говорит, кто-то из знакомых её обчистил. Потому что знал, когда её дома нет, и где брюлики запрятаны.
- Так она же никого домой не водит! Какие же знакомые? – удивилась Амирханова и всплеснула руками.
- Значит, нашлись, которые знают, где у неё что запрятано. Близкие знакомые.
- Да, очень близкие! Точно! – горячо признала Амирханова и ещё раз поразилась: - На шестьсот тысяч баксов! Вот тебе и не воровал покойный папочка!
- А она говорит, это не от папочки ей досталось. Я, мол, девушка взрослая, самостоятельная, - Гуссейнова заговорила обольстительно мурлыкающе, - у меня, мол, серьёзные мужчины, вот и надарили блестяшек на поллимона зелени.
- Заработала, так сказать, в поте лица честным физическим трудом. И налоги государству не платила! – ехидно усмехнулась Амирханова. - Да, крутые мужички… На ней были… Слушай! - потеряв вдруг интерес к обсуждаемому объекту, Амирханова перекинулась на другую тему. -  Ульку Цейтман недавно в журнале видела. Портрет – оторви и выбрось! Представляешь, открываю журнал, а оттуда Улькины сиськи вываливаются - прямо мне на колени! Вот она, кстати. Легка на помине, явилась не запылилась!
Подруги весело захихикали и одновременно повернули головы в сторону входящей в фойе Улиты.
Лучшая подруга Ксении Дубчак - львица-примадонна московского света Улита Цейтман пришла в сексуальном вечернем платье с открытой спиной.
- Наш оплот, - оценив «явление» гламурной Улиты, пошутил стоявший в смокинге меценат Алимхан Тохтахунов, более известный в светских кругах как «Япончик». – Цвет россиянии.
А может и не пошутил. Слишком задумчивыми были его глаза в противовес протокольно улыбающимся губам. 
- Россиянский гламур надежно защищён, - поддержал собеседника вице-президент нефтяной компании Искандер Халимов.
Вошли Светлана и Федор Бодарчуки. Вручили имениннице эксклюзивные валенки фирмы «Акс».
- Сарочка Жасмин просила извиниться, её задержали непредвиденные дела, - прикоснувшись щекой к щеке именинницы, с лучезарной улыбкой и стеклянными глазами проговорила Светлана.
«Да и век бы эту Сарочку не видать!» – подумала Ксюша. Она завидовала эстрадному успеху Жасмин. 
Следом в сопровождении спутницы воссиял тёмнозагорелым на пляжах Мёртвого моря лицом телеведущий Андрей Маляхов. Ему пришлось отказаться от кошерного ужина в ресторане израильского пятизвёздочного отеля в пользу русской водочки под солёный огурец и жареной на свином сале картошки с квашеной капустой в московском «сарае». Телеведущий он, конечно, крутой, но политические тылы у Ксюши, несомненно, толще. Поэтому не засвидетельствовать почтение львице было вредно для собственной карьеры.
- Андрюшку нашего английские «бобби» недавно в кутузку упекли, - усмехнулся Алимхан, бесцеремонно ткнув локтем в бок Искандеру.
- За какие грехи? – удивился Искандер и чуть отодвинулся от собеседника, избегая очередного тычка. – Совсем россиян не уважают!
- Андрюшка возил подружку в Лондон на концерт. Всё, естественно, обставил по высшему разряду – гостиница, там, билеты на самые престижные места первого ряда за четыре тысячи баксов… Сидят, кайфуют согласно купленным пропускам, публике себя показывают. Любуйтесь, мол, как в россиянии живут! Вдруг подваливает к Андрюше с Маринкой наряд английских полицейских, и нагло требует самого знаменитого русского телеведущего освободить оплаченные им дорогие места. Причём, немедленно, и без объяснения причин.
- Беспредел!
- Да… Андрюша, естественно, в шоке, Маринка, сам понимаешь, полный компромэ…
- Представляю… Не дай боже…
- Андрюша требует от полицейских объяснений – с какого лысого он должен покинуть места, за которые выложил заработанные непосильным трудом кровные четыре тысячи «зелёных»?! Вместо объяснений «бобби» на глазах публики ведут Маляхова и Марину в отделение и два часа мурыжат ни в чем не повинную российскую телезвезду и его спутницу в специальном помещении для нарушителей общественного порядка. По-нашему говоря, в «обезьяннике».
- Маляхова?! В «обезьяннике»?!
- Прикол, да? Наверняка ждали от Андрюши взятку за отсутствие лондонской регистрации или за что-то подобное. Как у нас в Москве. Что ихние «бобби», что наши «бобики» – все одинаковы!
- Это уж точно!
- Но нашего Андрюшу на заплесневелом сыре не проведёшь! – голос Алимхана приобрёл трагическую окраску, как у рассказчика, подошедшего к кульмирационному моменту страшной сказки. – Ни на Бресс Бле, ни на Бри де Ме.  Он мужественно перенес арест, потребовал вызвать российского консула и немедленного освободить его из-под стражи.
- Да уж, Андрюша тёртый калач! – одобрил поведение телеведущего Искандер. - А за что его в «обезьянник»?
- А у них билеты оказались на следующий день.
- Вот ротозей! – весело рассмеялся Искандер.
- Может и ротозей, - задумчиво усмехнулся Алимхан. - Но если бы в этот день выгорело, на следующий день можно было бы сходить ещё раз.
Искандер удивлённо уставился на Алимхана и, поняв суть дела, хлопнул себя по лбу.
- А ты не слышал, как на «Стирке белья» Маляхова грузин чуть не покалечил? – перешёл к другой новости Алимхан. – Молодому кавказцу, участвовавшему в съёмках массовки, Андрюша принародно намекнул на его гомосексуальную ориентацию. Грузин посчитал себя оскорблённым и кинулся на Маляхова. Не будь охранников, загремел бы Андрюша в «Склиф»! Грузина еле оттащили. Да и Андрюшу потом валерьянкой до вечера отпаивали!
Пришла Лада Данс, одетая под деревенскую девочку в минисарафанчик с глубочайшим, чуть не до пупка, декольте. Принесла огромного плюшевого мишку, расшитого живыми цветами.

                =3=

Ближе к десяти большинство приглашённых – крупные бизнесмены, олигархи, министры теперешние и бывшие, владельцы средств массовой информации, известные телеведущие и актёры, звёзды эстрады и прочие представители российского света, собрались. Объявили начало торжества.
Заглавное место, естественно, занимала сияющая радостью именинница. По одну руку сидела любимая мама, по другую руку любимый на сегодняшний день бойфренд Шустерович. Далее, соответственно уменьшению заслуг перед бизнесом, возвышались именитые гости.
Первой произнесла тост мама-сенатор. Она умилилась, что девочка, наконец, взялась за ум, перестала гоняться за показушностью, стала проще… Пожелала дочке всего и немного прослезилась.
Волну тёплых эмоций растрогавшейся мамы приукрасил гладким каламбуром актёр «О.С.Ц.- студии» Миша Шац:
- Ксения Дубчак объявила бой россиянскому гламуру, накладным ногтям и французскому маникюру!
Гости захлопали, одобрительно загудели.
- В рамках объявленной борьбы предлагаю противопоставить французскому маникюру русский: траурная каемка под ногтями вместо белой! – восторженным картавым дискантом выкрикнули из глубины зала.
Его поддержали ещё более громкими аплодисментами и «бисовыми» вскриками.
Бывший министр иностранных дел тихим голосом человека, знающего свой вес, предложил выпить «за Ксению, девушку второй свежести». В чём была соль тоста, и было это похвалой или шуткой с намёком, вряд ли кто понял, кроме автора тоста. Но выпили с удовольствием. Телеведущий Андрей Маляхов поднял бокал за то, «чтоб у вас всё было, как у них!» Отсалютовал имениннице и осенил бокалом зал, присовокупляя к тосту гостей.
- А у нас и так лучше! – выкрикнули из «народа».
Выпили, опять же, с удовольствием – тост был понятен и без объяснений.
Сенатор Омар Джабраилов, Ксюшин эксжених, обиделся за родимый стиль жизни. А может, за что другое. Он продемонстрировал всем женские часы с бриллиантами и с усмешкой заявил:
- Раз она теперь такая негламурная, пусть от меня гламурных подарков не ждет! Фиг ей!
Спрятав часы с бриллиантами в карман, сенатор вручил имениннице торт «Птичье молоко» в антикварной коробке шестьдесят восьмого года прошлого века.
- Надеемся, содержимое коробки соответствует ГОСТу? – крикнул всё тот же хохмач из «народа».
Зато американский бизнесмен российского происхождения Александр Шустерович, «выходец из бедной еврейской семьи, эмигрировавшей когда-то в Америку», как жалостливо рассказывала о нём Ксюша, безоговорочно поддержал возлюбленную. Одетый в кавалерийскую шинель нараспашку, из-под которой выглядывала майка с серпом и молотом, перечёркнутая ненашей надписью «perestroika», лихо заломив будёновку на голове, Ксюшин бойфренд размахивал банным веником, как кавалерист времён гражданской войны шашкой, радостно скакал по залу и лупил им гостей. Имениннице он подарил  кольцо с брильянтом в двадцать три карата - по числу исполнившихся лет.
- У них что, на самом деле идёт к официальной свадьбе? – недоверчво спросила приятельницу Амирханова. – Это какой у неё жених, четвёртый? 
- Да, на этот раз наша львица точно выйдет замуж, - уверенно подтвердила Гуссейнова.
- Сколько жениху?
- Тридцать семь, вроде.
- На четырнадцать лет старше Ксюшки. Любит она… зрелых мужиков. Омар, тот вообще на двадцать лет старшее её. Да и Либман не из юношей. В шестнадцать лет она первый раз в мужика втюрилась. Тоже гораздо старше её. Да так себе, в общем, мужичок был. На вчерашней «Ауди» катался. Но – втюрилась по уши. Унижалась, в ногах со слезами валялась, умоляла: «Возьми меня!» Да-а… Вишь, за семь лет как продвинулась. Каких мужиков поменяла, а? В Америке будут узаконивать отношения?
- Как ни странно, в Питере. Торжество предполагается грандиозное. Приглашен весь цвет  российского высшего общества, знатные господа из США. Ксюша без ума от своего жениха. К свадьбе сделала пластическую операцию, нос укоротила на полсантиметра, родинки убрала. Ездила в частную клинику, где Боря Моисейкин и Гриша Ямлинский оперировались. Три тысячи баксов выложила.
- То-то я смотрю, похорошела она чуток… Думала, от счастья, оказалось – от ножа. Мордаха у неё, прямо скажем, немного лошадиная. Знаешь, актриса есть такая… Не помню, как её… Она всё время играет стерв в американских комедиях. Ну, в одной её похитили ради выкупа, так она похитителей с ума свела. В другой двойняшек играет… Да видела ты её!
- Да, когда Творец создавал личико Ксюши, он явно торопился закончить его к концу рабочего дня, и изделие получилось грубоватым.
- Наверное, Творец не предполагал, что лицо Ксюши в будущем станет «лицом России».
- Крупноватый нос, между прочим, предрекает высокое положение в обществе…
Собеседницы переглянулись, надеясь, что у каждой нос крупнее, чем у соперницы.
- Но остальное… Поверь, я занималась физиономистикой! Округлый, излишне выпуклый лоб говорит о недобром нраве. Тяжёлая нижняя челюсть характерна для людей, упрямо добивающихся цели, для людей жестоких. Большой несимметричный рот с крупными зубами… Таким людям нельзя верить. Обманут. А мелкие глаза, сдвинутые к переносице, говорят о слабости художественного вкуса.
- Они у неё какие-то виноватые. Не любит смотреть в глаза собеседника.
- Или скромница, про что не скажешь. Или на самом деле в чём-то виновата. Поэтому и любит носить тёмные очки. А в общем, по законам физиономистики, несбалансированные черты лица и внешность не предрекают Ксюшке благоприятной судьбы.
- Но теперешним женихом она довольна выше крыши, - позавидовала чужому счастью Гуссейнова. - Таких людей, как он, говорит, не бывает. Юность, говорит, провел в московской коммуналке, прошел очень сложную жизнь, благодаря нечеловеческим усилиям получил хорошее образование и сейчас официально очень богатый человек.
- Официально – это хорошо… Как время летит! И что оно с людьми делает!
- Что оно с Ксюшей сделало?
- Ну… Сейчас ей двадцать три? А в семнадцать она первый раз пошла в… э-э-э… Ну, в общем, в гражданский брак, как принято говорить, к папаше  Либману… А теперь, говорят, даже с сыном Каддафи у неё шуры-муры были!
- По случаю Ксюшиного бракосочетания стрельнёт из пушек крейсер «Аврора»…
- Который стрелял, когда начался большевистский переворот? Он же, наверное, с семнадцатого года не стрелял!
- По такому случаю стрельнёт. Средь бела дня разведут мосты, - Амирханова мечтательно закатила глаза к потолку, - и кораблик с новобрачными проплывёт к Константиновскому дворцу, где брак зарегистрирует сама мэрша Питера. Говорят, даже Президент ненароком заглянет. А потом все поедут за город, на ночные угощения.
- Ксюша, Ксюша, Ксюша, девочка из плюша… - негромко пропела Гуссейнова.
- «Юбочка из плюша»!
- А? А… Может быть…
После нескольких тостов от самых крутых гостей, чтобы гости не скучали и не чувствовали себя участниками политтусовки, тамада предложил игру «Как переспать с миллионером?» Замысловатые вопросы, типа «Какая стеклотара дороже, бутылка из под пива или бутылка из под водки?» или «У кого яйца больше, у индюка или у страуса?», поставили в тупик всех. Кто-то из зала крикнул, что для установления истины надо послать за птицами и пощупать, у кого больше. Но предложение не поддержали.
Первым «разогрелся» режиссер Иван Дыховичный - гости только начали уплетать отварную колбасу и селедку с картошкой, а он уже бросился плясать под гимн сторонников глобализации и лиц с двумя и более гражданствами «Мой адрес не дом и не улица». Вслед за ним на танцпол выскочил  экс-министр иностранных дел. А когда затянул песни своей молодости Эдвард Хиль, завелись и остальные.
- Ничего себе – голосина у старика!
- Он что, не под фанеру?
- Да он без микрофона поёт! - удивлялись молодые. Для них стало откровением, что у певца может быть голос.
Столы грянули припев:
- Потолок ледяной, дверь скрипучая!
С этого момента рафинированные особы, притворявшиеся, что пьют только вино – и только избранных сортов, признали, что ничего лучше водки с солёным огурцом пока ещё не придумано. Бомонд гурманил: бастурма и китайская фунчоза стояли нетронутыми, а селёдочку с картошкой и бутерброды с салом мели со столов.
- Как бы гламурен ты ни был, селёдка с картошкой даст фору любой устрице!
- Да! Самый напыщенный VIP-сноб в глубине души мечтает напиться в хорошей компании, закусить солёным огурцом и спеть старую добрую песню!
Мама новорождённой выделывала такие коленца под ретрошлягер о новорусских дачах «У леса на опушке», что Эдвард Хиль, допев последний куплет, похвалил её:
- Мама-то, мама у Ксении какая сексуальная! Темперамент! Глаза горят!
Тело и душа одного из известных олигархов, имя которого в газете употребляют только с его разрешения, рвались на танцпол, но разум требовал не «колбаситься» с народом и вести себя соответственно имеющимся миллиардам.
Поэтому олигарх притопывал ногами, помахивал руками и качал головой в такт песне, скучно взирая на разгулявшихся плясунов. Однако с дивана так и не поднялся.
- Милейший, - подозвал он к себе бежавшего мимо корреспондента с фотоаппаратами, - во сколько обошлась Ксюшке эта канитель? – он покрутил вокруг себя пальцем.
- Информация закрытая, - жадно усмехнулся корреспондент и испытывающе глянул на олигарха.
- Ну так открой её, - лениво распорядился олигарх. С недовольным кряхтеньем вытащил из внутреннего кармана пиджака зелёную купюру и чуть двинул руку от себя.
Корреспондент жестом богомола, хватающего добычу, «съел» бумажку.
- Сам банкет обошёлся в сорок пять тысяч евро. Пятнадцать тысяч запросила группа «Уматурма», они ещё будут петь. Верка Сердючка тряхнёт стариной, она стоила пятьдесят тысяч евро. Про остальных не знаю.
- Хорошо девочка гуляет! – одобрил олигарх.
Под фанеру запели молодящиеся солистки из группы «Вираж».  Похожие на свиноматок в коротких юбчонках, толстые пятидесятилетние дамочки смотрелись вульгарно. Одна широко, по-рыбьи раскрывала рот и глуповато улыбалась. Другая, закрыв глаза и наркотически отрешённо покачиваясь, словно балдела от себя самой. Тело её вспоминало телодвижения из молодости, пыталось танцевать,  некрасиво раздвигало коленки… Иногда «певицы» забывали подносить ко рту микрофон, что, впрочем, не нарушало фанерного звучания песни в исполнении чистых девичьих голосов.
- Зачем их пригласили? – спросил один из гостей своего соседа.
- Ностальжи! Кому-то из дедов приятно услышать песни своей юности и увидеть исполнительниц «вживую».
- Они же старые!
- Тут, понимаешь, как с женщиной. Если хочешь – достаточно выключить свет, и услышать страстные охи… А воображение само подработает картинку.
«Вираж» полустолетней давности страстно «охал»…

Перед очередной рюмкой режиссер Филипп Янковский доверительно признался соседу:      
- Если я начну рассказывать, каким я мог стать хоккеистом - значит, пора домой!
Когда в пивбаре окончательно потеплело, на сцену вышла Верка Сердючка, похвалить которую никто из присутствующих публично и в трезвом уме не осмелился бы. Творчество Андрея Данилко «надёжа России» любила тайно. Под песню «Жениха хотела, вот и залетела» Верка то и дело грозила пальцем Ксении и Шустеровичу. Потом гости самозабвенно скакали под «Ой, чита-дрита».
- Слушай, этот Данилко – голубой или нет?
- А чёрт его знает! Судя по внешности, должен быть. А ты что, интересуешься?
- Да нет, только в плане информации. Чистое любопытство.
- Судя по тому, как долго и успешно он плавает в дерьме нашей эстрады, у него должен быть или очень влиятельный покровитель, или очень большой «покрыватель»…
«На ура» «прокатила» и бабушка Успенская. В любой другой обстановке все воротили бы нос от «музона с Брайтона», но лозунг «будь проще» обязывал приближаться к народу. Гости подпевали кабацким хором и втаптывали гламур в танцпол.
У стойки бара двое молодых людей, лет по тридцать, пухлощёкие, толстозадые, с пивными животиками, курили, пили вино, лениво обсуждали именинницу:
- Продюсер Айзеншпис предложил Ксюшке стать певицей. Проблема её вокальных данных Юрия Шмильевича волнует меньше всего. Говорит, что раскрученное имя и образ стервы с лихвой компенсируют отсутствие голоса, - сообщил один.
- Значит, российской эстраде сильно не повезло... – усмехнулся другой.
- По тусовке ходят слухи, что она обошла шесть тысяч претендентов и внесена в списки прошедших.
- Для участия в конкурсе у Ксюши есть все предпосылки. Во-первых, её бойфренд Александр Шусторович, во-вторых, её эксбойфренд Омар Джабраилов. А её вокальные данные никого не интересуют, - снова усмехнулся второй.
- Я слышал, что на очередную «фабрику» пропуск выдадут не только «звездным» деткам, но и состоявшимся знаменитостям.
- И кто же там будет?
- Гимнастка Алина Кобоева, телеведущая Дана Борискова, наша Ксюша,  балерина Анастасия Волчкова. Говорят, даже футболиста Жорку Титова хотят заставить петь. 
- После того, как Настя у Ксюши Славу Либмана увела, подруги на ножах.
- Неблагодарная подруга, эта балеринка. Ксюша ведь Волчкову в свет вывела! – лениво пустив струю дыма поверх головы бармена, совершенно безразличный к поступкам разругавшихся подруг, выговорил первый.
- Зато Ксюша Волчкову такой кликухой наградила, век не отмоешься! – лениво похвастал второй.
- Это как? – без любопытства спросил первый, тщательно стряхивая пепел под стойку.
- «Настя-пылесос», - зевнул второй и прихлебнул вина. 
- И что бы это значило? – заразившись от приятеля, позевнул первый.
- Ксюша говорит, что Волчкова мимо себя ни одного мужика не пропустит. А вообще, когда разговор заходит о Волчковой, Ксюша меняется в лице и клятвенно обещает: «Во-первых, я отомщу, во-вторых, я скоро отомщу, в-третьих, я страшно отомщу!»
- И «мстя» её будет ужасной! На НТВ показывали сериал «Стервы». Сюжет с Волчковой и Дубчак списали. А вообще, Ксюше нравится быть стервой, - одобрил первый. - Говорит, стерва - позитивное слово. Стерва - женщина с сильным характером, может постоять за себя и знает, как управляться с мужчинами.
Группа «Уматурма» по заявкам гостей в который раз завела свой хит из нового фильма.
Подруга именинницы Миранда Мирианашвили, которую в светских хрониках именовали певицей, оказалась действительно певицей. Она глубоким сильным голосом спела несколько лирических песен. Гости расчувствовались. Даже олигарх не выдержал, покинул диван и пригласил именинницу на медленный танец.
- Ах, каким я мог бы стать хоккеистом, - невнятным голосом мечтательно протянул Филипп Янковский и размашисто махнул рукой.
Видать, дошёл.
Кто-то по какому-то поводу громко побожился:
- Чтоб мне всю жить на одну зарплату жить!
Окружающие весело засмеялись.
Тамада тут же объявил конкурс на лучшую божбу.
- Чтоб мне всю жизнь в одном и том же колье ходить! – воскликнула именинница.
Гости зааплодировали.
- Чтоб мне всю жизнь на «Жигулях» ездить! – подхватил забаву Шустерович.
- Ужасно! – изумились гости.
- Чтоб мне всю жизнь в универсамах одеваться!
- О-о-о! – застонал зал.
- Чтоб мне всю жизнь в заводской парикмахерской стричься!
- У-у-у! – завыли от ужаса женщины.
- Чтоб тебе целый год один «Роллтон» жрать!
- Не подходит! Надо про свою жизнь божиться! 
- Чтоб мне целый год три раза в день фрикассе ананасами заедать! – поправился конкурсант, открестившись на всякий случай от «Роллтона»…
В первом часу ночи шестеро официантов вкатили в зал огромную тележку с пятидесятикилограммовым тортом, изображавшим Ксюшу Дубчак, лежащую на россыпи всевозможных сумочек с логотипами «Gucci», «Cavalli», «Dolce&Gabbana»... Наверное, это была реклама, наподобие той, что пишут на ограждении хоккейных площадок. Праздник праздником, а срубить бабок между делом Ксюша была не прочь. По бокам торт украшали шоколадные портреты именинницы. Наверное, чтобы многие имели удовольствие вкусить шоколадных губок.
Принесли огромный нож, похожий на саблю. Попросили именинницу оделить тортом наиболее именитых гостей. Именинница отсутствовала.
Все бросились разыскивать пропавшую. А она, закрывшись в кабинке туалета, рыдала на плече у своей питерской подруги Маши. Наверное, от счастья.
К концу вечера явился депутат Алексей Митрофанов с десятью моделями. Девушки продемонстрировали маечки с журнальными портретами Ксюши Дубчак и надписями «принцесса Ксения». В ответ верный Александр Шустерович вручил депутату огромный кусок торта с портретом «принцессы» и заставил пышнотелого «Митрофанушку» съесть торт прямо на месте. Месяц диеты полетел к чертям!

                =4=

Глубокой ночью тусовка переместилась в ночной клуб «Кабаре», а домой Ксюша попала лишь в пять утра.
Но рухнуть в кровать ей не дал раззвонЯвшийся мобильник для деловых разговоров. Его номер знали только те, кто мог достать Ксению по делу.
- Да-а-а… - недовольно простонала Ксюша в трубку.
- Прошу прощения, Ксения Анатольевна, что беспокою в столь поздний час…
- Да уж, шестой час завтрашнего дня идёт, - буркнула Ксюша, перебив голос, который, судя по интонации, не мог принадлежать большому человеку. – С кем говорю и сразу к делу. Спать я хочу. Устала. День рождения у меня или нет, чёрт побери!
- С вами говорит Игорь Борисович, продюсер с телевидения. Я у вас был сегодня на дне рождения…
- К де-елу! – тихо рыкнула в трубку Ксюша. – Тридцать секунд, время пошло! Раз…
- На нашем канале раскручивают новый проект. Реалити-шоу, длиной в год, может больше. Эпатаж, скандалы, грандиозный успех и известность…
- Хватит заливать. Я здесь при чём?
- Вы приглашаетесь на роль ведущей. Известность, фантастический гонорар…
- Насчёт известности бабушка надвое сказала, насчёт гонорара по трезвому обсудим… Кто руководитель проекта?
- Вы его не знаете…
- Тогда и разговаривать бессмысленно. На тёмных лошадок я не ставлю .
- Здесь не тот случай. Он в восьмидесятые годы эмигрировал в Америку… Писатель, режиссёр, психолог, PR-мэн…
- Это его бригада, что-ли?
- Нет, это он сам.
- Перезвони мне к вечеру, а? Устала я, голова не соображает.
- В семь утра мне велено доложить ему лично о вашем решении.
- Какой хоть гонорар?
- Я не знаю, но…
- Чёрт возьми, о чём мы говорим?! – возмутилась Ксюша и хотела нажать кнопку отбоя.
- Гонорар заведомо грандиозный. Проект полностью не наш. Оплачивают спонсоры из-за бугра. У него секретарша получает больше, чем… больше чем я месяц назад. А сейчас я работаю на него – и дай бог работу с такой зарплатой всем моим друзьям!
- Проект полностью не наш? – задумчиво повторила Ксюша.
- Да, Ксения Анатольевна. Проект полностью не наш, - с выражением и со значением повторил Игорь Борисович.
- Как хоть проект называется? О чём он? – просительно выстонала Ксюша.
- Проект называется «Русская общага». Молодёжь живёт в общежитии… «Люди встречаются, люди влюбляются, женятся…» – неприятным дискантом пропел Игорь Борисович. -  Телезрители должны угадать, кто с кем в конце-концов поженится. Угадавшим призы, выигравшей паре – квартира в престижном районе Москвы.
- А что делаю я в этой «Общаге»?
- Вы?
Игорь Борисович задумался, хихикнул, и спросил:
- Вы в шахматы играете?
- Ну-у… Учили в школе. Конь буквой гэ ходит... Тура – прямо, офицер – наискось…
- Так вот. Вы будете играть в шахматы со зрителями. Только шахматной доской будет общежитие, а фигурами – девочки и мальчики, которых туда поселят. И в вашей власти будет, какой фигурой пожертвовать, чтобы скромную пешку в королевы вывести! В общем, чтобы понятнее было: дресс-код – начальница-стерва
Стервой Ксюша была, себя во власти любила.

                =5=

Юрий Борисович сильно удивился, когда господин Трахенберг, директор проекта, сказал, что они сами поедут набирать молодёжь для «Общаги». Поедут в провинцию.
Трахенберг так и сказал:
- Можете называть меня «господин Трахенберг». Или «господин директор».
- Начало лета! Жара! А в этом задрипанном городишке что нам делать? – возопил Юрий Борисович, по-детски хлопая выцветшими ресницами, увидев в списке городов название явно не областного масштаба, да ещё и Саратовской области. – Саратов, глушь!
Невысокий, похожий на толстенького клоуна с рыжей встрёпанной шевелюрой и нашлёпкой бороды под «лысыми» губами, как у американского старичка с долларовой бумажки, в гневе и возмущении Игорь Борисович смотрелся комично.
- Ваше дело – выполнять мои распоряжения, причём, как можно лучше и в кратчайший срок, - с заметным английским акцентом терпеливо и безэмоционально напомнил господин Трахенберг несдержанному россиянину.
Долгие годы жизни за пределами России деформировали его артикуляцию, как деформируют язык старика неудачно состряпанные зубные протезы. Долгие годы жизни в благополучной Америке вытравили из глубин его души остатки положительных эмоций к стране, в которой он родился, вырос, получил образование, из которой – благодарение Всевышнему! – уехал, и вне которой стал самодостаточным господином.
- И городишко этот, кстати, не задрипанный. Второй по промышленности город Саратовской области. Расположен на берегу Волги, рассечён несколькими каналами. За что горожане называют его Волжской Венецией. В городе постоянно устраивают конкурсы красоты. Финалистки выходят на российские подиумы. Для нас это важно. Есть хорошие танцевальные коллективы, модельные студии. Народ там… рисковый. Есть каратисты, дзюдоисты, боксёры, мотогонщики европейского и мирового уровня. Женская волейбольная команда постоянно входит в тройку сильнейших чемпионата страны. В международной группе хакеров, которая «доила» английских бизнесменов, был, кстати, балаковец. Балаковская молодёжь нацелена на выигрыш, на успех. Для нас это важно.
- Экий продвинутый город! Всё равно, «Саратов, глушь!»
Юрий Борисович обиженно пожевал пухлыми губами.
- Дорогой мой! – назидательно, как отец сыну, выговорил господин Трахенберг, -  кто владеет информацией, тот владеет ситуацией! Почему ты работаешь у меня, а не я у тебя? Потому что я, как Гобсек, по крупицам собираю информацию, чтобы в нужный момент воспользоваться ею наиболее эффективно! А в данный момент мне важно, что из провинциалок таких «упрямых» городков, как из качественного материала, как из тёплого пластилина, можно лепить яркие типажи для телешоу!
Маскообразно безэмоциональное лицо господина Трахенберга подёрнулось рябью удовлетворения. Конечно же, удовлетворения от предчувствия созидания абстрактного произведения из податливого материала, а не от общения с красивыми девушками. Даже старик Фрейд не смог бы отыскать в преисподней психики Трахенберга нечто похожее на либидо.   
- От того, как мы запустим проект, от того, как я с первых кадров завлеку зрителей, зависит успех программы. Именно поэтому первых участников я выберу сам.
На первой встрече директор Юрию Борисовичу не показался. Какой-то скучный, полусонный. Не сказать, что засушенный, но… Как затюканный чеховский чиновник. Но скоро Юрий Борисович понял, что сильно ошибался. Очень сильно ошибался! Юрию Борисовичу стало казаться, что господин Трахенберг походит на паучка с поджатыми ножками, тихо сидящего в середине паутины. Смотришь на него и не знаешь, живой он, или перед тобой его прошлогодняя хитиновая оболочка. Пообщавшись, Юрий Борисович увидел – оболочка! А сам паучок, набирая силу после каждой линьки, тщательно наблюдал за окружающими из укромного уголка, готовый кинуться в момент чужой слабости и вонзить беспощадно хищное жало в болезненное, незащищённое брюшко жертвы. Беспощадный паучок господин Трахенберг. Тихий, неторопливый, безразличный ко всяким переживаниям и чувствам, своим и чужим. 



                Часть вторая. ШКОЛЬНИК.

                =1=

- Гомосексуальные отношения не должны осуждаться...
Аделаида Марковна, учительница полового воспитания и «класснуха» пятого «Б», говорила о половом влечении, органах и половом акте со скукой биологички, рассказывающей о размножении кольчатых червей путём случайного раздвоения их лопатой на садовом участке.
- Не стоит порицать парня, который, долго встречаясь с девушкой, принудит её к сексуальной близости силой...
Вот так. Изнасилует придурок девчонку, и пусть его никто не порицает. Ни окружающие, ни сама изнасилованная. А нечего с придурками связываться! Ага, нечего… Сначала-то он дышать в её сторону боялся…
Дети не любили Аделаиду Марковну. Все костюмы на ней выглядели солдатским обмундированием. Впрочем, детям казалось, что класснуха всю жизнь ходит в одном и том же наряде – настолько её одёжки были одинаковы. И эмоций на лице отражалось столько же, сколько на старом кирпиче в пасмурный день: независимо от того, говорила она плохое или хорошее, ни одна морщинка-трещинка не меняла с рождения заложенного положения. Впрочем, одно чувство отпечаталось навсегда – чувство превосходства над ничтожествами, копошащимися у её ног.
Длинную, тощую класснуху в допотопных очках школяры называли Очковой Воблой.
- Занятие сексом ради денег в современном обществе не осуждается...
А чем заняться старшеклассницам и выпускницам этой школы, если иного способа заработать на жизнь нет, хоть ты из пушки застрелись! Район окраинный, бедный. И школа с длинными, узкими, сумрачными коридорами больше походит на воспитательную колонию, чем на учебное заведение. И классные комнаты соответствующие – окрашены грязно-серо-голубоватой  краской, без каких-либо плакатов и стендов, намекающих на то, что в этих стенах идёт процесс обучения. Да и город, хоть и в трёхстах километрах от Москвы, но с убитой промышленностью, можно сказать, вымирающий.
Аделаида Марковна взглянула на часы.
- Так... До конца урока осталось полторы минуты… Посвятим это время должникам.
Очковая Вобла всегда заканчивала уроки точно по звонку.
- Вова Смирнов…
«Вова Смирнов», по имени и фамилии. Именно так она обращалась к ученикам.
- Вова Смирнов, - медленнее и чётче, как на годовом диктанте, повторила Вобла после секундной паузы. – Очень коротко, пожалуйста… - размеренно и бесстрастно выдавала она короткие фразы. - Строение полового органа девочки.
Ученики к концу занятия притомились и ничего, кроме секунд, оставшихся до звонка, их не интересовало. Сидели тихо, чтобы лишним звуком или движением не привлечь к себе внимание училки и не напороться на вопрос за мгновение до звонка.
Вобла выжидающе уставилась на пятиклассника, поднявшегося из-за первой парты. Она словно сканировала щупленького, моментально взмокшего и покрасневшего от волнения пацана. Мальчишка опустил голову, будто пытался разглядеть сквозь крышку парты свои ободранные кроссовки. Руки его беспокойно теребили друг друга, то сцеплялись впереди, то прятались за спиной. Именно таких патологически зажатых детей уроки полового воспитания должны научить спокойному восприятию тем, касающихся секса и деторождения.
- Ну! – поторопила Вобла, взглянув на часы. – Или ты хочешь, чтобы я поставила тебе двойку?
Смирнов молчал. На его верхней губе скопились огромные капли пота.
Нет, Вовка с любопытством прочитал заданный материал, запомнил строение «той самой», девчоночьей… Но рассказывать об этом принародно?!
- Мэри Чернуховская! – назвала следующую фамилию Вобла.
Встала соседка Смирнова. Гордо выпятив досрочно развившиеся грудяшки, она чуть повернула в сторону мальчика томное, даже какое-то сладострастное лицо и насмешливо скривила пухлые губки.
- Впрочем… - класснуха взглянула на часы. – Время истекло. Я дам тебе шанс выучить тему и отчитаться на следующем уроке. Вова Смирнов, - приказала она голосом, каким читают тексты диктантов, - попрощайся с соседкой.
- До свидания… - через силу выдавил из себя мальчик. Он не смог пересилить слабость в коленках и, едва не промахнувшись, плюхнулся на стул.
- Я не разрешила тебе сесть! Говори дальше! – презирая класс с высоты роста, возраста, должности и общественного положения, негромким голосом и назидательным тоном подняла мальчика Очковая Вобла. Кричать на подопечных она считала педагогической слабостью. Добиться от аборигенов послушания, сломать упрямцев, причём, в полголоса – вот доказательство силы педагога.
- До свидания, Маша… - через силу повторил мальчик, едва поднявшись из-за парты.
- Ты знаешь, что на этом уроке прощаемся и здороваемся мы не так. - Вобла тоном выделила слово «этом» и безразлично пожала плечами. - К сожалению, время заканчивается, через двадцать секунд прозвенит звонок. Садись, я ставлю тебе двойку. Это значит, что…
Это значило, что Вовке грозит отчисление из школы. Бабушка не переживёт. Она всё время повторяет, что готова отказаться от всего, чтобы дать Вовке и его старшему брату – Сергею, образование. А бабушку Вовка очень любил. На себя денег бабушка почти не тратит, всё уходит братьям на одежду, питание и учёбу. Даже свои многочисленные болячки она лечит прогреваниями, растираниями и воздержаниями от той или иной пищи. Вовка замечал, что мясного или молочного бабушке становилось нельзя именно тогда, когда котлет или молока оставалось только для внуков.
- До свидания, Вагина, - пересилив стыд, едва слышно, прерывающимся голосом произнёс мальчик.
- До свидания, Пенис, - без задержки, с видимым удовольствием ответила Чернуховская.
- Что-что? – приложив руку к уху, изобразил глухого Арий Петрофф, переросток и друг Вовкиной соседки. На переменах и после уроков Арий вовсю тискал Чернуховскую, и отбивалась девчонка от посягательств нахала чисто символически. Арий осмелел, чувствуя, что с секунды на секунду прозвенит звонок.
- Повтори громче. На задних партах тебя не слышно, - приказала Смирнову Вобла.
Нет, Вовка был обыкновенным пацаном, в туалете вместе со всеми смеялся над похабными анекдотами, которые рассказывали школьники поразбитнее. Но обсуждать тему секса в классе, при девчонках – это было для него противоестественно.
- До свидания, Вагина, - чуть громче повторил мальчик. Испарина на его лице слилась в большие  капли, пот заструился по лбу, щекам и шее, потёк за воротник, между лопаток, скользнул по ногам в ботинки.
- До свидания, Пенис, - радостно улыбаясь, чётко повторила девочка и кокетливо покосилась на Ария.
- Й-ес! – дёрнув сжатым кулаком, изобразил победу Арий и расплылся в довольной улыбке. – А можно я тоже с Мери попрощаюсь? – вскочил он с места. – Я ласково!
Аделаида Марковна отмахнулась, недовольно вздохнула, укоризненно покачала головой и жестом приказала всем сесть.
- Итак, дети, завтра у нас контрольная. Повторите следующие темы… - класснуха открыла оглавление учебника. -  Половое влечение... Юношеская гиперсексуальность и способы ее саморегуляции... Мастурбация... Порнография и её влияние на сексуальность... Проституция... Однополая семья... Совокупление и интромиссия, то есть проникновение... Лобковая вошь, гонорея и прочие заболевания... Гомосексуализм... Межвидовые контакты...
- Это когда с собаками, что-ли? – прикинулся дурачком Петрофф.
Класснуха не отреагировала на реплику ученика. Она подозревала, что именно эту тему Арий проработал от корки до корки.
- Ну а уж строение полового органа девочки и мальчика знать, как отче наш! До свидания, маленькие Пенисы и Вагины! – закончила она урок и направилась к двери.
Дети вскочили и хором продекламировали:
- До свидания, госпожа Вагина!

В учительской Аделаида Марковна встретила завуча Элеонору Лорисовну.
- Этот Смирнов Владимир, - поделилась сомнениями  с завучем Аделаида Марковна, – с материалом не справляется. К тому же, я думаю, его надо показать специалисту по поведению. У него явный гиперкинез – рукам покоя нет. Абсолютно недисциплинирован, может сесть без разрешения, отвлекается, медленно выполняет задания, отказывается отвечать на простейшие вопросы, не соблюдает элементарных правил поведения, - перечисляла грехи школьника Аделаида Марковна. - Я едва заставила его попрощаться с соседкой. Патологическое чувство ложной стыдливости… Думаю, у него синдром дефицита внимания. И в то же время в нём чувствуется скрытая агрессивность. Я подниму вопрос перед администрацией о помещении ребёнка в центр психического здоровья.
- Хорошо, я присмотрюсь к Смирнову, - пообещала Элеонора Лорисовна. – У меня сейчас урок танатологии в их классе.
Танатологию школьники называли уроками смерти. На танаталогии они обсуждали самоубийства, рассказывали о собственной смерти, придумывали надписи для своих надгробных плит и что они хотели бы поставить на свою могилу. Всё это проводилось для того, чтобы дети чувствовали себя комфортно, столкнувшись со смертью в жизни. Когда дети вырастут, они разлетятся по всему миру – защищать либеральные ценности и идеалы, устанавливать демократию в странах тоталитарных режимов. Одни будут ранены, многие – убиты. Так вот, чтобы не бояться гибели, дети в школе изучали танатологию. Эти дети. Дети из спальных районов изучали механику бизнеса, физиологию биржи и приобретали навыки управления фирмой, концерном и государством.
Школа, в которой учились братья Смирновы, относилась к разряду школ для коренного населения. Преподавали в таких школах только политически благонадёжные женщины, не сомневающиеся в правильности методик, при помощи которых воспитывалось и перевоспитывалось коренное молодое поколение. Бессемейные, чтобы полностью отдавать себя делу демократического образования.  И  бездетные, чтобы материнские чувства не мешали относиться ко всем воспитанникам одинаково либерально.
В национальных школах работали преподаватели и воспитатели только некоренной национальности. Элеонора Лорисовна в этом плане насчёт себя чуточку волновалась. В молодости, когда в стране началось разделение на патриотов и интернационалистов, Элеонора решила, что выгоднее быть интернационалисткой. Но её интернациональную карьеру мог подпортить отец, к сожалению, коренной национальности. Накануне получения паспорта Элеонора подлегла под пятидесятипятилетнего старичка, от которого в домоуправлении зависела точность записей в документах. Он был из коренных, поэтому соблазнение несовершеннолетней грозило ему потерей должности, а значит, падением на низшую ступеньку материального благосостояния. Тем более, что Элеоноре удалось забеременеть. Правда, с помощью сверстника. Но старичок-то думал, что интересное положение девочки – результат его геройских потуг!
В общем, Элеонора поставила условие старичку – он пишет в её паспорте отчество Лорисовна, а она делает аборт. Почему Лорисовна? Потому что это армянское отчество. Ну, а во-вторых, потому что маму Элеоноры звали Лариса. Мама хоть и носила русское имя, но национальность у неё была – ого-го! – суперинтернациональная!
Пока делались документы, сроки беременности подзатянулись, старичку пришлось раскошеливаться на устроение искусственного выкидыша. Что вылились в бесплодие.
По новым законам, если у детей, родившихся на территории России, родители были некоренной и разных национальностей, в графе «национальность»  записывали: интернациональная. В будущем такая запись очень помогала карьере.
Глупая страна! Чтобы хорошо в ней жить, надо стать для неё чужой!
Элеонора Лорисовна вовремя поняла, кто в мире сильней, зажала свои желания в железный кулак и успешно двигалась вверх по служебной лестнице. В тридцать два года она выглядела «женщиной без возраста»: ей можно было дать и тридцать лет, и сорок пять. И характером она была «железная леди». Директриса опасалась Элеонору, как серьёзного конкурента.
Отдавать пацана в центр психического здоровья Элеонора Лорисовна не собиралась. Завучу не пристало танцевать под дудку рядовой учительницы. К тому же ей, главному специалисту по воспитанию «контингента», потеря ученика могла испортить показатели, что повлияет на зарплату, профпригодность, социальное положение и благосостояние вообще. 
- Я думаю, сначала можно включить ученика в программу «управление гневом». Там его научат сдерживать агрессивное поведение. Что за семья у этого Смирнова Владимира? – спросила завуч у Аделаиды Марковны. Не то, чтобы её интересовали условия, в которых жил ученик, просто надо было показать педагогу, что она ревностно относится к должностным обязанностям.
- Нет там никакой семьи, - пренебрежительно отмахнулась Аделаида Марковна. – Два внука с бабкой живут. Нищета! Но воспитала бабка внуков… Как бы это сказать… Своенравными. Школьные правила соблюдают, но себе на уме мальчишки. С такими надо быть настороже.
- Всемирная федерация психического здоровья рекомендует педагогам ослаблять влияние родителей, чтобы освободить детей от принудительной жизни в семье и улучшить их душевное здоровье, - назидательно проговорила Элеонора Лорисовна.
- Без сомнения, семья – препятствие на пути к улучшению душевного здоровья детей, - поддержала завуча Аделаида Марковна. – Я полностью согласна, что влияние семьи на детей должно быть ослаблено. И мы в учебном процессе, соответственно программе «Прояснение ценностей», стараемся изменить систему моральных ценностей и освободить детей от условностей и принуждения семейной жизни. Мы даём им право на либеральный выбор.
- Да, мы должны освободить их от морали. Потому как не существует установленного понятия «правильного и неправильного», это всего лишь мнение тех, от кого человек зависит.
- Искоренение понятий правильного и неправильного является целью современной педагогики…
- И в то же время на школе лежит ответственность за поиск физически и умственно несостоятельных детей, недоразвитость которых скрывают родители.
- Своенравность и скрытность - признаки антиобщественного поведения. А антиобщественное поведение – это заболевание.
Педагоги, как два игрока в теннис, перебрасывались неопасными друг для друга дежурными фразами. Каждая ждала ошибки коллеги-соперницы, чтобы доложить о ней вышестоящему руководству и надеяться на повышение или иные блага по службе.
- Я думаю, Смирнова Владимира надо показать психиатру, чтобы решить вопрос о помещении его в центр психического здоровья, - выделив «надо», с вежливой улыбкой настаивала Аделаида Марковна.
- Я займусь этим вопросом, - неопределённо согласилась завуч, чтобы прекратить разговор с излишне настойчивой подчинённой.
Учитывая, что для школы важны в первую очередь социальные функции, а функции  же учебных заведений всего лишь  дополняли формирование политически верных учащихся, не отреагировать на замечание педагога о нестандартном поведении школьника Элеонора Лорисовна не могла. Она посмотрела на часы и встала. 
- Пора идти, через сорок секунд начало урока.
- Так я надеюсь на вашу поддержку… - Аделаида Марковна выжидающе посмотрела на завуча.
- Конечно, коллега, конечно, - Элеонора Лорисовна изобразила вежливую улыбку и прикрыла веками глаза, блеснувшие полированным металлом.

                =2=

Элеонора Лорисовна открыла дверь пятого «Б» одновременно со звонком.
- Здравствуйте, дети, - сказала она чётко поставленным голосом, оглядев стоявших перед ней по стойке смирно учеников. 
- Здравствуйте, госпожа учительница! – слаженно отозвался класс.
- Начинаем урок.
Элеонора Лорисовна села за пульт управления, открыла в компьютере классный журнал, ввела код доступа. На экране распахнулся  список учеников, оценки. Та-ак… Владимир Смирнов… Удовлетворительно, удовлетворительно… Нет, сначала пристреляемся к окружающей территории… Та-ак…
- Мэри Чернуховская!
- Я здесь, госпожа учительница! – радостно вскочила Чернуховская.
Впрочем, вряд ли она на самом деле Чернуховская. Наверное, родители подсуетились и к обычной белорусской фамилии Чернухо  с помощью «умельцев» добавили благозвучное окончание и выправили приличный для карьеры «тугамент»…
- Что мы изучали на прошлом занятии?
Элеонора Лорисовна краем глаза наблюдала за Смирновым. Сидит насупленный, уставился в парту.
- На прошлом занятии мы выезжали на место преступления, - с приподнятым настроением затараторила Чернуховская. – Мы осматривали расчленённый труп в багажнике машины – результат деятельности маньяка.
- Что мы там видели? – одобрительно качая головой, подсказывала направление ответов преподавательница.
- Мы видели отрезанные конечности в целлофановых пакетах, отрезанную руку без пакета, окровавленные тряпки, нож и пилу – орудия преступления… - с удовольствием перечисляла ученица «наглядные пособия», которые она видела на практическом занятии. И закончила брезгливо, весело скривившись: - Бр-р!
- Для чего мы ознакомились с расчленённым трупом? – спросила Элеонора Лорисовна голосом заботливой учительницы, которая наводящими вопросами вытягивает прилежной ученице пятёрку.
- Чтобы убедиться, что от трупов, даже расчленённых, вреда нет, и бояться их не надо, - ответила ученица и прыснула в кулачок.
- Ну а сегодня я открою вам меленький секрет: всё, что вы видели прошлый раз, были муляжи…
- У-у-у… - разочарованно протянул хором класс.
- Хорошо, - одобрила ответ ученицы Элеонора Лорисовна и нажала клавишу с цифрой «пять». – Точнее, отлично. Ты в какой-нибудь программе участвуешь? – заботливо спросила она ученицу.
- Да, в программе «Прояснение ценностей» – ещё радостнее заулыбалась ученица, польщённая вниманием завуча.
- Таблетки принимаешь?
- Да Элеонора Лорисовна, риталин. 
- Ну, молодец. Садись.
Победно окинув взглядом класс, Чернуховская села.
- Смирнов Владимир, - безразлично, как кошка, гуляющая мимо стаи воробьёв, но в любой момент готовая накрыть лапой зазевавшуюся птичку, произнесла Элеонора Лорисовна.
- Я здесь, госпожа учительница, - безо всякого задора произнёс ученик, медленно, как старичок, встал, продолжая смотреть в парту.
 Элеонора Лорисовна внутренне поморщилась – мрачный тип. Но внешне не показала эмоций.
- Что ты думаешь о своей смерти? – спросила она ученика.
- Я не думаю о смерти, я думаю о жизни, - пробубнил ученик.
- Ответ неверный, - «зачла» отрицательный балл Элеонора Лорисовна. – Вопрос не о той смерти, после которой тебя положат в гроб, закопают в землю, и в результате которой ты сгниёшь. Вопрос о твоей виртуальной смерти. О якобы смерти. Какой смертью ты хотел бы умереть?
Элеонора Лорисовна посмотрела на ученика с интересом.
- Я не хотел бы умереть, - упрямился ученик. – Я хотел бы жить, деньги зарабатывать, бабушке помогать…
- Никто не заставляет тебя умирать, - чуть раздражённо прервала ученика преподавательница. – Живи, учись… Но курс танатологии предполагает знакомство со смертью и её проявлениями для того, чтобы вы были готовы встретиться в реальной жизни со смертью, и чтобы эта встреча не шокировала вас…
«И чтобы со временем в качестве пушечного мяса вы грудью закрыли демократию от её врагов», - добавила про себя. 
- Если ты не осилишь программу обучения, тебя придётся показать специалисту по поведению. Твоя бабушка не обрадуется, если тебя отправят на реабилитацию в центр психического здоровья.
Элеонора Лорисовна с удовлетворением отметила, что лицо мальчика покрылось испариной. Боится. Боится, значит уважает.
- Я исправлюсь, госпожа учительница, - едва слышно проговорил Смирнов.
«А куда ты, милай, денешься!» – усмехнулась про себя Элеонора Лорисовна. И добавила вслух, с лёгкой издёвкой:
- Да уж исправься. А кроме общего задания, к следующему уроку я  попрошу тебя сделать макет гроба в масштабе один к десяти. Чернуховская принесёт куклу-мальчика… Чернуховская, есть у тебя кукла-мальчик?
- А кукла-мужчина подойдёт, госпожа учительница? – кокетливо спросила Чернуховская.
Элеонора Лорисовна внимательно посмотрела на ученицу. Развитая не по годам… Вторичные половые признаки только ещё, а ведёт себя, как…
- Подойдёт. Так вот, Смирнов. Кукла будет символизировать тебя. И мы на следующем уроке проведём похороны тебя. А ты заготовишь надргобную речь о себе и эпитафию для своего надгробья…
Дверь с грохотом распахнулась, в класс ворвался мужчина в потёртых джинсах и футболке. Лицо мужчины закрывала чёрная маска из обрезка колготок с дырками для глаз. Поверх маски надета бейсболка козырьком назад. В руках мужчина держал внушительный обрезок трубы.
- Всем на пол! – заорал мужчина. – Всем на пол, я сказал! Это захват! Я террорист! Вы – мои заложники!
Элеонора Лорисовна схватилась за грудь и, теряя чувства, медленно осела под преподавательский стол. Несколько детей юркнули под парты, некоторые  завизжали. Большинство оцепенели на местах.
Террорист грохнул трубой о парту. Удар пришёлся между Смирновым и его соседкой. Чернуховская, выпучив глаза и с идиотским видом открыв рот, пожирала глазами террориста.
- Ка-кой муж-чи-на… - по слогам, восхищённо прошептала она.
Ещё несколько человек взвизгнули.
Террорист снова ударил трубой о парту.
- Молчать, я сказал! Каждому, кто издаст хоть звук, я переломаю трубой руки!
В классе воцарилась мёртвая тишина.
«Танатологическая тишина, - подумал Смирнов. – Чёрный юмор… Значит, мозги работают…»
- А вам помощница не нужна, - кокетливо ковыряясь пальцем в парте и бросая пылкие взоры на террориста, громко прошептала Чернуховская.
- Я – террорист! – мужчина в маске прохаживался перед классом и, постукивая трубой о ладонь, вдалбливал в головы детей уже понятое ими. На предложение о сотрудничестве он не отреагировал. – Я буду приказывать, а вы исполнять.
Элеонора Лорисовна очнулась, со стонами и кряхтеньем выкарабкалась из-под стола, взгромоздилась на стул.
- Каждый, кто меня не послушает, получит трубой по рукам! – рычал террорист, уходя по проходу к «камчатке» класса.
Едва террорист дошёл до последней парты, Смирнов вскочил и, размахнувшись, запулил свой портфель в окно. Зазвенели разбитые стёкла.
- Сидеть! – завопил террорист. – Я сказал, не двигаться! Руки на стол! Руки на стол – ты будешь наказан!
Смирнов не стал дожидаться, пока ему перебьют железом руки, метнулся к выходу…
Дети завизжали сильнее прежнего. Многие кинулись к выходу.
- Молчать! – завопил террорист, и, что есть сил, грохнул трубой поперёк парты, за которой только что сидел Смирнов. Верхняя доска сломалась. Он понял, что ситуация вышла из-под контроля и с детьми ему не справиться.
Смирнов первый рванул дверь, метнулся наружу и… ударился головой в живот входящей директрисы.
Террорист снял маску. Дети увидели улыбающееся лицо школьного охранника.
Директриса, потеснив ошеломлённого Смирнова, вошла в класс, подняла руку вверх, как это обычно делали лидеры страны на людях.
- Всем оставаться на своих местах! – скомандовала она твёрдым голосом. – Вы участвовали в практических занятиях по программе «Террорист и заложники».  Теперь вы знаете, что значит побывать в шкуре заложников и почувствовали на себе малую долю жестокости, которая может исходить от террориста. По горячим следам проведём разбор полётов.
В коридоре раздался топот ног и в класс ворвался ещё один охранник. Увидев директрису, почтительно остановился.
- На пульт поступил сигнал о разбитом стекле, - извиняющимся голосом доложил он директрисе и кивнул на окно.
- С этого и начнём, - решила директриса. – Кто разбил стекло?
Требовательным взглядом она обвела класс.
- Вот он, госпожа директриса, - быстро встала Чернуховская и кивнула на Смирнова. Гордо обвела взглядом класс: она первая доложила директрисе о непорядке!
- Зачем? – директриса требовательно уставилась на Смирнова.
- Я думал, что террорист всамделишный… - тихо произнёс Смирнов.
- И что? Зачем стёкла бить? Тем более, думая, что террорист настоящий.
- Чтобы поднять тревогу. Вон, прибежал ведь… - мальчик кивнул на второго охранника.
- Действия неправильные, - констатировала директриса. – Ты мог погубить этого охранника. Он не знал, что здесь террорист. Террорист мог его убить. Сядь на место.
Смирнов с опаской устроился за изуродованной партой.
- Почему парта сломана? – спросила директриса.
- Когда он ломанулся из класса, - охранник, игравший террориста, кивнул на Смирнова, - я ударил по парте трубой, чтобы остановить беглеца.
- Естественная реакция террориста в сложившихся обстоятельствах, - одобрила действия террориста директриса. – Ученик своими неконтролируемыми действиями поставил под угрозу жизнь охранника, спровоцировал террориста на жестокие действия.
- Лучше было бы, как она, - Смирнов, не поднимая головы, кивнул в сторону Чернухвоской, - попроситься в помощники к бандиту?
- Правильные действия, - одобрила поступок школьницы директриса. – Завоевать доверие террориста и в нужный момент помочь властям – это правильные действия.
Чернуховская гордым взглядом окинула класс.
- Девочка заслуживает поощрения, - похвалила директриса. - Что делал в момент нападения преподаватель?
- Я упала без чувств… Под стол… - смущённо доложила Элеонора Лорисовна.
Кто-то из учеников хихикнул.
- Правильные действия, - одобрила директриса, взглядом придавив хихикнувшего ученика. – Сделать вид, что ты без чувств и наблюдать за террористом – это правильные действия.
Элеонора Лорисовна приободрилась.
- Как вёл себя класс? – спросила её директриса.
- Все, кроме него, выполняли мои требования, - доложил вместо открывшей рот и не знавшей что говорить учительницы «террорист».
- Правильные действия. Во избежание излишних жертв необходимо выполнять требования террориста. Одним словом, - подвела итог директриса, - за исключением данного ученика, - она кивнула на Смирнова, - остальные вели себя правильно. Думаю, что возмещение причинённого классу ущерба родителями ученика будет ему хорошим уроком по теме «Действия жертвы, захваченной террористом».
Звонок в коридоре сообщил, что урок закончился.
Директриса повернулась к Элеоноре Лорисовне.
- Распорядитесь, чтобы соответствующие службы навели порядок в классе. Сообщите родителям ученика, какую сумму им необходимо внести в кассу школы, чтобы он мог продолжить обучение. Ну, а… учитывая его неадекватность во время практических занятий, я думаю, есть необходимость показать его специалисту по поведению.
Большинство одноклассников с сожалением посмотрели на Смирнова.
- Все, кто получает таблетки, отправляются в медпункт. Остальные свободны, - закончила директриса и мимо почтительно выпятивших груди взрослых вышла из класса.
- До свидания, госпожа директор! – встали и пропели вслед директрисе ученики.
Элеонора Лорисовна семенила за директрисой, почтительно отставая от неё на полтора шага. «Если мальчика переведут в центр психического здоровья, то сочтут, что я не справилась с воспитанием и обучением ученика…» – забеспокоилась она.
- Простите меня, госпожа директор… - осмелилась заговорить Элеонора Лорисовна. - Нельзя ли повременить с осмотром ученика специалистом по поведению? Ведь он, без сомнения, назначит консультацию психиатра, а тот направит ученика в центр психического здоровья. А это значит, что мальчик оттуда не вернётся. Мы использовали не все методы воспитания… Он несколько упрям, но не глуп… Может быть, сначала подключить его к программе «Разрешение конфликтов»?
- Нельзя доверять собственным симпатиям, эмоциям и инстинктам. Отклонение от общепринятых норм является болезнью. В подобных случаях мы  полагаемся на государственные институты и технологию, которая отрегулирует психическое здоровье ученика. Я не думаю, что перевод нерадивых учеников в центр психического здоровья скажется негативно на нашем обществе. Необходимо практиковать грамотный отбор ценных и способных к образованию детей с одной стороны,  и решительно жертвовать теми, кто признан в той или иной мере бесполезным и неспособным к образованию. Мы должны объединить в одно целое наследственно ущербных и неадекватных детей ради их собственного блага.  Они пройдут реабилитацию в центре психического здоровья и станут полезными для общества субъектами. Сейчас психиатрия вершит судьбы человеческой расы. Лучше психиатрии этого никто не сможет сделать, - разразилась отработанной микролекцией директриса.
- Госпожа директор, сегодняшнее практическое занятие… Оно было настолько неожиданным! Не могли бы вы перед следующим подобным занятием предварительно известить меня…
- Это излишне, - безразлично отрезала директриса. - Глядя на ваше спокойное поведение, ученики могли догадаться об искусственности ситуации. Сегодня же всё было стопроцентно достоверно. Мы на практике показали ученикам, что такое жестокость.
- Но подобные методы обучения… Как бы это сказать… Они выходят за рамки основ традиционного образования.
Элеоноре Лорисовне плевать было на методы обучения. Но то, что она пережила сегодня! Так можно и инфаркт схлопотать! Нет, подобное она не хотела пережить ещё раз!
-  Искоренение основ традиционного образования – один из шагов к улучшению образования, - безапелляционно заявила директриса.
- Да, я хотела сказать… Это новаторские формы обучения… Да…
«Ч-чёрт! – обругала себя завуч. – Не то ляпнула!»
Ученики, выстроившись в огромную очередь у двери медпункта, получали стимуляторы, транквилизаторы, антидепрессанты – таблетки «от расстройства поведения». Дети верили, что у них непорядок с мозгами, и это мешает им контролировать себя без приёма пилюль.
«Зомби», - презрительно подумала о них директриса.

                =3=

- Здравствуйте. Это госпожа Смирнова?
Госпожа… Какая, к чёрту, госпожа! Но этикет обязывал завуча обращаться к родителям учеников именно так.
- Здравствуй, миленькая… Смирнова я… Только до госпожи мне далеко… - вздохнул в телефонной трубке старческий голос.
Элеонора Лорисовна поморщилась от такой фамильярности.
- Меня зовут Элеонора Лорисовна. Я завуч школы, в которой учатся ваши… внуки.
Элеонора Лорисовна чуть не сказала «дети», но вовремя подправила себя.
- Я приглашала вас в школу, но вы не пришли.
- Ой, дочка, приболела я… - жалобно заныла старуха.
Элеонора Лорисовна раздражённо отвела трубку в сторону и беззвучно пошевелила губами – вероятно, материлась.
- Можете называть меня «госпожа учительница», если вам трудно запомнить имя, - прервала старуху Элеонора Лорисовна. – Дело в том, что нам необходимо обсудить школьные проблемы вашего внука, Владимира Смирнова.
- Так давайте и обсудим прямо сейчас, Элеонора Лорисовна, - совершенно свободно выговорила «название» завуча старуха, даже умеренно подчеркнув первое «о» в отчестве. – Ей богу, обезножила старуха! Спасибо, внуки помогают, Вовка с Серёжкой, всё по дому делают.
- Хорошо… - согласилась завуч. – Проблема в том, что ваш внук… Э-э-э… - Элеонора Лорисовна замялась, подбирая выражение, чтобы объяснить старухе проблему. – По его вине школе нанесён материальный ущерб. Я понимаю, это для вас неприятная новость…
- Ну почему же, Вова мне всё рассказал.
Голос старухи вдруг как-то окреп и перестал быть жалостливым.
- Рассказал обо всём? – удивилась завуч.
- Да, сразу же. Он у меня не шалопай какой-нибудь, всегда всё рассказывает.
- Ну и… как? – глуповато спросила завуч, поражённая тем, что ученик рассказал бабке о разбитом стекле и поломанной парте.
- Как… - проворчала недовольно старуха. Сказать завучу, что обвинять мальчика в хулиганстве и неправильном поведении глупо, она не могла. – Он, конечно, потрясён…
«Старая карга… - усмехнулась завуч. – Судя по твоему языку, ты вовсе не невежественная полоумная старуха».
- Швырнуть в окно портфель… Это, знаете ли, все границы… Хорошо, что он осознал тяжесть своего проступка… - не капли не усомнилась в правильной оценке произошедшего завуч.
Старуха молчала.
- Вы слушаете меня? – забеспокоилась завуч.
- Да, я вас слушаю, - спокойно ответила старуха.
- Вашим внуком нанесён ущерб в размере девятисот шестидесяти долларов, - сообщила завуч. – Деньги необходимо внести в бухгалтерию в течение недели.
- Для нас это очень большие деньги… - старуха тяжело вздохнула. – Моя пенсия чуть больше пятисот долларов. На неделе получу деньги, но мне надо хоть немного оставить на питание… Я смогу заплатить четыреста долларов…
Старуха умолкла.
«Чушь какая! – подумала завуч. – Сто долларов, чтобы месяц питаться втроём? Это невозможно…»
- Нельзя ли… Например, чтобы Вова отработал в школе остальную часть долга?
«А что… Это идея! – загорелась завуч. – Поставить упрямого пацана на какую-нибудь грязную работу, и пусть он пообломается, научится послушанию!»
- Я поговорю с госпожой директором. Думаю, она разрешит вашему внуку отработать часть долга. Да, я уговорю директора. Поверьте, я на вашей стороне…
- Спасибо вам,  Элеонора Лорисовна!
Завуч услышала искренние нотки благодарности в голосе старухи и даже чуть возгордилась своей человечностью.
- Да, и ещё… С вашим внуком беседовал специалист по поведению. Он считает, что поведение мальчика требует некоторой химеокоррекции.
- Мальчик, вроде, послушный, нехулиганистый, - забеспокоилась старуха. – Может, обойдёмся без лекарств?
- Ну, не знаю, как он ведёт себя дома, - скептически проговорила завуч, - а в школе мальчик подавлен, упрям, перечит учителям. В общем, ему назначены таблетки клоназепама, это антидепрессант. Он будет получать по одной таблетке в день у школьного медика.
- Ну что ж… - вздохнула старуха.
- Но лечение оплачивают родители. Одна таблетка клоназепама стоит два доллара.
- Два доллара! – поразилась старуха. – Это же… пятьдесят долларов в месяц!
«Быстро ты считаешь деньги!» – усмехнулась завуч.
- У нас нет таких денег!
 - Если мальчик не сможет получать таблетки,  вас обвинят в преступной небрежности за невыполнение родительских обязанностей в отношении эмоциональных и учебных проблем воспитуемого и лишат родительских прав. Мальчика поместят в государственное лечебно-воспитательное учреждение, - спокойно, как приговор судьи по мелкому делу, выговорила завуч.
- О, боже! – прошептала старуха. – Хорошо, хорошо… 
Что такое государственное лечебно-воспитательное учреждение, знали все. Выросшие там дети похожи на зомби – живут в казармах, послушны командирам как машины. Большую часть суток работают, в свободное от работы время спят или молча сидят, закрыв глаза, и ни на что не реагируют.
Ходили слухи, что им таблетками отключают часть мозга. А тем, кто попал в это учреждение за преступления, делают операции на мозге. Шрамов на голове после таких операций не остаётся. Рассказывали, что хирурги вбивают нож через глазницу прямо в мозг, и ворочают им в мозгах…
- …Хорошо, я с голоду помру, но не допущу, чтобы мой внук… Только, вы уж извините меня, старую, госпожа учительница, всё это не очень вяжется с принципами образования и педагогики и даже идёт вразрез с основами воспитания, - не удержалась и горько посетовала старуха.
- Искоренение основ традиционного образования – один из шагов к улучшению современного образования, - гордо повторила слова директрисы завуч. – Вы имеете понятие об основах педагогики? – со скепсисом спросила она.
- Мне восемьдесят четыре года, - устало произнесла старуха. – Пятьдесят лет я проработала учителем. Десять с небольшим лет назад ушла на пенсию. Честное слово, меня не отпускали. Коллеги, ученики, родители…
- Ну… Десять лет назад было другое время… - снисходительно заметила завуч.
- Да, другое время, другая школа. Другие учителя… Только дети всегда одинаковыми рождаются. А потом их переделывают…

Тяжело шаркая ногами, опираясь то на спинки стульев, то на стены, бабушка шла в комнату внуков. После разговора со школьной начальницей старое тело вдруг как-то отяжелело. Чтобы поднять руку, приходилось напрягаться. Чтобы шагнуть, надо было собраться с силами, оттолкнуться от земли, одолеть притяжение, удержать равновесие.
Бабушка прислонилась к косяку двери комнаты внуков. Вовка читал за письменным столом. Сергей склонился над другим столом, более похожим на верстак – так его поверхность была изрезана, прожжена и испачкана разной краской. Что-то мастерил из проводов и радиодеталей. В комнате резко пахло плавленой канифолью.
Перешагнув порог, бабушка с кряхтеньем опустилась на старенький диван. Вовка тоже пересел на диван, молча прижался головой к плечу бабушки.
Помолчали.
- Что-то время пошло какое-то… - произнесла бабушка и протяжно вздохнула: - Охо-хо-о-о...
- Да оно и раньше было не очень, - без задержки отреагировал Сергей. Он отложил в сторону паяльник и, повернувшись лицом к бабушке, замер в выжидательной позе. Если бабушка пришла к ним в комнату и завела разговор на философские темы, значит, у них появилась серьёзная проблема.
- Моё «раньше» было хорошим, - возразила Сергею бабушка. А твоего «раньше» – с гулькин нос, сравнивать не с чем. Звонила завуч из твоей школы, - бабушка погладила Вовку по голове. Вовка замер, напрягшись. – Сказала, чтобы мы заплатили деньги.
Она успокаивающе похлопала внука по плечу. Вовка немного расслабился, вздохнул.
- Много? – осторожно спросил Сергей.
- Нам столько не осилить, - подумав, в который раз пришла к выводу бабушка.
Опять помолчали.
- Может, я где подработаю? – спросил Сергей.
- Если на хлебушек нам подработаешь, спасибо скажем, - согласилась бабушка. – Четыреста долларов с пенсии придётся отдать в школу.
- Это же вся пенсия! – возмутился Сергей.
- Это почти половина требуемой суммы, - длинно вздохнула бабушка.
- Половина?!! – ужаснулся Сергей. – А когда остальное платить?
- Всё надо заплатить на следующей неделе, - как-то по-детски смущённо не к месту улыбнулась бабушка. Впрочем, её улыбка скорее походила на гримаску малыша, который через секунду должен расплакаться.
- На сле… - Сергей осёкся. – Это кранты…
Руки его безвольно шевельнулись.
- Но вторую половину Вовик может отработать в школе, - извиняющимся голосом сообщила бабушка.
- Отработает, ничего с ним не сделается! – обрадовался Сергей. – Если надо, я помогу!
- Тебе, скорее всего, не разрешат помогать, - горько вздохнула бабушка. –  Поверь мне. Работать он будет в воспитательных целях. 
- Я справлюсь, - тихо пообещал Вовка. – Не заставят же они меня… - он задумался над тем, какую неподъёмную работу могут заставить его делать, - траншею рыть или мешки с цементом на крышу таскать!
- Насколько я поняла их психологию, они поручат тебе что-нибудь похуже. Им надо, чтобы ты покорился. Что не любят делать школьники в вашей школе?
- Уборкой заниматься.
- Вот это и будет твоей работой.
- Справлюсь, бабушка. Подумаешь…
- Справишься, - подтвердил Сергей. - А если «друзья» будут доставать, позовёшь, наведу порядок.
- Нет, Серёженька, тебе вмешиваться нельзя ни в коем случае. Если и ты попадёшь на заметку, приклеют плохую наследственность. Тогда о будущем можно забыть.
- Ничего, бабушка, прорвёмся. Долго ему работать?
- Месяц.
- Ну, месяц на хлебе и воде переживём. Да я где-нибудь деньжат по-мелкому перехвачу, - воспрянул духом Сергей.
- Есть ещё одна проблема, - сказала бабушка и замолчала, словно боясь говорить дальше.
- Надеюсь, последняя? – весело спросил бабушку Сергей.
- Последняя, - едва слышно произнесла бабушка в раздумье.
Она давно научила внуков решать свои проблемы. Возраст у неё крайний, здоровье хоть и не совсем плохое, но на девятом десятке лет заболеть пара пустяков. А надежды на здравоохранение никакой. Так что, помереть можно в любой момент. Но мальчики самостоятельные. Старший младшего не бросит, если что.
- Давай, бабуль, выкладывай, что за проблема, - бодро потребовал Сергей.
- Начальница сказала, что Вовику надо принимать таблетки. Антидепрессант. Настроение, говорит, у него мрачное.
- Опа-на… - протянул Сергей. – Это уже серьёзно. И как таблетки называются?
- Клоназепам.
- Слышал о таких. На них пацаны садятся хуже, чем на наркотик. Нельзя их Вовке пить.
- Лечение стоит два доллара в день, - подавленно добавила бабушка.
- Ещё полста долларов в месяц! – скривился как от зубной боли Сергей. – Отказаться нельзя?
- Нельзя. Грозит отправить в центр психического здоровья.
- Да, с этим у них строго, - задумчиво покачал головой Сергей. – Короче, денег остаётся только на кипячёную воду… по выходным. А в будни – из крана. Это если электричеством и газом не пользоваться… Нельзя Вовке таблетки пить!
Сергей умоляюще посмотрел на бабушку.
- Я знаю, - согласилась бабушка.
Она постоянно требовала от внуков жить без вранья, не обманывать никого. Выполнять требования учителей, даже если эти требования дурацкие. Потому что мальчикам позарез надо закончить школу, получить аттестат. Лишь в этом случае они смогут как-то устроиться в жизни. Иначе только два пути. Наёмниками в армию, чтобы погибнуть за пределами страны во славу либеральных ценностей. Или неквалифицированная работа и жизнь в трущобах. Но сейчас, похоже, настал момент, когда мальчикам придётся обманывать.
- Да, таблетки Вовику пить нельзя. Но не пить тоже нельзя.
Бабушка растерянно смотрела на внуков.
- Бабуля, не пить таблетки – это не проблема, - усмехнулся Сергей. – У нас многие не пьют. Да ещё и деньги зарабатывают.
- Как это? – удивилась бабушка.
- Но это ребята постарше. Не знаю, справится ли Вовка…
Сергей оценивающе посмотрел на брата.
- Я постараюсь, - неуверенно пообещал Вовка. – А что нужно делать?
- Получать в медпункте таблетки и приносить мне. Я буду продавать их тем, кто от клоназепама тащится.
- И всё? – обрадовался Вовка.
- Но ты должен будешь вести себя, как «подколёсный».
- Это как?
- Быть весёлым и идиотски довольным жизнью. Не реагировать на приставания придурков. Всё время дурацки улыбаться. Педам… педагогам не важно, как ты учишься – главное, чтобы был идиотски покладист и доволен жизнью. А с этим не каждый справляется. Тем более, такой упрямец, как ты.
- Я постараюсь, - пообещал Вовка.
- Понимаешь, брат, - Сергей пересел на диван к Вовке и обнял его за плечи. – Если ты постараешься, но у тебя не получится, они решат, что это лекарство на тебя не действует, и назначат более сильное. Причём, в уколах. Тогда на твоей голове можно ставить крест. А если они заподозрят, что ты не принимаешь таблетки,  тебя точно отправят в психушку, в исправцентр.
- Тогда тем более терять нечего, - со взрослой серьёзностью посмотрел на брата Вовка.

                =4=

Притворяться «подколёсным» Вовке не составило труда.
- Вбей себе в голову, что ты дурак и что тебе всё по барабану, - учил Вовку брат. – Понаблюдай, как ведут себя «подколёсные» одноклассники и коси под них.
Наблюдать было за кем. Раньше всех класснуха заставила «катать колёса» Чернуховскую и её тупого приятеля Петроффа, толстяка Васьмана и узкоглазого Галлямова. Учились они кое-как. Главное, стали радостно воспринимать все распоряжения преподов и с удовольствием закладывали приятелей. Преподаватели относились к их тупости очень даже снисходительно.
Учиться Вовке стало проще. На уроках он сидел с дурашливой улыбкой на лице. Если знал урок, отвечал. Если не знал – безразлично жал плечами и делал улыбку ещё более идиотской. Если бы кто поинтересовался, то заметил, что Смирнов хорошо учится по физике, математике и другим классическим предметам, и гораздо хуже стал учиться по танатологии, основам безопасного поведения, половому воспитанию.
Отработка долга для Вовки заключалась в ежедневном мытье класса, рекреации и туалета в их рекреации. Сначала он занимался этим по вечерам, когда школа пустовала. Но через пару дней класснуха распорядилась мыть полы сразу после занятий, обосновав это необходимостью контроля тщательности работы.
Вовка ждал, пока одноклассники разойдутся, брал ведро, мыл класс, докладывал класснухе об окончании работы. Класснуха проверяла чистоту, лазила под парты, в дальние углы, находила грязь, заставляла перемывать. С рекреацией Вовка управлялся проще – широкий пол, четыре угла и никаких закоулков. Самым неприятным было мытьё туалета.
День на шестой, когда Вовка уже заканчивал мыть туалет, в помещение вдруг ворвался Галлямов.
- А чё эт ты тут делаешь? – удивился он, увидев Вовку с ведром и половой тряпкой в руках.
- Деньги зарабатываю, - пожал плечами Вовка.
- А.. Ну-ну… - многообещающе проговорил Галлямов и, помочившись мимо писсуара, убежал.
- Сволочь косоглазая, - обругал его Вовка, брезгливо подтирая за одноклассником.
На следующий день Галлямов и Петрофф застали Вовку, когда тот мыл полы в рекреации.
- О! – радостно воскликнул Петрофф, увидев Вовку с тряпкой в руках. – Человек занимается половой жизнью! Полы туда-сюда натирает. Идём, покурим, Галька, - предложил он Галлямову и направился в туалет. Проходя мимо Смирнова, опрокинул ведро ногой.
- Ой, извини, Смирный! Пол скользкий, я тут воду немного пролил.
Галлямов издевательски расхохотался.
Вовка молча поднял ведро, принялся тряпкой собирать воду.
Через минуту он вошёл в туалет, чтобы вылить грязную воду и набрать чистую.
Галлямов и Петрофф курили и мочились в урну, стоявшую радом с раковиной.
- Чернуховская мне сказала, что готовится к телетокшоу «Русская общага», - рассказывал Петрофф.
- Что за шоу? – спросил Галлямов.
- Ты что, не знаешь? По всему городу афиши развешены, что из Москвы приедут отбирать участников на телетокшоу. Вот Чернуховская туда и собралась.
- Она ж сопливая! – недоверчиво возразил Галлямов.
- Говорит, возьмёт паспорт у двоюродной сестры, той шестнадцать лет. Они, говорит, похожи.
- Тюльку гонит! – возражал Галлямов. – Ты на неё посмотри – ни сиськи, ни…
- Извини, Смирный, - не дослушав Галлямова, приятельски обратился к Вовке Петрофф, - в кабинах такой гадюшник, что туда заходить тошно. Так что мы здесь…
- Ты чего за чистотой не следишь? Плохо работаешь, парень, - укорил Вовку Галлямов. – Ладно, мы начальству ничего не скажем, только я здесь вот погажу, а ты уберёшь потом, ладно?
Галлямов спустил штаны и сел прямо на середине комнаты.
Этого Вовка стерпеть не мог. Он поднял ведро и с размаху окатил грязной водой Галлямова.
- Ты чего, козёл! – визгливо заорал Галлямов. Выплюнув мокрую сигарету, он вскочил, кинулся к Вовке, но запутался в спущенных штанах и упал.
Бросившегося на него Петроффа Вовка пнул рукояткой швабры в живот. Петрофф охнул и, скрючившись, тоже осел на мокрый пол.
Пока противники охали, ругались и вставали с пола, угрожая Вовке отомстить немедленно, отомстить жестоко и продолжать мстить до тех пор, пока Вовка не исчезнет из школы, из города и с лица земли вообще, Вовка набрал  в ведро чистой воды и охладил пыл одноклассников ещё раз. Чертыхаясь, «мстители» выбежали из туалета, а Вовка продолжил уборку.
Через некоторое время в туалет примчалась дежурная преподавательница. Следом за ней с подлыми лицами шли мокрые Петрофф и Галлямов.
- Ты что вытворяешь! – набросилась преподавательница на Вовку.
- Занимаюсь уборкой по приказу классной руководительницы и с разрешения директора школы! – по военному приложив руку ко лбу, с дурашливой улыбкой на лице громко доложил Вовка. - Аделаида Марковна должна скоро подойти, чтобы проверить качество выполненной работы!
Вовка улыбался широко и невинно, как настоящий идиот.
Преподавательница недоверчиво оглянулась на мокрых учеников, которые пожаловались ей, что Смирнов в туалете сошёл с ума, обливает всех водой.
- А зачем ты облил водой… вот их? – преподавательница махнула рукой назад, сбавляя напор.
- Я? – поразился Вовка. – Нет, я не обливал!
- А кто же их облил? – язвительно спросила преподавательница.
- Я мыл унитаз вон в той кабинке, - деловито начал рассказывать Вовка. Преподавательница брезгливо скривилась. – Они вошли в туалет, Галлямов достал сигарету и закурил.
- Ты чё врё-ёшь? – очень правдоподобно возмутился Галлямов.
- Курил, курил. Вон сигарета валяется, - указал Вовка на размокшие остатки сигареты.
За курение в школе учеников наказывали.
- Петрофф попросил у него закурить. Но Галлямов сказал, что у него последняя, и выбросил пачку в мусорку.
- Ну и где она? – обрадовался Галлямов. – Найди, где она?
- Тогда Петрофф стал требовать, чтобы Галлямов отдал ему сигарету, потому что вчера он его угощал. Галлямов сказал, что он пошутил, достал из мусорки пачку – оказывается, в ней были ещё сигареты – и предложил Петроффу. Петрофф возмутился, что Галлямов угощает его сигеретами из мусорки…
- Ты чего плетёшь, придурок! – обиженно заорал Галлямов.
- А не верите, посмотрите, у него в правом кармане пачка сигарет, - Вовка как заправский доносчик, указал на карман, в котором сквозь ткань контурировала прямоугольная коробочка.
- Вытащи! – потребовала преподавательница.
Галлямов вытащил из кармана сигареты.
- А потом они начали ругаться и обливать друг друга водой из моего ведра, - закончил рассказ Вовка.

На сдедующее утро одноклассники встретили Вовку насмешливыми улыбками.
- А ты, Вовик, у нас, оказывается, специалист по половым вопросам! – доверительно промурлыкала Чернуховская. – Что же ты скрывал свои таланты?
Стоявшие рядом одноклассники довольно захихикали.
- А ты у нас в токшоу собираешься? В «Русскую общагу?» А сюда, - Вовка указал на груди Чернуховской, - ваты наложишь? В токшоу ведь меньше, чем со вторым размером не берут! У тебя какой, полпервого?
Изображая придурка, он идиотски улыбнулся.
- А ты вчера, все унитазы оттра-а… То есть, оттёр, я хотела сказать… - парировала подковырку Чернуховская.
Публика разразилась хохотом.
- Слушай, ты заказы на дому выполняешь? – с невинной мордочкой продолжила Чернуховская. – А то я бы вызвала тебя.
- Нет, к тебе я не поеду, - по дурацки просто отказался Вовка.
- Почему? – подчёркнуто наивно удивилась Чернуховская. – Я заплачу по таксе. Сколько стоит вымыть один унитаз?
Публика давилась от хохота.
- Нет, у тебя я не буду мыть унитаз даже за тройную таксу, - отказывался Вовка.
- Ну почему же, милый? – с томным придыханием, как актриса из мыльной оперы, но всё-таки чуточку обидевшись за отказ от тройной цены, спросила Чернуховская.
- Судя по тому, как вонюче ты пукаешь на уроках, твой унитаз даже серной кислотой не отчистишь.
- Дурак! Идиот! – завизжала Чернухвоская.
Схватив сумку, она принялась бить Вовку по голове. Вовка не шевелился, лишь втянул голову в плечи и прикрыл её руками.
Зазвенел звонок, и в этот же момент в класс вошла Аделаида Марковна.
- Что здесь происходит?! – громко спросила она, увидев, как Чернуховская бьёт Смирнова сумкой по голове.
- Аделаида Марковна, он ко мне пристаёт! – с плачем выкрикнула Чернуховская. – Сексуально!
Ещё раз ударив Вовку, она убежала на заднюю парту.
- Владимир Смирнов! – резко выкрикнула класснуха. – Объясни!
Вовка встал и простодушно улыбнулся. Но выражение его глаз, не соответствовало мимике улыбки.
- Чернуховская узнала, что я убираю школьный туалет, и пригласила меня помыть туалет у них дома. Сказала, что за это поможет мне выучить тему «Строение полового органа девочки» и даже проведёт практическое занятие. Похвасталась, что у неё есть хорошее наглядное пособие. - Сказала, что я разбираюсь в половых вопросах… - добавил Вовка после секундной паузы.
Класс сидел не дыша. Такой наглости от Смирнова никто не ожидал.
Класснуха, нервно поправляя очки, медленно вставала с места.
- Я отказался, а она стала бить меня по голове, - обиженно закончил Вовка.
- Врёт он всё! Врёт! – завизжала Чернухвоская и с рёвом кинулась из класса.
- Назад! – как палкой ударил по ушам школьников крик класснухи. – На место!
Чернуховская испуганно попятилась на место.
- Владимир Смирнов, что-то в последнее время от тебя слишком много беспокойств… - зловеще проговорила класснуха.
- Я тихо себя веду, - скромно пожал плечами Вовка. – Таблетки принимаю, настроение хорошее. Работаю с удовольствием. Полы тщательно мою…
- Нас вчера облил! – выкрикнул с задней парты Галлямов.
- Молчать! – взвизгнула класснуха и, что есть сил, ударила ладонью по столу. Потёрла ушибленную руку.
- Это они из-за сигареты поссорились и облили друг друга, - пробурчал Вовка. – А я после них убирал.
- Я сказала, молчать, - по-змеиному зашипела класснуха. – Владимир Смирнов, ты выучил строение полового органа девочки? – с интонацией, обещающей мало чего хорошего, спросила класснуха.
- Я учил, - вздохнул Вовка.
- Рассказывай! – потребовала класснуха.
- Ну… Там… Вот так… - Вовка сложил руки лодочкой. – И место, куда вставлять…
- Сядь, придурок! – со стоном, будто у неё болели зубы, приказала класснуха.
- Да, Аделаида Марковна, с тех пор, как я стал пить таблетки, учёба даётся мне тяжело, - пожаловался Вовка. – Зато настроение всегда хорошее! – улыбнулся он во весь рот.
- Замолчи! – с нескрываемой яростью процедила сквозь зубы класснуха. – Мэри Чернуховская, на место!
- Но Аделаида Марковна… - плаксиво возразила Чернуховская.
- На место, я сказала, - низким голосом, будто вулкан, готовящийся к извержению, прорычала класснуха. – Проводим контрольную работу!
Контрольную Вовка написал хорошо.
На перемене его вновь доставали глупыми шутками:
- Смирный, а ты руки моешь после сортира?
- Смирный, а что тебе больше нравится мыть, писсуары или унитазы?
- Смирный, а когда вниз мордой очко драишь, сильно воняет? Наверное, блевать тянет?
- Это тебя потянет, а он привычный. Для него эта вонь слаще туалетной воды.
- Это которая из туалета, что-ли? Смирный, ты пробовал? Сладкая, а? 
Вовка отмалчивался. Сил улыбаться у него хватило только на две перемены.
К пятому уроку он жутко устал. От голода тошнотно сосало под ложечкой.
За неделю запасы макарон, круп и сахара дома кончились. На завтрак бабушка давала внукам по два кусочка хлеба и кипяток.
- А у него бабка побирается! – вдруг выкрикнул Галлямов.
Класс затих.
- Врёшь! – сжал кулаки Вовка и угрожающе поднялся с места.
- И в мусорках копается! Мне брательник младший сказал, - насмешливо добавил Галлямов. – Да вы принюхайтесь, от него дерьмом и помойкой воняет!
- Фу-у! Фу-у! – одноклассники схватились за носы и стали изображать, что им дурно от вони.
На Вовку накатила апатия. Он сел на место и закрыл глаза.
- Фу-у! Бе-е! Ы-ы-ы! – кривлялись одноклассники.
Звонок на урок Вовка воспринял с облегчением.
- Галлямов, ты почему не на своём месте, - сразу заметила перемещение ученика Норма Фридриховна, учительница географии.
Говорили, что её предки были ассимилировавшимися немцами. Преподом она была довольно безобидным, ученики Норму не боялись, часто подшучивали над ней.
- А я вчера купался, мне вода в ухо попала, и теперь я на задней парте плохо слышу. А здесь я вас хорошо слышу, - радостно объяснил Галлямов. – Я люблю географию!
- Ладно, сиди… - разрешила остаться ученику на новом месте польщённая географичка. – Проведём опрос, а потом новая тема… Так…
Преподавательница вглядывалась в список учеников. Но вдруг отстранилась от монитора, с беспокойством глянула на класс… Принюхалась…
- Вам не кажется… Что в классе чем-то попахивает… - осторожно спросила она. – Странный такой запах…
- Да вы не обращайте внимания, Норма Фридриховна, - махнул рукой и добродушно пояснил Галлямов. – Это от Смирнова. Он у нас туалеты драит, а бабка у него по помойкам лазает. Вот и пахнет он. Дерьмецом.
Класс завизжал от восторга.
Вовка тоже вдруг ощутил запах фекалий. Он беспокойно оглянулся.
Галлямов спокойно развалился на стуле и с издевательской улыбкой поглядывал на Вовку.
- Тихо! Тихо! – пыталась успокоить воющий, улюлюкающий класс Норма Фридриховна.
- Я же сказал – отомщу, и мстя моя будет жестока, - глядя в глаза Вовке, негромко процедил сквозь зубы Галлямов.
- Тихо! – наконец, успокоила класс Норма Фридриховна. – Каждый из вас может оказаться в тяжёлом положении, - сердито отчитывала она блестевших хищными глазами учеников. – Но, похоже, каждый из вас готов наступить на горло упавшему.
- Слабому не место в нашем обществе! – гордо провозгласил Петрофф.
- Вспомни эти слова, когда споткнёшься, - посоветовала Норма Фридриховна. – Причём, когда споткнёшься не от слабости, а потому, что тебе подставят ножку те, кто слабее тебя. Вспомни эти слова, когда слабые подло толкнут тебя в спину.
Норма Фридриховна подошла к Вовке, принюхалась.
- Встань-ка, - попросила она.
Вовка встал.
Запах усилился.
- Фу-у, какая гадость! – сжала двумя пальцами нос Чернуховская. – Можно я уйду, меня сейчас стошнит!
Норма Фридриховна не обратила на реплику никакого внимания. Она повернула Вовку спиной к себе. Сзади к Вовкиным штанам прилепилась бумажка, испачканная в фекалиях.
- Я же говорил! – указал пальцем на бумажку Галлямов. – Фу, какая от тебя вонь, Смирнов!
- Дай тетрадь, - попросила Галлямова Норма Фридриховна.
Галлямов услужливо протянул преподавателю тетрадь.
Норма Фридриховна вырвала из тетради лист, аккуратно вытерла Вовкины штаны.
- Вы что делаете?! – возмутился Галлямов.
Класс, затаив дыхание, следил за непонятно развивающимися событиями.
Норма Фридриховна вложила испачканный листок в тетрадь, разгладила её и подала Галлямову.
- Завтра я проверю, как ты ведёшь тетрадь. Надеюсь, у тебя записаны все домашние и классные работы? Кстати, чем воняет твоя тетрадь? Ты случайно не пользуешься листками вместо туалетной бумаги? Ничего не коллекционируешь? Мне рассказывали про мальчика, который коллекционировал листки туалетной бумаги. Использованной. Но тот мальчик был сильно ушибленный по голове.
Класс заревел от восторга подобно стадиону в момент забитого гола.
Галлямов, покрывшись пятнами, озирался на приятелей.
Норма Фридриховна за плечи повернула Вовку лицом к классу, подняла вверх руку. Крики постепенно стихли.
- Ещё раз говорю, все могут споткнуться. Даже сильный. Но, когда спотыкается слабый, этого не замечают. Через слабого перешагивают, как через мусор. Когда же падает сильный, все слабые накидываются на него стаей, норовят заклевать и растоптать. Потому что они боятся сильного. Вы, - она обвела рукой класс, - стая слабых.
Ученики один за другим опускали глаза.
- Вы даже в глаза сильному не осмеливаетесь смотреть.
Некоторые исподлобья коротко глянули вперёд.
- Иди, дружок, домой, приведи себя в порядок. Тебя испачкали, - похлопала Вовке по плечу Норма Фридриховна. Она спрятала ладошки мальчика в своих руках. – У тебя руки чистые. У других они воняют. Но не будем же мы вынюхивать, у кого из них руки в дерьме!
Норма Фридриховна обвела взглядом учеников.
Класс молчал.

                =5=

Домой Вовка не пошёл. Он спрятался на каком-то пустыре, снял штаны и долго затирал испачканное место травой. Выбирал полынь, ещё какую-то сильно пахнущую траву, но полностью отбить запах ему не удалось.
Потом ушёл на товарную станцию, недалеко от которой стояла их школа.
Вовка бродил по рельсам, глубоко вдыхал воздух, густо насыщенный запахами мазута, асфальта, свежих досок, стоял рядом с проходящими поездами, сидел на невысоком перрончике рядом с административным зданием. На душе было тошно, но… воздух, которым дышал Вовка, был чист, воздух был, как лекарство, которое заживляло испачканное и заражённое грязными руками и словами Вовкино нутро.
Наконец, его заметил пожилой охранник в чёрной шинели с синими нашивками на воротнике.
- Шёл бы ты, сынок, от греха подальше, - посоветовал охранник Вовке. – А то ходишь здесь, ходишь… Задумчивый какой-то. Фамилия у тебя как?
- Смирнов, - миролюбиво протянул Вовка и пожал одним плечом.
- Неприятности, штоль, какие, друг Смирнов? – добро поинтересовался охранник.
- Неприятности, - согласился Вовка, ковыряя носком кроссовки землю. Но сказал это тем тоном, каким говорят о мелких неприятностях, случившихся из-за лени.
- Неприятности, они у всех бывают, - философски сообщил охранник Вовке. – А вот обувку свою ты бы не пачкал, мамка, небось, заругает.
- У меня нет мамки, - грустно обронил Вовка.
- Извини, друг… - смутился охранник. – Ну, папка серчать будет.
- У меня нет папки, - повторился Вовка.
- Вот… Хм… Незадача какая… - совсем растерялся охранник и недоумённо шевельнул руками. – А в какой же ты школе учишься? – решил он перевести разговор на другую тему.
- Я с бабушкой живу и с братом, - похвастал Вовка, назвав номер школы.
- Ну ты иди, дружок, к бабушке, - охранник легонько подтолкнул Вовку в спину. – А то ходишь здесь… Думаешь о чём-то…
Дома Вовка тщательно застирал штаны.
- Не могу я, бабушка, там больше, - пожаловался он, после того, как бабушка накормила его жиденькой похлёбкой.
- Устаёшь? – посочувствовала бабушка.
- Не от работы. Задолбали все.
Вовка умолк. Говорить на эту тему ему больше не хотелось.
- Дразнят? – посочувствовала бабушка.
- Издеваются, - вздохнул Вовка.
- Терпи, внучек, - попросила бабушка. - Неделя с хвостиком уже прошла. Скоро половина месяца. А там время на исход пойдёт, легче будет. Перемоги себя, миленький. По другому нам никак…
- Пацаны сказали… - Вовка умолк, собираясь спросить бабушку о том, что было неприятно ему, и, наверняка, много неприятнее самой бабушке. – Что видели тебя… Как ты…
- Я поняла тебя, внучек.
Бабушка длинно и устало вздохнула.
- Где бутылку подберу, где… Христа ради попрошу... Не продержаться нам на те денежки, которые остались. Пристанете вы совсем, на пустой похлёбке.
Вовка сел к бабушке, обнял её, прижался, как к спасительнице.
- Класснуха достаёт. По три раза заставляет перемывать…
- Какая бы работа ни была грязная – это всего лишь работа. А всякая работа, в конце-концов, кончается. Терпи, сынок, терпи, - смиренно просила бабушка.
У Вовки слёзы выступили из глаз, когда он услышал, что бабушка назвала его сынком. Значит, считает его большим.
- Старый, да малый. Мы за себя постоять не можем. Только терпеть. А уж вырастишь, тогда себя оборонишь.
Бабушка похлопала Вовку по плечу, прижалась щекой к голове внука.
- Вечером Серёжа придёт, денежек принесёт, - успокаивала бабушка внука. – Терпи, милый… Где-то он помогать напросился.
Голос бабушки звучал убаюкивающее. Вовка чувствовал себя у неё под крылышком спокойно и защищённо.
- Не ахти какие денежки, но продержаться помогут… Терпи, сынок, терпи… Нам бы только вырасти…
Вовка закрыл глаза и погрузился в сладкую после ужина дрёму.
- Вермишельки какой прикупим, она недорогая и сытная… - успокаивающе журчал бабушкин голос. – Терпи, сынок, терпи… Всё проходит, и это пройдёт. Дурачки, которые дразнят тебя в классе – не самые злые из тех, какие в жизни встретятся. Так что спасибо им, глупым, скажи за науку. За то, что лают, а не кусают. И терпи…
Бабушка с трудом встала с дивана, придерживая голову уснувшего внука, уложила его поудобнее, накрыла лёгким одеяльцем.
- Терпи, внучек… Что нам ещё остаётся делать? Терпи, набирайся сил. А вот когда вырастишь, наберёшься сил…
На улице заурчал мотором автомобиль. Хлопнула дверь кабины.
Бабушка зашаркала к окну глянуть, кто приехал. Глянуть не успела, в дверь уже стучали.
- О, господи… Кого недобрая принесла? – удивилась бабушка и повернулась, чтобы идти к двери.
С добрыми делами в их забытый всеми начальниками переулок на машинах не ездили.
Дверь распахнулась, вошла женщина в строгом костюме и два мужчины в зелёных халатах.
«Может обработка какая? – подумала бабушка. – От крыс, или от насекомых каких?»
- Здравствуйте, - решительно поздоровалась женщина. – Смирновы?
- Смирновы, - подтвердила бабушка, кивнув головой, и глянула на внука, спавшего на диване. Не перепугали бы! – Если вы насчёт обработки, то грызунов и насекомых у нас нет, сами справляемся…
- Владимир Смирнов ваш внук? – не обратив внимания на замечание о насекомых, требовательно спросила женщина.
- Внук, - согласилась бабушка. И что-то у неё начали слабеть коленки. Ищуще шевельнув рукой, она шагнула к стене и опустилась на стоявший там табурет.
- Он сегодня поздно пришёл из школы?
- Поздно…
- Он сказал, что не провёл уборку, которую должен был провести?
Бабушка испуганно прикрыла ладошкой рот. Ах, как он подвёл их всех! Но неужели из-за этого такой переполох? С машиной и…
- Он устал… Сказал, что поспит немного, а потом пойдёт в школу и уберёт всё! Я его сейчас разбужу, - засуетилась бабушка.
- Не надо! – решительным жестом остановила женщина старуху. – Он жаловался, что ему тяжело?
- Да, ребятки немного дразнят за то, что он полы моет… - посетовала бабушка.
- А у него не было суицидальных мыслей? – не заботясь о том, как воспримет вопрос старуха, допрашивала её женщина.
- Ну что вы! – замахала руками бабушка. – Он любит меня, он любит брата… Он любит жизнь!
Она поняла, что это сотрудники из психиатрической службы. Старое сердце так заныло, что бабушка схватилась рукой за грудь.
- В школу позвонил охранник с товарной станции, сказал, что по рельсам полдня ходил мальчик, назвался Смирновым. Возможно, планировал самоубийство. Ваш внук получает антидепрессанты?
Бабушка открывала и закрывала рот, не зная, что ответить. Сказать, что принимает, значит подтвердить, что он в депрессии мог планировать суицид. Сказать, что не принимает, значит признать, что с её согласия мальчик не выполнял предписания медиков и в результате этого у него депрессия и суицидальный настрой.
- Я бы хотела побеседовать с ним. Где он?
- Спит… - подавленно ответила старуха.
- Где? – настойчиво переспросила женщина.
- Вон, - указала дрожащей рукой бабушка на диван в детской комнате, видимый через открытую дверь.
Женщина решительно подошла к спящему мальчику, встряхнула его за плечо.
Вовка дёрнул плечом, но не проснулся.
Женщина потрясла сильнее.
Вовка с трудом открыл глаза, удивлённо посмотрел на незнакомую женщину с неприятным лицом, на взволнованную бабушку.
- Кто вы? – спросил Вовка и отшатнулся от чужого человека на другой конец дивана.
- Держите его! – моментально среагировала женщина.
Санитары кинулись к мальчику.
- Что вы делаете? – застонала бабушка.
- А-а-а! – завопил перепуганный со сна Вовка и шарахнулся прочь с дивана.
- Ловите! – крикнула женщина, и её глаза хищно загорелись.
- Бабушка! – взвизгнул Вовка, кидаясь к защитнице.
Санитары профессионально перехватили шарахнувшегося по комнате мальчика, кинули его на пол лицом вниз, заломили руки за спину, закрутили тело смирительной рубашкой в кокон, залепили рот пластырем. Кокон плотно привязали к длинной доске, лишив тело возможности сгибаться, извиваться и вырываться.
Вовка визжал через нос хуже поросёнка, которого тащат на забой. От напряжения у него пошла носом кровь.
- Несите в машину! – распорядилась женщина, не обращая внимания на кровотечение.
Визжащего Вовку унесли.
- Что же вы делаете! – простонала бабушка. Силы покинули её, она не могла встать с табурета.
- Учитывая суицидальные попытки, мы вынуждены госпитализировать мальчика для проведения курса реабилитации, - командирским голосом отчеканила женщина. – Администрация школы против госпитализации не возражает.
- Он же спал! – стонала бабушка, раскачиваясь из стороны в сторону. – Вы же его со сна перепугали до смерти!


                Часть третья. «ДУРДОМ-2» НАЧИНАЕТСЯ

                =1=

Балаковская  молодёжь стояла на ушах. В город приехали руководители с центрального телевидения отбирать кандидатов на реалити-шоу. Победителям – квартира в престижном районе Москвы. Промежуточные призы в сто тысяч долларов и поездка в Италию!
Афиша была всего одна – у городского дворца культуры. Но весть о наборе в московскую телепрограмму разнеслась по городу стремительно.
- Кто откажется! – восторгались девушки. – Год жить нахаляву в Москве! Тебя и кормят, и развлекают, и по телеку показывают…
Кастинг проходил в малом зале городского дворца культуры. 
В широком фойе, где по выходным проводились дискотеки, теснились желающие принять участие в шоу девушки с папками под модным названием «портфолио», в которые были вложены фотографии, биографии и ксерокопии паспортов. Каждую девушку обступали болеющие за неё друзья-подруги и родственники. Редкие кандидаты-парни, как правило, ждали в одиночестве.
Очередь поддерживали по провинциальному честно. Чтобы не втискивались наглые, всех записывали на листки бумаги, листки приклеивали скотчем сбоку от входа в малый зал, а на плечо очередника прикалывали клочок бумаги с номером. Счёт номеров приближался к полутысяче.
Комиссия работала на удивление быстро.
- Ну что там? – спрашивали очередную удивлённую девушку, вернувшуюся из двери через пятнадцать секунд после общения с комиссией. – Приняли?
- Не знаю, - растерянно жала плечами девушка, прикрывая дверь. – Портфолио забрали. Сказали, позвонят.
- Всем так говорят. Что спрашивали?
- Да ничего… Чем занимаюсь, сколько лет, есть ли парень…
- А одну раздеться заставили!
- Так написано же в объявлении: в купальниках!
- Меня не раздевали, - обиженно дёрнула плечом девушка.
- Ну а кто там вообще?
- Женщина командует, секретарь. Софья Аркадьевна. «Пройди туда, вернись сюда, улыбнись, сделай кокетливые глаза». Главный – Юрий Борисович. Режиссёр. Он шоу снимать будет. И какой-то дядька сидит, кроссворды решает. Сморчок сушёный. Стоило из Москвы тащиться? Вот такая пачка газет перед ним! – девушка удивлённо развела пальцы на сколько могла.
- Следующий! – позвали из «отборочной комиссии».
- Невзоров! – выкликнула девушка, следившая за списком очередников.
Невысокий парень в интеллигентных очках мелко перекрестился и стал протискиваться меж горячих девичьих спин, грудей и попок.
- Извините… - смущённо бормотал он. – Разрешите… Пропустите пожалуйста.
Как на зло, почти все девушки были с глубокими декольте. Глаза парня помимо его воли ласкали холмы и холмики, теснившиеся в вырезах одежд. Казалось, рванись он чуть резче, и выскочат упругие округлости из ненадёжных лож!
Парень протискивался к двери, а к его груди притискивались мягкие девчоночьи груди, к его ягодицам прижимались их ягодицы… Пьянящие ароматы духов… Вкусное горячее дыхание… Сочные губки под яркой влажной помадой… Мучительницы! Сердце трепыхалось, тело жаждало…
Наконец, он провалился в зал.
- Фу-у… - облегчённо вздохнул парень, обмахнулся папочкой с документами и вытер рукой пот со лба и верхней губы.
Свежесть пустого зала успокаивающе коснулась его лица.
Члены отборочной комиссии улыбнулись. Даже «дядька» отвлёкся от кроссвордов и заинтересованно взглянул на юношу. На фоне кукольных поз и неумело-театрального поведения предыдущих конкурсанток непосредственность парня выглядела очень мило. 
- Представьтесь, пожалуйста, - благожелательно попросила Софья Аркадьевна. Ей надоели глупые девчонки. Первый юноша за сегодняшний день показался ей интересным.
- Сергей. Невзоров, - представился с расстановкой парень. Он деловито вытащил из кармана носовой платок, тщательно и без смущения протёр лицо от пота.
Комиссия с любопытством наблюдала.
Сергей прошёл к столу, указал на стул:
- Разрешите?
Юрий Борисович хмыкнул, кивнул:
- Садись, коль пришёл.
Парень сел, положил документы на стол, с облегчением вздохнул, удивлённо качнул головой:
- Два с половиной часа в толпе девчонок… Мучение!
Заметив изучающие взгляды членов комиссии, Сергей немного смутился:
- Я что-то делаю не так?
- Я бы сказала, что вы ведёте себя не так, как все, - улыбнулась Софья Аркадьевна. 
- «Не так»… Значит, неправильно? – Сергей окинул комиссию недоверчивым взглядом. – А как правильно?
- Неправильно ведут себя те, кто пытается изображать из себя актёров или актрис…
- Вам не кажется, господа, что молодой человек перехватил инициативу беседы и расспрашивает вас, а не наоборот? –  господин Трахенберг окончательно отложил газеты и, сцепив пальцы перед собой, включился в разговор. Софья Аркадьевна смутилась. – Интересная у вас манера поведения, молодой человек. Почему вы себя так ведёте? –  напористо обратился он к Сергею.
- Мне кажется, я не позволяю себе лишнего сверх того, что может позволить современный интеллигентный молодой человек, - не обидевшись на вопрос, негромко ответил, улыбнулся и пожал плечами Сергей. - На афише не сказано, какими качествами должны обладать кандидаты. Не думаю, что вы ищете среди нас актёров. Поэтому я не пытаюсь играть.
- А где же нам искать актёров? – спросил господин Трахенберг.
- Наверное, среди студентов актёрских училищ. Они, по сравнению с нами, профессионалы.
- А вы зачем сюда пришли?
- Хочу выиграть квартиру в Москве. Иди, хотя бы, сто тысяч.
- Вы так уверенны в себе? – господин Трахенберг не скрывал скепсиса.
- Есть возможность. Я постараюсь реализовать её.
Похоже, скепсис мэтра не трогал Сергея.
- Вы же сказали, что не знаете, что вам придётся делать!
- Думаю, это игра, основанная на жизни в общежитии. Знакомая ячейка общества, - пошутил Сергей. - Не думаю, что придётся участвовать в кулачных боях или бегать марафон…
- Чем занимаетесь? – господин Трахенберг перешёл на деловой тон.
- Готовлюсь к поступлению в институт. И работаю лаборантом в институте. Живу в институтском общежитии.
- У вас есть девушка?
- Есть.
Сергей радостно и смущённо улыбнулся.
- Давно встречаетесь?
- Познакомились на вступительных экзаменах в прошлом году. Она поступила, я баллов не добрал.
- На бюджетный факультет поступали?
- Да. Коммерческое образование нам не по карману.
О том, что он из небогатой семьи, Сергей сказал без смущения.
Господин Трахенберг молча раздумывал. Никто не осмеливался нарушить молчанье шефа.
- Что для вас значит участие в нашем шоу? – медленно, выразительно, с расстановкой, спросил господин Трахенберг и испытующе посмотрел в лицо парня.
Сергей наклонил голову, разглядывая свои руки. Шевельнул пальцами, словно рассуждая про себя.
- Возможность участия в таких соревнованиях даётся крайне редко. Если выиграю – получу материальную выгоду. Если ничего не выиграю, само участие в проекте даст мне хорошую рекламу. В любом случае, ваш проект даст толчок моему будущему.
- Многим ли вы готовы пожертвовать ради успеха? – господин Трахенберг сделал жест, словно взвешивая в ладони что-то ценное.
- Я ничем не намерен жертвовать ради успеха, - чуть подумав, ответил Сергей. - Но я постараюсь выиграть.
Господин Трахенберг усмехнулся.
- Вы уже жертвуете. Если попадёте на шоу, поступление в институт придётся отложить.
- Это не жертва. Это перегруппировка сил. Поступлю через год.
Господин Трахенберг хмыкнул.
- Готовы ли вы оскорбить противника ради того, чтобы выиграть?
- Я постараюсь выиграть у противника, не оскорбляя его.
- Готовы ли вы стерпеть оскорбление, ради выигрыша?
- Я стерплю оскорбление, если это приблизит меня к выигрышу. В данном случае это касается только меня.
Господин Трахенберг задумался. Так думают шахматисты после интересного хода противника.
- Там есть ещё парни? – он указал на дверь.
- Есть. Только я не знаю, болельщики они или кандидаты.
Господин Трахенберг вышел в фойе, жестами попросил толпу отодвинуться от него на пару метров.
- Кто это? Кто это? – зашушукались девушки.
- Наверное, помощник режиссёра…
- Ты, ты и ты, - господин Трахенберг указал на парней в толпе. – Подойдите ко мне.
Парни протиснулись в первый ряд.
- Вы болельщики или кандидаты?
- Кандидаты… Кандидаты… Кандидаты… - поочерёдно подтвердили парни.
- Кто из вас самый пробивной? – спросил господин Трахенберг, испытывающе вглядываясь в лица парней.
- Мы все пробивные, - добродушно и весело сообщил один из парней. – Если бы не были пробивными, не пришли сюда.
- А кто пробивной и настырный? – господин Трахенберг засунул руки глубоко в карманы брюк и стоял, раскачиваясь с пятки на носок.
Некоторые девушки удивились, некоторые прыснули в кулачки.
- Я, - усмехнулся парень, стоявший в середине тройки. – И пробивной, и настырный, и какой хотите.
Он был чуть выше соседей. Лицо удлинённое, губы тонкие, переломленные скептической улыбкой на сторону. Тёмные глаза с жёстким взглядом.
 Выдвинувшись чуть вперёд и уперев руки в бока, парень закрыл собой конкурентов.
Поманив его пальцем, господин Трахенберг вернулся в зал. Указал парню стать рядом с Сергеем, сел на своё место.
- Как зовут?
- Повелецкий Игорь.
- Работаешь, учишься?
- Да нет, так… В поиске.
- Зачем тебе ток-шоу?
Игорь усмехнулся.
- Квартира в Москве – это круто. Да и сто тысяч срубить – недурно. Или в Италию нахаляву съездить…
- На многое ты готов пойти, чтобы выиграть?
- Да на что угодно!
- Стерпеть оскорбление?
- Хм… - Игорь засомневался. – Ну… Если это в пользу выигрыша, придётся терпеть. Потом отыграюсь… - недобро усмехнулся он.
- Оскорбить противника?
- Чего проще?! – хмыкнул Игорь.
- Оскорби вот его, - господин Трахенберг указал на Сергея.
Сергей, да и все остальные, удивлённо посмотрели на господина Трахенберга.
Все, кроме улыбающегося Игоря.
- Сильно? – продолжая улыбаться, спросил Игорь.
Господин Трахенберг безразлично пожал плечами.
- Ну-у… В рамках уголовного кодекса. Я не хочу вместе с тобой оказаться в суде за подстрекательство.
- Понял! – весело согласился Игорь. Он склонился над сидящим Сергеем, скептически заглянул ему в лицо, выпятил нижнюю губу, собрал слюну, и выплеснул длинную струю на колени Сергея.
Сергей побелел, но не шевельнулся, словно окаменев.
- А теперь максимально загладь свою вину, - приказал господин Трахенберг. – Будто хочешь стать ему другом.
Не прекращая улыбаться, Игорь вытащил носовой платок и стёр плевок с брюк Сергея.
- Извини, парень, ничего личного. Сам понимаешь… - и похлопал Сергея по спине.
Лицо Сергея покрылось красными пятнами.
- Оставь свои данные у секретаря и можешь идти, - указал рукой Игорю господин Трахенберг.
- Всего-то? – весело удивился Игорь.
Дождавшись, пока парень выйдет за дверь, Трахенберг обратился к Сергею.
- Приношу извинения за столь неприятный тест. Но вы сами сказали, что готовы стерпеть оскорбления. Теперь я понял, что вы слов на ветер не бросаете.
Сергей, с трудом отходя от перенесённого оскорбления, вяло пожал плечами.
- В общем, молодой человек, вы нам подходите. Я даю вам шанс выиграть квартиру в Москве.
Юрий Борисович и Софья Аркадьевна с удивлением смотрели на господина Трахенберга. Всем без исключения предыдущим кандидатам было сказано «Мы вам позвоним».
- Скажите, ваша девушка сейчас здесь?
- Здесь. Она болеет за меня, - заставил себя выговорить Сергей и прокашлялся, поправляя осипший голос.
- А она не хочет участвовать в шоу? Вдвоём вы могли бы успешнее выступить.
- Нет, не хочет.
Сергей говорил через силу. Очень неприятно чувствовать себя оплёванным, да ешё в натуральном виде!
- А можно переговорить с ней? Мы зададим несколько вопросов относительно ваших взаимоотношений, насчёт ваших привычек… И пригласим её посетить шоу в качестве вашей гостьи. У нас в шоу запланированы посещения участников мамами, папами. А к вам приедет девушка. Не возражаете?
- Не возражаю.
Катюшка, его Солнышко… Вспомнив девушку, Сергей добрел, мягчел и прощал людям многое.

                =2=

С железнодорожного вокзала Сергей Невзоров отправился к Останкинской телебашне, где назначили сбор участникам шоу. У входа в телестудию он увидел того неприятного типа с кастинга. Кажется, его звали Игорем.
- Здорово, земеля! – снисходительно поприветствовал Сергея Игорь. -  Ты тоже здесь?
Спросил между прочим, абсолютно уверенный, что этот интеллигентный очкарик ему не конкурент. Мимоходом, как мусор выкинул, предложил сигареты. Знал, что такие не курят.
- Не курю, - буркнул Сергей.
Насмешливо покосившись на малохольного интеллигента, привычным движением Игорь кинул сигарету из пачки точно в угол рта. Красиво чиркнул зажигалкой, не глядя прикурил, глубоко затянулся. Внутри сигареты вырос красный уголёк и тут же угас, превратил её кончик в пепельную шапочку. Довольный жизнью, Игорь стряхнул пепел куда-то в сторону, шумно выдул струю дыма в чистоту неба.
Наконец-то. После стольких лет невезухи подвалила пруха! Халявная квартира в Москве – чем чёрт не шутит! Пришёл на этот… На кастинг. На дурнушку пришёл, ни на что не надеялся. И вдруг – безо всяких собеседований… Всех дел, что плюнул на штаны интеллигентику. Когда обещали позвонить, думал, что это прощальная отмазка москвичей. Но сморчок с кроссвордами оказался крутым дядькой. Игорь сразу понял, что не режиссёр, а сморчок кукловодит в телебанде. И кукловод, похоже, сразу просёк Игорево нутро. И такое нутро кукловоду зачем-то понадобилось. Зачем? Да затем, что в любой кодле нужен крутой парень… Квартиру в Москве выиграть, что банк по-крупному сорвать. Повезёт ли с козырями? Но и кучу зелени срубить тоже не хило. В общем, надо оглядеться, поначалу не высовываться… Кукловод сам игру подскажет – похоже, ему нужен свой игрок в команде.
У входа в телестудию поодиночке топтались три парня и четыре девушки. Судя по сумкам у ног, тоже участники. А может и нет – на телевидении каналов тьма, так что и рабсилы надо толпы. Двое парней кавказцы. Один высокий, стройный, с утончённым лицом, взгляд немного смущённый, скорее всего армянин. Второй пониже и покрепче, одет в яркую, до рези в глазах, лёгкую жёлтую куртку, похож на грузина. Глаза уверенные. Третий толстоватый и большой - русский Елисей, любитель бабкиных пончиков. Лицо соответствующее – добродушное и весёлое. Девушки все «отечественные», симпатичные. Парни стояли особняком, девушки время от времени переговаривались.
Подкатил микроавтобус с надписью «телевидение» на боку. Из переднего окошка высунулась светловолосая девушка в широких тёмных очках.
- Кто на «Общагу»? – спросила командирским голосом. – Бегом в машину!
Парни и девушки переглянулись, не уверенные, что обращаются к ним.
- Кто на ток-шоу «Русская общага»? – нетерпеливо повторила девушка. – Непонятно, что ли? Садитесь быстрее, времени нет!
- Эй, толстый! – насмешливо крикнул Игорь, решив показать себя лидером, - веди команду на погрузку!
- Большой, ты у них за бригадира? – блондинка поправила кличку до терпимой в приличном обществе. – Грузи электорат!
- Пошли ребята, - растерянно оглянулся и пожал плечами Большой.
Все подхватили сумки, заторопились к автобусу.
Девушки устроились отдельной компанией на первые сиденья, лицом друг к другу. Сергей занял одиночное место у выхода. Игорь и грузин сели позади девушек, армянин за спиной у Игоря. Большой развалился на заднем сиденье – ему требовался простор.
- Дэвушка, Резо меня завут. Ви тоже участница? –  заигрывающе обратился к приехавшей блондинке грузин.
- Нэт, малшик, - передразнила его блондинка. – Я комендант вашей общаги. То есть, непосредственный руководитель. И ведущая программы. От меня зависит, выиграешь ты приз, или я помогу тебе его проиграть. Так что не порть мне настроение. Одним словом, я – Ксения Дубчак. Кто следит за светскими новостями, знает.
Микроавтобус вырулил на улицу, и, заняв крайнюю левую полосу, набрал  скорость.
Девушки, восторженно поглядывая на знаменитость, шёпотом делились информацией. Двум из них имя светской львицы Дубчак было знакомо. Ксюша заметила реакцию девушек, снисходительно улыбнулась.
- О вас, дэвушка, мнэ нэизвестно. А вот имя Резо Каланадзе у нас знают всэ. Каланадзе Резо, это я, - грузин чуть приподнялся с места и гордо раскланялся. – У нас в каждом подъезде…
- Что тебя знают в твоём подъезде, это хорошо, - раздражённо прервала грузина Ксюша. – Меня там, наверное, не знают. Поэтому вкратце расскажу о себе. Закончила МГИМО, финансово обеспечена. Тусуюсь в высшем обществе вместе с олигархами и министрами, собираюсь замуж за американского миллионера российского происхождения…
- Миллионэры нам нэ помэха, - опять заговорил Резо. – Насколько я знаю женщин, миллион в кармане мужчины хорош для женщины только сначала. Потом становится важным другой фактор, который хранят нэ в карманэ. И если он у миллионэра работает хуже, чем его денгы, миллионы тэрают смисл… 
- Тот фактор, которым гордишься ты, имеет «смисл», если трахать потаскушек в подъездах, - недовольно усмехнулась Ксюша. Ей было неприятно, что для какого-то грузина, спустившегося с гор, миллионы её будущего мужа – не фактор. – А если ты не умолкнешь, я высажу тебя посреди шоссе и заменю любым из парней, тусующихся у метро.
Ксюша сердито ткнула пальцем в окно.
Каланадзе, наливаясь возмущением, стал подниматься. Но Игорь, сидевший рядом, удержал его и что-то шепнул на ухо. Яростно сверкнув глазами, Каланадзе «утух».
Остаток пути не разговаривали. Ксюша молчала, обидевшись на отсутствие  соответствующего её статусу в высшем свете почтения. Участники шоу были дезориентированы напористостью и неприветливостью ведущей. Во всех телепрограммах ведущие обычно выглядели доброжелательными.
Удачно промчавшись по широченным многополосным улицам и остановившись на перекрёстках всего раза три, выехали в пригороды. Миновали зелёную зону, въехали в строящийся микрорайон. Подкатили к недостроенной башне жилого высотного дома.
- Выходи, телезвёзды, - насмешливо скомандовала Ксюша, выпрыгнула из двери и с ходу набросилась на брюнетку, стоявшую у подъезда:
- Янка, ты у нас завхоз или кто? Почему я за тебя должна рабсилу по подъездам собирать?
Участники шоу поняли, что рабсила – это они, и немного обиделись, что их, якобы, собирали по подъездам. Хорошо не по помойкам! Но, сделав выводы из эпизода предыдущего общения, промолчали. Куда уж им, провинциалам, супротив будущей жены миллионера!
- Ну, Ксюша! Я только что из аэропорта, в последнюю секунду отказалась от поездки в Италию, - оправдывалась брюнетка.
Яна была чуть меньше Ксюши, но выглядела привлекательнее. Мужские взгляды притягивала женственная фигура с тонкой талией, округлыми бёдрами и более внушительной, чем у Дубчак, грудью.  Чистое, овальное лицо с тонкой кожей, маленький подбородок, пухлые губы делали Яну похожей на обиженного ребёнка. Сергею Яна сразу понравилась. И движения у неё, в отличие от мужиковатой большеголовой комендантши, были изящными, женственными. Крупноватый мясистый нос Яны, правда, не позволял назвать лицо девушки идеальным.
- Мама теперь обидится, отчим… Юрий Борисович позвонил мне, когда я уже в самолёте сидела! – закончила оправдываться Яна. 
- Ксюша, вы всегда так командуете? – насмешливо спросил Сергей у комендантши, стараясь отвести её гнев от Яны. – Гороскоп, наверное, пророчит вам карьеру енерала! В МГИМО есть военная кафедра? Вас оттуда в каком звании выпустили?
– В звании полковника. Ага, - огрызнулась Дубчак. – Полковника кегебе. Старшого. Янка, веди умников в ихнюю коммуналку! Через десять минут у нас эфир!
Ксюша-комендантша умчалась в подъезд.
- Я как-то в Интернете читал объявление, в котором девушек и женщин приглашали на курсы стерв, - негромко, чтобы не слышала Яна, с усмешкой сообщил Большой. - «Только женщина-стерва может добиться успеха в нашем обществе!» – с выражением процитировал он фразу из рекламного объявления.
- Дэвушка окончила те курсы с отличием, - поддержал его Резо.
- Ну что, господа мальчики и подруги девочки, - вздохнула Яна-завхоз, - берите вещички и пошли устраиваться.
- Мы что, будем жить на стройке?! – поразился Игорь.
- Ребята, что делают студенты после того, как их вселят в общежитие? – спросила Яна. И сама же ответила: - Трудятся на благо общежития. Делают мелкий ремонт, убирают мусор. И вы начнёте с того же.
- Ну а вообще, план нашего участия в шоу какой? – спросил Большой.
- Сейчас я вас расселю, а потом Юрий Борисович, наш режиссёр, всё расскажет.
- А ви только завхоз, или кто? – оглаживая маслеными глазами девушку, спросил Резо.
- Завхоз, комендант – это сценические амплуа, помогающие распределить обязанности, - пояснила Яна. – Я вторая ведущая.
Холл, как и положено в строящемся здании, был немного замусорен. Влажно пахло то ли раствором цемента, то ли какой-то штукатурки. Спустившийся с какого-то этажа лифт привёз раздражающий запах краски.
Вверх ехали довольно долго. Когда двери лифта раскрылись, в лица будущих телезвёзд ударила яркая подсветка и «дула» двух телекамер.
- О-о-о! – послышались приветственные возгласы из-под света.
- О-о-о! – ответно заголосили участники шоу, поняв, что их встречают и приветствуют.
Все зааплодировали.
- Итак, дорогие телезрители, - вышла перед телекамерами с микрофоном в руке, с весельем на лице и добротой в голосе Ксения Дубчак, - мы приветствуем участников шоу. Они только что прибыли в нашу «общагу» с разных концов страны и даже из-за рубежа. Некоторые из них проживут здесь долго, а может, и выиграют приз…
«Как она разительно переменилась, - удивился Сергей. – Только что была стерва стервой, и на тебе – добрейшая из телеведущих. Всё правильно, там она была собой, а здесь она такая, какой её хочет видеть режиссёр».
- … Сейчас наши участники разместятся в комнатах, умоются с дороги, выпьют по чашке чаю, и мы соберёмся в гостиной, чтобы  поговорить. Участники шоу ведь до сих пор толком не знают, во что будут играть, по каким правилам. В том и изюминка!
Свет погас,  улыбка сползла с лица ведущей.
- Так, мальчики и девочки! Пятнадцать минут на перекуры-туалеты и собираемся в гостиной. Юрий Борисович расскажет правила игры. Яна, веди их!
- А если не успеешь за пятнадцать минут перекурить-оттуалетиться? – спросил Большой.
- Ну, тогда не стесняйся и закажи у Яны на сейчас памперсы, а на ночь прими слабительное. Тебе, я думаю, - Дубчак насмешливо окинула взглядом габариты Большого, - можно назначать сразу тройную дозу.
Парни и девушки засмеялись.
Большой, в общем-то, привык к  подшучиваниям над своей комплекцией. После того, как друзья услышали песню с дурацким припевом-прикриком «Эй, толстый!», иначе к нему уже никто не обращался. Но то было добродушное подшучивание, а комендантша высмеивала его.
- Кому-то Бог недодал в те места, пышностью коих девушки гордятся. А меня за счёт обделённых, видимо наградил лишним, - пожал плечами Большой, скептически взглянул на довольно плоскую, неудачно обтянутую футболкой грудь Ксюши, и, не дожидаясь ответа, поднял сумку. – Яна, куда идти?

                =3=

- Жить будете рядом, в двух общих блоках, - рассказывала Яна, быстрым шагом направляясь по коридору впереди подопечных. – У мальчиков жилая комната, туалет, душ. У девушек то же самое.
- Душ рядом? Это хорошо, - обрадовался Резо. – Друг к другу в гости ходить будем! А зачем в гости, слушай? Давайте душ общий сделаем!
- Резо, разве в горах знают, что такое душ? – подчёркнуто удивился Игорь. Его задевало, что грузин постоянно выпячивается, изображает из себя лидера.
- Я в Тибилиси живу! – горячо возмутился Резо. – Я живу в таком доме… Дворец, а не дом! Тебе в таком дворце никогда не жить! Ты горы не тронь! Я человек кавказский… У меня кровь горячий…
- Плевал я на твою «кровь горячий», - спокойно осадил грузина Игорь. – Я хоть с горы и не упал, но у меня кровь тоже не крокодилья…
- Успокойтесь, ребятки. После съёмок поскандалите. А сейчас времени нет, - не останавливаясь, проговорила Яна. - Общие у вас кухня, столовая и гостиная. В гостиной можно отдыхать, танцевать, устраивать пресс-конференции… Но чаще всего у нас там будут проходить съёмки. Кстати, ребятки, привыкайте жить строго по расписанию. На телевидении не то, что по минутам – по секундам иногда надо в график укладываться. Особенно, когда прямой эфир. Так… Вот это ваш блок…
Яна открыла дверь и вошла в просторный холл.
- Дверь прямо – гостиная, кухня, столовая и ещё кое-какие залы общего пользования. Дверь налево – общежитие для мальчиков, дверь направо – общежитие для девочков. А теперь быстро разбежались, привели себя в порядок и через… - Яна посмотрела на часы, - через десять минут я жду вас здесь. Без опоздания, пожалуйста! У нас прямой эфир!
- А как же чай?! – возмутился Большой.
- Эй, толстый! Уже проголодался? – весело удивился Игорь.
- Да я со вчерашнего вечера на минералке… Обещали же чай!
- Ребятки, чай обещали для телезрителей. На телевидении много чего говорят для телезрителей. А вы капитально закусите после эфира. Ну, всего-то на полчасика откладывается перекусон! – как детей, уговаривала парней Яна. - В столовой уже готовят еду. Честное слово! Не перед камерами говорю! – побожилась девушка, ковырнув ногтем большого пальца зуб и полоснув себя поперёк горла. – Всё, разбежались! Через… девять минут все здесь – и ни секунды опоздания!
- Мальчики налево, девочки направо… - уныло бормотал Большой, входя за парнями в мужской блок.
За дверью распахнулся недлинный коридорчик, одним концом упирающийся в санблок. Ближайшая дверь вела в просторную комнату с деревянными кроватями, тумбочками между ними, одёжными шкафами вдоль одной стены и спортивными тренажёрами вдоль другой. На свободной середине стояли два простых стола.
Первым в комнату вошёл Резо, следом Игорь. Резо бросил сумку на кровать у окна. Долей секунды позже на эту же кровать бросил сумку и Игорь. Резо возмущённо воздел руки к потолку. Игорь молча подхватил сумку Резо и перебросил её на кровать у другого окна.
- Слющий! Ти чего всё время нарываешься! – возмутился Резо, гневно глядя на Игоря. – Я перьвий кинул сумка на кровать!
Когда Резо волновался, он начинал говорить с сильным акцентом.
- Зато я «перьвий» её выкинул, - усмехнулся Игорь, с размаху падая на кровать и задирая ноги на спинку.
- Слющий! Я не хочу с тобой воевать! Но если ты… Я человек горячий!..
- Слушай, Резо! – Игорь спокойно встал и «отечески» положил руку на плечо грузину. Резо дёрнул плечом, но рука лежала крепко. – Я, вообще, человек толерантный, пока не достанут. А кто достаёт, тот в лоб получает. Права качать и понты кидать ты будешь у себя в «Тибилиси», где грузины живут. Ладно, а? А здесь – Москва, Россия, моя страна. Здесь я живу.
- В Москве тоже грузины живут! – запальчиво возразил Резо. – Половина Грузии в России живут!
Большой и Сергей, разбиравшие вещи у выбранных кроватей, молча усмехнулись.
- Может это и неправильно, что они здесь живут… - задумчиво пробормотал Игорь.
- Ребята, что вы из-за кровати поцапались? – попробовал успокоить «коллег» Сергей. – Кроватей больше, чем надо. Нас пятеро, а кроватей семь.
- Харащё! Давай не будем из-за кроватей. Но у нас на Кавказе гостям…
- Слышали, - усмехнулся Игорь. – Всех русских с Кавказа выжили. Ладно, кончай воевать. Мир, дружба, жвачка.
Резо сердито отошёл к той кровати, на которой лежала его сумка, задумался, озабоченно почесал затылок.
- Нас пять, девчонок четыре. Одной кому-то не хватит, - покосился он на Игоря. – Давайте поделим их по-честному.
- Как это? – удивился Игорь.
- Ну… Я буду ухаживать за одной, и ты за ней. Опять скандалить будем. Лучше договориться, кому за какой ухаживать.
- А что… Парень дело говорит! – одобрительно посмотрел на Резо Игорь, но тут же ревниво спросил: - И кто первый выбирает?
- Да хоть ты! Ещё три есть!
- Кому-то всё равно не достанется!
- Я снимаю свою кандидатуру, - подал голос Сергей.
- Что так? – удивился Игорь. – Тебя мама к девочкам ещё не пускает?
- Слущий, зачем парня обижаешь? – миролюбиво заметил Резо. Он был доволен, что возможность очередного конфликта разрешилась сама собой. – Может у парня здоровье плохой…
- Это ты насчёт состояния нестояния? Земляк, как у тебя по этому делу? – насмешливо спросил Игорь.
- Вай, зачем земляка обижаешь? – укорил Игоря Резо. – У нас земляков никогда не обижают!
- У меня девушка дома осталась, - спокойно ответил Сергей.
- Ну и хорошо, - обрадовался Резо и повернулся к Игорю. – Тебе какая понравилась? Мне та, у которой… - он сочно обрисовал на себе арбузные груди.
- Понял, - усмехнулся Игорь. – Уступаю её тебе.
- А тебе какая понравилась? – настаивал довольный Резо.
- Я бы занялся…  Там серая мышка есть…
- А, знаю! – восторженно воскликнул Резо. И тут же разочаровался: - Зачем тебе мышка, слушай! Там есть такая красавица! Вах!
- Резо, ты зачем сюда приехал? – спросил Игорь.
- Я? Отдохнуть, слушай! У моего папы всё есть! Я приехал за девочками в московском телевизоре поухаживать. Меня генацвале увидят, скажут, вах,  Резо! В Тибилиси всех девушек поухаживал, теперь в Москве ухаживает! Завидовать будут!
- У моего папы нет ничего, Резо, - жёстко сказал Игорь. – Девочек я и у себя каких хочешь «поухаживаю». Сюда я приехал, чтобы выиграть квартиру в Москве.
- Игорь, уступаю тебе квартиру, слушай! Мне папа две купит, если надо.
- Тогда мы с тобой компаньоны, Резо. Я помогаю тебе с девочками, ты помогаешь мне с квартирой.
Игорь поднял руку вверх, Резо в знак дружбы хлопнул по ладони Игоря.
- Ребята, - Резо повернулся к армянину и Большому, - вы каких девочек ухаживать будете? Там две остались. Одна такая, - он сделал энергичное движение руками, изображая культуриста. – А вторая… Если бы не моя, - Резо огладил и потискал в воздухе воображаемые груди, - я бы всё отдал за другую! Большой, какую выбираешь, а?
Большой вздохнул.
- Ну как её выберешь с налёту? Девушку узнать надо, понять…
- Узнать, понять… Вай! Главное, чтобы она хотела! – воскликнул Резо.
- Понять хотела? – переспросил Большой.
- Зачем понять? – удивился Резо. – Понять её ты будешь! А она чтобы тебя хотела… - Резо томно изогнулся и, закрыв глаза, изобразил сексуальные движения.
В коридоре послышался перестук женских каблуков. В дверь заглянула Яна.
- Ребятки, вперёд! Время! Через минуту эфир! Я девочек уже отвела, а вы даже накраситься не успели! – пошутила она. - Бегом! На прямой эфир опаздывать нельзя!
Яна метнулась к выходу. Ребята поспешили следом.
- Эта хоть ничего… Нормальная девчонка, - поделился мыслями с армянином Большой. – А вторая не подарок, «домомучительница» фрекен Бок какая-то…
«Интересно, на самом деле они характерами такие, или одна изображает злую, а вторая добрую? Как… следователи», – подумал Игорь.
Каково было удивление парней, когда в зале за длинным столиком, освещённым софитами, они увидели не четырёх, а шестерых девушек! Все явно участницы шоу!

                =4=

- Итак, дорогие телезрители, - радостно вещала в камеру Ксения Дубчак на фоне негромкой музыки из динамика, - несмотря на мнение парней, что девушкам требуется в пять раз больше времени, чтобы собраться, наши парни копались дольше. Девушки успели поправить макияж, некоторые даже переоделись.  Всё правильно, на первой встрече они хотят выглядеть в лучшем виде! Что же парни? Парни, как и положено настоящим мачо, не крашены, не бриты… И в той же походной одежде, что и были. Главное для них что? Здоровье! Поэтому они первым делом подкрепились. Как говорили в древние времена, настоящий гусар должен быть сыт, чуть пьян, и пахнуть табаком. Ну а девушки, как поётся в старинной военной песне, а девушки потом. Рассаживайтесь, ребята, за тот столик, - Ксения указала парням столик напротив девичьего.
К четырём девушкам, которые ехали с парнями в автобусе, присоединились ещё две. Одна высокая, стройная. Вдоль её узкого лица с проколотой бровью ниспадали длинные волосы. Глаза холодно недоступные, как у манекенщицы. Вторая похожа на скромную девушку-подростка. Правда, на очень сексуального «подростка».
Между мужским и женским столиками, образуя букву «П», стоял третий столик, за которым сидели Юрий Борисович и господин Трахенберг. Туда же села Яна.
- Пока ребята рассаживаются, я познакомлю вас с нашими девушками, - проникновенно, как о лучших друзьях или горячо любимых родственниках,  рассказывала Ксения двум телекамерам.
Она подошла к сидевшей с краю яркой девушке с большой грудью, на которую «запал» Резо, переждала короткие фанфары и попросила:
- Представьтесь, пожалуйста.
- Петрова Мария, двадцать три года, секретарь-референт. Я из Таганрога, - профессионально улыбнувшись, коротко рассказала о себе девушка.
- С-с-сочная женщина! – прошипел Игорь и толкнул локтем в бок Резо. Резо недовольно покосился на Игоря.
- Ну что ж, для начала и этой информации достаточно, - прокомментировала Ксения. – Даже по тому, как представляется участник шоу, можно составить о нём предварительное мнение. Мария выдала нам информацию краткую, без лирических отступлений, как требует на работе шеф. Скажите, как вы относитесь к мачо-мэнам? К небритым, небрежно одетым, но, - Ксюша энергично потрясла кулаком, - к мужчинам ого-го!
- К мачо-мэнам? – Мария задумалась. - Мачо - это такая порода мужчин, которых нельзя любить. Потому что мачо-мэны сами не способны любить. Они не способны любить по своей природе.
- А почему же их любят женщины? – удивилась Ксюша.
- Потому что… Потому что от них исходит какая-то таинственная мужская сила, - мечтательно закончила Мария.
- Вот так вот! Их нельзя любить, но они к себе тянут! – восторженно вскинула руку вверх Ксения и подошла к следующей девушке. – Но прежде чем вам представится следующая девушка, короткий перерыв на рекламу! – восторженным криком закончила Ксения и, получив подтверждение от телевизионщиков, что пошла реклама, стала сердито выговаривать девушкам: - Вы что, разговаривать не умеете? Потрепитесь, кто вы, что вы… Расскажите, чем занимались, придумайте чего-нибудь интересного!
Телевизионщик предупредительно поднял руку. Лицо Ксении моментально преобразилось с сердитого на очень весёлое.
- Эфир пошёл! – скомандовал телевизионщик.
- Вы, пожалуйста… - продолжила Ксения, словно только что подошла к следующей участнице шоу.
- Диденко Любовь, двадцать пять лет. Директор хора, стилист, манекенщица, преподаватель танцев, парикмахер, художник-оформитель. Живу в Москве, - чуть подробнее рассказала о себе девушка.
- Ох, ап-петитная девочка! – Игорь снова толкнул в бок Резо. – Может ей займёшься?
- Я сказал – нэт! – рассердился Резо.
Люба и Маша походили друг на друга. Обе яркие, чувственные, обе знали, что мужчины обращают на них внимание.
Немного подумав, Люба добавила:
- В шоу постаралась попасть, чтобы… Чтобы попробовать себя на телевидении.
- Более подробный рассказ. Судя по тому, сколько профессий Люба освоила, она настойчиво идёт к своим целям. Серьёзный соперник для остальных девушек. Как вы думаете, Люба, каковы ваши шансы на победу?
- Шансы на победу? – Люба на секунду задумалась. – Ну… Во-первых, я ещё не знаю, как и по каким правилам бороться. Ну а потом… Красота – великая сила! Кто здесь самая красивая девушка? Мне кажется - я! Отсюда и шансы.
- Ну что тут скажешь, если говорить нечего! Как говорил один мой знакомый, милая мордашка города берёт! – воскликнула Ксения и перешла к следующей девушке. Это была та серая мышка, которую выбрал Игорь.
- Надеюсь, следующая участница шоу расскажет о себе ещё интереснее, чем Люба! – Ксения улыбнулась в камеру и, повернувшись к девушкам, сделала зверское выражение лица.
- Титова Елена, двадцать два года. Из Нижнего Новгорода. Воспитатель, кассир, продавец, администратор. Меня упрекают, что я эгоистичная и  люблю спорить с окружающими, - напористо рассказывала о себе «мышка». -  Просто я всегда отстаиваю свою точку зрения, а многим это не нравится.  Здесь мне потребуется какое-то время для адаптации, а потом я раскроюсь и покажу себя!
Со стороны это выглядело, как настоящий вызов соперницам.
- Серая мышка, - подтвердил своё прежнее мнение о девушке Игорь. – Но кусачая.
- Недавно разошлась с любимым, - чуть подумав, сердито продолжила Елена. - Принимаю участие в проекте, чтобы насолить ему и заставить поревновать.
- Чем дальше в лес, тем злее партизаны, - буркнул Игорь.
- Я хочу любви, взаимопонимания, и больших перемен в жизни. А для счастья мне нужно просто влюбиться, - словно жалуясь, закончила Елена.
- Вот так! – Ксения подняла руку вверх, будто представляла артиста на арене цирка. – Чувствуется определённая жизненная позиция. Приехала Лена на шоу, чтобы насолить бывшему любимому, влюбиться здесь и быть счастливой, или, заставив парня поревновать, вновь вернуться к нему, это мы узнаем со временем! – как на стадионе выкрикнула Ксения и тут же перешла на доверительный тон. - Участницам нужно всё больше времени, чтобы рассказать о себе. Если такими темпами пойдёт дальше, нам потребуется установить регламент! Как вы думаете, насколько далеко могут зайти ваши отношения с юношами нашего проекта? Какую дорогу вы хотели бы выбрать… Э-э-э… - Ксения замялась, подбирая выражение.
- Во взаимоотношениях юношей и девушек все дороги ведут в ЗАГС, - не дожидаясь завершения вопроса, ответила и пожала плечами Лена.
- Как высоко вы оцениваете свои возможности на проекте? – спросила Ксения, явно намекая на неброскость Елены.
- Каждый мужчина мечтает о Кармен, но женится на Пенелопе, - пожала плечом Лена.
- Ну что ж… Лена верит в предопределённость судеб людей и в свой потенциал Пенелопы...
Ксения шагнула дальше и поднесла микрофон к «сексуальному подростку».
- Камилла, восемнадцать лет. Живу в Москве, - коротко представилась девушка и замолчала.
Ксения ждала, не убирая микрофона.
- Это всё, что вы хотите сказать? – спросила она, наконец, удивлённо.
- Ну-у… Собираюсь учиться, - добавила Камилла.
Ксения развела руками:
- Что ж, мы не устанавливали правил для выступлений. Каждый из участников имеет право сказать или умолчать о том, о чём считает нужным. Камилла, восемнадцать лет – этого достаточно! Как вы думаете, как будет проходить борьба за призы на проекте?
- Как и всегда в жизни. Красивые будут бороться против умных.
Ксения оценивающе посмотрела на Камиллу. Ничего себе, мол, выдала! И перешла к той девушке, которую Резо изображал, как культуристку. Она на самом деле была крупновата, но сложена правильно, так что крупнотелость её не портила.
- Голубева Алёна, двадцать пять лет, инженер. Живу в Саратове, - сильным  глубоким голосом неторопливо и уверенно представилась девушка.
«Ничего себе, уже трое из Саратовской области», - удивился Сергей.
- Лёха, - тут же дал кличку девушке Игорь.
- Зачем так грубо? – возмутился Резо. – Она же дэвушка! Алёшка…
Резо произнёс имя нежно, с мечтательным выражением лица, подчеркнув нежность движением руки.
- Не дай бог такой… Алёшке под руку попасть, - хмыкнул Игорь.
- Честно признаюсь, приехала сюда в надежде найти себе мужа, - сообщила с улыбкой Алёна. Не удержавшись, звучно рассмеялась, словно извиняясь за такое заявление.
- Достойный вызов соперницам! – похвалила её ведущая. – А как же борьба за суперприз?
- Если повезёт с призом, не откажусь, конечно, - улыбнувшись, уверила Алёна. – Но всё же главнее для меня – найти мужа.
- Я поддерживаю участницу нашего шоу, я поддерживаю девушку, я поддерживаю подругу, в конце концов! Главное для нас, женщин, найти мужа и построить семью!
Ксюша победоносно вскинула руки вверх. Уж она-то повыбирала – и выбрала! Эти? Она даже не смотрела на мужской стол. Кандидаты в мужья?! Фи!
- Как вы думаете, сможете здесь найти свою любовь?
- Трудно сказать… - задумчиво ответила Алёна. – Во-первых, я не признаю «карамельной» любви. Для меня слово «любовь» ассоциируется с понятием «серьёзно» и «навсегда».  А кто может заранее сказать, что отношения сложатся навсегда?
- Никогда – не говори – «никогда», - продекламировала Ксения. – И нельзя быть уверенным, что отношения – навсегда! И последняя участница нашего шоу…
Ксения подошла к девушке с холодными глазами.
- Николь, Москва. Двадцать четыре года, учусь на дизайнера, - так же кратко, как Камилла, представилась «манекенщица».
«Странное лицо, - подумал Сергей. – Похожа на пиковую даму. Необычное лицо. Вроде бы и красивое, но… заставляет держаться на расстоянии».
- А что вы думаете насчёт возможности найти спутника жизни здесь, на проекте? Если самого хорошего, на ваш взгляд, перехватит соперница, смогли бы вы построить отношения с другим парнем?
- Лучше быть одной, чем с кем попало, - холодно ответила Николь.
Ксюша не стала комментировать реплику Николь и под звуки музыкального проигрыша перешла к столику с руководителями проекта.
- Прежде, чем перейти к презентации юношей, я представлю вам руководителей проекта «Русская общага». Юрий Борисович, режиссёр программы.
Юрий Борисович чуть приподнялся с места, улыбнулся, помахал рукой.
- Леонид Михайлович, психоаналитик проекта.
Трахенберг кивнул головой, не выражая никаких эмоций.
- Я, ведущая программы, Ксения Дубчак. На должности коменданта общежития. И вторая ведущая, Яна Бродман, на должности завхоза общежития.
Ксюша подошла к столику с юношами.
- Мужскую половину я представлю сама. Каландадзе Резо, двадцать три года, ведущий одного из  телеканалов Тбилиси. Петухов Дмитрий, двадцать девять лет, бухгалтер-экономист, менеджер-авантюрист, продавец-челнок, бармен, официант, обойщик… Такой вот разносторонний человек. Кулоян Армен, двадцать два года, директор танц-группы, танцор из Питера. Невзоров Сергей, девятнадцать лет, лаборант, готовится в институт, город Балаково Саратовской области.
- Инопланетянин и гуманоид, - негромко добавил Игорь. – И просто уникальный человек. У него мозг больше, чем черепная коробка.
- И его земляк из того же города, Повелецкий Игорь, двадцать три года, временно не работающий молодой человек в поиске, как он написал о себе в анкете.
- Самый злой и волосатый карлик на проекте, - тихо прокомментировал себя Игорь.
- Какой ты волосатый?! – обиделся за себя Резо. – Ты на мою грудь посмотри! А у тебя где волосы? На пятках?
- Зато я злой, - не уступал Игорь.
- Такая вот она, провинция! Три участника из Москвы и трое из Саратовской области – пошутила Ксения, села за стол рядом с Яной и передала микрофон Юрию Борисовичу.
- А что Москва? Простенький такой городишко, - продолжал комментировать Игорь.
- Как главный режиссёр проекта, расскажу о правилах, по которым будут бороться за приз участники шоу, - деловито начал Юрий Борисович. – Суперприз известен – квартира в этом доме. Дом построен по евростандартам, микрорайон в зелёной зоне и прочее. Промежуточные призы – сто тысяч долларов и поездка в Италию. Еженедельно, каждый четверг, участники обсуждают коллег и голосуют, кто покинет шоу. И еженедельно один участник покидает шоу.
- То есть, через… - Игорь запнулся, подсчитывая число участников, - через десять недель останется один, который и получит квартиру? Это два с небольшим месяца.
Игорь был явно разочарован.   
- А говорили, шоу продлится год… - так же разочарованно протянул Резо.
- Вы слишком всё упрощаете. Взамен ушедших придут новые участники.
- А как же определится победитель? – недоумевал Игорь.
- Девушкам и юношам предстоит построить отношения друг с другом и создать пару...
- «Создать пару»… - тихонько хмыкнул с усмешкой Большой, повернув голову к сидевшему рядом Армену. – Прямо ветеринария какая-то. Хорошо, если нас не захотят планово скрестить и вывести новую мясомолочную телешоупороду.
Армен грустно улыбнулся и согласно качнул головой.
- В вашем блоке есть три двухкомнатные квартиры, - продолжил Юрий Борисович. – После того, как юноша и девушка заявят, что они создают пару, искренность их отношений обсуждает коллектив общежития. В случае одобрения коллектив предоставляет им право жить в отдельной квартире в течение недели. Потом новое обсуждение.
- Дурдом какой-то, - буркнул Сергей.
- Дурдом, это где лечат, - усмехнулся Большой. – Он номер один. А на телевидении… реалити-шоу под названием «Дурдом-два»!
- Выбор с первого раза окончательный и бесповоротный? – покусывая губу и изогнув одну бровь дугой, деловито спросила Лена Титова.
- Вы вольны выбирать и быть избранными, пробовать и ошибаться, принимать решение и изменять его… - понимающе улыбнулся Юрий Борисович. – Мы не накладываем на разумность или неразумность ваших отношений никаких ограничений. Вас рассудят ваши же товарищи.
- То есть, приз получат те, кто создаст подобие семьи… - скептически спросил Сергей.
- Ну почему же подобие? – перебил его Юрий Борисович. – Создайте настоящую семью.
- А если дома осталась девушка, с которой серьёзные отношения?
- Ради бога! Я же не сказал «любовь» и прочее. И я не сказал, что отношения должны быть обязательно сексуальными. Пусть ваши отношения будут платоническими, а товарищи решат, оставить вас в шоу или попросят покинуть его.
- Так и до однополых отношений можно дойти…- недоумевающе воскликнула яркая Мария. - Я не про себя! – тут же оправдалась она. – Меня в сексуальном плане интересуют только особи мужского пола!
- Хорошо сказано – «особи мужского пола», - широко улыбнулся Юрий Борисович. – Но вы правы. Мы ни в чём не ограничиваем вашу жизнь. Рискуйте – всё решат ваши товарищи! За маленьким исключением. Наши ведущие по одному разу на каждого участника могут наложить вето по поводу удаления его из шоу и разрешить что-либо без обсуждения в коллективе.
- А если я захочу покинуть проект? – спросил Сергей.
- Есть две возможности  покинуть проект. Первая, я повторюсь, в результате голосования коллектива против вас. И вторая – расторжение договора с уплатой неустойки в сто тысяч долларов. Согласно подписанному обеими сторонами договору.
Юрий Борисович удовлетворённо оглядел аудиторию. Вопросы были заданы интересные. Можно ждать напряжённых отношений. Что и требуется для популярного шоу.
- Вопросов больше нет? Ксюша, уступаю вам микрофон.
Снова протрубили фанфары, словно отделяя одну часть игры от другой. Сергей поморщился. Громкая музыка раздражала его.
- Итак, уважаемые телезрители, вступительная часть закончилась, начинается борьба за сто тысяч долларов, за поездку в Италию и за суперприз – квартиру в этом доме!
Ксения на секунду замерла, дождалась гонга из динамиков, и продолжила:   
- Молодые люди прослушали презентации девушек, посмотрели на них, составили предварительное мнение… Первое задание. Сейчас молодые люди по очереди подойдут к девушкам и одной из них каким-либо образом покажут своё предпочтение. Поцелуют в щёку, например. Или ещё как. То, что девушку поцеловал один юноша, не говорит о том, что её не может поцеловать другой. Я понимаю, обидно остаться нецелованой, но, девушки – это игра! Кстати, выбор юноши ни к чему не обязывает девушку. Она может проигнорировать этот знак внимания. Разве что… у нецелованой девушки больше шансов в четверг на голосовании покинуть шоу! Кто первый, юноши?
- Я! – выкрикнул Резо не дожидаясь, пока Ксения обратится к кому-нибудь конкретно. Он вскочил с места и быстро направился к девичьему столу.
- Вот это кавказский задор, вот это грузинский пыл, вот это мужской напор! – восхитилась Ксения.
Резо сзади подошёл к Маше, улыбавшейся в предчувствии чего-то приятного, перегнулся через спинку стула, повернул за подбородок лицо девушки к себе и смачно поцеловал Машу в губы. Она, конечно, ожидала, что Резо выберет её, но чтобы так страстно поцеловать!.. 
- Нет, ну… Нельзя так девушку поцелуями огорошивать… ошеломлять…  Её надо сначала... подготовить! -  растерянно проговорила Маша.
- Вот это мужчина! Вот это страсть! Настоящий мачо! – воскликнула Ксения. – Маша, вы не обиделись на Резо?
- Нет, - справилась с растерянностью Маша. Щёки её покрылись пунцовой краской. – Я с самого начала заметила Резо… Потому что он был в яркой куртке.
- Вот так, дорогие телезрители! – повернулась к камере Ксения. – Не зря говорит народная мудрость, что встречают по одёжке. Был бы Резо без своей яркой куртки, кто знает, как бы отреагировала на такой страстный поцелуй Маша… Может и оплеуху отвесила!
- Не-ет, - успокоила всех довольная Маша.
- Кто следующий, юноши? Только аккуратнее, пожалуйста! – предупредила Ксения. – Не рискуйте, а то и в самом деле схлопочите оплеуху.
Встал Игорь, но подошёл не к «серой мышке» Титовой Лене, а к соблазнительной Камилле, спокойно положил руку ей на плечо, подумал немного и аккуратно поцеловал девушку в щёку.
- Вот так вот, аккуратно и заботливо, - одобрила выбор Игоря Ксения.
Большой подошёл к крупногабаритной Алёне-Алёшке, чмокнул в щёку, не удержался и ласково прижался к щеке девушки.
- Я думаю, это правильный выбор, - прокомментировала ведущая. – Согласитесь, большой Дмитрий и крохотная Камилла выглядели бы рядом необычно. Да и многоопытность Димы более подходит к рассудительности Алёны.
Кулоян поцеловал в щёку Любу Диденко.
- Танцор и манекенщица! Дельфин и русалка! Профессиональные симпатии? – словно расхваливая товар, воскликнула Ксения. – Нет, ребята, я вам скажу откровенно… Это не шоу, это сказка какая-то! Все условия для занятий любовью...
Ксения закрыла глаза и даже закрутила головой от удовольствия. Затем повернулась к Сергею:
- Остался Сергей и две девушки! Кому окажет предпочтение самый молодой юноша нашего проекта?
- Я отказываюсь от выбора, - негромко проговорил Сергей.
- Что? – не расслышав ответа, радостно переспросила громкоголосая ведущая.
- Я отказываюсь от выбора, - повторил Сергей.
- Почему? – удивилась Ксения, перестав улыбаться. – Вы рискуете вылететь из шоу!
- У меня дома осталась девушка… Она сейчас наверняка смотрит передачу по телевизору. У нас с ней серьёзные отношения… Нечестно ухаживать за девушками здесь, когда она там…
- Пока он тут про неё ахает, её там какой-нибудь дружан трахает, - криво усмехнулся Игорь.
- А если бы не смотрела, вы сделали бы выбор? – Ксения хитро взглянула на Сергея и подмигнула в камеру.
- Нет.
- Но тогда ваше пребывание в шоу становится бессмысленным!
- Я не знал, что здесь мне предложат… «строить отношения». У меня дома любимая девушка и ради неё я готов покинуть шоу.
- Ну что ж… Говорят, вы на многое были готовы, добиваясь участия в шоу. Отказ от выбора – это ваше право на выбор.
Ксения отошла от Сергея, потеряв к нему интерес.
- Итак, свободными у нас остались Сергей, Николь и Титова Лена. Как я уже сказал, у нецелованых больше шансов покинуть шоу после голосования в четверг. Остаётся всего три дня, чтобы завоевать доверие и симпатии друг друга! Мы с вами расстаёмся, уважаемые телезрители. Когда сделают свой выбор девушки? Я думаю… - Ксения задумалась на пару секунд. – Завтра?
- Сегодня вечером, - негромко поправил ведущую Трахенберг.
- Нет, завтра – слишком долго. Выбор будет сделан сегодня вечером, - не задумываясь, повторила за Трахенбергом Ксения.


                Часть четвёртая. РОКЕР               

                =1=

Колька Кобелев на всех парах мчался в стоматологическую поликлинику. Знакомые пацаны сказали, что там нужен вахтёр.
Год назад Колька закончил девятый класс и бросил учёбу - достала школьная подневольщина. То нельзя, это нельзя… Не перечислил либеральные ценности – два. Не рассказал, где победила демократия – кол. Не вспомнил, где проходит ось зла – дебил. Огрызнулся на училку – мать в школу. Встань, сядь, руки по швам… Лицом к стене, не дыши… Свобода дороже!
Его не интересовала история страны, в которой много говорят о свободе, а свободы человек получает не больше, чем крыса в клетке. Интересовала Кольку история рок-музыки. Он понятия не имел о лидерах партии и правительства, но наперечёт знал лидеров рок-групп. Таблицу умножения Колька помнил местами, но самостоятельно освоил музыкальную грамоту. Он не заглядывал в газеты, потому что всё, о чём там писали, было для него дремучим лесом, но по нотам играл с листа.
Колькин аттестат о неполном среднем образовании мать, естественно, не устраивал, и после нескольких скандалов она выгнала сына-бездельника из дома.
Зиму Колька кантовался у знакомых в общагах. Иногда у кого-то родители уезжали на заработки в столицу или за кордон, тогда друзья приглашали Кольку на квартиру. Но всему есть разумные пределы, нельзя висеть камнем на шее даже у хороших друзей. С наступлением лета он ночевал то в брошенных автобусах, то под мостом. Лето подошло к концу, близилась осень, ночи холодали. И Колька надеялся обрести в поликлинике пристанище на зиму.
Завернув за угол, Колька чуть не сшиб психа. Руки-ноги убогого дёргались, тело странным образом изгибалось, лицо уродовали беспрестанно сменяющиеся гримасы.
- Че-е-го ты-ы… - ненормальным голосом, медленно и монотонно возмутился псих.
- Чур меня! Чур меня! Акстись! Не приведи, господи, ночью встретить! –  перечислив все пришедшие в голову заговоры от нечистой силы, дурашливо замахал руками и, отстраняясь, как от чумного, обошёл юродивого Колька. Не сказать, что Колька испугался больного или брезговал психом. Странный человек был Кольке даже любопытен. Да вот, выскочило.
В последнее время психов на улицах встречалось на удивление много.
Тут же забыв о больном, Колька быстренько вбежал в поликлинику.
- Здрасьте! – радостно улыбнулся он необъятно толстой регистраторше. – А кто у вас на работу принимает?
- Смотря на какую работу. Если бумажки за так перебирать, то я, - посмеялась жизнерадостная тётечка.
«Интересно, почему толстые тётьки такие добродушные?» – подумал Колька.
- Нет, мне работа за деньги нужна, - в тон доброй тётке возразил Колька. – Полы мести, землю грести.
- Ну тогда иди к завхозу. Вон по тому коридору слева вторая дверь, - указала регистраторша направление.
Колька заторопился по коридору. На второй двери слева висела табличка «Заместитель главного врача…» и так далее. Колька вернулся к регистраторше.
- А там чёт нету завхоза. Там какой-то заместитель.
- Деревня! – посмеялась тётечка. – Это и есть завхоз! Заместитель по хозяйственной части!
- Тогда надо говорить «замхоз», - поправил тётечку Колька. – А то вводите в заблуждение бестолковых посетителей.
- Иди, посетитель, а то «замхоз» уедет в десять часов, останешься непринятым, - поторопила тётечка Кольку.
Колька побежал к «замхозу».
Открыв дверь кабинета и увидев за директорским столом сурового мужчину, Колька постучал по внутренней стороне двери, почтительно склонился, и просящим голосом, с подчёркнуто угодливой улыбкой спросил:
- Можно?
Мужчина оторвался от бумаг, взглянул на Кольку поверх очков, усмехнулся:
- Ты бы к столу прошёл, сел, а потом спросил, можно ли…
- Разрешите повторить в нужной последовательности? – необидчиво осведомился Колька.
- Чего надо… шустрый? – спросил завхоз.
- Работы. И денег с неё на какое-нибудь пропитание.
Колька независимо сунул руки в карманы и слегка почесал спину о косяк.
- Работы? – завхоз скептически оглядел тощего, длинноволосого, небритого молодого человека в потёртых джинсах и довольно выцветшей футболке. – Какая же тебе работа нужна? Коронки из золота клепать?
- Можно и коронки, - согласился Колька. – Но если вакансия занята, могу вахтёром.
- Вахтёром – это реальнее, - согласился завхоз. – Да возраст у тебя не очень вахтёрский. Хороший вахтёр должен быть с бородой.
- Возраст и отсутствие бороды работе не помеха! Опыт в работе придёт с возрастом, а борода – с опытом, – бодро кинул «речёвки» Колька. – Я понятливый и прилежный. А бороду можно временно приклеить, если без неё никак.
- Красиво говоришь! – подколол Кольку завхоз. – Не из писателей?
- Из поэтов, - вальяжно и снисходительно похвастал талантом Колька.
- Ну, стихи в твоём возрасте пишут все, - разочаровал Кольку завхоз. – Ты хоть в школе-то учился? Работал где?
- Школу почти всю закончил. Но прослышал о вашем доблестном учреждении, и решил, что вы дадите мне больше в познании секретов самостоятельной жизни.
- А чего школу «недозакончил»? Выгнали, что-ли? – насторожился завхоз.
- Ну что вы! – успокоил завхоза Колька. – Понял свою бесперспективность для наук и сам покинул стены альмы-матери. А в скверном поведении за время обучения в стенах отмечен не был. Почти.
Завхоз хмыкнул, покрутил головой.
- Посерьёзнее одеться можешь?
- К сожалению, стеснён в средствах, - вздохнул Колька и тронул край футболки, как трогают на базаре некачественную вещь. – Всё своё ношу на себе.
Завхоз задумался. Парень хоть и шустрый, но безобидный.
- Ладно, синий халат накинешь поверх одёжки. Стирался давно?
- Не прошло и года. Но постираюсь сегодня, коли дело требует. И дезодорантом побрызгаюсь.
- Хлоркой надёжнее, - подколол Кольку завхоз. – И сам помойся. В поликлинику, как никак, нанимаешься. Тут все чистые ходят.
- Чувствуя, что дело идёт к подписанию контракта о взаимовыгодном сотрудничестве… - после секундного раздумья Колька заговорил тоном, каким деловые люди ставят другой стороне предварительные условия. Но закончил фразу весело и непринуждённо: - Разрешите поблагодарить вас за оказанную мне честь и заверить, что широко известная в нашем городе и глубокоуважаемая в вашем лице фирма не разочаруется в деятельности нового партнёра...
Колька раскланялся, жестом представляя себя, и раскрыл рот, чтобы продолжить словесный поток, но завхоз прервал его, хмыкнув: 
- Я не гомик, мне партнёр не нужен. Контракт… А чего не спрашиваешь, сколько буду платить?
- Вопрос с моей стороны некорректный, – приложил руку к сердцу и с доверительным выражением на лице серьёзно произнёс Колька. Завхоз ожидал, что Колька ляпнет что-нибудь о высокой зарплате, но услышал нечто более оригинальное: - Но, даже несмотря на то, что работу с меньшей зарплатой, чем в вашем учреждении, найти весьма сложно, хотелось бы получить из минимального максимально возможное. 
- Пока ограничишся минимальным, а там посмотрим. Зато работа не обременительная, - улыбнулся завхоз.
- Я знаю. Затащить в поликлинику сомневающихся и боящихся лечить зубы, вынести на улицу потерявших сознание, сдать старьёвщику мешок надёрганных зубов…
- Документы есть… сдатчик-грузчик?
- Обижаете, господин заместитель главного врача. В наличии самый настоящий пачпорт с изображением моего фейса на первой странице… Ах, нет! Ошибся! На первой странице у меня, как ни странно, герб. А фотография со всеми оттисками, и графическими образцами на последующих страницах. Так же, вклеен в корочку чип, имея право доступа к которому, вы узнаете имена и клички моих предков, сколько раз за ночь я писался в грудничковом возрасте, в какой детсад меня водили до шести лет и где я учился после шести.
- Ну-у, совсем серьёзный парень! – подчёркнуто уважительно сказал завхоз. – Пощупать ксиву можно?
Колька прошёл к столу, подал завхозу паспорт.
- Работа несложная, - завхоз взял паспорт, взглянул на фотографию, проверил регистрацию и вернул паспорт хозяину. – Быть в холле, присматривать за порядком. Помочь, если кто не знает, куда идти или где выйти. В обеденный перерыв можно попить чайку и полежать в биндежке для вахтёров.
- А на ночь нельзя в ней оставаться? – спросил Колька.
- На ночь?
Завхоз задумался.
- В принципе… Ты как насчёт поспать? Любитель?
- Скорее, у меня с этим проблемы.
- В смысле?
- Иногда мне приходится пить таблетки, чтобы уснуть. 
- Наркоман, что-ли? – насторожился завхоз.
- Ответ на такой вопрос малоинформативен и требует проверки. Какой же наркоман скажет вам: «Да»? Нет, я не наркоман. В школе сидел на риталине – это транквилизатор, который назначают при гиперактивности. Вся современная неформальная молодёжь – дети риталина. А у него побочный эффект – расстройство сна.
- Гиперактивность, это когда без тормозов, что-ли?
- Гиперактивность – значит, мешает учителям. Не сидит памятником на уроках, слишком много вопросов задаёт. Спорит по поводу ответов. На переменах бегает. Хохмы разные устраивает.
- Понятно. Так вот, шустрик, ты можешь работать и ночным сторожем. За это я тебе ещё немного приплачу. Но ночной сторож – не от слова «спать». Ночной сторож – человек, который хотя бы раз в час обходит поликлинику и смотрит, всё ли в порядке. Кстати, в холле телевизор стоит, сможешь его смотреть хоть до утра.
- Как раз мой режим – раз в час сходить ночью пописать!
- Аденома, что-ли, мучает? – усмехнулся завхоз.
- Нет, аденома у стариков, - добродушно возразил Колька и внимательно осмотрел завхоза, словно раздумывая, относится ли тот к старикам. - А я пиво люблю. Вот и бегаю, по бутылке в час отливаю.
- Ладно, любитель пива, - усмехнулся завхоз. – Иди в бухгалтерию, оформляйся.

От матери Колька принёс в биндежку кое-какую одежду и гитару с одной струной.
Несколько дней он прилежно «работал» – шлялся по холлу в синем халате с табличкой на груди, обозначающей, что он вахтёр и зовётся Николаем. Отвечал на вопросы посетителей, от нечего делать помогал санитаркам грузить узлы с мягким инвентарём и биксы с какими-то железками. Ночами бродил по этажам, потому как бессонница доставала. С «лечебной» целью пил пиво.  После бутылки пива на самом деле засыпал на час-полтора, потом просыпался, шёл в обход, опять пил пиво…
День на четвёртый, когда после работы Колька лежал на топчане в биндежке, курил и тренькал на гитарной струне, к нему заглянул завхоз.
- Не продохнёшь, - завхоз недовольно помахал ладонью, разгоняя дым. – Ты смотри, поаккуратнее, не сожги нас.
- Я аккуратно, - флегматично успокоил завхоза Колька.
- Ну и гитара у тебя… - усмехнулся завхоз. – У меня дедушка был, ещё в Советском Союзе родился. Он в Среднюю Азию ездил. Там тоже, рассказывал, играют… правда, на двух струнах. «Одна палка, два струна – я хозяин вся страна…» – пропел и на восточный манер покрутил над собой руками завхоз.
Колька сел на топчане, изобразил на однострунной гитаре нечто сложное.
- Убедил, убедил, - замахал руками завхоз. – Ты бы бутылки сдал, да струны купил, - махнул он на угол, заставленный пивными бутылками.
- Сдам, - согласно пообещал Колька.
- Не злоупотребляешь? – недоверчиво посмотрел на него завхоз.
- Днём не пью. Ночью только, в качестве снотворного.
- Ночью ты сторожить должен, - заметил завхоз.
- Вы же сказали, обход каждый час. Согласно вашему распоряжению, хожу по расписанию. Можете проверить.
- Ладно… Приберись тут, - велел на прощанье завхоз.
Вечером Колька включил в холле телевизор. Показывали молодёжь из какой-то общаги. Девчонки обсуждали пацанов. Реальных и мальчиков своей мечты. Мальчики мечты у всех были одинаковые: накачанные, умные, обаятельные брюнеты. У реальных мальчиков девчонки обнаруживали бездну недостатков. Долго с умным видом рассуждали о строительстве любви. Колька с удивлением крутил головой, пытаясь представить, как из кирпича или железобетона строят любовь. Потом общаговцы устроили конкурс: пацаны с закрытыми глазами обнюхивали девчонок, пытаясь узнать их. Дебилизм, в общем. Колька выключил телевизор и вышел на крыльцо. Сел с гитарой на бетонную ступеньку. Между каменными стенами пятнадцатиэтажек виднелся край голубовато-зелёного неба, подёрнутый красными облаками. 
Дневная жара спала. Город негромко шумел, ожидая заката, устало дышал мягко-горячим воздухом.
Колька запел вполголоса, аккомпанируя тремолой.
Подошёл высокий сутулый парень с двумя бутылками пива, молча сел рядом.
- Здорово, Моцарт, - поздоровался, когда Колька закончил петь. Раскупорил и подал бутылку.
- Здорово, баскетбалист, - беззлобно отшутился Колька, принимая бутылку.
- Клёво поёшь. Что за песня? На Бетховена не похоже, - спросил длинный лениво, с незлой подковыркой.
- Опопсел Бетховен, контаты не пишет, - пожал плечом Колька. – Я за него работаю. Моя вещь.
Неторопливо сосали пиво, лениво базарили про жизнь.
В паспорте парень значился Сергеем Новосёловым, но друзья звали его Крисом. Он любил пиво и прилично играл на гитаре, слушал ту же музыку, что и Колька.  Крис мечтал создать музыкальную группу, но его приятели усердно пыхали травку и совершенно не интересовались музыкой.
- «Общагу» по телеку смотрел? – спросил Колька.
- Ящиком не интересуюсь. Нечего там смотреть.
- Я от нечего делать включил. Реалити-шоу показывали. Собрали вместе десять парней и девок, дали команду: спаривайтесь! В смысле - разбейтесь на пары. Победителю обещали квартиру в Москве.
- А в чём прикол? В чём побеждать-то надо?
- Да ни в чём. Живут, парни девок кадрят. И всё это показывают реально. Чуть не до туалета.
- Клёво, - без эмоций согласился Крис.
- Две девахи там вот с такими буферами! – отставив руки на полметра вперёд, Колька показал, насколько богаты девушки. – Грузин, армянин и три наших парня.
- Ну, грузин своё возьмёт, - утвердительно кивнул головой Крис.
- Уже взял. Самую грудястую девку закадрил.
- А остальные?
- Остальные пока никак. Один там, не подарок парень… Игорь, кажется. Человек, говорит, как тюбик. Только вместо пасты в нём дерьмо.
- А бабы что? Пассивные? Ждут, когда их снимут?
- Выпендриваются на публику, но видно, что все хотят мужиков. Одна там, говорит: «Парней томными глазками не возьмёшь! Трясите сиськами, девки!»
- Эт она права.
- А вообще, дебилизм полнейший. Любовь мы, говорят, строим. Как её построишь?
- Да никак. Пойду за пивом сгоняю, - собрался встать Крис, тряхнув пустой бутылкой.
- Я не буду, - отказался Колька. – Голова у меня болит. В школе на риталине сидел, а теперь, как перемена погоды, так голова раскалывается. Хуже барометра чувствую.
Он кивнул на красные облака.
- А чё там написано? – Крис непонимающе уставился на видимый краешек неба.
- Красные облака на закате – завтра ветер будет. А через день пасмурно, а то и вовсе дождь.
- Ну ты… народный знаток! – восхитился Крис. – Тебе этим работать, который погоду угадывает. Метеорологом!
- Ну её к чёрту, лучше бы я не знал ничего про погоду! Голова, как барабан гудит.
- Забей косячок, всё пройдёт!
Колька принял от Криса сигаретку, закрученную с обеих сторон наподобие конфетки. Он знал, что так заряжают сигареты анашой.
Покурили, прислушиваясь к городскому вечернему шуму. Помолчали.
На улице за домами урчали и изредка вскрикивали клаксонами машины. Пацаны в соседнем дворе голосисто выясняли, кто кого обманул в игре. Из подвала вылезла кошка, призывно замяукала. Воробьи устроили грандиозную разборку на дереве. Через открытое окно из чьей-то квартиры потянуло жареным мясом. Колька сглотнул слюну.
Хорошо!
- Нет, имя тебе надо менять, - вдруг заявил Крис. – Разве это имя – Колька Кобелев?
- А зачем менять? – лениво удивился Колька. Ему на самом деле похорошело -головная боль прошла, сознание заволокла полудрёма, в теле разлилась приятная расслабуха.
- Псевдоним должен быть звучным, намекать на что-нибудь… Разве это имя – Колька Кобелев? Нет, надо… Ну… Так… Колька Кобелев… Нет, это не имя… - бормотал Крис, затягиваясь косячком до самых пальцев. – Курт Коби! – с гордостью выдал он. – Да, Курт Коби! Кобейном назваться было бы наглостью, но Коби можно. «Нирвану» знаешь?
Колька хмыкнул. Ну, преколол! Ещё бы не знать Курта Кобейна и его «Нирвану»!
- Зачем мне псевдоним? – закрыв глаза и откинувшись к стенке, дремотно отказывался от переназвания себя Колька.
- Мы создадим группу, ты будешь солировать на гитаре и петь, я  буду ударником! – заявил вдруг Крис. – Мы станем знаменитыми, бабок заработаем! Гастроли, фанатки… Согласен, Курт?
Кольки Кобелева уже не существовало. На свет родился Курт Коби.
Кольке вдруг стало весело.
- А давай из «Нирваны» что-нибудь сбацаем! – и выдал что-то психоделическое на своей струне.
- Не, здесь нельзя. Жильцы позвонят куда надо, органы приедут, заберут, - засомневался Крис.
- А пойдём ко мне! Я тут на днях концертный зал открыл! – Колька широким жестом пригласил Криса в поликлинику.
Пели вдвоём, солировал на гитаре Колька, то есть, Курт… Что ещё не хватает для рок-панк и чёрт знает ещё какой крутой группы? Конечно же ударника!
- Да я лучший в городе ударник! – громко хвастал Крис. Оглянулся вокруг, разыскивая ударную установку. Сдвинул в кучу стул с фанерным сиденьем, полированную тумбочку, опрокинул мусорное решётчатое ведро, поискал, из чего  сделать барабанные палочки. Перевернул журнальный столик, выкрутил из него две ножки. Тяжеловаты, но чёрт бы с ними! Крутой ударник чем хочешь сыграет!
Курт то и дело выпадал из ритма, не обращая на это никакого внимания, и так вопил, что Крис не мог разобрать ни слова.
Крис сам вошёл в раж и барабанными дубинками разбил стул в щепки.
- Афишу! Надо рисовать афишу! – вдруг завопил Крис.
- Давай нарисуем! – восторженно заорал в ответ Курт.
В регистратуре нашли несколько фломастеров, ручки с цветными стержнями, губную помаду, написали на стене в холле полуметровыми буквами: BROWN TOWEL!!! Это было название их новой группы. 
- Жалко, фотоаппарата нет, сфотографировались бы для архива, - пожалел Крис, глядя на разрисованную стену.
Забили ещё по косячку.
- Пошли побродим! – предложил Крис. – На улице такой вечер хороший, а мы сидим.
- Па-ашли! – расслабленно махнул рукой на погром в холле Курт.
- Только зайдём ко мне, я кое-что захвачу, похохмим на улице.
- А ты где живёшь?
- Да здесь и живу, - Крис махнул в сторону многоэтажки справа от поликлиники. – Я же тебя в окно услышал, когда ты пел, вот и подошёл.
Зашли к Крису, он вынес три флакона аэрозольной краски.
- Пойдём граффити займёмся. У нас афиша хорошо получилась. Напишем ещё где-нибудь. Надо рекламировать нашу группу.
На ближайшей стене написали ещё раз BROWN TOWEL. Но выписывать красивые буквы было скучно и долго, хотелось драйва. Да и повторять самих себя надоело. Крис на стене банка написал метровыми буквами: «Гомосексуализм правит миром!». Курт в долгу не остался и на витрине магазина коротко возразил Крису: «Голубые – тупые».  Возможно, его торопило то, что в любой момент мог выскочить охранник, и им не поздоровилось бы.
На красиво покрашенной розовой  стене Крис начал выбрызгивать синей краской какую-то оригинальную фразу: «Сделай аборт…». Но подскочил Курт и закончил вместо него зеленью: «…голубым и розовым!». Его сегодня клинило на ненависти к сексуальным меньшинствам.
Вдруг из-за угла выехала машина блюстителей, Крису и Курту пришлось делать ноги. В общем, еле ушли.
Устали что-то. Да и курить уже было нечего. Вернулись в свой двор.
- Ну ты заходи, если что. Я один кантуюсь, - пригласил Крис.
- А предки где?
- У матери парикмахерский салон под романтическим названием «Локон Марии». Вот они с батей в офисе и живут, чтобы такие балбесы, как мы с тобой, не напакостили чего.
Весело рассмеялись, попрощались, хлопнувшись высоко поднятыми ладонями.
- Встретимся.
Курт ушёл к себе.
Дверь в поликлинику была открыта, парни забыли её запереть. Но чужие не заходили.
Снова разболелась голова. Курт послонялся из угла в угол. Голова болела всё сильнее. Курт неумело поковырялся в замке аптечного киоска. На удивление, дверь удалось открыть. Нашёл снотворное, выпил несколько таблеток, намертво уснул.
Утром завхоз скандалил долго и громко. Любой слабонервный давно бы от такого начальского ора скуксился.  Но Колька был, в общем-то, флегматиком, да вечером принял изрядную дозу снотворного, поэтому долго соображал, по какой причине ругань. Громкие и эмоциональные словоизвержения завхоза ясности не вносили. Так и не поняв причину нервности вокруг, послал завхоза недалеко, но доходчиво, забрал из биндежки вещи и вышёл из поликлиники, не закрыв за собой дверь. На крыльце остановился, удивляясь, кто и с какого перепоя устроил в холле такой бедлам. Вспомнил, что перепоя не было, вспомнил нового друга Криса, жившего в соседнем доме. Глянул вверх, увидел чистой голубизны небо. Улыбнулся, радуясь снизошедшей на него красоте. С хрустом потянулся, завнул с подвыванием. Сообразил, что он теперь безработный, вспомнил, что вчера Крис перекрестил его в Курта, и забыл своё старое имя. 

                =2=

Звонить в домофон пришлось долго. Курт решил уже, что дома никого нет, и чуть не ушёл, но в последний момент переговорник хрюкнул и деформированный голос Криса недовольно спросил:
- Кого там принесло?
- Эт я, - буркнул Курт.
- Я дома. А ты кто? – прохрипел Крис.
- Курт.
- Здорово, Куртяга, - так же недовольно прохрипел Крис, а может, домофон. – Заходи.
Крис ждал Курта в дверях квартиры, выламывал челюсти зевотой. Тут же повёл друга на кухню.
- Я спал, - сообщил он по дороге. – Я, вообще-то, часов до двенадцати сплю. Ничего, сейчас холодным пивком мозги от плесени сполоснём…
Сполоснули. По бутылке на каждое полушарие. Жить стало легче, жить стало веселее, как сказал кто-то из древних умников.
Крис включил телевизор. Дикторша, смазливо улыбаясь, рассказывала, где кого за сутки убили, какой самолёт упал с неба и какой поезд сошёл с рельсов, какую страну накрыли ураганы и цунами. Затем врач с мировым именем, тыча пальцем чуть ли не в телезрителей и брызгая слюной на экран, заявил, что жизнь и смерть человека находится в его прямой кишке.
- С медицинской точки зрения он, может и прав, - глубокомысленно заметил Крис, выслушав неординарное заявление мужика в белом халате. – Но я, как простой обыватель, подозреваю, что там находится много ещё чего ненужного.
- Выключи ты его! В школе задолбали словесным поносом, - Курт закрылся от белохалатного бутылкой.
Крис стрельнул в телевизор из дистанционки. Мужик на полуслове осёкся и утух.
 - У нас тут хохма была, - усмехнулся Крис, с наслаждением отпивая из бутылки и освежая лоб отпотевшим стеклом. – Весной родственники дачу делили.
- Твои? – уточнил Курт.
- Нет, рассказывали про которых. Я не знаю, кто. Дача, в общем, клёвая, на берегу реки и прочее… Прикол в том, что восьмидесятичетырёхлетний дед зверски избил остальных претендентов на недвижимость.
- Да ладно! – не поверил Курт, оторопело уставившись на Криса. – Бывший каратист, что-ли?
- Каратист… - недовольно ухмыльнулся Крис. – При дедушке, чтобы его на горшок носить, две внучки жили!
- Как же он… - удивился Курт.
- Как, как… Кверху каком! В общем, избитые родственники написали на геронтологического монстра заяву. Органы срочно возбудили уголовное дело по факту избиения. Долгожителю назначили судебно-психиатрическую экспертизу. Эксперты признали агрессора невменяемым, а суд пришёл к выводу, что старик, который, по рассказам во дворе, через раз под себя ходит, представляет повышенную опасность для общества и нуждается в принудительном лечении с пожизненным пребыванием в психиатрической больнице. Суд пошёл навстречу мольбам жертв старческого террора и пристроил древнего культуриста в психушку без срока.
- Всё равно не врублюсь, в чём прикол, - без интереса заявил Курт. Ему были до фени дележи чужих дач.
 - Прекол в том, что дамочка, которая получила дачу, была главным бухгалтером той самой психиатрической больницы, в которой деда признали монстром.
- Не дай бог под такой каток попасть, - с серьёзной опаской проговорил Курт. – Меня в школе пытались накрыть, еле ушёл.
- Чё нам бояться, мы ж не психи! – беспечно проговорил Крис.
- Дед тоже ни каратистом, ни психом не был.
- Зато у него была клёвая дача и родственница в психушке работала. У тебя дачи нет?
- Какая дача? Мне жить-то негде, - скучно возразил Курт.
- Ну, тогда пойдём на синтезаторе музыку делать, - убирая со стола четыре пустые бутылки, беспечно переменил тему разговора Крис. В углу таких пылилось уже с полусотни.
- А чё ты в банках не покупаешь? – Курт кивнул на бутылки.
- Не, в банках не тот кайф, - тоном знатока пояснил Крис. – Бутылку возьмёшь в руку… - Крис изобразил, как ему приятно держать тяжёлую бутылку в руке. – Да и из горла пить – клёво! Идём через туалет, - показал он направление движения.
Пока Курт сливал переработанное организмом пиво, Крис включил музон. Судя по насыщенной мощности низких и пронзительной чистоте высоких тонов, установка была суперская.
- Нич-чего себе! – не сдержал восхищения Курт, когда вошёл в комнату Криса.
В обрамлении разнокалиберных динамиков у торцовой стены космически распахнулся пульт управления – клавиатура синтезатора, экран и клавиатура компьютера, другая какая-то неведомая Курту настроечная аппаратура. С той и с другой стороны к пульту прислонились две электрогитары, бас и соло. На стене висела акустическая гитара. Дополнительные динамики стояли и висели на других стенах. В центре комнаты широко распростёрлось лежбище с помятыми одеялом, подушками и прочими тряпками. На нём Крис, похоже, не только спал, но и валялся всё оставшееся от гуляния по улице время.
- Спасибо предкам, постарались. Я их за это уважаю, - искренне произнёс Крис. – Им некогда со мной канителиться, вот мы и договорились…

В общем, Курт перебрался к Крису.
В течение недели они усиленно музицировали, экспериментировали, выпили не один ящик пива и, в конце-концов, синтезировали любопытный музон. Записали на диск и, прикола ради, пошли с плеером испытать музон на ушах чуваков с улицы.
На лавочке у дома подсели к двум знакомым Криса.
- Здоров, пацаны. Клёвый музон достал, - нехотя похвастал Крис и передал плеер одному из парней.
Парень послушал одну композицию, другую.
- Чёт я не слышал такого, - парень засомневался с неохотной осторожностью, боясь попасть впросак и стать объектом насмешек Криса. Крис во дворе считался знатоком музыки и вообще крутым парнем.
- Говорю же, новяк музон! – упрекнул Крис парня. – В городе ни у кого нет.
- Дай списать, - попросил парень.
- Блокированный диск.
- Взломать не пробовал?
- Пробовал. Полный голяк. Но я могу достать ещё один. Правда, недёшево обойдётся.
- Сколько?
- Тройной тариф.
Парень подумал некоторое время. Тройной тариф, это круто. Но зато ни у кого такого музона нет.
- А как группа называется?
- «FECAL MATTER», - без задержки придумал название группы Крис.
- « FECAL»… Что-то с дерьмом, что-ли, связано?
- Наверное, - пожал плечами Крис. – Нет, если дерьмо, я не навязываюсь. Ты сам попросил.
- А ещё сможешь достать? – спросил второй парень. – Я чувихе подарю. Она тащится от «Общаги» и от такого музона.
В течение недели Курт и Крис тиражировали диски с неведомой группой «FECAL MATTER». Крис ставил на диски утилитку, которая мешала перезаписи музыки.
- Неужели на самом деле нельзя эту штуку обойти? – удивлялся Курт. Он в компьютерах не волок совершенно.
- Для продвинутого юзера обойти утилиту пара пустяков. А этих, - Крис презрительно кивал в сторону окна, - она держит наглухо. Они же тупые, в две клавиши одновременно попасть не могут!
К концу недели умельцы взломали утилиту и FECAL MATTER пошла с рук на руки. Но «студия звукозаписи» успела срубить бабок столько, сколько Курт в аптеке не заработал бы и за год.
- Ну чё, - чесал репу Крис, покуривая анашу. – Народ клюнул на наш музон. Надо состряпать группу, да попробовать вживую играть. Психоделический панк-рок, как у Курта Кобейна.
- Тут чё сыграло, - сомневался Курт. – Они ж думают, что это на самом деле крутая группа. Да ты на компе подправил звучание.
- Нет, ну попробовать же – руки не выдернут! Или ты хочешь идти дворником в аптеку? Иди, если нравится!
 Физическая работа Курта не прикалывала. Больше удовольствия ему доставляло «попиливание» на гитарке и питьё пива.
На следующий день Крис привёл тощего, сутулого, угрястого парня с ногами как у кузнечика, «коленками вперёд».
- Это наш клавишник, Энди, - представил он парня.
Энди не обратил внимания на Курта и, не спрашивая разрешения, прямо в ботинках зашаркал к музыкальному центру. Профессионально включил аппаратуру, вытащил из кармана носовой платок, широким театральным жестом вытер клавиши, театрально же положил платок в нагрудный карман рубашки, переключил несколько тумблеров, взметнул руки, как дирижёр перед оркестром, замер на мгновение – и обрушился на клавиатуру. Мощнее, чем моторы десятка автофургонов, трубно взревели динамики. В комнату не уместилось торжество начальных аккордов органной мелодии. Музыка ударилась прибоем в окна, в стены слишком маленькой для неё комнатёнки, но, укрощённая длинными мосластыми пальцами прыщавого, сгорбившегося над клавиатурой органиста, поплыла вдруг  светом фар мчащегося по ночному шоссе красавца-лимузина…
- Чёрт возьми!.. – только и смог вымолвить Курт, сглотнув слюну, когда Энди закончил играть. – Это самая крутая вещь, которую я слышал за свою жизнь! Вот это психоделия! – Он затряс головой и сжал виски ладонями. -  Кто же смог написать такое?
- Да был один чувак из предков. Ты его не знаешь. Бах у него фамилия.
- Ты где так научился по клавишам бегать? – позавидовал Курт. - В консерватории?
Энди вздохнул.
- До консерватории меня не допустили. В музыкалку почти два года ходил. Попёрли за то, что не марши и гимны играл, а внепрограммные вещи. На риталин хотели подсадить. Ну, я и сдёрнул.
- О, по этому делу мы с тобой родня. Я сидел на риталине.
- Нет, я сразу забастовал. Как почувствовал, что тупею с него, музыку не чувствую, так и забастовал. Мать и уговаривала, и плакала, и бить пыталась. И в школе прессинг был жуткий. Я как просёк, что обложили меня, вены исполосовал прямо на глазах у матери. Не хочу, говорю, зомби стать.
Энди показал внутренние поверхности предплечий, на которых грубо вздувались багровые рубцы.
- В школе сказали – или проходишь лечение в психушке, или вон. Я выбрал свободу. В кабаке подрабатываю. Вроде тапёра.
- А нас туда не возьмут? – Курт загорелся желанием сыграть группой.
- Нет, они мне-то платят еле-еле.

За неделю трио отработало девять вещей Курта. Получился неплохой концерт. Крис, совмещавший должности ударника и менеджера группы, договорился выступить в клубе студенческого городка. 
Первый концерт не удался. Публика принимала группу без энтузиазма, народ был либо пьян, либо обдолбан. Но Крис не давал приятелям падать духом. На следующей неделе он получил разрешение «разбавлять» выступления девушек в стриптиз-театре ресторана «Бездна». Курт с пол-оборота завел публику, умудряясь в проигрышах исполнять головокружительные акробатические па. Падение на колени и музицирование в положении «гимнастический мостик» было самым простым из выкрутасов Криса. Он задирал ногу на стену чуть ли не до шпагата и, уронив туловище вниз, солировал на гитаре в непонятной позе «наизнанку». Причём, играл в основном на одной струне – не зря год практиковался на «однострунной» гитаре. Правда, в раж вошёл Курт после того, как капитально накурился травки.
Публика аплодисментами отдавала предпочтение музыкальной группе, а не раздевающимся девочкам. Девочки были все одинаковые, приевшиеся, а группа вытворяла что-то необычное.
Всё лето группа гастролировала по ресторанам и клубам. У Криса появилась возможность выбирать престижные места и хорошо оплачиваемые предложения. Курт, как музыкальный руководитель, переименовал группу сначала в «SKIN HED», затем в « WINTOPLJASS».
Появились деньги. Ребята стали жить в удовольствие. Курт продолжал сочинять песни. Их набралось уже с дюжину. Манеру пения «с надрывом» он перенял у своего тёзки – Курта Кобейна.
Пора было брать постоянное название для группы. Курту хотелось, чтобы название было звучным, красивым, но спорным в плане его толкования.
В конце концов, Курт не стал изобретать велосипеда и окрестил группу «NIRVANA-RUS».
Ребята пахали на износ. Контракты шли один за другим, группу рвали из рук в руки. Музыканты торчали на сцене ежевечерне по четыре - пять часов, даже в сортир сходить было некогда. А днём – репетиции.
Неожиданно сломался Энди.
- Мужики, я не мыслю себя без музыки, - пьяно стучал он кулаком себе в грудь и жаловался со слезой, - но играть каждую ночь два месяца подряд, это слишком. И конца не видно!
Уход Энди проблем не создал. Крис сделал пару звонков и сообщил Курту, что нашёл толкового парня.
Нового клавишника звали Фостер. Правда, в паспорте он назывался Фёдором. Одевался в кожу и снисходительно смотрел на цветные тряпки и балахоны Криса и Курта.
- Курт, у тебя никакого имиджа! – заметил он, скривив губы. – Полупанк, полухиппан… Полудурок, короче. Но музыка твоя мне нравится, поэтому я тебя уважаю.
На первом же концерте Федя-Фостер обдолбался вусмерть и забыл не только про имидж, но и про самого себя. На следующий день он впал в крутой депресняк, что, впрочем, не мешало ему на последующих концертах выдавать соответственно настроению такие импровизации, каких Курту не придумать бы ни в жизнь.
Группу пригласили выступать в ночной клуб «Нирвана». В «Нирване» выступает «Нирвана»! Это бал крутой пиаровский ход для клуба. Впрочем, музыкантам такая реклама во вред тоже не шла.
На одном из концертов Курт играл на гитаре, прислонившись к стене, но… стоя на голове! Это было потрясающее зрелище. Причина такой эпатажности была всё та же: перед концертом Курт и Федя обкурились анаши.
Дальше Курт повёл себя непредсказуемо. Порвал все струны, кроме одной и выдал на сохранившейся виртуозное соло. Потом буйное состояние Курта вдруг сменилось апатией и он попросту ушёл со сцены. Музыканты играли минут десять, дожидаясь солиста. Курт вернулся, как ни в чём не бывало, и продолжил петь. В конце концов, он снова вошёл в раж и разбил гитару о колонки.
Курта поддержал Федя и переломал ножки у всей «стоячей» аппаратуры. Такого погрома на сцене «Нирваны» ещё никто не устраивал, подпитые зрители тащились со страшной силой.
С этого дня за Куртом закрепилась кличка «Убийца гитар».
От работы на износ ребята устали и начали ссориться. Впрочем, дело было не только в накопившейся усталости и раздражении. Курт всё чаще придирался к Фёдору, который «совсем разучился держать мощный драйв».
Крис в свою очередь орал на Курта:
- Я не могу смотреть, как ты издеваешься над гитарой, выдирая из неё внутренности! Каждый инструмент имеет свою душу, и твой вандализм вызывает у меня желание дать тебе по башке. Играть в одной компании с сумасшедшим меня совсем не прикалывает! Мы выглядим на сцене, как пациенты дурдома!

                =3=

Курт сосал коктейль в баре «Нирваны» перед очередным ночным концертом. Друзья сидели здесь же. Настроение поганое, все устали, были недовольны друг другом. Любое слово или предложение вызывало раздражение, поэтому сидели врозь и молча.
За стойку рядом с Куртом подсела девчонка, заказала апельсиновый сок. Посасывая через трубочку, с живым любопытством косила глазом молодой серны. Она явно знала Курта, но не приставала с желанием поговорить или познакомиться.
Курт откровенно разглядывал девчонку. Симпатичная. Какая-то изящная, как искусно сделанное украшение. Большие влажные глаза, тонкий прямой нос, возбуждающие губы под «мокрой» помадой, аккуратный подбородок. Чистая, по-детски нежная кожа.
Курт не удержался и прикоснулся пальцем к щеке девушки. Соседка дрогнула глазом, но не отстранилась. По едва шевельнувшимся губам можно было догадаться, что она сдержала улыбку.
Курт провёл пальцем по плечу девушки, по предплечью, тихонько прикрыл её ладонь. Спросил:
- Пойдёшь ко мне… на концерт?
- На концерт пойду, - кивнула девушка.
- Я скажу, чтобы тебя… - начал Курт, но девушка прервала его.
- У меня есть билет.
Курт опечалился, что у девушки есть билет, и он не может позаботиться о ней. Ему вдруг со страшной силой захотелось о ком-то заботиться. Он добился успеха, он популярен, его уважают, у него есть деньги, он снимает хорошую квартиру… А для кого всё это? Пить, жрать надоело. Одноразовые девчонки?  Федя называл их пиявками, Крис – эксплуататорками. Все они хотели денег.
- Подождёшь меня после концерта? – неожиданно для себя спросил Курт. Чуть ли не умоляюще спросил.
- Хочешь построить со мной любовь? В качестве грелки на ночь я не гожусь, - подумав, решила девушка.
Курт тяжело вздохнул. Сказать, что он не хотел эту куколку, значило бы соврать. Но желание обладать телом девушки на сегодня было не главным его желанием.
Крис согласно качнул головой.
- Да, мне нужна грелка.
Девушка презрительно сощурилась.
- На душу.
Девушка удивлённо посмотрела на Криса.
- Терпеть не могу «Общагу» и её «строителей»… Как тебя зовут? – спросил Крис.
- Кэтрин Лав.
- Кэтрин Лав. Это для публики. А на самом деле? Катя?
- Да, Катя. Лаврентьева.
- Устал я, Катюш.
Крис не стал объяснять, от чего устал.
- Понимаю, - помолчав, качнула головой Катюша. Крис почувствовал, что она на самом деле понимает его. 
- Замотался я на концертах. Мужики, и те бастуют. Какая, к чёрту, говорят, это жизнь, когда всю ночь на сцене убиваешься, а днём отдохнуть невозможно. А я, к тому же, ансамбль тяну. Солист, руководитель. Обратился к психологу, помоги, говорю, расслабиться. Он назначил какую-то гадость. Вроде и расслабляла поначалу. А потом то же самое. И, чувствую, подсел я на неё, хуже, чем на наркоту. Желудок болеть начал…
 Девушка выпростала ладошку из-под ладони Криса, положила её сверху. Крису стало так балдёжно, как не бывало от дозы анаши. Он ощутил заботливость женщины о себе, нежность матери к уставшему от беготни ребёнку.
- Только я волчица. И хожу сама по себе. И не прощаю тех, кто пытается обидеть меня.
- Обижали? – без любопытства спросил Крис. 
- Пытались. Не смогли. А кто сильно пытался – до сих пор жалеет. Я гордая волчица.
- А я волк. Загнанный. Хочется ткнуться мордой в заботливый тёплый бок, закрыть глаза, и чтобы такая вот ладошка…
Крис наклонился и поцеловал кончик душистого пальца.
- Но не больше, - серьёзно предупредила Катюша.
- Зуб даю! – щёлкнул пальцем по зубу Курт и поцеловал девичий палец у основания.
Девушка погрозила пальцем.
Курт поднял руки вверх, сдаваясь на милость девушки.
- Сегодня я буду петь для тебя, - пообещал он. – Подождёшь?
- Как будешь петь. Может, подожду.

Курт в эту ночь пел так лирично и сексуально, что к финальным композициям весь зал, разбившись на пары, обнимался в медленных танцах и беспрерывно целовался. Почти в каждую песню Курт умудрялся вставить имя Катя, Катюша, Кэтрин или Кэт.
После концерта Курт повёз Катюшу к себе.
Первая же попытка обнять и поцеловать девушку была яростно отбита. Курт едва упросил девушку остаться, клятвенно пообещав, что ничего подобного не повторится.
- В общем, так. Последнее предупреждение, - негромко и задумчиво проговорила Катя, и Курт понял, что это предупреждение на самом деле последнее. – Третьего раза не будет. Малейшая попытка и… Я предупредила тебя, что в качестве ночной грелки я не гожусь.
- Всё, Катюш! – так же спокойно и на полном серьёзе поднял руки вверх Крис. – Я понял тебя. Ты не из тех, кого снимают. Мы просто посидим тихонько, помолчим или поговорим.
- И никакого спиртного, - добавила Катя. - От спиртного парней на приключения тянет. И мне тогда придётся убить тебя, а парень ты, вроде, неплохой, да и музыкальные надежды подаёшь.
В знак безоговорочного согласия Курт приложил руку к сердцу.
Начала Катя с того, что собрала разбросанное по квартире шмотьё в кучу и запихала всё в шкаф.
- Как ты можешь в такой свалке жить? – искренне удивилась она.
Курт тоже удивился. Потому что по мере передвижения Катюши по квартире жилище как-то преображалось, становилось уютнее.
Пошарив на кухне, Катюша нашла молотый кофе. Понюхала, восторженно воскликнула, что кофе натуральный, а не смесь желудей, цикория и жареного ячменя.
Налила воды в стеклянный графинчик и поставила его на огонь.
- Не лопнет? – опасливо покосился на огонь Курт.
Катюша с улыбкой упрекнула Курта:
- Глуп-пый! Это же кофейник, и предназначен для варки кофе!
- Вот не знал… - удивился Курт. – А я всё думал, на кой чёрт такой маленький графинчик?
- Коньяк есть?
- Ты же сказала, без алкоголя.
- Глуп-пый! Если коньяк стаканами глотать, как вы делаете, тогда от него дуреешь. А когда ложечку в чашечку – это для вкуса и для истомы в усталом теле и мозгах.
Курт пошёл в зал за коньяком.
- Открой бутылку там, я в зал принесу кофе, - распорядилась Катюша вдогонку. – И музыку включи спокойную.
Скоро по квартире распространился запах кофе.
«Странно, - подумал Крис, - я тоже пытался варить кофе, но он никогда не был таким ароматным».
Катюша принесла в зал кофейник, чашки, сахар, поставила на стул рядом с диваном, разлила по чашкам. В каждую чашку плеснула немного коньяку.
- Катюш, можно я сяду рядом с тобой на полу, - попросил Курт.
- Са-ади-ись! – с улыбкой щедрой царицы снисходительно пропела разрешение  Катя.
Курт сел у ног девушки и осторожно прислонил голову к её коленям. Протянул руку к кофе и замер, словно выжидая, какой будет реакция девушки.
Реакция была спокойной.
- Ладно уж. Но не больше! – остерегла Катюша и ласково дёрнула Курта за волосы.
- Это может показаться странным, но у меня в жизни никогда не было девушки, которой я мог бы положить голову на колени и успокоиться. - Курт вздохнул. – Устал я, Катюш!
Девичьи пальцы взъерошили волосы Курта, заботливо накрыли лоб.
Курт чувствовал, как благодатное тепло струится из Катиной ладошки через лоб прямо ему в голову.
- Боже, ты целительница! – восхитился он негромко. – Никакие таблетки не действовали на меня так успокаивающе, как твоя ладонь!
- Ужас какой! – шутливо возмутилась Катя. – Девушка действует на него, как снотворное!
Курт дёрнулся, но Катина рука из успокаивающей моментально превратилась в укрощающую:
- Тих, тих, тих… Я пошутила! Пациенту в данный момент нужны покой и расслабление! Ты «Общагу» по телеку смотришь?
- В стоматполиклинике когда работал, пару раз смотрел.
- Ты что, стоматолог, что-ли? – поразилась Катя.
- Нет, что ты. Я не у дел был, без жилья. Устроился в поликлинику сторожем. А что там с «Общагой» интересного? – спросил Курт. Он поудобнее устроил голову на коленях девушки. В общем-то ему было совершенно неинтересно, что творилось в какой-то телеобщаге. Так спросил, для поддержания разговора.
- Да ты о целительстве заговорил, я и вспомнила. Конкурс там был, кто из парней кулаком доску разобьёт.
- Это каратистом надо быть, - безразлично заметил Курт.
- Да нет, доски тонкие были. И инструктор у них был, профессионал. Объяснил, как надо бить. Доску надо жёстко держать, чтобы руку не травмировать. А один там, Игорь, подставил приятеля, Димку-Большого. Тот руку разбил.
- Сволочей везде много встречается, - пробормотал Курт.
Он не хотел думать о каких-то сто лет надоевших шоу, о том, как на телевидении один подставляет другого… Он этого и в реальной жизни наелся. Курт расслабился под девичьей ладошкой, теребившей его волосы, гладившей между делом его лоб… Такого он никогда не испытывал.
- Я о тебе ничего не знаю. Не похоже, что ты из глупых фанаток, - заметил он как бы для себя.
- Мне нравится, как ты поёшь, но я не экзальтированная фанатка, - улыбнулась Катя. 
- Ну а вообще, кто ты?
- Обычная девчонка. Мать психологом работала. Но больше, по-моему, мужиков тестировала, чем… В общем, надоели мы друг другу и мирно расстались. Теперь живу самостоятельно. Иногда забегаю к матери. Работала стриптизёршей… Но хозяевам мало, что ты трясёшь телесами перед пьяными мужиками. Надо, чтобы они тебя заказывали. А я на неоговорённые в трудовом договоре услуги не шла. Поэтому часто меняла места работы. В школе немного музыкой увлекалась. С подругами группу организовали, вроде начали раскручиваться. Но продюсер, сука, сам понимаешь… С подружками-то у него тихо-мирно прошло, они не сильно брыкались. А когда меня пытался завалить в постель, я немного похулиганила. Продюсера – в больницу, меня – слава богу, не в тюрьму. Но из группы ушла.
Катюша умолкла, вспоминая пережитое. Её пальцы медленно плавали в волосах Курта. Курт боялся пошевелиться. Сидеть вот так, приклонив голову на колени девушки – это мечта.
- Не любишь ты мужиков, - сказал, наконец, Курт.
- Не люблю сволочных мужиков, - поправила его Катя. – А к нормальным отношусь нормально.
Она осторожно ухватила и потрясла его за волосы.
- Хочешь, я тебе песню спою? – спросила вдруг, и потянулась за гитарой, стоявшей сбоку от дивана. – Садись рядом, а то я тебе по барабану гитарой…
- Готов предоставить тебе свою голову в качестве ударной установки, - согласился Курт.
- А зачем вы инструменты бьёте на концертах? – спросила Катюша, перебирая струны и прислушиваясь к звучанию гитары.
- Понимаешь, чтобы публика вспоминала концерт и говорила потом знакомым: «Супер!», надо завести их… Чтобы драйв был… Чтобы уходили с концерта с визгом в душе. Вот мы и заводим их. А чтобы завести, надо самим завестись. Без куража трудно. Нас однажды поставили на разогрев перед группой «SONIC YOUTH». Ну а перед концертом мы изрядно загрузились дурью и начали выступать, что наша группа круче, и это их надо ставить на разогрев публики перед нами. В общем, дело дошло до крутой разборки, до показательных кулачных боёв на сцене. Там ещё одна группа была, совсем отстойная, кинулись нас разнимать. Публика тащилась, ты бы видела! Ну, мы чуток расквасили друг другу носы, а потом по очереди исполняли песни. Публика на ушах! Визжат, если у кого песня круче. А потом вместе что-то забацали. Это был полный финиш! А эти, на подпевках которые, хотели обмыть свой дебют, налили ведро шампанского… А мы подошли и написали им в ведро.
- Какая гадость, - буркнула Катя.
- Да я понимаю, что гадость. Но когда сам куражишься, когда видишь, что публика в раж входит, тут иногда неадекватные вещи творишь. Крис однажды выдал крутое соло и подбросил гитару вверх. А она ему на башку грохнулась. Отвезли беднягу с мозготрясением в лекарню. Я так думаю, - Курт задумался, формулируя мысль. – Рок-музыка – это очень своеобразная музыка. Это часть жизни молодёжи, образ жизни. Битьё гитар и морд на концертах, это своего рода имидж рок-музыкантов и групп. Так же, как наркота… Так же, как… гибель музыкантов.
- Типун тебе на язык.
- На самом деле. Знаешь, наверное, сколько рок-музыкантов погибло. Они - жертвоприношения рок-музыке…
Курт умолк.
Катя тихо перебирала струны.
- А что человек чувствует, когда его считают первым номером среди музыкантов? – спросила она с интересом.
- Да то же самое, что и номер десять. Разве что больше людей стараются вылизать ему задницу.
Катюша запела высоким и чистым голосом. И играла она не «в три аккорда», а довольно профессиональным перебором. И песня была не знакома Курту. Довольно сложная, она хорошо бы вошла в их психоделический концерт.
- Классная песня, - похвалил Курт. – Не слышал раньше.
- Это моя песня.
- Твоя?! – поразился Курт.
- По виду не скажешь, что я могу написать песню? – посмеялась Катя.
- Я скажу, что ты самая чудесная девушка из всех, кого я встречал в жизни! – воскликнул Курт и чуть не кинулся на Катю с объятиями. Но, увидев остерегающий взгляд, остановился «на взлёте», вздохнул и «оплыл на подходе».
- Ладно, хорошее должно кончиться до того, как начнётся плохое, - вздохнула Катя. – Вызови мне такси, поеду я.
- Как… Уже? – удивился Курт. – Ты меня сначала за ручку провела в рай, а теперь бросаешь…
- В серый быт, - прервала его Катя. – Курт,  всё будет хорошо. Я обязательно приду к тебе и… сбудутся твои мечты. Не гони лошадей.
Катя чмокнула Курта в щёку.
Курт накрыл место поцелуя рукой и замер в грустной задумчивости.
- Слушай, я скажу ребятам, что у тебя есть классная песня, мы аранжируем ее, и ты выступишь вместе с нами! Согласна?
- Согласна, - засмеялась Катя. Так смеются взрослые, обещая ребёнку подарок за его обещание вести себя хорошо. – Я не потеряюсь, Курт, не бойся. Вызывай такси.
                =4=

После отъезда Кати Курт до того затосковал, что хлобыстнул полстакана коньяку. Потом у него разболелся желудок. Тоже, наверное, с душевного расстройства. Вообще-то желудок у Курта частенько побаливал. Чтобы приглушить боль, Курт, как обычно в таких случаях, заправился кокаином. Потом добавил ещё дозу. Боль стихла, но без Катюши ему стало до того тошно, что он вышел проветриться. Шёл по улице, бормотал что-то себе под нос. «Катя, Катенька, Катюша…» – негромко распевал имя, стараясь придумать из него песню.
Вдруг уткнулся во что-то холодное, кожаное. Сфокусировав глаза и настроив сознание на приём, увидел перед собой двух милиционеров.
- Кто такой, куда, документы! – не сказать, что сердито, скороговоркой потребовал тот, в которого уткнулся Курт.
Курт бессмысленно порастопыривал пальцы, сделал сожалеющий жест – извините, мол. Глубоко вздохнул. Ему было хорошо от того, что он познакомился с прекрасной девушкой, с Катюшей. Но было очень плохо, что она ушла. Но она обещала вернуться, и это было чудесно. Но придёт она неизвестно когда – и это отвратительно…
- Катя… - смог выдавить Курт из себя и вложил в прекрасное имя всё хорошее, что он прочувствовал за сегодняшнюю ночь, и все те прекрасные ожидания, которые его будут томить до следующей встречи.
- Катя? – усмехнулся милиционер. – Что-то ты, Катя, небритая сегодня какая-то.
Второй милиционер приблизил голову и принюхался.
- Водкой не пахнет. Обдолбанный. Повезли к нам.
- Пойдём, Катюш, - заботливо взял Курта под руку первый милиционер и повёл к стоящей рядом машине.
Слово «Катюша» для Курта было тем золотым ключиком, сказав которое, любой человек мог забраться к нему в душу и приказывать что угодно.
- Катюша… - блаженно повторил за милиционером Курт и без сопротивления побрёл в машину.

Через несколько часов он очнулся в милицейском обезьяннике.
Жутко болел желудок, в голове полнейший кавардак…
«Катя!» – вдруг вспомнил Курт.
В клетке вместе с ним сидели два грязно одетых мужика, наверняка бомжи.
Курт встал, подошёл к решётке. Поодаль виднелся стол дежурного, но милиционера за столом не было.
- Есть кто живой? – позвал Курт и постучал кулаком по решётке.
Судя по светлому окну, на улице была не ночь. Курт глянул на руку, но часов не нашёл. Да и были ли…
- Эй! – громче крикнул и постучал Курт.
- По башке постучи! – донеслось откуда-то сердитое предложение.
- Я извиняюсь… А сколько времени?
- Шесть.
- А… Дня или вечера?
- Какая тебе разница! Утра.
- А можно мне выйти?
Курт имел в виду, чтобы его отпустили.
- Приспичило, что-ли?
- Да, да… - ухватился он за чужую мысль. Хотя бы это, чтобы, наконец, появился человек, от которого зависело его пребывание за решёткой.
Выговаривая многочисленные цензурные и нецензурные недовольства, к «обезъяннику» подошёл немолодой милиционер с прапорщицкими погонами, погремев ключами, открыл дверь.
- Выходи, стой здесь, лицом к стене, - указал Курту.
Курт послушно стал, где ему приказали. Раз служит прапором, значит из простых. Как к нему обращаться? Решил никак не обращаться.
- Можно я уплачу штраф и пойду домой? – спросил Курт.
- А у тебя и бабки есть? – живо заинтересовался милиционер.
Курт пошарил по карманам, но кошелька не обнаружил.
- Были… вроде, - расстроился он.
- Значит, не были, - подвёл итог милиционер. – Ты в сортир идёшь или нет?
- Иду, - согласился Курт,  соображая на ходу, как ему выбраться отсюда. – А можно позвонить? Приедут друзья, привезут деньги…
- Взятку предлагаешь? – остановился милиционер и угрожающе уставился на Курта.
- Нет, нет, нет, не взятку. Я оплатить штраф!
- А что, в чём-то виноват?
- Ну-у… Раз здесь, значит в чём-то виноват… - рассудил Курт.
- Правильно рассуждаешь, - рассмеялся милиционер и подтолкнул Курта. – А в чём виноват? Может, ты человека убил!
- Не-е-ет… - категорически отверг страшную мысль Курт. – Тогда бы меня в тюрьму увезли.
- Прямо сразу и в тюрьму? – усмехнулся милиционер.
- Ну, я не знаю. Но не к бомжам же…
- А сам-то ты не бомж? – подколол милиционер.
- Не-ет, я музыкант, - успокоил милиционера Курт.
- Музыка-ант? – с подчёркнутым уважением насмешливо повторил милиционер. – И где же ты музыку играешь?
- В «Нирване».
- Что ты в нирване, это мы видели. А сегодня, похоже, ломка. Да?
- Группа «Нирвана» называется.
Милиционер был пожилым и слышал что-то в своей молодости о модной группе «Нирвана».
- Это у которых солист? Как его… С немецким именем… Курт, как его?.. – покрутил милиционер пальцем перед Куртом.
- Курт Коби, - подсказал Курт.
- Точно! Курт Кобин! – обрадовался милиционер. – Ох и нарезали мы под этого Кобина.
- Так это же я и есть, - снисходительно сообщил Курт.
Милиционер остановился. Взяв за плечо, остановил Курта. Подозрительно вгляделся ему в лицо.
- А сколько тебе лет? – задал он откровенно провокационный вопрос.
- Двадцать один.
- И ты лидер группы «Нирвана»?
- Да.
- Курт Кобин?
- Курт Коби.
Курт снисходительно смотрел на милиционера. Как приятно быть популярным. Вон как у служивого крышу от восхищения снесло!
- Ну ладно… Начальство разберётся, - как-то не очень фанатски решил милиционер.
Не успели она сделать и нескольких шагов, как навстречу вышел молодой капитан.
- Куда? – спросил он недовольно.
- Приспичило. Ночью задержали, - пояснил прапорщик.
- Нарушал? – строго спросил капитан.
Курт устал, у него жутко болел желудок. Он почти не слушал, что говорили между собой служители порядка.
- Наколотый, вроде. А сейчас, похоже, ломка. Да и… музыкантом представляется.
- Ну и что? – пожал плечами капитан.
- Во времена моей молодости была группа, «Нирвана» называлась. И лидер у неё Курт Кобин… Парень, - дернул прапорщик за локоть Курта. – Ты в какой группе играешь?
- А? – очнулся Курт.
- Ты в какой группе играешь?
- В «Нирване».
Милиционеры многозначительно переглянулись.
- А звать тебя как?
- Курт Коби. Я прошу прощения… - Курт схватился за живот и мучительно сморщился. – Можно, я позвоню ребятам из группы, они привезут деньги, чтобы заплатить, если я чего нарушил… Желудок у меня болит жутко…
- А документы у него есть? – спросил капитан прапорщика.
- Нету.
- Ну, тогда до выяснения.
- Я прошу прощения… - Курт ни в коем случае не хотел «нарываться». Он знал, что с «блюстителями» скандалить – себе дороже. – У меня желудок болит… Мне на репетицию надо. Мы сегодня солистку должны принять…
- Ну что,  - решил капитан. – Если человеку плохо, надо его проконсультировать у врача.
- Понял! – бодро согласился прапорщик. – Щас свозим!

Завели в кабинет. Курт потом вспомнил, что на двери была какая-то табличка, но что написано, не обратил внимания. Кабинет строгий, ничего лишнего. Крашеные грязно-розоватые стены, кушетка под светлым дерматином. За письменным столом кухонного цвета спиной к высокому зарешеченному окну –старушка в белом халате. Коротко стриженые под антикварную «комсомолку» седые волосы. Папироску бы ей в зубы.
Не глядя на вошедших, шевельнула пальцем, указала на стул перед столом:
- Садись.
Голос надтреснуто-сухой, безразличный.
Один из санитаров сел на табурет сбоку стола. Расторопно открыл папочку с бумагами, насторожился писать. Так охотничьи собаки вытягиваются в стойку, чуя добычу.
Второй замер у двери в позе охранника.
Случайно глянув на стул, Курт увидел торчащий из сиденья гвоздь. Не успев удивиться, осторожно сел на край стула. С опаской ухватился за гвоздь пальцами. Если на такой сесть с размаху, мало не покажется.
- Сел на край стула, что говорит о неуверенности пациента, - безразлично прокомментировала старуха.
Секретарь-охранник с педантичностью автомата записал комментарий.
- Пардон, мадам, из стула гвоздь торчит… - подчёркнуто вежливо возразил Курт. – Если сесть «уверенно» – работы двум хирургам на час хватит…
- Конфликтен, - автоматом отреагировала на возражение пациента старуха. - Сочетание неуверенности в себе и конфликтности делает субьекта неуживчивым в обществе.
Курт тяжело вздохнул, открыл было рот, но решил отмолчаться. Больше молчишь – меньше комментариев от старухи.
- Спиртное часто употребляешь? – скорее утверждая, чем спрашивая, буркнула старуха.
- Раньше пиво пил. Теперь не пью, - слукавил Курт.
- Сокрытие факта употребления  является свидетельством наличия заболевания, которое субъект пытается скрыть.
- Я не скрываю, у меня желудок болит, - пожаловался Курт. Перекинув ногу через гвоздь, он сел удобнее, прислонившись к спинке стула.
- Подчёркивает, что может быть самоуверенным и развязным, - тут же отреагировала на перемену позы старуха.
- Так сидеть нельзя, так нельзя! – не сдержался Курт. – Подскажите, как надо сидеть, глубокоуважаемый специалист по сидению!
- Прямо, сдвинув коленки, - безэмоциональным автоматом отреагировала старуха. И так же равнодушно вынесла приговор: - На обследование в стационар.



                Часть пятая. РОМАНТИЧЕСКОЕ НАЧАЛО

                =1 =

- Леонид Михайлович, Сергей всё же решил уехать, - доложила Ксения Трахенбергу.
Она пришла к нему в кабинет сразу после окончания съёмок.
- Каким образом? – скучно спросил Трахенберг, разглядывая боковую стену кабинета, уставленную множеством мониторов, на которых отображались все уголки общежития. На двух или трёх было видно, как по коридору шли участники шоу. Сам Трахенберг сидел посреди кабинета за полукруглым столом, одно крыло которого было развёрнуто к мониторам, другое - к двери. Трахенберг на крутящемся кресле  походил на охранника за пультом теленаблюдения. – В нарушение контракта? 
- В четверг на голосовании он получит «чёрную метку» от приятелей.
- Ну, во-первых, у нас есть время, чтобы отговорить мальчика от скоропалительного решения.
Трахенберг щёлкнул тумблером и поменял изображения на мониторах. Жестом предложил Ксении сесть.
- Минимум до четверга, - продолжил он. - Во-вторых, ещё неизвестно, кого мальчики и девочки заклюют на голосовании. Его благородное решение относительно возлюбленной, оставшейся дома, в глазах многих выглядит лучше, чем заявление той малышки, которая пообещала им показать, где раки зимуют, после того, как она адаптируется…
- А зачем выбор девушек вы назначили на сегодняшний вечер, а не на завтра? Они даже оглядеться не успели? – перебила шефа Ксения.
- Твоя задача - накручивать, нагнетать обстановку, не давать им оглядеться и задуматься. В этом случае у нас больше шансов заставить их поступить так, как нам нужно, а не так, как захотят они. Не давай им времени осмыслить происходящее. И не перебивай меня, если я не закончил мысль.
Трахенберг недовольно постучал пальцами по столу.
- Отпускать Сергея нам не выгодно. Потому что у них с Игорем складывается очень интересный тандем. Наглость против интеллигентности и прочее… Из этого может возгореться интересное пламя. Конфликт. Далее… Не вздумай развлекать их. Пусть всем будет скучно. Чем скучнее, тем больше возможностей для интриг и склок. Когда человеку нечем себя занять, он занимается глупостями. Интриги и конфликты для реалити-шоу - золото!
- Но он твёрдо собрался уезжать! – воскликнула Ксения.
- Гос-споди… - как от надоедливого чужого ребёнка, отмахнулся Трахенберг. – Нашла о чём беспокоиться… Эта проблема не проблема, и решается элементарно.
Трахенберг поджал губы и посмотрел в сторону.
- Вечером он скажет, что остается, и будет бороться за приз. Занимайся своими делами, не трогай Сергея и… Пришли ко мне Николь.
- Хорошо… - удивлённо произнесла Ксения и вышла из кабинета.
Минут через десять в кабинет вошла Николь. На лице огромные солнцезащитные очки. В красивой выжидательной позе молча прислонилась к стене у двери.
- Сними очки… - недовольно проговорил Трахенберг. - Что за привычка, ходить в тёмных очках, когда и без них темно…
- Мне света хватает, - вяло проговорила Николь, но очки сняла.
- Терпеть не могу, когда глаза прячут. Ладно, любительница полумрака, проходи, садись. Не на работе, - разрешил Трахенберг.
Николь прошла к столу, села, соблазнительно забросила ногу на ногу.
Трахенберг скользнул взглядом по высоко обнажённым бёдрам, но промолчал.
- Сергей собрался уезжать, - сказал он после недолгого молчания. - Глупость, конечно… Тем более, что он нужен для шоу.
- Хороший мальчик, - согласилась Николь. - Неиспорченный.
Трахенберг усмехнулся.
- Да, такого сорта он, возможно, здесь один.
- Армянчик ещё, - заметила Николь. - Но тот поопытнее.
Трахенберг пропустил мимо ушей замечание девушки.
- Сергей должен остаться в шоу. И это твоя задача, - распорядился он. - Уговори его, соблазни… Не мне же этим заниматься, чёрт побери!
- Да уж, вам соблазнить юношу труднее, чем мне, - усмехнулась Николь. 
- Прикуси язык! Или вернёшься туда, откуда я тебя взял, - без злости осадил девушку Трахенберг. -  Труднее, если пацан не гей.
- А он не гей… - уверенно сказала Николь.
- Совершенно верно, - удовлетворённо кивнул головой Трахенберг. -  Маленький пример манипуляции твоим сознанием. Я запланировал и лёгким движением языка добился признания, что ты справишься с соблазнением пацана. Теперь твоя задача - лёгким движением языка, бедра… или чего хочешь, увлечь мальчика и заставить его остаться в проекте. Пацан юный, неопытный. Тебе не составит труда. Пораскинь мозгами… телом. Твоё дело, как. Мне важен результат. Иди, работай.
Скользнув по Трахенбергу холодным взглядом, Николь вышла.
Трахенберг посидел, глядя на дальний угол стола. Сказал недовольно, со старческой ворчливостью:
- Что за привычка у молодёжи, кочевряжиться по мелочам? Не эндшпиль, даже не миттельшпиль. Начало партии. Здесь и думать не надо – делай стандартные ходы! До настоящей игры дожить надо!

                =2 =

Парни разбирали вещи в своей комнате, раскладывали мелочь по тумбочкам, развешивали одежду по шкафам.
- Игорь, почему ты выбрал не ту мышку, про которую говорил, а Белоснежку из эротического мультфильма? – спросил Резо.
- Я, вроде, никому не помешал, - пожал плечами Игорь. – А мышка, похоже, кусачая. Да и, по-моему, девственница. На кой чёрт она мне нужна? С Камиллой, мне кажется, проще договориться. Молодая, без апломба. Да и мордашка посмазливее.
- Дэвствэнныца, прочитавшая много книжек, знает про сэкс болше, чэм тупая шмара с богатым опытом, - глубокомысленно провозгласил Резо, назидательно подняв указательный палец вверх. – И эслы её взять за нежное место…
Сергей лежал на кровати, заложив руки за голову, безучастно смотрел в потолок.
- Ты что, на самом деле решил покинуть шоу? - негромко спросил его Армен. Кровать Армена стояла по соседству.
- Да, - коротко ответил Сергей. Подумал и добавил: - Я думал, здесь будет телешоу, соревнования в борьбе за призы… А здесь…
- Да нормально всё! – бодро воскликнул Дима-Большой. – Сколько я общаг переменял за свою жизнь… Поначалу было интересно. Свобода, любовь…
- Любовь в общаге? – вмешался Игорь. – Не смеши людей! Любовь в общаге… Бред и заблуждение, как «мир, труд, май» в советское время. В общаге каждый закуток, каждая щелка кричит: «Секс! Оргазм! Свобода!»
- Это ты про какую щелку, слушай, а? – Резо весело погрозил Игорю пальцем. – Щютник, а?
- Тебе хорошо, Резо, - вздохнул Большой. – У тебя с Марией всё тики-тики. А наши хоть бы подмигнули, что согласны.
- Да-а… Хорошо, если бы здесь был гарем! – мечтательно протянул Резо и тут же беспечно отмахнулся. – Вай! Не одна, так другая согласится. Две в запасе есть. Все они приехали за этим делом! И чем дальше, тем злее будут. Девчатам всегда секса не хватает! Это вам говорит Резо Каланадзе, популярный диктор телевидения и любимец женщин Тибилиси! Сколько их у меня было – со счёта сбился! Не за жизнь, нет! За месяц, за неделю! Ваши сейчас ждут. И я вам скажу, женщина сходит с ума в ожидании мужчины. Скоро они сами будут вешаться вам на шеи. А вы будете их стряхивать!
Резо показал, как небрежно он стряхивает пыль с одежды. И тут же тяжело вздохнул:
- Строить отношения, пары образовывать... Ну, пару мы с Машей образовали. А секс-то когда будет? Вах, как моя душа и тело соскучились по теплу! По теплу женского тела!
- Отогреешься, Резо, когда мы проголосуем и разрешим вам этим делом заниматься! – рассмеялся Игорь и хлопнул ладонями по бёдрам от восторга.
- Вай! Так голосуйте, чёрт возьми! – возмутился Резо.
- Э, нет, Резо! Голосование по четвергам. Так что, жми кулак, и терпи! И пой арию Кармен из оперы… Кто там её написал? «О, Хулио! О бедный мой Хулио!» – рыдающе пропел Игорь.
- Средневековье, слушай! Пытка сексом! Ты хочешь, ты видишь, что она тебя тоже хочет, а сделать ничего не можешь! Дурдом…
- Когда хочешь, но не можешь – это импотенция, - с ухмылкой заметил Игорь.
- Тьфу на тебя! Такого горя желаешь! – возмутился Резо.
- Не средневековье, а реалити-шоу «Дурдом-два», - выразил своё мнение  Большой. – Яна идёт, - предупредил он, услышав цоканье женских каблуков.
- Итак, мальчики, - сообщила Яна, без стука ворвавшись в мужское общежитие, - все продолжают отдыхать. Ужин в семь часов, во время ужина очередная съёмка. Продолжают отдыхать все, кроме… - Яна с заговорщицким видом окинула взглядом помещение, - кроме Сергея.
Сергей удивлённо уставился на Яну.
- А он что, кирпичи пойдёт грузить? – с опаской спросил Дима-Большой. – Сергей, не проси, помогать не соглашусь.
- Нет, не кирпичи, - успокоила Большого Яна. – Все будут просто отдыхать, а Сергею выпало очень хорошо отдыхать! – победоносно сообщила Яна.
У парней от удивления округлились глаза.
- За какие заслуги? – завистливо протянул Большой.
- Не хочу я отдыхать. Я домой хочу, - буркнул Сергей.
- Мальчик хочет домой! Па-ра-рам, па-ра-ра… Мальчик хочет в Тамбов! – пропел Игорь.
- Согласно контракту, ты можешь покинуть шоу в четверг, после того, как коллектив проголосует против тебя, - перешла на серьёзный тон Яна. - До этого времени ты обязан принимать участие в жизни шоу. Никто не говорит, что активно.
- Можешь пассивно, - хохотнул Игорь. –  Партнёр есть?
- Кончай хамить, Игорь, - попросила Яна.
- Кончу… только вместе с тобой, Яночка! – ухмыльнулся Игорь.
- Игорь, не мешай работать! В общем, Сергей, Николь приглашает тебя на романтическую встречу…
- О-о-о! – восхищённо и завистливо заголосили парни.
- Ай да Сергей, ай да тихоня! – восхитился Резо. – Правильную тактику выбрал! Зачем одну девушку выбирать, лучше всех сразу! А потом меняй их: понедельник, вторник, среда…
- «Неделька»! – хохотнул Игорь.
- Я бы не отказался! – вздохнул Большой.
- Романтическая встреча в интимной обстановке? – уточнил Игорь.
- Я могу отказаться? – хмуро спросил Сергей.
- Ты можешь прийти на встречу и два часа сидеть, уставившись в телевизор. Отказаться не можешь, - сочувственно развела руками Яна.
- А где будет встреча? – завистливо спросил Резо. – Слушай, почему Маша не пригласила меня на романтическую встречу, а? Я бы телевизор даже не включил! Я бы…
- На романтическую встречу может пригласить девушка или парень, не выбранные никем, - Яна прервала восторженные мечты Резо.
- А мы тоже никем не выбранные! – радостно заорал Резо. – Я приглашаю на романтическую встречу Машу!
- И не выбравшие никого. Поэтому вам, сексуальные маньяки, никаких романтических встреч, - ещё больше охладила пыл Резо Яна. – Сергей, десять минут на подготовку и я отведу тебя к Николь.
- Да не надо мне никаких подготовок… - недовольно отказался Сергей.
- Сергей, ты никогда не готовился на свидание к девушке?! – удивился Резо. – Надо же побриться, подмыться…
- Всё правильно, земеля, – похвалил Сергея Игорь. – Не надо мыться, бриться. От настоящего мужика должно пахнуть водкой, табаком и нестиранными носками!
- Фу, какая пошлость! – сморщила нос Яна. – Ну, если подготовки не требуется, пойдём, Сергей.
- Куда? – недовольно спросил Сергей.
- Сегодня романтическая встреча произойдёт в призовой VIP-квартире!
- Ого-го! – завистливым хором пропели парни.

                =3=

VIP-квартира располагалась в соседнем блоке.
Яна подвела Сергея к двери, приложила его палец к звонку.
- В общем, по контракту ты не можешь отказаться от участия в мероприятии, запланированном режиссёром. Ты, как актёр, должен участвовать в съёмках сцены. Другой разговор, что ты  не справишься с ролью. Одним словом, по сценарию, ты должен побыть в этой квартире два часа. Молча, с закрытыми глазами, упёршись лбом в стенку, или весело беседуя с девушкой – дело твоё. Скажу по дружески – Николь не будет тебе надоедать. Может быть, ты сядешь в одной комнате, а она займётся своими делами в другой комнате… Не знаю. Но отсюда вы придёте на ужин через два часа. Я ухожу, а ты жмёшь кнопку. Пока!
Яна ушла.
Сергей стоял у двери, опёршись плечом о стену. Уйти или остаться? Чёрт их знает, с их контрактом… Подписывал… А там упомянуто, что участник шоу обязан участвовать в плановых мероприятиях…
Дверь открылась. 
Николь, в домашнем халате, прислонилась к косяку рядом с Сергеем. Едва различимый запах духов, простой, как аромат лесного цветка, свежий и изящный, как летнее утро, коснулся его носа.
- Я слышала, как вы пришли. В общем, это не моя инициатива. Извини, мне хочется принять ванну…  Ждать, пока ты решишься войти, похоже, долго. Входи. Посидишь на кухне, или полежишь на диване. Я искупаюсь, и мы пойдём на ужин.
Они встретились взглядами. Глаза у Сергея насторожённые, сердитые, готовые к отпору. У Николь – спокойные, чуть усталые. Без того холода, который источала девушка на людях.
Николь медленным движением поправила ниспадающие тёмными потоками волосы и плотнее запахнула халат, будто замёрзла. 
- Не буду я к тебе приставать, успокойся, - улыбнулась она, как улыбаются взрослые, убеждая детей, что не будут их наказывать за мелкую провинность.
От девушки пахнуло чем-то тёплым и домашним. Она взяла Сергея за руку.
- Посиди на кухне. Через два часа ужин, мне не хочется время терять. У нас  в общежитии душ, а здесь – ванна… Хочу отдохнуть, расслабиться.
Ладошка у Николь тёплая и мягкая. Она держала руку Сергея, едва касаясь её. Она просила.
«Какая она… домашняя… – подумал Сергей. – Как заботливая старшая сёстра».
Николь повлекла Сергея внутрь квартиры.
- Вон там посиди, - девушка указала в сторону кухни. – Там джин-тоник на столе. Правда, грейпфрутовый, с горчинкой. Я не люблю такой. Но холодный.
Она подтолкнула Сергея к кухне. Даже и не подтолкнула, а мягко прикоснулась к спине…
Сергей шагнул вперёд… И ему не хотелось идти, потому что девичья ладошка на спине была такой ласково успокаивающей…
- В общем, посиди пока. Надоест, пройдёшь в зал, на диване поваляешься. Можешь музыку включить или телевизор. А я расслаблюсь. Я долго купаюсь. Час – точно.
Сергей прошёл на кухню. Просторная, гораздо больше, чем у его родителей. На столе полуторалитровая бутылка джин-тоника, два стакана. Один пустой, другой с газировкой.
Янтарная прозрачная жидкость в запотевшем хрустале, красивая пальма и море на этикетке… Сергей вспомнил жару на улице. Рисованное море и плеск воды в ванной смешались и родили ощущение присутствия на солнечном пляже…
Сергей вздохнул. Ему захотелось пить.
Он сел к столу, потрогал бутылку. Холодная. Налил в стакан шипящей жидкости. Понаблюдал за играющими пузырьками, почувствовал свежий запах газировки…  Отпил глоток. Да, жидкость немного горьковатая. Сладко-горько-кислая. Холодная, газированная. В общем, приятная. Сергей залпом выпил стакан, посидел, прислушиваясь, как газировка пощипывает его изнутри.
В ванной тихо плескалась Николь.
Звуки стали явственнее, дверь стукнулась о стену.
- Ой, дверь открылась, - сообщила Николь. – Квартира чужая, не знаешь, что и как закрывать… Как я мечтала в ванной поплескаться! Устала за сегодня… В мужском блоке тоже душ?
Сергей расслабился. Откинулся спиной к стене, вытянул ноги. Он тоже устал. Сутки в поезде, сегодня всё бегом… Разочарование насчёт шоу…
- Не знаю. Не было времени сходить.
- И у меня только сейчас вот…
Судя по звуку, Николь играла, переливая воду ладошками.
- Я, в общем, тоже попала не туда, куда предполагала…
Сергей закрыл глаза. Приятная тяжесть заполнила руки, ноги, лицо…
- У тебя девушка осталась дома? Вы на Волге живёте?
Сергей вспомнил, как совсем недавно они с Катюшей ходили на пляж.
- Симпатичная, наверное?
Рыженькая, вся в конопушках… Солнышко…
- Говорят, на Волге хорошо. Мои знакомые из Крыма каждое лето ездят на Волгу отдыхать.
Они с Катюшей гуляли по берегу. Его рука на её бедре… Он стряхивал с девичьего бедра песчинки, чтобы они не были препятствием между его ладонью и её телом…
Сергей вспомнил рукой её кожу… Как там говорят… Шёлковая? Бархатная? Не шёлковая и не бархатная… Её тело приятнее шёлка и бархата!
Рука Сергея независимо от сознания поднялась и описала в воздухе изгибы Катюшиного тела. Скатилась, как по горному склону, в ложбину талии… Взметнулась на округлость бедра…
Как бы он хотел, чтобы Катюшка оказалась здесь… Да…
- Да…
Николь неторопливо плескалась в ванной.
Во рту вдруг пересохло. Сергей открыл глаза, торопливо налил газировки, выпил.
- Серёжа, всё не выпей, мне оставь! – попросила Николь. – После ванной всегда пить хочется.
- Хорошо…
Серёжа… Так его называли мама и Катюшка… Молодец Николь… Не такая уж она и «пиковая «… Нормальная девчонка… Спокойная… Не навязывается…
Уставшее тело размякло… Сознание расслабилось… Сергей закрыл глаза. Убаюкивающая темнота.
Николь снова плеснулась в ванной.
Странное у неё лицо…
Сергей представил лицо девушки. Оно не было холодным. Нет, спокойное, доброжелательное лицо… Плавает в ванной… Длинные волосы в воде, как у русалки… Тело скрыто водой… Он ни разу не видел Катюшку обнажённой…
Сергей встряхнул головой, открыл глаза, налил газировки.
- Серёжа, ты обещал мне оставить газировки! – упрекнула его Николь.
- Ой, извини… - смутился Сергей. – Я больше не буду.
- В наказание сходи в комнату и включи музыку.
- Хорошо, - согласился Сергей, встал и… Дверь в ванную же открыта… Ладно, раз она сказала…
Сергей прошёл по коридору, стараясь не глядеть в сторону ванной. Но всё же боковым зрением уловил силуэт девушки, лежащей в воде. Поверхность воды была какого-то странного цвета, бордового…
Полупустой зал. Диван, телевизор, музыкальный центр. Стол, стулья, что-то типа бара с бутылками и хрусталём.
Сергей нажал клавишу на пульте центра. С полуслова комнату залил тягучий блюз. Заполнил душу Сергея истомой. Сергей постоял с закрытыми глазами, покачиваясь в такт переливам саксофона и страданиям негритянки. Открыл глаза. Повернулся.
Подошёл к бару, потрогал бутылки. Вино… Вино… Ликёр. Налил в маленькую рюмку, попробовал. Вкусно. Налил полную, опрокинул в рот. А так жжёт. Он, в общем, не любитель спиртного, много ещё чего не пробовал.
Поставил рюмку, пошёл на кухню.
Спохватился… Куда он! Там же дверь открыта!
Но возвращаться было бы смешно. Он уже стоял напротив открытой двери в ванную. Николь с закрытыми глазами лежала в воде, поверхность закрывали лепестки бордовых роз. Обнажённого тела не видно. Сергей чуть успокоился.
- Ничего себе! – не сдержал он удивления.
Николь открыла глаза, повернула лицо, улыбнулась.
- Розовое масло великолепно действует на кожу. У меня нет розового масла. Я собрала розы, которые нам подарили при вселении… Думаю, натуральный продукт полезнее, чем то, что из него делают. Принеси мне попить, пожалуйста!
«Нормальная девчонка, - думал Сергей, шагая на кухню. – Не навязчивая…»
Он вылил в свой стакан остатки тоника, принёс Николь.
- Спасибо, - поблагодарила она. Одной рукой упёрлась в край ванны, чуть приподнялась,  другую руку протянула за стаканом. Из под воды выскользнула и вновь спряталась грудь. Розовая от горячей воды, с тёмным соском.
- Пить хочу!
Николь с удовольствием отпила тоника, подала стакан Сергею.
- Садись, поболтаем, - махнула она на проём двери.
Сергей сел. Ему было приятно рядом с купающейся девушкой. Она его не боится, он от неё ничего не ждёт… Просто рядом… Русалка…
Длинные волосы Николь были уложены чалмой. Она не хотела их мочить.
Сергей пригубил стакан.
- Эй, не пей! Это моя газировка! – со смехом остановила его Николь. – Ты и так всё выпил!
- Извини, - расслабленно махнул рукой Сергей. – Что-то я…
Он рассмеялся.
- Да, что-то я… Извини…
- Правильно, выпил полтора литра джин-тоника! – это хоть и газировка, но всё же спиртное! – со смехом упрекнула Николь.
- Да ещё ликёру попробовал… - покаянно признался Сергей.
- Вот разгильдяй! – ласково упрекнула Николь. – Дай мою газировку.
Сергей подал газировку, ожидая, что и сейчас грудь Николь покажется из-под воды. Не дождался.
Николь выпила глоток.
Негритянка страдала и стонала в блюзе. Саксофон надрывался, сочувствуя певице.
- А я тоже хочу ликёра! – вызывающе сказала Николь. – Ты попробовал… Вкусный?
- Вкусный… - похвалил Сергей.
- Неси бутылку и рюмки прямо сюда! – лихо махнула рукой Николь.
- Отдыхать, так с ликёром! – поддержал её лихость Сергей.
Он принёс бутылку, две рюмки, сел рядом с ванной. Держал всё, не зная, как налить.
- Давай, подержу, - предложила Николь.
Сергей подал ей рюмки. Одной рукой Николь держала стакан с тоником, в другую взяла две рюмки. Держать было всё равно неудобно.
- Не смотри! – со смехом скомандовала Николь.
Она вернула рюмки Сергею, помогла себе рукой сесть, обнажившись почти до пояса. По её телу распластались лепестки роз. Она выловила ещё два лепестка, прикрыла ими соски.
- В западных стриптиз-барах, если соски прикрыты, не считается, что девушка обнажена.
Поставила стакан с тоником на край ванны, забрала у Сергея рюмки.
- Наливай!
Сергей с трудом заставил глаза оторваться от тела, облепленного лепестками роз. Налил обе рюмки. Николь молча прикоснулась своей рюмкой к рюмке Сергея, улыбнулась ему.
Сергей выпил полрюмки, откинулся назад, прислонившись к косяку. Не скрываясь, смотрел на лицо, плечи, грудь девушки.
- Кто же так пьёт ликёр, Серёжа! – добро упрекнула его Николь. Она тоже откинулась назад, прислонилась спиной к задней стенке. Сидела без смущения, будто в полупрозрачном платье из лепестков роз. – Ликёр надо пить по-кошачьи. Чуть-чуть на язычок и размазать по нёбу. Попробуй!
Она пригубила бокал, замерла, чувствуя, как сладкая горячая жидкость тает у неё во рту. Повторила:
- Попробуй!
Сергей взял каплю ликёра в рот, раздавил её языком. На самом деле, во рту чувствовался только приятный вкус.
- Вкусно… - признал он.
Некоторое время они сидели молча, вылизывали ликёр.
Такого блаженства у Сергея никогда не было!
Лепесток с правого соска Николь упал, но она не обратила на это внимания.
- Правда, балдёж! – то ли спросила, то ли утвердила она.
Сергей полуприкрытыми глазами ласкал топорщившийся сосок девушки.
- Я могу научить тебя ещё одному способу употребления ликёра… - Николь хитро улыбнулась. – Не знаю, правда, захочешь ли ты его освоить…
- З-захочу! – решительно заявил Сергей и подчеркнул желание  решительным движением руки.
Осознав, что он немного пьян, рассмеялся.
- Извини…
Просительно коснулся ладошки девушки.
Николь пригубила фужер, чуть наклонилась в сторону Сергея, поманила его пальцем к себе. Сергей положил руку на край ванны, наклонился в сторону Николь.
- Слизни, - указала Николь на свои губы, увлажнённые ликёром. И наклонилась совсем близко к лицу Сергея. Её тёплая грудь коснулась ладони Сергея.
Сергей осторожным поцелуем снял ликёр с губ девушки. Он чувствовал её дыхание. Он чувствовал горячую мягкость груди, распластавшейся по его кисти.
- Наверное, не распробовал, - низким воркующим голосом проговорила Николь.
Она запрокинула голову назад, отстранившись от Сергея.
«Ну куда же ты!» – взмолился Сергей и вцепился в край ванны, словно готовясь к прыжку.
Николь капнула на губы ликёру и протянула губы Сергею, наклонившись к нему ещё больше, чем в первый раз. Сергей жадно «съел» губы девушки. Его ладонь заполнило обнажённое блаженство. Нежнее этой нежности он никогда не ощущал.
- Чувствую, начинает нравиться, - прошептала Николь.
Она выпрямилась и пролила немного ликёра себе на грудь. Густая струйка потекла вниз. Николь следила за сладким потоком. Наклоняясь то вправо, то влево, заставила сползти струйку прямо на сосок.
- Лови её, убежит! – засмеялась Николь и привлекла к себе голову Сергея.
Сергей припал губами к её соску.
- Пей, Серёжа! Пей меня! – смеялась Николь, поливая себя ликёром.
Сергей поцелуями слизывал ликёр с груди девушки.
Николь смеялась, откинув голову назад. Волосы не удержались, расплелись и упали в воду.
- О, я же не хотела мочить их! – воскликнула Николь. – Подожди, Серёжа!
Сергей был пьян. И от выпитого, и от девичьего тела.
Он всегда считал женское тело, девичье тело запретным, недостижимым, скрытым, а если обнажаемым, то со стыдом… Николь не стеснялась своего тела, не боялась Сергея, она играла с Сергеем, но как-то добро, не совращая его на тот секс, который он видел в порнушных фильмах, грубый, похотливый и грязный… Всё было как-то… Как-то хорошо…
- Подожди, Серёжа, - сквозь смех останавливала Сергея Николь.
Она мягко оттолкнула его от себя, собрала волосы и перебросила их вперёд.
- О, боже…
Длинные волосы сплошь были в розовых лепестках. Лепестки вплелись в гущу волос,
- Как же я их выберу?.. Ты виноват, Серёжа! В общем, так. Допиваем ликёр и начинаем чистить мои волосы. Отдых кончился, началась работа.
Сергей держал девушку за руку. Ему не хотелось отпускать её.
Николь одним глотком выпила ликёр, подала фужер Сергею. Сергей допил свой ликёр, отставил фужеры в сторону.
- Вручную их до ночи не выберешь… - задумалась Николь. – Знаешь что… Я повернусь к тебе спиной, а ты струёй из душа вымоешь лепестки из волос.
Она настроила воду в разбрызгивателе, дала его Сергею. Повернулась к нему спиной и встала. Потоки воды хлынули с её бёдер.
Сергей тоже встал.
«Какая у неё прекрасная фигура!» – восхитился он. Прямая спинка, переходящая в изящную талию, аккуратные круглые ягодички…
Сергей не удержался и погладил девушку по плечу.
Николь поймала его пальцы, прижалась к ним щекой. Замерла на мгновение, вздохнула.
- Давай, всё-таки, освободим мои волосы от благородного мусора, - посмеялась она тихонько.
Прогнувшись назад, потрясла головой, расправляя волосы.
Сергей принялся струёй воды вымывать лепестки. Брызги посыпались во все стороны.
- Подожди-ка… - остановила его Николь. – Ты сейчас весь мокрый будешь. Как мы пойдём на ужин? Снимай рубашку.
Сергей снял рубашку, кинул её на вешалку. И почувствовал своё обнажённое тело.
Лепестки роз довольно быстро вымылись из волос. Сергей продолжал поливать струёй плечи Николь, спину, талию, ягодицы, поглаживая тело ладонью вслед за струёй …
Николь стояла неподвижно, расставив ладошки в стороны.
- Всё чисто? – вдруг спросила Николь.
Сергей вздохнул и ничего не ответил.
- Теперь впереди…
И повернулась к нему лицом.
Сергей оцепенел.
- Мой меня, мой… - негромко велела Николь. Не переставая улыбаться, она погладила его по щеке.
Сергей видел улыбающиеся губы с капельками воды, бьющуюся жилку на изящной шее, идеальные полукружья грудей, смущённо отвернувшиеся друг от друга соски…
Он не удержался и приложился к одному соску, как ребёнок.
- Ну сполосни меня… - попросила Николь.
Сергей  направил струю воды ей на плечи, на груди, разглаживал тело свободной рукой. Дошёл до живота и остановился.
- Всю, всю. А потом будешь вытирать меня.
Голос у Николь тихий, добрый. И весёлый.
Сергей несмело повёл струёй вниз.
Николь взяла его за руку и направила струю куда надо.
Сергей опустил глаза вниз. Крохотный чубчик вверху. Остальное чисто выбрито. Не удержался, коснулся пальцами. Ладошка Николь тут же накрыла его ладонь и помогла ощутить мягкость её тела. Какая нежность!
- Я не могу… - взмолился Сергей.
- Раздевайся, я искупаю тебя. Я чистая, а ты с дороги, - Николь погладила Сергея по щеке.   

                =4=

Успокоились они где-то к полуночи. Конечно же, не вспомнили об ужине. Их тоже не беспокоили.
Сергей лежал умиротворённый, усталый, можно сказать, вымотавшийся, как после тяжёлой работы. И… сытый. Николь лежала рядом, полуприкрыв его тело своим телом. Её бедро на его бедре. Её голова у него на плече. Груди…
Наверное, лучшее в мире ощущение – чувствовать своим телом обнажённые женские груди, обнажённое женское тело!
- Ну вот… - проговорила Николь и погладила Сергея по груди.
- Что? – спросил Сергей. Благодарно сжал её плечо.
- Я рада за тебя, - сказала Николь.
Сергей молчал.
- Ты знаешь… Мужчин я знаю лучше, чем ты женщин…
Сергей пожал плечами.
- Ты у меня первая.
- Я это поняла.
Николь устроилась поудобнее на плече у Сергея.
- Мне спокойно с тобой, - проговорила она тихонько. - Я чувствую себя… в безопасности, что ли. Я знаю, что ты не обидишь, не потребуешь чего-то неприятного, не станешь насмехаться…
- За что?
- О… Ты не знаешь людей. Для многих обидеть побольнее, оскорбить посильнее - удовольствие.
- Я тебе благодарен… И чувствую себя так же спокойно и… хорошо. Только вот… Завтра…
Сергей замолчал, раздумывая.
- Завтра…- Николь медленно поглаживала Сергея по щеке. -  Перспектив за пределами телешоу у наших отношений никаких.
«Почему?» – хотел спросить Сергей. Не потому, что он строил какие-то планы насчёт Николь…  Ему было хорошо с ней. Как с женщиной. Но… дома Катюша! И Сергею было мучительно стыдно за себя. Он изменил своей девушке.
- Мы с тобой слишком разные люди. Начиная с того, что я старше тебя, а это для мужчины и женщины важно. И… Мы с тобой настолько разные, что… В общем, невозможно.
Николь легла на спину и притиснула к себе голову Сергея.
- Я изменил Катюше, - прошептал Сергей.
- Я твоей Катюше не помеха. Дай бог вам счастья.
Николь сжала руку Сергея.
- Я ей изменил.
- Ты не виноват. Это я тебя соблазнила. Так что данный факт облегчает участь подсудимого. А потом… Я же не предложила тебе идти в постель. И ты не сказал мне: «Пойдём!» Так что нельзя сказать, что мы с тобой оказались здесь с целью удовлетворения элементарной похоти. Всё гораздо сложнее. И чище. Это не похоть. Это вершина отношений между мужчиной и женщиной. Вы о свадьбе с Катюшей говорили? – вдруг спросила Николь.
- Нет ещё.
- Наверное, в видимой перспективе и не предполагается.
- Это уж точно. Жить негде и не на что.
- А насчёт перспектив близости у вас с ней как… Извини за нескромный вопрос.
- Пока никак.
- Если никак… Рано или поздно… Юноши не могут без секса. Поверь мне, как человеку более опытному, чем ты и твоя Катюша. Рано или поздно ты нарушил бы свою верность. Если, конечно, Катюша не пошла бы тебе навстречу. Ну и, в конце концов, - Николь хитро улыбнулась, - я могу извиниться перед твоей девушкой. Так, мол, и так, случилось кое-что, но твой парень не виноват…
- Ты что! – возмутился Сергей и даже привскочил с кровати.
- Я пошутила, - расхохоталась Николь и снова привлекла Сергея к груди. – Ты прелесть!
- Всё равно… Я не знаю, как теперь встречусь с Катюшей.
- Нормально встретишься. Ты хороший парень.
- В четверг меня на собрании отпустят… Пятница… В субботу я буду дома! – просчитал Сергей.
- Ты всё же хочешь уехать? – спросила Николь.
- Да. «Строить отношения», «делать любовь», «создавать пару»… Наука и техника в смеси с ветеринарией. Это не для меня.
- Квартиру отдашь Игорю? – жёстко спросила Николь. - Этот не постесняется ветеринарных отношений.
Сергей промолчал.
- Осторожнее с ним, - предупредила Николь. – Грузин безобидный, армянин тихоня, толстый умный… А Игорь – злой и опасный.
- За два-три дня мне ничего не грозит.
Николь глубоко вздохнула.
- Ты знаешь, Серёжа… Только не обижайся… Я, как и ты, пришла сюда, чтобы побороться за квартиру. Или хотя бы за кучу денюжек. Я, как и ты, увидела здесь не то, что предполагала. Но мне не хотелось бы вот так, как сопливой девчонке, бросить всё, перепугавшись «стройки любви», и отдать квартиру тому же Игорю. Или Титовой, которая хочет оклематься на проекте, а потом всем показать, на что она способна. Чем ты хуже Игоря? Чем я хуже Титовой? Бросить всё, и сказать: «Ребятки, вы хоть и дерьмо, но мы с Серёжей решили подарить вам квартиру и сто тысяч на мелкие расходы»?
Сергей тяжело вздохнул.
- Строить любовь, строить семью… Я не могу предать Катюшу.
- Я помогу тебе найти счастье с Катюшей. Но я хочу получить приз. Потому что у меня за пределами шоу тоже свои планы. Почему бы нам с тобой не стать партнёрами, которые борются за крупный приз? Партнёрами и… друзьями. Чтобы я могла опереться на тебя в трудную минуту, и ты мог надеяться на мою помощь, когда тебе станет тяжко. Тебе не нравится режиссёрская терминология? От того, что колбасу назовут красным огурцом, её вкус не изменится. Давай создадим с тобой пару…
Сергей возмущённо дёрнулся.
- Подожди, не перебивай. Потом возразишь. Создадим пару. Вселимся в квартиру. В одной комнате ты, в другой я. Хочешь оставаться верным Катюше – оставайся. Я не буду тебя соблазнять. Честно признаюсь, я назначила тебе встречу для того, чтобы не вылететь из шоу и побороться за квартиру. Объединиться с кем-то из других ребят? Об Игоре я тебе уже сказала. Грузинчик – он переберёт здесь всех девчонок…
- Он сказал, что ему папа две квартиры купит.
- Тем более… Большой? Как человек, он, может, и ничего, но… Не люблю больших и потных. К тому же он не боец. Да и… Ты надёжен. Они – нет.
Рука Сергея, независимо от его воли, тихонько ласкала грудь Николь.
- Режиссёр обещал пригласить Катюшу в гости на шоу.
- Я первая побегу встречать твою Катюшу и пожелаю вам счастья. Я ей не соперница. И тебе товарищ, а не женщина.
- Да уж… - буркнул Сергей и легонько поцеловал грудь Николь.
- Потому что ты на самом деле хороший человек, - Николь погладила Сергея по голове. - Я приложу все силы, чтобы твоя Катюша встретила тебя с распростёртыми объятиями.
Сергей тяжело вздохнул.
- За половину московской двухкомнатной квартиры ты сможешь себе и Катюше купить в провинции трёхкомнатную квартиру! И ещё останется!
Сергей молчал.
- Без тебя я вылетаю с проекта. – Николь тяжело вздохнула. – Ну что ж, уступаем квартиру Игорю…
- Странное у тебя имя.
- Это псевдоним. Нет, я не актриса… Я на самом деле в жизни ещё никто. Не спрашивай меня пока ни о чём. Может быть, потом…
- Я согласен… - Сергей длинно-длинно вздохнул.
- Ты... Согласен?!
Николь резко повернулась к Сергею. Она не верила, что так легко уговорила Сергея.
- Образуем пару?!
- Образуем… - обречённо подтвердил Сергей.
- Ур-ра-а-а!
Николь вскочила, оседлала живот Сергея и замахала над собой полотенцем, как флагом.
- Ур-ра-а-а!

Утром Сергей не пошёл в общежитие парней, чтобы побриться и переодеться. Вместе с Николь они отправились сразу в столовую, прямо к завтраку. Вошли в зал с обычным выражением лиц. Николь – примерно одетая и холодно-отстранённая, Сергей – небритый и всклокоченный, немного сердитый и чуточку недовольный.
- Вай, маладец, Сэргэй! – увидел и поприветствовал первым их Резо.
Не дожидаясь дальнейших комментариев и подшучиваний, Сергей поднял руку, призывая участников шоу к вниманию.
Все удивлённо притихли.
- Мы заявляем об образовании пары, - холодно известила Николь.
Яна, пившая кофе вместе со всеми, поперхнулась, закашлялась и уронила чашку.
- Ни х-х-х… себе! – удивился Игорь. Лицо у него выглядело, как у человека, минуту назад нашедшего пачку денег. Которую из рук Игоря секунду назад изъял законный хозяин. – Вот тебе и инопланетянин! Вот тебе и гуманоид!
- Ва-ай! – поразился Резо.
- А мы лохи! – добавил Игорь.


                Часть шестая. АКТРИСА.

                =1=

Виктория…
Изящная, необычно хрупкая, и в то же время женственная. Длинные, розово-жемчужные, пугливо-доверчивые, чуткие пальцы. Пышные, головокружительно пахнущие волосы обрамляют удлинённое, бесконечно милое лицо с благородно совершенным носом, волнующе-припухлыми, чувственно очерченными, упругими в поцелуе губками. Желанно-округлый, изысканно миниатюрный подбородок. Шея… Точёная? Лебединая? Всё не то. Восхитительная! Бледная, очень нежная кожа. Широко распахнутые изумрудные глаза… Очи! То неспокойные и своенравные, сияющие жизнью и соперничающие с учтивой невозмутимостью светских манер, то прячущие тайну… Ласкающие и влекущие! Каждый мужчина, погружаясь в их изумрудную глубину, слышал призыв, видел, что именно его она ждала всю жизнь! Безукоризненные ноги... Белого мрамора? Слоновой кости? Японского фарфора? Невозможно насмотреться – время неудержимо, а желание не насытишь зыбкими видениями... Шёлковый голос дивной сирены из сказки. Уникальный и неповторимый. Пленительный… Чарующий! Манящий, радостно пьянящий, волшебно завораживающий! Насылающий блаженную истому…
Зрители считали её чудом.
Сногсшибательная блондинка и талантливая актриса, Виктория завоевала популярность и стала звездой в семнадцать лет. Отпечатки её рук и ног украсили бетон на Аллее Звёзд.
Да, она была сказочной звездой. Но жила в реальном мире.
Контракт с киностудией обязывал Викторию поддерживать физическую форму в означенных пределах: вес, объём груди, талии, бёдер. В случае уменьшения груди или превышения других параметров она лишалась гонорара.
- Настоящая звезда отличается от прочих актрисок. настойчивостью, способностью не обращать внимание на неудачи и житейские трудности вроде скудного питания или отсутствия крыши над головой, - поучал Викторию её продюсер, толстозадый пятидесятилетний Грюнберг. Сам он жить не мог без уютных глубоких кресел, вонючих сигар и тёмного пива. –  Настоящая актриса упорно стремится к творческой цели и несёт людям искусство, в каких бы тяжёлых условиях ей ни приходилось работать. И, конечно же, хорошая актриса должна обеспечивать себя, чтобы быть независимой!
Грюнберг дымящимся огрызком сигары подчеркнул возведённые над своей очень неглупой, как он считал, головой без сомнения мудрые слова. Глянул на Викторию скучными глазами человека, для которого главное - доходный бизнес и солидное положение в обществе. И возмутился, взбросив коротенькие ручки вверх:
- Звезда просто обязана хорошо зарабатывать, потому что нельзя быть леди, не имея денег!
Он начертил сигарой круг в воздухе, иллюстрируя неразрывную связь «люди-деньги – леди»,  и завершил изложение аксиомы, поставив в круг внушительную точку:
- Та ещё задача, доложу я вам.
Виктории, семнадцатилетней девчонке, жутко повезло –  с ней заключили контракт не на один фильм, и даже не на сериал. С ней заключили контракт на фантастический для начинающей актрисы срок, на три года! Но, с другой стороны, держаться три года в девчоночьих параметрах и не прибавить ни грамма?! Мороженое, пирожное, шашлыки или отбивные – всё пересчитывалось на калории и диетические баллы. Съела шоколадку – лишилась ужина. Побаловалась мороженым – обед без второго.
- Да, это трудный путь, - соглашался продюсер, мусоля сигару. – Но таков путь артиста! Очень немногим удаётся выделиться из толпы и создать яркий, неповторимый образ, - продюсер дымящимся окурком нарисовал в воздухе лохматый образ, - который по праву назовут гениальным.
Грюнберг разглядел в нарисованном образе и в стоящей перед ним девчонке талант. И в тайне от коллег радовался удачному приобретению. Так опытный фальшивомонетчик  радуется качественному инструменту, с помощью которого он наделает много бумажек, неотличимых от настоящих денюжков. Кипы, пачки, чемоданы приятных на ощупь, чудно шуршащих, возбуждающих неповторимым запахом дензнаков.
- Жизнь артиста неспокойна, а временами бурлива. Бремя успеха ложится на его плечи непомерным грузом, - рассыпал сентенции перед ошалевшей от счастья девчонкой продюсер, изображая умудрённого жизнью, заботливого папочку. - Чтобы стать великим художником, надо быть чуточку сумасшедшим…
Впрочем, говоря о великом художнике и небольшом сумасшествии, Грюнберг имел в виду себя, скромнейшего. «Только истинный художник, - молча гордился он собой, - не побрезгует разглядыванием помоек и подберёт из кучи мусора загорающуюся звёздочку».
Грюнбергу понравилась мысль о помойке. Девчонка без роду и племени жила у дальних родственников, которые актёрство считали не работой, а баловством, и мечтали сбагрить с рук нахлебницу. Грюнберг же считал её врождённые, непонятно откуда взявшиеся артистизм и аристократизм потребительски привлекательным, выгодным товаром. К тому же её полная неприспособленность к жизни упрощала использование девчонки в коммерческих целях.
Но делать ставку на нераскрученную актриску, пусть и талантливую - это полное безрассудство!
- Кстати… - Грюнберг усмехнулся, - трудно играть умную леди, не понимая, что это такое, быть умным. Ты книжки читаешь?
- Нет, я телевизор смотрю… - растерянно призналась девчонка.
- Читай книжки, - коротко посоветовал Грюнберг.
Он не стал распространяться, зачем ей надо заниматься тем, чем большинство молодёжи не занимается… со времён его молодости.
- А что читать? – ещё больше растерялась девчонка.
- Что любишь, то и читай, - рассердился Грюнберг. Он уж и не рад был своему бесплатному совету.
- Я сказки люблю, - сморозила глупость девчонка.
- Вот и читай сказки! – окончательно рассердился Грюнберг. – Когда твой желудок… - продюсер постучал пальцем по лбу, - насытится этим попкорном, он затребует более серьёзной пищи.

Жизнь Виктории круто изменилась. Диетологи разрабатывали для неё малокалорийные диеты. Костюмеры и визажисты ломали головы над одеждой, причёсками и макияжем.
- Это платье снимай, то одевай! Причёску меняем! Ногти перекрашиваем! Туфли вон те!
Что играть – решал за неё продюсер. Как играть, знал режиссёр.
Сутки расписаны не по часам – по минутам! Съёмки кончились - бегом на презентацию. После презентации – встреча с гламурной прессой. Поздно ночью – быть украшением стола министра.
Её проблемы стали проблемами суетящихся вокруг неё людей – за это они получали деньги. Она лишь играла, играла, играла…
В семнадцать лет тело растёт, требует пищи. К тому же во время съёмок Виктория тратила столько физической и психической энергии, сколько не тратят иные спортсмены.  Она постоянно хотела есть. Уловив запах свежего пирожка, становилась рассеянной и не могла войти в образ. А если во время съёмок приходилось сидеть за столом с бутафорской пищей, смотрела на «игрушечную» еду, как голодная нищенка на источающий ароматы жареный кусок мяса. Мысли о еде стали навязчивой идеей Виктории.
Изматывал профессиональный стресс, расстраивали неудачные романы. Настроение менялось непредсказуемо. Безо всякой причины Виктория могла заплакать, а через секунду истерически хохотала. После съёмок или спектакля она долго не могла заснуть, да и спала очень плохо, мучили голодные спазмы и кошмары. Иногда уснуть помогало чтение сказок.
Для подавления аппетита ей прописали амфетамин. Для улучшения настроения и сна – антидепрессанты и снотворные. Одни лекарства менялись другими, но ни старые, ни новые не помогали выспаться. Наглотавшись в ночь таблеток, она чумела, а сон не шёл. Утром чувствовала себя разбитой. Раздражительности и мрачного настроения не могла прогнать до обеда.
Виктория изо всех сил держала вес, а визажисты лезли из кожи вон, чтобы придать живость её измождённому лицу и спрятать тёмно-синие круги под глазами. Спрятать голодный взгляд было сложнее.
Виктория могла закатить истерику прямо на съёмочной площадке. Продюсер настойчиво рекомендовал ей пройти курс психоанализа, чтобы дать выход скопившемуся напряжению.
Во время первой же беседы психолог заявил, что у госпожи Виктории проблемы с психикой, и они могут усугубиться, если не оказать безотлагательную помощь.
- Источник ваших проблем - врожденный артистический невроз, - глубокомысленно рассуждал психолог, вальяжно развалившись в кресле, отбросив руку на стол и поигрывая мышкой спящего компьютера.
-  Врождённый? Артистический? – нервно засмеялась Виктория. – По вашему, когда я родилась, своей врождённой патологией была обречена стать актрисой?
- Вы не сведущи в психологии, и многое из того, что я говорю, кажется вам странным… - снисходительно отклонил скепсис Вики психолог.

Виктория играла, играла, играла… Играла на телевидении, в кино, на сцене, перед журналистами, бизнесменами и политиками…
Прошло не слишком много времени и Виктория стала подозревать, что она автомат, который дёргают за рычаги известные и неизвестные ей важные люди, заставляя делать то, что ей вовсе не хочется делать! А потом она почувствовала себя элитной бурёнкой, которой давали корм, витамины, лекарства, возили на выставки, на случки – лишь бы гнала продукцию. Да и в романах о богеме, к чтению которых она пристрастилась, Виктория часто встречала героинь, похожих на неё.

                =2=

Она работала по методике Станиславского. С теорией методики Виктория познакомилась в старых книжках по сценическому искусству. Режиссёр же сделал из этой методики душедробительную выжимку. Чтобы войти в образ, он заставлял актрису использовать аффективную память, память чувств. Виктория сосредотачивалась, вспоминала терзавшие её когда-то переживания, создавала нужный настрой. Вроде бы безобидные воспоминания… Но Виктория то и дело с головой погружалась в болезненные ситуации из прошлого и застревала в них. Она настолько отдавалась роли, что каждое выступление доводило её до изнеможения. Проходило время, спектакль убирали из репертуара, а созданный образ не отпускал актрису. Вне сцены Виктория продолжала жить, как на сцене, не могла забыть ни строчки текста! Продолжала жить чужой жизнью.
Спектакль «Последний трамвай» дался Виктории очень тяжело. Она играла психологически сложную роль. В финале её героиню необоснованно признавали сумасшедшей и забирали в психиатрическую лечебницу.
После окончания первого спектакля Виктория впала в ужасное состояние. Лицо её исказилось, посиневшие губы дрожали, тело тряслось, будто она увидела что-то страшное. Она хватала режиссёра, готовившегося выйти с актёрами на сцену для прощального поклона, безумно заглядывала в лицо, и, не дожидаясь ответа, лихорадочно переспрашивала:
- У меня всё было в порядке? У меня всё было в порядке?
Потом со стоном великого горя пожаловалась:
- Эта роль доведёт меня до безумия! Я совершенно не помню, где была, что делала и как играла…
Съёмки фильма «Пират» истощили Вику окончательно. Настроение менялось, как весенняя погода, приступы веселья сполохами молний прорывали свинцовые тучи меланхолии.
Перед очередным дублем Виктория сидела в костюмерной. Вошёл ассистент.
- Виктория, пора на съёмочную площадку, - напомнил он и повернулся, чтобы выйти.
Виктория хотела встать, но её остановила костюмерша:
- Мне кое-что подправить надо…
Лицо Виктории вдруг безобразно исказилось.
- Вечно у тебя ничего не готово! - визгливо закричала она. И тут же голос актрисы сломался до низкого, стал жёстким и хриплым: - Не справляешься с работой, найди занятие полегче!
- Нет, ну… Зачем кричать… Это не проблема, - попытался успокоить актрису ассистент.
- А ты вообще молчи! Дармоеды! Присосались к нам…  - зарычала Виктория.
С неистовостью истерички она молча кинулась на ассистента. То было страшное молчание. Жуткие глаза и взгляд дикого человека.
На шум прибежали другие участники съёмок.
Так же внезапно Виктория очнулась и  разразилась слезами.
- Я не помню, что творила! Простите меня, пожалуйста! – раскачиваясь из стороны в сторону и обхватив щёки ладошками, стонала Виктория. – Я не помню, что творила!
Ей рассказали, как она себя вела.
- Ой, как мне стыдно! – плакала Виктория. – Извините меня все! Извините! Скажите мне, пожалуйста, перед кем я должна извиниться!
Вечер она провела с бойфрендом, Алексом Бордовским. Впрочем, Алекс, модный сорокадвухлетний режиссёр, был скорее влюблённым в неё опекуном.
Алекс отменил все поездки на ближайшие два дня, и решил, что тихий домашний ужин поможет Вике расслабиться после стресса и немного отдохнуть.
Полумрак гостиной… Старый добрый саксофон страдает тихой музыкой… Трепетное пламя свечи золотым мотыльком порхает над столом…
Они мило беседовали, неторопливо и доброжелательно, обсуждали моменты съёмок фильма.
- В эпизоде с побегом из плена ты была хороша! – похвалил Алекс Викторию. Положив ноги на журнальный столик, он раскинулся в кресле и время от времени щекотал язык холодным шампанским. – Энергичная, в меру жестокая. И главное, - пошутил он, - в прорехи «от кутюр» в нужное время выглядывали нужные части оч-чень соблазнительного тела!
Алекс ласкал глазами стройную фигурку Виктории, терпеливо ожидая минуты, когда его ладони скользнут по изгибам её шелковистого тела.
- Тебе бы только части тела выглядывать! –  неожиданно вспылила Вика. Настроение её резко изменилось. – А ты мне хоть раз помог на съёмках? Требуешь, требуешь… Прошла не выразительно, села не зажигательно!
Резким голосом Вика предъявляла Алексу претензию за претензией.
- Вика, дорогая, ну ты же понимаешь, это рабочие моменты, обычные для съёмочного процесса! – пытался успокоить разбушевавшуюся девушку Алекс. – К качеству твоей игры они не имеют отношения! Это технические мелочи! Типа замечания: «Войди в кадр!» Они абсолютно не умаляют твоего таланта!
- Мелочи? У тебя всё мелочи, кроме постели! - истерично закричала Вика, а потом и вовсе кинулась в драку.
Алекс впервые в жизни не знал, как вести себя с неадекватной девушкой, кого звать на помощь. Истерика длилась около часа, и это время показалось Алексу вечностью. В конце концов, Вика рухнула на пол, сжалась в комок и разрыдалась.
- Вика, дорогая… Успокойся, пожалуйста… Давай я тебе помогу, - склонился Алекс над девушкой.
- Не трогай меня! Не прикасайся! - Вика истошно визжала, будто отгоняла приближающегося насильника.
Когда приступ кончился, Виктория опять ничего не помнила.
Вика ласкалась к Алексу, как ребенок. Они оба были перепуганы. Они любили друг друга.
Возможно, на волне жалости Алекс предложил Виктории выйти за него замуж. Наверное, со страху Виктория согласилась.
Свадьбы не было, лишь для близких друзей молодожёны устроили небольшую вечеринку.

Накануне рождественских праздников Виктория снова закатила мужу истерику.
- Тебе надо обратиться к психиатру, - не глядя на Вику, мрачно произнёс Алекс, когда она успокоилась и перепуганным котёнком забилась в угол кресла.
- Не надо… - вяло отказалась Вика. – Просто я устала, нервы расшалились.
- Вместо того чтобы «просто» отоспаться, ты читаешь ночи напролёт, - упрекнул Вику Алекс, язвительно передразнив её интонацию. - Твоя усталость неистощима, и нервы у тебя шалят бесконечно. Только причина нервности не в усталости, а в болезни. Тебе пора обратиться к психиатру.
- Ты считаешь меня ненормальной? – обиделась Виктория. – Я пашу как лошадь! Мне просто надо расслабиться!
Она тяжело встала, подошла к бару, налила изрядную дозу коньяка, выпила глоток, с фужером в руках вернулась в кресло.
- И прекрати пить! – брезгливо прошипел Алекс. –  Нет отвратительнее зрелища, чем пьяная женщина. Посмотри на себя – ты же спиваешься! О боже! – он сжал кулак и уставился в потолок. – За что ты меня наказал! Никогда не думал, что…
- …Что у тебя будет психически ненормальная жена, да ещё и алкоголичка, - язвительно перебила мужа Вика. Спиртное быстро ударило ей в голову, она опять стала агрессивной.
- Да, я не хочу, чтобы моя жена стала алкоголичкой, - серьёзно подтвердил Алекс. - Именно поэтому ты должна обратиться к психиатру и остановить то, что пока не зашло за черту непоправимого.
Алекс подошёл к Виктории, присел на подлокотник кресла, аккуратно обнял её за плечи, мягко отнял фужер.
- Ты нужна мне, - признался он, словно взывая о помощи. - Здоровая, спокойная, трезвая. Я хочу, чтобы ты родила мне ребёнка, - шептал он мечтательно. - Сына. Я хочу, чтобы ты радовалась жизни, любила меня… Может бросишь, к чёрту, актёрство? – загорелся он «новым проектом». - Отдохнёшь… Станешь нормальным человеком, нормальной женщиной!
Алекс утопил лицо в волосах Виктории.
- Я актриса… - беспомощно заплакала Виктория. - И не могу без сцены…
- Тогда лечись! – Алекс встряхнул её за плечи, настойчиво посмотрел в глаза. – Лечись! Или погибнешь!
- Хорошо, - вдруг как-то по-детски покорно согласилась Виктория.

Теперь Вика как все, два раза в неделю, консультировалась у модного психиатра Ральфа Гринсона. Частые визиты к психотерапевту и психиатру были  неотъемлемой частью гламурного стиля жизни.
Гринсон  назначил Виктории множество психотропных лекарств. В высших артистических кругах Виктория со знанием дела рассказывала о пилюлях, дозах, транквилизаторах, амфетаминах, барбитуратах и других символах благополучной жизни, обсуждала эффективность и ощущения после их приёма.
- Да, милочка, все думают, что у нас шикарная работа, - сочувствовали друг другу женщины высшего общества, - а как мы изматываемся на этих шикарных работах! Без транквилизаторов не обойтись! А вы не пробовали «Скорость»?
- «Скорость»? Что это?
- О-о! Это такая прелесть! Последняя разработка Гринсона…
Скоро и для Виктории самым желанным стал укол препарата «Скорость». После укола появлялось чувство интеллектуального величия, ощущение прилива энергии и уверенности в себе, снижалась потребность во сне. Вику охватывало состояние неестественной эйфории. Но прошло время и «Скорость» вместо эйфории и прилива энергии стала приносить сонливость. Развилась очередная депрессия. Пришлось увеличивать дозу.
Многие артисты и политики их круга хвастали Виктории, что употребляют «Скорость».
«Чем хвастают? – горько думала Виктория. - Психиатры попросту делают из нас наркоманов. Пытаются лечить наши души, а результат… Результат как у мясника, взявшегося оперировать больного…»

На раут, устраиваемый каким-то министром, Виктория идти отказалась.
- Сходи без меня, - закрыв книжку, попросила она мужа, болезненно морщась и растирая грудь рукой. – Я очень плохо себя чувствую.
- Но министр просил, чтобы ты обязательно была! – раздражённо потряс руками Алекс. – Он него зависит финансирование моего проекта!
- Я очень плохо себя чувствую. Неужели не видно, что я болею!
Алекс сердито взглянул на жену, жавшуюся в угол дивана.
- Болеть стало твоим нормальным состоянием! Болеть и читать книги!
Виктория на самом деле выглядела болезненно – бледная, глаза тусклые, мученические, губы выцветшие, пальцы дрожат. И не похоже, что пила сегодня.
- Книги отвлекают меня, - зябко кутаясь в халат, пожала плечами Виктория.
- Таблетки принимала? – миролюбиво, но всё ещё недовольно спросил Алекс.
- Горсть утром, две в обед, - невесело усмехнулась Виктория и растёрла грудь ладонью. – Щёлкаю, как семечки. На ночь десертную тарелочку насыплю, не забуду.
Мучительно болело всё тело, давила одышка.
Виктория обманывала мужа. Улучшения самочувствия лекарства не приносили. К тому же она поняла, что стала зависеть от таблеток, как от наркотиков. Более того, Виктория чувствовала, как они разрушают её организм физически. Второй день Виктория не принимала лекарства.
Муж собрался молча, ушёл не попрощавшись.
Боль усиливалась, накатил очередной приступ удушья. Виктория вспомнила астматиков с их отвратительно хриплым, сдавленным дыханием. Испугалась. 
С Гринсоном говорить не хотелось, но она всё же набрала его номер.
- Ральф, болит всё! Я задыхаюсь! – пожаловалась Виктория.
Гринсон молча сопел в трубку. Фоном звучала музыка, голоса людей. Наверное, тоже на каком-нибудь рауте, сволочь!
- Ральф, ты слышишь меня?! – окликнула она его, как в лесу.
- Слышу, - не сказать, что сердито, но всё же с явным недовольством отозвался Гринсон. - Ты лекарства принимала?
- Принимала, - с лёгким надрывом и слезой в голосе соврала Виктория.
- Точно?
- Да принимала! – раздражённо крикнула Виктория  и едва сдержалась, чтобы не расплакаться. - Ральф, я задыхаюсь! – жалобно попросила она помощи.
- Это синдром отмены, -  безэмоционально констатировал психиатр. –Лекарства отменять надо постепенно, обязательно под наблюдением врача. А ты отказалась от всех, и сразу, - читал нотацию Гринсон. И между прочим сообщил, как провинившейся школьнице: - Резкий отказ от транквилизаторов приводит к эпилептическим припадкам и смерти.
Виктория бросила трубку, упала в кресло и разрыдалась.
Болело всё мучительнее, дышать становилось всё труднее. Это походило на самый настоящий астматический приступ.
Виктория снова позвонила Гринсону.
- Ральф!..
- Ты лекарства принимала? – без капли сочувствия спросил Гринсон. Таким тоном допрашивают мелких правонарушителей в милиции.
Виктория обречённо положила трубку. Пошла в спальню, принялась выковыривать из упаковок таблетки и капсулы разных цветов. Зачем-то пересчитала их. Восемнадцать разноцветных блестяшек.
Её болезнь требовала лекарств. Без лекарств не стало жизни. Лекарства назначал Гринсон. Значит, Гринсон повелевал её жизнью. Круг замкнулся. Гринсон загнал её в ад.

                =3=

Гринсон с молодым коллегой сидели в ресторане «для приличных людей». Ровно гудели мужские голоса,  изредка всплескивал женский смех. Негромкая музыка превращала ресторанный шум в ненавязчивый фон.
Серж Петрофф стажировался у Гринсона и взял за правило раз в неделю угощать шефа обедом.
Гринсон захлопнул книжечку мобильника, укоризненно, словно малому дитяти, покачал телефону головой, положил его в карман.
- Кто вас так настойчиво достаёт, шеф? – полюбопытствовал Петрофф.
Гринсон на мгновение скривился: да так, мол. Подсосал воздух в щель между зубами, нащупал языком кусочек мяса. Неторопливо вытряхнул из пенальчика зубочистку, поковырялся во рту. Сообщил о незначительном:
- Виктория.
- Что за Виктория? – спросил Петрофф.
- Ну, мой юный друг, - укорил шеф ученика. – У нас что, много знаменитых Викторий? Ты же знаешь, я занимаюсь преимущественно кинозвёздами.
- Та самая Виктория?! – удивлённо восхитился Петрофф.
- Самая, - скомкав фразу, подчёркнуто безразлично, как бы между делом вспомнив обузу, устало подтвердил Гринсон. – Нда-а-а… - протянул задумчиво. – Тяжёлый они народ, кинозвёзды… Их невозможно лечить!
- Но вы же лечите! – уважительно опроверг заявление шефа Петрофф.
- Лечу… Но не потому, что вылечиваю, - вздохнул Гринсон. –  И убеждение в том, что актёра невозможно вылечить, не мешает мне выставлять им счета за бесполезное лечение, - наклонившись к столу, в полголоса сообщил молодому коллеге страшную тайну Гринсон. Резко откинувшись на спинку, громким хохотом он испугал посетителей за соседними столиками. Водка и хорошее настроение изрядно ударили в голову Гринсону.
Несмотря на доходы, позволявшие ни в чём себя не ограничивать, Гринсон любил вкусно поесть и хорошо выпить за чужой счёт.
Петрофф довольно оглянулся. Ему льстило сидеть в компании человека, позволявшего себе нарушить этикет «клуба избранных».
- Понимаешь, - Гринсон снова доверительно наклонился к собеседнику, - наша психиатрия – непролазно тёмное дело.  Ни в одной психиатрической болячке до сих пор никто ещё толком не разобрался. Время идёт, одна теория меняет другую. И ни одна не вносит в наше дело ясности.
- Нет, ну почему же… - попробовал возразить молодой коллега.
- Все они основываются только на предположениях людей, придумывающих эти теории! –  громким восклицанием осадил Гринсон ученика, широко и категорически махнув рукой.
Соседи недовольно покосились на несдержанного подвыпившего мужчину.
- В медицине установлены четкие критерии, при которых то или иное состояние можно назвать заболеванием, - рассуждал Гринсон, помахивая вилкой на манер дирижёра. - Озноб и жар - это симптомы гриппа, например. Кроме того, заболевание подтверждается анализами. Известна причина гриппа – вирус.
Гринсон сделал паузу и, подняв руку на манер пророка, известил:
- Ни причины, ни физиологическая сущность психических симптомов неизвестны. Ни анализы крови, ни другие тесты не подтверждают наличие или отсутствие психического заболевания. В психиатрии нет заболеваний, в психиатрии есть только расстройства!
Гринсон налил водки, насмешливо отсалютовал рюмкой молодому коллеге и плеснул жидкость в рот. Прислушался, как холодная капля скользнула по пищеводу и широко разлилась внутри приятным теплом, удовлетворённо вздохнул.
- Как же вы лечите? – растерялся Петрофф.
- А лечим мы по принципу: «Придумай расстройство и убеди пациента, что он им страдает», - с видом сытого кота подвёл итог Гринсон  и рассыпался мелким визгливым смешком.
Гринсон вытащил сигарету, Петрофф услужливо дёрнулся к шефу с зажигалкой.
- Да-а-а... Слишком многим человеческим тревогам, к нашей пользе, - Гринсон поднял руку с сигаретой вверх и сделал паузу, подчёркивая важность замечания, - придан характер заболеваний. И мы успешно используем людские тревоги для решения участи людей! Мы, психиатры, мой юный друг, великая сила! Думаю, со временем мы, а не политики, будем править страной! 
- Говорят, эта Виктория – девица себе на уме? Самостоятельная, - засомневался Петрофф в мелких частностях, не уловив важности последней фразы Гринсона. – Соскочит с крючка!
Он позволил себе панибратски подмигнуть шефу. А что, шеф с ним так откровенничает!
Гринсон с удивлением, а затем с пренебрежением взглянул на подмастерье.
- Соскочит? У меня? – он сделал губами «пф-ф» и продолжил: - Виктория полностью зависит от меня. Я назначал ей слоновьи дозы препаратов, они лишили её воли, сил и способности заботиться о себе. Вон, звонит – плохо ей. А почему плохо? Да, - согласился Гринсон, - хотела соскочить с крючка. Дня два, наверное, не принимала таблетки. И теперь у неё ломка похуже, чем у наркомана. Соскочит… - Гринсон обиженно покосился на Петроффа. – Я, конечно, усердием и заботливостью не отличаюсь, - он усмехнулся. – Но тщательно слежу, чтобы пациенты соблюдали лекарственные диеты. Не-ет, мой юный друг, - убедил себя и коллегу Гринсон, - я устанавливаю над своими пациентами полный и безоговорочный контроль!
Петрофф задумчиво поковырял вилкой в тарелке, мельком, как-то испытывающе, глянул на Гринсона. Решившись, спросил:
- Скажите, шеф… Без протокола, как говорится… Между нами… Виктория психически больна?
Гринсон с интересом покосился на коллегу, серьёзно задумался. Поджал губы, покачал головой, пожевал, словно разговаривая сам с собой.
Пауза затягивалась. Но стажёру это молчание казалось скорее торжественным, чем тягостным.
Наконец Гринсон уныло посмотрел на Петроффа и скучным тоном, не допускающим неискренности, сказал:
- А кто её знает!

                =4=

Сколько ни лечил Гринсон Викторию, а приступы истерии продолжались. И смесь алкоголя с лекарствами только усугубляла их.
Виктория перепробовала массу антидепрессантов и антипсихотиков. Её утро начиналось с коктейля из горсти таблеток. Гринсон прописывал то валиум, то торазин, а однажды назначил сорок таблеток риталина в один день. Такое впечатление, что он попросту назначал очередной препарат по списку, когда предыдущий оказывался неэффективным. Загруженная лекарствами, Виктория часто не понимала, что делает. После того, как Гринсон назначил ей таблетки «Депакот», у неё появилось навязчивое желание выпрыгнуть из окна.
Виктория прекратила бороться и подсела на кокаин. Это удивительно, но наркотик помог ей соскочить с лекарственной диеты! Как только Виктория почувствовала, что может обходиться без таблеток, она отказалась от услуг Гринсона. Но теперь ей надо было лечиться от наркомании.
Муж нашёл другого психиатра. Назначенный им препарат вызвал у Виктории токсический психоз. Муж расценил это, как возврат старой болезни.
В феврале, после того, как Виктория перебрала с алкоголем, кокаином и психоактивными лекарствами, муж уговорил её вновь обратиться к Гринсону. Своё возвращение Гринсон обусловил возможностью полного контроля над всеми аспектами жизни Виктории и попросил за услуги полмиллиона долларов. Через год Гринсон потребовал ещё денег. Виктория окончательно смирилась с мыслью, что ей придётся жить в тюрьме, которой правит Гринсон. В ужасной тюрьме без стен и решёток. И никакой надежды на побег.
В отчаянии Виктория передала Гринсону право на четверть своих доходов.
Муж взбесился, когда узнал о размере «гонорара», отписанного Викторией Гринсону.
- Ты сам заставил меня обратиться к Гринсону, - безразлично жала плечами Виктория. – И вернул меня, когда я попыталась отделаться от него.
- Нет, она сумасшедшая! – запёршись в кабинете, Алекс разговаривал сам с собой, яростно расхаживая от стены к стене. – Без сомнения, она психически больна! Нормальный человек не может столько читать! – вспомнил он одну из «вредных привычек» жены. - Она только и делает, что читает! Все спят, а она читает! Как мне всё это надоело! С этим надо кончать… Развестись?
Алекс метался от письменного стола к двери и обратно, задевая за углы мебели, ушибаясь и не чувствуя боли.
- И что мне даст развод? Покой? Покой, покой… Покой нам только снится… У неё огромный счёт в банке, идут гонорары от проката фильмов… Нет уж, чёрта лысого! Никакого развода! Я не дурак, чтобы отказываться от денег, которые сделаны не без моей помощи!
Алекс обеими руками нервно ерошил волосы. Он  походил на учёного, в голове которого проклёвывалось решение важной научной проблемы.
- Двадцать пять процентов всех доходов! За что?! – громко возмущался наглостью психиатра Алекс. - За то, чтобы назначить по телефону горсть таблеток взамен тех, которые не действуют?!
Остановившись и воздев руки кверху, Алекс с недоумением смотрел в потолок.
- Не-ет, с этим надо кончать… Да, с этим надо кончать… Отказать ему? Но у них контракт, бумаги подписаны… Я не могу расторгнуть их договор! Но сделать это надо. Где гарантия, что сумасшедшая жёнушка не отпишет психиатру половину своих доходов? Или три четверти!  Как расторгнуть договор с врачом? Жена полностью под его контролем…
Алекс вдруг прислушался к себе.
- Да очень просто! Усугубить её состояние, довести до госпитализации, признать лечение неквалифицированным, а больную недееспособной, в судебном порядке взять опекунство над ней…

Предчувствуя надвигающийся приступ, Виктория звонила друзьям и подругам, срочно звала их к себе, устраивала шумные приемы, длившиеся ночи напролёт. На вечеринках она придумывала экстравагантные игры. Однажды довела экстравагантность до абсурда и, словно делая вызов общественному мнению, предложила игру «убить младенца». Участникам предлагалось изобразить какой-нибудь способ избавления от нежеланного младенца. Общественное мнение не смутилось, посмеялось, и даже нашлись желающие играть! Лишь уточнили:
- А от какого младенца надо избавиться? Который ещё не родился, или который уже есть?
Виктория надевала откровенные наряды и напропалую кокетничала с молодыми людьми. Патологически обострённая сексуальность была одним из симптомов болезни. Алекса бесили неприкрытые интрижки жены, он постоянно устраивал скандалы. Да и Виктория за бранным словом в карман не лезла.

В разгар лета Виктория улетела на съёмки в Сочи.  Она страдала от влажной жары и одиночества, всё переносила очень тяжело.  К концу натурных съемок у неё начались галлюцинации. Она бродила ночами, принимала служащих отеля за Алекса, пыталась их соблазнить. Наверное, это ей часто удавалось. Поползли слухи, появились грязные статьи в прессе. Режиссёр разорвал с ней контракт, Виктория полетела домой.
В самолёте у Виктории случился приступ.  Она вела себя, как буйная сумасшедшая, пыталась порвать на себе одежду и выпрыгнуть из самолета.
Дома одна из подруг, Лизхен, рассказала, что можно погрузиться в сон, а когда проснёшься, все проблемы останутся в прошлом. В общем, не лечение, а отдых. Не дожидаясь, пока Виктория окончательно согласится, Лизхен созвонилась со знакомым из психиатрической клиники, договорилась о времени госпитализации.
- Ну вот и всё, милочка! – радостно сообщила Лизхен. – Вот такие трусики, как говорит одна девчонка из «Общаги». Вечером соберись, а завтра с утра поедем. Я сама тебя отвезу. Бай-бай!
Лизхен вышла из дома, достала мобильник.
- Алло, Алекс! – деловито заговорила она, сбросив с лица легкомысленное выражение. – Она согласна. Да, я поеду с ней, сдам с рук на руки… Да, в ту клинику, про которую я тебе говорила. Там её никто не раскопает.

                =5=

Несмотря на возражения Виктории, Лизхен сама повезла её в тот городок, на окраине которого располагалась психиатрическая клиника. Всю дорогу болтала о каком-то токшоу.
- И правильно она говорит, что не бывает рая в шалаше. Не бывает! – восторгалась Лизхен кем-то из токшоу.
- Да, не бывает, - соглашалась Виктория, совершенно не задумываясь над тем, что она говорила.
- Понимаешь, у них там всё заражено вирусом любви! – восторженно поворачивалась Лизхен к Виктории.
- Понимаю, - кивала головой Виктория. – Ты за дорогой следи, а то скорость за полторы сотни… У кого – всё?
- Что – всё?
- Ну – заразил их всех.
- А… Никто их не заразил. Это я образно. В «Общаге»! Понимаешь, он к ней со всей душой – а она ни в какую. Он ей: «Целовать тебя не надо, обнимать тебя не надо! Ты не хочешь никаких отношений!»
- Может и вправду не хочет? Ну, не до секса ей. Бывает же… – от нечего делать впопад и невпопад поддерживала разговор Виктория.
- Ты что, не хочет! – возмущалась Лизхен. – Мы, говорит, строители любви. Я, говорит, пробовала строить любовь, с одним, вторым, третьим… Понимаешь, Вика, у них там, в «Общаге», отношения формата лайт - легкие, ни к чему не обязывающие… Перепихнулись – не понравилось, меняй партнёра. Жизнь в поиске, так сказать.
Триста с лишним километров по хорошему шоссе для Лизхен показались не утомительнее киносеанса.
Утопающее в зелени деревьев, не окружённое забором жёлтое трёхэтажное здание без решёток на окнах походило на санаторий.
По красиво вымощенной дорожке под раскидистыми деревьями Лизхен вместе с Викторией пошла к главному входу.
Дачная тишина густой ватой заложила привыкшие к городскому шуму уши. Птичьи голоса в кронах деревьев раздавались оглушительно громко, словно крики спортсменок в гулком спортзале. Вдали, эхом повторяя саму себя, щедро отсчитывала кому-то года кукушка. Волшебно пахло грибами и прелыми листьями. Солнце висело в зените, но в тени деревьев воздух был свеж и вкусен.
Вместо приёмного покоя Виктория и Лизхен попали в просторный холл, уставленный современной кожаной мебелью. Навстречу вышла молодая женщина в униформе, не похожей на медицинскую. Несмотря на стандартные параметры тела и правильное, словно нарисованное лицо, она производила какое-то антисексуальное впечатление.
- Мы… - хотела представиться Лизхен.
- Мы в курсе, - прервала её женщина на удивление жёстким командирским голосом. – Вас ждут.
Она указала Виктории, в каком направлении её ждут.
- А вас доктор просил поблагодарить, - повернулась она к Лизхен. -  Он извиняется, что не встретил и не может проводить лично…
Чмокнув на прощанье подругу, Лизхен направилась к выходу. Обернувшись у двери, улыбнулась и помахала рукой:
- Бай-бай!
Откуда-то возник мужчина, похожий на служащего отеля, унёс саквояж Виктории.
- Прошу вас, - пригласила Викторию сотрудница и пошла вперёд. 
В лифте они поднялись на второй этаж, вышли в длинный коридор, похожий на коридор хорошей гостиницы. Пол устилала ворсистая ткань, поглощавшая звуки шагов. Неяркие модные светильники пятнами расцвечивали стены в богатых обоях.
- Почему нет людей? – от нечего делать  и, чтобы выказать расположение к сотруднице, поинтересовалась Виктория.
- Это не лечебный корпус, - сухо ответила сотрудница.
Она отпёрла дверь без таблички, пропустила в комнату Викторию. Богатая полированная дверь с фурнитурой из жёлтого металла, более подходившая для делового кабинета важного руководителя, не соответствовала тому, что Виктория увидела внутри.
Пол и стены комнаты были отделаны кафелем. За ширмой у стены слева виднелась «лейка» душа. У окна стояли белый стол и стул из пластика. У другой стены – кушетка и высокий шкаф.
- Разденьтесь, - служащая указала на кушетку, - примите душ.
Она села за письменный стол, ключом открыла ящик, достала какие-то бумаги. Не обращая внимания на Викторию, начала перебирать листки.
Виктория с задумчивой улыбкой разделась, аккуратно сложила одежду на кушетку. Приятно холодил стопы гладкий пол. Воздух был свежий, вероятно, душевой пользовались редко. В общем, Виктории здесь нравилось.
За ширмой на полочках лежали одноразовый кусочек мыла, шампунь в крохотной, на один раз, мягкой пластиковой подушечке. На вешалке поодаль висело полотенце.
После дороги Виктория чувствовала себя потной и грязной, поэтому с удовольствием сполоснулась.
Выйдя из-за ширмы, она снова увидела прямую спину сотрудницы за столом. Но вместо снятой одежды на кушетке лежало свёрнутое большим квадратом что-то другое.
- Вашу одежду почистят и сохранят, - сообщила сотрудница. – Оденьте то, что лежит на кушетке. Идти можно босиком, пол у нас очень чистый.
Виктория надела что-то наподобие ночной сорочки до колен из хлопчатобумажной ткани соломенного цвета, с широким вырезом для головы и длинными рукавами. Ни единой пуговицы, застёжки или завязки.
Сотрудница убрала все бумаги, кроме одного листка, в ящик стола. Из-за её плеча Виктория успела прочесть свою фамилию, заглавие – «Лист назначений», и пару необычных слов из текста ниже: «…асенсорный сейф…».
Виктория шла по коридору, с любопытством разглядывая висящие на стенах художественные миниатюры в рамках, красивую мебель в холлах.
«А что, - думала Виктория, - клиника на самом деле похожа на санаторий. Расположена за городом, в лесочке. Тишина, хороший воздух. Можно побродить в лесу…»
- Побудьте в этой комнате, - распорядилась сотрудница. Она отпёрла ключом дверь и немного приоткрыла её.
- Хорошо, - согласилась Виктория и шагнула в комнату. Дверь за ней тут же закрылась.
Стены и пол комнаты походили на огромный диван – большие упруго-мягкие квадраты под цвет её «ночнушки». Несмотря на то, что комната была совершенно пустой, стены, пол и потолок словно давили на Викторию. И какой-то синтетический запах. Помесь запаха мебели дешёвого магазина и дезрастворов больницы. Непривычный запах окончательно отнимал ощущение свежести, пережитое на улице, и… свободы.
Виктория оглянулась. Если бы она только что не вошла сквозь эту стену, ни за что не разглядела бы двери – настолько однородно было  «диванное» покрытие.
Виктория ступила на середину комнаты. Все стены совершенно одинаковы. Высокий потолок светился ровно и матово, ни одна его часть не отличалась от другой.
Прошло, наверное, немало времени. Виктория устала стоять и ходить, села на кожано-диванный пол. Подождала ещё какое-то время. Когда же за ней придут?
Глянула на ту стену, где была дверь. Или дверь была на другой стене? Чёрт! Она забыла, сквозь какую стену входила!
Виктория тщательно обследовала стену. Никаких признаков двери! Осмотрела другую стену. И здесь ничего! Чёрт!
Виктория со злостью пнула стену. Ей показалось, что свет в комнате стал чуть тусклее.
Чёрт! Чёрт! Чёрт!
Виктория забарабанила в стену кулаками.
- Эй, кто-нибудь! Выпустите меня!
Испугавшись своего голоса в тишине, Виктория на мгновение замерла и прислушалась, вглядываясь во все углы потолка. Ни звука. Только сердце – бух! бух! бух! И сдавленное дыхание. Её перепуганное дыхание.
Виктория снова забарабанила кулаками в мягкую стену. С каждым ударом свет становился чуть тусклее.
- Да чёрт побери! Я же не в приюте для умалишённых! Выпустите меня!
Разозлившись, Виктория повернулась к стене спиной и стала бить пяткой.
В комнате становилось всё сумрачнее.
Виктория запаниковала.
- Я требую встречи с врачом! – кричала она, яростно боксируя стену локтями и пятками. – Да выпустите меня, чёрт вас побери!
Она почувствовала, как саднят её локти.
- Сволочи…
Виктория заплакала и бессильно сползла на пол.
- Мне в туалет надо! – крикнула она сквозь слёзы, излив остатки ярости. – Сволочи…
Потолок едва флюоресцировал.
«Сволочи, - обиженно думала Виктория. – Это у них, похоже, наказание такое, чтобы пациент не дебоширил. Если бьёшь стены, то свет уменьшают. А если ругаешься».
- Сволочи! – крикнула она, чтобы проверить, правильно ли рассуждает.
Свет погас.
«А без света можно бесноваться сколько угодно?» – подумала Виктория и ударила локтем в стену.
Вроде ничего не произошло. Или произошло?
Виктория прислушалась. Нет, что-то произошло, но она не могла понять, что. Какое-то беспокойство появилось. Может, кто вошёл в комнату, а она не знает?
Виктория затаилась. Прекратила дышать. Напрягая зрение и прислушиваясь, ворочала головой из стороны в сторону. Но слышала только буханье сердца.
- Тихо ты! – вслух произнесла она. И рассмеялась. Она приказывает сердцу стучать тише! Докатилась…
Комичность ситуации немного успокоила Викторию.
Она вновь замерла, прислушиваясь к тишине и вглядываясь в темноту помещения без единой щелочки и мельчайшей лампочки. Ничего не видно, ничего не слышно. Но что-то действует на неё. Что? Что-то постороннее…
Виктория стала раздумывать о неприятном, что может оказаться вместе с ней в тёмной комнате. Её сознание породило образ крокодила… «Чушь какая! Откуда здесь крокодил?» – одёрнула себя Виктория. Сознание послушно убрало крокодила и услужливо подсунуло картинку змеи. «Фу, какая гадость!» – прошептала Виктория и поджала ноги. Картинка змеи была ненатуральная, из детской книжки, и визжать Виктория не стала. Нет, всё-таки здесь что-то есть. Маленькое и неприятное… Бр-р!
Виктория прижалась затылком к мягкой стене, повернула голову в одну сторону, разглядывая в темноте разноцветные круги и неясные вспышки, рождаемые лишённой света сетчаткой глаз, повернула голову в другую сторону… Что-то маленькое и неприятное должно быть здесь… По шее Виктории будто кто прополз… Маленький! Неприятный! Прополз! Паук!
Виктория истерично  завизжала, конвульсивно задёргалась, пытаясь сбить с шеи членистоногое. Но ладонь зажала всего лишь локон волос, коснувшийся её шеи.
Виктория снова замерла, сжатая страхом, перекрученная отвращением. Что-то стало более явственным…
Она поняла. Она различила едва слышный звук. Очень высокого тона, тоньше комариного писка.
Разгадав загадку, Виктория успокоилась.
Вспомнилась запись из листа назначений. «Асенсорный сейф». Асенсорный, значит без чувств. Сейф – и ежу понятно, в него запирают. Вот она и сидит в асенсорном сейфе. Дура. Зачем кому-то совать тебе крокодилов, змей и тараканов? Это же психушка!
У Виктории разом пропало всё уважение к заведению гостиничного типа. Психушка, она и есть психушка. Ну что ж, господа психиатры. Похоже, вы ничуть не лучше моего Гринсона! Ну а на ваш бесчувствененый, или как там вы его называете по заумному… асенсорный шкаф мне наплевать. Интересно, когда вы включите свет? Да плевать! Раз темно и делать нечего, лягу ка я спать!
Виктория улеглась поудобнее и довольно быстро уснула. Благо переезд её изрядно утомил.

                =6=

Когда она проснулась, брезжил рассвет.
Виктория удивилась, что проснулась так рано. Обычно она просыпалась ближе к двенадцати. Пробуждение было, как всегда, неприятным. Настроение ни к чёрту, побаливала голова. Да и лежать неудобно.
Она лежала не укрытой,  одеяло, вероятно, сползло на пол.
Виктория пошарила рукой вокруг, но одеяла не нашла. К тому же, вместо привычного шелковистого белья она обнаружила под собой что-то вроде обивки жёсткого дивана. Может, она уснула на диване? Но у них нет такого дивана!
Виктория задумалась. Где она? Перепила в гостях и её уложили спать, не отправив домой? Нет, в гости она не ходила, это точно. Она приехала со съёмок, Алекса дома не было…
Потолок флюоресцировал ровным неживым светом. Такой свет показывает себя, но не освещает ничего вокруг.
Да где она, чёрт побери?! И утро ли сейчас? Может вечер?
- Алекс! – позвала она негромко и испугалась непривычного звучания голоса. Или в том была виновата комната, где она находилась?
Виктория решила встать и сходить… А куда идти, если она не знает, где находится и вокруг темнота? Да куда угодно! Наткнуться, в конце концов, на что-нибудь, уронить или расколоть что угодно! Поднять шум, чтобы определить, где она ночевала.
Виктория пошарила вокруг рукой, потом ногой, стараясь нащупать край дивана. Края не было!
Что за чушь? Может, она спит? Только во сне бывают такие непонятные ситуации…
Виктория стала на четвереньки и, тщательно проверяя рукой пространство перед собой, поползла вперёд. Скоро она уткнулась лбом во что-то, на ощупь похожее на то, по чему ползла! Спинка огромного дивана? Чушь… Не сошла же она с ума! Не стала же она величиной с кошку! На людоедском диване…
Виктория медленно поднялась на ноги, ощупала то, что находилось перед ней. Это была стена, хоть и не похожая на обычную стену…
- Ч-щёрт! – Виктория хлопнула себя по лбу. Да она же в психушке! И её заперли в… Как его… В асенсорный шкаф. Нет, в сейф. Вот сволочи! Пить охота. И прочие дела пора делать, какие все нормальные люди делают по утрам.
- Эй! – произнесла негромко Виктория, стесняясь нарушить облекавшую её тишину.
Прислушалась. Только отзвуки собственного голоса в мозгу.
- Э-эй! Есть кто живой? – смелее произнесла Виктория. – Я пить хочу! И в туалет! Не хотите же вы, чтобы я изгадила вашу изысканную тюрьму?
У противоположной стены будто светом ночника высветился унитаз.
- Вот сволочи! – восхищённо выругалась Виктория и направилась к унитазу. Сев, задумалась. И услышала тонкий писк.
«Ага, это они обиделись, что я назвала их сволочами! – догадалась Виктория. – Включили пищалку».
Унитаз был оригинальный. Весь настолько закруглённый, что взяться за что-либо невозможно. И не каменный, а упруго-жёсткий. На плоской, утопленной в стену панели, располагались кнопки и картинки-подсказки: смыв, брызги вверх, воздушная струя… Ага, понятно… Все удобства и удовольствия, но псих сломать аппарат или пораниться им не сможет.
- Пить хочу! – смело потребовала Виктория, закончив «работу» на «универсальном приспособлении».
У противоположной стены аналогичным образом высветился сосок-поилка.
- Что делают, а? Сволочи!.. – зло восхитилась Виктория, направляясь к поилке.
Попив, она обернулась к стене с унитазом. Унитаз исчез. Виктория повернулась к поилке. Поилка свернулась трансформером и спряталась в стене.
- Ну, прямо фантастика! – горько воскликнула Виктория. – Эй, открывайте! Я не в тюрьме, в конце концов! Поговорить надо! Я вам за такие эксперименты ни черта не заплачу, слышите!
Виктория замерла и прислушалась. Может, раздастся звук шагов с той стороны? Или звяканье ключей, лязг замка? Или чей голос?
Тишина. Только прерывистое дыхание человека, попавшего в ловушку. Её дыхание.
- Ну и чёрт с вами! – крикнула что есть сил Виктория, оглушив себя. – Фиг вы от меня чего дождётесь! Может вы хотите, чтобы за тюрьму я сама и платила? Вот вам!
Виктория стукнула кулаком по согнутой руке, выказывая самое грубое презрение, какое только могла придумать.
Она опустилась на пол.
Ну и пропади всё пропадом. Подумаешь… В тишине побуду. А то всё шум, гам, гонки, суета! Отдохну хоть…
Отдыха-а-ать… Отдыха-а-ать… Чёрт, как болит голова! И воздух какой-то… неживой. Дышать тяжело. Свистит или нет? Кажется, нет… Свистит, сволочь, свистит! Едва слышно, но свистит! Или мне это кажется? Нет, не кажется. Свистит. Почти неразличимый тонкий, тоньше комариного, свист, но беспокоит, зараза… В больной голове как иголочкой ковыряется. Интересно, сколько времени прошло? Полчаса? Или час? Судя по тому, что есть охота… Я на свободе всегда завтракала часа в два… Как надоел этот писк! Кыш! Может, комар залетел?
Бархатная чернота колыхалась вокруг, пучилась и вздувалась мягкой ватой, лезла в глаза, в уши, в рот, в лёгкие, затрудняла дыхание. Темнота ворочалась, как пена в ванной, как чёрная пена в чёрной воде и в чёрноте комнаты. И свет чёрный. Густой чёрный свет, вспыхивавший масляной плёнкой в местах переплетения лучей. Чёрный свет не шелестел и не лопался, как белая пена, а пучился беззвучно, пожирая все звуки, поглощая их своей глубиной. Все звуки, кроме комариного писка. Ватной черноты было очень много. Она заполнила комнату, перевалила через её края, а может, раздвинула стены – она ведь очень сильная, эта чернота, хоть и кажется мягко-бархатной! Чернота расползлась по коридорам психушки, поглотила красивые светильники и модную кожаную мебель. Чернота заполнила многоэтажный дом психушки, вылезла чёрными клубами и жирными языками из окон и дверей здания, развалилась чёрными неудержимыми валами прибоя по окрестностям. Какой маленький домик! И деревца вокруг, как сухая травка! Всё залила чёрная пена! И только комариный писк: пи-и-и-у! пи-и-и-у! Комары, как истребители, прошивают чёрную пену. Пи-и-и-у! Тучи истребителей! Пи-и-и-у! Пи-и-и-у! Пи-и-и-у! Как иглы впиваются в барабанные перепонки, больными стрелами пронзают мозг… А-а-а!
Виктория схватилась за голову, попыталась зажать уши руками.
- А-а-а!
Она испугалась крика.
Кто кричит?!
Чернота. Молчание. Тишина. Или кто-то здесь есть?
Виктория прислушалась, напрягла зрение. Вон, что-то видится, напротив… Или это галлюцинируют глаза, лишённые света? Нет, кто-то сидит в темноте …
Виктория изо всех сил вглядывалась в неясную тень напротив. Точно, кто-то сидит!
- Эй! – негромко позвала она.
Тень шевельнулась.
- Ты кто?
Молчит.
Виктория качнулась вперёд, чтобы разглядеть того, кто сидел у стены.
Фигура испуганно дёрнулась.
- Ты кто? – ещё раз спросила Виктория, и почувствовала, как вдруг пересохло во рту.
Вообще-то, фигура находилась раза в два дальше, чем была противоположная стена. А чему удивляться! Они здесь, похоже, моделисты-конструкторы. То унитаз секретный покажут, то поилку-трансформер. Так что, раздвинуть стены для них, вероятно, проблем нет.
Виктория протёрла глаза, чтобы исключить случайные видения.
Фигура встала!
- Ты кто? – чуть не плача от неизвестности и страха, вопрошала Виктория. – Ты мужчина или женщина?
Молчит.
Одета в какой-то балахон. Волосы длинные, грудь, ноги… Похоже, женщина…
Незнакомка медленно протянула руку навстречу Виктории, начала плавно и странно жестикулировать. Как в японском театре. Затем медленно пошла вдоль стены.
Виктория упала на колени… Одновременно с незнакомкой. Взмахнула руками…
- Да это же я! – горько рассмеялась Виктория и заплакала.
Значит, она или умерла, или сошла с ума. Но если она умерла и её душа покинула тело, то душа должна видеть неподвижно лежащее тело. Мёртвое тело! Значит, она не умерла. Это легче. Но если не умерла, значит, сошла с ума. Раздвоение личности – она видит себя со стороны.
Виктория тихонько плакала и рассуждала. Слёзы всегда помогали ей в сложных ситуациях. Все думали, раз она плачет, значит, утонула в слезах и ничего не соображает. А она в это время как раз и соображала. Так, Викуся, соображай дальше!
«Значит, у меня раздвоение личности и я вижу себя со стороны. Значит, я сошла с ума. Сбрендила. Крыша у меня поехала. Но всем известно, что психи не признают, что сходят с ума. Только здравомыслящий человек усомнится в своём психическом здоровье. Значит… С моим чердаком всё в порядке! А что же за хрень напротив меня? Да очень просто выяснить, что это за актриса так удачно меня копирует!»
Виктория вскочила и, вытянув руки, чтобы схватить незнакомку, кинулась к ней. Но, не пробежав и половины расстояния, с размаху врезалась в стекло, больно ушиблась и рухнула на пол.
- Вот сволочи! – выругалась негромко.
Это было обыкновенное зеркало.
Виктория потрогала своё отражение.
С боков на стекло ширмами наползали стены.
- Идиоты! – пробормотала Виктория, окончательно успокаиваясь и  возвращаясь в тёмную реальность.

                =7=

Проснулась она, почувствовав укол в руку.
Виктория открыла глаза и в сумеречном свете увидела склонившуюся над ней женщину в зеленоватой униформе. Одной рукой женщина смазывала ваткой плечо Виктории, в другой руке был странной формы довольно большой пистолет. Ватка пахла спиртом.
- Я сделала укол, - женщина качнула «пистолетом». – Начинаем терапию глубокого сна…
Жуткий коктейль из снотворных и успокоительных средств отключил сознание Виктории.

Она опять не понимала, где находится, и как сюда попала.
Довольно убогая комнатёнка, четыре кровати вдоль стен. Какие-то женщины на кроватях. Каждый раз испуганно оглядываясь на дверь, редко перешёптываются. Не сказать, чтобы… В общем, на улице у таких она не стала бы спрашивать, как пройти по незнакомому району. То ли не совсем здоровые головой, то ли сильно не умные… Воздух как в туалетном конце дешёвого общего вагона – помнит по детству! - сквозь резкий запах хлорки или чего-то подобного пробивается застойный запах мочи. Далеко за дверью, должно быть в коридоре, женский голос негромко, но требовательно что-то скомандовал. Воробей за окном скандалит громко и беспрестанно, с настырностью базарной бабы в трамвае. Слабость, как после тяжёлой болезни, руки не поднять, глаз не повернуть. Дышать тяжело.
«Ты же ни разу тяжело не болела, откуда знаешь, какая слабость после такой болезни?» – сонно рассуждала Виктория. И тут же вяло подумала, что не надо болеть, чтобы догадаться, как чувствует себя человек после тяжёлой болезни.
«Где я? Что это за убогая больничка… А почему ты решила, что это больничка? Да потому… Четыре кровати, больные женщины… Зачем я здесь? Нюхнуть бы кокаину… Умереть бы… Закрыть глаза, и тихо умереть, чтобы никто не заметил… Пришли бы, а ты уже холодная… Надо вспомнить, где я и почему здесь… Нет сил мозги напрягать…»
Вошла женщина в белом халате.
«Значит, я всё-таки в больнице, - нехотя признала Виктория. – Как я сюда попала? Руки-ноги целые, ничего не болит, значит, операций не было… Тогда зачем я в этой дыре?»
- Проснулась? – скорее констатировала факт, чем спросила женщина в халате. – Как чувствуешь себя?
По интонации вопроса чувствовалось, что ответ не нужен.
- Слабость… - прошелестела Виктория.
- Естественно, - усмехнулась женщина. – Три недели спала, ничего не ела.
- Три недели! – заставила себя тихо ужаснуться Виктория. – Зачем?
- Ну… У тебя же были проблемы… - женщина опять усмехнулась. – Переутомление, нервные срывы… Истерики.
Виктория начала вспоминать. Да, у неё были истерики… Она лечилась у психиатра… Как его… У Гринсона… Нюхнуть бы сейчас, взбодриться… Да! У неё была наркотическая зависимость… От которой она легла подлечиться в клинику… Нюхнуть бы… И которая осталась при ней… Но то была шикарная клиника! А это – какая-то затрапезная палата для бедняков…
- Почему я здесь? – спросила Виктория и обвела взглядом пространство перед собой. – Я же должна быть в клинике! Там… другая обстановка.
- Ты в клинике. Там было обследование, здесь – лечебный корпус. Да, здесь попроще. Обычная палата для обыкновенных больных.
Женщина пожала плечом и усмехнулась.
- Я… не обыкновенная больная, - осторожно возразила Виктория. – Я… актриса.
- Для нас все больные – обыкновенные, - стандартно усмехнулась женщина. – Есть актрисы, есть учёные. И президенты. Даже инопланетяне бывают.
- Я хочу выписаться, - тихо, но решительно сказала Виктория, поняв, что её держат за сумасшедшую. – Я хочу домой.
- Это невозможно, - с холодной улыбкой отвергла желание Виктории женщина.
- Почему? – с мрачно спокойной настойчивостью спросила Виктория.
- Ну, хотя бы, потому что… после трёхнедельного голодания нужен трёхнедельный восстановительный период. Особая диета, наблюдение врачей.
- Переведите меня в одноместную палату с удобствами. Я оплачу, - тихо потребовала Виктория.
- Невозможно, - усмехнулась женщина. – У нас все палаты стандартные.
- Ладно, - тихо согласилась Виктория, немного подумав. – Начинайте свою диету, а через пару дней решим…
- Решать будет доктор, - всё с той же безразличной технической улыбкой сообщила женщина. Похоже, её не волновало, как воспринимает пациентка излагаемую информацию.
- А вы кто?
- Я медсестра.
О докторе женщина сказала интонацией, какой говорят о власти большой, но далёкой. Себя же представила, как власть не менее большую, но реальную.
Заявление, что решение об «освобождении» принимает доктор, а не пациент, который платит за лечение, Виктория не восприняла никак.
Потеряв интерес к персоналу, Виктория подняла руку, взглянула на пальцы. Тонкие и до больницы, они стали полупрозрачными. Тонюсенькие палочки, обтянутые белой, с голубоватыми прожилками, кожицей. Да, похоже, она долго голодала. Какая отвратительная слабость! Умереть бы… Или кокаину… Чёрт! Она же легла в клинику, чтобы отвыкнуть от наркотиков! Нюхнуть бы…
Медсестра, не дождавшись от пациентки никакой реакции на последние слова, с едва заметным разочарованием покинула палату.
Надо позвонить Алексу, чтобы он забрал её отсюда…
Медсестра вернулась. Молча достала из кармана халата яйцо, плебейски стукнула им о тумбочку, принялась чистить.
- Что это? – брезгливо поморщились Виктория. Хотя бы на блюдце каком-нибудь принесла, для приличия. В кармане… Фу!
- Сырое яйцо. Твой завтрак, - сообщила медсестра с той же едва заметной улыбкой.
Пальцем прорвала в яйце плёнку, и вместе с тянущейся слизью шмякнула плёнку на крышку тумбочки.
Викторию передёрнуло от отвращения.
- Я не ем сырых яиц… Тем более, в такой форме, - отрезала она и отвернула лицо к стене.
- У нас ты будешь есть и пить всё, что назначат.
В улыбке и голосе женщины появилась жестокость.
Виктория шевельнула кистью. Таким незначительным жестом отсылают провинившихся официантов.
Медсестра настойчиво поднесла вскрытое яйцо к лицу Виктории. Виктория презрительно скосила глаз на женщину.
- Вы что, не поняли, что я таких… - Виктория подчеркнула интонацией, каких, - яиц не ем?
- Это ты не поняла, что находишься в лечебном учреждении, и назначения врача здесь выполняются неукоснительно, - с железной ноткой в голосе произнесла медсестра. – А диетическое яйцо – это лечебное назначение.
От обращения посторонних лиц к себе на «ты» Виктория давно отвыкла, и тыканье медсестры коробило её.
- Подите вон, - тихо выдавила Виктория. Ей показалось, что она уловила запах несвежего яйца.
Медсестра с сожалением взглянула на непокорную пациентку и молча вышла. Но тут же вернулась в сопровождении двух мужчин в голубоватых куртках и штанах. Надо думать, это были санитары.
Не сказав ни слова, санитары моментально прихлестнули руки и ноги Виктории кожаными ремнями к краям кровати.
- Что вы делаете! – возмутилась Виктория, осознав себя позорно связанной.
- Хочет больной или нет, но лечебные назначения у нас выполняются обязательно! – жёстко сказала медсестра.
- Я не больная! – возразила Виктория, извиваясь и пробуя освободить руки от ремней. Но лишь причинила себе боль.
- Приступаем, - скомандовала медсестра.
Один санитар вытащил из кармана что-то вроде лейки с широким раструбом и ловко вставил раструб глубоко в рот сопротивляющейся Виктории. Виктория почувствовала инородное тело во рту, её чуть не стошнило.
Второй санитар пережал нос Виктории, заставив её дышать через рот. Женщина шлёпнула вскрытое яйцо в лейку и Виктория ощутила, как холодная слизь скользнула ей в глотку.
- Стоило поднимать бучу из-за мелочи, - без эмоций проворчала медсестра.
- Вы что делаете! – возмутилась Виктория, отдышавшись после «процедуры». – Вы что себе позволяете? Вы знаете, кто я такая?! Я знаменитая на всю страну актриса! Дайте телефон, я позвоню Алексу и он заберёт меня отсюда! Вы ни копейки не получите за ваше… ваше…
Виктория до того возмутилась, что не могла подыскать замены для так неподходящего здесь слова «лечение».
- О, милочка! – снисходительно посмотрела на пациентку медсестра. – Подумаешь, актриса. Я ж тебе говорила, что у нас и великие писатели лежат, и художники, и сам господь бог. Подумаешь, актриска какая-то…
- Дайте телефон! Дайте мне телефон! – кричала Виктория. – Я позвоню мужу и он заберёт меня отсюда!
- Хватит орать! – прикрикнула на Викторию медсестра. – Муж не заберёт, потому что именно он сдал тебя в клинику. И никто не заберёт до тех пор, пока доктор не решит, что твоё поведение безопасно для общества!
- Муж?!
Поражённая Виктория надолго замолкла. Она не могла допустить мысли, чтобы муж, Алекс… Да, в последнее время отношения у них были не сахарные, но сдать в психушку?! Нет, он не мог этого сделать.
Женщина усмехнулась и вышла из палаты, забыв развязать Викторию. А может, умышленно оставив её привязанной. За ней ушли молчаливые санитары.
Да врут они всё!
- Дайте мне телефон! – закричала Виктория. – Мне надо поговорить с мужем! Врёте вы всё! Развяжите меня!
Соседки по палате боязливо забились под одеяла, отвернулись к стенам, даже головы накрыли одеялами. Похоже, шумное поведение было очень непривычным для данного заведения.
Минут через пять в палату вновь вошла та же медсестра.
- Успокоилась бы, - недобро усмехнувшись, посоветовала она.
- Развяжите меня! Дайте мне телефон! Я позвоню, чтобы меня забрали отсюда! Это не клиника! Освободите меня, чёрт возьми! Это тюрьма! Психушка! – бесновалась Виктория.
- Ну что ж, приступим к физиотерапевтическим процедурам, - пожала плечами сестра. – Ребятки!
На зов вошли санитары.
- Зафиксируйте больную для транспортировки в физиотерапевтическую комнату, - скомандовала она с усмешкой.
Санитары отвязали Викторию от кровати, связали руки и ноги. Один подхватил её, как нелюбимую куклу, поперёк пояса, понёс по коридору вслед за сестрой. Сопротивляться у Виктории сил уже не было.
Принесли в душевую, бросили на кушетку. Санитар задрал ей рубашку на голову, оголив тело до самых плеч. Виктория попыталась сопротивляться, но руки запутались в задранной рубашке, с ногами быстро справились сильные мужские руки. Причём, хватали она не только за голени, но и за бёдра, и между бёдер, и за тело, и за груди. Виктория дёргалась, чувствуя такое же омерзение, как если бы её щупал прокажённый.
Санитары гыгыкали и удовлетворённо уркали, как большие обезьяны, нашедшие много вкусного.
Обессилев, Виктория безнадёжно заскулила.
Её вдруг окатили ледяной водой. Дыхание перехватило, сердце замерло то ли от неожиданного испуга, то ли от запредельного холода. Потом её завернули в мокрую ледяную простыню. Мышцы от холода стали твёрдыми, потеряли способность сокращаться. Потом по телу пробежала дрожь, Виктория затряслась от холода. Дрожь, вероятно, помогла телу немного согреться, но едва Виктория почувствовала, что простыня начала согреваться телом, как её снова облили. Виктория опять ощутила холод проруби.
И так несколько раз.
Неизвестно, сколько прошло времени. Виктория замёрзла до такой степени, что не могла шевелить не только руками и ногами, но даже языком. Её развязали, сдёрнули с головы мокрую рубашку, голой отнесли по коридору в палату, бросили на кровать.
Укрыться у Виктории не было сил.
Соседки боялись не то, что помочь Виктории, глядеть в её сторону опасались.
Через какое-то время Виктория немного согрелась и почувствовала, что может шевелиться. Она с трудом забралась под одеяло и уснула.

Виктория не знала, когда она проснулась – утром, днём или вечером, сколько она спала… Разбудила её всё та же медсестра.
- Завтрак! – с полуулыбкой сообщила сестра, держа в руках два уже вскрытых яйца.
У изголовья и у ног кровати стояли готовые к «удержанию» санитары.
Виктория окаменела. Она понимала, что сопротивляться бесполезно, но и добровольно выпить эту гадость тоже не могла. Она лежала молча и неподвижно, плотно стиснув зубы.
Сестра наклонилась и приблизила яйцо ко рту Виктории. Виктория только плотнее сжала губы.
Сестра скривила губы в улыбке и наклонила яйцо. Прозрачная слизь потянулась к губам Виктории… Коснулась губ. Виктория вздрогнула от отвращения. И неожиданно для себя плюнула в лицо издевающейся над ней женщины.
Сестра была готова к агрессивному поведению подопечной и легко уклонилась от плевка.
- Ну и глупо, - сказала, леденея глазами, выпрямляя спину и делая знак санитарам.
Один санитар рывком сдёрнул с пациентки одеяло, навалился на тело Виктории, схватил её за руки и похотливо прижался лицом к животу актрисы. Другой зафиксировал голову и разжал рот. Сестра зажала нос Виктории и вылила сырое яйцо ей в рот. Рука санитара держала рот широко открытым, и выпихнуть слизь языком Виктории не удавалось. Помучившись без воздуха, она с отвращением проглотила яйцо. Сестра тут же залила второе.
- Сама мучаешься, нас утруждаешь, - безразличным голосом упрекнула Викторию медсестра. – Что, так и будешь вести себя?
- Так и буду! – крикнула сквозь спазмы в горле Виктория. – Сволочи! Изверги! Выйду из вашей тюрьмы, всех засужу!
- В бассейн её, - скомандовала сестра. – Полный курс гидротерапии, чтобы злости поубавилось.
По пустым коридорам голую Викторию притащили в какую-то сырую подсобку, похожую на бойлерную в подвале. У одной стены громадился эмалированный, с потоками ржавчины, чан с водой.
Положили на что-то вниз лицом, умело привязали за руки и за ноги, перехлестнули за талию, словно приготовили к четвертованию. Санитары поощрительно похлопали Викторию по ягодицам и спиной вниз плюхнули в чан.
Тело Виктории затвердело до состояния автомобильной покрышки на морозе. Мозги в черепной коробке сжались до величины грецкого ореха и потеряли способность соображать. Лёгкие превратились в недублёную сухую шкуру и потеряли способность к движению и дыханию. Сердце холодно окаменело. Спустя вечность сердце через силу шевельнулось, тело закололо миллионами иголок, и Виктория поняла, что вода в чане ледяная.
- Охолонись манеха, - с доброй улыбкой проворчал санитар, погладив Викторию по голове, и заботливо убрал мокрую прядь со лба. – Успокойся.
Рассуждая о других больных и других лечебных процедурах, «медперсонал» неторопливо покинул «бойлерную».
Металлическая решётка, к которой привязали Викторию, под сорок пять градусов уходила в воду. Над поверхностью оставалось только лицо «больной».
«Чёрт! Они надолго ушли?» – запаниковала Виктория, обретя через некоторое время способность дышать, и почувствовав, что сердце, наконец, медленно, но ритмично забилось в застывшей груди.
Перетянутые в запястьях и в лодыжках конечности моментально замёрзли и онемели. Виктория пыталась шевелить пальцами, но не знала, шевелятся ли они.  Прошло минут десять или пятнадцать, миллион иголок затупился, перестал колоть тело. Зубы выстукивали мелкую дробь, тело дрожало. Через какое-то долгое время поверх мелкой дрожи нахлынули волны крупной тряски. Глядя на содрогания тела, можно было подумать, что у «подопытной» начались предсмертные конвульсии. Прошло ещё какое-то немалое время, губы стали каменно жёсткими. Потом тело устало трястись, и расслабилось. А может, наоборот, замерло, сократившись – Виктория не понимала, что чувствует её тело, в каком оно состоянии, сколько времени прошло, где она и что с ней творится. Вместо сердца у себя в груди она ощущала крупную ледышку. Белый, покрытый инеем ледяной комок холодил её тело изнутри. И если убрать лёд из груди, она бы согрелась в тёплой воде, в которой она лежала.
Потом тело исчезло. Неприятно стало от льда, что скопился в черепной коробке. В голове было до того холодно, что во время дыхания изо рта шёл пар и осаждался инеем на лбу и между волосами. Волосы, воткнутые в кожу, причиняли ей боль. Потом время замёрзло и остановилось. И мысли остановились. Замерли на полуслове. Лишь звуки шевелились вокруг световыми отблесками. Редко и звучно капала где-то вода, отдаваясь далёким, как в тяжёлом сне, громким эхом. Но сквозь лёд замёрзшего времени звукам было очень тяжело пробиться в её сознание.
Кап! Грохнулась капля, как камень о молодой лёд. И эхо побежало трещинами по тонкому чёрному льду застывшего времени…
Кап! Трещины скользнули по замёрзшему времени, коснулись её ледяной головы  и стеклянного от мороза сознания…
Кап! Трещина лопнула в мозг, ножом полоснула поперёк глаз…
Ещё одна капля-камень, и голова расколется…
Бум! Громыхнула дверь.
Тихо вы!..
Ч-щ-дах! Ч-щ-дах! Ч-щ-дах! Шаги. Какие громкие шаги! Шипят, как наждаком по мозгам! Гремят, как огромным листом железа по голове! Тише, у меня же голова ледяная! Расколете!
- Живая?
- А что с ней сделается…
- Ну вытаскивай, а то смену сдавать.
«Смену сдавать? Смену сдавать… Утром смену не сдают… И в обед… Вечером смену сдают…»
Вытащили из чана, положили на пол, стали отвязывать. Не чувствует ни пола, ни прикосновений чужих рук.
- Ты гляди, какое тело жёсткое! Как у мёртвой!
- А сиськи, гля! Не пошевелишь!
Не чувствует ничего.
- Руки не согнёшь, как у трупа.
- Чёрт с ней, пусть в раскорячку.
Отнесли в палату, бросили на кровать.
- Вы бы хоть вытерли её!
Это голос сестры.
- Чё её вытирать…
- Тело как деревянное! Укол не сделаешь!
- Согреется, и сделаешь. А что ты колоть собралась?
- Да я ничего не собралась. Это доктор назначил. Антибиотики, чтобы воспаления лёгких не было. Что-то для разжижения крови… Убери это мокрое и накрой одеялом. Грелку под спину.
- Чё мы канителимся с ней…
- Делай, что тебе говорят! Доктор сказал, чтобы жива осталась! За живую платят, не за мёртвую…

Несколько дней Виктория не соображала, где она, что она. Её бросало то в жар, то в холод, трясло неудержимо, вместе с кроватью. Ей казалось, что трясётся палата. Согреться не помогали ни одеяла, ни грелки, ни горячий чай. Распоряжения сестры и санитаров она выполняла автоматически, не осознавая их смысла.
Наконец, отпустило.
Состояние было странное. Тело до предела слабое, а в голове, на фоне бездонной слабости, возвышенное просветление. Она чётко понимала, что находится в психушке, что она психически здорова, что никогда в жизни больше не будет употреблять наркотики, что истерики, которые она закатывала – детство по сравнению с тем, что она перенесла. Что лекарства Гринсона и сам этот клоун – детские забавы. И что сознание и воля её крепки, как алмазный камень.
Виктория заставила тело встать. Мышцы болели, суставы болели… Это мелочи. Плевать. Что такое боль? Всего лишь выдумки мозга.
Соседки на кроватях глядели на неё, как глядят на вставшего из гроба мертвеца.
Виктория усмехнулась.
Соседки спрятали головы под одеяла.
Виктория подошла к окну. Взялась за спинку стула. Напряглась что есть сил, и швырнула стул в окно.
На грохот прибежали санитары, мигом уложили Викторию на место, пристегнули ремешками.
- Тю, ты, скаженная! – удивился один из санитаров. – Глякось, встала! А зачем мебель кидаешь? Чи не знаешь, шо стёкла у нас неразбиваемые? Теперь доктор за твоё бунтарство инсулиновый шок назначит!

Утром следующего дня медсестра вошла в палату со снаряженным шприцем. Её сопровождал санитар.
- Доктор укол назначил, - буднично сообщила медсестра. – Заголяй седалище.
Виктория лежала без движения, уткнув голову в подушку. 
Санитар задрал ей подол, другой с интересом наблюдал, как и куда колола сестра.
Через несколько секунд Виктория почувствовала слабость, очень сильно захотелось есть. Так сильно, будто она голодала много дней. Она, конечно, и голодала много дней, но новый голод был какой-то звериный. Хотелось вцепиться зубами в собственную руку и пить горячую кровь. Вырвать кусок мяса и жевать…
Сестра, понаблюдав за тем, как Виктория жадно озирается, сглатывая голодную слюну, усмехнулась и кивнула санитару. Санитар внёс поднос с завтраком.
Увидев пищу, Виктория быстро села на кровати, жадно облизнулась.
- О! Наша пациентка есть захотела! – посмеялся санитар, устраивая поднос на колени Виктории.
Виктория мела пищу, не разбирая, что лежит на тарелках, запивала тушёную капусту сладким чаем и глотала суп из тарелки через край, как из большой кружки.
Следующим утром медсестра увеличила дозу лекарства. После волны голода быстро наступило состояние оглушённости. Через два или три часа сознание прояснилось, Викторию покормили. 
Прежде чем ввести инсулин на третий день, санитары зафиксировали Викторию ремнями, сестра наладила внутривенную систему, хорошо привязала руку, чтобы игла не вышла из вены.
После укола на Викторию сначала накатило, как вчера и позавчера. Звериный голод сменила лёгкая оглушённость. Затем Викторию стали раздражать и медсестра, сидевшая рядом, и санитар, уставившийся на неё, и перепуганные, как всегда, соседки.  Она почему-то запьянела.
- Что вы-ы… со мно-ой… сде-е… - хотела спросить Виктория, но язык отказался ей повиноваться.
Мышцы вдруг мелко задрожали, кожа покрылась обильным потом. Сердце затрепыхалось, как на верёвочке, душу защекотал страх. В глазах стало двоиться, кровати и люди поплыли.  А сердце, перепугавшись непонятного, притаилось, замерло. И дыхание стало ненужным, поэтому Виктория перестала дышать. Челюсти плотно сжались, язык окаменел. Тело вдруг странно изогнулось и замерло в судороге. Потом спину перекрутило в другую сторону. Ноги стали дёргаться как у зайца, которому палкой разбили голову. Изо рта потекла слюна. Виктория отключилась.
Сестра тут же впрыснула в вену полный шприц раствора глюкозы. Виктория раздышалась.
На второй неделе Виктория запуталась, сколько ей сделали «процедур». В инсулиновый шок её вгоняли почти каждый день, причём дозировки «лекарства» всё повышались.
- Полный курс, - радостно сообщил санитар, - состоит из тридцати, а то и сорока сеансов. Это как доктор назначит!
Голос санитара переполнялся уважением к доктору и верой в спасительную действенность процедур.
Пищи на восстановление сил после каждого сеанса не хватало. Виктория ела всё, что приносили санитары, собирала корки хлеба в соседних палатах. Не разговаривая, она механически выполняла всё, что требовал от неё медперсонал. Она ждала.
Однажды, в свободный от шока день, Виктория услышала, как в коридоре санитар спросил, где ключ от чёрного выхода. Другой санитар ответил, что ключ висит на своём месте в биндежке.
Поздно вечером, уже после отбоя, санитары побежали успокаивать кого-то в мужское крыло. Вика вышла из палаты. В коридоре было пусто. Она кинулась в санитарскую комнату. Дверь оказалась не запертой! Проскользнула внутрь, оглянулась по стенам. На гвозде рядом с дверью висел ключ! Схватив ключ, и не веря удаче, Виктория метнулась к чёрному выходу. Сунула ключ в замочную скважину… Так не бывает! Так людям не везёт! Дверь не должна открыться!
Но дверь открылась.
Куда бежать? К городу? Естественно, когда обнаружат её побег, в первую очередь кинутся искать по дороге к городу. В противоположную сторону? Она без сил... Когда её не найдут по дороге в город, устроят облаву в лесу. Далеко уйти она не сможет.
Виктория побежала в сторону шоссе.
Пропустив несколько легковых машин, кинулась навстречу грузовику. Заревев сиреной, грузовик вильнул, объезжая Викторию. Она успела заметить перекошенное злобой лицо водителя.
Пропустила ещё несколько легковушек и лёгких грузовиков. Заметив мощные фары крупнотоннажной фуры, спокойно стала на обочине и подняла обе руки вверх.
Грузовик остановился.
- Ты откуда, подруга? – высунулся из кабины водитель. – Друга ищешь?
Виктория молча забралась в кабину.
- Но я не обещал тебя подвезти! – весело возмутился водитель.
Лет ему было за тридцать, он оценивающе оглядел наряд Виктории.
- Ну и прикид у тебя… Неформалка? Откуда сбежала?
Водитель переключил скорость, машина громко зашипела, словно вздыхая перед тяжёлой дорогой, негромко зарычала и покатила по дороге.
- Можете не поверить, но я сбежала из психушки, - честно призналась Виктория.
Водитель с опаской посмотрел на Викторию, сбросил газ, машина притормозила.
- Я похожа на сумасшедшую? – спросила Виктория.
Водитель молча разглядывал беглянку.
- Я тощая и бледная как смерть, потому что меня три недели заставляли спать снотворными уколами. Если вы меня не увезёте, меня поймают, - сердито, словно отчитывая водителя, говорила Виктория. - У меня нет сил бежать, потому что две или три недели почти каждый день мне делали инсулиновые шоки, от которых меня до потери сознания били судороги. Мне сказали, что в психушку меня отправил муж. Мне надо разобраться, так ли это.
Виктория тяжело вздохнула и вдруг попросила, словно милостыню:
- У вас не найдётся конфетки или кусочка сахара? Или немного хлебушка…
Водитель внимательно посмотрел на Викторию, откуда-то из-за спины достал горсть карамелек, протянул беглянке. Виктория торопливо разворачивала конфеты, жадно совала их в рот, плохо прожевав, глотала.
- Кем ты работаешь? – спросил водитель, переключив скорость и прибавляя газу.
Виктория пожала плечами. Странный вопрос для данной ситуации.
- Неважно. Я хорошо зарабатываю. Точнее, зарабатывала. Очень хорошо зарабатывала. Я могла позволить себе очень многое. Но я много работала, жутко уставала… У меня были срывы…
- А муж много зарабатывал?
- Достаточно для хорошей жизни, но меньше меня.
- Он может не обрадоваться, увидев тебя, - вздохнул водитель.
- Думаете, мне говорили правду о нём?
- Я не знаю твоего мужа, я не знаю тебя, но люди из-за денег творят много зла, - водитель сочувственно посмотрел на Викторию. – Говоришь ты как нормальная… Но какая ж ты тощая! Как из концлагеря!
- Не то слово… - пробормотала Виктория. От глюкозы, моментально всосавшейся в кровь из конфет, её непреодолимо потянуло в сон. А может быть, это была нервная разрядка.
- Скажи, куда тебя подбросить, и лезь спать.
Водитель кивнул головой назад, где занавеской  была задёрнута полка для отдыха.
Виктория назвала адрес их загородного дома в пригороде столицы.
- Да, эта деревня не для пенсионеров-дачников, - пробормотал водитель.
- Я заплачу, если придётся делать крюк, - забеспокоилась Виктория.
- По пути, - отмахнулся водитель. – Полезай спать, я разбужу, когда приедем.
- Я хорошо заплачу, - пообещала Виктория.
- Помочь человеку в беде – святое дело, - как библейскую истину, изрёк водитель. -  Тогда можно надеяться, что и тебе помогут. Нам, дальнобойщикам, это очень надо. А деньги… Мне своих хватает. Лезь, отдыхай.
Заметив, что Виктория сомневается, успокоил:
- Не бойся, не сдам.
- Спасибо, - искренне поблагодарила Виктория. – Среди моих знакомых таких нет. В моём обществе, если споткнёшься, подтолкнут.
- Не хотел бы я жить в твоём обществе, - покачал головой водитель. – Спи, беглянка!
Впервые за много месяцев Вика спала крепко, безмятежно и сладко.
- Да проснёшься ты, наконец, горе луковое! – услышала она и почувствовала, как её трясут за плечо.
- Я проснулась… Извините…
Придерживая подол больничной рубашки, Виктория спустилась на нижнее сиденье.
Машина стояла напротив их дома.
Водитель испытующе глядел на беглянку. Узнает она дом или спросит, где они.
- Мой дом, - едва взглянув на улицу, кивнула головой Виктория.
Ей так не хотелось выходить из кабины! В машине было надёжно и безопасно.
- Я, конечно, сильно изменилась за последние два месяца. Да и… прифуфыренные мы выглядим совсем по другому. Но если вы внимательно посмотрите на меня, то узнаете. Актрису… - Виктория словно споткнулась, словно собиралась с силами, перед тем, как назвать своё имя, - Викторию знаете?
- Викторию? – переспросил водитель, пригляделся к лицу Виктории, даже наклонился к ней. И, кажется, с трудом, но узнал. – Боже мой… - недоверчиво протянул к ней руку, словно хотел убедиться, что это не призрак знаменитой актрисы.
- Такая вот она, наша жизнь, - горько усмехнулась Виктория. – Достойная пера Шекспира.
Водитель недоверчиво качнул головой.
- Пойду я? – попросилась Виктория.
Водитель лишь молча развёл руками.
- Спасибо вам.
Виктория открыла дверь и спрыгнула на землю.
Водитель смотрел, как Виктория дошла до невысокого забора, окружавшего дом, как открыла калитку, как позвонила в дом. Неужели это на самом деле та Виктория, а не сумасшедшая, возомнившая себя знаменитой актрисой?
Из двери выглянула женщина, вероятно, домработница, всплеснула руками.
Водитель покачал головой сначала утвердительно, затем с видом человека, увидевшего нечто неправдоподобное. Завёл мотор, переключил скорость, нажал на газ. 

                =8=

- Ты-ы-ы?!
Алекс поразился так, словно увидел человека, вернувшегося с того света.
- Не ожидал увидеть? – Виктория испытующе смотрела на мужа.
Алекс растерянно уставился на её странный наряд.
- Но тебя же не должны… - Алекс осёкся.
- Значит, всё-таки это ты, - горько усмехнулась Виктория.
Алекс постепенно справлялся с шоком.
- Нет… Просто ты должна пройти весь курс лечения, чтобы вернуться домой совершенно здоровой! – наконец, воскликнул он.
- А откуда ты знаешь, что курс лечения не закончился?
Виктория насмешливо взглянула на мужа.
- Ну-у… Доктор сказал, что полный курс лечения займёт около полугода…
Алекс панически соображал, что ему говорить.
- А мне сказали, что лечение может затянуться на неопределённый срок, - усмехнулась Виктория.
- Ну-у… Это зависит от хода выздоровления, - торопливо отреагировал Алекс.
- Я пошутила! – исправилась Виктория. – Лечение было очень эффективным, и меня выписали досрочно.
- Этого не может… - снова не удержал восклицания Алекс и осёкся. – Я хотел сказать, что… Тебя не могли выписать в таком странном наряде!
- Значит, всё-таки ты, - вздохнула Виктория и утвердительно закачала головой.
- Ты бы… приняла ванну, переоделась, - вдруг озаботился Алекс.
Виктория молча пошла к себе в комнату. Да, вымыться и переодеться надо.
Телевизор в зале показывал «Общагу».
 - Сексгармония главное в семье, - рассуждал какой-то толстый парень. - Всё остальное, в принципе, для семейной жизни неважно. Со всем можно смириться. В семье обычно как? Ссорятся с утра, а ночью в постели мирятся. Любовь, морковь… Лирика это всё, не относящаяся к простой человеческой жизни. А в жизни главное, что девочке нужен мальчик, а мальчику - девочка. Поэтому нормальные отношения надо начинать строить с полового контакта. А потом уже цветы, театр, лыжи.
«Господи! – передёрнулась Виктория. – И этот сексуально озабоченый юнец рассуждает о любви и семейной жизни! И эту гадость смотрит мой муж!»
Когда она вышла из ванны, Алекса дома не было.

Утром, как всегда, она спала долго. Разбудила её домработница.
- К вам пришли.
Со сна Виктория не обратила внимания на странные интонации в голосе домработницы.
- О, чёрт, кого там принесло…
Домработница заметила, что изъясняться Виктория стала менее аристократично.
- Алекс дома?
- Нет, он не приходил.
Виктория набросила халат, спустилась в гостиную.
В креслах сидели два прилично одетых мужчины. Один встал при появлении Виктории, коротко представился.
- Я судебный исполнитель.
- Дрянная профессия, - не удержала сарказма Виктория. Она поняла, что хорошего от исполнителя ждать нечего.
Не тратя времени на экивоки, исполнитель вытащил из папочки лист бумаги и зачитал:
- Согласно постановлению суда от сегодняшнего числа ваш самовольный уход из психиатрической клиники считается незаконным. Учитывая состояние вашего здоровья, суд признал, что вы нуждаетесь в прохождении полного курса реабилитации, для чего возвращаетесь в клинику. В случае отказа от добровольного возвращения, суд вынес решение о вашем принудительном водворении в лечебное учреждение.
Виктория почувствовала слабость в ногах и, чтобы не упасть, села в кресло.
- Вот сволочь! – произнесла она негромко.
Перепуганная домработница сочувственно смотрела на Викторию.
Исполнитель молча щёлкнул пальцами, из коридора в гостиную вошли два санитара со «снаряжением» в руках.
Виктория горько усмехнулась: кожаные ремни, смирительная рубашка… Сопротивление бесполезно.
- Сами пойдёте или… - спросил исполнитель.
Виктория молчала.
Исполнитель щёлкнул пальцами, указал на «предмет конфискации».
Санитары подхватили Викторию под руки и почти вынесли на улицу. Ноги не держали её.

Поместили Викторию в ту же палату. Соседки испуганно шарахнулись под одеяла, едва увидели беглянку. При каждом движении Виктории женщины закрывались руками, словно ожидая удара.
«Приведения, явившегося среди дня, боятся меньше», - горько подумала Виктория.
Весь день её никто не беспокоил.
Виктория лежала на кровати, смотрела в потолок. Она чувствовала себя как никогда здоровой. Психически здоровой. Ясное сознание, чёткое мышление. Крепкие нервы, или как там говорят…
Алекс её сдал. Значит, придётся рассчитывать только на себя. Что делать? Наблюдать, собирать информацию. Выполнять их «лечебные» назначения. За исключением поедания таблеток. Без таблеток она стала чувствовать себя очень хорошо. И ждать момента. Он обязательно должен подвернуться. Какой? Она не знала. Но он наступит.
Вечером Виктория пошла в душ.
Она стояла с закрытыми глазами, подставив лицо под струи горячей воды. Расслабилась. Горячий душ очень помогал расслабиться.
Виктория вдруг почувствовала, что рядом кто-то стоит. Испуганно открыла глаза… Псих! Небритый, ухмыляется, жадная слюна изо рта.
Виктория не успела ни отшатнуться, ни закричать. Ударом в живот псих лишил её возможности дышать. За волосы вытащил из душевой кабинки, бросил на кушетку. Жестоко изнасиловал.
Виктория едва раздышалась. Лежала на кушетке испоганенная, не имея сил шевельнуться.
В душевую вошла медсестра, презрительно спросила:
- Ну и чего ты развалилась?
- Меня псих изнасиловал.
Нет, Виктория не жаловалась. Она понимала, что жаловаться бессмысленно. Скорее всего, надругались над ней с ведома персонала. Но и молчать она не могла. Смолчать – значило смириться.
- Что ж, - усмехнулась сестра и безразлично пожала плечами. – Псих, он и есть псих. Сама сказала: «псих». Он не отвечает за свои поступки. Здесь никто не отвечает за свои поступки. Все вы здесь… психи.
- И я?
- Ну, раз ты помещена в клинику по решению суда, значит, и ты.
- В клинику… В тюрьму-лечебницу, - усмехнулась Виктория. И продолжила задумчиво: – Значит, не отвечаю… И если я грохну того насильника, то не буду отвечать за свои действия?
- О-о, подруга… - укоризненно, с ноткой сочувствия протянула сестра. – А вот это ты зря. Это называется навязчивая идея совершения деяний, опасных для общества. Это очень сильно лечить надо. 

                =9=

Утром вошла медсестра, привязывать почему-то не стала, как обычно делала перед инсулиновым шоком.
«Может, дозу уменьшили?» – удивилась Виктория.
После укола голода она не почувствовала. Сразу накатила сонливость, успокоение.
- Что вы мне… - начала спрашивать Виктория.
Но медсестра не стала дожидаться, пока Виктория добормочет вопрос и утолила её любопытство:
- Метогекситал, снотворное.
- Зачем… Я хорошо… сплю… - едва прошелестела в полусне Виктория. Она пыталась бороться с накатывающей на неё сонливостью.
- Премедикация, - непонятно изрекла сестра и радостно сообщила: – Доктор назначил тебе оч-чень эффективное лечение!
«Чему радуется?» – вяло подумала Виктория.
- Санитары! Каталку! – скомандовала сестра.
Санитары переложили Викторию, быстрым шагом погнали каталку по коридору к грузовому лифту.
Привезли в просторную, обделанную кафелем комнату, посреди которой стояло приспособление, похожее на операционный стол. Перекинули на стол, зафиксировали ремнями за руки, за ноги, поперёк груди и за талию так, что не пошевелиться. Ногу зачем-то перетянули жгутом.
Вошли три мужчины в белых халатах, с лицами под марлевыми масками. 
- Сукцинилхолин! – непонятно скомандовал один из мужчин.
Другой подкатил к Виктории столик на ножках, взял с него шприц, сделал внутривенный укол.
- Сестра, знаете, как придумали электрошоковую терапию?
- Откуда мне знать, доктор, - безразлично отозвалась сестра.
- В девятьсот тридцатых годах психиатр Уго Черлетти, председатель Департамента душевных и неврологических болезней римского университета, экспериментировал на собаках. Он помещал один электрод в рот, другой – в задний проход животного, давал напряжение…
- Фу, какая гадость! – буркнула сестра.
- Половина собак погибала от остановки сердца. Однажды Черлетти занесло на скотобойню, и он увидел, как, прежде чем перерезать свиньям глотки, мясники «успокаивают» их электрическим шоком. Работник бойни зажимал голову свиньи парой больших электрических щипцов с металлическими дисками на конце. Разряд, и парализованное животное падало на землю. Вдохновившись увиденным, Черлетти не стал отрабатывать методику на собаках, а сразу же отдал распоряжение провести в клинике эксперимент на человеке. На заключённом, кстати говоря. Вот так, коллеги. Не забреди итальянский психиатр на скотобойню, мы до сих пор могли бы не знать такого эффективного способа лечения психических больных.
Доктор благодушно рассмеялся.
Виктория хотела пошевелить ногой, чтобы уложить её поудобнее, но нога не слушалась. Попробовала шевельнуть рукой… С тем же успехом! Тело совершенно не слушалось её!
Виктории вдруг стало не хватать воздуха. Она попыталась вздохнуть поглубже, но вдох тоже не получался! Грудная клетка вообще не хотела дышать!
Виктория запаниковала.
А что толку, она даже моргнуть не могла.
- Ну ты чего не дышишь? – упрекнул один из докторов, вероятно, старший, коллегу.
- Успеется, - буркнул другой, подкручивая что-то в дыхательной маске с мешком. – Ты «Общагу» по телеку смотришь?
«Как успеется! Я же не дышу!» – метались мысли в голове Виктории.
- Смотрю иногда…
Доктор накинул маску на лицо Виктории, сжал резиновый мешок, вгоняя воздух ей в лёгкие.
- Девочка мне там одна нравится… Подчёркнутое равнодушие, слегка оценивающий взгляд и лёгкая похоть в глазах с поволокой.
«Ещё воздуха!» – молча требовала Виктория.
Но доктор дышал за неё как-то неторопливо, можно сказать, лениво и скучно.
- Все они одинаковые, - равнодушно буркнул старший. – У них у всех даже трусы одинаковые. Вызвали меня один раз на консультацию к одной. Приезжаю, там апартаменты – только прихожая шесть соток, не меньше. Отвела меня служанка в спальню к хозяйке. Та ей пальцем, брысь, мол. Только служанка ушла, а хозяйка… Молодая, правда. В теле. Халат сбросила, и ко мне. Доктор, стонет, у меня вот здесь, под грудью, болит. 
Наконец, Виктория почувствовала, что перестала задыхаться.
- Голая, что ли? – уточнил тот, что занимался с дыхательной маской.
- Голая, - недовольно подтвердил старший.
- Ну? Оторвался с «больной»? – не очень интересуясь результатами «консультации на дому», спросил доктор, поправляя маску на лице Виктории.
Третий доктор подкатил к голове Виктории аппарат, похожий на аппарат УВЧ, с похожими электродами.
- Ага. Тебя по судам за сексуальные домогательства ещё не таскали пациентки? Меня пробовали. Заправь сиськи, говорю, дура!
- Как делать будем, билатерально, или с одной стороны? – спросил третий. Виктория назвала его «электриком».
- Какая разница, - отмахнулся старший.
- Унилатерально, вроде, более щадящий метод.
- Оба они… Хм… Щадящие, - усмехнулся старший.
Виктория почувствовала, как виски помазали чем-то влажно-холодным, прилепили какие-то резинки, пристегнули ремнём. Везде ремни!
Тот, который занимался дыханием, снял с лица Виктории маску, воткнул в рот жёсткую мокрую резинку, снова надел маску.
- Со скольки начнём? – спросил электрик.
- С двухсот, - распорядился главный.
- Готовы? – спросил электрик, щёлкая тумблерами. – Убираем руки… Разряд!
Электрический разряд опалил внутренности черепной коробки. Виктории показалось, что её голова доверху наполнена больными зубами, и все их начали сверлить одновременно.
Ужаснее боли Виктория не знала.
 
После этой процедуры у неё на голове остались шрамы от электроожога.
Шоковая терапия подействовала на Викторию странным образом. Что-то с её сознанием произошло. Трудно сказать, что именно, но что-то в голове сильно изменилось.


                Часть седьмая. КОММУНАЛЬНОЕ ЖИТЬЁ

                =1=
 
Заявление Сергея и Николь о том, что они создают пару, было настолько неожиданным, что поражённые «соседи по общаге» вопросов не задавали. А когда Николь между прочим испросила разрешения занять VIP-квартиру, Яна лишь растерянно оглянулась:
- Это по решению коллектива… 
- Тогда ставь на голосование, - по-деловому предложила Николь.
- Кто за то, чтобы Николь и Сергею разрешить проживание в квартире, прошу голосовать… - как под гипнозом пробормотала Яна.
Все удивлённо подняли руки.
- Единогласно… - растерянно доложила Яна.
Завтрак закончился в молчании.
После завтрака справившаяся с растерянностью и удивлением Яна сообщила, что сегодня общаговский «контингент» займётся уборкой мусора в бассейне. Если, конечно, есть желание, чтобы в ближайшее время его заполнили водой и начали купаться.
Желание было.
- Вах, бассейн! Вах, девушки в купальниках! – как кот на солнце, зажмурился Резо, и тут же получил от Маши кулаком в бок.
Юношам и девушкам выдали комбинезоны с фирменными знаками телекомпании, футболки, и через некоторое время повели работать.
Сам бассейн, собственно, был пуст и чист. Вокруг на площадках лежали две кучи строительного мусора. Судя по чистоте пространства между кучами, «замусоривание» было искусственным.
У каждой кучи лежали красивые носилки с рекламными надписями. Игорь тут же по бригадирски назначил «главных по носилкам». Но на должности «освобождённого бригадира» он оставался недолго. Яна вручила ему красивую лопату с сияющей металлической частью и полированной под благородное дерево ручкой. Пока Игорь с унылым видом нагребал мусор в носилки, она отвела в сторону Димку-Большого, чтобы взять у него интервью по поводу предстоящей работы.
- Дима, таскать носилками мусор - тяжёлая работа? – спросила Яна.
Телеоператор крупным планом взял сочувствующее лицо ведущей, затем прошёлся по мусорным кучам, захватил натужно кряхтящего Игоря и вернулся к Большому.
- Это смотря какой мусор, - знающе поделился опытом Большой. – Если остатки цемента и кирпичи, то работа тяжёлая. Если дерево и бумага, то не очень. 
- Как ты думаешь, вы справитесь за сегодняшний день?
- Это как работать. Если как Игорь, то вряд ли… - пошутил Большой. – Можно бы и девушек подключить к работе, - сделал он неджентльменское предложение.
- Ах ты эксплуататор! – возмутилась Диденко Люба. – Мне, с моими художественными руками – мусор таскать?! Может, ты ещё и ломом заставишь работать?!
- Ну что вы, девушки! – успокоила девушек Яна. – Мужчины пусть делают мужскую работу, а девушки наведут чистоту. Сейчас нам принесут метёлки, ветошки, и мы займёмся женской работой.
Ассистенты вынесли ящик с метёлками и ветошью, раздали «средства труда» девушкам.
- Итак, дорогие телезрители, работа закипела! – радостно сообщила Яна в телекамеру. – С перерывом на обед ребята будут заниматься уборкой бассейна до конца рабочего дня. Пожелаем им успеха… А мы с вами расстаёмся на некоторое время. Но не теряйтесь, чтобы не пропустить самого интересного!
Телеоператоры выключили камеры, стали собирать аппаратуру.
- Куда нести мусор? – спросил Большой у Яны, в паре с Арменом пристраиваясь к нагруженным носилкам.
- Какой мусор? – удивилась Яна. – А… Мусор… Да никуда. Утренние съёмки закончены, тут без вас приберут. Ребята! – захлопала она в ладоши, привлекая к себе внимание. – Сейчас возвращаемся домой, три часа свободного времени, потом собираемся в гостиной на дневные съёмки, будем говорить «про жизнь».
- Ничего себе! – возмутился Игорь. – Это я за всех отдувался, мозоли на руках набивал… Нечестно! Лентяи! Бездельники! Яночка, - сменил он гневный тон на льстивый, - ты бы хоть посодействовала там… Пусть меня за героический труд банкой пива наградят! Или в увольнение отпустят. В ближайший пивбар смотаться. А?
- Употреблять спиртное в общежитии запрещено. Выход за пределы общежития и территории, где проводятся работы контингента, запрещено! – с улыбкой и интонацией охранника отчеканила Яна.
- Вот попал-то, а! – вздохнул Игорь. – Хуже, чем на зоне! Непосильным трудом морят, выпить не дают!

С «работы» Сергей шёл рядом с Арменом.
- За ужином девушки выбирали парней, - рассказывал Армен.
- И как же это происходило? – усмехнулся Сергей. 
Он представил, что парней выстроили в шеренгу. Представил, как девушки ходили вдоль строя, оценивающе оглядывали фигуры, щупали мускулы и прочие интересные им части мужских тел, оттягивали губы, проверяя, нет ли у представленных на выбор индивидуумов вставных челюстей. Доходили до конца строя, возвращались назад, нервно постукивая хлыстиками по сапожкам и опасаясь, что конкурентка может перехватить лучшего жеребчика…
- Парни сели за столики, а девушки, желающие продолжить с ними отношения, должны были сесть напротив избранных.
- И каков результат? Все парни «высидели» девушек?
Армен грустно улыбнулся.
- К Резо подсела Маша, а к Большому – Голубева.
- А остальные? – удивился Сергей.
- Остальные пока воздерживаются.
- Не мёд наши парни, не липнут к ним девчонки, - посочувствовал Сергей Армену.
- Тебе проще, ты уже… «спарился», - завистливо проговорил Армен.
- Нет, здесь деловое сотрудничество, - покраснел Сергей.
Армен понимающе покачал головой:
- Хотел бы я посотрудничать с такой фотомоделью.
Подошёл Игорь, хлопнул Сергея по плечу.
- Ну ты, земеля, всех обставил! Пока мы репы чесали, присматривались, да рассуждали, ты молча деваху с квартирой себе оторвал! Ты ж клялся-божился, что у тебя девушка в Балакове, что жить без неё не можешь, что уезжаешь! А сам тут спариваешься! Нехорошо, парень, наивных девушек обманывать. Вот вернусь домой, всё твоей подруге расскажу. Видел я вас на отборе, рыженькая такая, весёлая…
Сергей смутился и шёл молча, не зная, что ответить.
- Нет, я ей лучше письмо напишу. Так, мол, и так… Тут твой благоверный ангел нашёл себе ангелицу и спаривается с ней вовсю…
- Спариваются козлы в брачный период, - услышал Сергей голос Николь. Девушка оттеснила Игоря от Сергея.
- О! Военно-полевая жена! – радостно удивился Игорь. – Как прошла брачная ночь? Ангелята когда на свет появятся?
- Хорошо прошла. А у тебя как? – насмешливо парировала наскоки Игоря Николь. – Ты, наверное, всю ночь маялся в догадках, чем мы с Сергеем занимаемся, до утра не спал. Покажи-ка правую руку, - попросила она.
Игорь удивлённо показал девушке ладонь.
- Бедняжка, - посочувствовала Николь, - перетрудился! Мозоль натёр. Явно, не черенком лопаты.
- Ах ты… - Игорь понял намёк девушки. Лицо его покраснело, он сжал кулаки.
- Сдуй пену, фраер! – насмешливо продолжила Николь. – Тебя не трогают, и ты не вяжись. Не надейся, что мы бросим игру и подарим тебе квартиру. А его девушке…
- …Ты скажешь, что парня опробовала – к постельной жизни годится, - хохотнул Игорь.
- Крем дать? – спокойно спросила Николь. – Сегодня тебе, похоже, опять грозит бессонная ночь с твоей подружкой, Дунькой Кулаковой. Тебя, говорят, опять никто не выбрал? Кровавую мозоль на ладони набьёшь!
- Да пошла ты! – разозлился Игорь.
- Только после тебя, юноша. Совет хочешь? Если крема нет, плюй в кулачок и чаще меняй руку.
- Ладно, встретимся на узкой тропинке, - угрожающе проворчал Игорь, и отошёл в сторону.
- Не упирайся рогом, сломаешь, - бросила ему вдогонку Николь.
- Не умею я с такими наглыми разговаривать, - смущённо пробормотал Сергей.
- Да он из фраеров. Трепло в чистом виде. Такие у паханов на побегушках. Не бойся его. И не стесняйся, давай отпор.
Николь взяла Сергея под руку.
Армен с завистью поглядывал на идущую впереди него пару.

- Пацаны! – воскликнул Резо, как только парни вошли в свою комнату. – Я переговорил со своей Машей, девушки приглашают нас к себе…
- Потрахаться? -  ухмыльнулся Игорь.
- Вай, Игорь! Зачем опошляешь, слушай? Я понимаю, не всем повезло в первый день…
- Ну, скажем, тебе тоже повезло только теоретически. Небось, и подержаться не успел? А наш инопланетянин всю ночь кувыркался с девочкой и квартиру уже забил.
Сергей усмехнулся, но ввязываться в склоку не стал.
- Вай, Игорь! Зачем кидаешься на всех? Дело говорю! Пойдёмте к девочкам, поговорим, они присмотрятся к вам. Не все же такие решительные, как моя Маша! Да и вы не такие мачо, как я!
- Ай, Резо, маладца! – с восторгом хлопнул в ладоши Большой. – Пойдём, Резо. Только в душ схожу. Я быстро!
Через пару минут парни собрались, а Большой всё ещё плескался в душе.
- Большой! – закричал Резо. – Мы пошли! Догоняй!
- Подождите, мужики! – откликнулся Большой. – Только штаны одену!
- Настоящего мужчину девки заметят и без штанов! – произнес Резо и руководяще потряс пальцем. – Иди так.
Через несколько минут парни стояли перед дверью «коммуналки» девушек.
- Больше любви и секса, господа! – поучал друзей Резо. – Девушки любят, когда к ним с нежностью…
Он решительно постучал.
- Заходите! – крикнули из-за двери.
- Нельзя! Нельзя! – тут же взвизгнул другой голос.
- Когда девушки визжат «Нельзя!», надо срочно входить. Поверьте моему опыту. Я общаг пару десятков сменил, - провозгласил Большой и смело толкнул дверь.
Титова Лена с видом захваченного на месте преступления воришки-дилетанта, путаясь в рукавах, одевала халат. Камилла с обнажённой спиной спокойно лежала вниз лицом на кровати. Люба ставила ей на спину горчичники. Маша и Николь сидели на кровати рядом, смеялись над перепугавшейся Леной.
- О! – с восторгом обвёл комнату руками Большой. – Я же говорю, надо входить быстрее. Видите, как здесь интересно!
- Нахал! – обругала Димку Лена, запахивая халат.
- Смотри, Ленка, - посочувствовала Маша тоном матери, выговаривающей дочери блюсти себя строже. – Увидит кто твои прелести – сглазит!
- Есть на что посмотреть? – подчёркнуто удивлённо спросил Игорь. – Ну-ка, Лена, продемонстрируй! Вон, у Маши и Любы и так видно, что есть за что взяться. Правда, Резо?
- Ай, не трави душу, Игорь! – воскликнул Резо. – Маша, давай жить вместе, а?
- Нетерпеливый ты мой! – запела Маша, встала с кровати и с распростёртыми объятиями пошла к Резо. – Давай попросим ребят, чтобы они проголосовали сегодня за ужином, и разрешили нам вселиться в квартиру.
- Правда, Маша, да?! – загорелся Резо. – Пойдёшь в квартиру, да? Ай, пойдём, Маша! Как я хочу!
- Что хочешь, Резунчик? Квартиру?
- Ай, Маша, тебя хочу!
Маша подошла к Резо, игриво толкнула его бедром, прижалась боком. Резо обнял девушку, подхватил правой рукой под грудь. Почувствовав благосклонность девушки, и вовсе накрыл грудь ладонью.
- И я вся исхотелась, Резунчик! Пойдём, хороший мой, ко мне на кроватку, - промурлыкала Маша, увлекая Резо за собой.
- Вах, лучше бы в кроватку! – застонал Резо. – Пацаны, эсли ви сэгодня нэ проголосуэтэ за нас на квартиру, я вас всэх ночью…
- Только не это, Резо! – в подчёркнутом ужасе завопил Игорь.
- …зарэжю! – с подчёркнутым акцентом угрожающе закончил Резо.
- За такого лучше проголосовать, - опасливо покачал головой Игорь. – А то начнётся спермотоксикоз, сделает с собой что-нибудь нехорошее! С собой – чёрт с ним… Нас лишь бы не тронул!
Кое-кто засмеялся.
- Хамьё, - буркнула Лена. Отвернувшись ото всех, она занялась макияжем.
Николь помахала Сергею, приглашая его к себе.
- Как у тебя, всё спокойно? – спросила, когда Сергей присел рядом.
- Спокойно, - ответил Сергей.
- Эти пойдут в квартиру, - Николь кивнула в сторону Резо и Маши. –  Два сапога пара. Им лишь бы покувыркаться. Голубева тоже не прочь Димку взять «на поруки». Но у неё планы серьёзные – замуж выйти. Сомневается пока. Боится репутацию подпортить. С пончиком, говорит, переспим, да разбежимся. А следующий неизвестно как на это посмотрит. Так и будут… надкусывать, да бросать. А ей замуж хочется. Ей уже двадцать пять. Для девушки это почти пенсия. Срок годности, как говорится, кончается.
- Где она? – спросил Сергей.
- В душе. Сейчас придёт.
Игорь, Большой и Армен сели на стулья у стола в середине комнаты. Резо вовсю тискал довольно мурлычущую Машу.
- Ну вот, - Люба закончила расклеивать горчичники по спине Камиллы и заботиливо укутала её одеялом. – Грейся.
- Лето, а вы простудами маетесь, - посочувствовал Большой.
- Камиллочка у нас маленькая, - как заботливая бабушка, запела Люба. – Ветерок дунул, ребёнок и простыл.
- Маленькая, желудок у неё с напёрсток, - передразнил Любу и рекламу корма для котят Игорь. – Накорми её «Миникэтом», она выздоровеет и вырастет в злючего, кусачего тигрёнка.
- Накормлю, - так же певуче пообещала Люба. – Только чаем с мёдом. А некоторым драным котам у нас в ближайшее время и хвоста тухлой селёдки не обрыбится, - заботливо закончила она.
- То-то я чую, тухлятинкой потянуло, - ухмыльнулся Игорь.
- Злой вы, молодой человек, - всё так же спокойно проговорила Люба. – А злые в ад попадают.
- Я не злой, я целеустремлённый. Стремлюсь занять своё место в жизни. И вообще, люблю быть первым.
- Злые в аду будут соревноваться за первенство, - с доброй улыбкой продолжила Люба.
- Лучше быть первым в аду, чем последним в раю, - усмехнулся Игорь.
- Катюше своей не звонил? – в полголоса спросила Сергея Николь. – Позвони. Ждёт девчонка.
- У неё телефона нет, - смутился Сергей.
- Ну, через кого-нибудь привет передай. Или телеграммой поздравь с чем-нибудь. Ей приятно будет.
- С чем же поздравить? У неё ни дня рождения, ни праздника…
- Придумай, господи! Какие вы, мужики, тугодумы! – возмутилась Николь. – Ей не праздник, ей внимание твоё нужно. Поздравь с днём первого созревшего яблока, или с первым распустившимся жасмином…
- Люба, снимай, жжёт очень, - попросила Камилла, приподняв голову с подушки.
- Давай я сниму! – вызвался Большой.
- Снимайте кто хочет, только быстрей, а то спина горит! – нетерпеливо поторопила Камилла.
Большой кинулся к Камилле.
Осторожно спустил одеяло со спины девушки. Отклеивая горчичники и складывая их на тумбочку, что-то бормотал, приговаривал, причмокивал.
- Ну быстрее, что ты там кайфуешь! – поторопила его Камилла.
Большой шустро содрал оставшиеся горчичники, принялся аккуратно вытирать спину девушки полотенцем. Руки Камилла сложила под голову, по бокам виднелись распластанные груди. Было видно, что разглядывать и вытирать обнажённую спину Большому очень нравится.
- При простуде массаж хорошо помогает, - сообщил Большой. – Камиллочка, можно я тебе массаж сделаю? – спросил он заискивающе.
- Делай, не жалко… Только аккуратнее, кожа после горчичников горит, - сонно предупредила Камилла.
- А я с кремом. Крем для рук есть?
- В тумбочке, - невнятно, будто засыпая, буркнула Камилла.
- Может, лучше с вазеляном? – хмыкнул Игорь.
На его реплику никто не отреагировал.
Большой смазал ладони кремом, жадно, словно ощупывая обнажённое тело, разложил руки-подушки по спине Камиллы. Скользнул вверх, словно не только ладонями, но и всем телом прильнул к девичьей спине, провёл руками вниз, наслаждаясь контурами девичьего торса, распластал пальцы вширь, мельком коснулся краешков грудей, словно примериваясь, промолчит ли Камилла, стерпит ли вольность… Стерпела. И стал разглаживать спину, более упиваясь удовольствием сам, чем заботясь о пользе массажа для «клиентки».
Сначала «публика» наблюдала за процедурой молча. Первой не удержалась от комментария  Маша:
- Очень эротично массирует, - заметила с завистью, качнув головой.
- Сексуально, - поправила Машу Люба.
- С элементами онанизма, - не упустил своего и вставил реплику Игорь.
- Не онанизма, а лёгкого петтинга, - с чувственным вздохом поправила Игоря Маша.
- Сначала лёгкий петтинг, потом просто петтинг, потом широко разрекламированное сексуальное взаимоудовлетворение, - хмыкнул Игорь.
- Игорь, ну всё ты опошлишь! – возмутилась Маша. – Просто массаж. А массаж,  он… полезный! Я бы сама с удовольствием получила курс массажа!
- Могу записать по блату, - довольно откликнулся Большой. – У меня в очереди как раз появился промежуток… К хорошему мастеру трудно попасть!
- Маша! Я тебе сам такой массаж забацаю! – ревниво воскликнул Резо. – Вах, какой массаж! И спереди массаж, и сзади массаж!
- Классная у тебя спинка, - завистливо проговорил Большой, разглаживая девушке спину и стараясь опуститься пальцами ниже по бокам грудной клетки.
- Угу, - с интонацией сонного человека, которому совершенно безразлично, что ей говорят, пробурчала Камилла.
Большой наглаживал-ощупывал тоненькую талию девушки.
- Как у скрипки, - не сдержал комментария.
Камилла промолчала.
- Можно одеяло приспустить, а то мешает, - подчёркнуто равнодушно спросил Большой.
- М-м…
Короткое мычание Камиллы Большой воспринял, как разрешение, и осторожно стал спускать одеяло, а затем и трусики, вниз. Готовый, впрочем, при малейшем возражении девушки, обратить свои действия в шутку. Трусики молча спустились под ягодицы.
Большой, затаивший было дыхание, передохнул, словно минёр, вывинтивший запал у бомбы. Подтянул одеяло на полсантиметра вверх и замер, наслаждаясь «открывшейся картиной».  Впрочем, публика тоже, в полном молчании, с глубочайшим интересом наблюдала за происходящим. Стриптиз на кровати – это из новенького!
Спина с тонкой талией, округлые ягодицы – тело было так же идеально по форме, как бесподобна форма тела скрипки хорошего мастера.
- Ну ты чего там… - недовольно буркнула Камилла. – Раздел и не массируешь? Замёрзну же.
Спохватившись, Большой схватился двумя руками за обнажённые ягодицы.
- Эй, ты массируешь, или щупаешь? – лениво остерегла его Камилла.
- Массирую, конечно, - оправдался Большой и соскользнул руками на талию. Но тут же вернулся на ягодицы. Снова на мгновение к талии, затем – надолго к ягодицам.
- Профессионал! – нарушила молчание зрителей Маша.
- Насчёт чего? – ревниво спросил Резо.
- Насчёт массажа, естественно! – воскликнула Маша.
- Насчёт щупания задниц он профессионал, - выразил своё мнение Игорь.
- Точно, земляк! – обрадовался Резо. – Массажист из него хреновый! Разве это массаж? Это мазохизм какой-то, а не массаж!
Большой не обращал внимание на комментарии. Он наслаждался ощущениями.
- Попка, круглий, как орех. Так и просится на грех, - продекламировал Большой, подделываясь под акцент Резо.
- Видать, Дима у нас большой специалист по попкам, - насмешливо произнесла вошедшая в комнату Голубева. – Только по женским, или по мужским тоже? – спросила она, вытирая полотенцем голову.
- О! А вот и Алёшка! – обрадовался Игорь. – Большой, сейчас тебе сделают харакири. Заголяй брюхо!
- Харакири человек делает себе сам, - сонно заметила Камилла. – Принесите Большому ножик с кухни.
- Алён, ну человек приболел, вот я и предложил сделать массаж, - оправдался Большой. – Простыла она… Кашляет…
- Ага… Не тем местом, - усмехнулась Алёна. – Я понимаю. Сидел человек на холодном – и простыл. Вот ты теперь простывшее место и массируешь. Камилла, ты уж, пожалуйста, не кашляни на массажиста, - подчёркнуто заботливо попросила она.
- Я не кашляю, - сонно пробормотала Камилла. – Я чихаю.
- Да это ещё хуже.
Титова Лена не удержалась и прыснула в кулак. Игорь с размаху хлопнул ладонью себе по колену и беззвучно захохотал. Остальные тоже улыбнулись.
- Ну, Алён, попка и грудь у женщины, это… как произведения искусства, - запоздало оправдывался Большой. - Ими наслаждаются эстетически!
- Да мне то что, - безразлично пожала плечами Алёна и прошла к своей кровати. – Понаехали, тут, понимаешь, навезли грудей тебе на муку… То есть, произведений искусств…
- Алён, я тебе тоже массаж сделаю, - пообещал Большой, торопливо заканчивая «процедуру» Камилле. – Всё! – сказал он, фривольно хлопнув девушку по голому месту и небрежно прикрыв одеялом.
- Как это, всё? – словно вдруг проснувшись, возмутилась Камилла. – Как раздевать, так сю-сю-сю, му-сю-сю, попочка, трусики, можно ли приспустить… И спустил ниже колен. А как одевать – нет его!
Это был нокаут!
Большой оторопел.
- Одевай, одевай! – потребовала Камилла.
- Да, Большой, влип ты по самые уши в то место, которое только что массировал! – задумчиво проговорил Игорь.
Большой, путаясь в тончайшем белье, с трудом возвращал трусики на исходную позицию.
- Поаккуратнее! Больно же! – возмутилась Камилла.
Накрыв девушку одеялом, Большой заторопился к Алёне. Голубева указал ему на стул поодаль:
- Садись там.
Пожала плечами и словно спросила саму себя:
- Вот никак не пойму, почему за одно и то же одних мужиков величают героями-любовниками, а других презрительно называют бабниками.
- Героев-любовников женщины уважают за то, что они мало говорят и много делают. А бабники… Они только песни горазды петь: «О, Хулио! Где ты, Хулио?» – гнусаво пропел Игорь.
- И нет его ни в правом кармане, ни в левом! – со смехом добавил Резо.
- Алёна, хочешь, я тебе сделаю массаж, - виновато предложил Большой ещё раз.
- Спасибо. Я не болею, - отказалась Голубева.
- Эротический! – язвительно добавил Резо.
- Я не ведьма бальзаковских лет, которую похоть лишает рассудка, и которая испытывает оргазм от прикосновений к её целлюлитным ягодицам любых рук, - ещё раз спокойно отклонила предложение Алёна. - Обойдусь без эротического массажа. Камилла, твоих молоденьких ягодичек моё замечание не касается, - дружески заметила она.
- Я знаю, Алён, - вновь сонно отозвалась Камилла. – Это касается ягодиц Большого.
Все расхохотались. Для Большого это был второй нокаутирующий удар.
- Похоже, Алёшка отшила Большого по-крупному, - сочувственно заметила Николь вполголоса.
- На сто процентов, - согласился Сергей.

                =2=

После обеда Ксения собрала «контингент» в гостиную на дневные съёмки.
Гостиная представляла собой просторное помещение, у одной стены которого стоял мягкий уголок с журнальным столиком, напротив полукругом расползлись диваны и кресла. В разных местах стояли телевизор, музыкальный центр, компьютер. В горшках по углам росли две развесистые драцены и юкка с толстенным, как у дерева, стволом. Но при внимательном рассмотрении оказалось, что растительность искусственная.
Ксения и Яна сели к журнальному столику, Сергей и Николь на ближайший к столику диван. Резо и Маша, обнимаясь как молодожёны, на другой.  Голубева с Камиллой уместились на узком двухместном диванчике. Армен, подумав, присел на противоположный конец дивана к Сергею и Николь. Большой пододвинул кресло поближе к Голубевой. Усевшись, попробовал завести с ней разговор, но Алёна подчёркнуто разговаривала только с Камиллой. Титова Лена, Люба и Игорь расселись поодиночке в креслах.
По периферии двигались операторы с телекамерами.
- Ну вот, ребята, - увидев, что все разместились, начала разговор Ксения, - прошли первые сутки вашего пребывания в «Общаге». Вы познакомились, немного узнали друг друга. Случилась и первая неожиданность. Сразу по приезду Сергей заявил, что покидает шоу, потому что дома у него осталась девушка, и он не может строить отношения здесь с другой девушкой... Мы готовы были смириться с «потерей бойца», как пелось в старой революционной песне...
- Это не революционная, это комсомольская песня времён развитого социализма, - негромко поправил ведущую Большой.
- Но… Комсомольская песня потеряла свою актуальность, и некоторые приоритеты Сергея, вероятно, тоже. Николь пригласила Сергея на романтическое свидание, после которого Сергей и Николь вдруг заявили, что образуют пару. Более того, - Ксения подняла палец вверх, уподобляясь проповеднику, предупреждающему свою паству о том, что нечистый не спит, и ждёт, когда кто-нибудь из смертных ослабнет в вере и совершит прегрешение, - попросили предоставить им квартиру для совместного проживания. Это, как говорят сюжетчики, интрига. Такого развития ситуации не ожидал никто. Наша Яна была настолько поражена их заявлением, что позволила команде проголосовать сразу же. А это, я бы сказала, не совсем правильно.
- А что тянуть! – горячо воскликнул Резо. – Мы с Машей тоже хотим квартиру! И никто не против. Правда, ребята?
Ребята молча улыбались.
- Да, хотим! – с вызовом поддержала приятеля Маша.
- Маша, Резо, подождите немного, - осадила их Ксения. – Давайте закончим с Сергеем и Николь, а затем перейдём к вам.
- И поговорим о нашей квартире! – поставил условие Резо.
- Хорошо, обязательно обсудим этот вопрос. Сергей, почему ты вдруг так быстро переменил решение и образовал с Николь пару.
- Мы с Николь решили побороться за призы. Это для нас важно, - коротко пояснил Сергей.
- А как же твоя девушка? Ведь, образовав с Николь пару, вы будете жить с ней вместе! Тут и до любви рукой подать!
- «Образовать пару», «строить любовь» – технические термины, - заговорила Николь. – Любовь в реалити-шоу придумали режиссёры. Будет она или нет – никто не знает. Любовь нельзя построить. И мы решили жить не вместе, а по соседству, в одной квартире. Мы решили бороться за приз. «Общага» – это игра. В игре есть соперники, есть препятствия. Чтобы получить приз, надо выигрывать. Чтобы выиграть, надо действовать согласно некоему стратегическому плану. Так вот, наша пара и проживание в квартире – это действия согласно нашему плану.
- Но парень и девушка, живущие в отдельной квартире!.. – воскликнула Ксения.
- Ну и что! – возразила Николь. – Если бы мы были так же сексуально озабочены, как Резо и Маша… - Николь повернулась к обнимающейся парочке. – Без обид, ребята. Вы живёте по-своему, мы – по-своему…
- Да ничего, мы понимаем, - согласился Резо, целуя подругу в щёку.
- Мы спокойно обсудили ситуацию, и решили жить в соседних комнатах. Вчера режиссёр сказал, что можно образовывать пары самых разных форматов: нормальной ориентации, голубого цвета и розового… Мы решили образовать дружескую пару. Разве это противоречит правилам игры?
- Не противоречит… - задумчиво согласилась Ксения.
- Парень с девушкой, в одной квартире, товарищеская ночь? – усмехнулся Игорь. – Что-то не верится.
- Это зависит от уровня гормонов сексуального бешенства в крови парня и девушки, - усмехнулась Николь. – По крайней мере, мы с Сергеем не притворяемся, что «строим любовь». Мы объединились, чтобы бороться за призы.
- Дружба против любви? – спросила сама себя Ксения. – Ну что ж… Время покажет, что в достижении цели сильнее.
И подошла к Резо и Маше.
- А вот здесь – страсть в ярчайшем своём проявлении. Всепожирающая, всё сметающая страсть. Правильно я говорю, Резо?
- Правильно, Ксения, ой как правильно! Поэтому я прошу, давайте нам скорее квартиру, а то я всё смету!
- Маша, чем отличается страсть от любви, как ты думаешь? – спросила Ксения.
- Ну-у… Страсть, это… - и завертела в воздухе руками, не зная, как выразить словами свои чувства.
- Это когда сильно хочется, - подсказал Резо. – Так сильно, аж зубы ломит и пятки судорогой сводит!
- Вот как сильно! – словно удивилась сама себе Ксения. – Аж зубы… Слушай, Резо! – предложила она. – А давай мы вам свадьбу сыграем! Прямо здесь! Всё по настоящему… Ну, разве что, кроме ЗАГСа. Всё по настоящему, только штампа в паспорте не будет. А потом, представляешь – брачная ночь!
- Вай, хачу! Вай, хачу! – воскликнул Резо с восторгом. – Сегодня хачу!
- Нет, Резо, сегодня не получится. Надо же к свадьбе приготовиться. Потерпи денёк.
- Ой, не могу терпеть! – засучил ногами Резо.
Но Ксения уже не обращала внимания на его сексуальные стенания.
- Я знаю, что у нас образовалась ещё одна пара. Голубева Алёна и Дима Большой, - обратилась она в телекамеру. - И у нас пока свободна третья квартира. Что по этому поводу скажут Алёшка и Большой? Вы не желаете подать заявку на квартиру?
Большой уныло посмотрел на Голубеву.
- Нет, не хотим, - безразлично отозвалась Алёна.
- Вот такие повороты событий в нашей «Общаге»! Да, строить отношения - это кропотливая и сложная работа.
Ксюша, похоже, завершала выступление.
- Одни не хотели, да спарились, другие хотели, но раздумали, третьи горят от страсти… Ну что ж, пройдёт немало времени и мы узнаем, кто из них искренен, а кто выстраивает стратегию.
-  Я не собираюсь строить отношения на лжи и сюрпризах, - буркнула Голубева.
- Может быть, есть желающие заявить об образовании новой пары? – спросила Ксения, пропустив реплику Алёны мимо ушей. - Нет? Ну что ж, я прощаюсь с вами, дорогие телезрители. А завтра у нас будет голосование. На лобное место участники шоу вызовут одну из девушек. Кто-то покинет «Русскую общагу»…
Софиты погасли.
- А квартиру?! – обиженно заревел Резо.
- Резо, распределение квартир проходит по четвергам, - осадила Резо Ксения. – Потерпи одну ночь.
- Как терпеть, если я хочу, она хочет! А Сергей с Николь не хочет, а им квартиру дали! – возмущённо закричал Резо.
- Это была ошибка Яны. Режиссёр решил не наказывать участников за ошибку ведущей. А Яну за ошибку лишили премии.
- Вай, ну чьто такое прэмия! – возмутился Резо. – Скажу папе, он три прэмии прышлёт!
Участники шоу встали, неторопливо пошли к выходу.
- Кого же нам завтра придётся взять за лобное место? – пробурчал Игорь. – Пожить не успели, а уже выгоняем.
- Ну и правильно, - сердито проворчал Большой. – Коли они не хотят спариваться, значит, надо кого-то отослать для острастки.
- Правильно, Большой, - поддержала его проходившая мимо Маша. – Когда девушка одна – это ненормально.
- Свадьба… - выждав, пока Маша уйдёт вперёд, хмыкнул Большой, мотнув головой, как конь, отгоняющий мух. –  Вот потеха будет!
- Без штампа в паспорте? – усмехнулся Игорь. – Да о такой «свадьбе» любой парень мечтает! Все удовольствия и никаких обязательств.
- А вдруг они сумеют построить отношения, которые перерастут в любовь? – обнадёжила себя догнавшая парней Титова Лена.
Похоже, термины «строить отношения», «строить любовь» становились модными среди участников шоу.
- В этой комедии кто-то серьёзно намеревается строить любовь?! – Игорь обвёл вокруг себя рукой и презрительно посмотрел на Титову как на человека, сморозившего глупость.   

                =3=

В четверг с утра Яна повела девушек на работу. Бригаду сопровождали два телеоператора и ассистенты.
В просторной комнате с неоштукатуренными стенами девушек ждала женщина лет сорока в новом комбинезоне с логотипами телеканала и реалити-шоу «Русская общага». Рядом с женщиной лежали штукатурские причиндалы. Судя по уверенности, с которой она поигрывала длинной доской с ручкой, которой разглаживают раствор по стене, женщина была из профессионалов строителей.
- Ваша задача на сегодня, - глядя в телекамеру, сообщила Яна, - заштукатурить это помещение.
Обращалась она, естественно, не к телезрителям, а к своим подопечным. Штукатурить, само собой разумеется, никто не умел. И девушки надеялись, что работа будет не сложнее, чем вчерашняя уборка мусора в бассейне. Научиться штукатурному делу вызвалась Титова Лена.
- Это Настя, штукатур пятого разряда, - представила женщину телекамере Яна. – Она научит наших девушек, как правильно штукатурить стены. Глядишь, для домашнего ремонта и сгодится. Приступай, Настя.
- Ну что, - деревянным голосом человека, впервые представшего перед дулами телекамер, заговорила Настя. – Смачиваем стену водой…
Она взяла мочальную кисть, сунула её в ведро с водой, и похлопала кистью по стене. Передала кисть стоявшей рядом к ней Николь. Девушка повторила процедуру хоть и неумело, но достаточно успешно.
- Для первого раза сойдёт, - одобрила работу Настя. – Затем надо заделать грубые дефекты в стене. Берём мастерком раствор…
Настя пододвинула к себе ведро с раствором, подцепила мастерком горку раствора и ловко шлёпнула раствор на стену. С болотным чмоком цемент точно заполнил дырку в стене. Настя поправила раствор мастерком и передала орудие труда Титовой Лене, указав на дырку по соседству с заделанной. 
Лена набрала раствор, размахнулась, растеряв половину раствора на пол, и, что есть сил, швырнула раствор на стену. Брызги веером разлетелись в стороны, заплевали окружающих. Одна попала Лене в глаз. Ойкнув, Лена уронила мастерок и схватилась за лицо руками.
- Аккуратнее, девушка! Что ж ты… Как от насильника отбиваешься!
Ассистенты увели закрывшую глаз рукой Лену из комнаты.
- Ну ты попробуй, - Настя подала мастерок Николь. – У тебя руки, вроде, понормальнее устроены.
Николь неумело нашлёпала раствор на стену.
- Ну вот, это другое дело. Не очень, конечно… Но тебя хоть научить можно. Теперь следующая процедура.
Настя подняла длинную доску с ручкой.
- Это полутёрок.
- А целый тёрок бывает? – спросила Маша.
- Целый «тёрок» не бывает, - скептически ответила Настя. – Бывает тёрка. Она в два раза шире полутёрка.
Настя загрузила доску раствором. Получилось это у неё ловко, как по утрам бутерброд намазывать.
- Накладываем на полутёрок раствор и размазываем по стене. Тонким слоем и ровно. Это не совсем правильно по технологии, но по другому вы не сможете. Все глаза себе позаляпаете… Одна заляпала уже… - ворчала Настя, выглаживая стену с такой же старательностью, с какой девушки выглаживают утюгом любимую одёжку. -  Вот ты держи доску, - Настя передала доску Голубевой. – Ты у нас покрепче…
- Алёшка у нас в реслинге любого парня заломает! – хохотнул Игорь.
- Зато разные хохотуны не обидят, - Настя покосилась на Игоря. - А ты, - она подозвала Камиллу, - накладывай раствор. Поодиночке вы не справитесь.
Камилла нагрузила доску раствором, Алёна довольно успешно размазала его по стене.
- Ну что, технология освоена, - доложила Настя Яне. – Осталось приобрести навыки и улучшать качество выполняемых работ.
- Прекрасно, - обрадовалась в телекамеру Яна. – Пусть девушки работают, а мы перейдём к нашим юношам.
Телеоператоры вышли в коридор, осматривая через объективы камер замусоренный пол, неоштукатуренные стены и некрашеный потолок.
- А нам ведра раствора не хватит даже на одну стену! – заметила Алёна.
- Хватит, - успокоила её Яна.
Она забрала из рук Камиллы мастерок и мазнула им несколько раз по комбинезону Алёны.
- Ой, ты чего делаешь! – растерянно отстранилась Голубева.
- Гримирую тебя для съёмок. Замри!
Яна прикоснулась мастерком к щеке Алёны.
- Ну вот, теперь ты похожа на работавшего штукатура. Девушки, перейдите в соседнюю комнату, через несколько минут продолжим съёмки.
Соседняя комната была точно такой же, как и предыдущая, только уже оштукатуренная.
- Ай да мы! Ай да молодцы! – сообразила Алёна, что по телевизору эта комната будет показана, как результат их совместного с Камиллой труда.
Минут через пятнадцать Яна с операторами вернулась от юношей.
- Ну что, девушки, закончили? – бодро спросила она со входа. 
- Да-а… - так же бодро ответила Алёна. – Но без Насти мы бы не справились. Правда, Камилла?
- Нет, не справились бы, - подтвердила Камилла. – Причитающиеся нам за работу деньги мы просим перечислить на счёт Насти.
- Очень даже неплохо для первого раза, - прохаживалась Яна перед телекамерами, поглаживая стену рукой и одобрительно качая головой.

Вместо обеда была свадьба. Руководила всем Ксения.
Парни вместе с Резо ходили в комнату девушек выкупать невесту. Свидетелем у Резо был, естественно, Игорь. Свидетельницей у Маши была Камилла.
Потом пошли в столовую. К восторгу Игоря, да и остальных тоже, на столах стояли четыре бутылки шампанского.
Выпили, на радость «молодожёнам» покричали «Горько!». Армен под гитару спел грустную песню. Грустить не понравилось, включили музыку, оторвались в танцах.
- А когда можно будет идти в квартиру? – спросил Резо у Ксюши.
- А это, как гости вас отпустят, - усмехнулась Ксения.
- Ребята, Христом богом прошу, отпускайте! – завопил Резо. – Зубы судорогой сводит!
- Иди! – хором проорали гости.
- Но невесту оставь нам, - добавил Игорь.
- Ты щьто?! – возмутился Резо и скомандовал: - Маша! Помчались!
- За мной, Резунчик! – скомандовала Маша и первой ринулась к выходу.
«Гости» посидели молча. Из динамиков некстати лилась грустная мелодия.
- А где Титова Лена? – вспомнил Большой. – И Яна почему-то не пришла…
- Яна повезла Лену в больницу глаз промывать.
По пути из столовой Игорь обнял за плечи Камиллу.
- Ну что, свидетельница… Давай и мы расслабимся немного, а? Вон, Серый, ключик от квартиры даст.
- Отстань! – попыталась сбросить руку Игоря Камилла.
Игорь со смехом прижал девушку к груди.
- Отстань! – Камилла попыталась вырваться из неприятных объятий.
- Игорь, отпусти девушку, - проговорил догнавший их Сергей. – Не хочет она с тобой расслабляться.
- Ой, кто это там вякает? – делано удивился Игорь. – Да это же наш гуманоид! Забил втихаря хазу, кувыркается там с марухой, а нам не велит!
Игорь плотно прижал Камиллу к груди.
- Камиллочка, я с самого начала на тебя глаз положил. А ты всё приглядываешься. Большому, вон, даже свою голую попочку разрешила погладить.
- Большой безобидный, - буркнула Камилла, отпихивая Игоря.
- Я сейчас вот прижался к твоим мячикам, и меня прямо затрясло всего, - боролся с девушкой Игорь.
- Отстань, я сказала! – возмутилась Камилла.
- Игорь, у тебя спермотоксикоз, что-ли? – Сергей остановился и тронул Игоря за плечо. – Ты чего озверел? Зачем девчонку обижаешь? Здесь же шоу, игра. Девушек надо завоёвывать.
- Отвали, инопланетянин! Это тебя взяли сюда играть. А я приехал брать своё.
Одна рука Игоря скользнула на ягодицу Камиллы.
- Тигрёнок, давай я тебе сделаю массаж. Эротический. Сзади и спереди. Земеля, давай ключ от квартиты, а то урою!
- Вот козёл, - как-то слишком уж спокойно сказала Камилла.
Сергей не уловил, каким образом Камилла смогла ударить Игоря между ног коленом. Игорь придушенно охнул, выпустил девушку и присел, схватившись за промежность.
- Ах… ты… сучка… - со стоном выдавил он из себя.
- А за сучку ответишь, - предупредила Камилла, - если не извинишься.
- Пошла ты! – зашипел Игорь.
Ударом колена в лоб Камилла опрокинула Игоря на пол.
- Побежали, - ухватила девушка Сергея за руку. – А то очухается, вою будет!
Они побежали догонять приятелей.
- Ну ты даёшь! – удивился Сергей. – Спортсменка, что-ли?
- На курсы самообороны ходила. Где на самом деле учат обороняться.
- У вас теперь война начнётся! – посочувствовал девушке Сергей.
- Здесь - война? – усмехнулась Камилла. – Да стоит закричать, и сбегутся ассистенты, операторы, охранники…
- Здесь охранники есть? – удивился Сергей.
- А как же! – удивилась неведению Сергея Камилла. –  Провинция! Это шоу транслируется на всю страну! Не дай бог, что случится, пресса и конкуренты такой шум поднимут! Так что нас пасут плотно. Везде теленаблюдение не хуже, чем в тюрьме.
- Теленаблюдение?! – поразился Сергей.
Камилла даже остановилась.
- Ну, ты, парень… Как с неба свалился. Подними глаза! Здесь на каждом углу телекамеры!
Сергей глянул вверх. Да, у самого потолка была прикреплена камера слежения.
- И много таких?
- Так везде!
- И в наших комнатах?
- И не одна!
- И на кухне?
- Сергей, везде! Не знаю, правда, в туалете есть или нет. Скорее всего, есть.
- И в ванной?
Сергей даже вспотел, вспомнив вечер, проведённый с Николь в ванной и в спальне.
- Наверное. Где-то они откровенно за нами наблюдают, а где скрытой камерой. Интересные эпизоды по телевизору показывают.
- То, что скрытой камерой снимают?! – поразился Сергей.
- Конечно!
- Почему же они не предупредили нас, что наблюдают! – возмутился Сергей.
- Предупредили, - возразили Камилла. –  Когда бумаги подписываешь, их читать надо. В контракте сказано, что  телекомпания имеет право наблюдать за жизнью героев шоу посредством телеметрии и транслировать наиболее интересные эпизоды…

                =4=

Вечером Ксения объявила, что после ужина поведёт всех на лобное место, где придётся решить, кто из девушек сегодня покинет шоу.
- Так всего же три дня прожили! – возмутился Дима Большой.
- Каждый четверг у нас голосование и один человек покидает шоу, - объяснила Ксения. - Я и Яна можем по одному разу наложить вето на голосование по данной кандидатуре. То есть, если вам человек не понравится, а мы с Яной будем против того, чтобы он ушёл, на третий раз вы всё равно сможете его убрать из шоу. Кстати, Игорь, заканчивай ужинать и сходи к психоаналитику, он велел. Потом приходи в гостиную голосовать.
- Да у меня с нервами всё в порядке! – возмутился Игорь. «Неужели из-за конфликта с Камиллой?» – подумал он. Но вспомнил, что психоаналитик – это тот кукловод, который приезжал к ним на кастинг. И понял, что вызывает его Трахенберг не для обсуждения нервов. Наверняка, даст какую-то установку.
- Если бы у тебя с нервами было не в порядке, тебя отправили бы в больницу, как Титову с глазом, - успокоила его Ксения.
Игорь воспрянул духом. Наконец-то он понадобился в игре!
- Мужики, кого сегодня возьмём за лобное место? – тихонько спросил он парней, сидевших рядом с ним, допивая кофе. – Предлагаю Камиллу. Выпендривается девка много.
- Да ладно, хорошая девчонка, - возразил Большой. – Попочку, вон, разрешила ей помассировать.
- Больше ничего не разрешила? – язвительно спросил Игорь.
- К сожалению, ничего, - вздохнул Большой.
Недовольный Игорь небрежно опустил чашку на стол и встал из-за стола.

Лобное место оказалось той же самой гостиной, только мебель успели расставить по-другому. У стены стол и два кресла, вроде судейских. Сбоку и чуть впереди – кресло для «подсудимого». Остальные диваны и кресла расставлены вдоль стен на далёком расстоянии друг от друга. Дощечки указывали, кому какое место занять. Все были распределены поодиночке. Наверное, чтобы каждый принимал решение сам.
Ксения села за судейский стол.
- Сегодня первое голосование, - довольно мрачным голосом начала она. - Сегодня жильцы общаги первый раз решат, кто из девушек покинет шоу. Конечно, прожили вместе всего ничего, и… - Ксения вздохнула, не глядя на «общаговцев», развела руками. – Но правила игры таковы – и не мы их устанавливали. И, чтобы игра была честной, правила надо выполнять до мелочей.
Ксения помолчала, раздумывая о чём-то. А может, выдерживая трагическую паузу.
Вошёл Игорь, сел в кресло у входа. Хорошо, что он сел позади всех, а то бы кто-нибудь обратил внимание на его возбуждённое и одновременно удивлённое лицо.
- Голосуем так, - продолжила Ксения. – Вы сейчас хорошо подумаете, против кого хотите голосовать. На дощечках, которые лежат рядом с вами, напишете фамилию того, кто должен покинуть шоу, и по моей команде будете показывать, кого написали. Затем тот человек, та девушка, против которой проголосует большинство, сядет в это кресло, и мы поговорим, обоснованно или необоснованно коллектив проголосовал.
- А если необоснованно, будем голосовать повторно? – спросила Маша.
- Нет, повторное голосование не допускается. Но, если вы убедите меня, что голосовали неправильно, я могу наложить вето на результат голосования.   
- А по каким критериям решать, против кого голосовать? – спросила Голубева.
- Вам решать, - развела руками Ксения. – Личные симпатии или антипатии, поведение в коллективе, помогает или нет, жадный или щедрый… Вам решать!
Ксения испытывающе смотрела на подопечных. Все озабоченно молчали.
- Ну что… Берите дощечки, берите мелки…
Ещё одна нагнетающая трагизм пауза.
Как-то незаметно, словно ниоткуда, всплыли звуки барабанной дроби.
- Наступил момент, когда вы вправе решить чью-то судьбу.
Снова пауза. Барабанная дробь усиливалась. Она зазвучала громко, но как-то приглушённо, словно бы издалека.
- Решайте!
- Нет, но… - растерянно проговорил Большой.
- Дмитрий, я запрещаю вам говорить! – указала на Большого пальцем Ксения. – Время голосования - время абсолютного молчания!
Достигнув апогея в силе звучания и в ритме, барабаны резко умолкли.
Большой тяжело вздохнул. С кряхтением, будто поднимал тяжёлое, взял дощечку, задумался.
Все думали. Исподтишка поглядывали друг на друга, стараясь ни с кем не встретиться глазами.
Армен, грустно улыбнувшись, написал на доске имя.
Голубева, качнув головой, словно удивившись глупости, которую творит, размашисто пробежала мелком по доске.
Маша, вздохнув и пожав плечами - мол, что делать, планида наша такая – написала имя.
Резо, увидев, что Маша что-то написала, тоже смущённо написал.
Камилла с безразличным видом, словно очнувшись от дрёмы, между делом чиркнула по доске.
Большой написал имя, стёр. Снова написал. И снова стёр. Растерянно огляделся, словно ожидая помощи со стороны. Ещё раз написал. Под тяжестью решения сгорбился,  устало оплыл в кресло.
Николь, не проявив эмоций, написала что-то печатными буквами.
Люба вздохнула. Подняв брови шалашиком и сочувственно покачав головой, застучала мелом по доске.
Сергей, скривившись, как от неприятного, написал фамилию.
Игорь, таинственно улыбнувшись, нарисовал красивые буквы и победно оглянулся на всех.
- Ну что, сделали выбор? – спросила Ксения. 
Общаговцы молчали.
- Люба, ваше решение, - приказала Ксения.
Независимо подняв лицо, но опустив глаза вниз, Люба показала дощечку. «Титова» – уменьшающимся от первой к последней букве почерком было написано на доске.
- Почему? – спросила Ксения.
- Мне не понравилось, что она пообещала всем показать, где раки зимуют, - негромко пояснила Люба.
- Сергей, - приказала Ксения.
Сергей поднял дощечку: «Титова».
- Почему, Сергей?
Сергей дёрнул одним плечом, задумчиво шевельнул бровями, поджал губы.
- Не знаю… В общем-то, все мы разные, хорошие и не очень… Но все, как сейчас говорят, прозрачны. Видно, кто есть кто. А Лена Титова… Внешне она одна, а внутри – неизвестно какая. Хотя и снаружи от неё идёт отрицательная энергетика.
- Армен?
- Титова, - проговорил Армен и поднял дощечку.
- Почему?
- У неё какой-то внутренний настрой… Против всех.
- Маша?
- Титова. Да, она как бы не принимает никого. По любому вопросу у неё два мнения: одно её, другое дурацкое.
- Игорь?
- Конечно же, Титова, - усмехнулся Игорь. -  Только все врут насчёт причин. Все готовы пнуть слабого, поэтому голосуют против Титовой. Голосуют против Титовой, потому что её здесь нет. Проще голосовать против того, кому не придется смотреть в глаза. Трудно объявить, что ты против него, в глаза тому, с кем утром просыпался в одной спальне, завтракал, в обед работал, а полчаса назад шутил. А так: нет человека и можно безболезненно сказать, что ты против него. Выгонять отсутствующего человека легче, чем того, который смотрит тебе в глаза. Готов поспорить на банку пива, что остальные тоже голосовали против Титовой. Ну, один, может, против кого другого.
- Принимаю пари! – Ксения торжественно подняла руку вверх. – Прошу всех показать, против кого они голосовали! 
Все голосовали против Титовой.
- Игорь, с меня пиво, - удивилась Ксения.
- Игорь, дашь глотнуть? – завистливо спросил Большой.
- Посмотрю на твоё поведение, - снисходительно пообещал Игорь.
- Итак, друзья, - таинственно проговорила Ксения, - одна девушка от нас ушла, но… Другая пришла! Сюрпра-а-айз! – протянула она, как в рекламе, и вскинула руки вверх.
Ассистент включил музыку, дверь открылась, в гостиную вошла невысокая рыженькая девушка. Все с любопытством повернулись к вошедшей. Девушка вызывающе смотрела на «общаговцев».
- Николаева Катюша! Встречайте! – провозгласила Ксения, будто объявила выход артиста на арену цирка.
Все сдержанно захлопали в ладоши.
Сергей медленно встал с места. Николь удивлённо посмотрела на него, затем перевела взгляд на новенькую, всё ещё стоящую у двери.
- Катюша? – растерянно переспросила Николь.
- Да, Катюша теперь участница шоу, - гордо сообщила Ксения. – Катюша девушка Сергея, приехала к нему в гости, но мы уговорили её…
- Ни-хе-хе-се-бе! – по складам продекламировал Большой.
- Дима, поаккуратнее с выражениями! – предупредила Ксения. – Мы в прямом эфире!
- Катюша… Солнышко! – Сергей, наконец, преодолел оцепенение и радостно кинулся к рыженькой. Остановился перед девушкой, словно сомневаясь, можно ли обнять её…
Катюша размахнулась и со зловещей улыбкой влепила Сергею звонкую пощёчину.
- Предатель!
Девушки хором ахнули.
- Вот это встреча! – негромко восхитился Игорь.
- Катя… -  Ксения растерялась от таких проявлений эмоций.
- Предатель! – повторила Катюша со злобным выражением на лице и влепила Сергею вторую пощёчину. – Надо мной все знакомые смеются! Весь город! На всю страну показывали, как ты в постели кувыркаешься… Предатель!
- Катюша, он любит тебя! – вскочила с места Николь. – Я тебе всё объясню!
- Это она, что-ли? – с ненавистью указала Катюша на приближающуюся Николь. – Не подходи!
Но сил у Катюши было немного. Она вдруг растеряла всю злость, как-то обмякла, лицо её скривилось, она бессильно уронила руки и заплакала, отвернувшись от Сергея.
Игорь словно ждал этого момента, подскочил к девушке. Катюша наткнулась на грудь Игоря. Любая грудь для неё теперь была спасительная. Она уткнулась в грудь Игоря и разрыдалась. Игорь обнял Катюшу за плечи и забормотал ей в макушку что-то утешительное.
Сергей несмело тронул Катюшу за плечо.
- Катя…
- Уйди, предатель! – истерично воскликнула Катюша, дёрнула плечом, и зарыдала в голос.
Неожиданно в гостиную быстрым шагом вошла Яна. Прошла к столу и подала Ксении пачку фотографий. Ксения перебирала фотографии и глаза её всё более расширялись от удивления.
- Игорь, - наконец попросила она, - сядь с Катюшей на диван, успокой её.
Игорь усадил Катюшу на диван. Девушка, чуть успокоившись, продолжала негромко плакать, уткнувшись ему в плечо.
- У нас такая ситуация… - растерянно заговорила Ксения, глядя то на фотографии, лежащие перед ней, то на «общаговцев», - что я и не знаю, как поступить. Наверное, нужны объяснения прямо сейчас. Потому что, если информация выйдет наружу через другие СМИ, то… Будет скандал.
- Я тоже думаю, что объяснения нужны прямо сейчас, - со зловещим выражением лица поддержала Ксению Яна.
Ксения протянула пачку фотографий Маше, сидевшей ближе всех к «судейскому» столу.
Маша взяла фотографии, взглянула на одну, другую… Глаза её округлились, она охнула, прикрыв рот ладонью.
К Маше подошли Резо, Люба, Голубева Лена.
- Ва-ай! – удивлённо протянул Резо.
Фотографии поплыли по гостиной.
Камилла едва взглянула на фотографии, не взяв их в руки.
Сергей в растерянности стоял рядом с Катюшей, не зная, как поступить. Катюша всхлипывала, уткнувшись в грудь Игоря. Игорь, победно глядя на Сергея,  что-то бормотал девушке на ухо.
Николь сидела неподвижно, с ещё более каменным лицом, чем всегда. Фотографии почему-то проходили мимо неё.
Пара фотографий дошла до Игоря. Он взглянул…
- Нич-чего себе! – удивился.
Ксения делала жесты, чтобы Игорь не показывал фотографии Катюше.
Сергей издали увидел одну фотографию. Что-то порнографическое.
Игорь, словно не поняв ожесточённой жестикуляции, показал фото Катюше.
По движению губ Сергей понял, что Игорь сказал. Он сказал: «Это Николь».
Катюша подняла голову, презрительно посмотрела мокрыми глазами на Сергея, произнесла с горечью:
- С кем ты связался!
Все с любопытством наблюдали за Сергеем.
Сергей почувствовал себя зверем, посаженным в яму для рассматривания праздной публикой.
Он медленно побрёл к дивану, на котором сидела Николь, сел рядом.
Все вопросительно посмотрели на Ксению.
- Я думаю, героиня этих фотографий даст нам пояснения, - голосом матери-настоятельницы проговорила Ксения.
Николь молчала.
- Я думаю, Силаева Настя даст нам пояснения по поводу этих фотографий! – ещё более требовательно проговорила Ксения.
- Кто такая Силаева Настя? – простодушно спросил Большой.
- Силаева Настя – это наша Николь, - с нехорошей улыбкой сообщила Ксения. – Николь – псевдоним, который она взяла для участия в шоу.
Николь вздохнула.
- Я была замужем… - медленно заговорила она, раздумывая перед каждым словом. – В гражданском браке. Около года. Потом разошлись.
Николь замолчала. Никто ни о чём не спрашивал её.
- Замужем была, но так и осталась дурой, - тихо заметил Игорь. – Кто же такие фотографии оставляет в живых?
- Муж был профессиональным фотографом. Думаю, многие имеют дома фотографии и видеозаписи интимных отношений с мужьями. Обычно, такие документы за пределы семей не выходят. И эти фотографии могли попасть только от моего бывшего мужа. Когда я уходила от него, то забрала фотографии. Это, вероятно, дубликаты с негативов. Так что попрошу собрать всё и уничтожить.
Ксения разочарованно обмякла. Яна заметно обрадовалась.
Повеселевшая Маша с удовольствием собрала фотографии, выдернув из рук у тех, кто продолжал рассматривать их, положила на «судейский» стол. Ксения сидела не двигаясь. Яна порвала пачку фотографий пополам, потом каждую половину ещё два раза. Бросила обрывки в мусорную корзину.
- На сегодня всё, - мрачно сообщила Ксения и пошла из гостиной.
- Нет не всё! – голосом обиженного ребёнка воскликнула Катюша. – Мы с Игорем заявляем об образовании пары!
Ксения продолжала идти к выходу, не обращая внимания на неожиданное заявление.
- И требуем предоставить нам квартиру для совместного проживания! – вызывающе закончила Катюша и презрительно посмотрела в сторону сидевших парой на диване Сергея и Николь.
Сергей встал. На лице у него смешались боль и удивление.
- Не дури, Солнышко, - посоветовала Маша. – Ты нашего Игорька совсем не знаешь! Наплачешься потом…
- Хватит на сегодня! – зло бросила на прощанье Ксения и вышла из гостиной.
- Правда, Катюш, ты устала с дороги, - поддержала девушек Яна. – Все эти потрясения… Не руби с плеча. Разве можно такие вопросы за пятнадцать минут решить?
- Он же решил! – Катюша зло кивнула на Сергея и спрятала лицо на груди Игоря.
Камилла, будто мимоходом, подошла к Катюше, осторожно тронула её за плечо.
- Идём, подруга, отдохнёшь. Устроим тебя, поговорим… На Сергея своего зла не держи, он хороший парень. Может лучше из всех, кто здесь есть. И Николь не самая плохая. Утром решишь всё. А сейчас идём отдыхать. Утро вечера мудренее, как говорят в сказках.
Катюша вяло шевельнулась, но Игорь крепко прижимал её к себе. 
- Отпусти-ка девчонку, - угрожающе проговорила Камилла. – Использовать чужую слабость, а тем более, беду, подло. Отпусти, я сказала!
Игорь нехотя отпустил девушку.
Камилла обняла Катюшу за плечи, повела с собой. Девушки стайкой окружили Камиллу и Катюшу, словно защищая их от парней. Последними из гостиной вышли Сергей и Николь.

На завтрак девушки пришли спокойные. Николь была вместе со всеми, она ночевала в «коммуналке». Катюша весёлым настроением не отличалась, но общий разговор поддерживала. В том числе и с Николь.
Вчера девушки много разговаривали. Убедили Катюшу не торопиться и не идти с Игорем жить в квартиру.
- Для Игоря главное – его заботы, - высказала своё мнение Люба. - А остальные вокруг для того, чтобы помогать в решении его проблем. Я бы не пошла с ним ночевать в одну квартиру. Попользуется и вытрет о тебя ноги.
- Все они козлы! – безразлично заметила Камилла.
- Ну почему, Сергей… - захотела возразить Катюша и смущённо осеклась. – Был нормальный, пока…
- Прости, Катюш… Я понимаю, тебе неприятно со мной разговаривать… - заговорила Николь. – Но Сергей остался таким же, каким и был. И любит тебя так же. И я не претендую на него. Я ему в первый день сказала, что помогу…
- Да уж, помогла! – с горечью прервала Николь Катюша. – На всю страну показывали, как вы в темноте кувыркались…
- Не вини Сергея. Я виновата…
- Да всем им кровь глаза застит, как только почувствуют, что девчонка готова коленки раздвинуть! – скептически произнесла Алёна. – Природа у них такая. Без этого не обойтись. Пока мужик не окольцован, будет тебе изменять.
- По-твоему, кольцо – гарантия от измен? – усмехнулась Люба.
- Нет, конечно. Но после ЗАГСа можно взять мужика на короткий поводок…
- Понимаешь, Солнышко, - продолжила Николь, обращаясь к Катюше, - когда Сергей в первый день узнал, что здесь надо «строить отношения», как сказал режиссёр, он сразу же хотел уехать. Потому что считал, что невозможно иметь какие-то отношения здесь, и не обидеть этим тебя. Для реалити-шоу главное что? Интриги, конфликты. Борьба характеров. Из положительных характеров здесь всего двое – Сергей и Армен. Но Армен – какой-то мягкий, как тесто. Он никогда не пойдёт на конфликт. Поэтому Трахенберг дал мне задание удержать Сергея.
- И ты затащила его в постель, - язвительно проговорила Катюша.
- Во-первых, я не знала тебя. А во-вторых, по некоторым причинам я не могла не выполнить распоряжение Трахенберга…
- А кто он вообще, этот… Трахельберг?
- Официально на шоу он в качестве психоаналитика. А вообще – директор программы. Проще говоря, он играет в игру, В которой мы в качестве пешек.
- Не боишься такие вещи говорить? – спросила Лена и кивнула на камеру слежения, висящую в углу комнаты.
- Похоже, мне недолго осталось здесь… - вздохнула Николь. – Так что могу и пооткровенничать. В общем, Катюш, мне пришлось немного напоить твоего Сергея…
- Он же не пьёт! – удивилась Катюша.
- Умеючи можно напоить и трезвенника, и язвенника, - усмехнулась Николь. – Я сказала Сергею: «Почему я, ты, почему мы должны отдавать право выиграть квартиру таким, как Игорь?
- А чем Игорь плох? – обиделась Катюша.
- Николь права, - вмешалась в разговор Камилла. – С Игорем опасно связываться.
- Честное слово, Солнышко, мы только в первую ночь вместе были. Потом спали в разных комнатах. Это было деловое сотрудничество. Серёжа любит тебя, прости его. Но давай будем откровенны… Поспрашивай своих подруг, есть хоть у одной парень, который хранит ей верность?  А твой Сергей пытался… Ему кроме тебя никого не надо. Просто я опытнее его. Вот он и не устоял. Это не его вина. Давайте мы проголосуем, чтобы вам дали квартиру, и вы постараетесь выиграть приз. Думаешь, когда ты у него будешь каждое утро под бочком посапывать, ему кто ещё нужен будет? Да никогда!
- Я не буду у него под бочком посапывать, - смущённо буркнула Катюша и густо покраснела.
Девушки удивлённо уставились на Катюшу.
- Вы что… - поразилась Люба, - ещё не спали не разу?!
- Ни разу… - вздохнула Катюша. – А я вообще… ни разу. Я за то, чтобы секс был после свадьбы.
Она ещё раз вздохнула.
- Секс не такое большое чудо, чтобы ждать его до свадьбы, - махнула рукой Маша.
- Солнышко, да тебе цены нет! – восхитилась Люба. Она подскочила к Катюше, обняла её за плечи и прижалась к ней щекой. - А ты, дурочка, хочешь идти в одну квартиру с Игорем! Да он тебя изнасилует! Ну и ну-у… - протянула она. – Есть же на периферии… Прощай своего Серёжку, хороший он у тебя парень. И ты золотко, каких мало. Ну, провинился парень… Не по своей же вине! Николь тебе всё рассказала. Ну разве кто против такой устоит, если она захочет?
Люба с доброй улыбкой заглянула в глаза Катюши, потом оглянулась на Николь и подмигнула ей.
- А Николь… Она тебя тогда ещё не знала. Да и на вашей стороне она. Понимаешь… Секс без любви бывает…
- А  любовь без секса – нет, - со вздохом закончила за неё Алёна. 
- Не верь ей, - сжала плечи Катюши Люба. – Алёшка злится потому, что никак мужика себе не подцепит толкового. Навострила глаз на Димку Большого, а он улучил пять минут, пока её не было, и Камиллке попку принялся массировать.
- Не попку, а спину, - лениво поправила Камилла. – Ну и попку прихватывал.
- А зачем же ты разрешила? – удивилась Катюша.
Девушки засмеялись.
- Скучно же! – зевнула Камилла.
- Ну и порядки у вас! – покачала головой Катюша.
- Нормальные порядки, - успокоила её Люба. – Ну, представь, собрались несколько баб, которым не терпится выйти замуж. В город их не пускают, выпить не дают. А вокруг бродят пять самцов, от нечего делать тоже желанием исходят. И вся атмосфера флюидами пропитана…
- Феромонами! – с улыбкой поправила её Камилла.
- Вот мы и хохмим немного. Прости Николь, она хорошая. И она на твоей стороне.
- Ладно, утрясётся со временем, - буркнула Катюша.
- И Серёжку своего прости. Хороший он у тебя. Честный.
- Прощу. Только помучаю немного в наказание, - виновато улыбнулась Катюша.
- Помучай, - согласилась Люба. – Только не сильно и недолго. А с Игорем не связывайся. Ты девчонка неопытная, наживёшь беду себе.
- Ладно. В квартиру к нему, я, конечно, не пойду. Так, на расстоянии немного… Серёже назло.
- Осторожнее, девочка…

Завтрак подходил к концу. Бряцали вилками молча. Девушки сидели своей кучкой, парни своей.
Вдруг в столовую ворвалась Ксения Дубчак. С злобно-победным видом молча промчалась к столикам, остановилась, окинула всех многообещающим взглядом.
- Сегодня мне по майлу письмо кинули, - начала она говорить, хищно улыбнувшись. – В котором прислали адрес и телефон элитной…
Ксения едва удержалась и выразилась не так прямо, как ей хотелось:
- … элитной работницы сферы сексуальных услуг.
- Проститутки, что-ли? – простецки спросил Дима Большой. – Не знал, что наша ведущая с розовым оттенком.
- Я с нормальным оттенком, - разозлилась Ксения. Секунду помолчав, заставила себя улыбнуться неприятной улыбкой. – А вот оттенок кое-кого из нашего контингента…
- Ксюш, давай напрямую. Что ты всё вокруг да около, - попросила Маша, доедая булочку.
- Вот распечатка фотографии жрицы любви, которую мне порекомендовали…
Ксения развернула лист бумаги с фотографией обнажённой девушки.
Сидевшие близко ахнули. На фотографии была Николь.
- Я думаю, нет смысла превращать наше шоу в салон по предоставлению интимных услуг, и попросим профессионалку покинуть наше общество. Не знаю, кому как, но мне, человеку с высшим образованием…
- У меня тоже высшее образование, - выпрямившись и прикрыв глаза, со скептической полуулыбкой спокойно проговорила Николь.
- У тебя? – по-детски удивлённо и не совсем адекватно среагировала на реплику Ксения.
- Естественно, проще, чем у тебя. Я закончила педагогический институт.
- Но я не зарабатываю деньги своим телом! – возмутилась Ксения.
- Правда? – усмехнулась Николь. – Ты своим телом заработала в десять, в сто раз, в тысячу раз больше меня. Ты же сама в интервью сказала, что мужчины тебе надарили бриллиантов на полмиллиона долларов. Тут или клиентов было много, или щедро платили. Американский миллионер, российский миллионер, кандидат в президенты, младший Кадыров, младший Каддафи… Думаю, последний твой миллионер одумается и бросит тебя. Зачем ему жена, прошедшая через руки многих сильных мира сего?
- Вон!!! – завопила Ксения. – Вон!!!
- Ухожу, не ори.
Николь сделала последний глоток из чашки с кофе, неторопливо встала.
- Не знаю, зачем ты всё это раздула, коллега…
- Пошла вон!!! – зашипела Ксения на Николь.
- Но Трахенберг вставит тебе ещё… по самые колёса. Катюша, будь осторожна, - Николь мимоходом тронула девушку за плечо. – Ты здесь самая неопытная. Девушки, не дайте её в обиду.
Походкой фотомодели Николь вышла из столовой.

Часа через полтора приехавший на шоу Трахенберг вызвал Ксению Дубчак к себе.
- Ты что натворила?! – взметнул он руки кверху и в ярости брызнул слюной.
- Мне пришла информация, что Николь занимается проституцией. В Интернете есть её фотографии и контактный телефон. А вчера она наврала, что её порнографические фотографии делал муж.
- Почему ты не обсудила информацию со мной?!
- Вас вчера не было, а я подумала…
- Тебе не надо думать! Я за тебя думаю! Я что, по-твоему, не знаю, кто у меня в шоу? Да я изначально ввёл её в список участниц, чтобы… По твоему, шоу будет интереснее, если соберутся шесть девственниц и начнут читать интеллектуальным мальчикам страдания Петрарки… О ком он там страдал… О Лауре?
- Давайте вернём её… - глупо предложила Ксения.
- Ты что, совсем? – Трахенберг постучал себе по голове кулаком. - Как это будет выглядеть, если материал уже прошёл в эфире… Мы с шумом… Ты с шумом изгоняешь проститутку, и тут же возвращаешь её.
Трахенберг вдруг моментально успокоился.
- Охо-хо-о-о… - протяжно вздохнул он. – Да и не проститутка она в общем понимании этого слова. Образована, интеллигентна, умна…Такие на панели не стоят. Таких с рук на руки передают, таких в мерседесах, как жемчужину в коробочке, возят. В общем, так, - резко закончил Трахенберг. – Без моего разрешения чтобы и пальцем не могла шевельнуть! Ясно? 
               
                =5=

«Общага» завтракала.
- А сейчас мы проведём конкурс! - с таинственной улыбкой тоном интриганки объявила внезапно появившаяся в столовой Ксения.
- Позавтракать спокойно не даст, - недовольно буркнул Игорь.
- Что за конкурс? - радостно спросила Маша.
- Вот баба, эта Машка! - позавидовал Большой. - Такой самец каждую ночь её топчет, а она с утра, как новенькая…
- Потому с утра новенькая, что Резо с вечера её утомит. И всю ночь она спит, как убитая, - улыбнулся Армен. - А ты у нас всю ночь ворочаешься, неублажённый, людям спать не даёшь.
Парни сидели за столиком вчетвером, смело обсуждали отношения Резо и его подруги, сидевших за другим столиком.
- Чтобы Резо дал Машке ночью спать? - возмутился Большой. - Никогда не поверю! Да такому коню…
- В четверг мы проголосуем, кто из парней покинет шоу, - прервала обсуждение интимной жизни Маши и Резо Ксения.
Напоминание о том, что следующий участник должен покинуть шоу, застало парней и девушек врасплох. Все уже привыкли друг к другу, привыкли к хорошим и плохим, расставаться не хотелось.
- Да-да, как это ни прискорбно, один из парней покинет шоу. И придёт новичок.
- О-о-о! – моментально откинув грусть, с одобрительными улыбками отозвались девушки.
- Поэтому парни в течение оставшихся дней должны зарабатывать баллы, симпатии девушек и благорасположение соседей по коммуналке. Напоминаю, что если кто-то заявит об образовании пары, это повысит их шанс на продолжение борьбы за призы.
- Так в чём конкурс? - недовольно спросил Игорь.
- Конкурс несложный, - радостно, будто готовя крупный подвох, ответила Ксения. - Мы проводим конкурс на самое сексуальное…
- …телодвижение! - прервал Ксению Большой. – Я готов исполнить танец живота!
- Что ты у нас можешь делать животом сексуальные движения, никто не сомневается, - похвалила Ксения Большого. – Но мы проведём конкурс на самое сексуальное обсасывание пальца! - голосом спортивного обозревателя, объявляющего о победе любимой команды, закончила она.
- Девушки будут от… обсасывать у парней? – ухмыльнулся Игорь.
- Нет, Игорь, наоборот. Парни будут обсасывать пальцы девушек, - поправила Игоря Ксения.
- А выбирать, кому отса… обсасывать, кто будет?
- Пары составляю я, - пояснила Ксения. - Кстати, чтобы конкурс проходил интереснее, мы приготовили кремы для смазывания пальцев!
- Прямо извращение какое-то, - пробурчал Армен, но Ксения не отреагировала на его реплику.
Ассистент торжественно внёс поднос, на котором стояло несколько розеток, наполненных чем-то жидким и сыпучим.
- Мёд, варенье, сахар, - указывала Ксения на плошки.
- О-о! - одобрили девушки.
- Соль! Горчица! Перец! - торжественно объявляла Ксения.
- Ого! - возмутился от команды парней Большой.
- Ну и ещё кое-какие приправы. Может быть, девушки их узнают, а, может, просто поэкспериментируют, желая увидеть, как отреагирует на них партнёр.
- Моя Маша чем хочет пусть мажет палец, мне всё сладко будет! - похвастал Резо.
- Дело в том, Резо, что тебе я подобрала другую партнёршу, - с улыбкой вздохнула Ксения.
- Как, другую! - растерялся Резо.
- Ну… Поставить тебя в пару с Машей, это всё равно, что дать вам фору. А участники соревнований должны быть в равных условиях.
- Нэт! - возмутился Резо. - Или Маша, или никто! Я вэрный мущина! Как я могу проявлять сэксуалные чувства другой дэвушке, когда здэсь Маша!
- Я согласна с Резо, - поддержала своего мужчину Маша. - И я не могу отдать свой палец, часть своего тела на сексуальные проявления другому мужчине.
- Тогда вы снимаетесь с конкурса и я засчитываю вам в актив по минусу! - сожалеюще объявила Ксения.
Маша обиженно поджала губы. Резо придвинулся к своей девушке поближе и утешающе поцеловал в щёку.
- Маша, придём домой, я тебя всю обмажу мёдом, а потом оближу! - пообещал он.
Ксения вышла к столу, на котором стояли «конкурсные специи».
- Первая пара! Сергей и…  - объявила она и сделала паузу.
- Камилла, - предположил Большой, жадно взглянув на Камиллу.
- Нет, Сергей и Солнышко! - поправила Большого Ксения. - Я думаю, что Катюша, если и не простила Сергея, то, по крайней мере, сегодня настроена к нему более терпимо, чем некоторое время назад.
Зрители неторопливо захлопали в ладоши.
Сергей с виноватым лицом вышел к столу. Катюша подошла к нему с независимым и подчёркнуто гордым видом.
- Катюш, прости ты меня Христа ради, - едва слышно проговорил Сергей. - Я готов не только с пальца слизнуть, всю чашку перца съесть, чтобы доказать, что ты для меня единственная…
- Поживём увидим, - вздохнула Катюша.
Она обмакнула кончик мизинца в варенье и поднесла его к лицу Сергея. Сергей воспринял это, как знак примирения. Он двумя руками прикоснулся к запястью девушки, но Катюша отстранила его руки. Сергей слизнул варенье с кончика пальца и поцеловал его.
- У-у… - разочарованно прогудели несколько голосов.
- Нежно и… - прокомментировала Ксения.
- …и по детсадовски, - закончил за неё Игорь.
- А вот мы и посмотрим, как это делают взрослые, - хитро посмотрела на него Ксения. - Игорь и…
Она снова сделала интригующую паузу.  Но все молчали, ожидая, кого же выбрала для Игоря Ксения.
- Игорь и Камилла! - объявила Ксения.
Игорь, подняв руки вверх и раскланиваясь, как чемпион мира, идущий на ринг, вышел к столу. Камилла подошла, как всегда, безэмоционально.
- Кэми, смажь пальчик мёдом, я покажу, как надо…
- Игорь! - предупредила его Ксения. - Выбирай менее сексуальную терминологию.
- Мёдом? - задумчиво переспросила Камилла. - Можно и мёдом.
Она неторопливо, словно раздумывая над чем-то, мазнула кончиком мизинца по медовой поверхности.
- Камиллочка, что так скромно? - ухмыльнулся Игорь. - Мазать, так уж побольше!
- Можно и побольше, - согласилась Камилла.
С тем же задумчивым видом она скучающе принялась водить мизинцем по  указательному пальцу.
- Как возбуждающе! - театрально-восхищённо воскликнул Игорь.
- Да? Потеплело пониже пупка? - спросила его Камилла. - Тогда надо довести накал страстей до белого каления.
Она взяла чашечку с перцем и тщательно поворошила пальцем содержимое. Скептически глядя на Игоря, Камилла протянула ему палец.
- Как жестоко! - скривился Большой. - Игорь, неужели ты выдержишь это?
- Ничего, отольются мышке кошкины слёзы, - буркнул едва слышно Игорь. - Прыг-скок, прыг-скок... Козочка. Козочек мы отстреливаем.
Вызывающе глядя в глаза Камилле, Игорь впустил её выпрямленный палец себе в рот. Не отводя глаз, стал делать «возвратно-поступательные» движения, имитирующие половой акт.
- М-да… - наконец, проговорила Лена. - Это явно не эротика. Тут прямой секс с порнографией.
- Ну ты, Игорь, гигант! - то ли одобрил, то ли удивился Резо.
Камилла с интересом наблюдала за Игорем.
- Над коленками не жжёт? - заботливо спросила она со скептической полуулыбкой.
Игорь  продолжал движения.
- Ну ты что, ещё не кончил? - удивилась Камилла.
Маша не выдержала, прыснула в кулак.
Игорь выпустил изо рта палец Камиллы, утёрся платочком.
- Ну иди, бельишко поменяй, - ухмыльнулась Камилла, вытирая салфеткой палец.
- Я всегда долги плачу, - кивнул головой Игорь и ушёл на своё место.
- Кстати, чуть не забыла, - проговорила Ксения. - Надо же оценивать качество э-э-э… Я даже и не знаю теперь, как это назвать… После выступления Игоря…
- Так и назовём, качество выступления, - подсказал Большой.
- Да, - согласилась Ксения. - Одним словом, первым оценивается Сергей. По пятибалльной системе. Кто поставит пробный балл и обоснует его?
- Думаю, надо четвёрку поставить, - предложила Люба. – Во-первых, потому что пробный, ориентировочный балл. На пятёрку поцелуй не тянет. Не впечатляющий. Но и меньше поставить нельзя. Несмотря на то, что простенький, но всё же… - Люба задумалась, покручивая кистью в воздухе, - нежный. Простота и нежность – это хорошо.
- Другие предложения будут? Нет? Голосуют все, кроме конкурсантов, - предупредила Ксения. – Кто за четвёрку, поднимите руки… Восемь человек. Сергей заработал сорок баллов. Кто оценит выступление Игоря?
Девушки молчали.
- Вай, сэксуально выступал Игорь! – решился Резо. Но Маша дёрнула его за руку, и Резо замолчал.
- Да, эротичным выступление Игоря не назовёшь, - согласился Большой
- Это было на грани фола. Но, с другой стороны, парень стойко перенёс перцово-медовый соус, что равноценно воздействию на слизистую губ смеси иприта и люизита… Четыре балла парень выстрадал честно! – подвёл черту под выступлением Большой.
- Другие мнения будут? Голосуем… Тоже сорок баллов.
Ксения была разочарована. Как-то всё вяло проходило.
- Люба и Армен! – вызвала следующую пару ведущая.
Люба вышла к столику. Задумалась, глядя на посуду со специями. Подняла плошку с перцем.
- О-о-о! – хором посочувствовали Армену девушки.
- Он мне ничего плохого не сделал, - улыбнулась Люба и поставила перец на стол. Поворошила пальцем сахар. Палец остался таким же, как и был. Без «начинки». Протянула руку с поднятым вертикально пальцем вперёд, будто определяла направление ветра.
Армен спиральным движением облизал палец девушки, сверху накрыл его ртом до основания и с громким чпоком вытащил изо рта. Зрители заулыбались, а некоторые даже засмеялись.
- Ваши оценки! – призвала Ксения зрителей к голосованию.
- Четвёрка, - лениво прокомментировала Маша. – С лёгким закрутоном и претензией на юмор. 
Зрители добродушно подняли руки вверх.
- Ну и последняя пара, - без воодушевления объявила Ксения. – Большой и Алёшка.
Алёна вышла к столу, обмакнула палец в варенье, затем в мёд, посыпала сверху сахаром и протянула Большому:
- Кушай, Большой, я человек незлопамятный.
- Мур-мур-мур! – заурчал Большой и, изображая животное, подбежал к «хозяйке», повилял задом, преданно сложил передние лапки, и принялся вылизывать палец Алёны.
- Пить, наверное, хочешь, котик? – добродушно спросила Алёна.
- Мур-мур-мур! – закивал головой Большой.
- Извини, дорогой, воды нету. Потом напою тебя.
- Мур-мур-мур! – согласился Большой.
- Большому только на детских утренниках выступать, - зевнул Игорь.
- Четыре балла, - прервала его Люба, чтобы не услышать очередной сальности.
- Другие предложения будут? – спросила Ксения. – Да, что-то скучно вы, ребята, выступали. Без огня, без задора…Ну ничего, после завтрака, я думаю, вы разгорячитесь.
- Что вы нам за подставу придумали с режиссёром? – недовольно спросил Игорь. – После завтрака надо полежать, расслабиться.
- После завтрака мы идём… - заговорщицки проговорила Ксения и умолкла, хитро глядя на «общаговцев».
- В пивбар, - недоверчиво предположил Большой.
- Нет! – отвергла несерьёзное предложение Ксения.
- В театр, - предположила Люба.
- Какой театр с утра пораньше? – хмыкнул Игорь. – С утра только утренник!
- Мы идём в бассейн! – объявила Ксения.
- Ура! – обрадовались «общаговцы».
- И проведём среди девушек конкурс мокрых маек! – закончила Ксения.
- Что за конкурс? – спросила Катюша у Камиллы.
Камилла удивлённо посмотрела на соседку.
- Не знаешь, что ли? Самый распространённый конкурс у американских выпускников. Одеваешь светлую майку, а потом тебя поливают водой.
- Ну и что? – удивилась Катюша.
Камилла вздохнула, глянула на Катюшу, как на ребёнка, и покачала головой.
- Ну и ничего. Конкурс такой. Только на конкурс положено без лифчика приходить.
- Да я и так без лифчика хожу, - простодушно сообщила Катюша.
«Нет, ну бывают же такие… дети!» – удивилась Камилла.

                =6=

Минут через двадцать «жильцы» «общаги» в полном составе восторгались прозрачной водой бассейна. Из-за абсолютной неподвижности воды казалось, что бассейн пуст.
- Девушки выстраиваются на той стороне бассейна, юноши на этой, - распорядилась Ксения.
- Ты что, Ксюш! – возмутился Большой. – Тогда уж лучше отведи девушек в соседний дом. А нам бинокли принеси, чтобы конкурсанток разглядывать.
- Я пошутила, - рассмеялась Ксения. – Дефиле устроим на краю бассейна. А жури в составе всех мальчиков будет сидеть здесь, - она указала на кресла у стены напротив. – С четырёх метров наш логотип на маечке победительницы увидишь? – спросила она Большого.
- О, с четырёх метров я не только логотип, но и косточку вишенки под майкой увижу! – довольно воскликнул Большой, плюхнулся в середину ряда и режиссёрским тоном распорядился: - Где ассистенты? Почему на начинаем! Вечно всё самому приходится делать! Девушки, на подиум, быстро!
- Можно начинать! – повторила распоряжение Большого Ксения, махнув кому-то.
Заиграла музыка, к бассейну вышел ассистент со шлангом в руке.
- Жюри, займите места в ложе! – шутливо попросила Ксения, обратившись к юношам. – Председателем жюри сам себя назначил Дима Большой. Девушки, на подиум!
Девушки, одетые в свободные футболки, как в мини-платья, чуточку жеманясь, вышли на край бассейна, выстроились в шеренгу.
Алёна посматривала на публику, скептически улыбаясь. Люба изображала невинность и смущение. Маша сексуально поводила то бедром, то грудью. Камилла, как всегда, не обращала ни на кого внимания, просто стояла в шеренге. Катюша наблюдала за действом с любопытством.
- Хватит ко-кэт-ничать, Любаня! – Маша со смехом дёрнула подругу за руку. – Мужика ресничками не возьмёшь! Тряси сиськами!
- Уважаемое жюри! – обратилась к юношам Ксения. – Вам предстоит оценить девушек в конкурсе «Мокрая футболка» и лучшим присудить номинации. Сами понимаете, номинаций у нас будет пять, по числу девушек. Потому что мы не можем обидеть ни одну из наших конкурсанток.  По каким номинациям вы будете оценивать девушек – судить вам. Я могу лишь предложить некоторые. Например, Мисс Шикарная Грудь, Мисс Ноги От Шеи, Суперсекси, Мисс Целомудренность и так далее.
Ксения повернулась к конкурсанткам.
- Девушки, готовы к конкурсу?
- Готовы! – одновременно выкрикнули Люба и Маша, вскинув руки вверх.
- До-о-ождь! – протяжно скомандовала Ксения.
Ассистент повернул какой-то рычаг на металлическом наконечнике шланга, и вверх над головами девушек взметнулась струя воды. Рассыпавшись на мелкие капли, осыпала конкурсанток дождём.
Девушки негромко завизжали, съёжились. Но через несколько секунд привыкли к прохладной воде и закружились, вскинув руки вверх и подставляя лица под брызги.
Тоненькие белые футболки намокли, прилипли к телам и стали почти прозрачными. Ознобившиеся от прохлады соски топорщились над светлыми и тёмными, крупными и миниатюрными пятачками ареол.
Люба покачивала плечами, заставляя качаться тяжёлые груди. Маша принимала сексуальные позы фотомоделей. Алёна подняла руки и  с улыбкой ловила капли искусственного дождя. Заложив руки за спину и подняв лицо с закрытыми глазами вверх, как обнажённая статуя, замерла Камилла. Катюша прижала руки к грудям, тихонько повизгивала и мелко подпрыгивала, радуясь жизни.
Парни, не замечая, что у всех до одного отвалились челюсти, молчали и не могли отвести глаз от восхитительного зрелища.
- Наконец-то я вывела наших парней из состояния полусна, - рассмеялась Ксения. – Ну что ты будешь делать! Очнувшись от полусна, они впали в другую крайность - остолбенели… Ребята, очнитесь! Пора взглянуть на наших девушек глазами членов жюри, а не глазами голодных мужчин! Нет, не реагируют! Девчонки! Пользуясь удобным случаем, изучаем слово «эре-е-екция»!
Большой смущённо оглянулся и озабоченно крякнул.
Сергей судорожно сглотнул слюну, отвёл лицо в сторону, но его глаза словно приклеились к девичьим телам, взгляд лихорадочно перепрыгивал с одной девушки на другую, и настойчиво возвращался к телу Катюши. Сергей смотрел на Катюшу тяжёлым взглядом. Он любил эту девушку. Ему очень не нравилось, что она участвовала в публичном обнажении. Но он убедил себя, что, в конце-концов, его Солнышко очень симпатична, её точёное девчоночье тело красиво… А красивое не стыдно показать… Да и грудяшки она прикрывала кулачками.
Резо смотрел на Машу немного ревниво, ему было неприятно, что тело его девушки видят другие парни. Но и сам он то и дело скользил глазами по грудям Любы и её соседок, словно торопился запомнить тела девушек до того, как они оденутся. Впрочем, одеваться было не во что. Девушки стояли, в чём пришли.
Армен смотрел на девушек с грустью и завистью. На его лице словно было написано: «Не мои вы, не мои…»
- Мда… Пора взглянуть глазами членов… - мрачно проворчал Игорь.
- Ребята! – снова позвала парней Ксения. – Очнитесь вы, наконец!
Она довольно засмеялась.
- У нас конкурс или что! Приступаем к обсуждению участниц.
Ксения взглянула на Катюшу, которая стояла в конце шеренги, но передумала, и начала с другой стороны.
- Алёшка, шаг вперёд, пожалуйста! Покажи себя!
Алёна без стеснения вышла из шеренги, резко дёрнула головой, стряхивая с короткой причёски воду, повернулась на триста шестьдесят градусов и стала, оперев одну руку о бедро.
Она словно чувствовала, как взгляды парней касаются её тела, оглаживают его, ей было приятно это, и она чуть улыбалась. Объёмистые, раскинувшиеся сосками в стороны, но туго вздымающиеся груди не казались большими на её крупном теле. Неиспорченная  отложениями талия, крепкий живот, сильные бёдра, надёжные лодыжки. Ни о чём на её теле нельзя было сказать: маленькое, тонкое, узкое… Лена казалась славной дочерью тех гипсовых «женщин с веслом», которых в старину расставляли в парках и домах отдыхов.
- Суперженщина! – не удержал эмоций Большой.
- Итак, первая номинация! Суперженщина! – торжественно объявила Ксения. - Поступят ли другие предложения? Других предложений нет! – ответила она сама себе,  не особенно дожидаясь предложений. – Следующая конкурсантка – Маша!
Маша вышла из шеренги. Подбоченясь, выставила бедро вперёд и изобразила поцелуй в сторону Резо.
- Су-пер-сек-си! – по слогам произнёс сдавленным голосом Резо и умоляюще попросил: - Маша, пойдём быстрее домой! Вай, как я хочу… домой! 
- Мисс Суперсекси! – тут же повторила номинацию Ксения. – Следующая конкурсантка – Люба!
Маша немного обиделась, что её выступление кончилось так быстро. Сделав недовольную мину, она отступила на второй план, уступив «подиум» Любе. Тем более, что взгляды парней уже приклеились к груди девушки, облепленной мокрой тканью, не скрывающей их великолепия. Это был Монблан! Это было два Монблана! И каждый увенчан победно торчащим пиком!
Люба подняла руки вверх и покачала телом, как цыганка. Груди едва колыхнулись! Парни и вовсе окаменели.
- Итак, уважаемое жюри, - нарушила кайф созерцания ведущая. – Кто выступит по поводу нашей очередной конкурсантки?
Ксения явно завидовала Любе. Саму её природа обделила в этом плане.
Парни молчали. Их челюсти будто судорога свела. Кто-то жадно и громко проглотил слюну.
- По-моему, этой конкурсантке номинацию придумывать не надо, - торопила Ксения парней.
Парни молчали. Глазами они словно облизывали тело Любы, как облизывают мороженое в жаркий день: наслаждаясь, без спешки, и заранее расстраиваясь, что кайф скоро кончится.
Люба подхватила подол футболки и натянула ткань.
Нет, так было хуже. Это было уже не обнажённое тело с прилипшей к нему тоненькой плёнкой, а мокрая футболка, скрывшая все прелести.
Парни сожалеющее вздохнули.
Вдруг Люба резким движением подняла футболку выше головы, обнажив груди. Покачала ими. И снова натянула футболку. Громко рассмеялась, присев. Махнула рукой – Ну вас! – и отошла к подругам.
Парни заелозили с суровыми лицами, сжали коленки, плотно сложили на колени кулаки.
Все молчали.
- Супергрудь, - едва слышно проговорил Армен.
- Мисс Супергрудь! – громко повторила Ксения. И предупредила: - Люба, стриптиз устраивать не было уговора. Стриптиз нам устроят юноши.
Но на её замечание никто не обратил внимания.
Маша с улыбкой что-то шептала на ухо Любе. Остальные, даже Камилла, улыбались. Все были поражены смелой выходкой подруги.
- Следующая участница – Камилла! – объявила Ксения.
Камилла вышла перед шеренгой девушек, неторопливо и элегантно прошла перед ними в одну и в другую сторону, стала в непринуждённой позе. Но это была поза манекенщицы. А может, фотомодели. В манекенщицы Камилла не годилась – ростом не вышла. А для фотомодели подошла бы. Симпатичное лицо, небольшие, но правильной формы, округлые груди. Тоненькая талия, точёная фигурка с длинными ногами и круглыми ягодицами. Длинные ноги были наиболее замечательной частью её тела. Камилла словно на две трети состояли из стройных ног.
- У нее отличная задница – единственное, что я могу сказать про Камиллу, – буркнул Игорь.
- Мисс Ноги От Плеч! – громко предложил Большой, взяв на себя ведущую роль от членов жюри.
- Мисс Ноги От Плеч! – громко повторила Ксения и тут же объявила: - Последняя наша конкурсантка – Солнышко!
- Ой, да я среди них… - осознавая, что она серенькая среди райских птиц, с простодушной улыбкой безнадёжно шевельнула ладошкой Катюша, не отрывая рук, прикрывающих её маленькие грудяшки.
- Мисс Целомудрие, - негромко, но слышно для всех сказал Большой. – И если бы мы распределяли места, я нашему Солнышку присудил бы сегодня первое место.
- Святая простота… - пробормотал Игорь.
- Мисс Целомудрие! – объявила Ксения. – И кто сказал, что мы не присуждаем места? Сегодня на ужин для победительницы – торт!
Девушки захлопали в ладоши, с улыбкой поглядывая на Катюшу. Все они чувствовали себя старшими сёстрами и без разговоров уступили торт младшенькой, любимой.
- Переходим к заключительной части! – объявила Ксения.
- Конкурс «Мистер Мокрые Штаны»! – перехватила инициативу ведущей Маша.
Все рассмеялись.
- Это ты на что намекаешь? – усмехнулся Игорь.
- Не на то, Игорь, - засмеялась Маша. – Я понимаю, зрелище было возбутительное… Но… Нас обливали, теперь надо вас облить, а потом мы будем оценивать ваши… выдающиеся части тел.
- Я и без облития могу продемонстрировать, - хмыкнул Игорь.
- Слюшай, Игорь! – возмутился Резо. – Не заигрывай с моей девушкой, да?
Ксения подошла к парням, и, собрав в кучку, что-то шепнула им.
Парни радостно заулыбались, глядя на девушек.
- Раз, два, три! – скомандовала Ксения.
Парни кинулись к стоявшим на краю бассейна девушкам, схватили их в охапки и прыгнули в воду. Девушки едва успели взвизгнуть.
Резо падал в обнимку с Машей. Большой схватил в охапку Любу и Алёну, Армен за руку увлёк в воду Камиллу. Игорь  в падении прижал к груди Катюшу. На краю бассейна остался Сергей.
- Сергей! Ну что же ты! – укорила его Ксения.
Сергей растерянно шевельнул руками.
Ксения вдруг дико закричала, прыгнула к Сергею, вскочила на него, обхватив ногами поперёк туловища, и свалила в воду.
- Я плавать… Я плавать… - барахталась в воде Катюша.
- Малышка плавать не умеет? – удивился Игорь.
Он стоял на дне, вода доходила ему до подбородка. Естественно, невысокой Катюше она была выше макушки.
Игорь подал Катюше руки, та испуганно вцепилась в них, инстинктивно кинулась к спасителю, повисла у него на шее.
- Ну, ну, ну… Не пугайся, малышка, - довольно проурчал Игорь. – Я держу тебя, держу. Что же ты, живёшь на Волге, а плавать не умеешь.
Игорь одной рукой подхватил девушку под ягодицы, а вторая рука нырнула под футболку и поползла по голой спине вверх.
Катюша, яростно выпучив глаза, дёрнулась, завизжала. Игорь со смехом отпустил руки, дав Катюше оторваться от него. Катюша снова начала тонуть. Игорь подхватил девушку под руку, привлёк к себе.
- Не лапай меня! – вскрикнула Катюша.
Парни и девушки вокруг барахтались, ныряли, визжали, плескались. Сергей едва вынырнул из воды, как его вновь оседлала Ксения и утащила под воду.
- Да ради бога! – воскликнул Игорь и поднял руки вверх.
- Нет! Держи меня! – испуганно воскликнула Катюша.
- Какая ты непостоянная! – засмеялся Игорь. – То тебя не трогай, то держи…
Он снова привлёк девушку к себе.
- Отнеси меня на берег! – сердито воскликнула Катюша, отбиваясь от неприятных рук.
- То держи, то отнеси! – засмеялся Игорь. – Я её, понимаешь, спасаю, а она командует!
- Серёжа! – жалобно позвала Катюша.
В общем шуме только что вынырнувший из-под воды Сергей не слышал зова девушки. Ксения, словно валькирия, опять наскочила на Сергея и погрузила его под воду.
- Держи… И неси! Пожалуйста, – попросила Катюша. – Серёжа! – позвала она ещё раз.
Одной рукой Игорь обхватил девушку поперёк грудей, другая рука успела залезть под футболку и легла на голый живот.
Катюша яростно забарахталась, отрывая настырные руки от грудей.
Игорь отпустил грудь, Катюша провалилась вниз, хлебнула воды, беспорядочно забарахталась. Рука Игоря с живота под футболкой скользнула вверх, обхватила скользкие грудяшки.
Катюша затрепыхалась, пыталась что-то крикнуть, но вода попала ей в рот, она захлебнулась, закашлялась.
Схватив за грудь, Игорь подтянул девушку вверх, дал ей глотнуть воздуха. Вторая его рука легла на живот и скользнула глубоко в трусики девушки. Он жадно и больно всей ладонью сжал мягкое тело.
Катюша истошно завизжала, забилась в руках Игоря.
На них обратили внимание.
- Отпусти её! – заорал Сергей, и кинулся к Игорю.
- Да кто её держит? – делано удивился Игорь. – Ты бы лучше спасибо сказал, что я не дал ей утонуть! Возьми свою драгоценность!
Он оттолкнул от себя Катюшу в сторону подплывшего Сергея.
Катюша вцепилась в Сергея. Прижимая к себе плачущую и кашляющую девушку, Сергей понёс её к «берегу».
- Какой же ты всё-таки гад! – среди общей тишины проговорила Камилла.
- Такое утро испортил, - поддержал Камиллу Большой. – И купаться расхотелось.
Все молча начали вылезать из бассейна.

                =7=

- Вяло, вяло развиваются события! – выговаривал Ксении Трахенберг.
Он лениво развалился в кресле за письменным столом. Ксения, как провинившаяся девчонка, сидела поодаль на стуле.
- Утром мы устроили конкурс мокрых футболок. Девушки раскрепостились, ребята возбудились, - оправдалась Ксения. – Игорь чуть Катюшу не утопил, так её лапал в воде.
- Это хорошо, - безэмоционально одобрил Трахенберг. Ксения не поняла, что «хорошо» – конкурс, оживление или, что чуть не утопил. – В этом направлении и надо идти. Накручивай, накручивай страсти! Спровоцируй конфликт Игоря и Сергея, натрави ещё кого-нибудь. Пусть устраивают разборки, пусть скандалят, пусть мужики дерутся из-за девчонок, пусть девчонки плетут интриги… Вот что, - Трахенберг задумчиво выпятил губы, неторопливо побарабанил пальцами по крышке стола. – Пошли-ка девушек после обеда в город, искать себе женихов. И пусть привезут их сюда.
- Да после сегодняшнего конкурса парни девушкам пятки лизать будут, чтобы те позволили им…
- Вот и хорошо, что пятки лизать. А мы им – соперников! Пусть грызутся! Ты никак не поймёшь, что наша задача -  не пары создавать и помогать им влюбляться друг в друга, а создавать конфликтные ситуации, страсти нагнетать! Думаешь, телезрителям интересно, как все разбились по парам, и нюхают цветочки с блаженным выражением лиц? Телезрителям нужны страсти, конфликты, непредсказуемые повороты сюжета, непредвиденные «спаривания» и скандальные разрыва! Понимаешь?
- Понимаю, - уныло согласилась Ксения.
- В общем, обдумай, как ты пошлёшь девчонок в город, перед обедом доложи мне… А сейчас пришли ко мне Игоря.
Минут через пятнадцать в кабинет вошёл Игорь.
- Звали? - спросил, глядя исподлобья и словно готовясь к отпору.
- Садись, - небрежно шевельнул рукой в сторону стула Трахенберг.
- За Катюшку ругать будете? – попытался взять инициативу в свои руки Игорь. – Да она…
- Сдалась мне твоя Катюшка, - безразлично прервал Игоря Трахенберг. – А ругать буду. Ты что…
- Да она…- разозлился Игорь.
- Заткнись! – рявкнул на Игоря Трахенберг. – И слушай меня, сявка… Если не хочешь вылететь с проекта через тридцать секунд. Ты что ведёшь себя, как гомодрилла? Ты мужик или педик? Или тебя на зоне Ириной звали, а не Игорем?
Игорь возмущённо дёрнулся, но Трахенберг  властно остановил его:
- Сядь! И знай своё место! И пока что я буду тебе указывать, что и как…
Трахенберг с кряхтеньем вылез из кресла, натужено разгибая спину, прошёлся по кабинету. Переменив гнев на милость, принялся наставлять молодого:
- Мужик ты или нет, в конце концов? Ну и веди себя, как мужик! Поприжимай девок, Катюшку соблазни, чёрт возьми!
- Да не соблазняется она!
- Все девки соблазняются, - безапелляционно поднял руку вверх Трахенберг. – Попробуй залезть к ней в трусики. Девки любят, когда к ним в трусики лазят.
Игорь безнадёжно усмехнулся. О том, что безрезультатно лазил, умолчал.
- Трахни какую-нибудь!
- Что, можно? – удивился Игорь.
- Нужно! Что вы, как лягушки в тине! Лежите, выпучив глаза, еле шевелитесь. Ждёте, когда вам на язык комар сядет! Да хоть всех перетрахай! Но без нарушения уголовного кодекса, - Трахенберг предупреждающе отгородился от Игоря ладонями.
Игорь недоверчиво покосился на Трахенберга.
- В общем, сегодня и завтра – вот тебе срок на оживление жизни в «общаге». Но без уголовщины, - повторил он. - Если перехлестнёшь через край – с органами сам разбираться будешь.

                =8=

До обеда Солнышко и Сергей сидели в гостиной, тесно обнимаясь и горько перешёптываясь, будто готовились расстаться навсегда. Катя обмолвилась, что Николь, в общем-то, неплохая девушка, но, вероятно, была вынуждена выполнять распоряжение Трахен… как его… Но это не снимает вины с Сергея…
Сергей понял, что он прощён.
На обед Сергей и Катя пришли, держа друг друга за руки. Сергей сурово объявил, что они образуют пару.
- Ну, Серёга, даёт! – восхитился Большой. – Мы ещё ни разу, а он…
И осёкся, потому что Армен чувствительно ткнул его локтем в бок.
Игорь наклонился к столу, пряча ухмылку.
- В отдельной квартире теперь поселитесь? – завистливо спросила Люба.
- Нет, жить будем по-прежнему в общих комнатах, - вызывающе ответила Катюша.
- Какой смысл? – пожала плечами Люба. – Никто бы не мешал… Наслаждались бы друг другом…
- Мы ведь ещё не женаты! – как опоздавшая на урок по уважительной причине отличница, оправдалась Катюша. – У нас так не принято.
Люба длинно вздохнула, махнула безнадёжно рукой: что, мол, с вами неразумными, эту тему обсуждать!
- Ну вот, - разочарованно заговорила Ксения. – А я после обеда хотела отправить девушек в город…
- Так в чём проблема? – радостно подпрыгнула на месте Маша.
- Нет, девушки в город должны ехать не для того, чтобы по магазинам прошвырнуться, - осадила её Ксения.
- А зачем? – удивилась Маша. И тут же догадалась: - А, знаю! С особым заданием!
- Точно, Маш. Только тебе на задание ехать не придётся. На задание пойдут только «непарные» девчонки.
- Прям, как на войне, - качнула головой и усмехнулась Алёна. – Если погибнешь, чтоб некому было по тебе плакать. А перед выходом на задание сдать награды и документы старшине.
- Типун тебе на язык, Алёшка! – возмутилась Маша и повернулась к Ксении. – Так что за задание?
- Девушки-одиночки поедут в город искать себе парней. Наши ребята какие-то не очень активные, за вами ухаживают плохо, чувств ярких не проявляют, толку от них мало. Поэтому, девушки будут искать ухажёров прямо на улице.
- Как это не проявляем! – возмутился Игорь. – Проявляем, да девчонки нас игнорируют. Правда, Большой?
- Точно! – поддержал Игоря Большой. – Я вон, даже массаж…
- Лучше бы анекдоты рассказывал, - перебила его Алёна.
- Да ну вас…
Большой со вздохом отмахнулся.
- А мы когда поедем в город девушек снимать? – спросил Игорь.
- Фи, какая пошлость! – с подчёркнутым презрением проговорила Алёна. 
- Снимать девушек вам не придётся, - охладила его пыл Ксения. - В общем, задание такое. Люба, Камилла и Алёшка едут в город, прямо на улице выбирают парней и приглашают их в «общагу».
- А скольких приглашать? Пять, десять человек? - спросила Алёна. - Они же все захотят приехать, только свисни!
- Скольких приглашать – сами решите. Но вот какое условие, - предупредила Ксения. – Нельзя говорить парням, что вы с телевидения, и что вы приглашаете их на реалити-шоу.
- А что же говорить? – растерялась Алёна.
- Всё, что хотите, - хитро улыбнулась Ксения. – Что вы хотите с ними познакомиться, что вы приглашаете ребят к себе в общежитие, что общежитие студенческое, рабочее, аспирантское и какое угодно. Постарайтесь говорить что-то правдоподобное. Чей парень дольше всех не поймёт, куда приехал, та девушка выиграла. Гостей будем снимать скрытой камерой.
- Я не поеду, - негромко заявила Камилла.
- Почему? – удивилась Ксения. – Такая хохма предполагается… Представляете, вы подходите на улице или в кафе к ребятам, и говорите: «Ребята, давайте познакомимся…»
- А ребята спрашивают: «Сколько будет стоить ваше знакомство?» – вклинился в разговор Игорь, подделываясь под стиль речи Ксении.
- Игорь! Ну что ты за человек? Всё опошлишь! – возмутилась Ксения.
- Погрузят наших девушек в машину и увезут на развлекалово, - продолжил Игорь.
- Не увезут, - категорично заявила Ксения. – Рядом будут охранники. Инкогнито.
- Которых примут за сутенёров, - не сдавался Игорь.
- В том и фасоль, - вспыхнула Ксения, - чтобы девушки вели себя не как…
- …девушки лёгкого поведения на съёме… - вставил Игорь.
- Игорь прав, - поддержала Игоря Камилла. -  Поэтому я и не поеду.
- А я поеду! – залихватски рубанула воздух рукой Алёна. – И Люба поедет. Поедешь со мной, Любань?
- Если охранники обеспечат безопасность, поеду! – с бесшабашным видом согласилась Люба. – Чего не похохмить!


                Часть восьмая. БЕДЛАМ.

                =1=

- Фамилия? – требовательно спросил мужской голос.
Колька открыл глаза и увидел склонившегося над ним крупного, упитанного мужика в похабно натянутой на бритый череп выцветшей зелёной тюбетейке медицинского происхождения. Грубое, плохо выбритое лицо и неласковые глаза интеллектом не отсвечивали. Глухой, линяло-зелёный, вроде как операционный, а может - древнефельдшерский халат с завязками на спине делал мужика ещё более грубым и тупым. Перед собой мужик бережно держал поднос, на котором лежали кучки разноцветных таблеток, торчали стопарики со снадобьем прозрачно-водочного, жёлто-ликёрного и тёмно-бальзамного цветов. Под каждую кучку и стопарик подоткнута бумажка с фамилией больного.
«Такому мясо на базаре рубить, - подумал Колька, - а не официантом в медучреждении работать».
А думать Кольке не хотелось. Не хотелось шевелиться и даже отвечать.
Вчера по приказу рассердившейся «механической старухи», «экспертизовавшей» Кольку, ему влупили «в четыре точки». Потому что её вердикту насчёт госпитализации Колька, естественно, возмутился.
Нет, он не скандалил с бухты-барахты. Возражать начал постепенно, чтобы не сердить старуху. Для затравки попробовал объяснить, что в ресторане его ждут пацаны, что у него репетиция, что концерт вечером.
- С группой «Нирвана»? – спросила старуха и её губы, сделанные из сморщившегося от старости коричневого дерматина, искривились с едва заметным презрением.
- С «Нирваной»! –  аналогично искривил свои губы Колька.
- В которой ты главный, - почти откровенно запрезирала Кольку старуха. – И зовут тебя Курт?
- Да, Курт Коби, - так же презрительно ответил Колька старухе. – Только я не главный, я солист.
- А кто же у вас главный? – делано удивилась старуха.
- Я главный, - рассердился Колька. После ночного «передоза» у него болела голова, болел желудок, и вся эта канительная хрень со старухой усиливала мучения. – Но я солист.
- Понятно, - удовлетворённо кивнула старуха и многозначительно посмотрела на сидящего у двери санитара. – Ты главный неглавный. И солист. А документы у тебя есть? – резко переменила она тон на ласковый.
- Дома лежат, - дёрнул плечом Колька. – У нас не военное положение, и я не обязан, выходя из дома, брать с собой удостоверение.
- И в паспорте прямо так и написано: Курт Коби, солист ансамбля «Нирвана», год рождения тысяча девятьсот… какой там? Сороковой или пятидесятый?
- Во-первых, паспорт не трудовая книжка, и в нём не пишут про «Нирвану», - вспылил Колька. Старуха, похоже, откровенно издевалась над ним. – Во-вторых, в паспорте написано, что я Николай Кобелев. А в третьих, мне двадцать лет, а не сто двадцать, как некоторым!
- Понятно.
Старуха выпрямилась и, затрещав костями, расправила плечи. Как-то вдруг потеряла интерес к общению,  скучно зевнула, прикрыв дырку рта пергаментной лапкой. Насчёт подкола про сто двадцать лет она замшелыми мозгами не просекла.
- Раздвоение личности, спровоцированное передозировкой наркотиков и злоупотреблением алкоголя, - подвела старуха итог  разговору и продублировала ранее изречённый вердикт: - В стационар его.
Тут Колька не выдержал. А зря.
Опытные мужики-санитары такого поворота событий ждали с нетерпением. Неизвестно, откуда в их руках появилась смирительная рубашка, и через миг Колька в повязанном состоянии имел возможность рассуждать об удивительной скорости «паковки» борзых пациентов. Старуха даже не шевельнулась, так была уверена в профессионализме своих «руковыворачивателей». Только приказала сердито:
- В четыре точки ему!
Не тратя времени на раздевание и смазыание спиртом, Кольке влупили четыре укола прямо через одежду. Два в ягодицы, два под лопатки.
То, что уколы больные, Колька зря расстраивался. Потому что несколько мгновений спустя он понял, что настоящая боль, от которой орут благим матом, является позже, от малейшего движения рукой или ногой. Болело так, будто вместо лекарства в ягодицы и в руки ему воткнули раскалённые докрасна железяки.
Колька растопырился, сколько позволяла смирительная рубашка, и окаменел.
- Пациент готов к употреблению! – удовлетворённо проурчала старуха. По её урканью Колька понял, что следующим этапом будет транспортировка оцепеневшей человеческой тушки, то есть, его, на кухню этой ведьмы, разделывание молодого тела, и изготовление из его вырезки фарша и отбивных котлет. А кости сгодятся на холодец.
- Не будешь баловаться? – заботливо спросила старуха, подходя к Кольке вплотную и заглядывая глубоко в глаза, словно намереваясь определить, соврёт пациент или скажет правду.
Колька хотел дёрнуться, но, опережая его незавершённое желание, ведьма пошуровала раскалёнными шампурами в Колькиных ягодицах и плечах.
- Нет, - коротко и предельно искренне пообещал Колька.
- Не врёт, паршивец, - усмехнулась старуха, увидев сквозь дно его глазниц в глубине бунтарских мозгов правду, и скомандовала подручным: - развяжите.
Санитары развязывали Кольку раз в сто дольше, чем вязали. Может, вязали на совесть, а может, тащить в отделение смирительную рубашку вне тела больного не хотели.
- Ну, кольните ему… - снисходительно разрешила старуха. 
Колька с ужасом посмотрел на ведьму.
- …Чтоб поспал, - усмехнулась она, взглянув на перепуганную физиономию Кольки. – Пусть Музыкант отдохнёт.

                =2=

- Фамилия! – сердито и требовательно повторил мужик в халате.
- Кобелев, - буркнул Колька. Он понял, что этого пахана злить – себе дороже.
- О! – расплылся в грубой улыбке мужик. – На поправку Музыкант пошёл! А всего-то пару суток дремал.
«Ни черта себе! – удивился Колька. – Пару суток!»
- Ладно… - стимулируя мыслительные процессы, мужик почесал репу под вяло-капустной тюбетейкой.
«В юности занимался боксом или борьбой, за что его часто били кулаками по голове или головой о пол, - посочувствовал Колька. - Теперь проблемы с арифметикой».
- Ладно! – мужик решительно стукнул кулаком себе по лбу, словно хотел таким образом запустить отказавший механизм, - прибережём снотворные для других. А тебя переведём на вольный режим. Но не вздумай дурить, а то опять в четыре точки схлопочешь!
Колька вспомнил о старухе, с которой беседовал в момент поступления сюда. Вспомнил «очучения» от «четырёхточечного успокоения», с опаской пошевелился. Ягодицы болели, но терпимо.
- Да нет, - миролюбиво успокоил он пахана-санитара, или кем он там был, - это я перебрал чуток, вот меня с похмелки и повело на плохое настроение. А так я мирный.
- Ну и ладненько, - обрадовался за выздоравливающего пациента мужик. Хоть и больной, а говорил о знакомом! – От эти таблетки съешь…
Он заботливо, как коллекционер, отобрал дорогие ему блестяшки-таблетки, нежно загробастал в ладонь-ковш и протянул Кольке.
Колька сыпанул таблетки в рот, и, сделав вид, что проглотил, спрятал их под язык.
Мужик хитро погрозил Кольке пальцем и протянул мензурку с жидкостью цвета мочи.
- Запей-ка!
Колька нюхнул мензурку. Пахло чем-то горьким. Выпил. На самом деле, горьковатая вода.
- Предъяви! – потребовал мужик и наклонился так решительно, словно намеревался осмотреть Колькин желудочно-кишечный тракт от зубов и до самого прямого выхода.
Колька прижал языком таблетки и открыл рот.
- Язык подними, - потребовал мужик, внимательно приглядываясь к глубинам Колькиного зева.
Колька на мгновение прикрыл рот, перекинул таблетки наверх, прижал их к нёбу и снова открыл рот.
Мужик убедился в отсутствии таблеток, хмыкнул недоверчиво.
Колька вернул таблетки под язык, ещё раз «предъявил» рот.
- Ладно, - удовлетворился санитар послушностью пациента. - Так… Слушай, что тебе можно.
Мужик сильно задумался, вспоминая то, что он, наверняка, пересказывал десятки, если не сотни раз.
- Тебе можно гулять в палате, выходить в коридор, заглядывать в комнату отдыха с настольными играми и телевизором.
- А играть в настольные игры можно? – не удержался от подкола Колька.
- Чего? – недовольно переспросил санитар.
- Ну, заглядывать в комнату отдыха можно, а играть можно?
- Не умничай, - натужено подумав, обиделся санитар. И продолжил: - По телевизору можно смотреть новости и «Общагу». Очень интересная передача. Рекомендую. Естественно, можно в сортир… Душ, если сестра не возражает…
Мужик ещё раз, на этот раз безнадёжно, задумался.
- Всё, кажется.
- А телефон здесь есть? – спросил Колька.
- Тебе разрешается только то, что я перечислил. Если не перечислил, значит нельзя.
Таблетки под языком начинали таять, поэтому Колька изобразил на физиономии абсолютное понимание вопроса  и умолк.
Санитар раздал лекарства остальным больным и вышел из палаты.
Колька огляделся. Кроме него в палате лежали ещё три человека. Напротив, у двери мужчина лет тридцати, с тощим лицом в щетине. Наблюдал за Колькой. Чтобы увидеть двоих у окна, пришлось бы задирать голову. Драть голову не хотелось, да и от раскисающих таблеток пора было избавляться.
Колька увидел полотенце, висящее на спинке кровати, схватил его за конец и поднёс ко рту, намереваясь выплюнуть в него таблетки.
- Иди зубы почисть, у тебя изо рта воняет, - проговорил тот, что наблюдал за Колькой.
«У тебя самого воняет, псих», - недовольно подумал Колька, задерживая движение с полотенцем. Он сердито взглянул на психа и снова потянул полотенце.
- Прежде чем воспользоваться полотенцем, надо воспользоваться раковиной, бестолочь, - упрекнул псих.
Колька хотел рыкнуть на психа, но… Чёрт возьми! Это же он подсказывает тебе, дураку, что… Цветные таблетки наверняка испачкают полотенце! Кто из персонала увидит – не похвалят.
Колька хлопнул по лбу ладонью, благодарно посмотрел на психа… Псих… Этот псих, похоже, умнее его.
В закутке за дверью Колька открыл кран, сполоснул рот, выплюнул воду вместе с таблетками  в слив. Умылся, пальцем протёр зубы, вернулся к кровати. вытерся полотенцем, сел на кровать.
- Сколько времени? – спросил, повернувшись к соседу.
Сосед пожал плечами.
- Кому как. Мне долго, но не бесконечно. Тебе ещё не определено. Но неопределённое хуже, чем длинное,  - глядя в никуда, задумчиво пробормотал сосед. И вряд ли его бормотанье предназначалось ушам Кольки.
Смысла сказанного Колька не уловил, поэтому ещё раз утвердился, что сосед – псих.
- Извини, друг, - снова обратился он к соседу. – Я сначала не понял…
- Все мы тут с неправильным понятием, - прервал его сосед, словно угадав мысли Кольки. – И каждому из нас к его двум ушам прилагают по одному дополнительному. А каждой голове – глаз за затылком. А кто о том не помнит, страдает. Потому что у одних язык большой, как у хамелеона, а у других раздвоенный, как у змеи. Ты попал в дом скорби, парень, веди себя осмотрительно, оглядывайся, даже когда встаёшь с унитаза.
«Псих, - снова подумал Колька про соседа. Но увидев насмешливые умные глаза, задумался. – К двум ушам прилагаются дополнительные. И глаз за затылком. Дурак я! Это же он открытым текстом говорит, что за нами подсматривают и нас подслушивают!»
- Понял… - проговорил Колька и увидел, что сосед закрыл свой рот ладонью и незаметно сдавил губы пальцами. И закончил: - Все мы тут… с глазами и ушами.
Сосед улыбнулся глазами. Затем взял полотенце, стакан, подошёл к раковине, стал полоскать горло. Колька заметил, что изо рта соседа сильным потоком льётся содержимое его желудка! Так это он промывает желудок!
Утирая лицо, сосед вернулся  на кровать.
- Следи за ротовой полостью. Рано или поздно стоматолог увидит больные зубы, - проговорил сосед с улыбкой, подмигнув удивлённому Кольке, – и выдерет их вместе с хитрым языком.
«Не-ет, улыбка у него совсем не дурацкая! – подумал Колька. – А насчёт стоматолога… Это же он предупреждает, что в другой раз таким образом таблетки мне спрятать не удастся!»
- Да, пожалуй, ты прав, - осторожно заговорил Колька. – С зубами можно и пролететь.
Сосед удовлетворённо кивнул.
- Меня Николаем зовут, - представился Колька. – А тебя?
- Санитар назвал тебя Музыкантом, а значит, это правильно. Меня они назвали Говоруном.
- Но это же они тебя назвали, - попытался воспротивиться Колька.
Говорун прервал его:
- Никогда не возражай санитарам. Даже если они скажут, что ты горшок, и стукнул тебе кулаком по лбу, не поленись сказать «Бум!». Врачи приходят редко и всегда уходят, а санитары здесь вечно. Хочешь жить спокойно, почитай санитаров.
- Непривычно как-то… Говорун…
- Здесь всё непривычно. Дом скорби… Ты не был в таких заведениях?
- Первый раз, - почему-то испугавшись, поторопился уверить соседа Колька. – Не думал, что доведётся… На улице в последнее время что-то психов стало встречаться много. Может, эпидемия какая?
- Это по гриппу бывают эпидемии. А с ума сходят поодиночке.
Говорун на мгновение задумался, вытянув губы трубочкой. Тут же продолжил:
- О том, что оставил там, - он кивнул в сторону окна, - не задумывайся. Думай, как жить здесь. Делай только то, что можно. А что тебе можно, санитар объяснил. Остальное – нельзя. Запомни, чего сильно нельзя - за это можешь поплатиться здоровьем. Нельзя пробовать уйти из отделения или искать связи с внешним миром, в том числе по телефону, письмами и записками. А уж нельзее нельзямого – перечить санитарам. А так же медсёстрам. Кто этого не понимает – остаётся психом навечно.
- А врачам можно перечить? – насмешливо спросил Колька.
- Врача здесь увидеть – к несчастью. К шоковой терапии, например. Или к лоботомии.
- Шоковая терапия, это я немного соображаю, с шоком связано. А лоботомия что такое?
- Лобо, оно и есть лобо. Это когда в области лба кусок мозгов вырезают, чтобы меньше шустрил.
- Как это… вырезают. Тут же лоб!
- Есть умельцы. Набили руки.
Говорун усмехнулся.
- Понял, - качнув головой, грустно вздохнул Колька. Весёлый парень, подумал он про соседа. – Неудачно я загремел сюда. У нас с концертами как раз наладилось. Жалко, ребята без меня там…
- Раздвоение личности в отделении считается одним из самых неизлечимых заболеваний, - перебил его Говорун. – Воздержись от разговоров о том, за кого тебя здесь не считают. Пойдём, я тебе покажу местные достопримечательности. Отвлечёшься.
- Какие достопримечательности? – хотел отказаться Колька, но подумал, что Говорун не дурак, и если что предлагает, надо соглашаться.
- Туалет, телевизор, сестринский пост, комнату санитаров.
Говорун на секунду замолк, но тут же добавил:
- Чтобы ты по ошибке туда не забрёл.
Колька взглянул на соседей, что лежали у окна. Один приподнялся, сел на кровати. Лицо старческое, глаза стеклянно распахнутые, взгляд пустой, без эмоций и мыслей. Тело непроизвольно пошевеливается, руки и голова колеблются, словно кто-то ритмично дёргает их за верёвочки.
- Это Серёжа, - представил Говорун соседа. – Ему и сорока нет. Он хроник. У него шизофрения была.
- А сейчас нету? – усмехнулся Колька.
- Сейчас?
Говорун задумался.
- Трудно сказать, что у него сейчас. В славные прошлые времена шизофрения беспокоила только его, окружающие почти не замечали странностей. А сейчас… Чтобы избавить Серёжу от маленьких странностей, психиатры назначили ему транквилизаторы. Малые, как здесь говорят. Странности утухли, но появилась апатия, депрессия. Присоединили антидепрессанты. Но депрессия, как это ни странно, сменилась нервозностью. Да, такое вот побочное действие. Своего рода передоз. Нервозность выросла до возбуждённого состояния. Потом наложилась бессонница, ночные кошмары, бред. Потеря ориентации во времени и пространстве, галлюцинации. Одним словом, время идёт, лечение успешно продолжается. Это вроде как про того несчастного, которому, чтобы он не маялся от сухих мозолей на мизинце, сначала палец отрезали, потом ногу.
- У меня… нет… сухих… мозолей, - монотонно возразил Серёжа.
- Я знаю, Серёжа, - доброжелательно откликнулся Говорун. – У тебя нет сухих мозолей. Я пошутил. Ну а здоровье как? Голова не болит сегодня?
- Голова? Голова? Голова? – повторял Серёжа, будто поломанный аппарат. – Тошнит меня… Тошнит… Слабость… Спать хочу… Спать… Не помню… Жить не охота… Ничего не помню…
- Ложись, отдохни, Серёжа, - Говорун подошёл к больному, помог ему прилечь, укрыл одеялом.
- У нас с тобой клички, а ты его по имени называешь, - упрекнул Говоруна Колька, когда тот вернулся на место.
- Серёжей его санитары называют. Значит, это правильно.
Сосед Серёжи дёргался гораздо сильнее. Да и лицо его корчилось в зловещей гримасе. Он производил впечатление стопроцентно душевнобольного и даже буйно помешанного.
 Говорун заметил, что Колька с опаской косится на «коллегу», усмехнулся.
- Это Эй-парень. Так его санитары зовут. Поэтому и мы так зовём. У него дискинезии – судороги и спазмы, и акатизия. Тоже осложнение от лекарств.
- Акати… Это что за премудрость?
- Проще говоря, крайнее беспокойство, внутренние мучения. Человек переполняется страхом, ужасом и гневом. Становится агрессивным и склонными к буйству. Большинство драк в палатах психиатрических больниц связано с акатизией. Иногда Эй-парень бьётся головой о стену и кричит: «Я хочу избавиться от этого чертова тела!» Такие больные прыгают из окон, вешаются или режут себя. Ладно бы себя калечили… В общем-то, всё это у них развивается после длительного приёма нейролептиков. Смыслом жизни у таких больных становится разработка планов убийств. И не просто убийств, а… Как бы это сказать… Красочных, театральных, если так можно выразиться. Такой вот результат лечения.
Эй-парень приподнялся с кровати и, сделав жуткую физиономию, указал пальцем Кольке, что будет говорить.
Колька недовольно отвернулся.
- Если Эй-парень хочет что-то сказать, лучше его выслушать, - тихо предупредил Кольку Говорун.
- Сначала я пил нейролептики, - начал говорить Эй-парень. Речь его то и дело прерывалась спазмами и гримасами. -  Появилась дрожь и сильнейшая тревога. Меня трясло от возбуждения. Я не мог спокойно сидеть и часами расхаживал взад-вперед.
Эй-парень сильно дёрнулся и выпучил глаза, словно дразнился. Посидев неподвижно несколько секунд, продолжил:
- В мозгах шумело, и с каждым днём всё сильнее. Я постоянно чувствовал себя на взводе. Голова жутко болела, накатывало неистовое желание напасть на кого-нибудь, броситься на любого, кто находился рядом, убить этих ублюдков, заставивших меня так мучиться. Мне казалось, удовлетворение моих желаний…
Эй-парень резко встал, передёрнулся, будто съел лимон, так же резко сел.
- …избавит меня от мучений. В конце концов, я не смог удержать себя, набросился на свою собаку и убил её.
Эй-парень схватился за горло с таким зверским выражением лица, будто хотел себя убить. Тут же поникнул, скис, и страдальчески сообщил:
- Дальше я ничего не помню. Говорят, меня видели голым в парке. Там я пытался изнасиловать женщину. Женщину отбили прохожие. Я побежал вниз по улице и вломился в дом, в котором жила старуха, жестоко избил её. Затем принёс с кухни ножи, и все воткнул в её тело. Нет, не все. С какими-то ножами я выбежал на улицу. Столкнулся с женщиной, гулявшей с ребенком.  Порезал и её, правда, не до смерти. Потом напал на другую женщину, избил и ранил её.
Эй-парень расстроился так сильно, будто его задавила вина за содеянные беды.
- Акатизия выворачивает человека наизнанку, - помолчав некоторое время, продолжил он с горечью. - Препараты, которыми нас пичкают, не успокаивают нервы. Препараты атакуют нас.
Эй-парень жестикулировал над головой, подбирая слова к рвущимся мыслям.
- Атакуют из глубины мозгов.
Он отрицательно замахал рукой с вытянутым указательным пальцем почти перед лицом Кольки.
- Вы не можете обнаружить источник боли…
Сжал кулак и угрожающе затряс им.
- Ваши челюсти сводит, вы кусаете щеки изнутри и стискиваете зубы. Боль сотрясает вас. Ваш позвоночник деревенеет до такой степени, что вы с трудом поворачиваете голову. Внезапно спина сгибается в дугу… Боль грызёт тело… Вы не можете сидеть спокойно и вынуждены постоянно двигаться, расхаживать взад-вперед… Но как только вы начинаете двигаться, сразу чувствуете потребность сесть и отдохнуть. Туда-сюда, сели-встали… Мучительная, постоянно грызущая вас боль, источник которой вы не можете обнаружить. И это бесконечно!
Эй-парень всё более возбуждался… И вдруг бессильно ослаб, сгорбился, будто убитый горем.
- И тревога, мучительная тревога…
Колька едва заметно улыбнулся. Подумаешь, тревога!
Больной, словно почувствовав улыбку, зло посмотрел на Кольку.
- Это не та тревога, которая царапает, когда блуждаешь ночью в бандитском районе. Это тревога от надвигающейся вселенской катастрофы! От жуткого по силе беспокойства ты готов вылезти из кожи!
Эй-парень обиженно отвернулся к стенке.
- Когда они сюда поступали, были очень даже ничего, - кивнул в сторону соседей Говорун.
Колька намёк понял, криво улыбнулся:
- Лечение подействовало…
Говорун приложил палец к губам, указывая на Эй-парня, и кивнул на выход:
- Ну, пойдём, прогуляемся. В коридоре, кстати, можно говорить. Негромко. А вообще, выработай привычку разговаривать тихо. Здоровее будешь.
Вышли в длинный коридор, освещённый лампами под широкими плафонами. Почти напротив их палаты, в центре коридора стоял стол, за которым женщина в белом халате перебирала бумажки, некоторые клеила в истории болезней.
- Стол дежурной сестры, - громко сказал и почтительно кивнул в сторону женщины Говорун.
Сестра вопросительно уставилась на Говоруна.
- Новенькому показываю места общего пользования, - уважительно доложился Говорун.
Сестра молча вернулась к своим делам.
- Там женская половина, здесь мужская, - указал Говорун.
- Мужчины и женщины вместе? – удивился Колька.
- Мужчины и женщины, - подтвердил Говорун. – И подростки. Но если у тебя заметно поднимется интерес к женскому полу, сестра назначит дополнительные лекарства и твой интерес моментально увянет, - в полголоса успокоил Кольку Говорун. – И вообще, возьми в привычку подавлять живость взгляда и любопытство ума. Эти особенности характера здесь не приветствуются. От тех таблеток, которые тебе дают, ты должен выглядеть вялым, сонным, апатичным, без интереса к радостям жизни.
- А то что?
- А то повысят дозу. А если опять не подействует, будут колоть. Результат ты видел у нас в палате.
- Почему в коридоре пусто? – всё же проявил интерес Колька.
- Чем меньше попадаешься персоналу на глаза, тем крепче здоровье, - усмехнулся Говорун. – Поэтому, как любят говорить наши санитары, контингент должен сидеть по норам.
- Ну, а вообще, ходить по отделению можно? – спросил Колька.
- Ходи, конечно, - пожал плечами Говорун. – Только, чтобы тебя не видно было, и чтобы у персонала под ногами не путался. Да, вот ещё что… Здесь ты много всякого увидишь, но не вздумай во что-либо вмешиваться. Всегда помни о тех двух, которые лежат в нашей палате. Вот здесь, кстати, комната игр и просмотра телевизора.
Он приоткрыл дверь, предлагая Кольке заглянуть внутрь.
- А почему нет никого? – удивился Колька, увидев пустую комнату.
- Просмотр с восьми до десяти вечера. В десять отбой. Здесь, кстати, мужчины и женщины смотрят телевизор вместе. Остальное раздельно. Туалет, душ… Столовая за пределами отделения. Но можно заказать в палату, это персоналом приветствуется. Да и больные не любят друг с другом встречаться. Они вообще не любят из нор выползать.
Пошли дальше.
- А ты, я заметил, не норный зверь? – спросил Колька и искоса посмотрел на Говоруна.
- Я не норный зверь. Я тихий зверь. Есть такие.
- Тигр, например, - усмехнулся Колька. – Тихо-тихо ходит… Слушай, а ты сегодня мне насчёт… - Колька замялся, раздумывая, как бы сказать про таблетки. – Насчёт чистки зубов подсказал… Зачем?
- Ну… Парень ты ещё молодой, жалко, если останешься без зубов.
- А тебе какая от этого выгода?
- Эх, молодёжь! Всё выгоду ищите. Сказал же, жалко тебя. Без выгоды! –Говорун вздохнул и повлёк Кольку дальше. – Вон там, рядом с чёрным входом, комната санитаров. Смотри, не забреди туда случайно. Это самое запретное место в отделении. Даже запретнее, чем процедурный кабинет с сейфом.
Говорун сложил руки крестом, показывая, насколько санитарская комната страшное место.
- Там душевые и общая умывалка, - указал Говорун, - там туалет, там бытовая комната, можно кое-что подремонтировать. Трудотерапия медперсоналом приветствуется. Все кабинеты работают с восьми до десяти вечера.
- У вас всё с восьми до десяти вечера?
- Теперь, дорогой, «у нас». В остальное время лечебный процесс.
Вдруг громыхнула дверь, из какой-то палаты с криком выскочил щупленький пацан лет двенадцати, следом за ним два санитара. Один санитар, более проворный, чем его грузный коллега, догнал пацана, схватил за шиворот, рванул на себя. Пацан дёрнулся, как тряпичная кукла.
Говорун прижался спиной к стене, рукой прижал Кольку.
- Молчи! Ничего не говори, молчи! – зашептал он, опустив голову вниз. – Сделай вид, что ничего не видишь, нагни голову! Если не хочешь, чтобы из тебя сделали дебила, молчи!
Колька наклонил голову, но краем глаза наблюдал за происходящим.
Санитар - это был тот, что приносил Кольке таблетки – тряхнул не перестающего визжать пацана так, что тот закрутился юлой и потерял устойчивость. Затем кинул мальчишку на пол, вывернул руки назад и придавил спину коленом. Пацан хрипло заскулил – настолько сильно санитар придавил ему грудную клетку. Подскочила медсестра, через штаны воткнула в ягодицу укол. Через несколько секунд мальчишка затих.
Второй санитар принёс одеяло. Завернули беглеца, как рулон линолеума, туго перетянули ремнями. Подняли «рулон», понесли в душевую комнату.
- Куда они его? – прошептал Колька, не поворачивая головы.
- Это Вовка Смирнов, - чуть помолчав, проговорил Говорун. – Безобидный парень…
- У него что, с головой не в порядке?
- У кого с головой не в порядке, тех санитары уважают, - горько произнёс Говорун. – Тут у нас женщина молодая лежит. Симпатичная! – Говорун длинно вздохнул, то ли от зависти к чужой красоте, то ли от жалости. – Все её актриской зовут. Трудно сказать… Но стоит на своём железно. Глупая… Однажды умудрилась сбежать. Принудительно вернули в больницу. Говорят, муж постарался. Один из пациентов изнасиловал её. Когда она сообщила об этом сотрудникам больницы, ей сказали, что этот человек просто болен. А с больного что взять? Того, который изнасиловал, санитары уважают. А её, с нормальными мозгами, не уважают. Достаётся ей, бедняге.
Говорун цедил слова, будто у него зубы болели.
- У нас какая система… Преступников переправляют в психиатрический центр, чтобы получить заключение об их  «душевной болезни». Эксперты «рекомендуют» суду признать человека вменяемым или невменяемым раньше, чем суд выяснит, было ли преступление, был ли подозреваемый вообще на месте преступления! Решение по уголовным делам принимает не суд, а психиатры. Наша судебная психиатрия - это силовая структура, которая решает, сидеть человеку за решёткой или гулять на свободе. Экспертизы исполняют роль судов, больницы с санитарами-надзирателями – роль тюрем. Беспредела санитаров боятся даже матёрые уголовники и предпочитают сидеть на зоне, чем «лечиться». Здесь нет законов, здесь приговоры не подлежат обжалованию. Человек, названный психбольным, никогда не докажет обратное. Преступник, которого психиатрия «отмазала» от наказания, не боится судебного преследования: с диагнозом шизофрения в тюрьму он никогда и ни за какие преступления не сядет.
- А пацан? – возвратил Говоруна к прежнему вопросу Колька.
- Пацан? Пацан не жилец, - мрачно проговорил Говорун. С видом человека, потерявшего надежду, он распластался спиной по стене, откинул голову назад и обратил лицо с закрытыми глазами к потолку. Тяжело вздохнув, отстранился от стены и повлёк Кольку в сторону палаты.
- Замордовали его.
- Забили?
Говорун сдавил руку Кольки, принуждая молчать, потому что они шли мимо медсестры, подозрительно глядевшей на больных.
- Избиение пациентов, как это ни грязно, не смертельно, - вздохнул Говорун, когда они отдалились от сестринского поста. - Здесь бывает и хуже. Как-то пришла утренняя смена персонала, а мужик в одной палате лежит вниз лицом в кровати. Мёртвый. Вечером его пристегнули к кровати кожаными ремнями, а он ночью каким-то образом сумел повернуться лицом вниз и задохнулся. Списали. Зимой старуху нашли в больничном туалете мёртвой. Спустя две недели после того, как сотрудники больницы сообщили родным о её исчезновении!
- Представляю запах, – качнул головой Колька.
- Зимой в туалете холодно. Бабка запёрлась в кабинке. Да и сухая была, как мумия, так что не очень воняла. А сортиры у нас больные моют. Как в армии, в виде наказания. Чем бы ни пахло – приучены молчать.
- И что… - Колька показал ладонью полёт в сторону окна, - никак?
- Безнадёжно. Если ты попытаешься возмутиться или выступить в защиту кого-то, к тебе применят меры стеснения. Привяжут к кровати, к каталке, запакуют, как Вовку, в одеяло и бросят на полу. Да и персонал провоцирует больных, а потом применяют меры стеснения. Вяжут, проще говоря.
- Зачем? – поразился Колька.
- А затем, что за применение мер стеснения выплаты по медицинскому страхованию увеличиваются до тысячи  долларов в день за одного больного.
Собеседники задумчиво помолчали.
- А пацана куда понесли? – настойчиво добивался ответа Колька.
- Насиловать, - прошептал Говорун, едва они вошли в палату. – Говорю тебе это, чтобы ты понял, что попал не в психлечебницу, а в преддверие ада, и не наделал глупостей по неосмотрительности.
Колька остолбенело уставился на Говоруна.
- И ничего?
- И ничего... Кстати, на будущее, - предупредил Говорун Кольку. – Не дай тебе бог оказаться поблизости от умершего или избитого пациента. Чужой грех спишут на тебя. Присутствие здешнего больного на месте преступления приравнивается к факту совершения преступления. Да это, собственно, не только здесь, это характерно для всей страны. У нас, если органы обвинения положили глаз на простого человека, он будет виновным в любом случае.
Говорун убеждённо покачал головой.
- Независимо от того, признает свою вину, или нет.
Подумал, и добавил тоскливо:
- Признает вину, сожгут быстро, не признает – медленно. Оправданных не бывает. В средневековье это называли инквизицией.

                =3=

Лекарства Колька получал регулярно. Во избежание фатальных случайностей честно глотал таблетки, ждал, когда санитар уйдёт из палаты, потом шёл «чистить зубы». Говорун подсказал, как нужно блевать и не давиться.
- Выпей стакан воды, расслабь глотку и напряги пресс. Содержимое легко пойдёт наружу, - учил Кольку Говорун. – Почему люди давятся и страшно стонут, когда блюют? Потому что сдерживают рвотный рефлекс. А ты расслабься и вылей из себя всё, как из бурдюка. У меня приятель был, - рассмотрел он случай в обратную сторону, - который мог пить не глотая. На спор заливал в глотку бутылку водки без единого глотательного движения!
Пару дней Кольку ломало, болел живот.
- Перетерпи, - убеждал Говорун. – Ты на свободе наркотой баловался, да ещё психолог тебя на транквилизаторы посадил, а от них похуже наркоты ломка.
Через пару дней боль на самом деле успокоилась.
Проглотив вечерние лекарства, Колька заторопился в душевую, промыть желудок и помыться.
Срыгнул разноцветный «винегрет» таблеток, попил, ещё раз срыгнул. Стоял под разбрызгивателем, с удовольствием ловил горячие струи то лицом, то спиной, то грудью.
Входная дверь хлопнула. Судя по разговору, вошли двое. Колька выглянул из кабинки.
Два санитара внесли завёрнутое в байковое одеяло тело.
Сначала Колька подумал, что они принесли пацана. Но завёрнутый в одеяло человек был длиннее ребёнка и не шевелился.
«Мёртвый!» – похолодел Колька.
Он вспомнил предупреждение Говоруна о том, что, не дай бог, очутишся рядом с грехами санитаров.
Санитар увидел мокрую голову психа, высунувшуюся из кабинки.
- Исчезни, чтоб я тебя не видел! – гаркнул сердито.
Колька дёрнулся было выскочить из кабинки, но другой санитар пинком загнал его назад:
- Сиди там – и чтоб не звука!
- Зачем он нам? – удивился первый.
- Зачем, зачем… - проворчал второй. – Если что, скажем, психа зашухарили.
- Ну ты мудёр! – восхитился первый. – Эй, псих! – обратился он к Кольке. – Размажься по стенке,  чтобы мы тебя не видели!
Санитары положили тело на лавку у стены. Лежавшая там Колькина одежда упала на мокрый пол.
Колька прижался к задней стенке душевой, замер. Потом тихонько сел. Подумав, сдвинулся так, чтобы в щель наблюдать за происходящим.
Санитары развернули одеяло, извлекли из него бесчувственное тело девушки, а может быть тощенькой женщины.
Колька скользнул глазами по голому телу. Рёбра, как у заключённой концлагеря. Ноги очень длинные, но тоже неимоверно тощие, торчали из таза некрасивыми мослами. Растительность… Нет, всё-таки беззащитная голая женщина выглядит ужасно!
Разложив женщину на лавке, один санитар деловито и без подготовки принялся её насиловать. Другой  придерживал тело.
- Ах, хороша артисточка! – вцепившись в груди и натянув женское тело на себя в последней конвульсии, прорычал санитар.
- Не оторви, мне тоже охота подержаться за сиськи знаменитости! – хохотнул второй, выталкивая приятеля и пристраиваясь на его место.
Изнасиловали спереди, перевернули, изнасиловали сзади. Поизвращались для хохмы, как могли. Могли не много. Устав, перекурили.
- Эй, псих! – позвал санитар, вспомнив, что они здесь не одни. – Хочешь актриску попробовать?
- У меня от успокоительных таблеток ничего не работает, - пробурчал Колька.
Санитары довольно заржали.
- Будешь ещё? – спросил коллегу один санитар.
- Да ну её к чёрту, - лениво отнекнулся другой. – В следующий раз. Лежит, как дохлая, никакого кайфа. Хоть бы посопротивлялась.
- Посопротивляешься с такой дозы! – хохотнул первый. – Сам просил сестру влупить побольше, чтобы не дёргалась. Ну, пойдём на службу!
- А её?
- Пусть валяется. Очухается, сама доплетётся.
Санитары ушли.
Колька посидел ещё некоторое время, осторожно выглянул, затем вышел из кабинки. Подобрал с пола одёжку и, пугливо оглядывая краем глаза обнажённое, разбросанное по лавке истерзанное тело, торопливо оделся. Застёгивая пуговицы, пригляделся к лицу. Лицо приятное. Утончённое, изящное. Какое-то аристократическое.  Кожа тонкая, чистая. Губы чётко прорисованы. Сколько ей? Лет двадцать пять. Или меньше – здешнее лечение год за два засчитывать можно. А то и за три. Молодая, в общем.
Помочь несчастной, или поскорее сдёрнуть, от греха подальше, пока его не застукали, да не припаяли насилие?
Девушка уронила руку, то ли коротко простонала, то ли вздохнула. Тело поползло с лавки.
Колька подхватил падающее тело, подвинул девушку, чтобы она не свалилось на кафельный пол. Глаза в очередной раз скользнули по тощенькой груди, но картина его не взволновала.
Девушка вдруг открыла глаза, шевельнула пересохшими, как у тяжелобольной, губами. Некоторое время бессмысленно смотрела в никуда, потом взгляд скользнул по своему телу, сконцентрировался на Колькином лице, осмыслился, в глазах появилась боль. Пересохший язык попытался произнести какое-то слово. Голова качнулась: «Нет!» Глаза взмолились.
Колька метнулся в душевую, принёс в ладонях воды, осторожно слил в рот девушки. Она судорожно сглотнула пару раз и закрыла рот. Вода заструилась по лицу.
Девушка насторожённо смотрела на Кольку.
Колька спохватился – она же голая! Схватил одеяло, накрыл девушку, подоткнул одеяло под бока.
Веки благодарно шевельнулись.
Колька не удержался, погладил страдалицу по щеке.
Глаза как бы грустно улыбнулись.
Такое впечатление, что он хорошо знает эту девушку. Может, встречались где? Вряд ли… Надо отнести её в палату.
Колька встал, подхватил девушку в охапку, как ребёнка. Да в ней и весу, как в ребёнке.
Лицо девушки протестующее напряглось.
- Нель… зя… - выдавила она. – Тебе… Нельзя…
Подумав, Колька положил девушку на лавку, сел рядом. Успокаивающе положил руку на плечо.
- Сама… - проговорила девушка и уплыла в небытиё.
- Куда ты, бедолага, сама, - сочувственно буркнул Колька. И тут же подумал, что не дай бог, войдёт медсестра. Да и больные заглянут, тоже ничего хорошего. Многие рады заложить соседа для отмазки от неприятных процедур, которые персонал назначает больным время от времени, чтобы жизнь сахаром не казалась. Чтобы было, чего не хотеть, как говорила одна медсестра.
Колька снова посмотрел в лицо девушки. Красивая. Да, такая может быть актрисой. Как сильно она похожа на… Нет, чушь собачья. Та – звезда, известная на всю страну. Её министры под ручку водили, по телевизору показывали. Но как похожа! Наверное, у этой от похожести на звезду чердак поехал.
Девушка шевельнулась, открыла глаза. Долго соображала, где находится.
- Надо… идти… - выговорила непослушным языком. – А то… вляпа… ешься… из… за… - она, видно устала от длинной фразы. Отдохнув некоторое время, закончила: - из-за… меня.
Попыталась встать, но тут же уронила тело на лавку. Глаза наполнились слезами. Но плакала она не от бессилия, а как-то по-другому, как бы сердясь на себя за слабость.
- Может под душ тебя сунуть? – предложил Колька. – Быстрее отойдёшь.
- Давай, - прошептала девушка. Мыслями она уже пришла в себя. Осталось заставить работать тело.
- Только… - Колька смутился. – Раздеть тебя придётся.
- Ты ж не стервятник, - прошептала девушка и слабой рукой попыталась высвободить край одеяла.
Колька обнажил девушку. Как ребёнка, поднял на руки. Девушка уронила голову на грудь Кольке.
- Бедняга… - прошептал Колька, тихонько похлопал её по спине.
Похоже, он первый раз в жизни искренне жалел немощного постороннего человека.
Колька остановился у душевой кабинки, не зная, что делать.
- Помоги встать, - прошептала девушка.
Колька опустил её на пол. Припав лицом и грудью к стенке душевой, девушка стояла, покачиваясь. Колени её подгибались. Колька поддерживал слабое тело за подмышки.
- Сейчас… - хрипло проговорила девушка. Даже слабый, хриплый голос её был приятен.
«Знакомый тембр! – переполошился Колька. Он не мог не доверять своему музыкальному слуху! – Но если это она… Что она делает в заштатной больнице? Она же… Она же и лечиться должна в элитных клиниках!»
- Привяжи меня к трубе, - попросила девушка. Голос её постепенно нормализовался. – А то… упаду.
Колька опустил девушку на пол, кинулся искать, чем привязать её к трубе. Схватил полотенце, вернулся в кабинку. Скрестил кисти рук девушки, восьмёркой перехватил у запястий, «подвесил» к трубе.
- Хорошо, - одобрила она действия Кольки. – Включи воду. Сначала прохладную. Но не холодную. Я ненавижу холод. Меня помногу часов держали в ледяной воде. С «лечебными» целями.
Колька включил воду, отступил, чтобы не намокнуть самому.
- Чуть прохладнее, - попросила девушка.
Колька прибавил холодной воды.
Девушка медленно оживала. Она стояла почти сама. Шаталась, но не падала.
- Горячее сделай, - попросила.
Колька прибавил горячей воды.
Девушка стояла почти уверенно.
- Отвяжи, а то руки затекли.
Колька закрыл воду, развязал полотенце, помог девушке уцепиться руками за смеситель.
- Включи ещё раз горячую, - попросила девушка.
Колька включил.
- Оживаю… Оживаю… - удовлетворённо бормотала девушка. Голос её очистился, стал мелодичным, приятным.
«Это она!» – похолодел Колька.
Он мельком взглянул на её спину. Тощенькая, но изящная. Теперь, под душем, она словно отмылась от грязи, в какую окунули её санитары.
«Да, это она… Только не актриска, а Актриса!»
Актриса уже сама регулировала воду. Прибавила ещё горячей воды, из кабинки пошёл пар.
- Осторожнее, не обваритесь, - испугался за девушку Колька.
- Живём, парень, живём, - упрямо убеждала себя Актриса. – Как тебя зовут… И почему ты ко мне на «вы»?
- Колькой зовут, - подавленно проговорил Колька. - Музыкант…
- О… коллега, - слабо усмехнулась Актриса. – А меня зовут Актриска…
- Я буду звать вас Актрисой, - заупрямился Колька. – Это же… вы?!
Актриса тяжело повернула лицо в Колькину сторону. Сквозь струи воды было видно, как серьёзно она смотрит на Кольку. Грустно усмехнулась.
- Не ломай мозги, парень. Этим здесь занимаются специалисты. Спасибо тебе.
С той стороны двери послышались шаги, шум.
- Иди к двери, одевайся, - скомандовала Актриса. – Про меня ты не знаешь, ни во что не вмешивайся...
Колька метнулся к двери, сел на край лавки, стал медленно застёгивать рубашку.
В двери появилась медсестра.
- А ты чего тут делаешь? – удивилась. Она явно не ожидала увидеть в душевой Кольку.
- Одеваюсь, - безразлично ответил Колька, сонно застёгивая очередную пуговицу.
- Почему одежда мокрая? – требовательно спросила, заметив мокрые рукава на куртке и мокрые пятна на Колькиных штанах.
- Упала, - пожал плечами Колька.
- А там кто моется? – спросила подозрительно, кивнув на кабину с шумящей водой, у задней стенки которой спряталась Актриса.
Колька безразлично пожал плечами.
- Не заглядывал. Моется кто-то. Спать хочу.
Смерив испытывающим взглядом Кольку с ног до головы, сестра вышла.
Колька кинулся к Актрисе.
- Ничего, Музыкант… Ничего, Коля… Жить будем, - словно что-то доказывая самой себе, проговорила она. – Доведи меня до лавки…
Колька выключил воду, помог Актрисе дойти до лавки, накинул ей на плечи одеяло.
- Спасибо, парень. Хороший ты человек. Таких здесь… почти нет. А кто есть, тех быстро переделывают. Не видела я тебя раньше.
- Я неделю всего.
- Новенький… А я здесь года три.
- Вот почему я давно вас не видел… - с мрачной задумчивостью проговорил Колька.
- Ладно тебе, - упрекнула Актриса Кольку. – Мы же с тобой ровесники.  Тебе сколько?
- Двадцать… почти.
- Ну вот… А мне… чуть больше. Так что давай на «ты».
Актриса вытянула вперёд руки, медленно поработала пальцами, проверяя, как она владеет руками.
- Иди, пока эти сволочи очередную гадость не придумали.
- А ты?
- И я немного погодя. Приходи завтра в комнату отдыха, поделюсь опытом, как в Бедламе выжить.
Колька сжал руку Актрисы повыше локтя. Одобрительно, сочувственно, поддерживающе… В общем, постарался вложить в пожатие все хорошие чувства.
- Иди, иди, - с благодарной улыбкой кивнула Актриса.
Колька вышел из душевой.
Дежурная сестра встрепенулась. Сейчас пойдёт в душевую, застанет Актрису. Она же знает, что санитары там изгалялись над ней. По их же просьбе накачала Актрису лекарством. Женщина в мужском душе – это серьёзное нарушение режима!
Колька схватился за живот и направился прямо к сестре.
- Живот болит очень сильно! – пожаловался он. – Дайте таблеточку, пожалуйста, от боли, и успокаивающую.
Сестра недоверчиво глянула на Кольку, потом на дверь душевой. Наверняка подумала, что Актриса лежит там без чувств.
Решив, что никуда бесчувственная не денется, пошла в процедурку.
- Или две успокаивающих, - громко просил Колька в надежде, что Актриса услышит его.
Персонал любил, когда больные просили успокаивающие таблетки.
Сестра отпёрла процедурку, вытащила из сейфа таблетку анальгина, два каких-то ярких драже, высыпала Кольке в руку. Колька кинул таблетки в рот.
- А водички можно? – попросил он, затягивая время.
Сестра сердито подала ему не очень чистую стеклянную банку, указала на раковину.
Повернувшись спиной, Колька сплюнул таблетки в руку. Пока наливал воды и тщательно полоскал банку, сбросил таблетки в раковину, смыл струёй. Выпил воды, повернулся к сестре, раскрыл рот, демонстрируя, что во рту таблеток нет, замер, ожидая «отмашки».
Сестра недовольно поморщилась.
Колька сходил к столику, поставил банку, вернулся к раковине, протёр брызги тряпочкой.
- Да иди ты, наконец, надоел уже! – недовольно воскликнула сестра.
Колька вышел из процедурной.
По коридору, завёрнутая в одеяло, низко опустив голову и сильно ссутулившись, шатко брела Актриса.
- Эй, ты куда? – невпопад окликнула её сестра.
Актриса остановилась, медленно развернулась в сторону сестры, ответила, словно удивившись:
- В палату.
- Где была? – сердито спросила сестра.
Актриса пожала плечами:
- Вы ж мне… - изобразила жестом укол. – Теперь ничего не помню…
- А мокрая чего? – указала сестра на мокрые волосы Актрисы.
- Не знаю… Дождь, наверное, шёл. А я без зонта… Не помню.
- Ладно, иди… Дура! - рассердилась сестра.
«Ах, молодец!» – порадовался за Актрису Колька, закашлялся и закрыл лицо рукой, чтобы сестра не увидела его довольной улыбки.
- Иди в палату, чего мотаешься по отделению! – сестра перекинула недовольства на Кольку.
Колька потопал к себе.
Свет в палате был притушен, Серёжа и Эй-парень спали.
- Где бродишь? – шёпотом спросил Кольку Говорун.
Колька развесил мокрое полотенце на спинку кровати, сел на пол рядом с изголовьем Говоруна.
- Ты Актрису знаешь? – спросил он возбуждённым шёпотом.
- Какую актрису? – насторожился Говорун.
- Ну, из женской половины!
- Из женской половины? Актриску, что-ли?
- Какая она тебе актриска! Она Актриса! – рассердился Колька.
Говорун повернул голову и внимательно посмотрел на Кольку. Вздохнул.
- Я с ней разговаривал! – возбуждённо прошептал Колька. – Её санитары в душе насиловали!
- А ты чего радостный? Помогал? – с брезгливой подозрительностью спросил Говорун.
- Да не радостный я! – рассердился Колька. – Они её лекарствами накачали до бесчувствия, и как резиновую куклу… Я помог ей потом… В чувство привёл, в душе искупал… Слушай, это же Виктория, да?
Говорун уставился в потолок.
- Виктория, - проговорил после долгого молчания. 

                =4=

Следующим вечером Колька и Говорун сидели в комнате отдыха, смотрели телевизор. Сидели одни. Изредка в дверь заглядывали больные, но, увидев, что в комнате кто-то есть, пугливо захлопывали дверь.
Сначала смотрели новости «Общаги». Корреспондентка поочерёдно беседовала с участниками токшоу:
- Какое впечатление произвел на тебя приезд новой девушки? – спросила она у какого-то парня.
- Да никакого! Я сидел в гостиной, подошла Ксюша и сказала: «Сейчас приедет звезда!» Я говорю: «Вместо «з» поставь другую букву»...
Кадр сменился, корреспондентка стала комментировать события на токшоу:
- И что здесь происходит? Девушки пытаются соблазнить парней, парни перебирают девушек, словно примеряют обувь. Та жмёт, у этой цвет кожи не тот...
Потом, с таким видом, будто в мире произошло что-то наподобие экономического кризиса, сообщила, что свадьба Ксении Дубчак с последним её избранником расстроилась:
- Скандальная отмена широко разрекламированной свадьбы «приемной дочери» российского президента Ксении Дубчак была вызвана якобы не личной размолвкой между женихом и невестой, а дошедшими в адрес американского жениха-мультимиллионера российского происхождения предупреждениями со стороны влиятельного соперника из Чечни, пообещавшего лишить незадачливого американца не только его богатств, но и более интимных достоинств…
После гламурных новостей пошли новости обычные.
Ведущие бодро сообщали о многочисленных убийствах и катастрофах, хвастали, как правительство гигантскими темпами улучшает и повышает уровень жизни населения. Политобозреватель разъяснял бестолковым телезрителям, что инфляция в стране не высокая, всего девять процентов. Есть незначительное повышение стоимости отдельных товаров. Мяса, например, и масла на пятнадцать процентов. Но  зато на полтора процента понизились цены на ананасы, киви и огурцы. А квартплата повышена на тридцать процентов с целью улучшения качества обслуживания жильцов.
Реклама с помощью газировки и пива вдалбливала зрителям, что «лучше молчать, чем говорить», залихватски разъясняла молодёжи, что самый крутой парень – у которого из кармана джинсов торчит бутылка пива. И не важно, что ты тупой урод – зато крутой! А крутым парням за пивом бегают умники и красавчики. Кстати, Васе пятнадцать лет, он знает восемь языков и собирается защищать кандидатскую… Ну и что! Пей Бриджес, и ты с одним языком будешь круче восьмиязыкого очкастого ботаника Васи!
Говорун рассказывал Кольке о психиатрии вообще и больнице, в которой они находились, в частности. Говорил, тупо глядя в телевизор, почти не шевеля губами. Лицо его не выражало эмоций. Он и Кольку научил так разговаривать. Потому что везде понатыканы камеры слежения, и если больной проявляет излишнюю активность или более эмоционален, чем обычно, это привлекает внимание.
- Слушай, а можно как-нибудь через адвоката отказаться от лечения? – спросил Колька.
- В пятой статье Европейской Конвенции по правам человека сказано, - едва слышно бормотал Говорун, - что каждый, кто лишён свободы в результате ареста или заключения под стражу, имеет право на безотлагательное рассмотрение судом правомерности его заключения. У нас тысячи людей помещены в психиатрические больницы без разбирательства, в соответствии с законами о принудительном заключении. И мы, заключённые психиатрических лечебниц, бесправнее преступников. Нам не разрешат обратиться к адвокату.
В комнату вошла Актриса.
Колька радостно дёрнулся, но Говорун схватил его за руку:
- Сидеть… - процедил он сквозь зубы, не глядя на вошедшую, и не меняя выражения лица.
- Это же… Виктория! – радостно прошипел Колька.
Девушка была умыта, причёсана, аккуратно завёрнута в халат, узенькую талию перехватывал пояс.
- Чем меньше положительных эмоций на лице, тем более спокойна твоя жизнь.
Актриса безразлично прошла к стульям, села позади Кольки и Говоруна.
- Привет, страдальцы, - едва слышно проговорила она.
Колька дёрнулся, чтобы повернуться, но Говорун опять сжал его руку.
- Привет, - не поворачиваясь, радостно проговорил Колька. – Как ты?
- Оклемалась манеха. Два дня поживу спокойно.
- Почему два? – удивился Колька.
- Потому что у тех уродов дежурство через два дня на третий. Давай тему сменим, а?
- Давай…
- А лучше вообще помолчать, - недовольно буркнул Говорун.
- Чего ты… - обиделся Колька. – В отделении нормальных людей – все здесь собрались…
- Именно поэтому надо молчать. Мы с тобой в одной палате лежим, так что общаемся естественно. А когда мужчина проявляет симпатию к женщине, это подозрительно и наказуемо.
- Говорун у нас очень осторожный пациент, - насмешливо проговорила Актриса.
- Поэтому живу долго, - перебил её Говорун. – И собираюсь выйти отсюда, избежав лоботомии. Дела у меня на свободе ещё не закончились.
Актриса тяжело вздохнула.
- Он прав.
- Ладно, вы шепчитесь, а я пойду, - решил Говорун. И предупредил Кольку: - Не поворачивайся, не радуйся. В общем, помни, чему я тебя учил.
Колька помолчал, ощущая спиной положительные флюиды.
- Ты ведь… Виктория? – не удержался он от вопроса. – Но почему ты здесь? Тебя что, упрятали?
- Виктория, - вздохнула девушка. – Да это, в общем, не секрет… Кто хочет – знает. Другим безразлично. Кому здесь интересно, кто я? Здесь я такая же ненормальная, как и прочие… заключённые. Я ненормальная по кличке Актриска.
- Ты не актриска. Ты Актриса. Ты хорошая актриса!

                =5=

- Я знала, что я хорошая актриса и старалась играть искренне… - рассказывала Виктория. Она радовалась возможности поговорить с нормальным, незапуганным человеком. -  Но часто не могла побороть свою фальшивость. Бывало, выхожу на сцену. Занавес поднимается. От меня ждут свежей и убедительной игры… А я чувствую себя вялой, скованной, деревянной, неживой. Не игра, а набор клише. Когда же играла хорошо, мне становилось страшно – я не могла отличить себя от моих героинь, не могла разобраться, где моё истинное «Я»!  Я физически чувствовала, что приближаюсь к грани безумия! А психоаналитик на каждой встрече выкапывал из закоулков моего сознания неприятные воспоминания и переживания из прошлого, ворошил мусор сомнений, растил неуверенность в себе.
- Чего сомневаться? – пожал плечами Колька. – Чувствуешь правоту – дави всех, как танк. Главное, раж поймать, а там понесёт…
Виктория на реплику не ответила. Рок-музыка и сценическое искусство так далеки друг от друга! Офелию на кураже не сыграешь!
Выплеснув яростным полуголосом мучившие её чувства, Виктория замолчала. Молчал и Колька. Наверное, творчество актёра и творчество рок-музыканта всё же отличаются, думал он. Там сомнения, мучения, переживания… В рок-музыке – ритм, драйв… Бей попсе по мозгам! Вставай на голову, круши гитарой мебель! Вот уж зритель и на ушах… А у актёра – шёпот… вздохи… Молчаливое страдание на лице… Но он, конечно, тоже выматывался! Да ещё как выматывался!
- Любой хороший артист работает на пределе, - проговорил Колька. - А находиться в центре внимания публики и жить в ореоле славы… - он на секунду  задумался, - лёгкости к жизни не прибавляет...
- Для «быстрой разгрузки» психиатр назначил мне какие-то мощные лекарства... – продолжила Виктория. 
- Когда бесконечные концерты довели меня до срыва, психолог и мне назначил «колёса», - подтвердил Колька.
- Но транквилизаторы губят наши творческие способности, лишают способности осознавать проблему, снижают самоконтроль. – Виктория вздохнула. - Все талантливые артисты боятся провалов, все мы боимся конкуренции, всех выматывают физические перегрузки. И многие из нас позволяют продюсерам манипулировать нашей карьерой. Мы надеемся на помощь, а получаем предательство…
- Чтобы тебя не предали, надо иметь дело только с проверенными друзьями! – безапелляционно заявил Колька. И тут же подумал, а много ли у него друзей, на которых он может опереться в трудную минуту? Вряд ли кто положит за него руку  в огонь. Разве что Крис?
- Не у всех есть надёжные друзья, - подтвердила сомнения Виктория. – Много наших знакомых паразитируют на взаимоотношениях с артистами. Те же продюсеры. Они зарабатывают на нас деньги. Есть завистники, которые жаждут лишить нас энергии и творческих способностей. У художника найдётся «друг» или критик, который за его спиной отзовётся уничижительно о таланте или уменьшит ценность картины. Завистливый редактор упрекнёт писателя в неправильной пунктуации. «Доброжелатель» посочувствует, что ты слишком много работаешь, и посоветует расслабиться  водкой или травкой. Завистливый режиссёр «не увидит» лучший дубль актёра, и попусту загоняет его до изнеможения.
- О чём беседуем? – внезапно открыла дверь и стремительно вошла в помещение медсестра. Она подозрительно уставилась на одиноко сидящих больных.
Несмотря на внезапность появления сестры, ни Колька, ни Виктория не пошевелились.
Колька сидел, понурив голову и прикрыв глаза.
- Что? – словно проснувшись, переспросил он, удивлённо глянув на сестру.
- О чём воркуем? – повторила сестра провокационный вопрос.
Колька посмотрел справа, слева от себя, никого не увидел. Что Виктория сидит сзади, он словно бы не знал.
- Телевизор смотрю, - пожал плечами.
- И что показывают? – полюбопытствовала сестра.
Колька сонно зевнул, не потрудившись прикрыть широко и надолго раскрывшуюся пасть.
- «Общагу», наверное. Я спал.
- А подруга сзади тебя?
- Какая подруга…
Колька оглянулся и словно впервые увидел Викторию.
- А, эта… Нет, она не мешает… Тихо сидит. Бормочет что-то под нос. С головой, наверное, не в порядке…
 
                =6=

Второй вечер подряд Вика разговаривала с Колькой «про жизнь». Они, как и вчера, сидели в комнате отдыха, перед включённым телевизором.
Почему она разоткровенничалась с этим парнем? Ей нравилось, что Колька не был испуган ситуацией, в которую попал. Но в то же время вёл себя осторожно, чтобы попусту не нарваться на неприятности. Этот парень нравился ей простотой и отсутствием двоедушия. Такие не продают.
- Я была на гастролях почти во всех крупных городах страны. И знаешь, что бросалось в глаза? Страна будто погрузилась в грандиозную затянувшуюся пьянку с танцами до упада и свободной любовью для всех. Пить - весело, развратничать – приятно! Те, кто сумел хапнуть жирный кусок, восторгаются рыночной свободой, захлёбываются счастьем демократии, объедаются либеральными ценностями… Веселье через край! Дурацкие комедии в кинотеатрах, шутовские передачи на всех каналах телевидения. Даже министр культуры надел шутовской колпак и выступает клоуном! А украшением свободного веселья и разврата стал мир актёров. Ничего удивительного, «Фабрики Грёз» кино и фальшивая жизнь в «домах» телевидения всегда были неумеренным и преувеличенным отражением жизни любой страны!
- Чтобы радоваться жизни у нас, - недовольно пробурчал Колька, - надо или хапнуть слишком большой кусок, которым подавятся завистники, или быть в тугой обойме крупнокалиберным патроном. В обойме ты кому-то нужен, людишки крутятся вокруг тебя, ты связан множеством обязательств. Но стоит разорвать паутину связей или выпасть из обоймы, и ты превратишься во вторсырьё. И сильные мира сего переработают тебя в полезное для высшего общества удобрение. Или сделают из тебя очень нужную, качественную, нежную туалетную бумагу. Единственная свобода, которой ты можешь воспользоваться, если не захочешь стать мягкой туалетной бумагой – свобода сдохнуть.
- Можно подумать, ты был в числе сильных мира сего, - усмехнулась Виктория.
- Жизнь сильных мира сего – это жизнь слабых мира сего через увеличительное стекло. Одна страна, одни законы. И в бизнесе, и шоу-бизнесе – везде есть сильные и богатые, слабые и нищие. Только те, кто наверху – богатое подобие тех, кто внизу. Потому что предки тех, кто наверху, совсем недавно были братьями тех, кто сейчас внизу.
- Но люди искусства должны чувствовать ответственность перед обществом за свою деятельность, - словно не замечая пессимизма Кольки, продолжала рассуждать Виктория. -  Я много читала… Именно люди искусства мечтают о будущем общества и создают реалии завтрашнего дня. Конечно, это относится и к политикам, и к бизнесменам. Но создаваемое ими будущее - это будущее  материального благополучия. Артисты же, художники и музыканты воодушевляют людей, заставляют их плакать и смеяться, формируют духовное будущее народов, будущее цивилизации. Поэтому люди искусства ценятся во всём мире на вес золота.
- Только не в нашей стране, - буркнул Колька. – Да и… Ты говоришь о людях искусства. Где они? Я видел только шоуменов, хапающих деньги.
- Какое будущее пророчим мы своему обществу?  Какое будущее уготовано нашему народу? – не услышав реплики Кольки, горячо шептала Виктория. - Пока что его ведут в «дивный новый мир» разрушенных семей, загубленных жизней, в мир самоуничтожения, где на любой случай есть таблетка или укол. Фабрики Грёз кино, фальшивые теледома и пропаганда внушают народу, что секрет счастливой жизни кроется в чудесных препаратах, дающих наслаждение. Началась эра наркотиков выписываемых человеку по рецепту. Мы с тобой тоже приложили к этому усилия. Я – в кино и в театре. Ты – пропагандируя образ рокера, которому жизнь без наркоты – не жизнь. Твоя музыка, рок-музыка, она своей сутью, своим нутром ведёт слушателей к наркожизни!
- Рок многообразен, - обиделся на Викторию за своё искусство Колька. - Рок не только барабаны и рёв гитар.  Это и проникновенные баллады, это и соло под акустическую гитару, и потрясающее двухголосие. Рок - это оригинальнейшие мелодии и гармонии, над которыми ломают голову специалисты и не могут понять, как подобное великолепие могли сочинить музыкально безграмотные люди. Многие рок-музыканты самоучки, и они же - виртуозы, мастера своего дела. Рок - это свой взгляд на жизнь, особая жизненная философия, прежде всего в текстах. Рок - молодая энергия, особый способ самовыражения, своеобразная форма музыкального искусства и, между прочим, нередко качественная поэзия. Это социальный протест, бунт против навязываемых стеротипов и рутины. Рок очень часто - передовые взгляды молодёжи, неприятие «старой плесени». Многие рок-песни стали музыкальной классикой.
- Но этих «классических» песен так мало! – возразила Виктория.
- Но и хороших фильмов, ставших классическими, не много! – усмехнулся Колька. – Валом идут мыльные оперы, дешёвые боевички и страшилки. Вот из тех фильмов, в которых ты снялась, много хороших?
Виктория промолчала.
- Если актрисе посчастливится за свою жизнь сняться в одном фильме, который потом назовут классикой, наверное, она будет счастлива. Так же и у музыкантов! Если ты сделаешь одну песню, которую будут петь десятилетиями, это уже грандиозный успех!
Из коридора послышался детский визг, шум, топот ног. Что-то с грохотом упало. Колька бросился к двери.
- Не выходи в коридор! – остерегла его Виктория. – Ты всё равно ничего не сможешь изменить!
- Сама ты не очень послушна, - огрызнулся Колька, выглядывая в коридор через приоткрытую дверь.
- Если ты противишься из-за себя, персонал воспринимает это как допустимый протест. Если мешаешь персоналу из-за других – это уже бунт и наказывается очень жестоко. Что там?
- Вовка Смирнов… - вздохнул Колька.
Санитар стоял на пути бегущего по коридору пацана. Куда мальчишка хотел убежать? Места для бега – от конца до начала коридора.
Санитар спокойно дождался, пока мальчишка поравняется с ним, взмахнул рукой и подсёк беглеца поперёк живота… Мальчишка переломился, наткнувшись на тяжёлую мужскую руку. Санитар схватил пацана за запястья рук, скрестил их на груди, дёрнул тельце вперёд, перехватил руки за спиной беглеца. Одновременно сшиб мальчишку с ног и коленом прижал к полу вниз  лицом.
Подбежал другой санитар, поставили на Вовку кресло без ножек, сел в эту «давилку».
- Отак от, сынок, давай отдохнём, - удовлетворённо буркнул, вытягивая ноги.
Вовка под тяжестью стокилограммового седока дёрнулся, длинно и сдавленно, будто упуская неподъёмный груз, нечеловечески вскрикнул и мелко засучил ногами.
- Ты бы поаккуратнее, - с опаской заглянула в лицо мальчишки подошедшая сестра. – Это ж тебе не взрослый. Чёт он ногами задёргал как-то…
- Да припадочный, вот и дёргает! – недовольно проворчал санитар и похлопал Вовку по лицу. – Ты там не того, не балуй!
Вдруг санитар насторожился, нащупав рукой что-то неприятное.
- Сблевнул, что-ли? Не дай бог, сучёнок, руку мне изгадил, я ж тебя…
Он брезгливо поднял руку, разглядывая, во что испачкался. Кончики пальцев были красные.
- А, ч-щщёрт! – выругался санитар, неуклюже встал с кресла, ещё более придавив грудную клетку мальчишки. Откинул кресло в сторону.
Вовка не шевелился.
Санитар небрежно перекинул тельце мальчишки на спину. Изо рта тянулась полоска светлой пенистой крови.
- Ладно, пусть лежит, - отмахнулась сестра. – Оклемается. Они живучие.
Санитар оглянулся вдоль коридора.
Из палат выглядывали больные.
- А ну, геть по норам, крысы! – гаркнул сердито.
Двери испуганно захлопали, пряча трусливых больных.
- Пойду в шприц чего-нибудь наберу, - недовольно проговорила сестра и направилась в процедурный кабинет.
- Ты «давилку» отнеси, а я за ведром и тряпкой схожу, - проговорил санитар, обращаясь к коллеге. – Нагадил, сучёнок!
Дождавшись, когда коридор опустеет, Колька бросился к Вовке, приподнял его за голову.
- Вовка! Ты чего, Вовка…
Вовка дышал с трудом и едва сконцентрировал взгляд на лице склонившегося над ним Кольки.
- Они… меня… в палату… к дебилам, - тяжело захрипел мальчишка. -  Ненормальные все… Голые ходят! Обкакаются… и лежат… в собственной грязи. Я не хотел в этой палате… Сопротивлялся… Они меня… раздели и голого… привязали… Дебилы меня грязными руками… Я два дня… Тоже… А санитары… Сергею, брату… расскажи…
На последнем дыхании Вовка прошептал адрес и затих.
- Коля, бегом ко мне! – яростно зашептала Виктория из комнаты отдыха. – Придут, на тебя всё свалят!
Колька бросился в комнату отдыха.
В щелку они продолжали наблюдать за коридором.
Вернулся санитар с «инструментом». Ногой отпихнул тело в сторону, вытер шваброй пол.
Подошла сестра со шприцом.
- Давай кольнём.
Санитар склонился над телом.
- Зачем колоть, он уже окочурился, - проговорил удивлённо, глядя то на тело, то на сестру.
- Положено колоть, вот и уколю.
Сестра воткнула иглу сквозь штаны в ягодицу, выдавила лекарство в мёртвое тело.
- Вот теперь пусть окочуривается. Оттащите в кладовку, утром оформим буйное поведение, суицид и летальный случай.
Санитар поднял труп за шиворот, как большую куклу понёс в дальний конец коридора.
Виктория отошла от двери. Безнадёжно всплеснув руками, села в кресло. Колька мрачно опустился рядом.
- Если бы кто-то носился по улицам, кидался на прохожих за то, что ему не нравится их поведение, сажал людей под замок, мучил электрошоком и наркотиками, - возбуждённо заговорила Виктория, - общество бы негодовало. За нападения на людей и нанесение увечий бандита посадили бы в тюрьму. А вот эти зверства, - Виктория кивнула на дверь, - закон называет «заботой о психическом здоровье» и «правом пациента на лечение».
Голос её слабел и замедлялся. Она говорила, словно каждым словом преодолевала боль.
- У нас психиатры имеют законное право силой хватать и удерживать любого человека, даже ребёнка!..
- Киднэппинг, - прокомментировал Колька.
- …Причинять ему душевную и физическую боль…
- Пытки.
- …И все это без всяких доказательств, что человек совершил преступление!..
Не глядя друг на друга Колька и Виктория долго сидели молча. Вздыхали, качали головами, вяло шевелили руками, словно разговаривали про себя. Со стороны это выглядело, как монологи глухонемых.

- Но должен же быть хоть какой-то минимальный порядок в этой долбаной больнице! Хотя бы видимость порядка, чёрт возьми! – едва сдерживая ярость, прошипел сквозь зубы Колька на лежащего Говоруна, вернувшись в палату.
- Какой порядок! О чём ты говоришь! – приподнявшись на локте, Говорун удивлённо, словно видел Кольку первый раз, посмотрел на него. Со вздохами и кряхтеньем старого усталого человека сел. - Поступил сюда как-то семидесятичетырёхлетний дедок.  Полная развалина, из-за сердечной недостаточности не расставался с кислородной подушкой. Утром того дня, когда он к нам поступил, его домашняя медсестра спросила, чувствует ли он себя подавленным. Нормальный вопрос, да? Ты же не удивишься, если я спрошу тебя, как, мол, настроение. Иногда можешь ответить, что хреновое. Бывает же, правильно? Вот и дед, не имея причин хохотать, сказал медсестре, что настроение у него так себе, хреновенькое.
Говорун усмехнулся, безнадёжно покачал головой.
- В течение тридцати минут прибыл служащий психиатрической больницы. Дед, естественно, отказался ехать с ним. Служащий вызвал участкового. Участковый отобрал у деда кислородную подушку, обыскал на предмет оружия… А вдруг дед захотел покончить жизнь самоубийством – подавленным же чувствует себя! Запихнули деда в машину и увезли в поликлинику. Приписали суицидные наклонности и отправили в стационар.
- Жуть! – возмутился Колька. – Даже старик, даже дома, даже разговаривая со своей медсестрой, должен следить за тем, что говорит! Вот она, свобода слова в высшем проявлении!
- Деда «спас» инфаркт, из-за которого его перевели в обычную больницу, - продолжил Говорун. -  Ну а там, на счастье деду, сделали заключение, что больной не нуждается в психиатрической помощи. За «спецлечение» медицинская страховая компания списала со счёта страдальца четыре тысячи долларов. И восемьсот долларов дед выложил из своего кармана.
- Дед хоть живой остался. А сегодня они убили мальчишку – и за это им ничего не будет? – поражался Колька, глядя расширенными глазами в лицо Говоруна. – Нет, ну пусть, другие хоть больные… Психически…
- Кто знает, больные, или с плохими характерами. Ты вот, больной?
- Не-ет! – удивлённо протянул Колька.
- А я больной?
Колька вздохнул.
- И большинство других, которых здесь «лечат», здоровые. Или были здоровыми до начала «лечения».
Говорун обхватил лицо ладонями, затем сцепил пальцы на затылке.
- У психиатров есть библия, «Диагностическое и статистическое руководство по психическим расстройствам». С его помощью спецы определяют, можем ли мы иметь семью, быть родителем, способны ли выполнять работу, имеем ли право голосовать. Руководство используют, чтобы держать людей в тюрьме или отпускать убийц на волю. С его помощью аннулируют завещания и расторгают контракты. Ужасно, что одна книга обладает такой силой.
Говорун сидел на кровати, низко ссутулившись, как сидит обременённый непосильными заботами человек.
- Диагнозы, перечисленные в руководстве, смешно сказать, определены голосованием членов Американской психиатрической ассоциации.
Говорун удивлённо всплеснул руками.
- Примитивизм! Так решают, в какой ресторан пойти на вечеринку. Вы, мол, любите итальянскую кухню, а мы – китайскую. И чтобы никого не обидеть, голосуем за греческую.
Говорун покачал головой, безнадёжно шевельнул рукой.
- Толстая книжка с перечислением болячек есть. А единства понимания патологии нет! Они до сих пор спорят, что это за расстройство, «шизофрения». Его ведь не определишь и не подтвердишь ни анализом крови, ни микроскопией мочи… Но если «болезнь» невозможно измерить с помощью рентгенограммы, энцефалограммы или другим объективным способом, значит, слово «болезнь» здесь не более, чем метафора! И  «лечение» таких «болезней» - ненаучная деятельность!
Горящими глазами Говорун уставился на Кольку, ожидая от него подтверждения. Колька согласно кивнул. Говорун с недоумением продолжил:
- Психиатры говорят о расстройствах математических способностей, лунатизме, расстройствах, связанных с отвыканием от никотина, связанных с переходными этапами в жизни. Нет, я не говорю, что у людей не бывает проблем – все мы испытываем душевные страдания и огорчения. Но если человек воспринимает себя несчастным, это проблема, а не болезнь. Горе от несчастной любви – это не болезнь! А у нас пытаются лечить любую модель нежелательного поведения, от серийного изнасилования до нежелания ходить в школу. Скоро нежелательным поведением для наших правителей станет вся наша жизнь.
- И все молчат! – поразился Колька. – Где бы что ни творилось – все молчат!
- И все молчат… - безнадёжно согласился Говорун.
- Молчат, как заколдованные. Как зомби!
- Да уж… - подтвердил восклицание Кольки Говорун. Но было видно, что он размышлял о чём-то своём. – Ты никогда не задумывался, почему наше телевидение показывает бесконечные сериалы о мафии, о «зонах» на фоне отупляющих юмористических программ и мыльных опер? Почему нас беспрестанно пичкают информацией об убийствах, катастрофах, о пороках? Ведь, рассказывая о нескончаемых преступлениях, о том, что «мафия бессмертна», что не переводятся «оборотни в погонах», телевидение рушит в людях веру в хорошее, в правильное, рушит наши устои.  К чему эта постоянная дискредитация жизненных ценностей на фоне пустых слов правителей о культуре и справедливости?
- Ну… Наверное, потому, что такие передачи и сериалы нравятся телезрителям, - неуверенно предположил Колька.
- Тебе нравится? – насмешливо спросил Говорун.
- Дребедень, - отмахнулся Колька.
- А смотришь?
- Смотрю, - пожал плечами Колька.
- А зачем смотришь?
- Чёрт его знает! Делать нечего, потому и смотрю. Уставлюсь в экран, ничего не соображаю, но смотрю. Как зомби.
- А ты знаешь, что сделать из человека зомби – это не фантастика, а работа для знающего специалиста?
- Наверное… Если знать как, почему не воспользоваться знанием. Только кто же знает, как сделать из человека зомби? Колдуны, наверное?
- Какие, к чёрту, колдуны! Это работа для психиатра средней руки!  Чтобы сделать зомби, человека изымают из привычной среды. Ему полностью меняют распорядок жизни. Новый образ жизни должен целиком идти вразрез с прежними привычками. Объекту создают невыносимые условия... А теперь вспомни историю нашей страны…
- О-о… - протянул разочарованно Колька. – У меня в школе успехи были очень некудышние!
- Ну, про то, что в нашей стране когда-то был социализм, слышал?
- Да, читал.
- Народ при социализме жил не богато, но социальная защищённость была – позавидуешь! Все работали, ни одного беспризорного ребёнка…
- Да ладно! – недоверчиво покосился на Говоруна Колька. – Как это, чтобы ни одного беспризорника!
- Поверь на слово, Коля, не было беспризорников. А потом жителей целой страны «изъяли» из привычной, социально защищённой жизни и бросили в дикий «рынок»! Чем не первая ступень зомбирования?
- Да уж…
- Вернёмся к нашему человеку, объекту, из которого хотят сделать зомби. Спецы провоцируют недоверие объекта ко всему, что его окружает, создают негативные ситуации. Его нагло обманывают, фальсифицируют данные, ему угрожают, его запугивают. Не правда ли, очень похоже на наши новостные и политические телепрограммы, фильмы о мафии, о «зонах»?
- Да уж…
- Дискредитируют и подтасовывают жизненные ценности объекта – возлюбленная, якобы, становится проституткой, новый друг сдает его милиции, маньяк насилует сестру. Высмеивают всё, чем человек дорожил. Не правда ли, похоже на «слабые звенья», «грязные стирки» и подобные наши ток-шоу? Или на рекламу про то, что «Вася знает пятнадцать языков и защитил диссертацию - ну и чё?! Пей «Дурапакс» - ты будешь круче!»  Или на соревнования по поеданию прямой кишки свиньи и ковыряние носом в живых опарышах?
- Точно, - мрачно подтвердил Колька.
- Кормят зомбируемого углеводной и безбелковой пищей, подмешивают отупляющие сознание препараты. Думаю, у нас полстраны питается макаронами и кашами без мяса. И, прислушиваясь к рекламе, сдабривают углеводы пивом. И у всех работа, работа, работа на двух работах, подработки... Одной зарплатой семью не прокормишь!.. Работа до отупения...
- Точно, - согласился Колька. – Если работать на одной работе, хватит только, чтобы хлеб запивать дешёвым пивом.
- Когда объект достигает состояния тупого безразличия, спецы проводят требуемое психокодирование приёмами активного внушения. Скоро выборы. Зомби-электорату внушат: «Голосуй сердцем!» и укажут, в какой графе ставить галочку. И ведь проголосуют за продажных, за бандитов, за недоумков!
- Слушай, Говорун, откуда ты всё это знаешь? – подозрительно спросил Колька. – Нормальный человек… Ну, в смысле, не специалист, такого знать не может! В общем, что-то ты слишком хорошо разбираешься в этих болезнях и лекарствах.
- Так я же врач, - усмехнулся Говорун.
- Врач?! – поразился Колька.
- А это не секрет. Просто никому дела нет до моей профессии. Да и ты не спрашивал.
- Что, и врачи сюда попадают? – посочувствовал Колька.
- Сюда все попадают, - подтвердил Говорун.
- Что… - Колька красноречиво пошевелил ладонью над головой.
- А у тебя? – с интересом спросил Говорун.
Колька смутился.
- А как же ты попал сюда?
- Я детским врачом работал в поликлинике…


                Часть девятая. ОБЩАГА ПРИБЛАТНЯЕТСЯ

                =1=

В девичьей комнате было тихо. Сергей сидел рядом с Катюшей на её кровати, обнимал девушку, прижимаясь губами к её уху, с серьёзным лицом тихо убеждал в чём-то. Маша и Камилла лежали на соседних кроватях, разговаривали о своём.
- Мужчина он, конечно, горячий, мой комнатный урод, - задумчиво рассказывала Маша. – Но больно уж… Жадный до тела… Накинется, будто голодный, будто хочет разорвать и сожрать… Животность какая-то… Волосатый, как орангутанг.
Маша как-то невесело усмехнулась.
- Нет, я согласна, когда дело доходит до тела – тут уж не важно, какого цвета у него глаза и насколько волосата у него грудь, - как то неуверенно убеждала она себя. - Но… надо бы поласкать сначала, подготовить… А он, как с цепи каждый раз! Так в тебя с разбегу въедет, что, думаешь, поднимет на копьё, как в кино про рыцарей, и в окно выкинет.
Выглядела Маша устало.
- Рычит, уркает, когда… Как боров. Животное! – ругнула она своего мужчину в очередной раз. – Хрюн членисто… - Маша замолкла на полуслове.
- Членистоногий, - подсказала Камилла.
- Нет, просто, членистый. Животное, - повторила Маша без злобы.
- Подумаешь, рычит и уркает… Это не самое худшее свойство животных. Не бьёт, не кусает? – спросила Камилла. – Не связывает, не извращается?
- Нет, от извращений бог миловал, - Маша вздохнула. – Даже наоборот, традиционен до… безобразия отсутствия разнообразия! Такое впечатление, что у них в горах ни кино не смотрят, ни книжек не читают. Выглянут в окошко, увидят, как домашние животные все одинаково на дыбки становятся… Ну его к чёрту! – решительно прервала саму себя Маша. – Эх, Камиллочка! Любви хочется! – она мечтательно закатила глаза к потолку и томно потянулась. - Хочется чего-то долгого. На всю ночь. То есть на всю жизнь.
- Так построй её, как говорит наша Ксюха, - насмешливо предложила Камилла. – Нет, Маш, это, - Камилла обвела рукой комнату, - место не для любви. Здесь это слово – технический термин, который используют в работе сценаристы и режиссёры.
- А вон! – Маша с завистью кивнула на прижимающихся друг к другу Сергея и Катюшу.
- Эти приехали влюблёнными. Они нам не ровня. Тяжело им придётся. Они надеются выиграть по-крупному. Честно хотят выиграть. Но их любовь в нашем шоу используют в качестве разменной монеты, как удачный эпизод, который можно обыграть на потеху публике. Бежать им отсюда надо!
- Квартиру хотят, - вздохнула Маша.
- Ты что, серьёзно думаешь, что кто-то из нас получит квартиру? – Камилла удивлённо взглянула на Машу.
Девушки помолчали.
- Да нет, я тоже не верю, что победителям на самом деле дадут квартиру, - согласилась с тяжёлым вздохом Маша.
- А зачем же приехала?
Маша длинно вздохнула, почти простонала.
- Не верю, но… хочу верить.
- Нет, Машенька, - Камилла покачала головой, - чем дольше мы здесь будем жить, тем больше грязи вокруг нас разведут. Конкурсы идиотские, сексуальные провокации… Нет, на этой грязи любви не построишь! Даже если нас и не обманут, то победят в шоу те, у кого мозги не сонная артерия питает, а прямая кишка. Такие, например, как Игорь.
Разговор девушек прервал стук в дверь.
- Входите, коль пришли, - неласково разрешила Маша.
В комнату заглянул Резо.
- Маша, пойдём домой, а? – он умоляюще сложил руки на груди.
- Резунчик, устала я, - почти захныкала Маша.
- Полежишь в кроватке, отдохнёшь! – обрадовался Резо. – Я тебе массаж сделаю!
- Ага, с тобой отдохнёшь в кроватке… Под массажём, - без радости проворчала Маша и повернулась к Камилле. – Ладно, уделю своему… полчаса. Нет, вернусь я к вам, Камиллочка. Осточертела мне отдельная квартира!
Маша уныло побрела к нетерпеливо переминающемуся Резо.
Камилла сочувственно посмотрела вслед подруге.
Полежала на спине, разглядывая потолок. Повернулась на бок, подложила сложенные лодочкой руки под щёку. Завистливо посмотрела на сидящих в обнимку Сергея и Катюшу.
- Ребята, а не пойти ли нам в бассейн? – предложила задумчиво. – До вечера никаких мероприятий не предполагается… Сдохнем со скуки! Вы то не совсем, а я точно сдохну.
Сергей и Катюша удивлённо оглянулись на Камиллу.
- Да я теперь этот бассейн за километр обходить буду, - вытаращив глаза, заявила Катюша, и ещё теснее прижалась к Сергею. – И плавать я не умею.
- Меня научили плавать за тридцать секунд, - похвасталась Камилла. – Могу передать опыт тебе.
- Бросили в воду и сказали, чтобы выплывала? – предположил Сергей.
- Нет, наоборот. Сначала объяснили, что человек не тонет.
- Это Игорь не тонет. Потому что он - человек-тюбик. И внутри у него как раз то, что не тонет, - усмехнулся Сергей.
- Нет, хорошие люди тоже не тонут, если не хотят утонуть, - возразила Камилла. – Катюш, я торжественно обещаю тебе, что за тридцать секунд научу тебя держаться на воде. Пошли, другой такой возможности у тебя не будет!
- Да я теперь, как бассейн увижу… От страха соображать перестаю!
- Катюш, проблемы из своей жизни надо вышибать! Всю жизнь, что ли, бассейна теперь бояться?
- А в общем-то Камилла права, - согласился Сергей. – Пойдём, на самом деле. Камилла расскажет, как научиться плавать, я подстрахую.
Катюша поморщилась, будто готовилась к чему-то неприятному, затем обречённо согласилась:
- Ладно, отдаюсь в ваши руки.
- Ну и отлично! – обрадовалась Камилла и вскочила с кровати. – Одеваем купальники… Сергей, тебе надо переодеваться?
- Надо бы, - кивнул Сергей.
- Тогда беги переодеваться и догоняй нас.
Сергей заторопился к себе.
У дверей комнаты он столкнулся с Большим.
- Далеко? – мимоходом спросил Большой.
- Я то к себе. А ты, далеко? – посмеялся над неудачным вопросом Большого Сергей.
- Я в гостиную. Музычку послушать, телек посмотреть.
- А мы в бассейн решили сходить.
- С Катюшкой?
- И с Камиллой.
- Эх, Камиллочка… - со стоном вздохнул Большой. – Как я массировал ей попочку! Сергей, ты не представляешь, какие у неё…
Большой умолк на полуслове, вытянул перед собой руки и, как во сне, пошевелил пальцами.
- Впрочем, сытый голодного не разумеет, - вздохнул он ещё раз. – У тебя есть, кем наслаждаться…
Большой удручённо склонил голову и пошёл по коридору.
В гостиной напротив телевизора развалился в кресле Игорь.
Большой тяжело вздохнул и с расстроенным видом плюхнулся на соседний диван.
- Что смотришь? – спросил он Игоря.
- Ничего не смотрю, - пожал плечами Игорь.
- А чего делаешь?
- Ничего не делаю.
- А зачем перед телевизором сидишь?
- Не сижу, а лежу. Могу лечь перед окном, перед дверью, перед тобой… А ещё лучше, лёг бы перед девчонкой… И чтобы она неторопливо и с большим желанием разделась для меня… - помечтал Игорь, закрыв глаза.
- Девчонки в бассейн пошли, - с завистью сообщил Большой.
- Какие девчонки, - насторожился Игорь, но скрыл свою заинтересованность под деланным безразличием.
- Камилла с Катюшкой.
- Одни? - ещё безразличнее спросил Игорь.
- Сергей переодевается, тоже пойдёт с ними.
- А его Ксюшка зачем-то срочно искала, - лениво произнёс Игорь и незаметно покосился на Большого. – Насчёт их пары что-то хотела спросить. Его в комнате не было…
- Надо сказать, - всполошился Большой и заторопился к двери. – Может, важное что…
Подождав, пока шаги Большого в коридоре стихнут, Игорь вскочил и побежал в сторону бассейна.
Перед раскрытой дверью остановился, осторожно заглянул в помещение.
Катюша сидела на краю бассейна, болтала ногами в воде. Рядом, спиной к двери, стояла Камилла, держала в руках бюстгальтер, что-то поправляла в нём.
«Повернись! Повернись!» – мысленно приказывал Игорь, впившись в голую спину девушки.
Та приказов не услышала, надела бюстгальтер, прыгнула в воду. Вынырнув, легла неподвижно на поверхности воды лицом вверх.
«Пока Камилла плавает, схватить Катюху и утащить… - планировал Игорь. – Нет, ор поднимут обе, народ сбежится… Надо дождаться удобного момента…»
- Человеческое тело легче воды, - рассказывала Камилла. - Поэтому, утопить своё тело можно только насильно.
- А почему же люди тонут? – засмеялась Катюша.
- Потому что жить не хотят, - презрительно сказала Камилла, поворачиваясь на живот и проплывая перед Катюшей. – Вот смотри, сейчас я нырну и прекращу шевелиться. Что со мной будет?
- Пойдёшь ко дну, - радостно сообщила Катюша.
- Совершенно неправильное утверждение! – как учительница ученику заявила  Камилла. – Смотри!
Она глубоко вздохнула, чуть приподнялась над поверхностью, и нырнула. В абсолютно прозрачной воде было видно, что она поджала коленки к груди, обхватила их руками и замерла.
Катюша, закрыв рот ладошкой и вытаращив глаза, смотрела на неподвижную Камиллу, ждала, когда та начнёт погружаться вниз. Но сжавшееся калачиком тело качнулось, выровнялось спиной вверх, и всплыло!
- Камилла, хватит! – закричала Катюша. – Дыши!
Камилла не двигалась ещё несколько секунд. Затем распрямилась, и подняла голову над поверхностью воды.
- Ну что? Видела, что я не могу утонуть? – спросила она Катюшу. – Нам лёгкие не дают утонуть. Прыгай ко мне!
- Я боюсь, Камиллочка! – заканючила Катюша.
- Прыгай, я сказала! Набери полную грудь воздуха и прыгай!
С первого же раза Катюша научилась «висеть» у поверхности воды спиной вверх и не тонуть.
Игорь зло наблюдал за плавающими девушками. Камилла в купальнике супербикини со спины выглядела как голая.
- Сучонки… - шептал он, бессильно сжимая кулаки. – Доберусь я до вас… Доберусь… Как бы заломать одну? Нет, сейчас нельзя… Трахенберг сказал, без нарушения Уголовного кодекса…
Услышав в коридоре шаги, Игорь спрятался за дверь.
В бассейн прошёл Сергей.
- Серёжа, а я почти научилась плавать! – восторженно закричала Катюша. – Оказывается, плавать так легко! Ты чего так долго?
- Да Большой сказал, что меня Ксюха искала, а она оказывается не искала.
Из своего укрытия Игорь наблюдал, как соприкасаются голые тела Сергея и Катюшки, с каким желанием Катюшка лезет в объятия Сергея, почти наяву ощущал приятность мокрого  девичьего тела…
Грязно выругавшись и пообещав наказать влюблённых жестокими извращениями, Игорь заставил себя уйти от двери бассейна.

                =2=

Ближе к вечеру в «общагу» вернулись Люба и Алёна.
- Заходите, ребята, - оглянулись они на дверь, войдя в гостиную.
Вслед за девушками вошёл и опасливо огляделся высокий сутулый парень лет двадцати. Выглядел он как-то несуразно. Высокий рост и сутулость дополняли длинные, почти до колен руки с крупными лопатообразными ладонями, большой, будто из высушенного хряща, нос, и торчащие сквозь длинные соломенные волосы уши-локаторы. Неуверенность подчёркивали блёкло-голубые глаза под выцветшими, почти невидимыми бровями и ресницами.
Сразу за белобрысым, словно командир, запустивший на опасную тропу  впереди себя разведчика, вошёл узколицый остроносый парень среднего роста. Не поворачивая головы, шустро стрельнул глазами по сторонам, остановился у двери, засунув руки в карманы джинсов.
Бездельничавшие в гостиной Игорь, Большой и Армен удивлённо оглянулись на «пришельцев».
- Так вы чё, девчонки, порнуху тут снимаете? – ляпнул вдруг белобрысый, увидев стоявшие у стен две выключенные телекамеры.
- Это ещё кто? – недовольно пробурчал Игорь.
- Вот… Ребята пришли к нам в гости, - сообщила Люба, едва сдерживая смех. – Задание выполнили… Где Ксюша?
- А… - безразлично прокомментировал факт прибытия парней Игорь. – Это девчонки в городе чуваков сняли…
- Нет, люди, если вы тут порнуху снимаете, мы пас! -  поднял руки вверх и попятился к двери белобрысый.
Второй парень исподлобья разглядывал гостиную и боковым зрением молча наблюдал за хозяевами.
- Расслабьтесь, парни, не занимаемся мы здесь порно, - успокоил гостей Большой. – Девчонки вам не сказали, чем мы здесь занимаемся?
- Так Ксюха же не велела говорить! – угорала над испугом гостей Люба. – Вот мы и заинтриговали ребят… Где Ксюха? Доложить надо, что задание выполнено.
- Нет, подруги, нам ваше задание по боку… - опасливо поднял руки белобрысый.
- Ага, заинтриговали… - ухмыльнулся Игорь. – Полные штаны интриги…
- Ксюхи нет, Яна здесь, - сообщил Армен.
- Нет, ребята… Если вы… - белобрысый попятился к двери и натолкнулся спиной на приятеля. Тот ткнул его кулаком. Белобрысый растерянно оглянулся.
- Ребята, вы телевизор смотрите? – по учительски спросил парней Большой.
- Не, мы видак смотрим, - важно сообщил белобрысый.
- И про токшоу «Русская общага» ничего не слышали? – со вздохом взрослого человека, добивающегося ответа у бестолкового дитяти, спросил Большой.
В гостиную, потеснив гостей, вошли Яна и Камилла с Катюшей.
- Ой, а эту девушку я видел! – удивлённо показал пальцем в сторону Камиллы белобрысый.
- Не помнишь, где? – спросила со  смехом Яна. – Случайно, не в телевизоре?
- Точно! – обрадовался белобрысый. – В телике!
- Входите, ребята, - пригласила гостей Яна. – Садитесь, - указала она на диван. – Вы попали на токшоу «Русская общага».
- Фу-у! – облегчённо вздохнул белобрысый. – А мы-то думали, что здесь какая-то малина или в этом роде.
- Ты за всех не отвечай, - буркнул его приятель.
Белобрысый моментально изменился. Расправил плечи, гордо поднял голову, выпрямил ноги и расставил их на морской манер. Преобразившись в бывалого, снисходительно поглядел на девушек.
- У наших девушек было задание, - пояснила Яна, - пригласить парней на токшоу, но не объяснять конкретно, куда приглашают.
- Точно! – обрадовался белобрысый. – Приглашали они… В общагу, говорят… А что за общага – непонятно! Ну, мы и подумали, что тут у вас блатхата!
- Ты за всех не говори! – опять предупредил его приятель.
- Ну что, ребята, хотели бы вы участвовать в ток-шоу? – задорно спросила гостей Яна. – Чтобы вас по телевизору на всю страну показывали?
- Здоровски! – восхитился белобрысый.
- Можно попробовать, - более сдержанно согласился его приятель. – А что надо делать?
- Ничего не надо делать, - насмешливо вступил в разговор Игорь. – Жить, за девушками ухаживать.
- Клёво!
У белобрысого загорелись глаза.
- Да только некоторые не очень за девушками ухаживают, - бросила реплику Камилла. – Больше пытаются, как партизаны на войне, из-за угла напасть, используя фактор неожиданности и беззащитности противника.
- Жить и за девушками ухаживать? Кто ж откажется! – поддержал приятеля второй гость. – Мы согласны.
- Ты за двоих-то не говори! – подколол его белобрысый. – Я за себя сам скажу.
- Но, ребята, по правилам игры, двоих мы не можем оставить, - охладила восторги гостей Яна.
- И кто же останется? – по-детски разочаровался белобрысый и с опаской покосился на приятеля.
- А это решит коллектив «общаги».
- На собрании, что-ли? – догадался белобрысый.
- Да, на собрании, - подтвердила Яна.
- Где ж всех соберут? – удивился белобрысый. – Домина ого-го какой! Тут народу живёт, наверное, не одна сотня!
- Дом не заселённый. А наша «общага» – это всего десять человек. Кто-то из вас будет одиннадцатым.
- Круто! А что надо сделать, чтобы остаться? Сплясать? Спеть? Автобиографию рассказать? Это мы сможем!
Белобрысый хлопнул ладонями по груди, раскинул руки в стороны и изобразил блатняцкий перепляс.
 - Кончай баланду травить! – негромко одёрнул его приятель.
Услышав жаргонную фразу, Игорь насторожился, краем зрения поймал новичков.
- Знал я одного академика, - продолжил новичок. - Тоже при знакомствах пытался автобиографию рассказать. Треплом оказался. И на кандидата не тянул. Побили мужика сильно.
Игорь заметил, как приятель белобрысого словно бы нехотя скользнул по нему взглядом.
- Ерунду какую-то ты рассказываешь, - обмолвился Большой. – Что ещё за академик у тебя был в знакомых?
Для тех, кто на зоне не чалился, неведомо, что «академик» на блатном жаргоне – опытный сиделец, подумал Игорь. Он согнул указательный палец и приложил его к подбородку, словно подперев голову. В известных кругах этот жест означал: «Я свой».
- Как вас зовут, ребята? – спросила Яна.
- Меня Петром, - обрадовано доложил белобрысый.
- Владимир, - сдержанно представился его приятель.
- Ну, проходите, садитесь, - пригласила гостей Яна. – Будем знакомиться.
Белобрысый Пётр «красявой походкой» «подрулил» к Камилле и, усевшись в опасной близости на диване, стал «клеить».
 - Отвянь, валет геморройный! – негромко осадила его Камилла (валет – человек на побегушкак у пахана, геморройный - привязчивый).
Пётр моментально осёкся, отодвинулся от Камиллы и принялся внимательно слушать разъяснения Яны, что здесь за «общага» и чем в ней занимаются мальчики и девочки.
Владимир подошёл к Игорю, почесал нос согнутым пальцем.
- Здорово, - произнёс насторожённо, словно спросил разрешения.
- Здорово, - снисходительно ответил Игорь. – Садись, Вован.
Вован присел на стул, чуть помолчал, давая понять, что уважает местные порядки. Спросил:
- Кто в этой шаражке мазу держит (верховодит)? Ты вроде в плечах пошире (похож на главного). Дай наколку (посоветуй), как тут…
- Сам-то кем будешь?
Игорь оценивающе покосился на новичка.
- Брали на гоп-стоп, да вспотели (грабили, но попались). Висел (был на грани разоблачения), болел (находился под следствием), чуть под венец не попал (чуть дело до суда не дошло), но отмазался.
- А я кантовался, - Игорь убедился, что он «рангом повыше». - Был у дяди на поруках (тянул срок). Мохнатый сейф бригадой кинули (групповое изнасилование).
- Ну, дай раскладку. Как тут контингент?
- Здешний пахан мужик клёвый. Под психолога косит. Но, верняк, это погоняло у него такое. А сам тёмная лошадка. Я с ним накоротке. Отрывайся, говорит, по-полной, только без нарушения УК. Ты тоже буром не при. Брось косяки для начала, воздух понюхай.
Вовка кивнул на Резо:
- Парни крутые?
- Дешёвый мир (не блатные). Ваньки, - вяло отмахнулся Игорь.
- А волчицы (женщины)? Вешалками работают?
- Нет, девяносто шестой пробы, но кусачие. С разгону на гитаре не сыграешь (не переспишь).
- А ты чё тут тусуешься? Если не секрет, конечно… - спросил и тут же пошёл на попятную Вовка.
- Не секрет. Тут вроде как игра. Сроком на год. Главный куш – квартира. Ну а по мелочи – сто тысяч вшивиков и в Италии нахаляву оттянуться с местной тёлкой.
- А чё, не хило. На бесплатных харчах год пожить, маруху завести… Я бы остался. Сказали – выбирать будут? Посодействуй, я дорогу перебегать не буду.
 - Мужиком восьмери, здешние бабы таких любят. Сильно не заливай, если раскусят, через неделю выгонят. Ну а парней я направлю.

                =3=

Белобрысый Пётр хвастал через меру, держал пальцы в растопырку, пытался изобразить крутого. Впечатление на общаговцев произвёл довольно жалкое. Над ним даже и не смеялись.
Вовка вышел на суд по-деловому.
- Мне двадцать три года, - представился он. – Мать была учительницей.
Запнулся, вздохнул, об отце не сказал ничего и продолжил:
- Год учился в политехе, но из-за финансовых проблем бросил. Перепробовал массу профессий, немного накопил денег. Думаю в этом году нанять репетитора и в следующем году снова поступать.
- А мама не поможет? – сочувственно поинтересовалась Голубева Алёна.
- Уже не поможет, - помрачнел Вовка и наклонил голову вниз.
- Ой, извини, - смутилась Алёна.
- А насчёт девушек ты как? – от нечего делать спросила Люба. Парень был ей совершенно неинтересен. Он производил впечатление ограниченного человека. Ей казалось, что насчёт института он заливает.
- Пока не было времени заняться…
- Вай, хорошо сказал! – засмеялся Резо. 
- Но я сторонник постоянных серьёзных отношений.
Алёна посмотрела на него заинтересованно. Ну и что, что мелковат. Зато работящий, денег на учёбу заработал. В девушках ценит постоянство…
- Ребята, девушки, активнее, пожалуйста! Мы в прямом эфире! – подстегнула «общаговцев» Яна, заполняя образовавшуюся паузу. – Задавайте вопросы кандидат!
- Да что задавать, наш парень, - подвёл черту под обсуждениями Игорь.
- Ну, тогда голосуем. Напишите на дощечках имя того, кто должен остаться…
Остался Вовка.

- Всё путём  сделал, - одобрил Вовку Игорь. – И работящий, и умным хочешь быть. И слезу у девок выбил. В общем, план такой. Алёшку можешь кадрить, она на тебя запала. Сама говорила, что приехала мужа искать. На роль будущего мужа подходишь. За неделю клинья подбей, а в следующий четверг мы проголосуем, чтобы вам выделили квартиру…
- Да ты что! – удивился Вовка. – Жить, что-ли, с ней?!
- Без понтов. Кувыркайся в своё удовльствие. Надоест – бросишь. Год впереди. Дальше. Соплюшку рыжую помнишь?  С очкариком в обнимку ходят.
- Похож, лубов у них. Понял, трогать не буду.
- Ничего ты не понял. Она девочка нецелованная, не говоря о прочем…
- Ухажёр у неё импотент, что-ли?
- Ботаники оба. И до свадьбы у них, как у сектантов, ни-ни. Так вот, наша с тобой задача, зажать рыжую голощелку в тихом месте и научить взрослой жизни. Только, чтобы никто не видел.
- Доложит, раскрутят. Ты же по этому делу тянул!
- Психолог, пахан, сказал, что прикроет. Наша с тобой задача, поставить на рога это протухающее болото. А ту, к которой твой дружан попытался подчалить, помнишь? Камилла. Ну, маленькая, смазливая. Тигрёнок у неё погоняло.
- Помню, конечно. Тоже, что-ль, нецелованная.
- Нет, эта, похоже, прожжённая. Крутая через меру. Москвичка, мать её… Наказать надо. Сильно. Но чисто, чтобы не загреметь. Так психолог велел.
- Оттрахаем в хвост и в гриву, какие наши годы!
- Жёстоко, позорно! Чтобы на мужиков потом всю жизнь с отвращением смотрела!
Игорь потряс кулаками, изображая, как он ненавидит Камиллу.
- Ладно, одному мне тут скучно было. А вдвоём мы быстро порядок наведём! Пошли устраиваться. Рядом со мной кровать у окна, там спать будешь.

                =4=

Диденко Любу и Армена пригласили сняться для модного журнала. Сюжет для фотосессии – эталонная влюблённая пара отдыхает в бассейне.
Собственно, не пригласили сниматься, а пришла деловая женщина в застывшем лет …дцать назад среднем возрасте и сообщила, что их будут фотографировать. Подразумевая, что отказа не будет. Отказа, конечно же, не было.
- Когда сниматься? – спросила радостная Люба.
- Сейчас. Только никакого макияжа, всё сделают наши стилисты, они уже в бассейне. Ждём тебя.
Люба восторженно скакала по комнате, вместо того, чтобы собираться. А на сборы ей дали всего пять минут. Армен особой радости не выказывал. Ходил без дела по комнате, будто фотосессии для него дело привычное и надоевшее.
Прочим «общаговцам» на съёмках быть разрешили, только подальше от съёмочной площадки.
Съёмки оказались делом не сложным. Пока остальные участники с завистливыми физиономиями суетились на противоположной стороне бассейна, «фотомоделей» уложили в шезлонги, дали по бокалу с янтарной жидкостью.  К удивлению Армена и Любы, в бокалах оказалось хорошее вино. Фотограф сказал, что «Мартини». Для расслабушки, сказал, чтобы непринуждённее себя чувствовали. А потом началась съемка. Армен с Любой обнимались, целовались.
- Для дела, ребятки! Это всё для дела! – кричал фотограф и заставлял Любу то отталкивать Армена, то вешаться ему на шею, то прильнуть потеснее…
Люба картинно обняла и поцеловала Армена, когда он меньше всего этого ожидал.
- Ах, как красиво! – завосторгался фотограф.
Похоже, что и Люба была в восторге. А уж Армен тем более. Обнимать и взаправдашне целовать такую девушку!..
- Снимите, как я у Любы с губы кусочек клубники слижу! – начал проявлять он инициативу.
- Валяй!
А глаза у обоих такие влюбленные-влюбленные! И не верил уж никто, что так можно смотреть друг на друга ради съёмок.
- Ну, слава богу, - завистливо вздохнула Голубева Алёна, - ещё одна пара сложилась.
Съёмки закончились. Съёмочная группа потушила софиты, принялась собирать аппаратуру. «Общаговцы» крутились среди фотографов, набивались на роль «фотомоделей». Фотографы вяло отнекивались, не мы, мол, выбираем.
Армен и Люба сидели на краю бассейна в отдалении от всех, о чём-то серьёзно говорили.
Все ушли, а они всё говорили.

Люба пришла в комнату перед обедом.
- Ну что, Любань! – восторженно встретила её Маша, которая опять сбежала от своего Резунчика. – Договорились? Заявляйте о создании пары и мы вам квартиру отголосуем!
- Пока не заняли!- с намёком предупредила Алёна.
- Во-первых, некому занимать, - усмехнулась Люба. - А во-вторых, никакой пары не будет.
- Как не будет? – в один голос удивились Алёна и Маша. Остальные девушки удивились молча.
- Да какая мы с ним пара, девочки! – с надрывом воскликнула Люба. – Во-первых, он моложе меня. Я женщина практически на излете жизни – двадцать пять мне! Во-вторых, он… сю-сю мусю-сю… Сердце бумажное… Я могу, конечно, иногда помурчать… Но я по характеру командир! Пылинки с него сдувать не буду. Я этого мальчика-одуванчика съем и не поперхнусь! Человек он хороший, он мне симпатичен… Но это не мужчина!
Люба вяло махнула рукой и устало опустила плечи.
- Ему нужна простая, милая девочка. Спокойная, хозяйственная... Мы это поняли, поговорили с ним и мирно расстались. Я понимаю, у него на меня какая-то обида есть, но я не могу с собой ничего поделать. Если мы сюда приехали строить любовь, мне нет смысла строить отношения на ложных чувствах.
- Нет, ну… - Маша смотрела на подругу удивлённо. – Ну… В квартире жить лучше, чем в общей комнате! Мужичок опять же, под боком вечером!
- Некоторые, если посмотреть внимательно, уже наелась своего мужичка, - беззлобно упрекнула Машу Люба.
- Нет, у нас были неполадки в отношениях, – оправдалась Маша. И тут же возмутилась: – Сравнила! Мой – зверь! Животное! А этот… песни под гитару поёт. Скромный.
- Все они скромные. Особенно, которые загорелые. До тех пор, пока девушку в собственность не получат, – негромко проговорила Люба. И, похоже, она знала, о чём говорит. - А насчёт мужичка под боком… Девчоночье любопытство я уже утолила, и… По мне, лучше никакого, чем первого попавшегося. 

                =5=

После ужина Яна объявила общий сбор.
- Итак, девочки и мальчики, - с хитрым видом начала Яна. – Прямо скажем, живёте вы скучно, больше похожи на сытых отъевшихся котов и кошек, которым только бы на солнышке бока погреть, да поспать. Или, на крайний случай, под лампами софитов. Свободных девушек у нас трое, а свободных парней четверо. Поэтому… - Яна сделала паузу и таинственно взглянула на «публику».
- Поэтому ты объявляешь досрочное голосование, чтобы выкинуть очередного парня, и этим парнем буду я, - тяжело вздохнул Большой.
- Нет, Дима, можешь успокоиться до четверга. Мы решили усилить команду девушек! – Яна повысила голос и стала говорить так, будто объявляла выход артиста на арену цирка. – Я представляю вам очередную участницу телешоу «Русская общага» Бузову Наталью!
Заиграла музыка, похожая на фанфары и в зал вошла симпатичная девушка. Внешне она напоминала Катюшу-Солнышко, одного с ней роста, такая же фигура и похожая причёска. Лицо, правда, без конопушек, более «фотомодельное». И, судя по выражению лица, характер у неё совершенно отличался от характера Солнышка. 
Девушка стала рядом с Яной, уверенно оглядела сидящих перед ней участников шоу, тряхнула головой, как козочка, собирающаяся бодаться, и смело представилась:
- Здравствуйте. Я Бузова Наташа. Мне двадцать один год. Я приехала из Ростова. Я всех вас знаю, потому что стараюсь не пропустить ни одной передачи. Это Татьяна и Резо, это Камилла, это Катюша-Солнышко, это Игорь, Армен, Дима-Большой… В общем, всех знаю. Но играть я буду активно, предупреждаю, девушки.
Наташа задорно тряхнула причёской и подмигнула всем сразу.
- Яколка, - оценила новенькую Люба.
- Да ладно, девчонка, как девчонка, - успокоила её Маша.

Девушки отвели Наташу в комнату, указали ей койку. Распаковав чемодан, Наташа сходила в душ, затем раскинулась обнажённой на кровати.
- Ой, девочки! Балдёж какой! – протянула она довольно. – В поезде жарища, духотища! Ни умыться, ни… Искупалась, как заново родилась. Лен! – Наташа задрала голову, выглядывая Голубеву. – Ты вроде как за что-то на меня сердишься? Пока не за что. Жениха я у тебя не отбила… Пока.
Наташа дружески подмигнула сидевшей рядом с Леной Любе.
- А на кого ты запала, а? Я, может, и не стану к нему клеить?
Повернувшись на бок, она легла, как Даная, задорно уставилась на Лену.
- Проходила сегодня мимо Машкиной квартиры, - начала рассказывать Алёна, проигнорировав вопрос новенькой. – Слышу, Машка будит своего Резо.
- Что, так громко будила? – удивилась Маша. И тут же возмутилась: – Нет, выдумываешь ты! Он раньше меня встал!
- Встал, да не весь. Вот Машка и просит: «Вставай, милый! ВЕСЬ вставай!», – с театральными жестами и мелодраматическими нотками в голосе закончила Алёна.
Девушки засмеялись.
- Обманываешь! Ленка! – сердито возмутилась Маша.
- Шучу, шучу, - призналась Алёна. – Это я вам анекдот рассказала.
- Лен, а всё-таки… На кого ты запала? – повторила вопрос Наташа. – А то, по незнанию, начну парня обхаживать, а ты обидишься.
- Отстань, а! – лениво попросила Алёна. - В связи с неблагоприятной метеорологической обстановкой у меня сегодня агрессивный эмоциональный фон. Поэтому я могу слишком резко повернуться и случайно сделать какую-нибудь неприятность. Зубы, например, кому-нибудь выбить.
- Фу, какая грубая! – Наташа сморщила нос.
- Нет, я девушка воспитанная, поэтому обязательно помогу собрать, - мрачно съязвила Алёна.
- Боюсь, трудно будет собирать выбитые зубы поломанными руками, - беззаботно прожестикулировала ладошкой Наташа и задумчиво закатила глаза в потолок.
- Ладно вам, девчонки! Сцепились ни с чего, - вмешалась в перепалку Маша. – Слушай, Наташ, а вот ты сказала, что будешь играть активно… Это для них мы – игра.
Маша неопределённо махнула рукой в сторону.
- А мы здесь, похоже, на полном серьёзе пытаемся жизнь себе устроить. Вот ты, чтобы жизнь себе устроить, готова выиграть, разрушив чужое счастье?
Алёна встала с кровати, подошла к столу, взяла лежащую там вилку.
- Щас подойду и выколю глаз, если она скажет «да».
Наташа села на кровати и, судя по вызывающему выражению лица, готова была ответить «да», но не успела. В дверь постучали.
- Девочки-и-и… Мы в гости-и-и… - прогудел за дверью Большой.
- Ой, нельзя! – опасаясь за обнажённую Наташу, пискнула Катюшка.
- Раз нельзя, значит надо торопиться! А то самое интересное пропустим, – прокомментировал Большой и решительно толкнул дверь.
- Можно, можно, - усмехнувшись, подтвердила Голубева.
Наташа едва успела нырнуть в футболку и, прикрыв кулачками место, где соединяются бёдра, насторожённо замерла, ещё не решив, как себя вести.
Вошли Большой, Резо и Сергей.
Сергей, не обращая внимания на окружающих, прошёл к кровати Катюшки, сел рядом с девушкой, обнял, поцеловал в щёчку, что-то стал негромко рассказывать.
Маша заторопилась к Резо, прижалась к нему, словно демонстрируя – это моё, не тронь. Ревниво оглянулась на Наташу, повела Резо к бывшей своей кровати, которую так никто и не занял.
Большой стоял у двери и внимательно оглядывал комнату девушек.
- Так… Раз была команда «нельзя», значит была на то причина. Почему я не вижу причины? – требовательным голосом командира спросил он.
Не заметив ничего подозрительного, направился к кровати новенькой, желая познакомиться с ней поближе. На кровать сесть не решился, сел на стул у изголовья. Заметил висящие на спинке белые, в клубничку, трусики.
- О! – обрадовался, - симпатичная часть туалета. Судя по рисунку… А мы все знаем, что клубничка олицетворяет… - начал он пустопорожние рассуждения и бессознательно посмотрел на ту часть тела Наташи, куда предназначалось одевать данную часть туалета. И онемел. Смешно закрыл и снова открыл глаза, не веря себе.
- Смотри, инфаркт не схлопочи, - недобро усмехнулась Алёна. – Она же говорила, что будет вести себя активно. Вот – чтобы сразить мужиков наповал, заранее сняла трусы.
Наташа молчала, с усмешкой наблюдая за Большим. Наконец, оглянулась, выискивая, чем может прикрыться. Полотенце висело далековато. Чтобы дотянуться до него, надо было наклониться.
Резо, услышав про снятые трусы, насторожился, огляделся, увидел, что Наташа сидит, прикрывшись кулачками, выпучил от удивления глаза и раскрыл рот:
- Вах!
Привстал с места.
Маша дёрнула его за рукав, возвращая к себе. Но Резо уже был рядом с Наташей.
- Вай, какая смелая девушка! Вай, какая активная! Если бы…
Маша торопливо подошла к Резо и чувствительно стукнула ему в бок кулаком.
- Если бы у меня не было самой лучшей девушки из всех, кого я знал, если бы у меня не было Маши…
- Ты что, жалеешь, что я у тебя есть? – ревниво спросила Маша.
- Щьто ты! Щьто ты! – возмутился Резо, не отводя жадных глаз от Наташи. – Я радуюсь, щьто ты у меня есть!
Но сказал про свою радость он как-то задумчиво.
Большой, наконец, пришёл в себя.
- Учитывая, что Резо занят, Сергей занят, из присутствующих только я могу уделить тебе мужское внимание. Только я могу помочь тебе в столь щекотливом положении…
- Нормальное положение, - со скукой в голосе произнесла Наташа. – Можно сказать, даже более выгодное, чем у моих подруг. Всё внимание привлечено ко мне. И мужское, и женское. Сильный ход для начала партии. Это вам не Е2-Е4!
- Но, тем не менее… Разрешите вам помочь, мадемуазель? Или вы предпочитаете разыгрывать французское начало дальше?
Большой снял со спинки кровати трусики, расправил их, и протянул в сторону девушки, словно собираясь помочь одеть их. Тут же восхитился рисунком ткани:
- Ах, какая клубничка! Я бы скушал пару штук… Нет, я бы килограмм таких клубничек съел!
- Большой, я обязательно приду к тебе сегодня ночью, - с эротическим придыханием, низким голосом пообещала Наташа.
Не только Большой, но и все, кто участвовал в разговоре, оторопели от такого обещания.
- А… - Большой открыл рот и умолк, не зная, на сколько верить своему счастью. – Ты что… Не обманываешь? – надеясь, как ребёнок на поход в зоопарк, робко спросил он.
- Мы же взрослые люди, Димочка! – серьёзно упрекнула его Наташа. – Если я чего-то обещаю, я обязательно делаю это. Я приду к тебе в час ночи. Нет, лучше в два, когда все будут спать…
- Лучше в час, - жадно поправил девушку Большой. – Я же не дождусь двух часов, умру!
- Нет, Дима, я приду к тебе в два часа ночи, когда ты будешь спать…
- Ты тихонько ляжешь ко мне под одеяло… - мечтательно, будто рассказывая сказку, - продолжил Большой.
- Нет, Дима. Я приду к тебе ночью, возьму тебя на руки и мы полетим… - таким же сказочным голосом поправила Большого Наташа.
- Как это, «возьму тебя на руки»? – очнулся от грёз Большой.
- Ну как… На руки! – пожала плечами Наташа.
- Да ты не поднимешь меня! – вернувшись в реальность, возмутился Большой.
- Подниму, Дима! Ведь я сегодня в два часа ночи приду к тебе… - Наташа на мгновение умолкла, задорно оглядела девушек, и закончила: - я приду к тебе в эротическом сне!
Взрыв хохота получился неимоверной силы. Резо едва держался за спинку кровати. Алёна упала на колени и била от восторга по постели. Другие девушки утирали с лиц слёзы.
- А вообще, ты прав, Дима, - согласилась Наташа. – Даже во сне такого носить тяжеловато. Тебе надо сесть на диету! – окинув критическим взглядом фигуру Большого, посоветовала она.
- Однажды я сидел на диете целых две недели!
- Много сбросил?
- Я не сбросил, я потерял, - омрачился Большой.
- Ну и сколько потерял? Может твоя диета нам подойдёт?
- Единственное, что я потерял - это две недели.
Утирая слёзы, девчонки рассаживались по своим местам.
Наташа завернула на себя край одеяла. Дотянулась до Большого, отобрала у него трусики.
Увидев, каким пожирающим взглядом смотрит на неё Резо, упрекнула его:
- Резо, как тебе не стыдно! У тебя есть Маша, у вас есть квартира… А ты на меня так смотришь!
Маша сердито ткнула Резо кулаком в бок.
- Вай, Маша! Я на неё не как на женщину смотрю! Я на неё смотрю, как на произведение искусства! Все женщины – произведение искусства! И ты тоже, - торопливо поправился он, молитвенно сложив руки в сторону Машы. –  Женщина хорошая штука! Как её не крути! 
Большой рассмеялся, хлопнул себя по бедру ладонью и потряс в воздухе кулаком от восторга.
- Ладно, Резо, помолчи лучше, - остановила Резо Маша. - А то ещё что-нибудь ляпнешь… Все вы, грузины, одинаковы!
- А что, ты знакома с грузинами? – оживился Резо. – Откуда ты знаешь, какие мы?
- Кто же вас не знает? – усмехнулась Наташа. – Вы везде есть.
- Это точно, мы везде есть.
- В Японии вас нет, - Маша опять ткнула Резо кулаком в бок.
- Слушай, а? Кончай драться! В Японии грузины вообще появились раньше англичан, раньше португальцев, раньше всех появились! Тысячу лет назад появились! И сейчас в Японии живут потомки грузин.
- Жаль только история умалчивает о том великом грузине, потомки которого живут в Японии, - засмеялась Маша.
- Пачему умалчивает, слушай? Все знают фамилию того великого грузина, чьи потомки живут сейчас в Японии! – искренне возмутился Резо.
- Ага, все знают, только мы не знаем, - обиделась Маша.
- Пачему не знаешь? Знаешь, только прикидываешся, что не знаешь!
- Ну подскажи, а то у меня с памятью что-то плохо. Склероз, наверное.
- Фамилия того великого грузина, потомки которого сейчас живут в Японии… - Резо сделал эффектную паузу, победоносно оглядел слушателей, и выкрикнул: - Камикадзе!

                =6=

- Итак, мальчики и девочки, - провозгласила Ксения, поднявшись на подиум, на «лобное место», - сегодня у нас день конкурсов. Живёте вы скучно, любовь строить не хотите… Надо вас расшевелить.
«Общежитейцы» сидели в разных углах зала, кто на диване, кто в креслах.
Жить было скучно, но очередной сбор был ещё скучнее.
- Надоела со своими детскими конкурсами, - негромко проговорил Игорь, чуть повернув голову к сидевшему рядом Вовке. – Нет бы устроить конкурс, кто выпьет больше пива…
- Или кто будет дольше девку трахать, - ухмыльнулся Вовка.
- Ну, тут явно Резо победит, - усмехнулся в ответ Игорь. – У него тренировки по три раза в день.
Под командой Яны парень в комбинезоне принёс и раздал всем по большому листу бумаги и пачке фломастеров.
- Я же сказал, детский конкурс! – словно обрадовался Игорь. – Цветочки сейчас будем рисовать.
Наташа, сидевшая в кресле с ногами и почему-то прикрытая пледом, уронила фломастер на пол. Наклонившись, долго пыталась нащупать его рукой, не вставая с кресла. Наконец, упала, запутавшись в пледе.
Все рассмеялись.
- Наташ… Успокойся там! – сердито одёрнула её Ксения. – Кувыркаешься, как… черепаха!
Наташа моментально укрылась пледом, оставив наружу только голову и медленно поползла к лобному месту.
- Я черепаха! – заунывно протянула она голосом, каким дети изображают приведения.
- Большой! Открути черепахе голову и верни её на место! – приказала Ксения.
- А я голову спрячу под панцирь, и никто мне её не открутит! – продолжала дурачиться Наташа. Она спрятала голову под плед и продолжала вслепую приближаться к подиуму.
- А я эту Ксюху взял бы за лобное место! – вдруг сказал Вовка. – Хоть она и стерва!
- У этой стервы жених миллионер, - предупредил Игорь. – Если что – сотрёт, и порошка не останется. Или лучше возми за лобное место «черепаху», пока Большой не собрался.
 Увидев, что Большой начал подниматься, лениво выпихивая себя из глубокого кресла, Вовка мигом вскочил и по вратарски кинулся к укрытой пледом Наташе. Обхватил её поперёк туловища и хотел поднять вместе с пледом. Наташа взвизгнула, стала дёргаться, отбиваться локтями и коленями.
- Я черепаха! Большой, положи меня на место! – приказала она и, рассмеявшись, стала отбрыкиватья ещё сильнее.
Чтобы не уронить девушку, Вовке пришлось положить её на пол.
Наташа подобрала под себя края пледа и громко стуча коленками и локтями, «побежала» в сторону лобного места. Вовка ещё раз вратарским броском преградил путь «черепахе». Уткнувшись головой в живот «охотника» «черепаха» зарычала.
Публика с интересом наблюдала за бесплатным представлением. Ксения тоже решила понаблюдать за происходящим. Разворачивалось нестандартное действо, а всё нестандартное надо приветствовать, говорил Трахенберг.
Сквозь плед «черепаха» довольно сильно ухватила пальцами Вовку за живот.
- Ах ты… - не сдержал возгласа Вовка и, покопавшись в складках пледа, запустил руки под него.
Наташа завизжала, но из-под пледа не вылезла.
Отвоевав свободный край пледа, Вовка засунул под него голову, а затем и плечи. Под писк, визг, рычание и брыкание он полностью спрятался под пледом. Нечленораздельные звуки усилились. Публика с интересом наблюдала за скрытой пледом борьбой. Борьба затянулась и развязке не было видно.
- Ну хватит! – лопнуло терпение у Ксении.
Она решительно подошла к «черепашьей» куче и сдёрнула с неё плед. Словно ослеплённые светом, замерли Наташа с задранной кверху футболкой,  и лежащий сверху Вовка, тискающий её за обнажённые груди.
- Ой, а я думала, что это Большой, - ничуть не смутилась Наташа, хлопнула Вовку по рукам и стянула вниз футболку.
- Всё, сядьте на место! – рассердилась Ксения. – То ничего, а то… сексом прилюдно скоро начнёте заниматься!
- Ну что вы, Ксения! Как можно! – тоном благородной девицы возмутилась Наташа. -  У нас же не дом изголодавшихся разведёнок, у нас молодёжная общага! Но, если признаться тебе, как близкой подруге… - перешла она на «мурлыканье», - у меня так давно не было секса!
- Так в чём же вопрос? – Вовка восторженно уставился на девушку и дробно захлопал себя по груди и по бёдрам, сидя изобразив блатной танец. – Я готов помочь тебе в этом деле!
- Экстерьер не тот, - сморщила носик Наташа. – У тебя по экстерьеру сколько баллов?
- По какому ещё экстерьеру? – подозрительно спросил Вовка.
- Фи! – ещё презрительнее сморщилась Наташа. – Да ты, похоже, и на щенячьей выводке не был!
- Сама ты… сучка! – обиделся Вовка и с сердитым видом вернулся к Игорю.
- Расслабься, - успокоил приятеля Игорь.
- Ладно, попадётся она мне… - угрожающе пробормотал Вовка.
- Расслабься, говорю! – серьёзнее проговорил Игорь. – И не кати волну на девчонку. Наша она.
- Так, успокоились все! – приказала Ксения. – С экстерьером и без него! Начинаем конкурс! Это съёмка для эфира, так что…
Что значило это её угрожающее «так что», она не договорила.
- Проведём несколько конкурсов, в которых вы проявите себя, а завтра будем голосовать. На лобное место выйдет один из мальчиков! – Ксения с усмешкой оглядела каждого из парней.
- Чья-то задница в огне! – словно обрадовавшись, потёрла руки Наташа.
- Чего радуется? – буркнула Алёна.
- Да пассивные они какие-то! – отозвалась Наташа, хотя Алёна её и не спрашивала. – Скучно с такими! Вон, один Вовка немного расслабился.
- Я же говорил, наша девчонка! – ткнул Вовку кулаком в бок Игорь.
- Конкурс такой, -  продолжила Ксения. – Мальчики рисуют девочек, девочки рисуют мальчиков. Потом выбираем, кто самый-самый.
- Какой, самый? – уточнил Большой.
- Там видно будет, - туманно ответила Ксения. – Начинайте.
Девочки на всех рисунках мальчиков получились обнажёнными, а мальчики у девочек – культуристами.
- Это кто? – спросила Ксения, рассматривая рисунок Камиллы.
- Это Большой, - снисходительно ответила Камилла.
- Что-то больно стройный и накачанный… - засомневалась Ксения.
- А это он после двухмесячной диеты и двухгодичных занятий в атлетическом клубе, - усмехнулась Камилла.
- А у тебя кто? – спросила Ксения, рассматривая рисунок Любы.
- Это Армен, - гордо ответила Люба.
- Они что, братья с Большим? – удивилась Ксения.
- Почему? – удивилась в ответ Люба.
- На картинках похожи, как два брата-культуриста!
- Нет, это он таким станет, если будет ходить в тот же клуб, что и Большой.
- Ладно, девушек обсуждать не будем, тут всё ясно… У всех груди шестого размера… Силиконовые, даже и обсуждать не надо… Об остальном молчу. В общем, не удался конкурс, - вздохнула Ксения. – Зато следующий… - Она хитро оглядела «общаговцев» и голосом конферансье объявила: - Выбираем самого недостойного юношу нашего проекта!
- Чтобы выгнать его? – с опаской спросил Вовка.
- Ну почему же, - возразила Ксения. – Есть просто плохие, а есть подлые. Настоящая подлость – это своего рода талант! Разве талантливого человека можно выгнать с реалити-шоу?
- Реалити-шоу всех стран, объединяйтесь! – восторженно прокричал Вовка. – Тогда этот конкурс выиграю я!
- Почему ты так решил? – спросила Ксения.
- Потому что я самая лживая скотина из всех здесь присутствующих! Потому что…
- Стоп, стоп, стоп! – остановила Вовку Ксения. – Рекламные акции до начала избирательной кампании запрещены! Мы начнём не с тебя, а с… - она на мгновение умолкла, оглядывая публику. – Начнём с Сергея!
Сергей, как всегда, сидел рядом с Солнышком, держал её за руку. Он растерянно поднялся с места.
- Сергей, признавайся, какими отрицательными чертами характера ты обладаешь? – спросила Ксения.
- Я? – Сергей удивлённо огляделся. – Ну…
- Колись, Серый! Не тяни кобылу за хвост! – как на соревнованиях, подзадорил его Игорь.
- Ну… Я недостаточно упорен в достижении цели, - начал Сергей.
- Ещё, - поощрила его Ксения.
- Раздражаюсь иногда…
- Ксюш, кончай этот онанизм! – крикнул Игорь. – Он у нас ангелочек! В этом конкурсе натуральных дьяволов он и на любителя не потянет.
- Лох он, а не ангелочек, - в полголоса заметил Вовка.
- Лох – это судьба, - тихо посочувствовал Игорь. И громко добавил: - Давай Вовку обсудим! Хотел же парень! Этот, по-моему, кандидат номер один на недостойного!
- Ну хорошо, - согласилась Ксения.
Вовка выскочил на лобное место.
- Вот о ком можно с удовольствием поговорить! – снова бросил реплику Игорь. – Во-первых, он плохо соображает. Поэтому, мне кажется, Вовка у нас тормоз!
- Нет, тормозов нам на шоу не надо, - голосом знатока произнёс Большой.
- Я не тормоз, я дурак, - чуточку обиженно возразил Вовка. -  А дурак дураку рознь! Вот вы говорите, что иногда я выгляжу дебильным. Я не выгляжу – я на самом деле дебил! Не полный, конечно, а так, немножечко. Да я себя и чувствую немножечко дебилом! Иногда я веду себя плохо. Думаете, это я только здесь такой? А в той жизни я другой? Нет, в той жизни я такая же скотина!
- Я думаю, - встала перед телекамерой Ксения, - это большая заявка победить в номинации самого недостойного юноши нашего проекта!
- Вау! Йес! Во, блин, прикольно! Жесть!  – восторженно заголосили и захлопали некоторые  «общаговцы».
- Давайте протестируем ваши познания в искусстве, - предложила Ксения.
- Давайте, - согласился Вовка. – Боюсь, вы будете в восторге от глубины их отсутствия.
- Кто написал «Чёрный квадрат»? – спросила Ксения.
- А, ну, это я знаю, по телеку слышал. Малинин написал… Нет, нет! Мулявин! Или… Макаревич?
Вовка искренне вспоминал автора знаменитой картины.
- Знаменитую картину «Чёрный квардат» написал… - Ксения заглянула в шпаргалку, - Малевич!
- Я таких квадратиков нарисую вам… - бросил реплику Сергей. – Тоже мне, картина!
- Чёрный квадрат уже никто не нарисует! – скептически заметила Ксения. – Он уже нарисован. Остальное – плагиат. Нарисуй красный круг. Может тоже станешь великим. Наташа, как ты думаешь, «Чёрный квадрат» – великая картина?
- Чёрный квадрат?
Наташа подняла свой рисунок с культуристом и пониже пояса нарисовала у него чёрный квадратик.
- А чёрт его знает! Я как все – я попса… К тому же – блондинка. А блондинки туго соображают.
- Наташ, не пыжься тупостью! – перебил девушку Игорь. – Всё равно с Вованом тебе не тягаться.
- К тому же мы выбираем кандидата из парней! – добавила Ксения. – Я думаю, мы достаточно хорошо ознакомились с кандидатом номер два. Есть ещё кандидаты? Большой, не хочешь номинироваться?
- Нет, я пас. По-моему, Вовка у нас всех превзошёл. А я не хочу быть помойным ведром.
- Итак, в номинации «Мистер Помойное Ведро победил Вован»! – провозгласила Ксения.
Вовка с гордостью раскланялся.

                =7=

В шесть вечера на следующий день Ксения собрала общаговцев, чтобы вывести юношей на лобное место.
- Прежде чем приступить к голосованию, - объявила она, - давайте обсудим юношей, которые могут покинуть ток-шоу. Ну, Резо снимается с обсуждения, потому что он в паре с Машей, а по условиям игры пары, живущие в квартирах из игры не выводятся.
Резо встал с дивана и театрально раскланялся.
- Сергей… - Ксения задумалась. – Тоже снимается с обсуждения.
- Это почему? – лениво спросил Игорь. – Он, вроде, официально «холостой», не объявлял себя парным и не подавал «заявку» на квартиру.
Сергей хмуро покосился на Игоря. Катюша поморщилась, как от чего-то неприятного.
- У них с Катюшей искренняя любовь… - вроде как с симпатией начала Ксения.
- Любовь, морковь… Пары нет, в квартире не живут, - всё так же лениво отстаивал своё Игорь. – Проголосуем – и вылетит. Любовничек…
- Имея право на вето я в любом случае отклоню голосование против Сергея, - заявила Ксения. – Так что не тратьте время зря.
- Ну вот, уже и симпатии какие-то… - недовольно проворчал Игорь.
- Игорь, если бы Сергей был не занят, ты мог бы меня упрекнуть в неправильных симпатиях, - улыбнулась Ксения. – А так как у него есть Катюша, я просто воспользуюсь правом вето. Таким образом, - перешла она на деловой тон, - для обсуждения остаются Игорь, Вован, Большой и Армен. Начнём с самого активного, с Игоря. Игорь, выйди на лобное место, - попросила Ксения.
Игорь лениво встал и направился к подиуму, где стояло кресло. Сел, развалившись, махнул рукой, как римский патриций:
- Валяйте, обсуждайте.
- Игорь, а ты не боишься, что придётся покинуть ток-шоу?
- Нет, не боюсь, - беззаботно ответил Игорь. – А почему я должен покинуть шоу?
- Ну… Ты несимпатичен некоторым окружающим.
- Отношение окружающих ко мне не главное. Да, я могу быть глубоко несимпатичен многим участникам, но меня не выгонят. Потому что всегда найдётся кто-то хуже, подлее и лицемернее.
- Это твоё заявление показывает, что ты очень высокого мнения о себе и очень низкого мнения об окружающих. Это характеристика и другой твоей черты характера – есть мнение, что ты интриган.
- Не вижу в этом ничего плохого. Ты можешь день и ночь плести интриги, но тебя оставят. Потому что интриги развлекают. Без них скучно жить!  То есть, интриган - это разновидность массовика-затейника. А вот когда запас интриг у меня иссякнет, я стану скучным, и меня выгонят с проекта. Вон, Наташа, тоже интриганка… Наташ, давай спаримся! – неожиданно предложил Игорь. – То есть, образуем пару.
- Нет, Игорь, рано. Мне надо ещё поломаться! – позевнув, отвергла предложение Наташа.
- Большой, как ты думаешь, Наташа интриганка? – спросила Ксения.
- Наташа – замечательный человек! – пылко заговорил Большой. - Она столько эмоций внесла! Она молодец! Я не вижу в ней чего-то отрицательного. Она живчик настоящий! От нее энергия такая исходит! Мне очень приятно, что она с нами, что я с ней познакомился.
- Катюш, а ты что скажешь об Игоре? – повернулась Ксения в сторону Сергея и Кати. – Ты, вроде, даже хотела образовать с Игорем пару?
- Ну вы же понимаете, что это было результатом эмоций, - поморщившись, ответила Катюша.
- Ну а сейчас, трезво рассудив. Чем Игорь не подходит в качестве пары… Ну, не тебе, а такой девушке, как ты?
Катя серьёзно задумалась.
- Я мало общалась с Игорем. А внешность и поведение может быть обманчивы, - пыталась уклониться от ответа Катюша.
- Но всё же, - настаивала Ксения.
- Давай, Катюх, режь правду матку, - разрешил Игорь, со скептическим интересом разглядывая девушку. – Я не обижусь.
Катюша вздохнула, пожала плечами.
- Ну хорошо… Я совсем мало разговаривала с ним. Он, например, не знает, кто такой Раскольников, кто такой Обломов… И это человек двадцати трёх лет!
- Да эт он ради хохмы под дурачка косит, - попробовал защитить приятеля Вован.
- А тебе и косить не надо, - вдруг обозлился на Вована Игорь, - сам признался вчера, что идиот.
- «Идиота» он, естественно, тоже не читал, - развела в стороны руками Катюша.
- Идиотов ещё не хватало мне читать! – фыркнул Игорь. - Я, конечно, понимаю, мадам, что вы не высокого мнения о моих умственных способностях...
- Мадемуазель, с вашего позволения, - перебила Игоря Катюша. – А ты, вообще, слышал, что есть такой писатель, Достоевский?
- Еврейскими писателями не интересуюсь, - буркнул Игорь.
- Почему еврейскими? – растерялась Катюша.
- Достоевский, Березовский, Матусовский… - перечислил Игорь примеры «еврейских» фамилий.
Катюша весело рассмеялась и, замахав руками, отвернулась. Нечего, мол, дальше разговаривать.
- Ну хорошо, Игорь, кто ты есть, мы разобрались, - остановила перепалку Ксения. – Иди на место. Так… - она испытывающе посмотрела на парней. – Вован у нас вчера хорошо «проявил» себя на конкурсе… Остались Большой и Армен. Большой, выходи.
- Выходи, подлый трус! – добавила мультяшным голосом Наташа.
Большой виновато вышел на лобное место, сел в кресло. Было видно, что ему неуютно перед всеми. И обсуждения он ожидал с боязнью.
- Ну что, Большой… - начала Ксения.
- Колись, в чём грешен! – как на допросе, приказал Игорь.
- И негрешен, тоже, - со смехом добавила Наташа.
- Да… - поддержала грозную тональность Ксения. – Почему за всеми девчёнками волочёшься, а ни с одной не построил любви?
- Волокусь, потому что люблю я их всех, девчонок, - голосом виноватого ребёнка, понурившись, признался Большой.
- Всех любишь? – удивилась Ксения. – И что есть по твоему любовь?
- Любовь? – Большой задумался. - Любовь - это чувство, которое вмещает в себя… - он покрутил рукой в воздухе, подбирая нужные слова, - массу чувств и понятий. Это не только симпатия и сексуальная тяга, но преданность и доверие. Любовь это состояние, когда один человек не может жить без другого. Настоящая любовь исключительно взаимна. Она не приносит страдание.
- Может быть, кто-то думает по другому? – спросила Ксения. – Игорь, ты, например?
- Любовь - это биологическое влечение к женщине. Низменное, пошлое влечение, когда женщину просто хочешь, - негромко и лениво отговорился Игорь.
- Вот так вот, - прокомментировала Ксения. – А девушки что думают по этому поводу? Кто у нас самая активная? Наташа?
- Я не думаю. Я блондинка, - хихикнула Наташа.
- Ну, а если не думая? Что ты чувствуешь на тему любви?
- Не знаю… - пожала плечами Наташа, явно не желая думать. – Просто, если я вижу мужчину и понимаю, что хочу его, значит… он мне нравится. Если я его не хочу, значит, никаких отношений у нас с ним не получится.
- А меня ты хочешь? – спросил Игорь, заинтересованно повернувшись к Наташе.
Девушка проигнорировала вопрос.
- Большой, как ты думаешь, может какая-нибудь из наших девушек тебя полюбить? – повернулась Ксения к Большому.
- В каждом человеке можно наковырять что-нибудь, за что его можно полюбить.
- А как ты считаешь, секс без любви – это правильно?
- Ну… - Большой как-то с опаской взглянул на Голубеву. – Лучше, конечно, когда по любви.
- Мы ж мужики, - бросил реплику Вован. - Можем разочек и без любви.
- Нет, я только по любви, - умно возразил Игорь. И добавил: - Но часто бывает, что любовь длится только одну ночь. А вообще, я считаю, что в этом деле, как и в любом другом, нужно тренироваться. Потому что, надумаешь ребёнка сделать – а не умеешь. Ясно же, что умеючи красивого ребёнка сделать легче! Наташ, давай с тобой тренироваться!
- Не хочу… - в растяжку, с ленцой ответила Наташа.
- Не бывает «не хочу», - назидательно поднял вверх палец Игорь. - Бывает «не могу» и «я ленивая».
- Лен, - повернулась Ксения к Голубевой. – Вот ты уже не…
Голубева остерегающе взглянула на Ксению.
- В смысле, ты старше других наших девушек. Как ты думаешь, почему некоторым парням и девушкам не удаётся построить любовь?
- Я вообще считаю, что любовь – не дом, её не построишь.
- А что такое любовь?
- Ну… По крайней мере, от любви не должно становиться гадко и склизко.
Ксения постояла некоторое время молча, раздумывая над ответом. Не найдя, что сказать, повернулась к Камилле:
- Камилла, а ты почему молчишь?
- Да я вообще молчаливая, - усмехнулась Камилла. – Молчание – золото.
- Ну всё же. Что ты думаешь о любви и сексуальных отношениях?
-  Подкатил ко мне года три назад папочка немолодой внешности. Но на крутой тачке. Я тогда вообще выглядела, как школьница. Я, говорит, хочу повезти тебя в Венецию, чтобы ты потеряла там девственность.
- Девчонки, привязывайте эту штуку покрепче! – затряс пальцем над головой Игорь. – А то случайно потеряете!
- Представляешь, говорит, как это здорово! Потерять девственность в Венеции!
- Да, девчонки, наверное – кайф! – мечтательно подыграл приятелю Вован.
- Какая разница, говорю, здесь или в Венеции? Ну как же, удивляется, приятно же в Венеции…
- Камилла, ты что, ни разу в Венеции девственность теряла? – удивился Игорь. – Ну, ты кайфа не понимаешь!
- Да мне, говорю, по барабану. Один уже позаботился. Ему всё равно было, где я её потеряю: в бараке, за бараком, под бараком или в Венеции.
Вован заржал, Игорь громко рассмеялся. Другие улыбнулись. Не отреагировали только Сергей и Катюша.
- Ну и что тот папочка? – полюбопытствовал Игорь.
- А ничего. Потерял ко мне интерес. Потому как мне терять было уже нечего.
- Армен! – обратилась к молчавшему до сих пор парню Ксения. – Мы не слышали мнения о любви и сексе от тебя! Что ты думаешь по этому поводу?
- Плохо, когда женщина считает, что мужчина - всего лишь член её кружка, - криво улыбнувшись, негромко ответил Армен. – Плохо, когда мужчина – всего лишь приложение к тому органу, которым пользуется его женщина.
- Ладно, мальчики и девочки, - подвела черту Ксения, взглянув на часы. – полемику завершаем, все рассаживаются по местам… Момент истины настал!
Из динамиков зазвучала барабанная дробь. Большой торопливо побежал на диван.
- Один из юношей должен покинуть «Общагу». Или Большой, или Вован, или Игорь, или Армен. Резо – в паре. Сергей – в необъявленной паре, и мы не скрываем, что наложим вето на возможность его ухода. Голосуйте!
Барабанная дробь усилилась и стихла до едва слышной.
- Кто покинет сегодня нашу игру? – говорила в полголоса Ксения, подойдя к одной из телекамер. – Активный Игорь? Новичок Вован, который не успел попасть к кому-либо в недруги? Добряк Большой? Или тихоня Армен?
Вован посмотрел на Игоря, Игорь кивнул головой. Оба с лёгкой душой проскрипели мелками по доскам. Наташа и Камилла написали на досках без особых раздумий. Резо насупился и, взглянув на Машу, сердито выстучал печатными буквами чьё-то имя. Было видно, что Сергею и Катюше неприятно писать на доске. Маша со вздохом сожаления осторожно написала имя. Алёна написала, стёрла, снова написала, снова стёрла… Люба, тяжело вздохнув, медленно выводила букву за буквой. Так медленно и обречённо выходят на казнь…
От громкого гонга все вздрогнули. Сергей торопливо стёр написанное и начиркал другое имя.
- Положите мелки, голосование закончено. Исправления невозможны, - приказала Ксения. – Резо, против кого ты голосовал?
- Я голосовал против Вована, - сердито посмотрел на Ксению Резо и показал доску. – Потому что он нехорошо смотрел на мою Машу!
- Да ты что, Резо! – возмутилась Маша.
- Молчи, женщина! – сердито оборвал Машу Резо. – Он смотрел, а ты ему улыбалась!
- Какие глупости ты говоришь! – возмутилась Маша.
- Тихо, тихо! – остановила спорщиков Ксения. – Кто на кого и как смотрел обсудите потом. Сейчас у нас голосование. Маша, ты против кого голосовала?
- Я? Против Игоря.
Игорь удивлённо посмотрел на Машу.
- Ничего личного, Игорь. Просто ты останешься на проекте, поэтому я и проголосовала. Неохота кого-нибудь выгонять.
- Наташа, против кого ты голосовала?
Наташа молча подняла доску. На доске было написано: «Армен».
- Почему?
Наташа пожала плечами.
- Написала первое пришедшее на ум имя. Я не думала, я блондинка.
- Камилла?
Камилла молча подняла доску. «Армен».
- Почему?
Камилла молча пожала плечами.
- Алёна?
- Армен.
- Почему?
- Ну… Приехал, сел на кровати, лапки сложил, так до сих пор и сидит. Ни тпру, ни но.
- Люба?
Люба подняла доску и всхлипнула.
- Извини, Армен… Так получилось.
- Да ладно, - рассердился вдруг Армен. - Ты меня уже послала, догонять не нужно!
- Сергей?
- Я думал, против тебя никто не проголосует, Армен. Прости…
- Катюша?
Катюша молча подняла доску, на которой было написано: «Игорь».
Игорь криво ухмыльнулся и поднял доску без команды: «Армен». Следом поднял доску Вован: «Армен».
- Двое против Игоря, - подвела черту Ксения. – Один против Вована, остальные против Армена. Армен, ты должен покинуть общагу.
Армен резко встал, со злостью осмотрел бывших соседей.
- Все вы тут серые посредственности! – обвёл он пальцем и угрожающе потряс рукой.
- Армен, ну что ты говоришь! Это же игра! Я была о тебе лучшего мнения, - со слезой в голосе упрекнула Армена Люба.
- Не надо быть обо мне лучшего мнения!
- Да, опопсел Бетховен, - задумчиво протянул Игорь.
- А ты вообще кто такой? – возмутился Армен. - Ты - ноль без палки, грязь из-под ногтей, тварь, чмо и дешёвка!
- Армен, Армен, успокойся! – засуетилась Ксения. – Понимаешь, по условиям игры…
- Да пошли вы все! – отмахнулся Армен и, закрыв лицо, чтобы не показывать выступившие из глаз слёзы, быстрым шагом вышел из помещения.
- Да, процедура голосования – тяжёлая процедура, - вздохнула Ксения. – Но это наша игра, это наша жизнь. А жизнь – всегда тяжёлая игра! Но после чёрной полосы наступает белая полоса! – голос Ксении окреп, налился оптимизмом. – И в нашу игру вступают два новых члёна!
Заиграли фанфары, в зал вошёл стройный, мускулистый молодой человек. Вышел к лобному месту, стал рядом с Ксенией, красиво раскланялся.
- Нухов Давид, двадцать пять лет. Артист цирка, менеджер из Москвы. Мистер Мускул – так его называют в цирковой труппе, где он работает!
Давид ещё раз красиво раскланялся.
- И второй кандидат на вселение в общагу - Федя-негатив! – представила Ксения, показав жестом на вход.
Прозвучали фанфары, в дверь вошёл крепкий невысокий парень с короткой стрижкой. Упруго подошёл к подиуму, мячиком вспрыгнул на лобное место. Было видно, что парень из «бойцов».
Федя-негатив стал рядом с Давидом в стойку и принялся боксировать, слегка дотрагиваясь кулаками до плеча Давида. Давид с улыбкой, стараясь не терять красивой осанки, уводил плечо из-под удара. Федя-негатив настойчиво «массировал» плечо Давида. Внезапно развернувшись, резкой подсечкой Давид опрокинул Федю-нагатива на пол. Перекувыркнувшись через голову, Федя негатив вскочил на ноги, снова стал в позу. Теперь было видно, что это поза не шуточная, боевая. И выражение лица было соответствующее: хищное, обещающее неприятности.
Давид тоже стоял перед противником, но более расслабленно. Всего лишь настороже, как бы ожидая нападения.
- Мальчики, вы что! Мальчики! – испуганно закричала Ксения. – Прекратите сейчас же!
Давид пожал плечами и сделал жест руками: хорошо, мол! Но Федя-негатив бросился на него.
В каком-то балетном вращении, присев и вытянув ногу параллельно полу, Давид подсёк противника, сшиб его с ног, моментально оседлал его и заворотил руку на болевой приём. Федя-негатив тут же захлопал свободной рукой по полу, прося пощады. Давид пружинисто вскочил и стал метрах в двух от поверженного противника, внимательно, с улыбкой наблюдая за ним.
Федя встал и, тоже улыбаясь, жестом показал на Давида, как на победителя. Затем шагнул к нему и протянул руку для рукопожатия. Давид посмотрел в глаза противнику. Так два тигра смотрят друг на друга, оценивая силы противника и вычисляя, прыгнет ли другой.
Давид протянул руку, но вместо пожатия, хлопнул ладонью по ладони Феди-негатива. Кто был внимателен, заметили, что ладонь Феди-негатива готова была схватить ладонь противника, но промахнулась.
- Вы что здесь устроили? – возмутилась Ксения. – Драки нам ещё не хватало!
- Да какая драка! – с подчёркнуто простодушным видом удивился Федя-негатив. – Просто встретились два крепких парня… Ну, что-то вроде соревнования устроили. Он победил, - признал Федя-негатив победу противника. – Но за каждой победой следует матч-реванш.
Глаза его недобро блеснули.
- Матча-реванша не будет! – рассердилась Ксения. – Это был блитц-турнир. И я, на правах коменданта общежития и по праву ведущей, выношу решение: за нарушение дисциплины и по причине поражения в блиц-турнире Федя-негатив покидает игру без дальнейшего обсуждения его кандидатуры!
- Как… - растерялся Федя-негатив.
- Так! – сверкнула глазами Ксения. – Ребята! Помогите молодому человеку покинуть съёмочную площадку и территорию общежития!
Откуда-то быстро подошли два крепких молодых человека в строгих костюмах. По крепким загривкам, по тяжёлой и одновременно хищной походке, по внимательным, гипнотизирующим взглядам было видно, что эти ребята – не борцы. Они – боевые машины.
Федя-негатив понял это сразу. Обиженно качнув головой, покорно направился к выходу.
- Вот как бывает, - тоном победительницы обратилась Ксения в телекамеру. – Клянусь вам, ситуация развивалась не по нашему сценарию! - Ведущая была довольна, что так неожиданно и так захватывающе был нарушен сценарий. – Второго кандидата я не успела даже представить, а Давид, наш Мистер-мускул, уже поверг его и зачислен в общагу! Давид, ты приехал к нам вообще, или к кому-то? – спросила Ксения, явно зная ответ.
- Я приехал к Диденко Любе, - сообщил Давид и красиво поклонился в сторону девушки.
Люба от неожиданности засмущалась.
- Более того, я уже сейчас готов предложить Любе образовать пару и вселиться в квартиру.
- Вот это напор! – восхитилась Ксения. – Вот это герой! Поверг Федю-негатива, сделал предложение девушке и готов вселиться с ней в квартиру! Люба, что ты на это ответишь?
- Нет, но…
- Ты отвечаешь герою «нет»? – возмутилась Ксения.
- Нет, я не отвечаю «нет»… Но я же его совершенно не знаю!
- Так здесь все никто никого не знает! – всплеснула руками Ксения. И сочувственно закачала головой: - Она отказывается от такого героя!
- Нет, я не отказываюсь… - растерянно оправдывалась Люба.
- Значит, ты отвечаешь на предложение Давида согласием?
- Нет, я не…
- Она всё-таки отказывается! – всплеснула руками Ксения.
- Да нет! Я не отказываюсь! – рассерженно взмахнула руками Люба.
- Если не отказываешься – значит, соглашаешься. Ты соглашаешься?
- Да… - сдалась Люба.
- Давид! Люба согласна! – восторженно, будто сама поймала счастье, запищала и запрыгала Ксения. – Объявляю вас парой и разрешаю вам занять квартиру!
- Эх, ни фига себе! – возмутился Игорь. – А как же голосование?
- Вы забыли о праве ведущей разрешать и накладывать вето! – подняла палец вверх Ксения. – Сегодня я воспользовалась правом разрешать!
С сияющим видом Ксения повернулась к Давиду:
- Давид, ты чего стоишь? Люба – твоя!
Ксения барским жестом отдала девушку Давиду.
«Как всё неординарно получилось, - думала Ксения. – Сначала подрались, потом спарились! Трахенберг будет доволен!»



                Часть десятая. ДОКТОР

                =1=
Отдать двадцать пять лет медицине, и оказаться ненужным обществу? Тяжко. Куда теперь с узкой специализацией детского травматолога? Медицина государству не нужна, здравоохранение разваливается. Найти приличное место вне медицины нереально. Особенно, кому за тридцать пять. Ему пятьдесят. Пробовал устроиться в газеты. Но какие у него преимущества перед молодёжью, чтобы надеяться на работу? Знание компьютера и владение машинописью теперь обычность. А в упоминании о членстве в Союзе писателей теперешние слушатели улавливают только первое слово и сально ухмыляются.  К тому же за острые былые публикации он давно в опале, и редактора шарахаются от него, как от нечистого.
- Ты чё, козёл пархатый, ослеп, в натуре!
Антон Викторович до того погрузился в тягостные раздумья, что не заметил, как перед ним к тротуару припарковалась иномарка. Дверца внезапно распахнулась, и Антон Викторович наскочил животом на её ребро.
- Извините, - автоматически выскользнула из Антона Викторовича врождённая интеллигентность. Он остановился, высвобождая сознание из-под остатков тяжёлых мыслей.
Приятель, главный инженер с мясокомбината, предлагал идти к нему разделывать туши. Какая тебе, говорит, разница, людей резать, или зверей. Зарплата двенадцать тысяч – не то, что врачебные две с половиной.
Антон Викторович усмехнулся.
А что, здоровье позволяет, он в спортивной форме, по утрам бегает, по вечерам шестнадцатикилограммовые гантели жмёт… Из врачей в мясники - единственный вариант на данном этапе жизни!
Усмехнувшись ещё раз, Антон Викторович качнул головой.
Ну и зигзаги! Разве мог он когда-либо допустить, что лучший в двухсоттысячном подмосковном городе врач-диагност детской травмы окажется ненужным городской медицине и подастся в мясники, разделывать туши? Может и нашлось бы тёплое место, если поменьше языком о бардаке в медицине трепал, права не качал, да побольше задницы начальству лизал.
- Нет, ты погляди на него, он ещё и ухмыляется! Ну ты чё остановился, в натуре! - заорал петушиным голосом молодой из кабины. –  Уйди с дороги, провинция, хозяину пройти надо!
Антон Викторович ненавидел «хозяев жизни» с ломающимися петушиными голосками. Старшие хоть и гады, но сами воровали. А эти даже красть не трудились – на папашкиных машинах ездят.
С водительской стороны выскочил тощий, прыщавый юнец в длинном хламидообразном пальто, схватил Антона Викторовича за грудки. С пассажирского сиденья неторопливо спустил ноги в мир «хозяин» – другой молодой в красивом костюме, с шёлковым шарфом на шее.
- Врежь ему, чтобы гляделки работали и дыбалки шевелились! – прогнусавил белошарфый приятелю, презрительно разжёвывая жвачку и слова. – Белым людям к ресторану подъехать невозможно! Куда ни плюнь – в бомжа попадёшь! Мужик, милостыню просить иди на паперть!
- Я милостыню не прошу, барин, - огрызнулся Антон Викторович.
- Ты чё выступаешь? Врезать, да? Врезать? – распалял себя тот, что в хламиде.
Я – бомж?! Милостыню просить?! Мне – врезать?! Ты, сучонок, наверняка хоть раз в жизни, да приходил ко мне в поликлинику, в штаны писал от страха, что уколю! А я: «Сю-сю-сю, пу-сю-сю! Не бойся, мальчик, я тебе больно не сделаю!» Какие же из вас сволочи вырастают!
Ударом сверху Антон Викторович сбил ручонки противника со своей груди и наградил молодого таким хуком, что тот мешком свалился на тротуар.
- Ах ты, козёл! – возмутился белошарфый. – Ну, ты сам этого хотел!
Он вылупился из кабины и, виляя задом, стал в боксёрскую позу. Продемонстрировал короткий «бой с тенью», и затанцевал, намереваясь послать «старичка» в нокаут.
Антон Викторович на боксёрские «па» не отреагировал. Но едва противник приблизился на  достижимое расстояние, без подготовки врезал молодому пинком в пах. Не жалея врезал, будто пробил одиннадцатиметровый удар. Сдавленно ойкнув, молодой сжал коленки, схватился руками за промежность, медленно осел и завалился на бок.
Ночью был морозец, днём потеплело, грязь на асфальте оттаяла.
- Крутой прикид изгадил, неряха, - укорил Антон Викторович  белошарфого и оглянулся. Вдалеке одинокие прохожие, окутанные заботами, как густым туманом, спешили убежать от себя. Из «предбанника» ресторана за потасовкой наблюдал скучающий «человек» в ливрее. Заметив, что на него обратили внимание, безразлично отвернулся.  Этот вряд ли кому скажет о том, что видел. Меньше знаешь, дольше живёшь. Потому как, угодив ищущему, можешь не угодить скрывающемуся. А неизвестно, кто хуже.
Антон Викторович поднял ключи, выпавшие из руки молодого водилы, подумал немного и сел в машину. С любопытством огляделся. Две педали, вероятно автоматическая коробка передач: газ и тормоз. Ручка скоростей другая. Но – видел в кино: туда-сюда…
Вставил ключ зажигания, завёл машину. Сдвинул рычаг скоростей на одно деление… Где тут газ? Поехала!
На пассажирском сиденье лежала барсетка. Метров через сто Антон Викторович свернул в переулок и остановился. Открыл сумочку. Права, техпаспорт. Пачка денег в палец толщиной. Рубли в сиреневых и зелёных бумажках, доллары сотнями и десятками. А что… Делать ему, безработному, нечего, посидит неделю дома, отпустит бороду, сменит имидж.
Антон Викторович хмыкнул, удивляясь своей рисковости, сунул деньги в карман, сумочку бросил на заднее сиденье, поехал дальше.
Наверняка эти очухались. Поймают машину и кинутся вдогонку.
Антон Викторович свернул ещё раз, проехал двором, выехал на параллельную улицу. Бросить машину? Слишком просто для молодых наглецов.
У обочины стоял громадный джип. Судя по потёкам от растаявшего инея, стоит здесь со вчерашнего дня, а может и дольше. Значит, хозяин не на минутку отлучился, и не через пятнадцать секунд прибежит.
Проезжая мимо, Антон Викторович намеренно прижался к джипу. От скрежета металла мурашки по коже побежали. Джип испуганно заверещал сигнализацией, потом заорал сиреной, как от боли.
Антон Викторович вильнул к тротуару, выскочил из кабины, юркнул под арку, ведущую во двор.
Народ привык к визгу сигнализаций, реагирующих на  проезжающие грузовики. Хозяин, если он дома, выглянет в окно не сразу. Выглянув, увидит свою технику на месте. А когда спустится к машине, обнаружит, что бочина искорёжена! И у стоящей рядом машины аналогично! Вот пусть и разбираются.
Антон Викторович швырнул ключи от экспроприированной машины в мусорку, прошёл через двор, вышел на улицу, сел в автобус и поехал в другой конец города. Книжки про шпионов читал, знает, что после «дела» надо замести следы. На душе было тревожно и… весело.

                =2=

Шагая по улице, Антон Викторович вспомнил разговор с соседом, который  недели две назад угощал его за избавление от мучительной сухой мозоли на мизинце стопы.
- Пожарным надо платить только за тушение пожаров! - выдал перл  Антон Викторович после третьей банки пива. С устатку, да после нервотрёпки на работе он быстро захмелел.
- Чем они тебя обидели? – хмыкнул Петрович, посасывая плавник сушёного леща и скептически поглядывая на доктора.
Петрович в молодости закончил институт, работал инженером, но его завод несколько раз поменял хозяев, в конце концов его обанкротили и удачно растащили на металлом. «Чтоб у этих хозяев геморрои красным перцем всю жизнь горели!» – ругался Петрович. В общем, последние два десятка лет он работал простым электриком.   
- Когда пожарные не тушат пожары, они не работают, - указал пальцем в окно Антон Викторович. – А чтобы иметь полную зарплату, пожарные должны тушить не меньше десяти пожаров в месяц. По одному пожару на дежурство. А за сверхплановые пожары – премию!
- Что за чушь… - искоса глянул Петрович на доктора, сомневаясь, здоров ли тот. – Эдак они сами начнут поджигать, чтобы зарабатывать.
- Не чушь!  Я работаю детским травматологом. Согласно последним нововведениям, я должен принимать энное количество больных в день, в неделю, в месяц. Если больных меньше, моя зарплата тоже меньше. Вылечив всех, я останусь на чёрном хлебе. Поэтому, не буду я рассказывать больным и их родителям, как избежать травм, не буду назначать эффективные лекарства – пусть ходят ко мне чаще и дольше. И не два раза в месяц, как приглашал «поломанные ноги» раньше, а каждые три дня. Пусть страдают, плевать! С меня начальство план требует.
- Точно, - согласился Петрович. – Двоюродная сестра ногу сломала, так её в травмпункт каждые четыре дня таскали! А там очередищи! И попробуй не приди – запишут нарушение режима, больничный не оплатят! А в очередях, говорит, ужас что творится! Высидит человек очередь, а его врач не примет, потому что полиса нет…
- И я не приму, потому что мне за осмотр и лечение «безполисного» пациента не платят. За иногородних тоже не платят.
- А если он с полисом?
- Хоть с тремя… За иногородних не платят.
- А за деньги? О платных услугах трубят…
- Тьфу на них… Не стоят нервотрёпки те услуги.
Антон Викторович обиженно отвернулся от Петровича, будто тот был виноват в его бедах. Но тут же повернулся и, доказывая свою правоту, застучал кулаком в грудь:
- Установка стиральной машины слесарем стоит восемьсот баксов. Да, нам разрешили платный приём сверхнормативных больных. Стоимость консультации  аж тридцать семь баксов! Из которых врачу причитается двенадцать процентов. У тебя как с арифметикой? Двенадцать процентов от тридцати семи сколько будет?
- Четыре, - хмыкнул Петрович.
- За ответ на вопрос, жить человеку здоровым или стать инвалидом, я получу четыре бакса… А слесарь за установку стиральной машины – восемьсот. Ну, половину отдаст хозяину… Нет, я не о том, чтобы больные платили врачу по восемьсот баксов. Я о том, что работа квалифицированного специалиста с двадцатипятилетним стажем, хирурга, например, который определяет, оперировать больного, или подождать, когда больной аппендикс «взорвётся» в животе сам,  ценится в двадцать пять раз ниже, чем работа двадцатипятилетнего слесаря-сантехника, который закрутит пять гаек и подсоединит машину к канализации.
- И что, на самом деле отказываешь? – недоверчиво спросил Петрович. Он считал Антона Викторовича совестливым врачом.
Доктор сердито посмотрел на собеседника.
- Ты должен! – долбят мою макушку начальники. – Ты должен принимать всех больных! Отказывать – аморально! «Но вы же мне за них не платите!» – возражаю я. - Это не мы не платим, это государство. А мы считаем, что врач не вправе отказывать больным!
Антон Викторович тяжело вздохнул и безнадёжно махнул рукой.
- Ты клялся! – давят на совесть больные без полисов, не желающие платить наличкой - давать взятку, как говорят в газетах. Должен… Клялся… А теперь кляну. Я всё время удивляюсь, почему должны только мы? Почему проблема не рассматривается с той стороны, что за квалифицированный труд я должен получать соответствующую зарплату? Или, на худой конец, не меньше слесаря-сантехника!
- Да ладно… - ухмыльнулся Петрович. – Знаем мы ваших, которые на иномарках ездят!
- Да, ездят. Которые в ответ на «должен» безразлично пожимают плечами: «Нет, это вы мне должны».
Помолчали, отхлёбывая пиво. Каждый сердился на другого. Один, что врачи не лечат, другой – что врачам не платят.
- А ведь вы заставите всех нас пересесть на иномарки! – погрозил пальцем в небо Антон Викторович. - А что, нынче у нас демократия! Каждый имеет право выбора – жить или умереть. Хочешь жить? Плати деньги. Нет денег? Извини, дорогой… На этом вираже твоей жизни несущая всем счастье розовая демократия плавно превращается в жёсткие рыночные отношения, когда сначала деньги, а стулья, я хотел сказать – лечение, потом…
Петрович молчал. В общем-то, он понимал доктора. Он видел, что Антон Викторович на самом деле живёт бедно, ходит в куртке с обтрёпанными до дыр обшлагами, на юбилеях одет в костюм, купленный в стародавние времена его свадьбы. Такую жизнь нормальной назвать нельзя.
- Я чувствую, что с каждым днём меня всё больше ненавидят пациенты, потому что я не могу принимать их без страхового полиса – я хочу зарплату. Мясо на базаре мне, как это ни странно, бесплатно не дают. И зубы мне коллеги бесплатно не лечат.
- Стоматологи – это вообще… Особый народ, - согласился Петрович. – Обезболивающий укол у них стоит шестьдесят баксов. А ты за рабочий день сколько колешь? И всё бесплатно.
- Я чувствую, что зверею – потому что отказываю в приёме больным, – продолжал Антон Викторович, словно не слыша собеседника. - Так велело начальство. Потому, что мне платят не как пожарникам – за пожарную службу «быть наготове», а за каждый потушенный пожар, костёр и разгорающийся окурок…

Домой возвращаться не хотелось. Да и надо было убедиться, что молодые его не засекли. Конечно, Антон Викторович за Джеймса Бонда себя не держал, но привести к дому отморозков – непростительная глупость.
Чужие деньги тратить не жалко, поэтому Антон Викторович зашёл в кафешку. В кафе и ресторанах он не был со времён студенчества. С интересом огляделся. Чисто. Красиво. Пусто. На стенах картины. Издали – красивые. Негромкая музыка - томный голос сдерживающей тихую страсть вечерней женщины. За стойкой бармен, одетый получше, чем Антон Викторович в праздник. Важно творит что-то невидимое за высокой стойкой.
Судя по скучному, с налётом презрения, мимолётному взгляду, бармен сразу определил в пришедшем лоха.
- Заказывать будем? – спросил «мэн», готовясь выпроводить зеваку. 
Водку Антон Викторович не пил. Даже от запаха водки Антона Викторовича тошнило. «Хирург – и не пьёт водку?!» – удивлялись в застольях. «Я не хирург, я травматолог. Детский», - отшучивался Антон Викторович, но пить отказывался.
Креплёные вина тоже не любил. Сухое заказать счёл для мужчины слишком экстравагантным. Решил взять пива. Из всех перепробованных в жизни сортов он, в конце концов, остановился на «Жигулёвском». Возможно, это был вкус и запах из его молодости… Тем более, что в последние годы «Жигулёвское» шло очень даже приличного качества. Несмотря на простоту бутылочной «упаковки» и «классику» брэнда – неказистую жёлто-голубую, под цвет украинского флага, этикетку-ярлычок.
«Жигулёвское» и заказал.
Бармен потерял к посетителю остатки профессионального интереса. Выгонять лоха стало вроде бы не за что.
- В бутылке, пожалуйста, - попросил Антон Викторович. Он не любил, когда пиво переливали в кружки. По его мнению, пиво теряло от этого вкус. – Если есть, Очаковского производства, пожалуйста, или от «Балтики».
Бармен хмыкнул. Но бутылку открыл, поставил перед клиентом. Облокотившись, уставился на лоха.
- Салатики?
В его голосе проскользнула издёвка.
Время было послеобеденное, Антон Викторович уже проголодался. А от запаха «Жигулёвского» в желудке и вовсе заструились аппетитные соки.
- Пару бутербродов, - заказал Антон Викторович.
- С килькой в томатном соусе? – осклабился бармен.
- С чёрной икрой и с сёмгой, - разозлился Антон Викторович. – Если, конечно, такие в вашей забегаловке есть.
- Сто шестьдесят три бакса, - язвительно произнёс бармен, ожидая, что лох ойкнет, смешается, и заспешит к выходу, высыпав мелочишку за бутылку пива.
Антон Викторович вытащил из кошелька две сотенные, кинул на стойку.
- Сдачи не надо. Отнеси всё на тот столик. Да проследи, чтобы скатерть была чистой!

                =3=

Антон Викторович временно жил у сестры. С мужем она разошлась года три назад.
Впрочем, Антон Викторович тоже был один. Его жена сочла, что врачебная зарплата для семьи с двумя детьми слишком обременительна – без мужа её денег на троих получалось больше. К тому же он тихо комплексовал, что не может, как его коллеги, «выжимать» деньги из пациентов. Жена ненавязчиво придавливала эту большую мозоль мужа. На вечеринки Антон Викторович с женой не ходил. И «донеходился» – ему пришлось освободить жилплощадь.
Сестра уехала за границу на два года зарабатывать деньги и просила Антона Викторовича приглядеть за дочерью-старшеклассницей.
Домой Антон Викторович возвращался уже в сумерках. Во дворе, напротив подъезда, увидел суматошную кучку молодёжи. Прыгали, кричали, ругались. Похоже, дрались. Обычное явление. И никто ведь не прекратит этот дурдом.
У подъезда жалась кучка старух. Вытянув шеи, как любопытствующие куры, наблюдали.
- Прекратите! Да отстаньте от него, в конце концов! Ну помогите же кто-нибудь! – кричала девчонка из гущи потасовки.
Знакомый голос… Да это же племянница! Светка!
Точно, Светка! На асфальте лежал свернувшийся калачиком парень, защищал руками и коленками лицо и живот. Окружающие метелили его ногами. А Светка бессильно шарахалась вокруг.
Антон Викторович кинулся в свару. Кого-то отшвырнул, кого-то сбил с ног. Его тоже толкали. Дёрнули за рукав куртки, послышался треск рвущейся ткани. Ещё раз схватили, дёрнул что есть силы. Капец куртке! Ударили сзади, исподтишка, по щеке.
- Прекратите! Вызовите милицию! – кричал Антон Викторович.
- Вызвали уже! – крикнула старуха от подъезда. – Скоро приедут! Едут уже!
Из проулка засветили фары.
- Атас! – крикнули в толпе, и молодёжь кинулась врассыпную.
- Да что же это такое! Сволочи! – рыдала Светка, помогая встать избитому.
- Целый я, целый, - ворчал парень, вставая с земли. – Испачкался только.
«Молодец, с юмором», - одобрил Антон Викторович пацана.
- Светка! – он накинулся на племянницу. - Сколько раз говорил, чтобы домой приходила засветло! Стоило матери уехать в командировку…  Представляю, если бы ты жила одна! Вообще без тормозов…
Машина проехала мимо. Это, конечно же, была не милиция.
- Серёжа… Серёжа… - причитала Светка.
- Кости целые? – сердито спросил Антон Викторович у парня.
- Вроде целые. Нос только…
Он тронул окровавленное лицо.
- Ладно, веди его домой, - распорядился Антон Викторович. – Пусть умоется, а там разберёмся.
Перепачканный, с разбитыми губами и заплывшим глазом тощенький парень вызывал сочувствие.
- Что там у вас случилось? – спросил Антон Викторович. И кивнул на парня: - Кто это?
- Мы с ним дружим, а они, сволочи, третий раз уже… - прорыдала Светка.
- Пойду я… - пробубнил парень.
- Ну куда ты! Пойдём, я тебя хоть отмою! – ухватила парня Светка. - У него ничего не поломано? – кинулась она к Антону Викторовичу.
- Обязательно посмотрю, - успокоил Светку Антон Викторович. Раз идёт, не стонет, значит, не поломано. Умой его сначала. Как зовут твоего… подопечного?
Антон Викторович хотел сказать «героя», но подумал, что это прозвучало бы несколько издевательски.
- Серёжа… - прорыдала Светка. – Это я его подопечная! Он меня от этих сволочей спас!
Дома Светка показала парню, где ванная, сама, продолжая плакать, упала на диван.
- Что там приключилось? – спросил Антон Викторович, присаживаясь рядом с девушкой и вытирая носовым платком её зарёванное лицо.
- Я же говорила, мы с Серёжей дружим, а они его уже третий раз бьют, чтобы он не ходил со мной.
- Они, это кто?
- Ну кто… Вол и его дружки. Валерка этот, дебильный, из соседнего подъезда. Сынок торгаша. Они приставали ко мне…
Вечная история, подумал Антон Викторович. Симпатичная девчонка дружит с хорошим, но слабым парнем, а сильные и тупые, которых девчонка презирает, бьют его. Шестнадцать лет балбесу, а покрупнее иного двадцатилетнего будет. Кликуху ему точную дали: Вол. Здоровый, и лобная кость в два пальца толщиной, не достучишься. Учёбу даже на тройки осилить не может. Отец трояки оптом по всем предметам у учителей скупает. Девять классов в этом году «закончит» и в бизнес пойдёт, бате помогать. Деньги считать научился – и ладно. Светка рассказывала, что сотовый телефон Вол осилил только по-минимуму – запомнил, на какую кнопку жать, чтобы на входящие отвечать.
Замечание, что «они приставали», встревожило Антона Викторовича. «Торгашеская» компания всегда раздражала его. Летом ночами напролёт сидели во дворе на лавочке, шумели, пили, орали песни, зажимали визгливых девчонок. Скандалили, задирали прохожих, часто дрались.
- По ночам шляться меньше надо, - буркнул Антон Викторович.
- Да мы не шлялись! Я у Иринки была, потом позвонила Серёже, чтобы он проводил меня… А эти встретили. Они здесь всегда тусуются! Вол, дебильный, то ли напился, то ли накурился, у него вообще крыша поехала! Насмотрелся порнухи на ночь глядя…
В двери появился Сергей.
- Садись, - указал Антон Викторович на стул рядом с письменным столом. Включил лампу, сел напротив. Губы слегка разбиты, зашивать не требуется. Зубы целые.
- В школе учишься? – спросил Антон Викторович, обследуя переносицу. Нос припухший, но без переломов.
- В одиннадцатом классе…
Сергей поморщился, зашипел от боли.
- А потом куда планируешь?
Антон Викторович поочерёдно оттягивал веки, осматривал склеры глаз. Кровоизлияний нет. В общем, легко парень отделался.
- Он в компьютерах хорошо разбирается, - встряла Светка. – Собрать и разобрать может…
- В фирму пойдёшь?
- Нет, в университет, - обиделся Сергей.
- Вол, этот дебил… Он меня сегодня схватил… Если бы не Сергей… - выдавливала сквозь всхлипы Светка.
- Нечего потемну шляться, - бурчал своё Антон Викторович.
- Что же мне, совсем из квартиры не выходить? – протестующе выкрикнула Светка и тут же пожаловалась: - Он приставал ко мне… Сексуально!
Антон Викторович промолчал. Что тут скажешь?
- Я его всё равно убью! – зло процедил сквозь зубы Сергей.
- А его папочка засадит тебя в тюрягу. И накроется университет толстой крышкой.
- Ладно, пойду я, - удрученно произнёс Сергей и встал.
- Я с тобой! – воскликнула Светка.
- Охо-хо! – вздохнул Антон Викторович. – Ты где живёшь?
- Рядом. Через одну остановку на троллейбусе.
- Ну, пойдём вместе, проводим ухажёра до остановки.
Светка с Сергеем вышли, а Антон Викторович задержался, разглядывая полуоторванный рукав куртки. Ладно, остановка рядом. Да и темно уже, никто не увидит.
Вышел из квартиры, запер входную дверь. В замок попадал на ощупь, лампа в подъезде опять перегорела. Или поменял кто для собственных нужд. Неизвестно, когда поставят. А квартплата растёт «европейскими темпами»! Ладно, по случаю дурного заработка куплю лампу, пообещал себе и соседям Антон Викторович.
Вышел на улицу. Сергея и Светки не было. Ушли? Слишком быстро. Ни на дорожке через двор, ни на тротуаре детей не было.
Антон Викторович забеспокоился.
За стенкой-перегородкой, отделяющей входную дверь от двери в мусорку, послышались непонятные звуки. У Антона Викторовича беспорядочно и неприятно забилось сердце. Он заглянул за стенку. Тени… Трое… Один держал Светку, зажав ей рот. Нет, четверо - одни лежал… Застонал. Сергей! Держится за живот… Светка попыталась завизжать, дёрнулась, но утихла, сжатая бандитскими руками.
Антона Викторовича схватили за грудки, втянули в мусорный закуток.
Вол – узнал в темноте Антон Викторович.
- Заходи, отец, гостем будешь… - издевательски задышал водочным перегаром в лицо Антону Викторовичу Вол.
- Отпусти сейчас же! – потребовал Антон Викторович. – Что вы творите! Я милицию вызову!
- Грубит? – удивлённо спросил тот, который держал Светку.
- Даже грозит, - сожалеюще вздохнул стоявший рядом.
Чтобы тянуть из богатенького Буратины золотые монеты, друзья Вола прикидывались, что он ими командует.
- Нехорошо… - протянул первый. – И ты терпишь, Вол?
- Обижаешь, Вирус… Ненавижу угрозы.
Коротко хакнув, Вол ударил Антона Викторовича в живот.  Дыхание перехватило, в глазах помутнело. Антон Викторович согнулся, схватился за живот, с хрипом вдохнул воздуха.
- Надоел ты мне, папашка, - Вол приподнял Антона Викторовича за грудки, снова засмердел в лицо водочным перегаром. – И девка твоя достала меня. Сколько можно, глядя на её смазливый зад, вручную… Эх, мужики, отведём сегодня души! Ходят слухи, что кобылка у папашки необъезженная!
Дружки заржали.
Светка конвульсивно задёргалась, испугавшись, будто встретила живую Смерть. Она попыталась укусить бандита за руку, закрывавшую ей рот. Бандит грубо перехватил губы девушки, собрал в кулак, как бумажный пакет. Светке показалось, что бандит стянул кожу аж с её ушей.
Светка закричала через нос. Она закричала с таким напряжением, что полопались сосуды в носу, и брызнула кровь. От дикого и нечеловеческого крика бандит оторопел, отпустил губы девушки и затряс её, как куклу:
- Заткнись! Заткнись, сказал! Убью, сучка!
- Гуня, заткни её! – приказал Вол другому приятелю.
Светка кричала в голос, Гуня суматошно пытался зажать девушке рот ладонью.
Вол пинком в живот прервал крик.
- Коз-зёл, с девкой справиться не можешь! – упрекнул он приятеля. – Ну, где мы её… удовольствие научим получать?
- Да вон, прям на мусорке, - предложил Гуня. – Чё таскаться. Хочется очень.
- Там же воняет! – хохотнул Вол.
- Подумаешь, воняет… В сортире тоже воняет – ходишь же, когда приспичит!
Бандит уронил безвольную девушку на землю, задрал юбку, спустил колготки.
- Нет, надо в культурной обстановке. Девушка всё-таки… Первый раз же… В садик пойдём, там в беседке стол есть – хоть всю ночь гоняй лошадку по кругу!
- Ребята… Не надо… - взмолился Антон Викторович. – Отпустите пожалуйста, я денег дам… У меня есть… Я вам сколько хотите самых дорогих проституток вызову! Всё оплачу! В ресторане… В «Бездне»! Каждому номер сниму с девочкой! Деньги есть, честное слово!
- Мужики, за кого он нас держит? Ты за кого нас держишь? Он что, думает, что мы по проституткам шляемся? Нет, папашка, мы по проституткам не шляемся, мы с честными девочками общаемся…
Антон Викторович зарычал зверем, рванулся. Вол что есть сил ударил его в солнечное сплетение. Сознание погасло.

Антон Викторович очнулся. Темно. Он лежал один. Нет, рядом ещё кто-то. Это парень, который со Светкой… Где Светка?! Антон Викторович приподнялся. Вроде цел. Тронул парня:
- Эй…
- Плохо мне… - едва слышно пробормотал парень.
- Что с тобой? Что они сделали?
- Ножом в живот… Кровь сильно…
Антон Викторович встал на колени перед раненым, осторожно провёл рукой, ощупывая грудь, живот. Живот сырой, липкий. Неприятный запах свежей крови перебил вонь мусорки.
Рука Сергея шевельнулась, положила что-то на руку Антона Викторовича.  Большой нож… Светка! Где Светка?
Антон Викторович вскочил, перехватил нож, будто хотел на кого-то напасть… Парню надо помочь! Светка!
По тротуарной дорожке кто-то шёл.
- Эй! – окликнул Антон Викторович прохожего. Прохожий остановился. Антон Викторович выскочил на дорожку. Это была женщина. Женщина испуганно ойкнула, потом закричала.
- Да тише вы! – возмутился Антон Викторович, протянув руки вперёд.
Женщина заорала ещё громче.
Антон Викторович увидел в своей руке нож. Кинул его в сторону мусорки.
- Там человека порезали, вызовите, пожалуйста, милицию и скорую… Ему плохо… А я за бандитами побегу… У них…
Женщина продолжала орать.
- Да заткнись ты! – грубо тряхнул её Антон Викторович. – Вызови милицию и скорую!
- Вызову… Вызову… Только не убивай…
Антон Викторович кинулся в сторону садика. Но остановился, будто споткнувшись, шарахнулся назад. Женщина истошно заорала. Антон Викторович подскочил к мусорке, где лежал Сергей. Он вспомнил, что видел в углу выброшенные кем-то обрезки водопроводных труб.
Тронул длинную. Нет, неудобная. Подхватил другую, чуть длиннее милицейской дубинки,  кинулся в садик.
Видать, он был в отключке недолго, потому что бандиты только ещё подходили к беседке. Гуня с Вирусом волокли безвольную Светку под руки. Вол, вроде бы помогая, норовил залезть девушке под юбку, и комментировал ощущения.
«Так… Несколько секунд у меня есть, - затаился в тени куста Антон Викторович, планируя нападение. – Надо действовать наверняка, вырубать всех. Если они меня одолеют, Светке не поздоровится».
Перебежками, стараясь не шуметь, он догонял бандитов. Беседка близко. Если они войдут туда, в тесноте с ними не справиться. До бандитов метров тридцать… Антон Викторович кинулся вперёд.
Вол, шедший сзади, услышал топот, оглянулся.
- Пацаны! - позвал он своих.
«Пацаны» оглянулись, уронили Светку на асфальт.
Антон Викторович рванул что есть сил.
- Вот гад! – ругнулся Вол и кинулся навстречу.
Антон Викторович обрушил металлическую дубину на плечо Волу. Столкнулся с противником, упал. Подбежавший Вирус с размаху футбольнул Антона Викторовича в грудь. Антон Викторович перекувырнулся, но трубы из рук не выпустил. Увидев набегающего на него Гуню, очень удачно, в кувырке, подсёк его железякой поперёк ног. Бандит упал. Антон Викторович вскочил, что есть сил, как колют дрова, ударил поперёк ног второй раз. Подскочил Вирус. Антон Викторович махнул трубой, бандит увернулся. Антона Викторовича инерцией прокрутило вокруг себя, он увидел готового ударить его Вируса, сделал выпад трубой… Удивился сам себе: где это он научился так удачно драться? Наверное, просмотры боевиков дали плоды…
Конец трубы воткнулся бандиту в глазницу. Дико завыв, Вирус осел на землю.
Антон Викторович огляделся. Сволочи!
Светка поднималась с земли.
Ублюдки!
Антон Викторович сжал трубу. Бандит у его ног стонал, держась за голову. Ненависть залила красной краской глаза Антона Викторовича. Он хряснул бандита трубой поперёк шеи.

                =4=

- Ты моему сыну ключицу сломал, - без предисловий буркнул Колодяжный.
- Твой сын пытался изнасиловать мою племянницу! Чуть не изнасиловал! – взорвался Антон Викторович. – Да я помешал!
- Попытка не пытка, а чуть-чуть не считается, - ухмыльнулся Колодяжный. – Да и не было никакого насилия. Девка промотнулась с одним хлопчиком, потом пошла с моим сыном… Мотовка она у тебя! – осклабился Колодяжный. – А ты и взбеленился. Парня зачем-то прирезал, пацанов угробил… Судить тебя будут теперь, слушай.
- Это твой сын с дружками мальчишку порезал! Это их судить будут! Парень в реанимации лежит, я звонил…
- Ну-ну-ну-ну… - успокаивающе протянул Колодяжный. – Милиция разберётся. В общем, так. Я готов закрыть дело…
- Ты?! Готов закрыть дело?! Да это я заведу на твоего сына дело! За попытку изнасилования, за то, что он парня порезал!
- Парень, кстати, помер, - между прочим сообщил Колодяжный. – Подозревают тебя. Есть свидетели.
- Как… помер... Меня? Как… При чём здесь я?
- Свидетели. Против свидетелей не попрёшь. Женщина видела тебя с ножом в руках. Одному парню ты ноги поломал, другому глаз стеклянный придётся носить. Моему ключицу перебил. Ты, кстати, хвастал, что у тебя бабок куча. Парни рассказывали…
- Ага, видишь! – обрадовался Антон Викторович. – Это же я нарочно сказал, когда просил их девчонку отпустить! Откуда у меня большие деньги с врачебной зарплатой…
- Не знаю, как насчёт зарплаты, а деньгами ты хвастал во дворе по-пьяни. Говорил, что у тебя много денег.
Антон Викторович оторопел от такой наглости.
- Так вот… Я уж тебя не буду выворачивать наизнанку, я тоже человек, понимаю… Договоримся по-божески… Ну, скажем… Пятьсот тысяч на лечение сына меня устроит.
- Нет, ну… Человеческой наглости нет предела! – возмутился Антон Викторович.
Колодяжный не обиделся.
- Положение у тебя не то что хреновое, а даже безнадёжное, - продолжал он убеждать Антона Викторовича, как убеждают ребёнка сознаться в совершённом проступке. – Есть стопудовые доказательства, что ты зарезал пацана, который обхаживал твою племянницу. Ревнивый ты, наверное, очень, а? Жёнка за что тебя выгнала? Бил, небось, жёнку-то, а? За то, что она любовника прижила. И с племянницей вдвоём живёшь… Девка в теле, соблазнительная! У вас с ней как? А?
Колодяжный заговорщицки подмигнул.
Антон Викторович дёрнулся, но Колодяжный остановил его жестом, перешёл на  серьёзный тон:
- Сына моего и дружков покалечил. Девка твоя мотается со всеми, а другие виноваты! Про собак, наверное, знаешь – когда сука течкует, её водят на поводке, чтоб кобели не оприходовали…
Взбешённый Антон Викторович кинулся на Колодяжного. Тот жёстко перехватил Антона Викторовича и, опять же, без обиды, продолжил:
- В общем, решай сам. За то, что покалечил несовершеннолетних, тебе гарантированно светит отбывка. А без привычки в твоём возрасте десять лет на киче не пережить. Да-да, за угробленных детей меньше не дадут. Лучше заплати мне пол-лимона, и я закрою дело. За тех хлопчиков, что были с моим сыном, можешь не беспокоиться, я договорюсь, - закончил Колодяжный благожелательно, как успокаивают лучшего друга, желая ему всяческого добра и обещая всевозможную помощь.
Антон Викторович молчал. Он начал осознавать, что попал в такое дерьмо, в какое ни разу в жизни не попадал. На самом деле, невозможно доказать, что была попытка изнасилования, если, за исключением мелких синяков и царапин… А этих ублюдков он покалечил трубой, это точно. И с Сергеем… Даже если Колодяжный блефует, у него есть шанс раскрутить против него дело… А если согласиться тысяч на сто? Сколько у него экспроприированных денег? Может, на самом деле, откупиться, пропади всё пропадом! Колодяжный, может, дело до тюрьмы и не доведёт, но нервов помотает, всю оставшуюся жизнь по ночам дёргаться будешь!
- Решай, мужик, решай, - убеждал Колодяжный. – Только не очень долго. Скажем так… Часа три тебе на раздумье хватит. Я человек сговорчивый, сам зайду поинтересоваться насчёт решения. Ну, а если ответ отрицательный, извини, дорогой, после обеда поеду в прокуратуру заявление писать. Когда доктора на улице детей убивают – это неправильно. 
Колодяжный неторопливо пошёл к выходу.
Антон Викторович неподвижно стоял у распахнутой двери. Мысли застыли, он не понимал, что происходит. Где он? В какой стране? Почему три урода, хотевшие изнасиловать девушку… Уже тащили, чтобы насиловать! Это уже был факт насилия! Причём, и сексуального, если они лапали её за все места! В Америке, вон, в фильмах показывают, похотливый взгляд, «некорректное» предложение расцениваются, как сексуальная агрессия, и подлежат судебному преследованию! А у нас эти уроды могут засудить его. Он же отбивал у них Светку! Не переломай он им кости – они бы угробили его и… Не хочется думать, что они могли сделать со Светкой!
В подъезд вошёл мужчина в штатском, следом молодой милиционер.
Милиционер молча предъявил удостоверение.
- Вы подозреваетесь в нанесении особо тяжких телесных повреждений лицам, не достигшим совершеннолетия. Детям, то бишь, - без предисловия и, не представившись, начал гражданский. – Статья железобетонная. Мы пока неофициально пришли. Побеседовать, так сказать. Принимая во внимание ваше общественное положение… Мы всегда относились к врачам благосклонно. Предлагаю самому написать «сознанку» - суд всегда принимает во внимание явку с повинной и облегчает наказание. 
Лицо Антона Викторовича стало горячеть и тяжелеть.
- Вы что?! – разъярился он. – Да они чуть мою племянницу не изнасиловали! Они парня избили, а потом зарезали!
- Есть результаты освидетельствования, данные судмедэкспертизы, подтверждающие факт попытки изнасилования? – заботливо поинтересовался гражданский?
По лестнице спустился пенсионер, с любопытством пригляделся к стоявшим у двери.
Гражданский дождался, пока старик пройдёт, и продолжил:
- А насчёт избиения парня… Обоюдная драка без нанесения телесных повреждений – это хулиганство, влекущее за собой административную ответственность. Но когда несовершеннолетнего режут холодным оружием, а на оружии обнаруживают отпечатки ваших пальцев – это совсем гнилое дело! Да что мы у двери стоим, внимание лишнее привлекаем. Пригласите нас в квартиру… Нет, пока неофициально. Если же вы настаиваете на ордере, мы проведём обыск согласно постановлению прокурора, с предъявлением нужных бумаг.
Гражданский скептически сделал жест рукой, приглашая Антона Викторовича пройти в квартиру, будто он был хозяином.
Антон Викторович послушно вошёл к себе в квартиру. Из комнаты вышла заспанная Светка.
- О! Это, надо думать… Э-э… предмет мальчишеских споров, - усмехнулся гражданский, входя следом за хозяином в квартиру.
- Мальчишеских! – презрительно фыркнула Светка и уничтожающе посмотрела на милиционера. – У вас человека убьют, а вы и не пошевелитесь!
- Да уж… Человеков у нас убивают… - задумчиво согласился гражданский. – Скажите, молодая леди… А не знаком ли вам кинжал, похожий на пиратский? С загнутым лезвием, с арабской вязью на лезвии… Такие ещё басмачи за поясом носят…
Светка стрельнула взглядом выше зеркала в прихожей. Антон Викторович тоже посмотрел на то место, где над зеркалом торчали небольшие оленьи рога… И похолодел. На рогах уже много лет висел кинжал, который подарил сестре одноклассник, воевавший в Афганистане. Это был настоящий басмаческий кинжал… Был. Сейчас на рогах висели пустые ножны.
Антон Викторович посмотрел Светку. Светка испуганно спрятала глаза.
- Вот этим ножом, - гражданский вытащил из папочки цветной снимок и показал сначала Антону Викторовичу, а затем Светке, -  молодому человеку по имени Сергей нанесли проникающие ранения брюшной полости. Этот нож имеет признаки холодного оружия и запрещён для хранения без соответствующих документов. Этот кинжал видела женщина в ваших руках, доктор, когда вы стояли рядом с лежащим на земле окровавленным молодым человеком. И на этом кинжале найдены ваши отпечатки. Вы не будете отрицать, что держали этот кинжал?
Гражданский двумя пальцами взял руку Антона Викторовича, поднял её, пригляделся к ногтям.
- Кровь, - указал он на основания ногтей.
Да, на фотографии был их басмаческий кинжал. Испачканный в крови кинжал. На окровавленной ручке чётко виднелись отпечатки пальцев.
«Оперативно работают! – зло подумал Антон Викторович. – Так бы оперативно вы бандитов ловили, а не их жертвы».
- Света! – простонал Антон Викторович. – Как нож оказался там?!
- Мы взяли его, чтобы защититься, когда выходили на улицу… - жалобно пропищала Светка. – А они отняли его… Я думала, они его кулаком в живот ударили…
- Они-то кулаком… Ну, в общем, материал для обдумывания есть, - вздохнул гражданский. – Извините, что отказываемся от чая, недосуг, понимаете ли. Служба. Дефицит времени. Прямо-таки полнейший цейтнот! – заёрничал гражданский. Он явно был уверен в своих обвинениях и пришёл с целью убедить доктора в его виновности. - Разрешите засим откланяться. Можете придумать правдоподобную версию… Но, слова, не подтверждённые вескими доказательствами, значат очень мало. А за хранение холодного оружия без надлежащих документов… Не говоря уж о нападении на детей с тяжкими последствиями… Часам к четырём придём с ордером. Не отлучайтесь, пожалуйста, из дома.

                =5=

В тюрьму Антон Викторович не хотел, но денег на откуп не было - квартира осталась жене и детям, продавать нечего. Значит, придётся сушить сухари, готовиться к походу на зону. Но любая безвыходная ситуация безвыходна только в первый момент. Со временем появляются идеи, потенциальные возможности, которые перерастоют в вероятность спасения. Значит, надо тянуть время.
«Экспроприированных» денег у Антона Викторовича оказалось меньше тысячи баксов.  Антон Викторович отдал их Колодяжному, чтобы тот подождал с остальными деньгами. Колодяжный согласился ждать две недели.
Светка ходила только в школу и обратно, Антон Викторович провожал и встречал её сам, благо, что училась она дольше, чем он работал.
Вол провалялся неделю дома, ему стало скучно и он пришёл в школу. Гордо носил руку на перевязи, рассказывал друзьям сальности о Светке.
Однажды зажал девчонку в рекреации.
- Ну что, подруга. Понимаю, деньги папашка назначил вам большие. По вашим меркам. Но я не зверь, могу простить долг.
- Ты можешь, папашка не простит, - буркнула Светка.
- Дело не в деньгах, - ухмыльнулся Вол. – Дело в принципе. Если батя увидит, что ты и твой дядька, или кем он тебе приходится, готовы повиниться и отработать долг, он уступит.
- Отработать? Это как? Грузчиками в вашем магазине? – усмехнулась Светка.
- Из вас грузчики, как из меня академик, - недобро улыбнулся Вол. – Ты отработаешь.
- Я? – удивилась Светка. – Кем? Продавщицей поставите?
- Поставим… Если станешь. Про-давальщицей.
- Чего-о? – непонимающе протянула Светка.
- Того. Свистну – придёшь ко мне и коленки раздвинешь. Пальцем поманю – прибежишь и ляжешь. Скажу – под друга моего постелишься.
Светка окаменело молчала.
- Не боись, ты мне быстро надоешь. Может за три месяца, может за один. Как ублажать будешь. За пятьсот тысяч пару месяцев на спине поелозить – работа не мозольная.
Вол, хоть и говорил нагло, но всё же заискивал перед Светкой, перед девушкой, которая считалась умной, красивой и недоступной.

Вечером Антон Викторович посадил Светку в поезд и отправил к родственникам. Велел позвонить, как приедет.

                =6=

На следующий день к Антону Викторовичу пришёл Вол.
- Чё эт Светка в школу не пришла?
- Бабушка приболела, ухаживать некому, к ней поехала.
- Куда поехала? – встревожился Вол.
- Да здесь, в городе, - успокоил Антон Викторович.
- Давай и мы съездим, бабку проведаем. Если ты решил девчонку упрятать, не выйдет. Найдём, только хуже будет.
Колодяжный летом ещё купил сыну права и Вол разъезжал по городу на громадном джипе.
- Поехали, жалко, что ли… Оденусь только.
- Выходи, давай. Я покурю пока.
Вол ушёл.
Антон Викторович прислонился к стене и долго стоял неподвижно. Что делать? Вол узнает, что Светки нет, и… Что «и» – неизвестно, но вылезти из этого дерьма добром не получится. Защититься от бандитов невозможно. Что делать? Ситуация безвыходная. Что делать? Время идёт, Вол ждёт. Идей никаких. Значит, нет смысла стоять и ждать неизвестно чего. Если Вол что-то заподозрит, его труднее будет обмануть. Неужели ты, познавший жизнь мужик, человек с высшим образованием, не обыграешь сопливого пацана? Надо ехать и тянуть время. Глядишь, и придёт что в голову.
Вол с понтом салаги курил, высокомерно поглядывая на прохожих из окна машины.
- Садись, прокачу, - подмигнул он Антону Викторовичу.
Антон Викторович сел на переднее сиденье.
- Светка в старом городе, у бабки. По пути заскочим на дачу, за ГЭС. Посмотришь мою фазенду, потом отцу расскажешь. Дачка, конечно, развалюха, но место на берегу хорошее, можно продать. Недорого отдам в счёт долга.
- Вот отец пусть и смотрит, - попробовал отказаться Вол.
- Ну, просто заедем. Я давно там не был, глянуть надо. А потом предложу твоему отцу – если захочет, съездит. Ну, и ты скажешь своё мнение.
Вол купился насчёт «своего мнения». Заметно возгордившись,  соблаговолил посмотреть дачу.
Машина рванула с места.
Антон Викторович пока ещё не придумал, что предпринять. Приход Вола и его требование встретиться со Светкой были слишком неожиданны. Антон Викторович не предусмотрел такой ситуации.
Проехали город. Что делать? Что предпринять? Взять его заложником? А дальше? Где держать заложника? А потом? Отпустить? Тогда они тебя со свету сживут…
Въехали в парковую зону. Здесь бы и надо что-то предпринять. Вырубить его, спрятать в багажник, да обдумать на досуге…
- А если денег не отдашь, Светку твою я так оттрахаю… - вдруг серьёзно сказал Вол, обрушив беспорядочные шараханья мыслей Антона Викторовича. –Жестоко, как дешёвую проститутку. А потом друзьям отдам. Потому что денег искать ты, похоже, не собираешься. Но мы денежки из тебя всё равно выжмем.
- Уверен? – так же серьёзно спросил Антон Викторович.
- Как два пальца, - убеждённо подтвердил Вол.
- И на чём же основана такая непоколебимая уверенность?
- А куда ты, нах, от нас денешься? Всё ж против тебя. Тут дело принципа. Тебе себя не жалко, это видно по твоей интеллигентской роже. Нищие интеллигенты все такие, идейные. Но нам на тебя… Будешь сильно кочевряжиться, отдам твою сучку знакомому. Есть у меня парень один, СПИД у него. Он и маманькой Светкиной не побрезгует, баба тоже в теле.
Вол говорил рассудительно, будто размышлял о видах на урожай этого года.
Антон Викторович считал себя неагрессивным человеком. Если в конфликтной ситуации была возможность уступить, он уступал. Профессиональные «издержки» характера. Недовольные пациенты слишком часто предъявляли необоснованные претензии. Если со всеми скандалить, а тем более мстить – нервов не хватит.
Конфликтные ситуации Антон Викторович делил на три категории. Простые конфликты с придурками по типу «трамвайного скандала», уклонившись от которых, ты ничего не теряешь, и даже сохраняешь собственные нервы. Хуже - ситуации под кодом «раз» - угроза здоровью, нанесение непоправимого вреда чести и достоинству. В этом случае, считал Антон Викторович, нужно без стеснения бежать, если сила не на твоей стороне. Или жестоко драться до победы, если надеешься победить. И ситуация «ноль» – угроза твоей жизни или жизни близких. В этом случае – война без соблюдения правил с выведением противника из дееспособного состояния вплоть до уничтожения.
Когда Светку пытались изнасиловать – была ситуация «раз». Сейчас, похоже, наступала ситуация «ноль».
Если он отпустит Вола, тот капнет папочке… Потом они выжмут из него все деньги, отожмут у сестры квартиру. Если Колодяжный запустит механизм судебного разбирательства, продажная судебная машина раздавит его. В драке с Волом и его дружками все случайности против него. Даже на кинжале, которым зарезали Светкиного ухажёра, отпечатки его пальцев. Значит – ситуация «ноль», подвёл черту размышлениям Антон Викторович.
Долго молчали, потеряв интерес друг к другу. Минуты через две проехали плотину ГЭС, выехали в дачную зону. Антон Викторович коротко указывал, куда ехать.
Вот и его дача. Последний раз он приезжал сюда год назад. Дачу пришлось бросить, потому что водоснабжения не было, урожаями пользовались алкаши из соседней деревеньки, они же ломали и разворовывали дачные постройки.
Вол остановил машину. Посидели молча, рассматривая жалкие остатки постройки. Окна домика лишились рам и металлических ставней. Входной двери тоже не было. Распахнутые ворота гаражной пристройки пока оставались на месте. Капитально сделал их Антон Викторович в своё время. Чтобы снять ворота, надо разобрать переднюю стену пристройки. «Разберут», - невесело подумал Антон Викторович.
- Я, конечно, не разбираюсь в ценах на дачи, - усмехнулся Вол, - но это… - он сделал паузу, подчёркивая неопределённость того, что стояло перед ними, - стоит немного.
- Стоит не домик, стоит место. На берегу хороший пляж. Метров сто до берега. Поехали, посмотришь.
По косогору спустились к Волге. Остановились у самой воды. Морозы были ещё не сильные, и льдом закрылась только полоса метров в пять от берега.
Антон Викторович вышел из машины, стал на кромку льда.
Что делать с Волом? И что сделает Вол с ним, если он отпустит его?
Антон Викторович стоял с закрытыми глазами.
Хорошо на берегу! Ветра нет… Слышались плеск и тихое шуршание воды по обрезу льда. Солнце, отражаясь от примёрзшей земли, приятно грело. Густой запах талой воды с привкусом свежей рыбы вливался в лёгкие. Хорошо посидеть здесь с женщиной, приготовить на мангале шашлыки, выпить сухого вина…
Антон Викторович явственно услышал потрескивание дров в костре, почувствовал шашлычный запах, сглотнул обильную слюну. Он хорошо помнил, как сидел с женой на даче во времена, когда строил домик. Наработавшись, принимал из рук любимой женщины стакн сухого вина и шматок жареного мяса! А как вкусны были её мягкие, но сильные губы, испачканные вином и жиром шашлыка!
Не справилась жена с врачебным безденежьем…
Вол тоже вышел из машины. Антон Викторович не пошевелился. Даже не повернул голову в его сторону.
Вол принюхивался к незнакомым запахам, словно домашняя собака, которую первый раз в жизни вывезли на природу.
- Хорошо! – одобрил он запахи.
Взял плед с заднего сиденья, сложил кучкой, положил на землю у заднего колеса, сел, закурил. Покурив, забормотал что-то нечленораздельное.
Антон Викторович оглянулся.
Вол сидел, привалившись спиной к машине. Глаза полузакрыты, руки раскинуты в стороны, губы безвольно отвисли. Ноги раскинуты в стороны, как у спящего.
«Что это с ним? – подумал Антон Викторович.
- Ка-а-айф! – протянул Вол. Дрожащей рукой он бережно поднёс ко рту сигарету, глубоко затянулся.
Антон Викторович почувствовал специфический запах дымка, не похожего на табачный. Травку курит!
- Док, не хочешь косячок забить? – слабо улыбнулся Вол. – Ссужу незадорого. Тебе расслабиться не помешает…
Антон Викторович промолчал.
- Ка-а-айф! – повторил Вол. – Хорошо здесь! Сюда бы девочку! Эх и погонял бы я её! Док…
Вол затянулся ещё раз. Вдохнул дым глубоко и полной грудью. Надолго задержал дыхание, ожидая, пока наркотики всосутся в кровь. Со стоном сожаления медленно, словно через силу, выдохнул.
- Док… А ты на даче пахал, огурцы растил, или отдыхал? Вы, нищета, на дачи ездите пахать, картошку сажать…
Вол говорил негромко, словно для себя. И глаза закрыл, улыбаясь чему-то приятному.
- Отдыхал, - коротко ответил Антон Викторович, чтобы отвязаться от неприятного собеседника.
- А с кем отдыхал?
Глаза у Вола закрыты, он шевелил рукой, будто ощупывал что-то. Или кого-то.
- Один? Или с женой? Или возил кого? - завистливо расспрашивал Вол, облизывая пересохшие губы.
- С женой, - досадливо ответил Антон Викторович.
- Кувыркались, небось? – Вол засосал остатки сигареты и снова надолго задержал дыхание.
Антон Викторович зло оглянулся. Вол сидел, сжав левой рукой себя между ног. Возбудился, сволочь!
Антон Викторович хотел плюнуть… Неясная тень мысли шевельнулась в его сознании. Пока ещё он не представлял, что и как, но что-то обнадёживающее…
- Да-а, - протянул он мечтательно, - наблюдая за Волом. – Отдыхать на даче с женщиной – кайф! Приедешь, никого нет! Птички поют, воздух чистый, тишина! Винца выпьешь под шашлычок, на солнышке позагораешь. А потом в домике, в прохладе… Сам знаешь, чем занимаешься…
Вол беспокойно заелозил, словно у него зудело между ног.
- А вечером, когда никого нет, купаться… Разденешься догола, и она разденется… Как русалка! Поймаешь её в воде, а она скользкая, прижмётся к тебе, ногами обовьёт… И чувствуешь, как твоё бедро или живот покалывает что-то…
- Что? – жадно уточнил Вол, беспокойно шаря по карманам.
- Ну что может покалывать живот, когда женщина обвивает тебя ногами? – дразнил Антон Викторович Вола, распалял его воображение. – Коротко стриженная причёска.
Вол достал пластмассовую коробочку, пачку сигарет, дрожащими руками попытался что-то сделать, взвыл от раздражения, что не получается.
- Док, забей косяк, догнаться хочу! Полсигареты вышелуши, половину табака с травкой смешай… - попросил Вол. – Половину только, а то я уже готовый…
Антон Викторович молча взял у Вола коробку с мелко нарезанной травкой, сигареты.
- В крышке смешай… - вяло подсказал Вол, массируя себя между ног.
Антон Викторович поставил коробку на капот, вышелушил из сигареты табак, скосил глаза на Вола. Тот сидел, закрыв глаза. По губе стекала струйка слюны. «Приплыл?» – брезгливо подумал Антон Викторович. Подумал и освободил сигарету полностью. Зарядил её травкой, оторвал фильтр, с обеих сторон добавил чистого табаку, чтобы Вол не почувствовал крепости с первой затяжки. Вол жадно закурил.
- Ну расскажи ещё, расскажи!
- Плаваешь в воде с голой женщиной, - драконил воображение Вола Антон Викторович, - прижимаешь её к себе. А она скользкая, и груди у неё мягкие, мячиками к тебе прижимаются…
Вол со стоном глубоко затянулся и замер. Так глубоко, показалось Антону Викторовичу, он ещё не затягивался.
- Талия тонкая… - дразнил Антон Викторович, - круглые ягодицы… Повернётся спиной – тут уж твоим рукам совсем раздолье!
Вол резко выдохнул и громко застонал, чуть не заплакал.
- Курни, сейчас ещё расскажу, - велел Антон Викторович. – Самое интересное начинается!
Вол жадно затянулся. Доктору показалось, что в сигарете трава затрещала, как в костре.
- Вот тут начинается самое интересное… - дразнил Антон Викторович. – Представь, ты в воде, голый… Она, тоже голая… Прижалась к тебе спиной… Ты чувствуешь бёдрами её ягодицы… Упругие, прижимаются к твоему телу. И ты упираешься в них… Сам знаешь чем…
Вол судорожно, со стоном затянулся.
- Говори… - просипел он сдавленно.
- Руками по внутренним сторонам бёдер… Знаешь, какое место у женщин самое мягкое и нежное?
Вол говорить не мог, схватил себя за грудь.
- Не-ет, - таинственно прошептал Антон Викторович. – Твои руки касаются коленок женщины, ползут выше… Выше… И чем выше, тем нежнее…
Вол затянулся ещё. Антону Викторовичу показалось, что к запаху горелой травы примешался ещё какой-то знакомый запах. Он посмотрел на Вола. Сигарета сгорела почти до основания и обожгла пальцы Вола. Но Вол не чувствовал боли. Он плавал в сексуальных фантазиях.
Антон Викторович усмехнулся.
- Ну ты где? – окликнул он Вола.
- Я с ней… Плаваю… - невнятно бормотал Вол. – Бёдра… Выше… Выше!
- А тут прихожу я и отнимаю у тебя женщину, - наклонившись, гаркнул на ухо Волу Антон Викторович.
Вол шарахнулся от Антона Викторовича и упал.
- Ты… Козёл!.. Ты что со мной сделал? – бормотал Вол, поднимаясь на четвереньки.
- А ты со мной что сделал? – зло спросил в ответ Антон Викторович. – А с невинным пацаном что сделал? А со Светкой что хотел сделать?
- А ты… что со мной хочешь сделать? – спросил Вол, поднимаясь с четверенек и пьяно шатаясь. В правой руке держал увесистый камень.
- Думаю, - задумчиво произнёс Антон Викторович. – Отпускать тебя нельзя. Ты – как взбесившийся хищник, как тигр, попробовавший человечьей крови. Как бы тебя не пугали, как бы не гоняли, ты всё равно будешь жрать людей. Вкус человечьей крови для тебя сильнее наркотика. Таких хищников убивают.
- Я сам… тебя… убью, - проговорил Вол и шагнул в сторону Антона Викторовича.
- Вот и я про то же… Тебя уже не перевоспитать. Спасти общество от тебя можно, лишь убив тебя.
Шатаясь, Вол размахнулся камнем и кинулся на Антона Викторовича. Антон Викторович шагнул в сторону, Вол с размаху врезался в машину. Камень ударил о стекло, рука Вола провалилась сквозь осколки. Стёкла окрасились в ярко алый цвет.
Антон Викторович отошёл метров на десять в сторону, сел на булыжник. Вол, постояв неподвижно, как стоят потерявшие соображение пьяные, шевельнулся. Глянул на Антона Викторовича, вытащил порезанную руку, уставился на рану, зажал её рукой.
Хорошо на берегу, думал Антон Викторович. Тихо.
С другого берега долетали непонятные обрывки городских звуков. Солнце пригревало в безветрии. Но, если отвернуть лицо от солнца, сразу чувствуешь стылость поздней осени. Контраст такого тепла особенно приятен.
Вол шевельнулся. Отняв руку от раны, смотрел пьяными глазами на ладонь, испачканную в крови.
Антон Викторович знал, что раны в этом месте предплечья кровят обильно, но кратковременно, и не опасны для жизни.
Вол поднял с земли плед, попытался стереть им кровь. Это удалось ему плохо.
Вол посмотрел на растопыренные, окровавленные руки, посмотрел на реку.
Да, подумал Антон Викторович, наблюдая боковым зрением за Волом, летом можно помыть руки. Но сейчас только дурак решится идти по льду к воде.
Вол пошёл к реке.
«И так мозгов недокомплект, - вяло думал Антон Викторович, подняв лицо к солнцу и наслаждаясь его теплом, - да ещё под наркозом. Совсем соображение потерял».
Вол подошёл к реке, шагнул на лёд, попробовал пробить его пяткой. Лёд не поддавался. Вол шагнул дальше. Лёд был молодой, тёмно-прозрачный. Под лучами солнца поверхность льда стаяла, скользила, как масляная. К тому же на ГЭС прекратили сброс воды, и свободный край льда опустился. Неустойчивый на ногах Вол поскользнулся, упал, медленно покатился к воде. Остановился метрах в двух от края. Попытался отползти, но лишь двигал на месте руками и ногами по-лягушачьи.
- Может помочь? – негромко спросил Антон Викторович, не глядя на Вола.
Как приятно, всё-таки, поздней осенью сидеть на ласковом солнце! 
- Но в этом случае ты оставишь в покое Светку и скажешь отцу, чтобы он отвязался от меня. Если дашь слово, я тебе поверю.
- Пош-шёл ты… Ка-зёл! – так же негромко ответил Вол. – Всё равно я твою Светку…
Дёрнувшись, он покатился к воде. Распластался, раскинул руки и ноги в стороны… Почти остановился у края… Ноги коснулись воды… Почувствовав влагу, дёрнулся ещё раз… Ноги опустились в воду до колен.
- Ну что, обещаешь? – спросил Антон Викторович.
Он взглянул на солнце и зажмурился от яркого света. Как оно, всё-таки, прекрасно светит! Как оно приятно греет! И речной запах. Запах свежей рыбы и талого снега. И приглушённые звуки далёкого города. И шёпот воды.
Не открывая глаз, Антон Викторович нащупал травинку, сунул в рот. Это восхитительно, с закрытыми глазами сидеть вот так, чувствовать кожей лица живительное солнце, вдыхать вкуснейший речной воздух, ощущать терпкость травинки во рту и знать, что неразрешимые, казалось, проблемы, решаются сами собой.
- Соси…
Антон Викторович услышал, как что-то тяжёлое с негромким хлюпаньем скользнуло в воду. Хрустнул лёд, плеснулась вода. Через некоторое время лёд хрустнул ещё раз. И плеснулось ещё раз. Звук раздался ниже по течению.
- А я бы поверил на слово, - негромко повторил Антон Викторович, не открывая глаз. – Хоть ты и сволочь, каких поискать… В отца, наверное…
Долго расслабленно сидел с закрытыми глазами. Почти уснул. Тело, потеряв контроль полусонного сознания, шатнулось, Антон Викторович очнулся.
Посмотрел вдоль берега. Полоса нетронутого льда. Лишь напротив край обломан, будто чем тяжёлым.
Антон Викторович встал, взглянул на машину. Разбитое окровавленное стекло. Даже если кто и видел всё со стороны… Вол шёл к воде сам, упал сам, утонул сам… Антон Викторович сидел на берегу и спал. Он устал за эти бессонные дни, пригрелся на солнце и спал. А когда проснулся – Вола не было. Наверное, ушёл. Чёрт его знает, пьяный был, наверное. А может наколотый. Или нанюхавшийся. Или колёс наглотавшийся. Кто его, придурка, знает! Зачем сюда приезжали? Посмотреть дачу, хотел продать по дешёвке. Место хорошее, на берегу Волги…

                =7=

Антон Викторович пешком отправился в город. Полчаса до ГЭС, полчаса через ГЭС, потом до остановки.
Давно он не гулял по городу. Жизнь в последние годы как-то сжалась в пространстве и времени: работа, подработки, дом. Изо дня в день, много лет подряд по одной схеме, по одному маршруту. По одной накатанной дороге… Точнее – по бездорожью. Помнится, при советской власти ходил в кино, на концерты, на выставки. Гулял, отдыхал в парке. Сейчас отдать ползарплаты за билет на концерт или в театр – чрезмерная роскошь. Гулять в парке? У медсестры в поликлинике муж погулял в парке… Наскочили сзади, ударили… И денег-то было в кармане – на бутылку хорошего пива… Два месяца лежал с переломом.
Город сильно изменился. Много роскошных коттеджей. Но стены домов и заборы исписаны черной краской: «Единая Россия - воры!» У ворот богатых домов начерчено: «Мы придем за тобой!» Лозунги стирать и закрашивать бесполезно, появляются вновь. Вот мелькнула в пластиковом окне злобная морда. Пацан с улицы изобразил ружьё, направил на окно: «Бах!» Морда исчезла. На задке испачканного джипа вместо надписи «Вымой меня» написали: «Готовится к экспроприации!»
В очередной раз Бог умер. Говорят, коммунисты были безбожниками. Да, они были безбожниками. Но Бога боялись! А эти, нынешние - крестятся, да Бога не боятся!
Из автобуса вышвырнули старика - не хочет платить за проезд.  Старик с размаху ударил  костылём по автобусным стеклам. Выскочил водитель с монтировкой. Выскочили пассажиры: «Не трожь!» Другой старик швырнул мелочь автобусному «мытарю» в лицо - подавись!
Это сопротивление. Негромкое, «подворотное», но уже сопротивление. Старики потеряли остатки  веры в «доброго царя». Когда же молодёжь проснётся?!
Народ уже ненавидит не только «царя», но и место, где он сидит. Народ ненавидит Москву. Причем не просто министров или чиновников, ненавидят всех москвичей.
Как радостно пел Советский Союз: «Москва моя, ты самая любимая!» А ведь искренне пели! Теперь искренне ненавидят.
Москвичи скупили всё. Скупили на деньги, стекающиеся к ним со всей страны. Москва - сборщик податей. Москва – ростовщик. Москва - вампир. Москва прибрала к рукам всё, что ещё работает. Что не смогла - «понадкусывала»: обанкротила, разорила, перепродала иностранцам. Теперь в сознании народа москвичи – паразиты на теле России. И народ вынужден вкалывать на них, потому что остальная Россия разгромлена стараниями москвичей же. Москвич теперь враг остальной России.
Газеты, телевидение сообщают: «У Ксюши Дубчак украли бриллиантов на шестьсот тысяч долларов», «Филя купил новый суперджип», «В столице открыт ещё один гей-клуб», «Алла построила баню в водоохраной зоне», «Самый популярный товар в московских супермаркетах - креветки, мидии и омары». Остальной стране куриных ножек бы дешёвых… Молодожёнам холупку бы однокомнатную… Детишкам бы спортклуб бесплатный… Московские журналисты свихнулись? Но ведь пишут-то правду, пусть и не так!
«Они нас не жалеют, - думал Антон Викторович. – Ни московские, ни местные кровососы. Почему мы должны безропотно терпеть эксплуатацию, насилие, шантаж? Почему они не выбирают способов, чтобы выжать из нас соки, почему они считают вправе насиловать наших дочерей, резать наших сыновей, а потом, за свои грехи, нас же и сажать в тюрьмы? Почему правители творят что хотят, и заставляют нас делать вид, что мы не видим, чего они творят, и не понимаем просходящего? Почему они не только плюют на законы, но и ставят те законы раком, и теми рачьими законами уничтожают нас? Да плевал я в таком случае на эти законы, условности, на моральные ограничения, на заповеди! С волками жить – по волчьи выть!
Антон Викторович зашёл в магазин… В супермаркет, по-теперешнему… Тьфу! Купил бутылку хорошей водки. Неизвестно, насколько хорошую, но, по-крайней мере, в красивой бутылке и дорогую. Взял две бутылки пива.
В аптеке попросил три ампулы корглицина, лекарства «от сердца». Простенькое такое, недорогое лекарство, которым ещё наши бабушки лечились от сердечной недостаточности. В советское время оно стоило рупь за пачку. Хорошее лекарство, но если ввести в организм чуть больше, чем надо, а тем более, в вену, сердце так стимульнётся, что, сжавшись, разжаться не сможет.
Дома аккуратно проколол иглой пробку бутылки, из шприца влил в водку лошадиную дозу снотворного. Положил в нагрудный карман двадцать тысяч, шприц с корглицином, рассовал по карманам куртки водку, пиво, и пошёл к Колодяжному. Сегодня срок предоставления гарантии по выплате долга. Колодяжный сказал, что вечером ждёт его с деньгами.
- О, дорогой! – радушно распахнул дверь Колодяжный. – Заходи! Ну что, с денежками? Мы тут с Лёхой, с другом моим по бизнесу, расслабляемся.
В квартире было мусорно и грязно. Колодяжный выгнал жену года три назад, недолго жил с молодой женщиной. Но от прижимистого и нечистоплотного телом и душой Колодяжного женщина сбежала. Сын поначалу ушёл с матерью. Да, видать, мешал ей устраивать жизнь. Некоторое время мотался от матери к отцу. А когда молодая жена ушла, окончательно переселился к отцу.
В прокуренной, заставленной вдоль стен пустыми бутылками из-под водки и пива кухне, за столом вальяжно сидел мужчина лет тридцати пяти. Упитанный, с пивным брюшком, как все мелкие бизнесмены. Снисходительно глянул на Антона Викторовича сквозь сигаретный дым. Пренебрежительно кивнул на пустой табурет: садись, коль припёрся.
Антон Викторович выставил на стол водку, пиво. Сел.
Лёха оживился.
Колодяжный стоял рядом, выжидающе молчал.
Антон Викторович ручкой вилки с громким «чпоком» откупорил пиво, налил полный стакан, выпил.
Друг Колодяжного с любопытством, Колодяжный скептически, наблюдали за пришедшим.
Антон Викторович налил второй раз, но отпил немного. Из нагрудного кармана вытащил пачку денег, бросил на стол.
- Здесь двадцать тысяч. Это проценты за отсрочку на два дня. Через два дня я решу проблему, - сказал Антон Викторович, не глядя на Колодяжного.
- Хорошие проценты за два дня, - позавидовал Лёха. – Слушай, а я тебе ничем не могу помочь за такие проценты?
Он рассмеялся и дружески хлопнул Антона Викторовича по спине. Свой человек!
Колодяжный сел, сгрёб деньги, спрятал в карман.
- Но два дня – крайний срок! Дольше я ждать не буду.
- Я же сказал, через два дня решу проблему, - убедил Антон Викторович.
- Нет, Максимыч, если человек даёт такие проценты… - Лёха завистливо вздохнул. - А ты, мне кажется, не обговаривал их? Думаю, это деловой человек, если без уговора даёт такие проценты. Давай-ка, обмоем это дело, чтобы не сорвалось!
Он взял бутылку, принесённую Антоном Викторовичем, оглядел этикетку. Одобрительно качнул головой. Достал из шкафчика ещё два стакана. С треском отвинтил пробку, разлил на троих, один стакан подвинул Антону Викторовичу.
- Нет, мужики, я водку не пью, - отказался Антон Викторович. – Я по пиву.
- Пиво без водки – деньги на ветер! – пошутил Лёха и настойчиво придвинул стакан. – Про «уважаешь-не уважаешь» сам знаешь, не маленький.
- Это водка без пива – деньги на ветер, - поправил Лёху Антон Викторович.
Он взял стакан, отлил половину в пиво, остальное разлил хозяевам.
- Извините, водку не пью.
Поднял стакан с «ершом», приглашая выпить.
Компромисс хозяев удовлетворил. Чокнулись, выпили. Антон Викторович отпил два глотка, поставил стакан.
Хозяева оживлённо рассказывали друг другу об успехах в бизнесе, хвастали, кто кого и как кинул. Жаловались на налоговую, на хозяев рынка, где торговали.
Антон Викторович оглядел «поле боя». Одна пустая бутылка из-под водки, вторая початая, ополовиненный двухлитровый баллон с пивом. Хозяева в подпитии, после «снотворной» водки их быстро «поведёт».
Через пару минут Антон Викторович почувствовал, что начал успокаиваться – проблемы отошли на задний план, сознание расслабилось безразличием. Пересилив себя, он решил ускорить «процесс» – разлил остатки снотворной водки в стаканы хозяев, поднял свой, предлагая выпить. Хозяева не возражали.
- Кофейку у тебя, случайно, нет? – спросил Антон Викторович у Колодяжного, чувствуя, что его сильно тянет ко сну.
Колодяжный указал на шкафчик.
Антон Викторович скипятил в заляпанном электрочайнике воды, развёл крепчайшего кофе, выпил.
Бизнесмены едва ворочали языками.
- Ну, давайте на посошок, да я пойду, - предложил Антон Викторович.
Колодяжный неверной рукой разлил из своей недопитой бутылки на троих, сунул стакан в руку Антону Викторовичу. Чокнулись, выпили. Антон Викторович даже не пригубил.
Через минуту торгаши беспробудно спали, уронив головы на замусоренный стол.
Антон Викторович толкнул одного, другого – мёртво. Вытащил из кармана Колодяжного деньги, часть сунул обратно. «Да, приходил – чтобы вернуть долг. Двадцать тысяч? Что вы, ребята, откуда у нищего врача такие деньги? Пивом угостил… Да, кофе выпил и ушёл…»
Нет, «дружан», ты меня не пожалел - и я тебе той же монетой. 
Колодяжный свалился с табурета, громко стукнувшись о пол головой. Он лежал, разметав руки и раскрыв рот.
Антон Викторович вытащил шприц, снял с иглы колпачок. Подумал. Взял со стола нож, вставил ручку между зубов, чтобы рот не закрывался. Зафиксировал голову коленями, вколол лекарство Колодяжному под язык. Укол под язык так же эффективен, как в вену. Колодяжный слегка покорёжился.
Сел на табурет. Задумался.
Грязным полотенцем протёр нож, через полотенце взял его за лезвие, вложил в руку Колодяжному. Обмял ладонь вокруг ручки, чтобы хорошо пропечатались пальцы. Рядом висела рука «друга». Ножом в руке Колодяжного Антон Викторович резанул по руке «друга». Кровь испачкала лезвие ножа и полотенце. «Друг» рефлекторно прикрыл порезанное место рукой, но не проснулся.
Колодяжный вдруг судорожно изогнулся, хрипнул, словно захлебнувшись, и замолк.
«Всё, - понял Антон Викторович. – Сердце замерло, сжавшись в систоле. И уже не разожмётся».
Подумав, взял через полотенце старую чугунную сковороду с ручкой, стоявшую на плите, вскользь ударил по голове Колодяжному, слегка осаднив кожу на виске. Вложил ручку сковороды в руку «друга». Испачканная ладонь «друга» сжалась, охватила ручку.
«Ну вот и ладненько, - подумал Антон Викторович. – Этот порезал того. А тот окровавленной рукой схватил сковороду и ударил по голове этого».
Антон Викторович взял свою бутылку, навинтил на неё пробку. И вышел, аккуратно закрыв за собой дверь.
Прогулялся вокруг микрорайона, в укромном месте выбросил бутылку.
Подумал, что дома надо будет спустить в канализацию ампулы из-под снотворного.
У подъезда его кто-то окликнул.
Антон Викторович пригляделся.
- Сергей?! Сергей! Ты жив?!
Да, у двери стоял Сергей.
- Конечно жив, – ответил Сергей. – После операции несколько дней лежал в интенсивной палате. Позвонить не мог, номера вашего телефона не знал…
- А мне сказали, что… - Антон Викторович умолк, опасаясь говорить вслух о том, что ему говорил Колодяжный.
- Ну что вы… - понял его Сергей. – Живой я. Потерял много крови. Это Вол меня порезал. Как Света? С ней… всё в порядке?
- Да, всё в порядке.
- Я к участковому ходил, заявление на них написал. Обещали разобраться.
- Как… обещали разобраться… Колодяжный мне сказал, что… И участковый, со следователем… Молодой такой лейтенантик… За то, что я кости переломал тем, которые тебя и Светку… Грозили засадить.
- Следователь - лейтенант?
- Нет, участковый.
- У вас участковый капитан, в возрасте уже. Он в больницу приходил, когда меня из реанимации в общую палату перевели. Он и приглашал к себе, чтобы я заявление написал…

                =8=

- В общем, уволить меня не успели, - закончил рассказ Говорун. – Я допустил небольшую диагностическую ошибку, не повлиявшую на ход лечения. Пришёл папочка загорелой национальности и сказал, что «эслы с рыбёнкам чьто слючицца, я тэбья виэбу». Он меня в коридоре перехватил. Народу вдоль стен много, все смотрят… Я ему говорю, что задержка с постановкой диагноза на лечение не повлияла… В медицине часто так бывает. Сначала ставят предварительный диагноз. Затем обследуют, уточняют, ставят окончательный диагноз… И расхождение предварительного и окончательного диагнозов не такая уж редкость… А он: «Эслы чьто слючицца… виэбу «
- Представляю… - посочувствовал Колька.
- Меня взбесило это… Я, в общем-то, не считал себя специалистом, каких называют халатными. Совет, говорю «загорелому», бесплатный. Когда приедешь к себе на родину и придёшь домой, повтори это своей маме.
- Ну, ты отколол! – Колька восторженно хлопнул рукой по колену.
- Да, всем известно, как реагируют такие «жигиты» на свою маму.
- Ага, если он тебя, то можно. А если ты советуешь ему те же слова повторить своей матери, то это уже оскорбление! – возмутился Колька.
- Ну, а что дальше, догадаться не трудно. Он бросился на меня. Я руки держал в карманах халата, и, к несчастью, в одном кармане лежали ножницы. Естественно, когда я сжимал от злости кулаки, ножницы оказались в кулаке. А когда я врезал ему по шее, ножницы воткнулись в шею. В сонную артерию.
- Но это же самооборона! – возмутился Колька. – Он же бросился на тебя!
- Поди, докажи…
- И что, не было выбора? – Колька обвёл руками вокруг.
- Ну что ты, было несколько выборов. Первый – родственники погибшего убивают меня и, мягко говоря, причиняют неприятности моей семье. Второй вариант – меня сажают в тюрьму и там, после долгих или не очень, мучений, убивают. Третий вариант – попасть сюда за совершение убийства в состоянии психического нездоровья. Здесь я от посягательств извне наиболее защищён. Да и родственники убитого удовлетворены – русский псих… Попал я сюда «на льготных» основаниях. Обещали относиться снисходительно, если не стану вмешиваться в жизнь отделения. Я «вмешался» несколько раз. Теперь «лечусь» на общих основаниях.
 
                =9=

- Три недели я лежала, как спящая красавица. Многих пациентов в  наркотической коме обнажёнными привязывают к кроватям, делают электрошок. Больные приходят в себя с повреждёнными мозгами и необратимо изменённой психикой, с воспалением лёгких и закупоркой сосудов. Некоторые вообще не просыпаются. Пока я здесь, несколько человек погибли от такого лечения.
Виктория шептала Кольке, как её лечили сном.
- Я не знала, что директор клиники Гарри Бейли учился в Великобритании и Канаде у психиатров, которые работали над программами по контролю разума в ЦРУ и других разведслужбах.
- Какого чёрта он делает у нас? Чего ему не сидится на своём Западе?
- Значит, есть интерес. При встрече надо будет спросить, - усмехнулась Виктория. -  Пока я не видела его ни разу.
- Я тоже ни разу не видел докторов.
- И, думаю, не увидишь. Личной аудиенции удостаиваются только избранные. Как я, например. Скоро, видать, познакомлюсь.
Виктория опять усмехнулась.
- Ты же известная актриса, - искренне прошептал Колька.
- На актрису им наплевать, - Виктория тяжело вздохнула. – Я из разряда неподдающихся. Вот в чём для них проблема.
- А если надавят так, что… На самом деле сломают…
- К тому идёт, - безразлично согласилась Виктория.
Колька покосился на Викторию. Прищуренными глазами девушка словно разглядывала вдали что-то печальное.
- А если притвориться… Будто ты вылечилась. Ну, вести себя так, как они хотят? Выйти отсюда, а там…
- Я отсюда не выйду, Коленька, - с неприкрытой тоской, на длинном вздохе прошептала Виктория. – Поэтому  я ограничена выбором в пределах стен этого учреждения. С перспективой превратиться в зомби.
Виктория вдруг разозлилась.
- Но я докажу им, что есть люди, неподвластные их программам контроля! Сдохну, но докажу.
- Если бы я был на воле, такую волну фанатов поднял бы!..
Глаза у Кольки загорелись, он резко повернулся к Виктории.
- Тихо, дурачок! Громко говорить вредно для здоровья! – Виктория стукнула Кольке ладошкой в лоб и предостерегающе указала пальцем вверх.
Колька отвернулся, но сел не сгорбившись, как всегда, а, раскинув руки на спинки стульев, как крылья птицы. 
- Ты не представляешь, какие они благодарные, фанаты! Достаточно мне на концерте крикнуть…
- Да успокойся ты!  Звезда фанатичная!
- Это правда, Вика. Я серьёзно. Подумай, это твой шанс. И мой, конечно. Но я не знаю, как отсюда…
- Да заткнёшься ты, наконец! Или не пройдёт и двух дней, как во избавление от революционных мыслей ты будешь лежать на койке и бессмысленно таращить глаза на санитара, пихающего тебе в рот манную кашу немытой ложкой!
- Мы же не в той клинике, где заведует твой цереушник, - примирительно зашептал Колька.
- В той, Коленька, в той. 
- Как… в той?
Дверь скрипнула, Колька и Виктория замолчали в неподвижности.
- О! И вправду, здесь! – ухмыльнулся санитар, заглянув в дверь комнаты отдыха. – Вдвоём воркуют! Сестра говорит, они теперь каждый вечер «Общагу» вдвоём смотрят, там их ищи. Актриска и Музыкант. Профессионально-шизофренический дуэт. Актриска, иди на процедуры! Тебе доктор укол прописал. У тебя сегодня повышенная доза.
Санитар довольно хохотнул.
- Щас приду, - деформированным голосом мрачно отозвалась Виктория. Таким голос становится, когда от сильного волнения во рту пересыхает.
- Приходи, милая, приходи, - слащаво попросил санитар, глянул на неё, как сытый кот на не особо вкусную добычу, и серьёзно посоветовал Кольке: - А ты, Музыкант, иди баиньки. А то, говорят, у тебя по вечерам возникают дурные желания купаться.
Санитар исчез.
Виктория вздохнула, длинно и прерывисто.
- Я же говорила, два дня мне отдыхать… Ты, Коленька, - попросила она, - не вмешивайся. Потому что предотвратить ничего не сможешь, только жизнь себе попортишь… Не вмешивайся, ладно?
Колька молчал, насупившись.
- Иди в палату, Коля…
Виктория положила ладонь Кольке на голову, ободряюще взъерошила волосы.
Колька вдруг почувствовал, насколько много она старше его!
- Иди, Коля. Глупо плечом останавливать наезжающий на тебя поезд. Ляг, прижмись к земле… И постарайся к следующей встрече выкопать под рельсом яму. Не успеешь к следующей встрече, выкопай к третьей, к десятой. Поезда глупые, ходят по расписанию! 
Виктория наклонилась, чмокнула Кольку в щёку.
Ушла.

- Слушай, ну есть же какие-то права! – возмущённо шипел Колька, вернувшись в палату.
- Какие права, - усмехался Говорун. – Наши права давно стали фикцией, на которую никто не обращает внимания. Наша Фемида - боевой андроид.  Не рассуждающий, крушащий всех, на кого его натравят стражи «государственного порядка».
В коридоре послышались приглушенные радостные голоса нескольких мужчин.
Колька подскочил к двери, выглянул в коридор.
- Что там? – спросил Говорун.
- Солдаты из чёрного хода идут в комнату санитаров, - удивлённо доложил Колька.
- Солдаты? – Говорун тоже удивился.
- Солдаты, - подтвердил Колька.
- И много их? – спросил недоверчиво Говорун.- Вооружённые? Может, получили информацию, что нас заминировали?
- Да нет, не такие солдаты. Без оружия, раздолбаи какие-то… Человек десять зашло уже.
- Санитары очередную афёру затеяли…
- Сбегаю в бытовую комнату, там из двери в дверь что-нибудь услышу или увижу.
- А медсестра?
- Ушла куда-то.
- Естественно ушла, раз санитары что-то задумали. Зачем ей видеть лишнее.
Говорун помолчал, раздумывая, затем попросил:
- Сидел бы в палате… Застукают, что после отбоя по отделению ходишь, хлопот не оберёшься.
- Я же в бытовую комнату. Если что, пуговицу на штанах оторву, скажу, пришить зашёл.
- На кой чёрт тебе… Меньше знаешь – крепче спишь.
- А когда больше знаешь – крепче на ногах стоишь.
Колька выскользнул из двери и, оглянувшись в обе стороны, быстрым шагом заторопился в бытовую комнату.
Дверь комнаты санитаров была полуоткрыта, солдаты теснились спинами к выходу.
Колька метнулся в бытовушку, замер, прильнув ухом к двери.
- О-о-о! – послышался хор довольных голосов.
- Сержант, долго ты работал! – одобрил выделившийся из хора басок.
- Так, мужики, - хозяйски встрял голос санитара. – Давайте побыстрее. Не могу же я вас здесь до утра держать!
- Дружан, мы тебе бабки заплатили!
- Да я ничего, но если начальство заглянет, будут неприятности. И у вас, и у меня. Вы же не хотите из гостей превратиться в обитателей моего заведения?
- Это ты на что намекаешь?
- На сексуальные излишества.
- Пошёл ты!
- Второй отстрелялся! – радостно доложил ещё один голос. – Следующий! Пристраивайся…
- Ты что-то быстро…
- Да я как увидел её, как вспомнил, что она знаменитость… Только глаза закрыл, так она и выплыла из какого-то фильма… А я приплыл!
Солдаты довольно загоготали.
- Держи ноги, неудобно же!
- А я держать не нанимался!
- Раз денежки взял, должен обслужить по полной программе!
- Это ты мальчику когда заплатишь, ему и предъявляй претензии…
- Дружан, многовато ты с нас содрал. Кругленькая сумма получается!
- Да бутылка хорошей водки дороже стоит! – возмутился санитар. – Зато будет что вспомнить! Знаменитость трахал!
- Следующий, мужики! Я что-то с двух качков… Даже удовольствия не успел заметить. Слушай, дружан, давай второй раз за полцены, а?
- Нет, за полцены не могу! Это же знаменитость! Имидж надо держать.
- Какая, к чёрту, знаменитость! Лежит полудохлая, как резиновая кукла. Мы за такие деньги взвод резиновых купим!
- Не полудохлая, а спящая… Красавица. Нет, за полцены не пойдёт. За полцены бери на прокат резиновую.
- Мужики, дайте взаймы бабок, у кого есть…
От ярости, которую нельзя выпустить наружу, у Кольки ослабели ноги, он бессильно сполз по двери на пол.
- Сволочи! – простонал он сквозь зубы. – Сволочи! Не-ет, надо делать ноги отсюда! Ох, в кого вы меня превратили! Вот теперь, когда я выйду на свободу, я буду настоящим психом! Неудержимым!
- Так, мужики, у кого есть деньги на второй заход? – послышался деловитый голос санитара. – У троих? Давайте по-быстрому… Остальные, если что, приходите через два дня. Мы снова будем дежурить.

                =10=

Следующим вечером Колька, как всегда, отправился в комнату отдыха. Долго ждал, не надеясь, что Виктория придёт.
Виктория пришла заторможенная, плохо соображающая.
- Сволочи, я с их лекарств отупею окончательно, - пробормотала она, сев позади Кольки.
- Вика, мне надо сдёргивать отсюда! – яростно зашипел Колька.
- Тихо ты, дурачок, - на удивление быстро отреагировала Виктория. – За такие мысли можно и под лоботомию попасть.
- Никого же нет! Никто ничего не слышит! – нетерпеливо шипел Колька.
- Услышат, если будешь в полный голос орать, - сонно пробормотала Виктория.
- Вика, не могу я! – чуть не заплакал Колька. – После вчерашнего…
- Что с тобой случилось вчера? – безразлично прошептала Виктория.
- Со мной ничего не случилось. С тобой случилось.
- Со мной тоже ничего не случилось.
- Я знаю про солдат…
- Про каких солдат? – насторожилась Виктория.
- А ты ничего не помнишь? – удивился Колька. – Они же тебя использовали… вместо секскуклы!
- Кто… они? – насторожилась Виктория.
- Санитары привели несколько солдат. Я из бытовой комнаты слышал, как солдаты в санитарской комнате… И не по одному разу.
- Вот сволочи… - с нехорошей задумчивостью пробормотала Виктория.
- Санитары приглашали солдат на послезавтра ещё раз.
- Вот сволочи… - медленно повторила Виктория. – Нет, это переходит всякие разумные границы.
Она встала и пошла к двери.
- Ты куда? Виктория… Не глупи! – громко произнёс и вскочил с места Колька.
- Коля, сядь! – так же громко потребовала Виктория. Она остановилась и повернулась к Кольке. – Не ввязывайся.
- Но ты же ввязываешься!
- Мне отсюда не выйти, меня здесь сгноят! Мне терять нечего!
Они говорили всё громче.
Дверь открылась, в комнату заглянул санитар.
- Чего расшумелись? – недовольно спросил он. – Не сидится молча, разбегайтесь по норам!
Виктории было совершенно безразлично, что этот санитар не из вчерашней смены. Она кинулась на него с кулаками.
- Сволочь! Ах ты сволочь!
Санитар легко оттолкнул Викторию, она упала. Колька вскочил с места, подбежал к Виктории, схватил её в охапку. Санитар захлопнул дверь.
- Виктория, прекрати! Ты однажды бежала отсюда, значит, есть возможность, скажи, какая! – шептал он ей. – Или скажи, как мне связаться с друзьями. Они на уши поставят всё! Они разгромят больницу, вытащат нас отсюда…
Прибежали два санитара и медсестра со шприцом.
- Не надо! Ничего не надо! – кричал Колька. – Я её успокоил! Она просит прощения! Она спокойна!
- Отпусти! – билась Виктория. – Сволочи! Ублюдки!
Санитары вырвали Викторию из объятий Кольки. Медсестра с размаху воткнула иглу ей в ягодицу. Через пару секунд девушка обмякла.
- Отпустите её, пожалуйста… - просил Колька.
- Нападение на персонал возбуждённым пациентом требует применения средств стеснения, - с довольной улыбкой сообщил Кольке санитар, на которого кинулась Виктория. – Завтра мы сообщим об инциденте доктору. Он назначит Актриске шоковую терапию. Или что покруче. Ты, по-моему, тоже что-то имел против нас?
Санитар с усмешкой посмотрел на коллег.
- Нет, нет, я ничего не имел. Я наоборот, держал её, когда она кинулась на тебя!
Колька умоляюще сложил руки на груди.
- Ладно, - смилостивился санитар. – Ты, вроде, безобидный псих. Живи покеда.
Викторию закрутили в принесённое одеяло, перепоясали несколькими ремнями, унесли.
Колька вернулся в палату.
- Да что же это творится! – шипел он, сидя рядом с Говоруном. – Они обещали Виктории шоковую терапию. И более радикальное средство.
Говорун помрачнел, тяжело вздохнул.
- Это он насчёт лоботомии грозил. Не пустые угрозы.
- Надо же что-то делать!
- Здесь ничего нельзя сделать. Мы заложники персонала.
- И что теперь, пусть Виктория гибнет?
- Если ей от этого станет легче, мы можем погибнуть с ней за компанию. Проявить агрессию по отношению к персоналу и, получить коллективное предписание на лоботомию. Стать дебилами вместе с ней. Мы ничего не можем сделать!
- Мои друзья смогут!
Колька прильнул к уху Говоруна.
- Если сообщить моему другу, что я здесь и что нам грозит опасность… Надо сказать ему, чтобы собрал рокеров и разбомбил к чёрту эту больницу. Я найму хороших адвокатов, нас переосвидетельствуют и признают здоровыми! Мы купим врачей, деньги есть!
- Замолчи!
Говорун отстранился от Кольки и задумался.
- Ты сколько здесь? – напирал Колька. – Год? Два? Три?
- Больше… - вздохнул Говорун.
- Ты уже своё отсидел. Пора выходить на свободу! Ты официально выйдешь! Тебя признают излечённым!
- Ни слова больше, если не хочешь погибнуть и погубить меня!
Говорун яростно сверкнул глазами.
Колька дёрнулся сказать ещё что-то.
- Замолчи, я сказал! – по-змеиному зашипел Говорун.
Колька сник. 


                Часть одиннадцатая. КРУТОЕ ШОУ

                =1=

После завтрака Вован с Игорем, как обычно, сидели в гостиной. Вован бездумно гонял телевизор по каналам. Игорь раскинулся на диване. Вошёл Давид. 
- Ну как, Мистер Мускул, первая ночь прошла удачно? – испытывающе разглядывая исподтишка Давида, спросил Игорь.
Игоря терзала мысль, что ему придётся уступить место лидера этому бойцу.
- Как может пройти ночь, если девушка тебя хочет? – спокойно пожал плечами Насим. – Естественно, плодотворно!
- Будешь строить отношения? – прозондировал Игорь.
Давид удивлённо посмотрел на Игоря. 
- Ты что, серьёзно веришь в это дребедень?
- Нет, конечно, - чуть смутился Игорь. – Просто говорят здесь так. Ты же сказал, что приехал к Любане.
- Если есть возможность жить в отдельной квартире, да ещё и просто так спать с симпатичной девушкой, почему бы не воспользоваться этим? – пожал плечами Давид.
- Наш человек! – одобрил его Игорь.
- А ты чего в общей комнате? – с усмешкой спросил Давид. – Парень, вроде, ничего?
- Да что-то… Не складывается, - недовольно буркнул Игорь. – Да и с кем?
- Да уж… Положение насчёт женщин у тебя не очень, - задумчиво согласился Давид.
- Камилла? – Игорь на секунду задумался. – Кусается. Злая какая-то.
- Да уж, тигрёнок тот ещё, - одобрительно рассмеялся Давид. – Видел по телеку, как она тебя один раз в коридоре…
- Что, показывали? – поразился Игорь.
- Конечно! – пожал плечами и насмешливо посмотрел на Игоря Давид. – Ты что, не знал, что вас показывают довольно плотно?
- Знал, конечно, - расстроился Игорь. – Но не до такой же степени? В сортире, хоть не показывают?
- На очке не показывают, а в предбаннике, когда вы штаны застёгиваете, обычное дело. И трёп ваш тупой надоел уже.
- Что, прямо с матом?
- Ну, иногда глушат матерные словеса пищалкой. Но частенько проскальзывает. А вы что, себя по телеку не смотрите, что-ли? – спохватился Давид.
- У нас этот канал заблокирован. Говорят, чтобы не видели себя. Мешает потому что. А ты где, вообще, так классно драться научился? – сменил Игорь неприятную тему.
- Это не драка, это самооборона, - ни капли не возгордившись удачным боем, возразил Давид. Я же его ни разу не ударил. Я же гимнастом в цирке работал. Ну, и боевые искусства изучал. Гимнаст на арене недолго выступает. Вот я и хотел заняться чем-то вроде боевых танцев на потеху публики.
- Почему недолго? – спросил Игорь.
- Ну… Травмы разные… Да и по возрасту быстро срабатываешься. Вот я как раз на травме локтевого сустава и залетел. Для обычной жизни рука вроде нормальная, а тяжёлые нагрузки не выносит.
- Ну и что, в «боевые танцоры» ушёл?
- Нет, в менеджеры.
- Что так?
- Да так получилось. Но боевые искусства помогают иногда. Наезжают то местные, то конкуренты. Вроде этого Феди.
- Ну, теперь ты у нас… первый парень на деревне, - с завистью похвалил Давида Игорь. – Все девочки теперь твои.
- Да ладно, Игорь, успокойся. Все девочки мне не нужны, одной пока хватит. И первым парнем в вашей деревне я не собираюсь быть. Оставляю тебя в кресле лидера. Меня твоя роль, как менеджера общаги вполне устраивает.
- Да? – явно обрадовавшись, всё же с некоторым недоверием покосился на Давида Игорь.
- Я, из наблюдений по телевизору, так понял, что ты с Вованом здесь один полюс. А Серёга со своей девчонкой и Камиллой – другой полюс.
- Какой он полюс! – презрительно скривился Вован.
- Какой-никакой, но достать их вы не можете. Ты держишься очень уверенно, иногда работаешь на грани фола, - Давид задумчиво посмотрел на Игоря. – Мне это немножко непонятно.
- Открою тебе секрет, - снисходительно хехекнул Игорь. – Ко мне благоволит Трахенберг. И более того, он велел мне обострять события в общаге.
- До какой степени? – моментально заинтересовался Давид.
- Ну… Он сказал, можно всё, только чтобы в ментовку не попасть.
- Игорь! Да это же… Это же как можно здесь покуражиться! – обрадовался Давид!
- Можно и покуражиться, - самодовольно развалился в кресле Игорь. – Шеф так и сказал: оттрахай кого-нибудь. Только, чтобы без шума.
Глаза Давида загорелись.
- Так, мужики! Куражиться, так куражиться! Организуем банду! Я, ты, Вован… Мурку подключим, она наша девчонка. Серый со своей и Тигрёнок – наши враги. Резо с Маней… - Игорь задумался. Маня ни туда, ни сюда, Резо скорее наш, чем их. Большой – ни рыба ни мясо. Так… Алёна и Любаня тоже нейтрал. В общем, трое парней и забойная девчонка против лишка умного очкарика и двух хилых девчонок… Парни, да мы их раздавим!
- Парнишку бить – неинтересно, - засомневался Игорь.
- Кто ж его бить собирается? Мы его морально уничтожим! А вот девочками его – физически можно заняться!
- Вот это, блин, клёво! – Вован с обожанием посмотрел на Давида. – Я бы с Тигрёнком почикался! Это ж ка-ра-лэва! Полный отстой! А со второй – нет. Она ж идейная! Оттрахаешь её, а она удавится и записку оставит… Тяни потом за неё срок.
- Ну ты, Вован, прямой, как лом! – Давид снисходительно похлопал его по плечу. – Можно такую психологическую комбинацию разыграть! В общем, есть идея, чуваки.
Давид указал пальцем вверх, напоминая о камерах слежения, и поманил приятелей, чтобы они склонились поближе.

                =2=
 
В комнату к девушкам заглянул Вован. Нашёл взглядом Катюшку, обрадовался:
- Кать, тебя Камилла просила заскочить в гостиную.
- Зачем я ей понадобилась?
- Не знаю, - безразлично пожал плечом Вован. – Они, вроде, с Сергеем куда-то собирались, тебя ждали.
- Хорошо, сейчас приду.
Вован исчез, а Катюша неторопливо пошла к двери. В коридоре столкнулась с Давидом.
- Привет, Катюш! – обрадовался Давид. – Меня Сергей зачем-то позвал в бассейн, как туда пройти?
- А где он сейчас? – немного удивилась Катюша.
- Кто, бассейн? – пошутил Давид.
- Нет, не бассейн, - рассердилась Катюша.
- Сергей? Мне сказали, что он ждёт меня в бассейне.
- Подожди минутку…
Катюша заглянула в гостиную. Там сидел, как всегда, развалившись в позе скучающего бездельника, Игорь.
- Сергея здесь не было? – спросила Катюша.
- В бассейн пошёл, - нехотя буркнул Игорь, покосившись на девушку.
Катюша вернулась к Давиду.
- Странно, - задумчиво проговорила она. – Меня пригласил в гостиную, а сам ушёл в бассейн.
- Ну так проводи меня  в бассейн! – всплеснул руками Давид. – Мне тоже туда надо!
Задумчиво хмыкнув, Катюша направилась к лифту. Давид пошёл следом.
- Когда я смотрел «Общагу» по телеку, мне казалось, что у участников шоу довольно интересная жизнь, - он аккуратно взял девушку под локоть. – Но вот я живу здесь второй день, и мнение начинает меняться.
- Да, я согласна с тобой, - Катюша обрадовалась, услышав то, о чём она давно размышляла.
Едва Катюша и Давид скрылись за поворотом коридора, из гостиной выскочил Игорь и помчался по чёрной лестнице в бассейн.

Сергей и Вован сидели в комментаторской ложе, расположенной над прыжковыми трамплинами.
- Ну и чего мы торопились? Зачем ты меня привёл сюда? – недовольно спросил Вована Сергей.
- Сядь и не суетись. Времени, что-ли у тебя в обрез? – с превосходством в голосе проговорил Вован. – Времени у нас здесь не меряно. Пять минут подождёшь, глядишь, чего интересного приключится.
В комментаторскую заскочил запыхавшийся Игорь.
Вован вопросительно посмотрел на Игоря.
- Идут, - кивнул головой Игорь.
- Кто? – подозрительно спросил Сергей.
- Сейчас увидишь… Только сиди, не шуми! – приказал Игорь Сергею.
Вован и Сергей сидели за комментаторским столом, Игорь сел сзади Сергея.
В дверь с противоположного конца помещения вошли Давид и Катюша.
Сергей удивился: чего они здесь делают? Катюша вообще не любит в бассейн ходить, а уж без него – тем более. Ещё больше Сергей удивился, и неприятно удивился, что Давид держал его Катюшку под руку. И они о чём-то приятно беседовали! Ни шагов, ни разговора сквозь стёкла комментаторской не было слышно.
Сергей хотел было встать и подойти к стеклу…
- Сиди, - жёстко опустил его на место за плечо Вован. – Подумаешь, люди гуляют… Он к ней не пристаёт, она караул не кричит.
Вован с неприятной насмешливостью посмотрел на Сергея.
Катюша с Давидом остановились. Катюша огляделась, словно бы выискивая что-то. Давид указал ей рукой в сторону вышек. Продолжая беседовать, они прошли через всё помещение и скрылись под комментаторской ложей.
- Ладно, нечего мне здесь… - недовольно буркнул Сергей и решительно встал.
- Две минуты… - посмотрев на часы, проговорил Вован. – Две минуты подождём, и пойдёшь.
- Нечего мне здесь ждать! – раздражённо проговорил Сергей.
- Что, побежишь сцены ревности закатывать девчонке? – насмешливо проговорил из-за его спины Игорь. – Такая-сякая, с красавчиком-мужчиной гуляет! Как посмела!
- Да, надо бежать, - с подковыркой проговорил Вован. – Не дай бог, она Давида окрутит! Целовать ещё начнёт!
- Не начнёт! – раздражённо буркнул Сергей.
- Она на тебя тоже надеялась, - ухмыльнулся Игорь. – А ты в первый же день… Точнее, всю первую же ночь с Николь кувыркался. Иди, может она там Давида уже раздевает!
Сергей растерянно сел на место.
- Ладно, успокойся, Ромео, - снисходительно проговорил Игорь. – Катюшка твоя верная девчонка, вольностей не позволяет. Я хотел к ней приколоться, она меня моментально отшила. Просто нет смысла тебе выскакивать – вид у тебя сейчас очень подозрительный и недовольный. Выскочишь, Давид сразу поймёт, что ты за ними следил. Вот стыдобушка! Взрослый парень следит за своей девчонкой. Не доверяет ей.
Посидели некоторое время молча. Сергей недовольно сопел, уткнувшись в стол. Игорь вытащил сигареты, подал из-за спины Вовану. Они довольно перемигнулись, закурили.
Ещё посидели. Сергей беспокойно заелозил.
- Вован, посмотри аккуратно, ушли они там, или как? – Игорь усмехнулся и вопросительно посмотрел на Вована.
Вован кивнул головой, неторопливо подошёл к стеклу, постарался заглянуть вниз. Лицо у него вдруг аж засветилось от удовольствия. Он сделал рукой «Йес!» и показал Игорю большой палец.
- Чего там? – нехотя спросил Игорь, словно он знал, что там должно происходить.
- Раздеваются! – восторженно, едва сдерживая возбуждение, прошипел Вован.
- Купаться, что-ли, собираются? – хмыкнул Игорь.
- А эт мы сейчас посмотрим… - потёр ладони Вован. – Чёт мне кажется… Тут чем-то другим пахнет!
Сергей дёрнулся встать.
- Тихо ты! – снова придавил его за плечо Игорь. – Разберёмся… Вован, что там? Она сама раздевается? Давид к ней не пристаёт?
- Какое «пристаёт»! Она вперёд его разделась! Слушай, а она купальник забыла! Та-акое бельишко у неё классное! – Вован плотоядно облизнулся, наблюдая за происходящим внизу.
- Врёшь ты всё! – вскочил с места Сергей.
- Так, парень! – Игорь схватил его за локоть. – Там всё происходит по согласию, и ты шуметь не будешь, если не хочешь предстать в виде ревнивого полудурка.
Словно в подтверждение «согласия», сквозь стёкла донёсся сильно приглушённый девичий смех.
- О! – Игорь поднял палец вверх и сделал вид, что прислушивается. – Мне лично слышно, что девчонка смеётся и, похоже, весело проводит время.
Сергей обмяк и безвольно сел в кресло.
- Чего там? – спросил Игорь, с ухмылкой наблюдая за мучающимся Сергеем.
- Хм… Да я и не знаю, говорить, или нет… - паясничал Вован. – Давид преподаёт ей урок у-шу. Или кун-фу. Я в них не разбираюсь.
- А она? – продолжал усмехаться Игорь.
- Она? Ты, Игорь, можешь посмотреть, не пожалеешь. А Сергея сюда не пускай. Если он увидит, что там творится, он весь бассейн разнесёт в дребезги.
- Да ладно! – лениво словно бы не поверил Игорь, наблюдая за Сергеем.
- Он показывает, как бить ногой в промежность… - комментировал Вован. – Она внимательно выслушала… Ага, показывает сама…
- Она там Давида не лишит наследства? – подчёркнуто озабоченно спросил Игорь.
- Не-а! Она очень аккуратно изображает удар в промежность… Ну прямо нинзя в натуре! – с восторгом комментировал Вован. – Ага, а сейчас она собирается отрабатывать приёмы вслепую…
- Это как? – спросил Игорь.
- Ну… Надела на голову футболку… Точно, как нинзя! Голая нинзя!
- Как это, голая? – удивился Игорь.
- А я разве не сказал, что она уже голая? – с издевательским удивлением спросил Вован. – Идите сами посмотрите! Давид в плавках, а она голая.
- Врёшь! – зарычал Сергей и кинулся к стеклу.
Игорь попытался ухватить его, но Сергей вырвался и кинулся к стеклу. У самого стекла его перехватил Вован. Подоспел Игорь, зажал Сергею рот ладонью. Сергей дёргался, бился что есть сил, пытался кричать, но каждый из его противников был гораздо сильнее его и держали они Сергея крепко.
- Если не успокоишься, схлопочешь по печени! -  пообещал Игорь.
Сергей понял, что дёргаться бессмысленно, прекратил сопротивляться.
- Вот так вот, - удовлетворённо проговорил Игорь. – Я сейчас тихонько гляну в окошко, а потом дам тебе посмотреть.
Повернув Сергея прочь от стекла, он выглянул наружу.
- Ого! По-моему, там всё идёт по согласию!
Давид на самом деле уже обнимал девушку, голова которой была на манер нинзя закрыта футболкой. Но тело девушки было совершенно обнажено! И девушка с удовольствием обнимала Давида!
- Сейчас ты заглянешь вниз, то только не дёргайся! – приказал Игорь и повернул Сергея лицом к стеклу.
Сергей глянул вниз и вновь что есть сил задёргался, попытался что-то крикнуть. Но противники были настороже, а рука Игоря не прекращала закрывать рот Сергея.
Вован прямой ладонью коротко ткнул Сергея в солнечное сплетение. Парень задохнулся и обвис на руках у Игоря.
- Надоел! Говорят же – не дёргайся! – зло прошипел Вован.
- Не сильно ты его? – озабоченно спросил Игорь. – Я за тебя расхлёбывать не буду.
- Да по-детски! – огрызнулся Вован. – Младший школьник такой удар выдержит!
- Да, хлюпкий ты у меня, земеля… - посочувствовал Сергею Игорь. – Закрути ему рот скотчем, - приказал он Вовану.
Они пододвинули кресло вплотную к стеклу, усадили в него безвольного Сергея. Вован заклеил парню скотчем рот, затем прикрутил руки и ноги к подлокотникам и ножкам кресла. Присел, рядом, чтобы проверить, видно ли из кресла происходящее внизу.
- Не видно, - вздохнул недовольно.
Вдвоём с Игорем они скатали в рулон дорожку, подложили под задние ножки кресла.
Голова Сергея приблизилась к стеклу, ему стало видно происходящее.
Он с трудом раздышался, шумно всосал носом воздух.
Вован наблюдал за происходящим внизу. Уловив, что Давид посмотрел вверх, помахал ему рукой. Давид кивнул головой: понял, мол.
Он поправил скрывающую голову девушки футболку, что- то шепнул ей на ухо, спустил плавки и приподнял смеющуюся партнёршу под ягодицы. Та с удовольствием раздвинула ножки и прыгнула ему на бёдра.
Сергей взглянул вниз, увидел занимающуюся сексом пару, застонал, как от непереносимой боли и наклонил голову, чтобы не видеть происходящего.
- Ну что, пойдём? - потеряв интерес к Сергею и к творящемуся внизу, предложил Игорю Вован.
- Пойдём, - согласился Игорь.
Отойдя к двери, он обернулся.
- Ты, земеля, дух не теряй. Мы тебя слабо приклеили, так что отдохни и сам потихоньку отклеивайся.
- А то насмотришься порнушки… - начал Вован с ухмылкой.
- Ладно, пойдём, - перебил его Игорь.
 
                =3=

Катюша вернулась в девичью комнату. Увидев Камиллу, лежащую на своей кровати, удивилась:
- А я тебя ищу! Ты чего меня звала?
- Я? – в свою очередь удивилась Камилла. – Я тебя не звала.
- Ну как же… Пришёл Вован, сказал, что ты меня ждёшь в гостиной… Я пришла туда, тебя нет. Игорь сказал, что ты с Сергеем ушла в бассейн.
- Нет, я на кухне была, - с недоумением отказалась Камилла.
- Я с Давидом сходила в бассейн, там тоже никого нет.
- Не знаю, - пожала плечами Камилла. – Иди, спроси Сергея, может, он на самом деле искал тебя.
Обеспокоенная Катюша вышла в коридор, пошла в мужскую комнату. Резо и Большой играли в карты.
- О-о! Заходи, Катюш! – приветливо пригласил девушку Большой. – Садись в карты играть.
- Сергей где? – не ответив на приглашение, спросила Катюша.
- Не знаю, - соображая, какую карту выложить, ответил Большой. – Не видели.
- Давно тут сидим, - добавил Резо цитатой из старинной комедии.
Катюша задумчиво пошла к двери. Навстречу ей в дверь входил Вован. Увидев девушку, от толкнул стоящего ещё за дверью Игоря. Игорь прыгнул в глубь коридора и спрятался на лестничной площадке.
- Вован, а кто тебе сказал, что меня Камилла зовёт? – спросила подозрительно Катюша.
- А кто-то из операторов. Или из обслуживающего персонала. Парень какой-то в спецухе, - подчёркнуто беззаботно ответил Вован и довольно плюхнулся на кровать.
Покачав головой и подозрительно оглядев лежащего Вована, Катюша ушла в комнату девушек.
Через пару минут вошёл Игорь.
- Ну что? – спросил он Вована.
- Да всё путём, - успокоил его Вован.
- Греби к нам, пацаны, - окликнул парней Большой. – Разложим пульку.
- На что играем? На деньги, или на интерес? – деловито поинтересовался Игорь.
- Чтобы ты мне потом предъявил? Нет, фуфлыжником быть не хочу… На интерес только дураки играют. Или те, кому собственное здоровье не жалко, - сказал Большой.
- Картинки, небось, краплёные? – снисходительно спросил Игорь, присоединяясь к картёжникам.
- Ой, да ладно, Игорь! Хорош понты кидать. Чё ты под блатного косишь! Все мы знаем, что ты козырный фраер… Краплёные… Нашёл кидал-профессионалов… Сто лет в эту колоду играем, и без крапа, небось, выучил, какое пятно у какой карты на рубашке…
Минут через десять в комнату ввалились радостные Давид и Наташа. Мокрая футболка соблазнительно облепила грудь девушки, на шее висел бюстгальтер.
- А мы в бассейне были! – радостно известила всех Наташа, обнимая Давида за талию. – Купались…
Она довольно подмигнула спутнику.
- Купались… Кувыркались… - не задумываясь, срифмавал Большой, раздумывая, какой картой сыграть.
- Такой кайф! – Наташа даже пискнула от удовольствия.
Большой взглянул на девушку, задержался на её груди, завистливо поцокал языком:
- Вот тебе Люба-то устроит… «купания», когда узнает…
- А мы ей ничего не скажем. Правильно, Давид? – девушка задорно посмотрела на парня, прижалась мокрой грудью к его боку.
- Иди, переоденься, - снисходительно проговорил Давид. – Да на Любаню не наткнись. И вообще, не зли её. Зачем нам скандалы?
- Футболки у вас с Катюхой одинаковые, - заметил Большой, продолжая любоваться грудью девушки.
- Главное не футболки, главное – что под футболками! – Наташа изобразила позу модели, продемонстрировала Большому свои груди.
- Жалко, что футболка не белая, - вздохнул Большой.
- Тебе красные не нравятся, что-ли? Красный цвет же возбуждает!
- Меня больше возбуждает, когда белый цвет намокает и становится полупрозрачным.
Большой вздохнул.
- Что ты всё вздыхаешь? – Наташа радостно прильнула к Давиду. – Депресняк замучил?
- Депресняк, Наташенька, депресняк, - опять вздохнул Большой.
- Выпей какую-нибудь таблетку!
- Хотел бы я, Наташенька, чтобы ты была моей таблеткой от депрессии!
- Большой, хватит клеить к моей девушке! – шуточно возмутился Давид.
- Нет, вы посмотрите на него! – тоже возмутился Большой. – Приехал, развёл здесь гарем…
- Ладно, пойду переоденусь…
Наташа вышла.
- Вот секс-гигант! – бормотал Большой, перетасовывая карты. – Жена у него есть, хоть и неофициальная. Любовница есть… Если он ещё и шоколада затребует, я точно скажу, что он извращенец!
- Нет, шоколада я не затребую, - довольно засмеялся Давид. – А от пивка бы не отказался. Надо заказать.
- А что, можешь? – обрадовался Вован.
- В наше время всё можно. Были бы деньги, - Давид поощрительно похлопал Вована по плечу. 
- Водочки там закажи, - попросил Вован.
- Закажу.
- Ну как Наташка? Работоспособна? – поинтересовался Большой.
- А ты что, не видел, что-ли, что она с голодухи? Вы тут вообще, мужики… Бабы голодные, неудовлетворённые, а вы…
Договорить он не успел. Дверь с грохотом распахнулась, в комнату ворвался Сергей. Глаза его горели ненавистью, лицо было покрыто красными пятнами, перекошено и походило на лицо сумасшедшего. Пальцы сжимались в кулаки, он словно бы искал, что схватить.
- Ты! Сволочь! – Сергей вскинул руку в сторону Давида.
Давид спокойно смотрел на взбешённого Сергея. Он явно понимал, в чём причина бешенства парня.
- Ты! – Сергей был взбешён до такой степени, что не мог подобрать слова, чтобы выразить свою ненависть к Давиду. – Я видел вас там… В бассейне!
Большой и Резо с удивлением смотрели на Сергея. Они привыкли к тому, что он был всегда спокоен и уравновешен, старался уйти от конфликтов, а тут…
Вован и Игорь наблюдали за Сергеем с любопытством.
- Ну и что? – пожал плечами Давид.
- А что он видел? – тихо спросил Большой, догадываясь, что Сергей видел любовные игры Давида с Наташкой. Но было не похоже, что Давид обижал Наташку – та была явно довольной.
- Он видел, как я купался в бассейне с девушкой, - пожал плечами Давид.
- Это ты называешь – купался?! – взвился Сергей.
- Слушай, девушка пришла со мной в бассейн сама, и купалась сама, - примирительно поднял руку вверх Давид.
- Купалась она… - зло сверкнул глазами Сергей. – Голышом!
- А я думал, она купалась в футболке, - задумчиво пробормотал Большой.
- Слушай, что бы там не было, всё было по согласию! А то, что ты подсматриваешь, как сопливый щенок…
- Она что… Сюда приходила?! – поразился Сергей.
- Да… - растерялся Большой. – И была, кажется, очень довольна. Даже счастлива. Аж пищала от удовольствия.
Большой подумал, что Сергей подозревает Давида в насилии над Наташей, и попытался переубедить его, что всё произошедшее в бассейне было с обоюдного согласия.
- Да уж, как она пищала от удовольствия, когда он её там трахал, это я слышал! – диким голосом выкрикнул Сергей. Лицо его перекосилось судорогой, по щекам текли слёзы. Он производил впечатление ненормального человека.
- Слушай, то, что мы там занимались сексом – это только наше дело. Ребята подтвердят, что девушка осталась очень довольной.
- Да, Сэргэй, дэвушка довольна, - тихо подтвердил, Резо. – Тут никак не скажешь, что её прынуждалы. Сама она…
- А чего ты, вообще, взбесился? – Давид изобразил раздражение. – Девушка хотела секса, она его получила. Да, она пищала от удовольствия, когда я её трахал. И, я не сомневаюсь, мы с ней займёмся этим ещё не раз…
- Сволочь! – сдавленно прошипел Сергей. Он затравленно оглянулся, продолжая сжимать и разжимать пальцы. Словно не найдя, что схватить, выскочил из комнаты.
- Вот бешеный! – удивился Большой.
- Да, я тоже не подозревал, что он может быть таким сэрдитым, - покачал головой Резо.
- Спермотоксикоз у парня, - хмыкнул Игорь. – Попробовал с Николь – понравилось. А с Катюхой у них платонические отношения. В смысле, прикасаются друг к другу только через платок.
- А чего он так за Наташку расстраивается? – удивился Большой.
- По-моему, у него крыша поехала, - вздохнул Вован. – Если ещё раз так примчится, думаю, надо психушку вызывать.
Словно в подтверждение его слов в комнату снова ворвался Сергей. В руке он держал кухонный нож.
- Убью, сволочь! – безумным голосом крикнул он и, вытянув руку с ножом вперёд, помчался на Давида.
- Точно, крышу снесло, - с подчёркнутым беспокойством подтвердил Игорь.
Давид спокойно подождал, пока Сергей приблизится к нему, отработанным движением выбил из его руки нож, коротким ударом свалил парня на пол. Не смотря на то, что удар со стороны выглядел несильным, Сергей оказался в нокауте.
Подскочили Игорь с Вованом, полотенцами связали Сергею руки и ноги.
- Большой, вызови скорую! – приказал Игорь.
Большой побежал в комендантскую.
- Резо, никого не пускай сюда до приезда скорой, - снова распорядился Игорь. – Девчонки набегут, вою и писку не оберёшься.
В комнату прибежала Ксения.
- Что случилось, ребята? – спросила она встревоженно. – Что с ним?
Ксения кинулась к связанному, лежащему без сознания Сергею.
Давид, Вован и Игорь переглянулись, но промолчали.
- Кинулся с ножом на Давида, - пояснил Резо. – Какой горячий, а? – удивился он.
- Вы что, поссорились?
В дверь стучали и заглядывали в щелку девушки.
- Не пускай никого! – затрясла рукой Ксения. – Вы  поссорились? – повторно спросила она Давида.
- Ксюш, я с ним не ссорился, - приложил руки к груди Давид.
- Ну не может же человек броситься на другого человека ни за что! Да ешё с ножом.
- Он заревновал, что Давид… - Резо замялся, - что Давид купался с Наташей в бассейне.
- С Катюшей? – поправила Резо Ксения.
- Нет, с Наташей, - подтвердил Резо.
Ксения сделала удивлённую мину, пожала плечами и непонимающе оглядела парней.
- Ну… Он видел, что Наташка была… голая со мной, - ухмыльнулся Давид.
- Не Катюха же… - задумчиво проговорила Ксения.
- Может, у него крыша поехала, потому что он увидел, как мы с ней… - Давид блудливо покосился на Ксению, - сексом занимались?
Ксения испытывающе поглядела на Давида.
- Ксюш, по согласию! – поднял руки вверх Давид. – Ребята видели, Наташка только что здесь была, она радостная и довольная.
- Можно сказать, счастливая, - подтвердил Резо.
Сергей зашевелился.
- Сволочь… Убью…  - невнятно бормотал он, едва двигаясь и пытаясь распутать державшие его полотенца.
В дверь протиснулась докторица с медицинским чемонанчиком в руке. Быстро сориентировавшись, присела у лежащего на полу Сергея, потрогала пульс. Приподняла глаз, осматривая зрачок. Покачала головой, раскрыла чемоданчик, снарядила шприц, сделала Сергею укол в руку, разрешила:
- Развяжите его.
- Буянить не начнёт? – насмешливо спросил Игорь.
- Отбуянился… - удовлетворённо проговорила докторица.
- Он ведь с ножом на Давида кинулся! – предупредил Вован.
- Что не поделили? – спросила докторица.
- Ничего не делили, - пожал плечами Давид. – Я с девушкой купался в бассейне.
- Просто купался? – сразу уточнила докторица и усмехнулась.
- Не просто. Но к обоюдному удовольствию. Кстати, девушка свободная. А у него есть своя. Он увидел, как мы кое-чем занимались, взбесился. Обещал зарезать, - рассказал Давид.
- У него с сексом напряжёнка, - добавил Вован. – Вот крыша у парня и поехала.
- А таким спокойным парень казался! – посожалела докторица.
- Вы откуда знаете? – удивился Вован.
- По телевизору за вами наблюдаю, - усмехнулась докторица.
- Пустите меня! Пустите! Серёжа! – билась в дверь Катюшка.
- Не пускайте, - распорядилась Ксения.
- Да, не надо, - согласилась докторица. И вынесла решение: – Ну что… Психоз у парня. Будем забирать! Вы там девушку увели бы куда-нибудь, - кивнула она на дверь. И ребят наших пришлите, там ждут.
Проводив Сергея в скорую, Ксения кинулась к Трахенбергу.
- Что теперь будет!? – паниковала она. – Жёлтая пресса теперь психушку атакует, где Сергей лежать будет!
- Не атакует, - безразлично пожал одним плечом Трахенберг.
- Ну как же… По телевизору же…
- Во-первых, кончай истерики закатывать, - Трахенберг поморщился. Ему надоели вскрики Ксении. – По телевизору покажут только то, что надо. И ничего лишнего – я имею в виду финал скандала и скорую помощь.
Ксения недоверчиво покосилась на Трахенберга.
- Всё было спланировано, всё шло под контролем, - ухмыльнулся Трахенберг. – А пацана увезут за пределы Москвы. Есть у меня знакомый… мозголом. Хар-рошим дурдомом отдыха заведует, не приведи господи…


        Часть двенадцатая. ЛИБЕРАЛЬНО-ПСИХОДЕЛИЧЕСКАЯ

                =1=

Гарри Бейли приехал в клинику точно к десяти утра. Ему было сорок шесть лет, он тщательно следил за своим здоровьем, держал тело в спортивной форме и одевал его в очень хорошие костюмы. Настолько хорошие, что людям, «покупавшим» костюмы, а не «одевавшимся у кутюр», лучше было не знать об их стоимости. Галстук Бейли обходился дороже, чем костюм иному предпринимателю из «среднего класса». Положение директора клиники обязывало на мелочах не экономить. 
В предбаннике кабинета ждали дежурный врач в белом халате и два молодых человека в ширпотребовских костюмах. «Стиранные и глаженные», - поморщился об их галстуках Бейли. При виде директора все почтительно встали.
- Здравствуйте, господин директор, - склонил голову дежурный врач. Молодые повторили движение. – Разрешите доложить о ночном дежурстве?
- Да, - разрешил Бейли, проходя в кабинет. – Эти ко мне? Чего им нужно?
- Практиканты, - сообщил доктор, закрывая за собой дверь. – Выпускники мединститута. Специализации по психиатрии и психологии не имеют. В свободном поиске, так сказать. После доклада сможете поговорить с ними? Или назначите на более удобное время?
- Давай сейчас. Пусть слушают доклад, а я присмотрюсь. Может на что сгодятся.
Бейли был неплохим психологом и, поговорив с человеком, мог составить довольно точный его психологический портрет.
Доктор пригласил молодых людей.
Практиканты сели к столу на указанные места. Чуть отвернув лицо, Бейли наблюдал за их движениями боковым зрением.
Сидят прямо, уверенно, но не расслабленно, не на всём сиденье. Руки на коленях, колени чуть врозь. Лица повёрнуты в сторону шефа, но контакта глазами избегают. Внешность у обоих неброская, стрижки аккуратные. Чисто выбриты.
Ну что ж… На первый взгляд не скрытны, знают своё место, к начальству настроены почтительно…
Бейли вопросительно посмотрел на того, что сидел ближе.
- Ник Малахофф, - представился молодой человек, вставая с места и  склоняя голову.
Бейли кивнул, разрешил пальцем сесть, посмотрел на второго.
- Питэр Кучман, - поднялся второй.
Бейли кивнул, разрешая сесть, задумался. С первым всё понятно, Николай Малахов. Возможно, Никита. А у второго что за странная фамилия? Кучман… Манн… Окончание для простофиль, конечно, звучное. Но таких фамилий не бывает.
- Ты кто по национальности? – без церемоний спросил Бейли у практиканта.
- Отец – украинец, - чуть покраснев, торопливо ответил Питэр.
«Понятно, - усмехнулся про себя Бейли. – Отец был Кучмой, сына сделал Кучманом. Так сказать, чтобы в жизни легче пробивался. Ну что ж, похвально…»
- Докладывайте, - разрешил он дежурному.
- Ночь прошла спокойно, без смертельных случаев… - начал доктор, открывая папку с документами.
- Без случаев, так и упоминать не надо, - недовольно проговорил Бейли.
- Извините, господин директор, - доктор встал, склонил голову, снова сел.
- Продолжайте.
- Двое из «размораживаемых» готовы к «изменению». Один «изменённый» готов к «повторному замораживанию».
Практиканты удивлённо хлопали глазами, переводили взгляды с директора на доктора и обратно. С такими странными терминами они в мединституте не встречались.
- Мы работаем по программе «тренировка чувствительности», - пояснил молодым людям Бейли.
Клиника разрабатывала программы контроля разума. Те, кто намекал, что  Бейли выполнял заказы ЦРУ или других разведслужб, конечно же лгали. Бейли не только не работал по указке каких-либо разведслужб, но и, как убеждённый глобалист и нтернационалист, не состоял в партиях и не выказывал приверженности какому-либо правительству. Другое дело, что он продавал результаты своей деятельности тем или иным правителям или их службам. Но это уже чистый бизнес, и Бейли совершенно не интересовало, какая спецслужба купит его разработки. Бизнес есть бизнес!
- Ищем возможности надёжного манипулирования людьми, - продолжил Бейли. -  Конечный результат нашей работы -  разрушение индивидуальности,  отказ от своего «я», выработка чувства пренебрежения к нравственным ценностям и  потеря ответственности за свои поступки.
Бейли помолчал некоторое время, медленно растирая пальцы. В голове у него кружились два слова: «разрушение индивидуальности… разрушение индивидуальности…  разрушение индивидуальности…».
Доктор и практиканты почтительно молчали. Стеклянно уставившись перед собой, краем глаз наблюдали за шефом.
- В нашей клинике два отделения, - вновь заговорил Бейли. - Пациенты поступают в лечебное отделение, где за ними, согласно разработанным стандартам, производит уход младший и средний медперсонал. В течение некоторого времени мы наблюдаем за новичками, отбираем тех, которые годны для работы над сознанием. Затем переводим в производственное отделение, где изменением их психики занимаются доктора.
Бейли подумал о том, что для штатных врачей клиники увеличивающаяся нагрузка стала обременительной. Даже то, что вся черновая работа выполнялась средним и младшим персоналом, не помогло в достаточной степени разгрузить врачей. С основной работой, с «промыванием мозгов», психиатры уже не справлялись. Требовалось расширять штаты. Ребятки, вроде, адекватные, думал Бейли, разглядывая практикантов. Неизвестно, насколько умные, но на тупых не похожи. Взять их к себе, научить… Учить новичков легче, чем переучивать сложившихся специалистов…
- Мы работаем по трёхступенчатой программе воздействия на сознание, - продолжил Бейли. - Первая ступень, «размораживание», направлено на физическое отстранение человека от повседневных дел, источников информации, социальных отношений, от структур, которые его поддерживают. Один из способов подготовки к дальнейшей работе – многодневное содержание в асенсорном сейфе. Можно работать и другими способами. Главное - прервать контакты объекта с его бывшим окружением, нарушить привычный образ жизни. Провоцируем недоверие объекта ко всем, кто его окружает. Обман, угрозы, высмеивание всего, чем он дорожил. Важно дискредитировать жизненные ценности объекта. Например, сообщить и, по возможности, доказать фотографиями, видеосъёмкой, документами, что его возлюбленная - проститутка, что его друг - предатель… И не важно, что фотографии – монтаж, а видеосъёмка - игра актёров! Путем непрерывного воздействия создаём невыносимые для объекта условия. Даём отупляющие лекарства или наркотики. И обязательно недосыпание. После того, как пациент созреет, дойдёт до края, его подвергают унижению, чтобы он почувствовал свою ничтожность. Это побуждает его к «изменению». Естественно, всё перечисленное применяется в индивидуальной последовательности и «дозе». Когда объект достигнет состояния тупого безразличия, проводится заключительный этап, «повторное замораживание».  В то, что осталось от личности, интегрируют нужные установки.
- А какова цель такого изменения? – спросил Кучман.
- Как показал опыт, объект с расщеплённым сознанием - идеальный материал для подготовки эффективного разведчика или диверсанта.
Бейли чуть не сказал «убийцы», но вовремя сдержался. Он ещё не определился, можно ли говорить с молодыми людьми столь откровенно.
- Подготовленный таким образом объект мы передаём спецслужбам.
- Долго идёт процесс «размораживания» пациентов? – задал дельный вопрос Кучман.
- Это зависит от стойкости психики объекта. Большинство удаётся сломить за несколько дней, с некоторыми мы работаем месяцы и даже годы.
- Есть смысл тратить на один объект годы?
«Молодец, студент, - Бейли взглянул на Кучмана одобрительно. – Деловой подход».
- Дело в том, что процесс назад повернуть сложно. Прервать на середине, сами понимаете… Полуфабрикат… Непредсказуемость дальнейшего поведения. Поэтому работаем до конца.
- А если пациент всё же не поддаётся обработке? – Малахофф тоже заинтересовался теорией манипулирования сознанием.
- Если не действуют психологические методы, подключаем химиопрепараты. Сами по себе, без направленных внушений, препараты действуют на разум случайным образом. Но в сочетании с внушением очень эффективны.
- А если, тем не менее… - настырно добивался ответа Малахофф.
- Бывают и такие случаи. Но мы идём до конца. Другой вопрос, каков конец. «Неудачные случаи» мы загружаем транквилизаторами, и они становятся постоянными жильцами нашей клиники.
- Насколько это целесообразно экономически? – спросил Малахофф.
Бейли одобрительно качнул головой.
- На содержание такого пациента деньги нам перечисляет страховая компания, так что мы ничего не теряем. 
- Виктория, кстати, вчера проявила агрессию по отношению к санитару. Персонал применил меры стеснения, - заметил дежурный врач.
- Да, Виктория – это как раз тот случай, - задумчиво проговорил Бейли.
- Санитар пригрозил ей шоковой терапией. Или более действенными методами.
- Ну что ж, ну что ж… - Бейли задумчиво побарабанил пальцами по крышке стола. – Надо обдумать предложение наших младших сотрудников. Нельзя маяться с ней бесконечно. Электрошок, говорите, обещал? Для неё это пройденный этап…
- Извините, господин директор, а как действует электрошоковая терапия на клеточном уровне? – осмелился перебить рассуждения шефа Малахофф.
- Ну, дорогой, - Бейли понял, что практикант задал вопрос для красного словца и перешёл на шутливый тон, - откуда мне знать, как она действует! Я же не электрик! – усмехнулся он, и тут же посерьёзнел. - Но эта  процедура каким-то образом… хм… действует на больных. Дело в том, - Бейли снова принялся рассуждать, - что психически ненормальные люди в большинстве подавленные люди. А подавленные люди, как правило, чувствуют себя виновными. Возможно, электрошоковая терапия удовлетворяет их потребность в наказании.
Молодёжь не поняла, шутит шеф, или говорит серьёзно.
- Электрошоковая терапия - столкновение с судьбой, краткий, но решающий перелом в жизни человека. Эти несколько секунд кардинально изменяют жизнь больного. Трудно сказать, что происходит с людьми в результате шокового лечения… Но оно разрушает их агрессивные стремления, делает людей пассивными. Это положительный фактор для правового общества. Правда, электрошоковая терапия понижает их жизнеспособность, но это уже, как говорится, издержки производства.
- С помощью шоковой терапии память можно стереть начисто и начать всё с белого листа, - восторженно вклинился в монолог директора Малахофф.
Бейли посмотрел на Малахоффа, усмехнулся и подумал: «Попрыгунчик. Так и норовит выделиться. Второй посерьёзнее и поделовитее». 
- Рассказы о переписанной начисто памяти настолько же правдоподобны, молодой человек, насколько успешны попытки вырастить человека из ампутированной ноги. Понижение разумности – вот единственно важный фактор в процессе исцеления буйных пациентов… Наилучших для общества результатов мы достигаем, доведя буйных пациентов до слабоумия. А что вы, конкретно, знаете о шоковой терапии? – задал неожиданный вопрос Бейли и требовательно взглянул сначала на одного практиканта, затем на другого.
- Техника электрошока применяется для разрушения памяти в ходе зомбирования, - осторожно проговорил Кучман, быстро и с опаской взглянув на Бейли.
- Хм… Для зомбирования… - Бейли усмехнулся, внимательно глянув на Кучмана из-под полуприкрытых век. – Электрошок в первую очередь применяется для лечения больных. Ну и для… форсированной обработки подсознания человека, в результате которой объект теряет направляющий контакт со своим прошлым и начинает безоговорочно подчиняться приказам нового хозяина. Что у неспециалистов именуется зомбированием.
- А разница в методиках применения есть? – поинтересовался Кучман.
- Для разрушения нейронов памяти при… э-э-э… как вы сказали, зомбировании, через голову пациента пропускают электроимпульсы мощностью в десятки раз больше, чем при обычной судорожной терапии.
- Наверное, не приведи господи, ощущения, - с неуместно задором восхитился Малахофф.
- Основоположник шоковой терапии Черлетти проводил свой первый опыт на заключённом. Когда электрический разряд прошёл через голову испытуемого, тот жутко кричал. Надо думать, ощущения были… э-э… очень неприятны, как вы правильно заметили, молодой человек. 
- Опыт прекратили? – полюбопытствовал Малахофф.
- Не удовлетворившись результатом, Черлетти приказал увеличить напряжение и повторил процедуру.
- И каков был результат? – поинтересовался Кучман.
- Результат? Ну… - Бейли снисходительно улыбнулся. – Сами понимаете, неотработанная методика… Кажется, они перестарались. Но, пишут, что заключённый стал послушнее слабоумной старушки из приюта.
- А ваши больные как реагируют на процедуру? – спросил Малахофф с таким интересом, с каким расспрашивают вернувшегося из дальней поездки туриста. Да и похож он был на любопытствующего школьника – рот открыт, глаза расширены, блестят.
- Никак не реагируют, - думая о своём, - меланхолично ответил Бейли. – Перед процедурой мы вводим пациентам релаксанты, которые полностью исключают возможность малейшего движения.
- Но ведь в ходе эксперимента нужно следить за артериальным давлением, за расширением зрачков! – распалялся Малахофф.
- Молодой человек, мы не экспериментируем, - вздохнул Бейли. Назойливость практиканта утомила его. – Мы работаем. А за давлением и зрачками следит реаниматор. И единственная информация, которая нам от него нужна – можно ли продолжать, как ты сказал, эксперимент.
- Но они же рассказывают потом что-то про свои ощущения?
- Один из пациентов сказал, что ощущения таковы, будто его черепную коробку тщательно обработали изнутри паяльной лампой.
- А если применить общее обезболивание? – настаивал Малахофф.
- В определённой степени мы применяем обезболивание. Но не полное блокирование боли. Тогда нарушилась бы сама идея шоковой терапии. Шок – это запредельная боль.
- Сильно изменилась технология электрошока со времён Чарлетти? – спросил Кучман, тем самым заставляя Малахоффа замолчать. Он заметил, что расспросы его приятеля раздражают директора.
- Что-то изменилось. В прежние времена шоковая терапия сопровождалась конвульсиями, пациенты закусывали языки, ломали зубы, челюсти, позвоночник. Благодаря мышечным релаксантам, отключению мышц, мы избегаем подобных осложнений. Но действие электрического разряда, проходящего через мозг, осталось прежним.
- Даже под обезболиванием – как паяльной лампой! – восхитился Малахофф.
- Сегодня у нас, кстати, запланирована шоковая терапия, можете присутствовать, - сообщил Бейли, проигнорировав восхищение Малахоффа.
- Вы проведёте сеанс пациентке, которая напала на санитара? – заинтересовался Малахофф.
- Нет, у нас не удалось «повторное замораживание» пациента. Точнее, удалось, но… Не в той форме, в которой надо. Мы изменили сознание пациента, но он остался неподконтролен нашим приказам. Представляете, что значит – неподконтрольный убийца? Придётся стирать, как вы сказали, его память до белого листа.
- И писать заново? – живо спросил Малахофф, радуясь, что его вопрос нашёл подтверждение.
- Ну что вы, коллега! – Бейли добродушно рассмеялся. Вы путаете меня с Творцом!  Я выразился неточно… Мы попросту вырвем страницу, на которой были сделаны ошибочные записи. Так что писать заново будет не на чем.
- А вчерашняя нарушительница? – настойчиво допытывался Малахофф. – Ведь она проявила агрессию к персоналу!
Бейли почувствовал нотку кровожадности в голосе Малахоффа. Похоже, этот подойдёт для «работы с электричеством», подумал директор.
- К Виктории мы применим более радикальный способ лечения. Лоботомию.
- Почему? Она из буйных?
- Я бы сказал, из непокорных.
- Вы примените химическую лоботомию?
- Нет, мы применим добрый старый метод, хирургическое разрушение части лобной доли… Тут, знаете ли… - Бейли негромко хохотнул, - старая любовь, так сказать. Исходя из чего, я проведу лоботомию самым надёжным способом – хирургическим. Всякие там электрошоки и химиолечение не гарантируют от восстановления сознания через какое-то время. А хирургическая лоботомия – это навсегда. О лоботомии вы, надеюсь, более начитаны?
- К сожалению, господин директор, очень поверхностно, - признался Кучман. – Если вы не сочтёте нас навязчивыми, и если у вас найдётся чуточку времени, мы с большой пользой для себя получим информацию о лоботомии от специалиста, который применяет эту методику на практике.
Бейли польстила вежливость молодого человека. Этот поумнее своего товарища. Его можно привлечь к исследовательской работе.
- Современная психохирургия зародилась более века назад, - начал Бейли рассказ тоном, каким рассказывают интересные истории. –  Сначала были эксперименты и единичные операции. Одни пациенты умирали, у других развивалась эпилепсия, параличи, третьи переставали понимать и использовать речь. Но хирурги считали операцию успешной, если получали «тихих» пациентов.
Бейли сделал небольшую паузу, словно отделяя один период истории от другого.
- В девятьсот тридцать пятом году профессор из Лиссабона Эгаш Мониц впервые удалил части лобных долей у нескольких больных. Результаты были так себе, но Мониц получил Нобелевскую премию. Кстати, через несколько лет Моница подстрелил один из его недовольных пациентов, доктора парализовало. А спустя шестнадцать лет другой пациент «дострелил» Моница окончательно.
- Да уж, - хохотнул Малахофф, - с недовольными пациентами лучше не встречаться.
- А лучше их не плодить, - поправил приятеля Кучман.
- Самым знаменитым «лоботомистом» тех времён был американский психиатр Фримен. Через кость глазной впадины он вколачивал в мозг острый конец топорика для колки льда и разрывал ткани лобных долей.
Бейли показал на себе, в каком направлении от угла глаза «лоботомист» вбивал острый конец топорика и как двигал, разрывая ткани мозга.
Малахофф брезгливо поморщился.
- Фримен путешествовал по Штатам в автофургоне с названием «лоботомобиль», и рекламировал лоботомию как чудодейственное средство от психических болезней. За три года Фримен выполнил сам или контролировал проведение трёх с половиной тысяч операций. Он проводил операцию в театрализованном стиле, в присутствии зрителей. Часто случались кровоизлияния в мозг,  нагноения мозга и костей черепа, менингит. У половины пациентов развивались эпилептические припадки, многие больные переставали контролировать мочеиспускание и испражнение. Каждый четвёртый пациент превращался в тихое домашнее животное. Каждый пятый умирал.
- Сейчас ведь таких осложнений нет?
- Да, психохирургия совершенствуется. Но на Западе люди до сих пор относятся к лоботомии с предубеждением. В России, с предубеждениями легче. На частные мнения здесь не обращают внимания. В Институте мозга в Санкт-Петербурге, например, проводят операции для избавления подростков от наркозависимости.
- Насколько эффективна психохирургия при лечения наркомании? – полюбопытствовал Малахофф, внимательно разглядывая стол перед собой.
Бейли молча отмахнулся. Подумал и задал неожиданный вопрос:
- А надо ли лечить наркоманов?
Малахофф и Кучман удивлённо уставились на Бейли.
- Ну как же… - промямлил Малахофф.
Бейли жестом остановил молодого человека.
- Не утруждайся повторением пропагандистской чепухи, которую льют на вас политики. Скажите мне, пожалуйста, кто такие наркоманы?
Бейли выжидательно смотрел на практикантов.
- Ну… - не выдержал молчания и первым попытался собраться  с мыслями Малахофф, - больные люди…
- Это по мнению обывателя, - пренебрежительно шевельнул рукой Бейли. – А если взглянуть с профессиональной точки зрения, наркоманы – готовый материал для переделывания подсознания…
- Для зомбирывания, - осмелился поправить шефа Кучман.
- Пусть будет зомбирывание, если тебе больше нравится, - уступил Бейли. – Сознание наркомана практически отключено от восприятия реальности, загружено мыслями о наркоте. Подсознание открыто для воздействия на него, и, более того, химически подготовлено для воздействия!
- А вы… Если не секрет, конечно! Вы в своей клинике занимаетесь зомбирыванием? – загорелся Малахофф.
- Психохирургия – лучший способ зомбирования электората, - сделал неожиданный вывод Кучман.
- Конечно же нет, коллега! – шутливо возмутился Бейли, но продолжил серьёзно. - Компьютерные игры – вот лучший способ зомбирования! Ведь, основная задача зомбирования - проникновение в подсознание, минуя сознание. Как раз во время компьютерных игр центры мозга, отвечающие за активность, заняты. Доступ к подсознанию открыт. Все детские игры нашпигованы зомбирующими элементами! Играя в стрелялки-убивалки,  игрок получает награду за то, что кого-то убивает и калечит. Человек вырастает, но реальную жизнь продолжает воспринимать как компьютерную игру. Только награда за насилие в реальной жизни реальная - деньги! Стимул для совершения насилия?
- Стимул! – радостно откликнулся Малахофф. 
- Кроме того, на игрока воздействует множество спецэффектов - ритмичные изменения масштаба изображения, яркости, контрастности, смена цветовой гаммы, модуляции звука и тому подобное. Первыми масштабный эксперимент по воздействию мультфильмов на психику зрителей провели японцы. В девяностые годы прошлого века в пятисекундном эпизоде мультика резко и с заданной ритмичностью менялся цвет неба. После фильма тысячи японцев обратились к врачам. У многих мультфильм спровоцировал приступы эпилепсии.
- Круто! – восхитился Малахофф. – А у нас не делают таких экспериментов?
- У вас не делают экспериментов, - Бейли насмешливо посмотрел на Малахоффа. – У вас давно прошли эту стадию. Если у ваших телезрителей снять энцефалограмму, она покажет изменения, соответствующие режиму восприятия гипнотического внушения.
- То есть… Проводится гипнотическое внушение через телепрограммы? – удивился Малахофф.
- А ты не знал? – усмехнулся Кучман. – Я со школы телевизор не смотрю.
- Да, проводится гипнотическое внушение. И особенно, когда идёт реклама или говорят политические обозреватели.
- Прямо психологическое оружие! – воскликнул Малахофф.
- Нет, оружие – это нанесение вреда организму. Приблизив частоты изображения и звука телепередачи к биоритмам человека, можно вызвать сбои в сердечно-сосудистой системе и изменить сознание, вызвать припадки, как после японского мультфильма, спровоцировать даже остановку сердца!
- Жуть! – поразился Малахофф.
- В те же девяностые годы появился компьютерный психофизический вирус 666. Этот вирус генерировал на экране компьютера вставки, не воспринимаемые сознанием человека. Комбинации цветовых пятен вызывали резонанс в кровеносной системе головного мозга, провоцировали перепады давления вплоть до разрывов сосудов и кровоизлияний. Итог - тяжёлые формы инсульта. Кстати, - Бейли усмехнулся, - вы не слышали, что инсульт в последнее время сильно помолодел?
Малахофф смотрел на Бейли широко раскрытыми глазами.
- В двухтысячном году в одной из азиатских стран был создан вирус 25-th Century Fox, предназначенный для подрыва российской экономики. Вирус активизировался при работе с программами делового характера - текстами, таблицами, бухгалтерскими программами. Воспринимая на подсознательном уровне одну из фраз, которые вирус подсовывал в каждый двадцать пятый кадр изображения, пользователи компьютеров нервничали, производительность труда у них падала. Можете посмеяться, но одна из внушаемых фраз требовала: «Кончай работать, выпей пива!» Статистика подтверждает, что именно тогда в России возросло потребление пива.
Бейли подумал и задорно посмотрел на молодёжь:
- Как вы относитесь к различным заговорам, я имею в виду колдовство?
- Чушь всё это, - не задумываясь ответил Малахофф.
Кучман задумчиво промолчал. Просто так вопрос о колдовстве шеф задавать не станет. 
- В Интернете мы сталкиваемся с лексическими кодами, - разъяснил Бейли, - с определённо выстроенными словами, буквосочетаниями и звукосочетаниями. То есть, с теми самыми ведьмиными заговорами! И велика вероятность резонанса генетических программ с этими кодами, то есть, возможность изменения наследственных программ через словесное воздействие! Между прочим, в российском Институте квантовой генетики успешно экспериментировали с модуляцией словесных структур и превращением их в поля, аналогичные тем, которыми оперируют клетки в процессе волновых коммуникаций. Генетический аппарат организма узнаёт такие «волновые фразы» как собственные, и поступает в соответствии с речевым приказом.
- Вы хотите сказать, что словами можно заставить клетки человека… - Кучман с трудом подбирал слова, чтобы высказать мысль.
- Совершенно верно! – опередил его Бейли.
- Скажите, господин директор, - Кучман задумчиво глянул на Бейли. – Учитывая, что средства массовой информации в определённой степени воздействуют на наше население… Учитывая, что в наших школах широко развита психологическая… э-э… помощь…
Бейли хмыкнул, заметив, как Кучман запнулся на определении работы психологов в школе. «Молодец парень, - похвалил он его. – Реально оценивает деятельность школьных психологов».
- Учитывая, что психика детей более подвержена внешнему воздействию, я полагаю, что и раннее воздействие на психику принесёт большие плоды… э-э-э…
Кучман снова не мог подобрать слов, чтобы завершить свою фразу.
- Я тебя понял, - прервал мучения Кучмана Бейли. - Сотни тысяч детей участвуют в боевых действиях на стороне террористов по всему миру. Террористы подсаживают детей на транквилизаторы, разрушают их память и превращают в механических убийц, не знающих жалости. Мы же на государственном уровне контролируем психическое здоровье детей, выявляем потенциально опасных, и своевременно воздействуем на их психику в нужную для нас сторону. Если субъект не поддаётся воздействию, мы всё равно делаем его полезным для общества. По программе «тренировка чувствительности» перекодируем сознание, и он становится хорошим солдатом для спецподразделений. Вообще, - Бейли задумался и усмехнулся сам себе, - психиатры сейчас становятся важнее и сильнее политиков. Эта тенденция характерна для всего мира. Суды подчиняются рекомендациям психиатров. Огромное количество людей зависит от психиатрической службы. Большинство политиков пользуются услугами психиатров и не могут жить без препаратов, назначаемых психиатрами.
Бейли снова задумался.
- Если бы меня интересовала политика, - продолжил он с усмешкой, - я бы организовал новую партию. Либерально-психоделическую.
Все удивлённо посмотрели на шефа.
- Да, психоделическую. И членами этой партии стали бы все наши пациенты, не лишённые гражданских прав. Это была бы самая крупная партия в мире. А почему нет? Были же в России партия пенсионеров, партия любителей пива. Партия проституток, кажется, была…
- Нет, партии проституток не было, - возразил Малахофф, немного обидевшись за страну.
- Ну, это я не так выразился, - широко улыбнулся Бейли. – Эта партия называлась по-другому. Она обслуживала правительство, с помощью которого мы получили в этой стране возможность использовать нашу психиатрическую программу.
- А вы стали бы руководителем этой партии и президентом страны, - польстил шефу Малахофф.
- Нет, молодой человек, - серьёзно возразил Бейли. – На роль руководителя сгодился бы один из моих пациентов. Достаточно агрессивный в политическом плане, интересный для электората, раздающий множество обещаний народу. Напоить всех бесплатной водкой, например. Или дать всем квартиры. Воздвигающий грандиозные планы для страны. Построить империю от Тихого до Атлантического океанов, например. Или омыть сапоги с берегов Индийского. Но абсолютно управляемый. Надо спокойные переговоры с руководством  некоей страны – добавили транквилизаторов в диету президента. Надо чуть-чуть агрессии в поведении – убавили дозу транквилизаторов. И он начинает швырять стаканы в лицо политического противника. Или, прилетев в некую страну, спускается с трапа, расстёгивает ширинку и мочится на… куда-нибудь, в знак «глубокого уважения» к данной стране.
- Хотел бы я заняться этой программой, - негромко проговорил Кучман.
- У вас будет возможность проявить себя, - серьёзно пообещал Бейли.
- Господин директор, почему вы работаете здесь, а не в одной из клиник Запада? – спросил Малахофф.
- Здесь можно экспериментировать, и в случае неблагоприятного исхода не надо платить миллионные неустойки по страховке. Здесь правительство благорасположено  к нашим методам лечения и влияния на массы. Здешнее правительство закупает у меня разработки, позволяющие влиять на умонастроения «электората».
- А зомбированием вы занимаетесь? – не подумав, спросил Малахофф. И тут же испугался своего вопроса.
- Занимаемся, - как-то буднично ответил Бейли. – Это одно из главных направлений нашей работы.
- Шутите? – недоверчиво взглянул на Бейли Малахофф.
- Я похож на шутника? – улыбнувшись одной стороной рта, серьёзно посмотрел на практиканта Бейли. Малахофф не выдержал взгляда, опустил глаза.
- Вы спрашивали, почему мы маемся с некоторыми пациентами помногу лет. Дело в том, что есть «мягкий» и «жёсткий» способы зомбирования.  «Мягкий» способ зомбирования мы используем редко. Работа над подсознанием по этой методике крайне трудоемка и требует огромных затрат человеческих ресурсов, времени и денег. Однако возможности объекта после такой промывки мозгов умопомрачительные. Зомби совершенно не отличается от обычного человека и не знает, что его психику серьезно изменили. По этой методике мы работаем со «штучным товаром» – с известными людьми, с актёрами, политиками, например. Используя «мягкое» зомбирование, можно устроить субъекту реальное раздвоение личности.
- А можно сделать «разтроение» личности? – спросил Малахофф.
- Да хоть «раздвадцатирение». Для специалиста это дело времени. Днём такой объект законопослушный гражданин и добрый семьянин, а по ночам или после кодового словосочетания становится жестоким убийцей. Каждое ложное «Я» объекта можно включать в заранее запрограммированный момент. Или же нужное «Я» включат соответствующие люди, знающие код включения.
- Кодовое слово? – опять вмешался с вопросом Малахофф.
- А это зависит от того, как запрограммировать субъект. Ключом может быть определённая фраза – слово использовать слишком рискованно. Отдельное слово может прозвучать случайно из уст постороннего человека. А необычную фразу произнесёт только человек, знающий её.
- А как проводится такое зомбирование? Это секрет?
- Это не секрет. Как не секрет, что в состав сверхпрочной стали входит железо и известный набор лигирующих добавок. А вот технология изготовления той стали – это секрет. Так и у нас. Ключевые моменты общеизвестны, но методикой перекодирования, технологией зомбирования владеют только специалисты. О «мягком» зомбировании, о «размораживании-замораживании», я уже рассказывал. «Мягкого» зомби выявить невозможно. Разве что, если повезет, и ты застанешь его в момент активизации психопрограммы. Допустим, сидите вы c новым знакомым в кафешке, мило болтаете. Вдруг к вам подбегает маленькая девочка, которая дергает твоего знакомого за рукав и произносит странную фразу типа: «Не ешьте много салями, оно с гвоздями!» И вы вдруг видите, как у вашего собеседника расширяются зрачки, вздуваются вены, он вскакивает, выхватывает из сумки автомат и начинает крошить всех направо и налево.
- Совершенно невозможно выявить?! – поразился Малахофф.
- Есть косвенные признаки. Например, зомби безоговорочно подчинён закодированному внушению на уровне подсознания. И если в процессе зомбирования хозяин сказал, что Солнце крутится вокруг Луны, а Земля полая, значит так оно и есть. Для зомби, естественно. И любая попытка опровергнуть пустотелость Земли или луновращение вызовет недетский сбой в его мозгу и припадок ярости. Если у вас есть знакомые, которые находятся под влиянием какой-нибудь секты, вы могли заметить, что они защищают сомнительные постулаты своих гуру с озлобленностью голодной самки медведя-гризли, у которой заканчивается весенний гон без встречи с самцом.
- А «жёсткий» способ? – спросил Малахофф.
- «Жёсткое» зомбирование? – Бейли усмехнулся. – Ну, это работа с помощью лома и кувалды. Без церемоний чистим память, ломаем временно-пространственные ориентиры, создаём безразличие к прошлому и к будущему. Затем кодирование - активное внедрение в психику нужных идей и представлений.
- Чистка памяти без церемоний – это электрошоком? – спросил Малахофф.
- Можно электрошоком. Можно другими способами. Или в комплексе, для эффективности. Большими дозами снотворных, например, погружаем объект  в непрерывный длительный сон, дней на десять-пятнадцать. Два раза в сутки проводим сеанс мозгового электрошока по принципу судорожной терапии. Круглые сутки через наушники объекту прокручиваем магнитофонную запись необходимого внушения. Для большего восприятия и закрепления внушения после каждого повтора записи подвергаем объект дополнительному электрошоку. После выхода объекта из состояния сна, держим его на нейролептиках или наркотиках, подавляющих волю. На этом фоне проводим многочасовые беседы, во время которых проверяем, насколько хорошо усвоено внушенное, и отрабатываем модели поведения в заданных ситуациях. «Жёсткий» зомби напоминает творения африканских колдунов. Поэтому «жёсткому» зомбированию мы подвергаем малоценный материал.
- Такой должен и внешне отличаться от обычного человека, - предположил Кучман.
Бейли одобрительно кивнул. Молодой человек нравился ему всё больше.
- Да, подобный объект сильно отличается от обычных людей. Он не может самостоятельно ухаживать за собой, беседовать на простейшие темы. Ему нужен хозяин, который даёт ему приказы даже для выполнения простейших действий – поесть, искупаться, лечь спать. Внешне это аутичный товарищ с вялым голосом, спутанной речью, странным блеском глаз и навязчивой параноидальной идеей.
- Таких по вечерам у подъездов пачками тусуется, - усмехнулся Кучман. – Ширнутся и плывут.
- Да, я уже говорил, что наркоманы – готовый материал для нашей работы. Ну, добавь ещё неспособность сосредоточиться, жуткие провалы в памяти, однонаправленость и стереотипность поведения, полное отсутствие реакций на эмоциональные раздражители. Ему наплевать на красивых девочек, пусть они даже голышом перед ним гуляют и подмигивают сразу всеми глазами. Ему наплевать на пиво и на бесплатный косячок.
- Ох и тупой же он наверное! – восхитился Малахофф.
- Совершенно верно, такого дешёвого зомби нельзя использовать в требующих интеллекта целях. Максимум, на что годен такой «продукт» - замочить на митинге какого-нибудь политического лидера, не больше.
- Качество продукта соответствует количеству вложенных в него средств, - пожал плечами Кучман.
- Ну ладно, молодые люди, - Бейли встал. – Заговорился я с вами, а дела сами не делаются! Мне было приятно беседовать с вами. И, признаюсь, я уже имею некоторые планы относительно вашего будущего в моей клинике.
Стажёры торопливо встали, поблагодарили шефа.
- Доктор, захватите стажёров на шоковую терапию.
- Насчёт Виктории что?
- Да, я помню… Она на самом деле была агрессивна к персоналу?
- Я смотрел видеозапись. В комнате отдыха бросилась на санитара.
- Мотив какой?
- Судя по выкрикам во время эксцесса, Музыкант рассказал ей о её «размораживании» солдатами. До этого они общались шёпотом, записать разговор не удалось.
Бейли сдержанно улыбнулся.
- Да, узнать о таком от близкого человека очень неприятно. Подобное легче переживать в реальности. А в данном случае она, как личность, отсутствовала во время процедуры «размораживания»…
Стажёры слушали докторов и ничего не понимали.
- Ну что ж. Если вместо ожидаемой покорности мы получили взрыв агрессии, можно сказать, что пациент для процедуры изменения сознания не годится. Остаётся одно – сделать его безвредным для общества. Если она не хочет поступиться частью своих принципов, потеряет всё.
- Эрнест Хемингуэй покончил жизнь самоубийством после того, как подвергся сеансам электрошока, - заметил Кучман. - А если ваш больной покончит самоубийством, клиника понесёт ответственность?
- Нет. Мы всего лишь совершаем убийство души человека, а данный акт законом не осуждается. Если больной решится на убийство своего тела – это его выбор. Мы считаем, что самоубийство, последовавшее за операцией, своего рода успешный результат лечения.
- А если подвергнуть Викторию «жёсткому» зомбированию? – деловито спросил Кучман. – Зачем бесполезно терять материал?
Бейли постоял молча, подумал.
- Нет… Простите за слабость… Знаете, это как старая любимая игрушка у ребёнка. И рука оторвалась, и глаз выпал, а выбрасывать жалко. Пусть останется у нас. – Бейли повернулся к доктору. - Скажите Виктории, что завтра мы проведём ей лоботомию.
- Думаю, она воспримет это очень… э-э-э… негативно, - предположил доктор.
- Да, наверняка. Но обойдитесь без лекарственных методов стеснения. Пусть осознает в полной мере, что она завтра потеряет. Заставьте её прожить эти сутки в здравом уме и хорошей памяти.
Бейли усмехнулся.

                =2=

Колька стоял в холле коридора у окна, за большой пальмой. Процессией с гордыми лицами продефилировали санитары и медсестра.
«Чего это они так торжественно? – подумал Колька. – Наверняка какую-нибудь грандиозную пакость задумали».
Он не ошибся. Прошло совсем немного времени, и из женской палаты раздался истошный крик. Голос был страшно деформирован, но Колька понял – кричала Виктория. Кричала долго и не переставая. Странно, что ей позволили кричать, а не успокоили уколом и не наложили стяжку на рот.
Медперсонал вышел из палаты, когда Колька уже измучился от крика близкого ему человека, от бессилия, что помочь ничем не может. Шедший последним санитар остановился рядом с пальмой.
- Красиво поёт девка! –  он победоносно улыбнулся и кивнул в сторону женской палаты. – Последний день поёт.
- Почему? – удивился Колька, и коленки у него ослабли от нехорошего предчувствия.
- Завтра ей лоботомию сделают, - радостно сообщил санитар. – Ты следующим будешь.
- Почему? – испугался Колька.
- Ну как же… Дружан!
- Ну и что? Я тихо себя веду! Даже помогал держать, когда она на санитара напала.
- Правда, что ль? – удивился санитар.
- Спроси у своих, - перекрестился Колька. – А что вы ей укол не сделаете, чтобы не кричала?
- Господин директор не велел. Сказал, чтобы последний день провела в доброй памяти. Чтобы насладилась разумной жизнью напоследок. А то после операции станет кукла куклой. На горшок и то её придётся кому-то сажать.
Виктория продолжала истошно кричать.
- Разреши поговорить с ней, - попросил Колька. – Больно уж сильно кричит. А я, может, успокою.
- Не успокоишь. Она же понимает, что завтра убьют её душу. И будет её грязное безмозглое тело перерабатывать макароны сам знаешь во что. Если тебя к смерти приговорить, разве ты успокоишься?
- Меня не за что.
- Как будто её есть за что, - ухмыльнулся санитар. – Да вот, приговорили. Судьба такая!
- Ну разреши попробовать!
- Попробуй, - смилостивился санитар и ушёл к себе.
Колька заторопился в женскую палату.
Виктория лежала, закрученная в байковое одеяло, перетянутая ремнями и привязанная к кровати. К окну испуганно жались три женщины.
Увидев Кольку, Виктория на секунду замолчала, посмотрела на него совершенно разумными глазами, и коротко позвала:
- Иди сюда!
И снова завопила. Громко, до звона в ушах.
Колька подошёл, склонился над Викторией.
- Скажи Говоруну, что мне на завтра назначена лоботомия.
И снова закричала.
Колька разогнулся, посчитав, что разговор закончен.
- Стой! – остановила его Виктория. – Расскажи про своих друзей и про твой план. Иди!
И продолжила истошно вопить.
С трудом сдерживаясь, терзая дрожащие пальцы, Колька направился в свою палату.
- Ну что, не слушает уговоров? -  со смехом спросила сестра, когда он проходил мимо стола.
Колька непонятно прожестикулировал.
- Говорун, Виктории назначена лоботомия, - зашептал он, подсев на кровать соседа. – Она велела сказать тебе.
Говоруна новость словно по голове ударила. Расширенными глазами, не веря, он молча смотрел на Кольку. Лицо его побледнело, губы затряслись.
- Санитар сказал, что следующим буду я, - решил усугубить ситуацию Колька, почувствовав, что от Говоруна что-то зависит. – Есть возможность освободить нас, если дать информацию моим друзьям. Виктория велела тебе сказать.
Из коридора послышался шум борьбы.
- Опять кого-то тащат? – насторожился Колька. Ъ
Приоткрыв дверь, он стал наблюдать за коридором.
Санитары тащили по коридору какого-то парня. Новенький. У столика медсестры остановились.
- Вколи ему халдол… Брыкается, - попросил один из санитаров.
- Не надо мне ничего колоть! – дёргался парень. – Я Сергей Невзоров из «Общаги»! Неужели вы телевизор не смотрите?
- Смотрим, как не смотреть, - «успокоил» парня санитар. – Тебя сейчас определим в палатку, и снова пойдём смотреть. И опять тебя там увидим.
- Слушай, а как это у тебя получается? – с дурацким выражением спросил второй санитар. – Ты и здесь, ты и в телевизоре? А?
- Там запись! Неужели не понимаете! – задёргался парень.
- А-а… А я думал, у нас эпидемия на артистов! – ухмыльнулся санитар. – На той неделе музыкант поступил, теперь – ты.
Подошла медсестра со шприцом.
- Давай-ка, телегерой, вставим тебе кое-что в твою телегеничную попочку для успокоения.
- Не недо мне уколов! Не надо! Позвоните Трахенбергу! Он заберёт меня отсюда! Я контракт подписывал! Там есть пункт о медицинском страховании!
- Насчёт трахенбергов никуда звонить не надо, у нас есть свои, - ухмыльнулась медсестра. – Ребятки, держите его, я ему трахенбергово место манеха попорчу. А потом вы с ним обсудите, кто из вас будет первым трахенбергом.
- Прекратите издеваться!
Парень так сильно дёрнулся, что почти вырвался из рук санитаров.
- Тащи «давилку»! – скомандовал санитар, повернув разъярённое лицо к медсестре.
Санитары накинули на голову парню одеяло, повалили на пол. Улучив момент, медсестра вколола лекарство прямо через пижаму и, бросив шприц на стол, побежала в подсобку. Через секунду вернулась с «давилкой».
Санитары со смехом, с прибаутками «стреножили» парня кожаными «держалками».  Медсестра поставила «давилку» на спину пациенту, один из санитаров взгромаздился сверху.
- Я не могу дышать… Мне больно… - через силу выдавливал парень. 
Через несколько минут он утих, санитары оттащили его в палату.
Колька отошёл от двери. Едва сдерживая возбуждение, он шагал по проходу туда-сюда. Наконец, остановился, но, не имея сил говорить, выпучил глаза на Говоруна и замер, молча показывая на дверь.
- Ну хорошо… - решился Говорун. – Что там у тебя…
Колька рассказал Говоруну план освобождения.
Говорун задумался.
- Надо действовать! – поторопил Колька.
- Не гони коней! – сердито осадил его Говорун. – Есть одна, очень ненадёжная возможность. Если погорим, другой не будет. 
Они посидели молча. Говорун мучительно над чем-то раздумывал.
- План такой, - заговорил, наконец, он. – Я сейчас схожу в одно место. Минут через пять приду в бытовую комнату. Ты тоже приходи зашить что-нибудь… Твоя задача – не допустить, чтобы в течение десяти минут персонал застукал нас в бытовушке.
- Как? – растерялся Колька.
- Ну как… Ври, отвлекай, скандаль, в конце-концов!
- Насчёт пы-ылана, это ко мне, - жутко гримасничая, страшно улыбаясь и дёргаясь, вдруг сказал Эй-парень. – Сколько я планов пе-ередумал… Этот – проще простого! Я на полчаса всех са-анитаров со-оберу!
Говорун внимательно посмотрел на Эй-парня.
- Как я их ненави-ижу! – скривился Эй-парень. – Они ни разу меня не выслушали! А вы постоянно слушали!
- Полчаса не надо, - поднял руку Говорун. – Десять минут достаточно.
- Пятнадцать минут га-арантирую, - скривился в жуткой улыбке-гримасе Эй-парень.
- Я загляну, когда время считать, - сказал Говорун и вышел из палаты.
- Если бы ты знал, как я их не-енавижу! – передёрнувшись, словно от отвращения, ещё раз сказал Эй-парень. – Я же был нормальным человеком!
- И меня посадят, если я отсюда не вырвусь, - убито покачал головой Колька.
- Есть план? – спросил Эй-парень, дёрнув кровать обеими руками.
- Всё так ненадёжно… - пожаловался Колька.
- Любой ненадёжный план можно развить по ходу событий! – хищно улыбнулся Эй-парень. – Главное – поставить задачу. Какая задача на сейчас?
- Десять минут… - повторил Колька. - И остаться свободным, чтобы действовать потом.
- Останусь, - осклабился Эй-парень.
В дверь заглянул Говорун.
- Пойдём, - кивнул Кольке. И напомнил Эй-парню: - Через минутку смотри в коридоре. Если кто пойдёт в сторону бытовки, отвлеки. Мне нужно десять минут.
Говорун вышел, следом пошёл Колька.
- Куда? – подозрительно спросила сестра, когда они проходили мимо стола.
- В бытовку. У парня резинка в трусах порвалась, надо вставить, - буркнул Говорун.
Едва зашли в бытовку, Говорун вытащил из кармана мобильный телефон с зарядным устройством, воткнул шнур в розетку.
- Стой у двери. Никого не пускай, пока я не подзаряжусь и не позвоню. Хоть костьми ложись.
Оба замерли. Говорун – уставившись на телефон и нервно ожидая, когда индикатор просигнализирует, что батарея заряжена. Колька – чуть приоткрыв дверь и наблюдая за коридором.
Время двигалось тяжело, как мельничные жернова. Каждый удар сердца, надрываясь, вращал неподъёмные колёса времени на долю миллиметра.
Вдруг Колька заволновался.
- Иди, иди отсюда! – проговорил он громким шёпотом кому-то за дверью.
- А он не пускает! – обиженно проговорил больной за дверью, обращаясь, по-видимому, к медсестре.
- Здесь мужик без трусов! – громко, рассчитывая, что медсестра услышит, крикнул в ответ Колька. – Подойди через пять минут.
- А мне сейчас надо! – закапризничал больной.
- Ну подойди через пять минут! – злым шёпотом увещевал больного Колька.
- Вон сестра идёт, она сейчас разберётся, - зловредно пообещал голос за дверью.
Говорун покрутил головой – нельзя впускать!
Вдруг откуда-то издалека раздался грохот – что-то упало. Затем послышался крик. Это кричал Эй-парень.
Говорун одобрительно улыбнулся. Затем кивнул на дверь, спрашивая, что делает надоеда. Колька махнул рукой: ушёл смотреть дебош.
Телефон, наконец, мигнул индикатором.
Говорун нажал несколько кнопок, прислушался.
- Это я. Слушай и не перебивай. Пойдёшь по адресу… - он назвал адрес Криса. – Передашь ему, что Курт Коби в психушке… Да, в клинике за городом. Пусть срочно соберёт толпу фанатов, рокеров, кого хочет… Большую толпу, порядка ста человек, чем больше, тем лучше. И до полуночи возьмёт больницу. Не перебивай! Разбомбить больницу они должны быстро, за пятнадцать-двадцать минут. И вытащить из неё Курта и несколько человек с ним. Иначе парням смерть. Смерть! Всё, прощай.
Говорун отключил телефон, торопливо спрятал в карман.
- Снимай штаны! – скомандовал он. – Быстро!
Едва Колька снял штаны, как в бытовку ворвалась медсестра.
Колька недовольно отвернулся и стал медленно одеваться.
Сестра осмотрелась по сторонам, взглянула на спокойно стоящего Говоруна, на Кольку, застёгивающего штаны. Подозрительно уставилась выше колен Говоруна – не оттопыривается ли там кое-что. Не заметив ничего предосудительного, для острастки сердито глянула на больных, вышла из кабинета.
Говорун без сил опустился на пол.
- Ну, теперь только ждать, - выговорил он измученным голосом человека, тяжело и долго работавшего физически.
- Откуда у тебя телефон? – спросил Колька.
- Тихо ты! – Говорун подозрительно огляделся. – От верблюда! В прошлом году новенькую приняли на работу. А она, в нарушение правил, принесла с собой телефон. Оставила на посту заряжать. Эй-парень уворовал. А я у него увёл, спрятал в сортире. Девчонка стала искать телефон, а больные сказали ей, что если начальство узнает про потерянный телефон, у неё могут быть очень крупные неприятности. В общем, она промолчала и скоро уволилась. А телефон ждал своего часа. Точнее, своей минуты. Пойдём, посмотрим, что там Эй-парень вытворяет.
- Спрятать надо аппарат, - подсказал Колька.
- Да, сначала спрячу.
В коридоре они встретили санитаров, вышедших из их палаты.
- Что там за дебош? – спросил Говорун.
- А чёрт его знает! – недовольно пожал плечами один из санитаров. – Эй-парень разбуянился. Никто и не понял, из-за чего.
- Повязали?
- Да нет, сам утих. Лежит, носом к стенке отвернулся.
Говорун пошёл в туалет, а Колька в палату.
- Спасибо, Эй-парень, ты нас выручил, - поблагодарил Колька соседа, лежащего на кровати лицом к стене.
Эй-парень повернулся к Кольке, сел на кровати, дёрнулся, будто гигантски икнул, криво ухмыльнулся.
- Они ни-ичерта не поняли! Стояли, гла-азами хлопали… Гы-ы…
- Молодец, парень… Слушай, а как тебя зовут по настоящему? Меня Колькой.
- Зна-аю. Меня Се-емёном. Если какой план надо разработать, ты скажи. Я много над этим думаю. Помогу.
- Спасибо. Наверное, скоро твоя помощь понадобится.

Виктория кричала, пока были силы. Устав, отдыхала какое-то время, потом кричала снова.
Санитары и медсестра ходили довольные. Они считали, что крик непокорной пациентки на пользу остальным. Народ в отделении нервничал.
- Люди дёргаются, - сообщил Колька Говоруну, вернувшись из туалета. – Устали от крика.
- Это хорошо, - решил Говорун. – Чем напряжённее в отделении обстановка, тем легче подтолкнуть их на нужное дело, когда придёт время. Чем-нибудь ещё бы встряхнуть народ.
- Есть пла-ан! – восторженно крикнул Эй-парень и так дёрнулся, что чуть не упал с кровати.
Он вытащил из тумбочки упаковку жвачки, дал по одной пластинке Кольке и Говоруну, приказал:
- Жуйте!
Колька с Говоруном удивлённо вытаращились на соседа.
- Жуйте, жу-уйте! – ухмыльнулся Эй-парень.
Из щели в задней стенке тумбочки он вытащил палочку бенгальского огня.
- Магний! – показал палочку соседям.
Согнув несколько раз проволоку, раскрошил магниевую начинку. Завернул начинку в бумагу и ножкой стула раздавил в порошок.
- Да-авайте, - протянул руку за жвачкой.
Всыпал магниевый порошок на лепёшку из жвачки, тщательно размял всё до однородной массы. Отдал лепёшку Кольке.
- Я увожу медсестру в процедурную, ты, - он указал на Говоруна, - контролируешь санитаров. Ты, - он указал на Кольку, - выкручиваешь лампочку на столе у сестры, вставляешь в патрон лепёшку, снова вкручиваешь. Сестра включает лампу, короткое за-амыкание, магний взрывается, шум, дым, сестра визжит, больные выбегают в коридор, паника… А? План!
Говорун хмыкнул, крутанул головой.
- А чёрт его знает! – решился он. – Давай попробуем!
Процедура «минирования» настольной лампы прошла гладко. Ждать результата «минёры» решили в палате, не выходя и не выглядывая из двери, чтобы не привлечь к себе лишнего внимания. Ждать пришлось долго. Все уже расслабились и почти забыли, чего ждут, как вдруг в коридоре послышались сначала удивлённые восклицания, затем испуганный возглас и, наконец, крик ужаса. Все выскочили в коридор.
Пластиковый патрон, в который вкручивалась лампочка, был расплавлен, деформирован и дымился, источая вонь горелой пластмассы. Медсестра, перепуганная взрывом, лежала на полу и, закрыв голову руками, орала. В коридор из всех палат выскочили больные. К месту «теракта» бежали санитары.
- Марш по палатам! – кричали они. – Марш! Разойдись!
Но никто не двигался с места.
Эй-парень заговорщески глянул на Кольку и усмехнулся, при этом угол рта у него подвело к уху. Затем подмигнул, дёрнув головой, как от крепкого хука под челюсть. Колька приложил палец к губам. Тихо, мол.
Санитары выдернули шнур лампы из розетки, осмотрели расплавленный патрон, но ничего криминального не нашли. «Жвачно-магниевая» начинка сплавилась с горелой пластмассой в единый конгломерат.
В женском конце коридора кричала Виктория.
Санитары руганью и пинками разогнали больных по палатам.
Народ нервничал.
- Сколько времени прошло, как мы… - начал Колька  и осёкся.
Говорун понял его.
- Часа два. За это время ничего сделать невозможно. Если что и случится, то только после окончания рабочего дня. А если твои друзья умные, то и вообще ночью.
- Думаю, они не дураки, - вздохнул Колька. – Тяжело ждать. А ждать неизвестно чего – ещё тяжелее.
- Да, ждать и догонять… - согласился Говорун.

Едва дождались обеда. Для вида поковырялись ложками в мисках, но пища в рот не лезла.
Больные шепнули, что новенький, «парень с телевидения», умер. То ли от удушья, то ли ему рёбра давилкой поломали…

Устав слушать крики буйной пациентки, санитары нахлобучили Виктории на голову ведро, и крики резонировали так, что её барабанные перепонки грозили лопнуть. Виктория умолкла.
Народ в отделении будоражился.
- Чёт сегодня психи какие-то возбужденные! – поделился наблюдениями санитар с медсестрой. – Может, магнитные бури какие? Ты по телеку не слышала? Прям, нарываются все…
Колька не находил себе места, нервно расхаживал по палате, то и дело выглядывал в окно. А выглядывать не было смысла – окно выходило  на хоздвор.
- Да сядь ты, наконец! – рассердился Говорун, которому надоели дёрганья Кольки. – Толку от твоей беготни никакого, да и заводишь ты нас всех! Вон, Эй-парень волноваться начал!
- Меня зо-овут Семён! – сердито поправил Говоруна Эй-парень.
- Я знаю. Извини, Семён, - приложил руку к груди Говорун. – Дурная привычка.
- Ла-адно, сам такой, - примирительно махнул рукой Эй-парень. Махнул, словно бросил тяжёлый булыжник.

К концу рабочего дня всё было так же безнадёжно тихо.
Колька прислушивался к каждому звуку с улицы. Ждал, что раздастся рёв моторов, что на мотоциклах приедет толпа фанатов, освободит их…
Ничего на улице не ревело, никто не приезжал.

К отбою Колька потерял всякие надежды. Лёг на кровать, свернулся калачиком и отвернулся лицом к стене. На вопросы Говоруна не отвечал.
- Коль, если твои друзья умные, ждать их надо только с этого времени! – убеждал Говорун Кольку. – Зачем поднимать дебош днём, когда и персонал на работе, и милиция, и пожарные. Так что успокойся, и начинай ждать. Ты зря перегорел за день…
Колька угрюмо молчал.

Сестра скомандовала отбой, отделение утихало непривычно долго.
От безысходности и бессилия Колька молча плакал.
Говорун тоже молчал. Наверное, и он потерял надежду.
Виктория негромко, сколько позволяло надетое на голову ведро, стонала у себя в палате. Но по молчащему отделению стоны разносились отчётливо.

Колька задремал, потом проснулся, испугавшись чего-то. Прислушался. Нет, отвратительная тишина… Виктория тоже молчала.

Потом он долго не спал. Наверное, и Говорун не спал, потому что слишком уж тихо дышал, временами скрытно вздыхал. Колька ничего не спрашивал его. И Говорун молчал. А о чём говорить? От них абсолютно ничего не зависело. Развязать Викторию и попытаться уйти силой? Чушь. Санитары в деле пресечения противоправных действий профессионалы, быстро повяжут. А если и сможешь вырваться из клиники, всё равно поднимут тревогу, поймают на улице. Тогда шоковой терапии и лоботомии точно не избежать.
Бедная Виктория…

                =3=

В очередной раз Колька очнулся под утро. Что-то было не так. Он прислушался. Тихо. Даже Виктория молчала. Устала, бедняга. Или потеряла надежду.
Колька встал, выглянул в коридор. Сестры на посту не было.
- Что там? – шёпотом спросил Говорун.
Колька молча пожал плечами. Что-то было не так… Запах! Пахло горелым!
- Горит где-то! – прошептал он удивлённо, и смело шагнул в коридор. Принюхался. В коридоре пахло сильнее. Да, это был запах гари.
Вслед за Колькой вышел Говорун. Тоже принюхался.
- Да, горит где-то… А где… - он указал на сестринский пост.
- Откуда я знаю! – раздражённо буркнул Колька.
Говорун метнулся к окну. Красные отблески…
- Горит где-то! – зашептал он восторженно. – Просто так не может загореться! Это было бы слишком дикое совпадение! Что делать?!
Он нервно потёр обеими руками голову, встряхнул сжатыми кулаками, вопросительно посмотрел на Кольку.
- Шуметь или молчать?
Колька был так же растерян, как и Говорун.
Да, это было бы слишком дикое совпадение!
- Интересно, где санитары? – спросил он.
- Идём, посмотрим! – решился Говорун. – Если что, скажем, дым унюхали…
Колька и Говорун побежали к санитарской биндежке. Следом, дёргаясь и кривляясь, зашагал проснувшийся Эй-парень.
Санитарская комната была заперта!
Говорун осторожно постучал. Тишина!
Приковылял Эй-парень.
- Ни-икого? – спросил со зверской гримасой.
Говорун растерянно пожал плечами.
Эй-парень потянул носом.
- Па-алёным па-ахнет!
- Да, где-то горит… - растерянно подтвердил Говорун.
- Есть пла-ан! – скривился Эй-парень.
Колька и Говорун удивлённо повернулись к Эй-парню.
- Раз где-то горит, надо что-обы и у нас го-о-о-рело! – выродил он из себя длинное предложение. – А там видно бу-удет.
- Спичек нет, - вздохнул Колька.
Эй-парень задумался.
- На-адо кэзэ сделать.
- Что? – не понял Колька.
- Кэзэ. Ко-ороткое замыкание. Выбьет предохранители, станет темно. А там видно будет.
Колька растерянно оглядывался, выискивая, что бы засунуть в дырки розетки.
- Тьфу! – сердито плюнулся Эй-парень, и слюна повисла у него на подбородке.
Он выдернул ящик стола медсестры, покопался в лежащем там барахле, вытащил шпатель, который суют в рот, чтобы осмотреть горло. Замер в задумчивости.
- Нет! – сказал решительно, и торопливо заковылял в палату. Тут же вернулся с проволокой от бенгальского огня.
- Ничего нельзя выбрасывать! – сообщил товарищам. – Всё пригодится!
Согнув проволоку дугой, взял через бумажку, сунул проволоку в дырки розетки. Заискрило, запахло горелой оплёткой.
- И-и-а-у-о! – восторженно зарычал Эй-парень, восхитившись искрившим в его руке проводом.
Свет в отделении погас.
Поддев шпателем край розетки, Эй-парень выворотил её наружу. Оторвал розетку от проводов, скрутил провода вместе. Нащупал руку Кольки, сунул в неё шпатель.
- Беги в бытовку, выковырни розетку, скрути провода. А то автомат скоро сработает, опять включит свет.
Колька помчался в бытовку.
- Потом к Виктории! – громко зашипел ему вслед Говорун.
Эй-парень ещё что-то то ли сломал, то ли оторвал.
- Ты чего? – спросил Говорун.
- Бумаги в розетку напихал! – сообщил Эй-парень. – Когда автомат включится, может вспыхнуть. Иди к Актриске. То есть, к Виктории.
Говорун побежал в палату Виктории. У двери столкнулся с Колькой.
- Сделал! – доложил Колька.
- Где же санитары? – забеспокоился Говорун.
- На улице отблески сильнее! Пожар! – радостно сообщил Колька.
Они одновременно подбежали к кровати Виктории.
- Ребятки, что там? – хриплым голосом спросила Виктория. – Должно что-то случиться, иначе утром я погибла!
- Будем надеяться…. – буркнул Колька, отстёгивая ремни, удерживающие Викторию.
- На улице где-то горит, - сообщил Говорун, помогая Кольке.
Наконец, Виктория встала с кровати.
- Хорошо бы и у нас сделать пожар! А почему света нет?
- Мы закоротили провода, короткое замыкание. Спичек нет, поджечь…
- Слушай! – Колька хлопнул себя по лбу. – Автомат включится, провода заискрят, надо, чтобы от них загорелось что-нибудь…
- Семён бумаги напихал в розетку, - сообщил Говорун.
- Нет, не загорится. Надо что-то… На столе спирт! Полить розетку!
- Беги, пока не заискрило! – подтолкнул Кольку Говорун.
Колька помчался к сестринскому столу. Нащупал пузырёк со спиртом.
Вдруг в отделении заморгали лампочки. Колька торопливо открыл пузырёк, плеснул спиртом в полыхнувшие провода… Спирт загорелся слабым голубоватым пламенем, огонь пополз по стене вниз. Колька пододвинул к огню бумаги, лежавшие на столе. Бумаги загорелись.
Свет в отделении снова погас.
Колька разорвал и сунул в огонь журнал, бросил пластмассовые ручки, карандаши, линейку.
Откуда-то приковылял Эй-парень с огнетушителем.
- Ты чего! – возмутился Колька, думая, что Эй-парень хочет затушить огонь.
- Ну ты ду-урак! – удивился Эй-парень. – Надо огнетушители разрядить, пока санитаров нет, чтобы тушить нечем было. И народ на уши поставить. Диких пси-ихов из горящего отделения по-любому эвакуируют! Поддай огоньку!
Эй-парень стукнул в дверь ближайшей палаты ногой, включил огнетушитель и, направив струю в проём двери, завопил диким голосом:
- И-е-е-а-у-а-а!
В палате тоже закричали. Из двери выскочили четыре перепуганных психа.
- Поддай о-о-гоньку! – крикнул в полный голос Эй-парень. – У чёрного выхода ещё один огнетушитель! Обезвредь его! – крикнул он Кольке.
« Гладко заговорил! – усмехнулся Колька. – Похоже, дебош пошёл тебе на пользу!»
Он помчался в процедурку, выбил плечом дверь, схватил из стеклянного шкафчика двухсотпятидесятиграммовый флаком со спитром, вернулся к огню, выплеснул спирт в пламя. Огонь громко пыхнул, опалив Кольке лицо, охватил весь стол.
Это был уже небольшой пожар.
Колька бросил на горящий стол два стула.
В коридоре метались разбуженные больные. За ними, устрашающе крича, с огнетушителем метался Эй-парень.
Колька побежал к чёрному выходу, сорвал со стены огнетушитель. И услышал, как по лестнице, громко разговаривая, поднимались санитары.
Колька стал на изготовку. Едва дверь открылась, как Колька открыл вентиль огнетушителя. Струя углекислоты с громким шипением плюнула в лицо вошедшего санитара. Санитар громко завопил, бросился к Кольке. Ударом огнетушителя по голове Колька сшиб санитара. В проёме двери появилась вторая фигура. Схватив баллон огнетушителя обеими руками за горловину, Колька что есть сил врезал по голове и второму. Прислушался. На лестнице стало тихо. Колька побежал в отделение.
В отделении творился хаос. Одни ломали мебель, другие кидали обломки в огонь. Все метались по коридору, кричали…
- На выход! По чёрной лестнице на выход! – гаркнул Колька.
Народ ломанулся на выход.
Колька увидел Говоруна и Викторию, схватил их, вытащил из толпы, прижал к стене.
- Подождите, пусть схлынут! Успеем! Нам надо отдельно от толпы! Где Эй-парень?
- Щас найду!
Говорун кинулся в дымный коридор.
Через некоторое время притащил за руку Эй-парня.
- Кочегар чёртов! – ругался он с улыбкой. – Горит плохо, говорит…
- Пора бежать! – скомандовал Колька.
Следом за последними больными они заспешили к чёрному выходу. Нокаутированных санитаров у выхода уже не было.
На улице больных перехватывали медики, сгоняли в кучу.
- Нельзя на улицу! – вовремя заметил опасность нового пленения Говорун.
Беглецы прижались к стене, спрятались в темноте у самого выхода.
- Все, что-ли? – спросил голос с улицы.
- А чёрт их знает! – отозвался другой. – Вроде никто не бежит. Если два-три сгорят, небольшая потеря!
- Ведите их в главный корпус! Что-то пожарные не едут!
- Что-то задерживаются. Минут пятнадцать уж, как вызвали…
Дождавшись, пока двор опустеет, Говорун вышел наружу, огляделся, махнул друзьям рукой:
- Пошли! Чисто!
- А куда идти? – растерялся Колька.
- Все ушли к главному корпусу налево. Нам, значит, направо, - хрипло скомандовала Виктория.
Беглецы пугливой цепочкой заспешили вдоль стены из двора.
Едва свернули за угол, как услышали короткий свист. Все испуганно замерли. Свист повторился. Колька вопросительно посмотрел на Говоруна. Если это враги, они не стали бы осторожничать, гаркнули бы «Стоять!» или «Лежать!»… Значит…
Сердце Кольки затрепыхалось. Неужели…
- Курт, чёрт тебя побери! Долго я буду ждать?! – услышал он недовольный голос.
Даже в темноте было видно, что Говорун изменился в лице. Он понял, что их обложили…
- Это меня! Это меня! – восторженно зашипел ему Колька. – Крис! Чертяка! Спасай нас! – сдавленным восторженным голосом воскликнул он.
Из темноты вышел Крис.
- Где вы?
- Крис! Крис! - Колька рванул к Крису, затем кинулся к другу в объятия. Крис не ожидал такой сентиментальности, растерянно похлопывал Кольку по спине.
- Чё ты, Коль? Ты чего?
Колька плакал.
- Крис! Ты не представляешь, Крис! Ты нас от смерти спас!
- Да ладно… - растерянно бухтел Крис. – Подумаешь…
- Крис… Бежать отсюда надо! Бежать! А то они догонят!
- Да кому ты нужен? – Крис смотрел на бессвязно лопочушего, заплаканного друга и сомневался, в здравом ли тот уме? Может, не зря его в психушку запятили?
- Не был ты здесь, парень… - буркнул из темноты Говорун.
- Они с тобой, Курт? – насторожился Крис.
- Со мной, Крис, со мной. Если бы не они, я бы погиб. Пошли отсюда быстрей, я потом расскажу.
- Много их? – с опаской спросил Крис.
- Нас четверо, - справившись со слезами, сказал Колька. – И мы вместе.
- Ладно, уместитесь, - успокоился Крис. – У нас там машина, пошли.
Он торопливо вывел друзей на просёлочную дорогу. На небольшой полянке у дороги была спрятана машина.
- Залезайте на заднее сиденье, - скомандовал Крис.
Мужчины сели рядом, Виктория примостилась на колени Кольке. Бессильно опустив голову ему на плечо, она тихо плакала. Колька осторожно прижимал девушку к груди, успокаивающе гладил её по голове.
- Кажется, вырвались! – шептал он. – Кажется, вырвались!
Крис захлопнул дверь с Колькиной стороны и громко, но коротко свистнул. Тут же издалека раздался ответный свист. Через некоторое время к машине подбежал незнакомый парень, плюхнулся на сиденье водителя, завёл мотор. Крис сел рядом.
- Всё по плану? – спросил парень Криса, оглянувшись на пассажиров.
- Да. Поехали.
Машина тронулась.
- Наши парни уйдут? – спросил Крис водителя.
- Да, сигнал все слышали.
- Не перехватят нас? – опасливо спросил Колька.
- Да кому вы, к чёрту, нужны, - лениво проговорил водитель.
- Эх, ребятки… - тяжело вздохнул Говорун. – Вот эту девчонку должны были утром казнить…
- Да ладно! – обернувшись, засомневался Крис, а водитель недоверчиво уставился на пассажиров через зеркало заднего вида. Спасли психов, теперь плетут незнамо что!
- Он не врёт, Крис, - негромко подтвердил слова Говоруна Колька. – Если бы ты знал, как он не врёт!
- Ладно, мужики… - Криса мучили сомнения. – Главное, мы вытащили вас. И никто нас не остановит.
Сзади издалека засветили две фары.
- Погоня! – испугался Колька.
На заднем сиденье встрепенулись.
- Это наши! – воскликнул Крис, боковым зрением заметив, как переполошились беглецы. «Психи!» – подумал он. – Это наши парни на мотоциклах едут!
Четвёрка на заднем сиденье, не поверив Крису, напряжённо вглядывалась в приближающиеся огни. Наконец, стало видно, что их догоняют два мотоцикла. Все облегчённо вздохнули и, расслабившись, сели удобнее. Виктория, как ребёнок, опять прильнула к Колькиной груди.
- Ну, вы, ребята… - не сдержал удивления Крис, - перепуганы до выше некуда!
- Тебе ж го-оворят, девушку завтра казнить должны были! – рассердился Эй-парень и так дёрнулся, что чуть не столкнул сидевшего рядом Говоруна.
- Что-то вы заливаете, ребята, - сумрачно проговорил Крис. - Может, вас там таблетками перекормили?
Виктория прижала кулаки к лицу, словно закрывалась от обидчиков, и тихонько заплакала.
- Успокойся, Вика, успокойся, - гладил её по голове Колька. – В общем, так, Крис, - решительно сказал он. – Когда мы с тобой на сценах выступали, у меня с чердаком как было? Я много заливал? Я походил на сумасшедшего? Ты мне верил?
- Верил, - подтвердил Крис. – И с чердаком у тебя было в порядке.
- И сейчас я говорю правду. Все мы говорим правду. И с чердаками у нас всё в порядке. И у Семёна с чердаком всё в порядке, а то, что он дёргается, это не от чердака. Но мы теперь и мыши боимся. Потому что… Нет, ты всё равно не поймёшь. Сейчас я тебе одну вещь скажу, совершенно невероятную. Но ты не подумай, что я свихнулся. Просто поверь – это правда, друзья подтвердят. И Говорун, и Семён. Ты Викторию, актрису, помнишь?
- Которая в «Пирате», что-ли, играла? Кто ж её не знает, - усмехнулся Крис.
- А теперь слушай, и молчи. Девушка, которая сидит у меня на коленях, та самая Виктория.
Крис дёрнулся, хотел обернуться назад, хотел что-то сказать, но Колька остановил его.
- Молчи, Крис, молчи. У меня с чердаком всё в порядке. Так вот, ей на завтра была назначена лоботомия. Слышал про такую операцию?
- Не-ет… - протянул Крис.
- Операция не сложная. Вырезают кусок мозгов, и пациент становится тихим, как домашнее животное. Крис! – воскликнул Колька. – Это Виктория! И ей на завтра назначена лоботомия! Была назначена! – выкрикнул Колька, всё более раздражаясь.
 Виктория на его коленях испуганно вздрогнула. Колька теснее прижал девушку к груди и успокаивающе покачал, как баюкают ребёнка.
Обернувшись вполоборота, Крис удивлённо смотрел на Кольку и на девушку.
- Да, парень. Без вранья, - мрачно подтвердил Говорун.
- Без вра-анья, - подтвердил Эй-парень, чуточку дёрнувшись и скривившись в гримасе.
- А теперь успокой нас, что мы не вернёмся в психушку, Крис. Я тебя умоляю! – проговорил Колька.
- Зуб даю, мужики, - серьёзно пообещал Крис. – Всё под контролем. Акция проведена тихо, о том, что мы вас умыкнули, никто не знает. Вас не ищут, нас нигде не ждут. Расслабьтесь.
- Они вызывали пожарных. Мы можем с ними встретиться… - предположил Колька.
- Мы же не настолько тупые, чтобы возвращаться в город кратчайшей дорогой. Проедем по объездной, в город войдём с тыла, - пошутил Крис.
Некоторое время ехали молча.
- Как мы вас ждали! – с мученической интонацией выстонал Колька. – Если бы вы знали!
- Я же говорил, что днём ждать бессмысленно! – обрадовался Говорун. – Я же говорил, что умные проведут акцию ночью! Но твои друзья оказались даже умнее, чем я думал!
- Это почему? – польщено спросил Крис.
- Колька… Да и я, ждали рёва множества моторов, осады, шума. А вы сделали всё тихо.
- Мы сразу отказались от нападения толпой. Устроили маленький пожар и стали ждать, пока вы там дотукаете, что надо делать ноги.
- Могло и не получиться, - вздохнул Колька. – Могли пожарные приехать раньше времени.
- Не могли, - беззаботно хохотнул Крис. – Их капитально тормознули километрах в пяти отсюда.
- Как? – заинтересовался Колька.
- Да какая разница! Главное – сработало!

                =4=

К зданию психоневрологического диспансера подъезжали мотоциклисты. У главных ворот они глушили моторы, вели машины во двор и ровными шеренгами выстраивались на площадке перед центральным входом. Заполнив территорию внутри двора, стали занимать территорию вокруг диспансера.
Мотоциклы были разные – спортивные, байкерские, обычные, на которых ездила небогатая молодёжь. Мотоциклисты тоже были разные – и в кожанках, и в спортивной одёжке, и в костюмах. Но вели себя очень тихо, можно сказать, даже подчёркнуто спокойно. Было заметно, что подчинены они единой воле.
К десяти часам  в диспансер приехал главврач. Он удивлённо оглядел мотоциклетное скопище вокруг диспансера, прошёл по тихим коридорам, занятым в основном молодёжью мужского пола и редкими девушками в кожах и джинсе. В предбаннике кабинета его ждала растерянная секретарша и два мужчины. Один крупный, с пивным брюшком, в кожаных штанах, в кожаной безрукавке с множеством металлических бляшек, застёжек и заклёпок, в кожаной же косынке, в тёмных очках, в огромной бороде и усах, с безобразной пиратской серьгой в правом ухе. Возраст из-за усов, бороды и тёмных очков определялся с трудом. Второй мужчина лет сорока пяти, в костюме и при галстуке, с папочкой для бумаг на коленях. Если бы и обратил на себя внимание в общественном месте, то только своей интеллигентностью.
Увидев главврача, оба вежливо встали, поздоровались.
- Прошу прощения, Михаил Юрьевич, - уверенно последовал за главврачом в кабинет мужчина в костюме. Бородач вошёл следом. – Я адвокат, не буду утомлять вас представлениями, это чуть позже. Очень коротко суть дела.
Главврача покоробила бесцеремонность странных мужчин. Но он подумал, что, возможно, тот, что в костюме, адвокат того, который в коже, и жестом предложил мужчинам сесть на стулья у стола. Сам сел в кресло, выжидательно и чуть снисходительно уставился на посетителей. Возможно, «кожаный» – один из недовольных пациентов, решил предъявить счёт за некачественное лечение или что-то в этом роде.
- Байкеры просят вас провести сегодня профосмотр членов своего клуба.
- Но… - попробовал возразить главврач, разочаровавшись в так банально открывшемся «деле».
- Всё организовано и устроено очень аккуратно, - остановил его жестом адвокат. – Уже подъехало около двухсот человек, должно подъехать ещё столько же. Как вы заметили, - адвокат замолчал и поднял палец кверху, призывая и других прислушаться, - в вашем заведении… Прошу прощения, в вашем учреждении полная тишина и порядок.
Главврач прислушался. Да, тишина поразительная. В обычные дни пациенты вели себя гораздо шумнее.
- Но… - снова попробовал возразить главврач.
И снова адвокат жестом успокоил его:
- Поверьте мне, как адвокату, Михаил Юрьевич… Всё под контролем! Пациентам у ворот сообщают, что сегодня у вас диспансерный день и просят прийти завтра. Да вы сами подойдите к окну!
Не дожидаясь главврача, адвокат подошёл к окну.
- Пойдёмте, пойдёмте, прошу вас, - поторопил адвокат главврача, который раздумывал, идти ему или сидеть на месте. Или вызвать милицию.
Главврач нехотя встал.
- Вы когда-нибудь видели такую организацию? – указал адвокат на ровные ряды мотоциклов и сидевших на них мотоциклистов.
Главврач хмыкнул. Да уж…
- Более того, - продолжил адвокат. – Продемонстрируй, Вова!
Толстяка в коже, оказывается, звали Вовой.
Вова подошёл к окну, поднял руки вверх, словно пытаясь достать верха рамы. Живот его почти уткнулся в стекло.
Мотоциклисты почти одновременно слезли с мотоциклов.
Вова опустил руки… Главврач вздрогнул от рёва двух сотен мотоциклов, заведённых единым движением.
Вова снова поднял руки вверх. Наступила тишина.
- Как видите, всё под контролем.
Вова и адвокат сели на прежние места, выжидательно уставились на главврача.
Главврач тоже вернулся в кресло. Задумчиво поднял телефонную трубку. Телефон молчал.
- Порыв на линии, - беспечно сообщил адвокат. – Я тоже хотел позвонить от секретарши, но не получилось.
Главврач неторопливо вытащил мобильник, стал набирать номер.
Вова тоже неторопливо вытащил откуда-то небольшую металлическую коробку, нажал кнопку.
Главврач приложил мобильник к уху. Но услышал ровный непонятный шум.
- Наверное, вспышки на солнце, - пожал плечами адвокат. – У меня тоже не работает. Михаил Юрьевич, давайте перейдём к делу.
Адвокат пересел ближе к главврачу. Сел неприятно близко. Вторгся в его личную зону, как сказали бы психологи.
- Уверяю вас, ничего противоправного. Сколько стоит водительское переосвидетельствование?
- Сорок девять долларов.
Главврач нервно поглядывал то на телефоны, то на дверь.
- Ну, для простоты подсчёта, скажем, пятьдесят. Двести человек уже здесь. В ближайшее время подъедут ещё двести. А триста можем? – спросил адвокат у Вовы.
Вова задумался.
- Сейчас нет… Но до обеда сможем, - кивнул он уверенно.
- Таким образом, доктор, пятьсот переосведетельствований по пятьдесят долларов – это двадцать пять тысяч долларов. Хорошая сумма. И ничего противоправного! Для того, чтобы не задерживать ваших сотрудников надолго, оформить документацию можно потом. Вы сами понимаете, доктор, как трудно держать в узде таких разгильдяев!
Адвокат панибратски хлопнул Вову по животу. Вова на хлопок не отреагировал.
- Вова главный над этими разгильдяями, - между прочим сообщил адвокат.
Главврач неопределённо повёл плечами.
- Ну вот и хорошо, - адвокат воспринял движение главврача, как согласие. – Да, и ещё одна маленькая просьба. Тоже ничего противоправного. Но это уже по страховой медицине. Вам придётся освидетельствовать четырёх пациентов. Лично или комиссионно – решите сами.
- По какому поводу? – насторожился главврач.
- У них были незначительные расстройства. У одного, если я не ошибаюсь, лёгкое расстройство коммуникации. Девушка проходила реабилитацию после того, как успешно излечилась от кокаиновой зависимости. У одного пациента вообще, кроме гиперкинеза ничего нет. И у одного тоже что-то незначительное. Они лечились у ваших коллег, благодарны им за излечение. Но требуется документально подтвердить, что теперь они совершенно здоровы.
- Где они лечились? – спросил главврач.
- В клинике доктора Бейли. 
Главврач дёрнулся и удивлённо посмотрел на адвоката.
- Всё в пределах закона! – успокоил его адвокат. – Ночью в клинике случился пожар, слышали, наверное?
- Не-ет… - растерянно протянул главврач.
- Ничего страшного, - успокоил его адвокат. – Сгорела какая-то подсобка, и не очень сильно выгорело отделение, в котором находились пациенты, о которых я вам говорил. Сами понимаете, вернуться туда теперь невозможно. По крайней мере, пока Бейли не отремонтирует отделение.
Главврач испуганно затряс головой.
- Михаил Юрьевич, - с доброй интонацией, очень настойчиво проговорил адвокат, - поверьте, лучше, если вы исполните свой врачебный долг. Правильно я говорю? – адвокат повернул голову к Вове.
- Да уж, - уверенно покачал головой Вова. - Для здоровья будет лучше.
- Для здоровья моих протеже, - неторопливо поправил Вову адвокат. – Я думаю, коллегиально этот вопрос решить проще, - подсказал он главврачу. – И профосмотр полутысячи байкеров. Представляете, как они будут недовольны, если сказать им, что… Ну, вы сами понимаете.
- А какая связь… - мрачно спросил главврач.
- Связь? Да никакой, - легкомысленно отмахнулся адвокат. – Впрочем, один из освидетельствуемых, если я не ошибаюсь, играет в каком-то рок-ансамбле. Байкеры, знаете, любят рок-музыку. Девчонка, кажется, из актрисок. Тоже популярная в байкерской среде. А вообще, байкеры сами по себе. Но какой они тяжёлый народ, если бы вы знали, Михаил Юрьевич! Они же по улицам носятся, сколько народу от них пострадало! Если не проверить их на психическую пригодность, какой-нибудь псих сядет на мотоцикл и задавит… Нас с вами! Шучу, шучу, - засмеялся вовсе не смешным смехом адвокат.

К вечеру у Кольки, Говоруна, Виктории и Семёна-Эй-парня были на руках комиссионные свидетельства о том, что они успешно прошли курс реабилитации в клинике доктора Бейли и теперь полностью здоровы.
 

 

                Часть тринадцатая. ШАХМАТИСТЫ.
 
                =1=

Кафе, что стояло у жиденькой рощицы на въезде в город, посетители не баловали. Спасаясь от тоски перед одинокой ночью, а может, лелея надежду согреть холостяцкую постель с помощью случайной подруги, в это кафе на окраине по вечерам заходили не успевшие устроиться в хлопотливой жизни нестарые ещё мужчины. В этом кафе допоздна, а то и всю ночь, сидели те, у кого было с избытком лишнего времени по причине отсутствия работы. Интересно, откуда они брали деньги на выпивку? В это кафе шумной гурьбой заваливали рокеры-байкеры и прочие неформалы. Бармена и местных завсегдатаев, впрочем, они не доставали. Заведение славилось тем, что здесь, несмотря на разность интересов, все считали друг друга своими. Но стоило в кафе появиться горлопанам "чужой раскраски"... Даже моментальный вызов блюстителей порядка не спасал от скоропостижного беспощадного мочилова.
Пятеро молодых в кожаном "обмундировании", щедро пробитом множеством никелированных и медных заклёпок, в тёмных очках не по времени, чёрными воронами расселись на высоких подставках у стойки бара, горлопанили, пили водку, закусывали пивом.
- Чопал я фчера па канальной берегухе, мля, где чмары подешовке сдаюцца, - с гордым видом крутым сленгом рассказывало затесавшееся среди чёрных существо, предположительно, мужского пола, с длинными немытыми патлами в клёвом прикиде серо-зеленого цвета, похожем на спецуху штурмовика. Существо весило от силы килограммов пятьдесят, что и для юноши не было обнадёживающим фактором, а при виде его козлячьих ножек к тому же возникало опасение, что тонкие коленки вывихнутся от первого же прыжка, и заблеет сомнительнополое существо жалобно от боли.
- Настроение чумовое, ф карманах полный дефолт. Хуже тока у нашего правительства. Йопана! На траиктории кореш рисуицца. Здаров, гаварю. Дню абзац, а ты, мля, трезвый чота. Где ба полирнуть горла пефком, да грамм пяздесят нахаляву дёрнуть? Не таракань мозги, говорит. Идём в клупп, пить вотку малыми дозами в больших количествах. Там оттапыримси.
Четверо крепких парней с лицами работяг лениво переговаривались, тихонько отхлёбывая пиво за столиком у окна, расслаблялись после работы. Потёртые, но чистые джинсы, свежие ковбойки с закатанными до локтей рукавами. В жилистых, крепче ножек любой девицы, руках с кулаками
"по чайнику" посуда казалась игрушечной. Парни без усилий мяли опорожнённые пивные банки в детские блинчики и швыряли их в мусорку.
Такие посетители никому хлопот не причиняли: они или уже повязаны семьями, или собираются жениться, а значит, властям на заметку попасть не хотят.
- Фзяли мы предварительнава зажигалова в виде фляшки каниака, мля, и папивая ево, почопали до клупа "Mezzo Forte"... Или "Mother Fucker", чот заклинило, матьиво, - медленно, словно прожёвывая и выплёвывая слова, почти по слогам рассказывал козлоногий. -  Каниак выпилси быстрее, мля, чем мы пришли. Перет фходом ф клупп гранзиозный тусняк челов с тёлками. В основном дрочеры ф кожах и заклёпках с небальшым дастатком и бальшим либидом. Мы фейсами скисли, мля, и стали ф очередь жрать жевачку. 
"Кожаные" слушали козлоногого с неприкрытым скепсисом. Но козлоногий, увлечённый рассказом о круто проведённом вечере, скепсиса не замечал.
- Стоя ф очериди аж полцыфербладта часофф, на меня пялились два интеллигента в пинжаках с удавлом на шеях, мля. Случайные здесь и трезвые, потому как нищие духовно и матерьяльно. Стопудово - партнёров искали, мля.
- Омерико открыл! Точняк, млин, пидары, мужиков снимали! – одобрил мнение козлоногого один из слушателей.
- Один стал амёб разводить: "Подскажытте пожалувсто, мля, тут ваще…ну, типа... Музон клёвый?"  - не заметив реплики, самозабвенно излагал козлоногий. – Полный ацтой, гаварю. Крута. Круче тока тваи варёные яйцы. Кстате, я патомак великага Нострадавуса, и чую, не любят в этом клуппе галубых пинжаков.
- Ну ты, млин, выдал, песатель! Круче, чем Пушкин Анегина! – ухмыльнулся сосед козлоногого.
- А эт чё за чуваки? – насторожился козлоногий.
- Эт не чуваки, - успокоил его сосед. – Эт прекол такой. Типа, чувак Пушкин каковата Анегина крута паимел.
Чёрно-кожаные металлисты своим беспокойным поведением обычно мешали только окружающим, для властей же были безобидны: живут сегодняшним днём, в "кожаных" головах от отсутствия дум и забот приятная лёгкая прохлада. А если и зародится где зачаток мысли, тут же выскакивает наружу недоношенным посмешищем. Отследить, "поправить" или нейтрализовать подобное беспокойство органам безопасности не составляло труда.  А вот у других, спокойных, мысли копошились глубоко в черепах, наружу почти не выползали. И если такие что замысливали, то власти их "мысли" потом расхлёбывали ой как долго!
- Што не по кайфу, - пожаловался козлоногий, - у фхода слабые на головы стражи  либеральных ценностей держались за рукоятки увесистых демократизаторов. Меня абыскали, мля, кабуто я фпатайонном кармане гераин заначил. Ахранник, сцуко, вроде свиду не пидар, мля, но, пахож, латентный, ага. Я, мля, даже район мудей руками накрыл ат иво прыти. Он на меня исчо: "Какова фуйа?" Типа, не жмись, тут фсе пацанки свои. Прешось абиснить, што и какова размера у мине там весит, мля. Сцукощчуп триперный, мля, падла казлинная, - искренне разгневался козлоногий, намекая на грандиозные размеры того, что у него кое где висело. Впрочем, кто её, мать-природу, знает! Иногда она шутила, и, обидев своё творение в одном, давала с избытком другого…
- Разговаривайте на официальном языке! – негромко прикрикнул бармен, плотный мужчина зрелого возраста, он же - хозяин кафе. И было заметно, что ему совершенно без разницы, на каком языке разговаривают клиенты - да хоть на зулусском! – но, коли власть требует общаться на официальном языке, бармен и делал замечания каждый раз, когда слышал звуки местного диалекта.
Закон есть закон, и хозяин не собирался терять лицензию на заведение, приносящее доход не только Внешним Управляющим, но и ему, из-за того, что поленился бы лишний раз пошевелить языком. Впрочем, сам он тоже был местным. Но, даже, когда в зале сидели только его знакомые, он делал замечания. Комитет по Надзору запросто мог насовать в заведение "жучков".
- Ф клуппе нарот бухал  яростно и со вкусом. Жизнь удалась, патаму как фсе абдалбались дури исчо да входа. А мы пашли сматреть, как деффки тёрлись оп штанги пелотками и трясли дойками, ага. Абычнаго фтыкателя, мля, какой использует голову по назначению, тоись, ест ей, а также ржот на анегдоты, такая канитель, мля, зажигает. Нам тож понравелос.
- СПИДометры показывайте, - напоминал бармен вновь пришедшим. И лишь мельком взглянув в развёрнутую книжечку с фотографией, и убедившись в наличии штампа о проверке крови на ВИЧ-инфекцию в квадратике последнего месяца, а затем, нажав на кнопку радиометра, проверявшего, "фонит" клиент или чист от радиации, наливал выпить. В городке имели право жить только здоровые. Заражённых и облучённых увозили в реабилитационную зону. Так говорили власти. Ни одного излечившегося или просто вернувшегося из той зоны никто и никогда не видел. 
- Извини, отец, дома книжечку забыл, - попробовал отговориться молодой прыщавый парень. - Налей кружечку пивка!
- Я против тебя ничего не имею, парень, - тихим доверительным голосом буркнул молодому бармен, взглянув на бледное лицо и отметив лихорадочный блеск глаз. - Шумаром хватай банку и делай ноги от греха подальше, пока ребята из службы реабилитации не завалили сюда искать беглого спидоносца. Мне неприятности с властями не нужны.
Парень согласно кивнул головой, заплатил за пиво и торопливо выскочил на улицу.
- Эт было тока начало ирекции, - вальяжно рассказывал козлоногий с видом знатока. Выглядело это до того комично, что слушатели едва сдерживали смех. -  Штоб поддержать состояние стояния, мы пашли в зал, где, типа, сушы дайут. Но сушей не было, как и другой закуси. Удачно подвернулся  крутой кореш, мля, с баблом и падругами. Кореш снял стол за три с палавинай штуки. Тиха-тиха! Не арать "нифуйасибе!!!". Па маим падщотам это на трицать пять штук пива с воткой в прицеппе. Ага. Так што, дешевле, чем штуками брать. Ну, сначала выпили за сбычу мечт, потом за бапп. Потом исчо за чёт. Без закуси, мля, после шестой прицепы в рот лезли криво. Вопщем напились чуток. Тут ди-джей скомандувал забаву: "Каждой тёлке, залесшэй на сцэну и разогревшэй талпу оголением сисек - футболка бесплатно!"
По телевизору шла "Боль сердца", музыкальный подарок для того света, как по-чёрному шутили местные, - песни по заявкам родственников в память тех, кто умер от СПИДа или погиб при "неизвестных обстоятельствах". Погиб, не потеряв чести. Это была единственная программа на телевидении, в которой разрешали транслировать отечественную, или, как выражалось правительство Временного Оккупационного Режима, туземную музыку. Правительство разрешило эту  программу, потому что, по его мнению, память о большом количестве умерших и убитых аборигенов только подчёркивала силу власти и бессилие народа.
"Русский плач" - так называл эту программу народ.

Когда это началось? Наверное, всё же - после катаклизма на Волге. Что там случилось, толком никто не знал. Было землятресение, было извержение вулкана... Вулкан - на Волге?! Но ещё более непонятно, что огромная территория, изуродованная землетрясением, и ещё большие площади вокруг оказались заражены радиацией!
Страны Глобального Союза дали России кредиты, чтобы локализовать последствия катастрофы и не допустить распространения радиации на свои территории. А потом предъявили больной стране иски за экологический урон, нанесённый Глобальному Союзу. С таким ударом правительство России не справилось. Тем более, что члены правительства, потомки разбогатевших во времена перестройки и дикой прихватизации нуворишей, имели двойное гражданство, фактически жили в западных столицах, а в Россию приезжали лишь "порулить". Рождения на земле своих отцов они стеснялись, как родства с убогими.
"Скоропостижно" умер Президент, который пытался что-то сделать для своей страны. За те попытки, похоже, и настигла его "скоропостижная"...
Вместо Президента Совет стран-кредиторов назначил Генерального Внешнего Управляющего, который жил где-то в Америке.
Страну разделили на сектора пропорционально долгам стран-кредиторов, и кредиторы принялись досасывать из своих "кусков" остатки чужих жизней.
Совет кредиторов обнародовал план экономического развития страны-должника на ближайшие пятьдесят лет. За это время эксперты предполагали развить экономику секторов до такой степени, что внешние долги примут тенденцию к уменьшению. Для облегчения финансовой и экономической деятельности, для унификации всех информационных систем в стране ввели официальный язык - английский. А со временем разговаривать на местных диалектах стало нарушением режима...

- Первая была совсем йуная егаза. Сиськи торчачие, мля, нетоптанные. Стоя в отдалении, было приятно сасать пивко и зырить, как неумелая, мля, но падожранная танцоффщица элегантно меняет свой беспантовый дарагой блузон на задалбаццо стильную майку цыной в банку пива! Ну, а ходе маих риальных мыслей, пацаны, дагадацца нетрудна. У сцены ужратая  в сопли, слюни и протчие выделения маладёжь - день, видать, с утра не задался – тянула к ней руки, арала "ДАААЙ!!!". Фсе брызгались пивом, счупали друг друга… Пахож, приплыли фсе. Вопщем, истерика невротичецкая, мля. Ну низя сибе так вести, не дети жэ малые, йапонарот… Вопчем, плохова поведения была многа.
Козлоногий укоризненно, как познавший жизнь учитель в разговоре с глупыми учениками, покачал головой.
- Кароче, деваха шумахером сдёрнула, мля, пака её хором не аттрахали прям на сцэне. А на сцэну… Клёвое слово, на сцуко пахожэ… - с удовольствием заметил козлоногий, -  на музыкальных ногах…
- Тонкие, как струны, штоль?
- Не, толстые и кривые, как у рояля. Вопчем, на сцену торжественно, как павшие героини лучшива солдатскава борделя, выплыли… мля… фффууууу… вот такие, ага… - козлоногий сколько мог развёл руки в стороны, - вот такие две, сцуко, принцэсы цырка после мести факира… Салокоманда, йоптть, мясомолочного направления… Дрожащий холодец и студень фтолстом жире…
Козлоногий изобразил, как ему было противно смотреть на толстых девок. Сосед насмешливо наблюдал за представлением козлоногого. Остальные давно перестали обращать на него внимание.
- Глядя, как трясут салами те свиньематки в лесби-танц-шоу, у меня желудок поднялся к гландам. А маргариновые дюймовки  решили раздецца! Верх сняли с малым трудом. Здесь кто не успел, фсмысле – сдёрнуть от такова цырка, тот наблевал. Я тоже пиво на пол выплюнул и протрезвел. Народ гасился в угаре, орал: "Кантуй бочки сала дамой! Слезь сосцены, блевать нечем!" 
Козлоногий безнадёжно махнул рукой и укоризненно покачал головой.
- Чувак, щас хуже будет, мля, крепись! Эти разожратые тёлки с бешенством матки исчо и штаны разогрелись снять, с трусами, верняк! По их припадочным колебаниям все поняли, щас начнёцца хардрок. Сабалезную тем, кто остался на фрик-шоу – верняк, в ренимацыю папали! Меня конкретно застремало, и я побрел пить. Пил многа и устроил жестокую пиянку. И не жалею об этом нискока.
Трое парней за "рабочим" столиком допили пиво, пожали руку четвёртому и вышли. Через окно было видно, как они прошли по освещённой площадке перед кафе и направились на остановку у шоссе, чтобы уехать в город.
К оставшемуся парню в ковбойке, не спрашивая разрешения, подсел молодой мужчина из дальнего угла кафе. Прислонил к ножке столика увесистый пакет. У мужчины было интеллигентное продолговатое лицо с тонкими чертами, длинные пальцы на руках, явно не способные к тяжёлой работе. Одет в костюм и светлую рубашку с галстуком.
- Здорово, Говорун, - радостно поприветствовал его парень.
Говорун кивнул и указал в крышку стола. Затем сделал пальцами кольца и растопырил остальные, изображая уши-локаторы.
- Ну что? – спросил он парня.
- Бойскауты собрались в поход, - сообщил парень.
- Полезно для здоровья… И родители будут довольны, - улыбнулся Говорун. – Пусть марганцовочки захватят, ранки протирать. И настойку для примочек.
Он скосил глаза на пакет, пожал руку парню и ушёл.
- Выходя из клуппа, - голосом великого чтеца, завершавшего рассказ о важном для истории событии, закончил козлоногий, - видел, мля, безвольно раскинувших руки героев, павших в неравной борьбе с зелёным змием. У меня на чердаке пыталась шевелиться мысль, но, шевельнувшись, сдохла, отравленная алкоголем…

 
                =2=

Ресторан "Бездна" считался самым крутым в городе. Стриптизёрши в каждом зале, официантки топлес, номера для обеда, номера для "отдыха", номера с ванной, номера с сауной, с бассейном, массажи и массажистки для самых прихотливых клиентов и клиенток.
Цены в "Бездне" астрономические и выше. В "Бездне" собирались избранные. "Бездна" - клуб для нуворишей.
Случайных проституток с улицы охранники гоняли, потому что у ресторана свои на любой вкус и цвет, проверенные. На мальчишек же смотрели сквозь пальцы. Пацаны протирали стёкла лимузинов, обмахивали ботинки мэнов, были готовы сбегать, принести, позвать.
Пацан в мешковатых потёртых джинсах с множеством карманов спереди и сзади, над и под коленями, в синей футболке и тёмной, непонятного цвета бейсболке, незаметно проверял, заперты ли у машин крышки заливных горловин бензобаков. Нашёл незапертую, выкрутил наполовину, оглянулся. К машине тут же подбежал мальчишка в заношенных, но чистых штанах, в клетчатой рубашке и в очках. Вытащил из кармана презерватив, в котором был насыпан тёмный порошок. Из шприца без иголки плеснул в презерватив бесцветной жидкости. Ловко завязал презерватив узлом, кинул в заливную горловину, закрутил крышку. Оглянулся по сторонам, убедился, что манипуляций никто не заметил. 
Его приятель уже стоял у другой машины. Очкарик кинулся к нему, вытаскивая на ходу презерватив и шприц. 
К "Бездне" подъехал приземистый, округлый, чёрно-блестящий, похожий на тяжёлый снаряд автомобиль. За рулём молодой плейбой в шикарном костюме и тёмных очках. Тонкие губы с опущенными вниз уголками делали лицо презрительно-злым.
Несколько пацанов лет пятнадцати бегали вокруг, стреляли друг в друга из водяных пистолетов. Трое подростков постарше держали в руках воздушные шары, налитые водой. Один подросток кинул шар, шар взорвался, облив пробегавшего мальчишку водой. Охранники криво усмехались, наблюдая за шалопаями.
Двое подростков с шарами подскочили к мэрсу с плейбоем. Сунули головы через опущенные стёкла в салон. Один бросил шар плейбою на колени, другой швырнул на пол салона. Шары лопнули, салон заполнила бензиновая вонь.
- Не шевелись, красавчик, а то подожгу, - предупредил водителя рыжий вихрастый парень и продемонстрировал коробок спичек. Ловко вытащил спичку, прижал её к боку коробка и щелчком стрельнул перед ветровым стеклом.
Парень у противоположного окна, широко улыбнувшись и показав дыру вместо передних верхних зубов, тоже вытащил спички и, словно в отместку, стрельнул в рыжего.
Горящие спички с жужжанием летали перед ветровым стеклом.
- Не надо… Не надо! – с ужасом бормотал водитель. – Вы же подожжёте… Это же бензин!
- Да, это бензин, - согласился рыжий. – И, если поджечь, полыхнёт так, что пожарники не помогут.
- Что вы хотите? Денег? Хотите, сто баксов дам…– взмолился водитель.
- Экий ты, красавчик, жадный. При твоих-то миллионах… - посетовал рыжий. – А с жадюгами мы не разговариваем. Атас!
Он бросил горящую спичку на пол салона.
Парни кинулись врассыпную.
Из кабины машины с рёвом ракетного двигателя вырвалось пламя.
Жуткий вопль сгорающего заживо человека умолк раньше, чем к автомобилю успели подбежать охранники с огнетушителями. Перепуганные, они издалека брызгали пеной в бушующее пламя.
Из ресторана высыпали сытые мужчины и подвыпившие женщины, официанты в бабочках и официантки, прикрывающие голые груди подносами.
- Опять разборки! – предполагали зеваки, глядя на пылающую машину.
- Новый передел, что-ли? Вроде ж поделили сферы влияния…
- Атас! Взорвётся! – пронзительно закричал пацан из толпы.
Уронив огнетушители, охранники кинулись прочь.
А пацан был прав. Раздался взрыв, задок машины приподняло над асфальтом, машина нереально медленно перекувыркнулась и с лязгом груды металла громыхнулась вверх горящими колёсами на соседнюю машину.
- Щас колёса лопнут! – крикнул другой мальчишеский голос.
Звуком чуть тише орудийного горящая машина четырежды отсалютовала своей гибели.
- Запаска должна быть! – крикнул мальчишеский голос.
- Может, не накачана, - возразил мужской голос.
Рванула запаска.
- Щас вторая машина рванёт, - предположили зрители.
Вторая машина собиралась взрываться с полминуты.
Взорвалась, но высоко подпрыгнуть ей не дала лежавшая на ней первая погорелица.
Хозяева и водители кинулись  к другим машинам, торопливо выруливали с парковок.
Четыре пацана издалека с восторгом наблюдали за пожаром и переполохом у ресторана.
- А у вас как? – спросил рыжий, гордо ткнув очкарика локтем в бок.
- Две зарядили, - деловито отчитался очкарик. – Но по времени…
Договорить он не успел. Рванула ещё одна из отъезжающих машин.
- …трудно сказать, когда бензин разъест презерватив, - закончил очкарик фразу.
- Один ражъел, - удовлетворённо констатировал факт беззубый. – Надо попробовать две режинки одевать. Чтобы сегодня засунул, а завтра рванула.
- Разбегаемся, - деловито скомандовал очкарик. – И так нарушили… Серёга Смирнов что сказал? Зарядили машину – и в кусты, нечего глазеть…


                =3=

Колька минут пятнадцать уже наблюдал за парнем, нервно расхаживающим по аллее парка.
Ни к чёрту у пацана нервы, думал Колька. От волнения совсем ничего не соображает. Стоит ли привлекать его к делу? Сказали, что парень надёжный, умный. Что же он так нервничает?
Парень дошёл до конца аллеи, вскинул руку, посмотрел на часы. Ему велели прийти к трём часам, а сейчас уже половина четвёртого.
Колька усмехнулся. Интересно, на сколько хватит терпения у парня? Когда он плюнет на всё и уйдёт?
Парень постоял некоторое время, повернулся и снова пошёл в глубь парка.
"А сам ты давно такой осмотрительный и выдержанный?" – укорил себя Колька.
Скамейка, на которой сидел Колька, стояла в кустах, незаметная для прохожих. Судя по вытоптанной земле, россыпи окурков и помятым банкам из-под пива, по вечерам здесь  тусовалась молодёжь.
Парень прошёл по дорожке метров сто, остановился, огляделся по сторонам. Ни души. Взглянул на часы. Колька тоже посмотрел на часы. Сорок минут сверх назначенного времени.
Потеряв надежду дождаться кого-либо, парень разочарованно махнул рукой и быстрым шагом направился к выходу из парка. Когда он подошёл к воротам метров на тридцать, из них вдруг выскочил пацан и с разбегу наткнулся на парня.
Колька улыбнулся. Всё произошло совершенно естественно.
Парень сердито огрызнулся на пацана. Отскочив от парня, мальчишка дал стрекача в кусты.
Колька знал, что мальчишка успел сказать парню: "Вернись. Пятая лавка справа, сядь". Ну, а если парень не понял команды, никто не виноват, что он такой несообразительный.
Пацан уже исчез, а до парня только дошёл смысл приказа. Он растерянно повернулся и медленно зашагал назад. Прошёл мимо четырёх лавок, подошёл к пятой, остановился. Пострелял глазами в разные стороны, никого не увидел, сел.
Он не заметил лавки, стоявшей в гуще кустов, всего в полутора метрах от него. На той лавке "прилёг отдохнуть" Колька. Так что если бы парень и умудрился разглядеть скрытую густой листвой и тенью лавку, то за её спинкой лежащего человека увидеть никак не мог.
Колька осторожно приподнялся.
- Сиди, не оглядывайся, не поворачивайся, - проговорил он негромко.
Парень дёрнулся, но остался сидеть.
- Веди себя спокойно, отвечай негромко, вопросов не задавай. Почему ты решил поддержать нас?
- Старшего брата отправили на переделку, - сквозь зубы зло ответил парень и тряхнул головой.
Понимает, что брата ему больше не увидеть, сочувственно подумал Колька. По крайней мере, здоровым.
- На переделку, это как? – всё же спросил он.
- В центр здоровья…
Колька помолчал некоторое время.
- Но мы ведь занимаемся тем, что… правительство не одобряет, - продолжил он через минуту.
- Мне передали, что брат уже… всё. Зомби.
Ещё помолчали.
- Если тебя поймают…
- Я знаю, - перебил Кольку парень. – Тогда меня отправят вслед за братом. Но я постараюсь не доставить им такого удовольствия.
- Постараешься не попасться, или…
- Постараюсь не попасться. Ну, а если случится, то… Не дамся. По любому жизни нет.
- Иди в наёмники. Интересная жизнь, приключения, развлечения.
- Какой из меня наёмник! Да и… Что-то ни один из наших не вернулся оттуда. Даже весточки никто не подал.
- А у нас надо быть втрое лучше наёмников.
Парень вздохнул, плечи его опустились.
- Ну а сам-то, чем хотел бы заняться? – спросил Колька.
- Я бы хотел… в Москву!
- Мало там своих нищих…
- Нет, в Москау-сити!
- Эко тебе губу раздуло! – восхитился Колька. – Москау-сити закрытый город. Туда простых не пускают. Вот если, не дай бог, тьфу-тьфу-тьфу, попадёшься, перепрограммируют мозги, может, и отправят туда, мусор за мэнами убирать.
- Нет, так не пойдёт, - буркнул парень.
- Ладно, - сжалился Колька. – Для Москау-сити у тебя подготовка… никакая. Здесь сгодишься. Боевик из тебя тоже никудышный, сам должен понимать. Поэтому бить, взрывать и поджигать тебе не придётся.
- А чем же мне заниматься? – разочарованно протянул парень.
- Дети разные нужны, дети всякие важны, - пошутил Колька. - Найдёшь пятерых парней. Надёжных парней…
- Да я больше найду! – обрадовался парень.
- Запомни на будущее очень хорошо, чтобы потом не повторять. Если сказано пять, значит пять. Когда надо будет шесть, тебе скажут шесть.
- Извините…
- С парнями разговаривать, как я с тобой. Они не должны знать ни о тебе, ни обо мне…
- Как же я предложу им… - растерялся парень.
- А вот над этим как раз и подумай. Я же нашёл способ вызвать тебя и поговорить! Можешь сказать им, что есть сильная организация, и рассказать о тех акциях, о которых знает весь город. Сколько времени тебе понадобиться, чтобы организовать команду?
- Ну… Несколько дней.
- Несколько дней – это не срок. Учись думать конкретно, учись руководить и быть ответственным за людей и за поступки.
- В неделю уложусь, - поправился парень.
- Пройдёт немного времени, и каждый из твоих парней организует свою пятёрку. Чтобы ты понял, что вступаешь в серьёзную организацию, посчитай. У тебя будет пять парней. А скоро – двадцать пять. У меня таких как ты тоже пять. И таких, как я, у того, кто надо мной, тоже, надо думать пять. Если с арифметикой в порядке, посчитай, сколько народу уже объединено одной целью. Ты меня не знаешь, найти не можешь. Я своего командира тоже не знаю и найти не могу. Понял, какая растворимость организации?
- Понял.
- Одним словом, даю тебе две недели. Всё. Через две недели встретимся.
- А где я вас…
- Ты нас нигде. Когда надо будет, мы тебя найдём. Всё, иди.
Парень ушёл.
Колька осторожно пробрался через кусты на другую аллею и направился к дополнительному выходу. В кармане зазвонил мобильник.
- Привет, Музыкант! – услышал он в трубке голос Виктории.
- Привет, Актриса! Рад тебя слышать!
- Слушай, Николай! Семён и Крис тут над шахматным этюдом сидели два дня. Такое красивое решение нашли! Великолепная многоходовка, ни единой фигуры не теряется, абсолютно неожиданный подход. Они просили зайти, чтобы ты оценил. В общем, парни в восторге. Сказали, что с таким этюдом не грех и в столицу съездить.
- Да ты что! Я представляю… Эй-парень дока в деле решений шахматных этюдов.
- А у тебя как сегодня?
- Нормально, Вик. Пацан очень любит играть в шахматы… Думаю, сможет организовать свою команду и выступить за наш клуб…
- Катюшке позвони, беспокоится человек.
- Да, позвоню сейчас…
 

Эпилог
С болотным чмоканьем Писатель отлеплял датчики-присоски, со змеиным шипением отдирал липучки,  расстёгивал многочисленные застёжки, освобождался от опутывавших его проводов. Лицо Писателя было спокойно-задумчивым, взгляд словно повёрнут внутрь, в собственные мысли, и из проводов он выпутывался, отдирая датчики и расстёгивая застёжки на ощупь.
Освободившись, Писатель неуклюже вылез из кресла – помеси зубоврачебного с космическим. Только вместо подголовника был стеклянный шлем с навитыми на него толстыми и тонкими разноцветными металлическими спиралями. Стол окружало множество каких-то аппаратов на столиках, подставках и ножках с колёсиками. Они были похожи на толпившихся у кормушки чудо-зверьков.
Продолжая напряжённо думать, Писатель сел на подвернувшийся пластмассовый табурет.
Физик, отвернувшись на вращающемся кресле от  пульта управления, молча смотрел куда-то между испытательным креслом и Писателем. Он словно не ждал реакции Писателя, словно знал всё, что тот испытал. У Физика и мыслей-то в голове не было. Он сделал, что хотел и… И всё. 
- Что это было… - произнёс Писатель. Не спросил, а как бы констатировал невозможность объяснить чего-то непонятное, только что пережитое им. - Антиутопия? Фантастика? Похоже на мрачное будущее.
- Мы сами пока толком не знаем, - немного подумав и вяло шевельнув плечами, пробормотал себе под нос Физик.
- Ну как же? Сделали аппарат… - Писатель удивлённо посмотрел на Физика и, остановив на полдвижении руку, покосился в сторону кресла, опутанного проводами.
- Понимаешь… Изобретения часто делаются не для пользы, а… просто так. Радио, например. Сначала приёмником улавливали разряды электричества, похожие на какие-то царапанья. Потом придумали азбуку Морзе. Потом научились передавать речь. Музыку и изображение. Вот и здесь… Мы даже толком не знаем…
Физик неопределённо покрутил руками над головой.
- Но кто-то же придумал всё это! – рассердился Писатель.
- Придумал гений, - как-то обиженно вздохнул Физик. И поднял руку, предупреждая вопрос Писателя. – Нет, как это действует, и что оно показывает, он не объяснил.
- Почему? – удивился Писатель.
- Потому что он – Гений. Он живёт в своём мире. Странный человек… - Физик усмехнулся. – Да что человек – весь мир странный, если глянуть в его глубину! – он безнадёжно махнул рукой. – Настолько всё случайно и ненадёжно! Жизнь гениального изобретения зависела от… от чиха человеческого!
Писатель удивлённо вскинул глаза на Физика.
- Представь себе: ночь! – Физик повёл руками, изображая ночь. – Наш шеф, заведующий лабораторией, доктор наук… Проводив дочь на поезд, идёт по тёмному скверу. И вдруг чихает! А ему с ближайшей скамейки: «Будьте здоровы…». И длинную тираду, объясняющую сложнейшую физическую проблему – не буду говорить, какую, всё равно не поймёшь. Причём, настолько кратко и чётко сформулированную!..
Физик даже замолчал на некоторое время, восторгаясь ситуацией.
- Этот гений, - продолжил он, – живёт в каком-то своём мире. Соседи по квартире и прочие бытовые знакомые считают его ненормальным. Он постоянно погружён в свои мысли. Чтобы вытянуть его в наш мир, нужен какой-то раздражитель. Шеф чихнул, гений автоматически пожелал ему здоровья и продолжил свои мысли уже вслух! Шеф у нас мужик неглупый, ему бы давно в академиках ходить, будь он немного пожаднее к званиям… Задал вопрос. Гений ответил. И завязался диалог.
- А что, этот твой гений не мог придти к вам и объяснить эту самую проблему? – недоверчиво спросил Писатель. – Или у себя… Где он там работает?
- Ну, во-первых, он нигде не работает.
- Бомж, что-ли? – недоверчиво спросил Писатель.
- Ну-у… Жильё у него есть. А живёт он… Несколько лет назад, может слышал, была решена великая математическая теорема. Ему дали премию, на уровне нобелевской. Вот он на неё и живёт.
- Человек мировой известности, - гнул своё Писатель. – Пришёл бы…
- Видел бы ты его! – рассмеялся Физик. – Нечёсаная борода до пояса. Одет в старьё, руки грязные, ногти по полсантиметра, обломанные, чёрные… Немыт до такой степени, что стоять рядом невозможно – смердит, как от бомжа!
- Что же он… -  недоверчиво посмотрел на Физика Писатель, словно уличая его в фантазиях.
- Вот и я его спросил, что же он не моется, хотя бы, - усмехнулся Физик. – И ногти не стрижёт…
- А он?
- Он? «Это мешает решению физических или математических проблем?» - спрашивает в ответ. -  Понимаешь… То, что мы называем бытом – одежда, мытьё – его не интересует принципиально. Этой проблемы для него нет вообще! Как для негра — заботы спрятаться от вьюги! Когда он начинает говорить – то погружается в  свои мысли, как пловец под воду. И ничего вокруг не видит и не слышит. Договорит мысль, всплывёт в окружающую действительность – глазами хлоп, хлоп удивлённо… Где это я, мол? И снова под воду. Представь, приходит к нам в институт смердящий бомж. Говорящий что-то непонятно-заумное… Да его бы и в коридор не пустили! Ладно, пробился он в приёмную… Посмотрит на него секретарша. И спрашивать ничего не будет – вызовет охрану или психбригаду по неотложке! Так что стопроцентно - гениальное изобретение зависело от чиха моего шефа. В общем, все научные контакты проходили у него дома. Шеф решил, что уж лучше мы к нему, чем он к нам. Представь… Компьютер на кухонном столе, колченогий стул, топчан… Всё! Больше никакой мебели! Я потом раскладной стул ему принёс, чтобы мне сидеть было на чём.
- А что это было? – Писатель повёл рукой в сторону кресла, потом дотронулся до головы. – Сон? Галлюцинации?
Физик усмехнулся.
- Есть подозрение, что ты наблюдал один из вариантов нашей реальности.
- Что-о-о?! – Писатель возмутился так, будто Физик его, взрослого, пытался обмануть детсадовской шуткой. - Как это, вариант реальности?
- Ты слышал что-нибудь о параллельных мирах, о третьих и прочих измерениях?
- Кто же эти сказки не читал? – скептически пожал плечами Писатель. – Я сам такими «фэнтазиями» грешил.
- Так вот, мы обоснованно предполагаем, что этот аппарат позволяет наблюдать нашу параллельную реальность. Один из вариантов, так сказать, нашего бытия.
- Ты хочешь сказать, что запустил меня в параллельный мир?! - Писатель непонимающе смотрел на Физика.
- Да, - серьёзно подтвердил Физик.
- И как я всё это видел? В качестве кого я там был? Одним из героев? Или наблюдал всё со стороны? Ты хоть знаешь, что я там видел?
- Ну, я видел всё, что видел ты. Как мы это видели – пока не знаю. Но то, что виденное – не сон и не галлюцинации, точно. Потому что видели мы одно и то же. Это же видели и другие. Всё то же, до мельчайших подробностей.
- Фантастика какая-то…
- Нет, всё – из нашей реальности. О "прогрессивных методах обучения" в одной из школ России, когда на занятиях по половому воспитанию детей заставляли приветствовать друг друга, называя "пенисом" и "вагиной", я читал в одной из центральных газет. Уроки танатологии и методики переформирования "гиперактивных" детей практиковались в школах демократического Запада. Как довели школьника до самоубийства, все знают из телевидения.
Жизнь Кольки-Курта и жизни знаменитого Курта Кобейна из "Нирваны" очень похожи. Вплоть до ухода из дома и росписей дурацкими лозунгами заборов и стен.
Жизнь Актрисы похожа на жизнь Джуди Гарленд, сыгравшей в "Волшебнике страны Оз", которую пичкали психотропными препаратами, чтобы она не полнела, которую лечили электрошоками и сорока таблетками риталина в день  от "врождённого артистического невроза". Что-то похоже на жизнь Мерилин Монро с её копаниями в себе, которую погубили наркотики и антидепрессанты. А, возможно, к гибели опосредованно приложил  руку и психиатр Ральф Гринсон, который ставил перед собой целью стать её единственным психиатром. Вивьен Ли играла главную героиню в "Унесённых ветром" и её лечили заворачиванием в ледяные простыни и электрошоками, от которых оставались шрамы на голове. Френсис Фармер в психиатрической лечебнице сделали девяносто инсулиновых шоков, за бунтарский характер подвергали электрошокам и "гидротерапии" - погружали в ванну с ледяной водой на шесть-восемь часов. Её насиловали пьяные солдаты, и помогали им санитары. В конце-концов актрисе сделали лоботомию. Звёзды Голливуда "лечение" перенесли не так уж давно - в шестидесятые годы прошлого столетия.
Методики зомбирования и психиатрической подготовки спецагентов и диверсантов – реальность.
О "Москау-сити", куда доступ простым смертным будет ограничен, тоже писали в газетах.
Единственное отличие того мира, из которого ты только что вернулся, что всё там сконцентрировалось, склеилось друг к другу и выдало определённый результат.  Страшный результат. А в нашем мире все эти страшилки, слава богу, размазались по времени и не образовали критической массы. Поэтому мы и живём пока в приличном мире. В относительно приличном мире. В изгаженном «теле-ток-шоушном» мире, где старухи-певички берут «в мужья» зелёных мальчиков, где богемные старички с обсосанными губами пропагандируют из телевизора педерастию, а демократическая шлюха в своей передаче толкает молодёжь на коллективный разврат. И, несмотря на это, наш мир пока жив.
- Страшный аппарат, - пробормотал задумчиво Писатель.
- Страшный. Но это всего лишь начало. Как скрип в прародительнице радио.
 - Ни черта себе, скрип! – возмутился Писатель. – Вколол мне какой-то электрический галлюциноген…
- Да ни колол я тебе ничего! – поморщился Физик.
- А зачем ты мне всё это показал? – Писатель подозрительно посмотрел на Физика.
- Зачем? Ну, во-первых, нельзя, чтобы такой аппарат исчез в недрах секретных служб и политики. Тебя знаю с детства, ты умеешь писать, ты знаешь, как можно опубликовать информацию. Не могу же я пригласить какого-нибудь журналюгу со стороны, который растрезвонит об изобретении так, что на третий день все будут считать его газетной уткой. Я ещё раз говорю, что мы пока только коснулись кончиками пальцев чего-то неведомого. А тот, кто научится работать на этом аппарате, научится изменять мир. Рано или поздно найдутся умные головы, которые научатся не только наблюдать, но и манипулировать процессами, там происходящими. И если мы сумели всего лишь заглянуть в другой мир, то военные и политики научатся ходить туда. И не в гости. Что из этого выйдет – трудно сказать. Как минимум – манипуляции пространством и временем. Произвольным изменением настоящего и будущего. Страшно…
- И чего ты хочешь от меня?
- Не знаю. Я дал тебе информацию. Я показал тебе параллельное настоящее. Скоро этот аппарат увезут и он исчезнет. А может и мы – как ненужные и опасные свидетели…

2008 г.