Оставалась неделя до Нового года середины 80-х. Наше передприятие получило информацию о новом подходящем партнере по выпуску комплектующих – заводе в селе Монастырщина Черкасской области.
Наш директор завода – красивый сердцеед и бабник лет пятидесяти – вызвал меня в кабинет и сказал, что послезавтра – в субботу - я должна выехать в Украину для определения цены продукции. Он серьезным тоном добавил: «Можешь выбрать, кому ехать – мне или главному инженеру».
От коллег я знала, что поездка с директором в командировку навсегда ставила крест на репутации молодых женщин в любом случае, так как дамочка моментально попадала в оглашаемый список побед любвеобильного руководителя, даже если ничего похожего на роман не было.
Воспользовавшись правом выбора, я быстро сказала, что лучше бы ехать со Стасом – скромным и деликатным главным инженером, почти моим ровесником. Директор понимающе улыбнулся и потом ехидным тоном сообщил, что дает нам для ускорения расчетов «в довесок» Павла Дмитриевича – пожилого нормировщика.
Я обрадовалась – ПалДмитрич был спокойным низеньким толстячком, любителем выпить, но толковым в деле.
В три часа дня на железнодорожном вокзале появились только я с мужем и главный инженер с женой. Возмущению дамы не было предела – никакого старика в нашей молодой компании она не увидела и решила, что тут что-то нечисто. Она многозначительно глянула на моего мужа, который спокойно отнесся к нашему путешествию вдвоем, и шепотом закатила Стасу скандал.
Зима в этот год была сказочной по красоте и силе мороза. После нашей кавказской слякоти украинский холод более 20 градусов мороза сковывал наши руки-ноги, поэтому мы пришли в ужас, когда узнали, что желанное село Монастырщина находится в пяти часах езды от Черкасс в холодном автобусе.
- Ну да в гостинице отогреемся, - решили мы.
Гостиница была довольно большой для села – три этажа, и нас поселили в соседних комнатах на втором этаже. В моей двухместной комнате было не теплее, чем в черкасском автобусе, но старшая по этажу сказала, что все другие помещения законсервированы до лета. Мы люди не гордые – хорошо, что есть хоть горячий чай на этаже.
Весь вечер мы со Стасом гоняли чаи в его комнате с открытой дверью, потому что в коридоре было гораздо теплее. Каждые четверть часа проходила мимо дежурная, звякала ключами, что-то открывала и закрывала, внимательно поглядывая на нас и прислушиваясь к пустой болтовне командировочных.
Отогревшись чаем, мы решили выспаться за двое суток дороги и разошлись по своим комнатам.
В два часа ночи раздался требовательный стук в дверь. Своим криком дежурная могла разбудить весь этаж, если бы там еще были люди. Она не хотела отвечать через дверь, зачем я ей понадобилась, хотя отчетливо слышала мои вопросы. Ах, как не хотелось вылезать из-под тощего одеяла в холодную пустоту комнаты, где было не намного выше нуля, но пришлось.
Когда я открыла дверь, дежурная стремительно влетела и, зорко оглядев комнату, рванула ручку двери в ванную. Разочарованно оглядевшись и зачем-то потрогав кран над раковиной, она сказала, что ошиблась дверью, и ушла. Я не могла согреться почти до утра, хотя набросила на одеяло свою шубу.
Утром мы с инженером пошли на завод, где начальство оказалось совсем не готово к переговорам, ссылаясь на долгие расчеты и отсутствие желания что-то начинать перед праздниками. Первый день оказался пустым, но на другое утро мы были приглашены на директорское совещание по нашему вопросу. Ну хоть что-то...
В гостинице нам сказали, что приехал мужичок-колобок, который спрашивал нас. Ура – это был Павел Дмитриевич! Оказалось, что в субботу он вечером выпил лишку в предчувствии, что целую неделю придется поститься, и проснулся ровно в три часа, когда наш поезд давал прощальный свисток на городском вокзале. Пришлось ему ехать на завод, где рассвирепевший директор чуть не довел ПалДмитрича до инфаркта, потому что перед этим был чуть не избит женой своего приятеля - главного инженера. Она примчалась выяснять, почему ее муж поехал в командировку вдвоем с молодой женщиной.
Когда-то, после одного случая, ей было обещано директором, что Стас никогда не будет ездить в командировки со своими ровесницами. Павел Дмитриевич и должен был сыграть роль защитной стены между нами.
А пока мы снова вечером долго пили чаи в комнате Стаса и, согревшись, поспешили в свои комнаты, чтобы не растерять внутреннее тепло.
В два часа ночи ко снова стала стучать дежурная и требовать то по-украински, то по-русски, чтобы я немедленно открыла дверь. Чертыхнувшись про себя, что эта дурища снова что-то путает, я притворилась спящей и не отвечала, хотя стуком и криком она переполошила всю Монастырщину.
Прошло несколько минут украинско-русского языкознания, и во внезапно наступившей тишине я подумала, что в этот раз все обошлось без беготни в холодной комнате. Но не тут-то было! Через тонкую дверь мне был слышен громкий шепот дежурной:
- Потерпи еще немного! Я ее подниму, даже если она умерла. Это они вместе там, голубчики – два дня чаи гоняют без спиртного – ясно зачем!
Ей что-то ответил на украинском женский голос, и в ответ дежурная снова заголосила:
- Откройте, а то буду дверь выламывать – ишь, порядки свои завели – чаи распивать ночами и не спать до утра!
Мне в полусне (хотя, какой уж там сон после такого крика!) не сразу стало ясно, в чем меня обвиняют, но я поняла, что вставать снова придется.
За дверью стояла дежурная с какой-то приезжей женщиной. Отодвинув меня локтем от двери, дежурная бросилась в ванную и разочарованно сказала:
- Ныкого нэ бачу...
Я удивилась, кого же она тут хотела увидеть, и получила по полной программе, что хорошие люди «не ездиют» с одним мужиком, то вдруг прибывает другой, и не распивают чаи в «мужской» комнате на виду у всех работников и жильцов гостиницы.
А ко мне подселяют женщину, потому что в два часа ночи проходит через село поезд, и люди, бывает, ночуют в гостинице.
В столь поздний час у меня были проблемы с логикой, поэтому я не связала воедино наши вечерние «чайные попойки» и подселение новой жилички ко мне при совершенно пустой гостинице.
Приезжая тетка оказалась очень говорлива, поэтому я не уснула, пока не выслушала ее рассказ о всех родственниках и их знакомых, а в шесть утра ей надо было уже уходить на автобусную станцию, чтобы ехать дальше,и мне снова закрывать за ней дверь.
В восемь утра не выспавшаяся и замерзшая за ночь я с коллегами сидела на внеплановой планерке у директора местного завода. Он как-то вяло доложил присутствующим о нашем визите, без всякого энтузиазма расписал перспективы сотрудничества и назвал конечную цену товара, уточнив, что им некогда всем этим заниматься, поэтому нам дан примерный ответ.
Нас ошеломил такой непрофессиональный подход или явный намек на нежелание сотрудничества с нами, поэтому Стас обменялся с директором телефонами и сказал, что они позже созвонятся.
Мы поспешили в гостиницу, чтобы уехать из села засветло. Дежурная по этажу, видимо, там жила, потому что была бессменным работником. На прощанье женщина душевно поделилась со мной, что подозревала в связи с коллегами, поэтому оставила небольшую щель в окне, чтобы оно никак не закрывалось плотно (и это в мороз 27 градусов!), и будила меня для разоблачения. Она ошеломила меня не действиями, а своим бесхитростным признанием.
...Конец восьмидесятых, как и предыдущие годы, был периодом дефицита, поэтому мы с коллегами купили конфет и расписные фарфоровые чашки для чая в местном магазине. Стас любезно тащил мой портфель с вещами и конфетами, а ПалДмитрич колобком бежал рядом.
Он был в полушубке, который из-за малого роста доставал мужичку до колен, поэтому выглядел комично. На воротник с коротким мехом вокруг шеи был намотан шарф, связанный женой нормировщика. Она вязала его для себя – такой модный длинный шарф трехметровой длины горчичного цвета. Именно из-за подходящего цвета к зеленоватому полушубку его в спешке схватил ПалДмитрич, выходя из дома. Сейчас же почти три метра толстого шарфа удавом оборачивали короткую шею так, что ширина головы в шапке и шарфе выше ушей была на уровне плеч, а еще почти метр шарфа свисал чуть не до земли.
До Нового года оставались сутки, и это значило, что мы его встретим где-то под Ростовом. Общим голосованием решили купить в Киеве билеты на самолет.Через два дня мы были на работе. Главный инженер, как близкий друг директора, еще в праздники посвятил его в результаты нашего путешествия в Монастырщину, но утром шеф по селектору вызвал меня для «разбора полетов».
В кабинете директора сидел Стас. Когда я вошла, начальник неспешно вышел из-за стола, подставил мне стул и сел напротив. Лукаво посмотрел на Стаса и строго сказал мне:
- Рассказывай, что тебе не понравилось в поездке, кроме этих #удаков с завода.
Я сказала, что замерзла в этой поездке так, как не мерзла со времен работы молодым специалистом в Поволжье, выдержав там всего две зимы, и пожаловалась на бдительную горничную.
Директор подвинул свой стул поближе к моему и, заглядывая в глаза, спросил:
- А почему ты Стасу не сказала, что мерзнешь? Я его для чего посылал? - и входя в раж, сварливым голосом начал выговаривать инженеру:
- Я бы знал, то ты такой телок, сам бы поехал! Чуть мне экономиста не заморозил! Я уже не говорю, ЧТО вынес от твоей благоверной, когда она узнала о поездке с Татьяной вдвоем! И на кой черт ты брал жену на вокзал?
Главный инженер начал всерьез оправдываться, а я побыстрее ушла, потому что поняла, что за пофигизм наших несостоявшихся партнеров сейчас сполна получит Стас.
Он потом рассказал, что выдержал жуткий нагоняй, но ТОЛЬКО за то, что... чуть не заморозил меня в Монастырщенской гостинице.