Апрель в этом году выдался небывало жаркий. Вплоть до того, что Мэл стояла перед Историческим музеем в белой малюсенькой футболке и юбке с разноцветными хвостами, без куртки совсем.
Ее обносило теплым ветром со всех сторон.
Вокруг плыли туристы - волнами и ручейками. И милиция неподалеку истово дежурила. А Мэл стояла, как следует поддатая, и ей казалось, что красные циклопические здания надвигаются на нее. Всеми своими ложноклассическими башенками.
Мэл смотрела в небо над древней площадью. Небо было светло-голубое, и в нем вертелись голуби. Голубям-то все по фигу. А Мэл - нет.
Она вообще приехала в Москву с порядочными целями. Она, как честный человек, посетила свое издательство и сдала на читку первые семь глав.
Просто, чтобы видели, что она активно работает.
(В скобках - знаете, что сказал ей зам.редактора, Ефим? "Мэлка, а ты молодец! Классно работаешь на популярность! Я читал в "Желтой газете" про твой якобы адюльтер. И пьеса эта, весь бомонд про нее говорит"...)
Мэл не отреагировала печально или нервно на то, что в этих скобках. Но потом она купила в ларьке две банки зажигательной смеси под названием "Ром-кола". И теперь стояла перед Историческим музеем в состоянии экзальтического транса.
Санька про "якобы адюльтер" ничего не спрашивал. И тоже не реагировал печально или нервно. Он был обычный все эти дни.
Он получил деньги за картину и сразу перевел их на счет Мэл. Всеми деньгами в странной семье командовала Мэл. Санька просто не умел их считать.
- Я поеду в издательство, - сказала Мэл (ей честно надо было в издательство!), - и потом по магазинам. Что тебе купить из одежды?
- Мне? - удивленно спросил Санька. - У меня до фига одежды, Бесценная!
- Я имею в виду, на премьеру! Ведь в субботу премьера!
Санька спросил без крошечки фальши:
- А мне тоже надо ехать? А то ведь, говорят, у тебя любофф! Может, вам захочется отметить страстной ночью?
- Сань, - спросила Мэл, - ты дурак?
Она это совершенно искренне спросила. И даже обиделась - пошла и легла вниз лицом. И Санька пришел к ней, и молча стал целовать ее сзади в шею и в вечно перепутанные белые-пребелые лохмы.
- Саня, - сказала тогда Мэл, - я тебя искала всю жизнь. Я уже думала, что никогда тебя не будет. Понимаешь, тебя, а не Феликса.
Она не врала. Мэл пропустила через свою душу порядка десятка мужчин. Через тело - куда больше, но это не в тему. Она искала Гармонию, и наркоман-художник-хиппи оказался точным попаданием.
При этом Мэл всегда знала, что любви - не бывает!
И она не искала никакую Любовь, делать, что ли, нечего?
Оно взяло и нашлось само - в лице Феликса.
Оказалось, что у мира куда больше граней, чем Мэл казалось. Любовь, получается, бывает, но она негармонична. Гармония, выходит, может вполне соседствовать с Любовью.
Полный шандец.
Ведь и Санька, и Феликс, оба были ревнивые. Санька - молчаливо ревнивый, Феликс - ревнивый страстно. Как выяснилось при общении, бабушка Феликса была из числа испанских детей, вывезенных из-под фашистских бомб в солнечный Артек. Она передала Феликсу испанские гены, все эти страсти-мордасти, любовь к перченым блюдам, серенадам и дуэлям.
А Мэл никак не могла выбрать - Любовь или Гармония. Потому что Гармония - это комфорт для души, а Любовь - это приключения, адреналин, вечная сладость, от которой не приторно.
Человечество всегда выбирает между комфортом и приключениями.
Простите это длинное отступление от экшна. Надо было объяснить, почему Мэл стоит пьяная перед Историческим музеем. Не от восторга перед древней архитектурой, все поняли.
- Феликс. Ты где, любовь моя?
- Я на примерке. Потом мы обговорим все детали, и я свободен. А ты что, в Москве?
- Ну, да.
- Часика через полтора я освобожусь. Приезжай к театру.
- Экселент.
Часика через полтора как раз ром-кола выветрится из дурной Мэлкиной башки. Она поймала такси (лендровер тосковал один на стоянке в районе Ленинградского вокзала) и поехала к Крылатскому.
Там имелся удивительной формы - почти круглый офис с удивительным названием: "Международный центр молодежных субкультур". И гордые буквы ЮНЕСКО где-то сбоку.
- Я к Юле, - сказала Мэл.
Охранник не ответил. Он эту особь в вечных сумасшедших туалетах давно знал. Впрочем, к Юле (и вообще, в это здание) ходило много таких особей. Когда Мэл поднялась в лифте, у Юльчика сидела девица цвета крепкого чая и разговаривала на определенно нечеловеческом языке. Юльчик бойко отвечала - тоже на нечеловеческом.
- Привет.
- Привет. Падай где-нибудь, - сказала Юльчик, - кофе будешь? Мариша, кофе!
Прикиньте, у Юльчика даже была своя секретарша. С прической, в которой все волосы стояли строго против направления их роста. Короче, "ночевали мы на сеновале".
Юльчик и Мэл уже поболтали с утра по мобильнику. Юльчик сказала, что у нее "великая новость".
Животик у Юльчика уже выступал под прозрачной туникой в сиреневый цветочек. Совсем масенький, только Мэл заметно.
- Итак, новость! - торжественно сказала Юльчик, когда чайная девушка смылась. - У меня через три недели официальная свадьба!
Мэл поставила кофе прямо на пол, чтобы не обжечься.
- Чево?!
- Замуж выхожу, - Юльчик деловито стала перечислять, - в загсе договорились, чтобы регистрация через месяц, но загс - это фигня, просто съездим вдвоем с Ромкой. А вот свадьба будет в нео-хиппи стайл. У тебя в Рябиновке.
Мэл смотрела на Юльчик абсолютно одуревшими глазами. Остаточные явления ром-колы мигом прошли.
- У меня, это как? Ты же в курсе, что в мой вигвам влезает только десяток человеческих существ.
- Все на природе, - заверила Юльчик, - костры, цветы и тантрические музыканты. Я их зацепила из индийского храма. Брачная церемония по-буддистски.
Мэл плохо знала, как происходит брачная церемония по-буддистски. Юльчик перечисляла уже дальше: список гостей, заказ продуктов, платье от Нины Беляевой. Приглашенные звезды.
- Вы с Санькой - тоже приглашенные звезды. Кстати, я встретила атташе Швеции по вопросам культуры. Он интересовался, когда Александр Ефименков приедет за своей медалью. Волнуется культурная общественность королевства Швеция.
- Слушай, у меня от тебя за пять минут башка опухла! Зачем тебе вся эта мутотень? Хиппи не заключают официальных браков, им на них насрать, если что.
- А я хочу, - заявила непоследовательная Юльчик, - выпендриться на весь мир! Имею право?
Конечно. Юльчик имела право. Из всех друзей Мэл только бедная Юльчик еще не выпендрилась ни разу на весь мир.
А ведь мир такой маленький!
- В тему, - спросила Юльчик, - что это за лав-стори Писательницы и Актера, о которой ****ят все газеты?
- Не все. В Нью-Йорк Таймс еще не было.
Мэл отреклась от Феликса и перед Юльчиком. Как апостол Петр от Христа. Человеческие слабости не отличаются разнообразием. А предательство - самая тривиальная и противная слабость.
- Поедем, выберем мне платье, - сказала Мэл Феликсу в такси.
Феликс попытался целовать Мэл там же. Но она была задумчивая и смотрела мимо Феликса в окно. Размышляла о предательстве как историческом и социальном явлении.
Салон Нины Беляевой представлял самые причудливые и паранормальные модели в Москве. А может, и во Вселенной. Мэл знала Нину лично, общались изредка (Нина жила не в Москве). Могла бы Мэл и заказать себе совершенно особенную модель. Но ей же некогда было, за всеми этими размышлениями...
- Обалдеть, - сказал Феликс, ходя мимо манекенов, - никогда не видел такого. Модельный Апокалипсис.
И тут Мэл решила подло проверить его.
- Знаешь что? - сказала она. - Я сяду там, на диванчике, посижу. А ты мне сам выбери.
Феликс понял ее замысел - Мэл увидела это у него в глазах. И ей стало страшно. До сих пор только один человек на этом свете умел читать ее мысли.
На самом деле, она мысленно уже выбрала себе прикид. И хотела узнать - насколько вкус Феликса совпадает с ее вкусом.
Можно было не сомневаться. Он вернулся к ней через пять минут.
- Пошли. Покажу.
Именно этот, огненно-красный. Мэл стало еще страшнее.
- Я заплачу за это, - сказал Феликс.
- Ты видел, сколько это стоит? - спросила Мэл.
- Я имею право сделать тебе подарок? Тем более, я получил аванс за пьесу.
Мэл не сумела быть задумчивой ни во время сеанса любви, ни тем более, после. Любовь сегодня пошла космическим темпом и сверхсветовой скоростью. Мэл от природы была счастливой обладательницей волнового оргазма. Ее партнерам можно было даже не стараться. Но сегодня волна не пришла. Вместо нее был всего один нахлест огненной лавы. Представьте, каково это - огнем изнутри. Мэл лежала на животе, сожженная, бессильная, и черные слезы (вода плюс тушь) стекали на Феликсову подушку, разрисованную под газетный лист.
- Мэл, - сказал Феликс (менее обугленный, но все равно слабый), - я пойду сделаю кофе, и у меня к тебе будет серьезный разговор.
Мэл испугалась.
Серьезные разговоры всегда пугали ее, очень несерьезного человека. Она надела трусы и футболку - нельзя же вести серьезный разговор в голом виде.
Феликс пришел - тоже в трусах и с кофе. Они сели друг против друга. Влажные и слегка размазанные глаза Мэл почуть вытягивали из Феликса жизненные флюиды.
"Она обладает какими-то силами, сто пудов", - подумал Феликс.
А как же. Все творческие люди ими обладают. Просто в разной степени.
- Мэл, - сказал Феликс, - выходи за меня замуж.
Второй раз за день Мэл поставила кофе на пол.
- Ты чего? - заикаясь, спросила она. - Как же... я вроде бы уже...
- Мэл. Развод с этим ментом сделать - пять минут.
Мэл вспомнила, ага. В ее паспорте имелся штамп о браке, да. С замначальника милиции из города Деревцы.
- Я не про мента имела в виду, ты же понял.
- Мэл, а Саньке ты не жена.
Он опять прочитал ее мысли и быстро схватил ее за запястье, чтобы не подорвалась, не побежала, не помчалась по лестнице без лифта.
- Спокойно послушай. Мы друг друга любим. Мы друг другу идеально подходим. Почему бы нет?
Мэл посмотрела в пол, в простыни, на свои ногти. И только потом на Феликса.
- Я не могу его бросить. Он погибнет.
- А ты с ним - не погибнешь?
Дальше он говорил, а Мэл молчала, и слова слышались где-то далеко, со странным резонансом. Как будто Феликс говорил с ней из другого мира. Откуда он, собственно, и явился, ей на беду.
- Ты потеряла свое лицо, сидя из-за него в деревне. Тебя забыла общественность. Ты стала пассивная и слабая.
- Он никогда не выздоровеет, понимаешь? Так и будет сидеть в лесу.
- Ты будешь медленно сходить там с ума.
- Что будет там с твоей дочкой?
- Ты постепенно растеряешь всех друзей.
- А я как буду без тебя?
Мэл понимала, что все это правда.
Она часто вспоминала перед сном сияющие рекламы, веселые вечеринки у Лики, прогулки с Юльчик, огни ночных клубов и презентации, где множество людей восторгались Мэл.
Да, у Мэл была еще одна гадкая слабость - она любила, чтобы ею восторгались.
И чтобы вокруг шевелилось множество людей, были шум и движение.
И совсем нехороший аргумент. Никто из людей не бросал Мэл в огненную реку так глубоко, как Феликс.
- Мне надо подумать, - сказала она ватным голосом. - Слышишь, Феликс?
- Конечно, - сказал Феликс, - подумай. И поговори с ним.
- Да. Если решусь.
Про это Мэл даже думать пока не хотела. Ей хотелось напиться до полного забвения. Но нельзя. Надо ехать домой.
- Мэла! Мэла! - мелкая плясала вокруг Мэл танец безумного счастья. И Мэл покружила ее в воздухе, но совсем недолго. Невысокая Мэл ростом, вы в курсе? Метр пятьдесят девять. А мелкой уже два года с лихом, и она ростом будет в Саньку.
Санька - метр восемьдесят шесть. Он подхватил Мэл на руки и тоже покружил. Гораздо подольше.
Женька и мелкая хохотали.
- Я всем купила кое-что замечательное, - воскликнула Мэл.
Она не делала искусственно веселого голоса. Он сам у нее получился веселый. Потому что ее неизлечимый бывший наркоман, и ее ребенок, находившийся на учете у детского психиатра ("возможные тератогенные последствия хронического употребления героина одним из родителей"), и ее подруга, больная аутизмом - они все были ей дороги.
Дороже всех на свете.
Обидно, чёрт, но Феликс входил в эту же категорию - самых дорогих в мире существ.
" Я скоро чокнусь", - подумала Мэл, - "очень скоро. Наверное, это будет самый лучший выход!"
Санька мелкая принесла показать соломенную куклу, которую смастерила ей бабка Маня. А Санька показал набросок карандашом на листе полуватмана.
Мужчина и женщина сидят на рубчике тротуара спиной друг к другу. А над ними висит большой объемный месяц, и на месяце сидит черная кошка. Тень от кошки падает на тех двоих. Тень огромная. Хвост у кошки изогнут вопросительным знаком.
"Она" была худенькая, с большим ртом и как бы размазанными глазами. Растрепанные белые волосы, одежда из клочков и тряпочек.
"Он" - худой и высокий, во всем черном. Лица не видно.
- Моя будущая картина, - сказал Санька.- Как?
- Это намек? - открыто спросила Мэл и посмотрела прямо в лицо судьбе.
Слишком часто эта ненормальная дразнила Жизнь и почти всегда говорила правду. Зачем, на фига?!!!
- Это картина.
Саня ответил без вызова. Спокойно. Как будто не понимал, что его Бесценная пришла с чужой постели, с чужим огнем в крови.
- Супер, - сказала Мэл. - А давайте чай пить! Я привезла чай каркадэ и торт "Полет".
Мирно прошел вечер. Ни о чем идиотском Мэл не говорила с Санькой. Ибо расставание с огромной частью твоей Гармонии - это идиотство. Официальный брак - это идиотство. Хиппи вообще не женятся, им на это насрать.
Перед сном Мэл включила Интернет. Хотя несколько дней уже боялась его включать. Всю эту шнягу про себя читать...
Обнаружила три особенные вещи. В литературном клубе была отвратительная по качеству и содержанию статья - про Мэл Дорецкую как худшего представителя авангардной литературы. Которая привлекает к себе внимание не талантом (каковой отсутствует), а скандальными выходками. Пример скандальной выходки - ожидающийся развод с художником Ефименковым и брак с актером Рудиным.
Автор был неизвестный Мэл - какой-то Арбатский или Останкинский, дурацкий псевдоним.
У Мэл аж пальцы затряслись от отвращения. Она хотела было настрочить ответ, но не могла построить по порядку мысли.
Второе было письмо от Феликса. Коротенькое такое.
"Что ты решила?"
Мэл ответила тоже не шибко длинно: "Утром позвоню".
И еще было письмо от неизвестного лица.
"Ваш электронный адрес мне дали в издательстве. Я имею сведения насчет Майи Родионовой. Я с ней училась в колледже культуры".
Мэл выключила Всемирную Помойку и пошла, как зомби, с тупым взглядом и трясущимися руками - чистить зубы.
Санька уже лег с полчаса назад и читал при керосиновой лампе (у нас розеток мало, вы помните) "Революцию муравьев". Мэл привезла ему это из Москвы.
- Ты чего такая холодная? - спросил Санька. - Ёлки! Мэлка! Что с тобой, Бесценная?
- Санька! Я заболеваю. Я, наверное, простыла, Санька!
Простыла у Мэл душа. Причем серьезно простыла.
Но Санька встал и пошел делать чай с малиной.
(продолжение следует)