Глава 7. Жуткий компромат

Елена Тюгаева
Картина была закончена. В доме нестерпимо воняло. Санька покрывал полотно лаком.
- Это де для боего доса! - закричала Мэл. У нее имелось скучное заболевание с названием "хронический возомоторный ринит". От лаковой вонищи заболевание перешло в катастрофу.
- Пойдебте отсюда все, да фиг!
Мэл, Санька-мелкая и Женя выбежали во двор. И неплохо расположились на лавочке. Собака и еще три собакиных друга прибежали и стали скакать вокруг.
- Как уже тепло, - заметила Женя.
Мэл высморкалась и вскоре смогла почувствовать, как пахнут первая травка и пухлые почки берез.
- Мэл! Тебе кто-то звонит! - крикнул Санька.
- Я не пойду в эту газовую камеру, - ответила Мэл.
Санька вынес мобильник и сам сел подышать воздухом.
- Тебе нужна настоящая студия, Саш, - сказала Женя, - это не дело...
Санька согласился, не дело, а как быть? Нарушенная психика требует изоляции от человечества. Человечество приносит с собой тревоги, нервотрепки и наркотики.
- Правда? - восторженно сказала Мэл мобильнику. - Конечно, мы приедем! Завтра и отправимся!
Она закончила разговор и бросилась обнимать Женьку.
- Нашлась ты! Нашлась!
Это означало, что Женьку узнали и позвонили на телевидение. Там дали телефон Мэл.
- Мужчина звонил, он директор детского дома. Представляешь, откуда, Сань? Из Бецелева!
Санька был родом из Бецелева, мелкого убогого городка, медленно умирающего в ста сорока километрах от Москвы.
- Жизнь склеена из совпадений, разве ты не знала, Бесценная?
Бесценная знала. Но она до сих пор ходила по земному кругу с наивными глазами пятнадцатилетней школьницы. Потому что этот круг иногда превращался в квадрат, а иногда вообще завивался в спираль.
- Он сказал, что Женя жила у них почти семь лет. А попала так же точно - то есть, привезли с вокзала девочку, потерявшую память. Потом Женя закончила школу и поехала в Москву учиться в какой-то колледж.
- Ни черта этого не помню, - сказала растерянная Женька.
Это было не то, чего ждали. Детский дом, ребенок, потерявший память. Значит, родственников все-таки нет.
Женька была весь день печальная и сама в себе. Мэл думала и не могла придумать никакого объяснения этой истории. Не умела она писать детективы. Она их и читать не умела...
Позвонила Лике.
- Слуш, свози ее к хорошему психиатру, - сказала Лика, - такие провалы в памяти - это серьезно. Это не твой хронический ринит.
- Мы едем завтра в Бецелево, - ответила Мэл, - вернемся, тогда попробуем.
Деду дали инструкции по кормлению собаки, которая, по словам Саньки, была "совершенно ёбнутым животным", ела только постную кашу и картошку, а мяса и костей не признавала. Короче, собака была под стать своим хозяевам.
И поехали - все вместе. Мэл за рулем, Санька с Санькой на коленях сзади, Женя - рядом с Мэл.

В районе Нары остановили машину и сели пообедать. Мэл взяла в дорогу запеченную в фольге рыбу под сыром. Рыба была еще теплая. Кроме того, имелись картошка, рулет с изюмом и - для мелкой - творожок "Агуша".
Мобильник заиграл песню про мальчика, малыша, который не спит в ночи и думает про Мэл.
- Любовь, - сказал Феликс, - как ты?
Мэл рассказала про поездку.
- У нас премьера через неделю, - сказал Феликс, - моей пьесы. Ты обязательно должна быть. Я порву всю столицу. Представляешь картину, ты будешь в двух лицах - на сцене и в партере?
- Шизофреническое зрелище, - сказала Мэл, - но Нина, слава богу, не очень на меня похожа.
Нина, подруга Мэл (она жила в лесбийском браке с упоминавшейся уже Виталией), играла в пьесе Мэл Дорецкую.
Забавно, да?
У нее был очень похожий голос (грубый, низкий и с хрипотцой). Но не очень похожее лицо. Художник-возлюбленный в пьесе здорово смахивал на Саньку. А Феликс играл Автора (себя). Играл потрясающе, Мэл видела репетиции.
Вообще, он был потрясающий.
Мэл выбирала себе для Гармонии и Страсти только дорогостоящих мужчин. С великими талантами и великими странностями.

- Это Сергиев Посад? - спросила мелкая очень сонным голосом.
В свои два года Санька знала три города: Сергиев Посад, Москва и Калуга. Посад воспринимался ею как центр мира. Потому что бывала там чаще.
- Это Бецелево, - ответил Санька. И отвернулся от окна с омерзением.
 Серая тоска испарялась от грязных улиц и кривых заборов.
Мэл вела кар по Санькиным инструкциям - налево, за церковь, за музей 1812 года. Вот детский дом.
Мэл обернулась и хотела посмотреть реакцию Женьки.
Реакции не было. Женька сидела печальная и невыразительная.
Вышли из лендровера, Санька с Санькой на руках. Ребенок уснул, и, видимо, надолго. Даже детские вопли во дворе ее не тревожили.
- Я с ней посижу здесь, - сказал Санька, - а вы идите.
Мэл и Женька пошли.
Директор, пожилой дяденька, стал Женьку обнимать прямо с порога. И развеял все сомнения Мэл. Показал старые альбомы, в которых Женя с косичками, но вполне узнаваемая, танцевала украинские танцы, пела, сидела за партой и белила яблоню в саду.
- Я ничего не помню. Совсем ничего не помню. Что же это такое, а?
Женька прижала пальцы к вискам и слезы сами собой у нее полились. Мэл сказала ей:
- Иди, посиди в машине. Тебе успокоиться надо.
Мэл расспросила всякое-такое у директора. Всякое-такое оказалось не очень радостным. Женьку (то есть, по-настоящему, Майю Родионову) уже обследовали, когда она сюда попала в 12 лет. И поставили ей "аутизм в легкой степени".
- Что за дурь? - спросила Мэл. - Аутизм - это же детская шизофрения. Как он может быть в легкой степени?
Первый муж Мэл мечтал стать врачом, но не поступил в мед, и сделался профессиональным садистом (ментом). Книги по медицине остались, и Мэл от не фиг делать часто их читала.
Виктор Васильевич, директор, таких книг не читал, ничего про аутизм не знал, зато он дал Мэл адрес колледжа, где училась Женя (Майя).
Московский колледж культуры.
- Странно, что оттуда никто не позвонил. Культура, блин, телек не смотрят даже.
Мэл пошла в задумчивости к машине. Женя сидела грустная, Санька задумчивый, со спящей малышнёй на коленях. На сиденье у Мэл заиграл мобильник. И Санька взял его рассеянно.
Мэл сделала гигантский прыжок к дверце. Потому что мобильник опять пел про мальчика, не спящего в ночи.
Санька уже открыл крышку, и услышал:
- Любовь моя, ты доехала?
- Кто-то тебя, - сказал Санька и отдал мобильник Мэл.
Мэл говорила с Феликсом, а саму подташнивало от ужаса.
Знаете, она ведь умела предсказать любую Санькину реакцию. Он не изметелит ее от ревности, как это делал профессиональный садист (первый муж). Он возьмет и исчезнет. И хрен найдешь. А если найдешь, то - лучший вариант - снова в наркодиспансере.
- Феликс этот, - сказал она потом, - заебал реально своей пьесой.
Санька не высказал никаких отрицательных эмоций. Вообще, у Мэл полно было странных-престранных знакомых. Санька ничему не удивлялся.

Лики дома не оказалось, но были Рикки и ее бойфренд Женька. Они были оставлены послушать новые мелодии, а заодно и посидеть с Анечкой.
- А Дэн где?- Мэл перекрикивала мелкую Саньку и Анечку. Они активно радовались встрече. Аж в ушах ломило от визга.
- Дэн сейчас приедет. Одну вип-мадам поехал сфотать. Ей для женского журнала, что ли. Фото дома, фото в гостиной, фото в тубзике.
Рикки была в своем репертуаре. Валялась на диване в красных сапогах с коваными каблуками и перебирала нотные листы.
- Мы тут чуть передохнем, окей?
Женька пошел в кухню и крикнул поварихе, чтобы подала поесть.
- Во как творческая интеллигенция живет, - сказала Мэл Саньке, - поварих имеют.
- Нам - без мяса, - крикнул в кухню Санька.
Повариха их давно знала.
- Женёк, это кто там? Такие оба тощие, под психов одетые, которым без мяса?
Поев без мяса и оставив мелкую с Рикки (Рикки онемела от ужаса и не успела возразить), тощие-одетые-под-психов смотались. Мэл повезла Женьку в московский колледж культуры, а Саня созвонился со своим агентом. Картина закончена, готовьте к продаже.

- Майя Родионова, да, помню, - сказала косоватая девица (староста курса), - из детдома. Хорошая девчонка.
Женька посмотрела на косоватую, заревела и убежала во двор общежития.
Потому что не помнила и косоватую.
Мэл терпеливо говорила со студентками. Студентки были уже слегка бухие (семь часов вечера в общаге, что вы хотите). В комнате стоял страшный кумар от выкуренных сигарет (Петр Первый, LM, Vogue, всё в смесь). Некурящая писательница стойко переносила вонь. Хотя нос опять заложило намертво.
- Она на день святого Валентина пропала.
- Ага, мы еще собирались к Гарику завалиться на дачу.
- Она сказала - девки, у меня такая радость, у меня брат нашелся...
- Да, она же детдомовская была.
- Поехала к этому брату и не вернулась. Мы в ментуру заявляли.
Мэл посомневалась, что они заявляли. Поблагодарила и пошла на свежий воздух, по дороге капая в нос свой вечный нафтизин.
- Поехали, Женёк, - сказала она, - не реви, все нормально будет. Я тебе гипнотизера найду. Видишь, эти лахудры сказали, у тебя брат есть.
- Брат! Что ж он-то меня не искал, этот брат! - сердито сказала Женя.
Она не смотрела на Мэл и уже в машине пробормотала:
- Мне так противно, Мэл. Получается, я ненормальная? Получается, меня вообще как бы нет на свете?
- Ты нормальнее меня в сто раз, - ответила Мэл. - Не грузи себе этим голову. Мы уже раскопали начало. Где есть завязка, там будет и развязка. Я тебе это как писатель говорю.
- Я живу у вас, как приживалка, - пробормотала Женька, и стала изо всех сил тереть глаза кулаками, - вы не обязаны меня содержать. У тебя и так миллион проблем...
- Какие проблемы, ёлки?
- Сашка, - сказала Женя, - ты же сама понимаешь... Сашка твой... с ним так трудно!
Мэл засмеялась.
- Это с ним трудно?! Жека. Ты глупая бэби. Не гони пургу, прошу тебя. А вообще, я должна тебе зарплату платить. Ты у меня работаешь. Это называется у новых русских - помощница по хозяйству. Я заплачу, только карточку обналичу.
- Мэл, - захотела продолжить Женька, - таких людей как ты - больше нет.
- Конечно, - согласилась Мэл, - вообще в мире нет абсолютно идентичных людей. Ты не сделала никакого открытия, дорогая. Сейчас я тебя у Лики высажу. Скажи Саньке, что у меня есть еще дела в издательстве.

В издательстве, ага. Сказки про белого бычка.
- Я в кафе "Парус". Это около нашего театра, знаешь, да? Приедешь?
Феликс выбежал из "Паруса" встречать ее - без куртки, ворот черной рубашки глубоко расстегнут.
Мэл просто задохнулась. Для нее это было сильнейшей эротической приманкой - расстегнутая черная рубашка.
Сейчас я трахну его прямо на улице, подумала Мэл.
Они взялись за руки и пошли в "Парус". Там было несколько актеров из театра. Часть из них Мэл знала. И Нина была с ними.
- А где Виталия? - спросила ее Мэл.
- Дома. Девчонка у нас гриппует.
У лесбийской пары - Нины и Витальки, был даже ребенок, все как в приличной семье, блин. Ребенка Виталька родила от Ликиного Дэна. Ребенок звал Витальку мамой, а Нину - Ниной. Все просто в этом мире. Не надо самим усложнять.
В театре никто не спрашивал, кто Мэл Феликсу. Что, люди без глаз, что ли? Драматург и его персонаж стали целоваться запредельными поцелуями прямо за столиком.
- Мэл, ты мороженое будешь? - спросила Нина. - Я тебе заказала.
Говорили о пьесе, что она порвет Москву. Потому что Феликс использовал необычные приемы, а режиссер - необычные эффекты. Даже лазерный свет.
- Я вот что подумала, - сказала Мэл, - может, финальную мелодию на скрипке я сама сыграю? Прям из зала. Это же премьера. Будет убойно.
Все согласились - да, убойно, и пообещали сказать режиссеру.
Феликс опять присосался к Мэл. И она уже откинулась на спинку стула. Была бессильная, и явно с температурой под сорок. Щеки горели маковым цветом.
- Ешь мороженое, - сказал Феликс, - ты горишь заживо.
Мэл попробовала ложечку:
- Фу, ****ь! Что за мерзость!
Ей объяснили, что это японское мороженое на основе зеленого чая.
- Изумительно охлаждает.
- Это не еда, блин, а какой-то крем для ног, - сказала Мэл, - поехали, Феликс. Охлади меня более приятным способом.
Они пошли к выходу, причем Мэл обнимала Феликса за талию, а ладонь свисала ниже. А Феликс держал руку на ее хипповского вида ситцевой кофточке. Там, где были пуговицы. Впрочем, из пуговиц осталась застегнутой только одна.
Щелкнули в темноте, вспышка попала прямо в глаза Мэл.
- Опять, твари, фоткаете?! - закричала она в темноту. - А всем по фигу, понятно вам, уроды?
Конечно, она не видела, кто это. Села за руль. А Феликс немедленно запустил ей обе руки под юбку. Стянул с Мэл трусы и прямо там же начал сеанс Licking.
Чудо, что Мэл не врезалась куда-нибудь.
 Licking продолжился в кровати. В тот момент, когда Мэл окунулась в первый оргазм, Саньке позвонили.
Он кормил мелкую с ложки кашей, которую мелкая ела под угрозой сдать ее в детдом.
- Кто это? - не понял Санька.
- Это София. Ну, что, забыл что ли, Александр? Соня, сестра Люси. Тут дело такое. Мне звонили какие-то люди. У них на Люську компромат жуткий. Типа, у ней любовник, и все дела. Предлагают мне денег, чтоб я подтвердила. Так им будет достоверней.
- Сонь, - сказал Санька вежливо, - проспись, а? Потом позвонишь.
И нажал "Отбой".
Но Сонька была одной генетики с Мэл. Настырная, пробивная, ядовитая, живой Дуст.
- Саня! - заорала она истерически. - Если ты мне не дашь тыщу баксов, я соглашусь, и завтра про эту твою Люську-мандавошку по всем газетам будет вся ее сексуальная жизнь! Они мне пятьсот обещали!
- Соня, - сказал Санька, - я не умею женщин посылать на ***. Но ты вызываешь у меня желание научиться.
Он выключил телефон совсем и докормил мелкую.
Приехала Мэл. Почти одновременно с ней явилась и Лика. Она была из студии, выжатая-выкрученная.
- Бульона! - крикнула она. - И чего-нибудь посолидней! Помираю! Привет, Мэл, привет все.
- Я покормил Саньку, - сообщил Санька Мэл, - тут Сонька звонила.
- Сонька?!
- Да. Пробовала меня шантажировать. Типа, ей желтая пресса предлагает бабки, если она подтвердит, что у тебя есть любовник.
- А что, правда есть? - нахально спросила безбашенная Рикки. - Я что-то такое читала в Интернете.
У Мэл снова стали маковые щеки, и температура подскочила.
- Мало ли какую ***ню не напишут!
Санька посмотрел на нее в упор.
Нет, не подозрительно.
Нет, не испытующе.
Но Мэл же умела считывать все его файлы. Они давно внедрили друг другу некие вирусные программы.
Санька чувствовал, что что-то слегка глючит. И Мэл чувствовала от Саньки невидимые нервные импульсы.
Плохо дело, господа-товарищи.
Брильянт поворачивается не той гранью, кажется.
(продолжение следует)