27 марта 1993
25-26 марта был заключительный семинар по общему модулю. Мой доклад поставили последним. Накануне прошли три других доклада.Перед моим докладом, назначенным на 10.00, должен был выступить с итогами предыдущего дня руководитель программы обучения месье Гра . Но поскольку во второй день, в отличие от первого, съехались все важные гости (наши будущие преподаватели по второму, уже специальному, модулю; представитель ЕС, отвечающий за обучение в СНГ; представители обучающей итальянской группы «Извор Фиат» и, наконец, все руководство обучающей нас французской фирмы «Содетег»), то все пошло не так, как предполагалось.
Высочайший класс бюрократии! Куда нам до их французских начальников и французского официоза. И упаковано это в такие культурные формы, что нашим бюрократам еще долго это будет только сниться. Хотя все очень узнаваемо и похоже. Наши начальники очень хорошо вписываются в их систему. Бюрократия живет по одним законам, в какой бы социальной системе и стране она ни существовала. Кудимову, заместителю генерального директора КАМАЗа по персоналу, большому начальнику, приехавшему инспектировать ход учебы, до нас просто не было дела. Что говорить, если даже о событиях в России рассказал только по просьбе мсье Буше – нашего организатора-координатора.
После выступления месье Гра, которое началось не в 9.00, а в 9.30. (долго ждали гостей), мсье Фусурье (преподаватель финансового менеджмента) попросил повторить выступления двух наших начальников Саламашкина и Климчука. Словом, меня отодвинули еще раз, уже на 11.00. Нервничаю. Разозлилась. В результате - успокоилась. Думаю, терять нечего – выдам им по полной программе. Вот в таком состоянии и выступала около двух часов. Переводчик не успевал переводить. Закончила словами: "Ву а ля". В запасе еще было материала на два часа, но месье Гра стал нервничать, что программа пошла не по его плану, и в перепалке все-таки остановил меня.
Никакого волнения. Не знаю, откуда взялась уверенность, но все говорили, что доклад был фантастическим. Руководитель "Содетег", когда я села на место рядом с ним, поднял в восторге большой палец. Французы не ожидали такого выступления. И в заключительном слове мадам от ЕС сказала: «Я предполагала, что в России высокий уровень подготовки, но не предполагала, что такой высокий уровень у стажеров». Так что я, как Цветаева, почувствовала, что:
Нами – лакомящиеся: франк – за вход.
О, урод, как водой туалетной – рот
Споласкивающий – бессмертной песней!
Будьте прокляты вы – за весь мой
Стыд: вам руку жать, когда зуд в горсти, -
Пятью пальцами – да от всех пяти
Чувств – на память о чувствах добрых -
Через все вам лицо – автограф!
Ощущение пощечины почувствовали и мсье Гра, и мсье Фусурье, и наш Кудимов. Может быть, мне это запишется в мой «послужной» список и вменИтся в «заслуги». Хотя там, в Париже, Кудимову было очень приятно принимать высокую оценку моего доклада. Ребята из группы говорили, что успех был полный и безоговорочный. Помогла игротехническая практика. Даже сами французы были несколько удивлены тем, что они, оказывается, сделали (доклад анализировал общий модуль).
Семинар проходил в средневековом замке-монастыре небольшого местечка Минюль под Парижем. Он специально выкуплен и реконструирован для обучения, повышения квалификации и семинаров VIP-персон фирмы «Содетег» (Томсон). Находится замок в уединенном месте, около леса, вокруг - никаких поселений, тишина и уединение. Доехать до замка можно только на такси или специальном транспорте. Тропинки вокруг посыпаны галькой, тротуаров нет. Снаружи – средневековье, минимум цивилизации, внутри – все по последнему слову техники и архитектуры, максимум цивилизации. Номера маленькие (бывшие кельи), но очень уютные и чистые. Окошечки тоже очень маленькие, но так украшены шторами, что остается впечатление высоких и больших. Два смежных номера соединены двойной дверью, чтобы вход был с согласия сторон. Группа сразу перегруппировалась "по интересам". Потом долго не могли разобрать чьи есть чьи вещи, потому что ночевали в номерах совсем не те, что числились у организаторов.
Вечером первого дня был званый ужин. Французы говорили между собой много и с большим интересом. Было любопытно, о чем можно так увлеченно разговаривать. Когда спросили об этом у переводчика, он сказал: «О всякой ерунде». Но так много и все о ерунде! Удивительно! После семинара второго дня был королевский обед, рассчитанный на VIP-персон, высоких гостей из ЕС и «Содетег». Все были распределены по столам и местам, стояли таблички с именами, кому где сидеть. Со мной рядом сел француз, который работал в России и кое-что понимал по-русски. Но я этого не знала. В состоянии эйфории, наступившей после выступления, с юмором сказала: «Сейчас напьюсь!» А он мне по-русски: «Водки? Пожалуйста, я налью». Я поперхнулась, чуть не сказав: «Предупреждать надо!»
Вчера и сегодня отлеживаюсь, отхожу от этих событий. Никуда не пошла. С понедельника начну разговор с Буше о скаутах, и надо куда-то отдать детские рисунки из ГЦДТ. Первый месяц был очень тяжелым. Обещают следующие четыре - легче. Посмотрим. Когда выступала, сожгла кодоскопом глаза, болят веки, чешутся, распухли, глаза покраснели.
Париж с его официозом, формализмом, внешними приличиями уже надоел. Примиряет возможность увидеть еще не увиденные музеи, замки, дома, кладбища. Париж – слишком чистый, продезинфицированный и наодеколоненный для того, чтобы он мне, русской до мозга костей, понравился. Запад. Чувствуешь это каждой порой, каждой клеточкой своей души. Места нам нет ни здесь, ни там. Наше место – в нас самих.
Очень хочу домой, в Россию.
30 марта 1993
Вчера была в Нотр-Даме. Несчастные французы. Они тоже, при их красивой и сытой жизни, молятся о счастье и гуськом друг за другом подходят за облаткой, в надежде, что это им поможет. Но французы имеют возможность, в отличие от нас, хотя бы раз в неделю, зайти в такое место, где можно отдохнуть душой, подумать, послушать музыку и увидеть таких же несчастных и приободриться, что не одиноки в своем несчастье.
Ряды жестких скамеек, у нас такого нет. И я, как последняя идиотка, села на второй ряд, чтобы лучше видеть и слышать.Как и всем, мне дали листочек с текстом молитвы. И я изо всех сил делала вид, что понимаю и пою. А они очень красиво поют, чувствуется, что ходят сюда постоянно. Правда, по бумажкам с латинским текстом, которые раздают служки перед мессой. Концерт так концерт, и весь антураж - концертный, не молитвенный.
Настоящее чудо - оргАн! Музыка льется откуда-то сверху, и даже не понимаешь, откуда. Только по окончании службы, когда все повернулись и начали аплодировать, как на концерте, поняла, где находится оргАн. На самом верху, на хорах, у западной стены. Это тоже удивительно. В наших храмах совсем все не так. Человек приходит в церковь не на концерт, а очиститься, поплакать, помолиться. А они - совмещают приятное с полезным. Практичный народ, экономят даже на вере. Но Нотр-Дам – все равно шедевр. Не столько по архитектуре, хотя и это тоже, сколько по духу.
Пошли с блюдом за подаянием. Мне было неудобно ничего не положить, бросила 10 франков, меньше не было. До сих пор жалко и до сих пор помню!
2 апреля 1993
Институт, где будет проходить наша стажировка в оставшиеся месяцы, расположен в городке Со, под Парижем. Ехать от Парижа до Со минут 20. И попадаешь в райское место. Главная достопримечательность городка - огромный парк. С каскадами фонтанов, озером, уточками, зеленью, лесом, дорожками, средневековыми постройками, лужайками, фруктовыми деревьями. Словом, то что в России если и есть, то только как дендрарий, и тот, наверное, не дотягивает. Парковая культура во Франции складывалась веками и покоряет глаза и сердце сразу и навсегда.
Сам городок – элитный, зажиточный и потому в нем жителей немного. Домики удивительно ухоженные, с детскими площадками и зеленью. Есть обычная школа, школа мамы (так у них называется детский сад), красивые магазины со столичными товарами и ценами, потому что население здесь – не бедное. Париж французы (зажиточные и обеспеченные) не особенно жалуют. Только возят туда из своих загородных домов на экскурсии своих гостей. В Со любуюсь парком, детьми, простыми французами, собаками. Гуляю по утрам в парке, радуюсь солнышку, читаю Цветаеву. Книжку ее стихов уже всю истрепала, потому что она постоянно со мной.
Замечательная железнодорожная платформа, на которой останавливается электричка из Парижа. Здание станции насчитывает не менее 150 лет, но так отремонтировано, что кажется вполне современным и комфортабельным. Тоже - минимализм: все только самое необходимое, никаких роскошных вокзалов, но зато чисто, уютно и глазу приятно.
Метро – самое живое место Парижа. С нашим московским его, конечно, не сравнишь. У них метро - просто транспорт, ничего более. У нас – еще и произведение искусства, и агитация, и бомбоубежище и еще что-то. И только здесь можно увидеть настоящих живых людей, которые тоже бегут, спешат на работу, опаздывают, покупают газеты, на ходу читают, слушают музыку. Музыка - везде: в вагонах, в самом метро, в подземных переходах. Музыканты играют, кто на чем, или просто поют.
Дни загружены учебой только наполовину. Появился новый переводчик, Дима, из Москвы. Сменил русского француза, уехавшему из России после женитьбы на француженке. Это переводчик тоже для VIP-персон. Его приглашают только на очень важные мероприятия. Вышколенный, с глубоким басом, одетый с иголочки, абсолютно закрытый, но с успехом использовавший нашу открытость и непрактичность: ребята сделали у него ремонт в недавно купленном им доме, а я отредактировала выпускаемый им путеводитель по Парижу для русских туристов. Платить ему за все пять месяцев было бы фирме не по карману. Поэтому наш Дима из Москвы - дешевая рабочая сила - помог им существенно сэкономить бюджет. И так во всём, на всём и со всем. Рыночная экономика в действии. Нас ведь и вывезли сюда для того, чтобы пожили в этой нарождающейся в России новой реальности и поняли ее отличие от нашей системы. Пока все это никак не принимается и симпатии не вызывает.
Идет «Аналитический учет». Наши экономисты постоянно спорят с преподавателями о правильности-неправильности бухучета. Непонимание и нежелание понимать другую систему - вот что страшно. Бескомпромиссные борцы. Они же – советские люди и все - начальники. Устала от этого. Нас, которые бухгалтерский учет только узнают, старая система сбивает с толку, а их, у кого сидит в голове советская система, только укрепляет. Делая «перевод» с одного бухгалтерского языка на другой, они не разрушают систему, а только находят ей аналогию. Уверены, что в России ничего не поменяется и учиться другому - пустая трата времени.
Так и будем учиться. Одни самоутверждаться, другие мучаться. Хорошо, что дают печатные лекции на русском языке. Можно разбираться. Сейчас отдохну и сяду за работу. Читаю «Русскую мысль», да переводчик привез свежую газету «Россия». Почитала обращение Ельцина к народу. В воскресенье, видимо, импичмент не прошел, а 25 апреля будет голосование.
05 апреля 1993
Прошла первая неделя специального модуля. Ничего сверхъестественного не произошло. Учимся в полсилы. Переводчик очень «свой», страшно не любит Ельцина и болеет за коммунистов. Его родители военные, из советской элиты, поэтому переживает. Париж стоит на месте, только апрель холоднее марта.
Получили первые весточки из Италии, от второй половины группы, которая уехала туда после первого модуля. Учатся маркетингу. Мучаются английским: 8 часов лекций по маркетингу на английском языке, плюс домашние переводы, и общение - тоже на английском, т.к. гостеприимство хозяев распространяется и на прогулки. Мучаются голодом, потому что кормят их в столовой в основном так называемой пастой, а по-русски – просто макаронами. С овощами, томатной пастой, но без мяса. Так что и мы, и они вспоминаем первый месяц Парижа с большим удовольствием. Французы старались, как могли. Единственное, что у итальянцев лучше, стипендия выше, т.к. ходят они на учебу пешком, а не ездят, как мы, на метро.
В воскресенье ходили на экскурсию в Центр Жоржа Помпиду. Большое современное здание с огромными трубами инженерных коммуникаций, выведенными наружу и раскрашенными в яркие цвета: красный, синий, оранжевый. Там же расположен музей современного искусства. Экскурсия была весь день. Музей понравился не весь. Много наших художников: Кандинский, Малевич («Черный квадрат»), Шагал, Наталья Гончарова, футуристы. Есть Дали, Пикассо, Матисс. Очень интересные скульптурные формы: новые, необычные, но есть просто довольно традиционные и неинтересные. Очень красивый со смотровой площадки вид Парижа.
Вечером ходили в Нотр-Дам слушать оргАн. По католическому календарю было вербное воскресенье. По этому случаю в Нотр-Даме продавали зеленые веточки вместо нашей вербы, а в следующее воскресенье у них Пасха. По этому случаю с 11 по 26 апреля все студенты отдыхают. Пасхальные каникулы. Для них это свято. Мы в это время будем находиться в полу-дремотном состоянии.
Вчера один из нашей группы сумел дозвониться до России, хотя организаторы изначально говорили, что дозвониться домой из Парижа будет невозможно. Думаю, что просто хотели сэкономить на телефонных картах. А так группа потребовала, чтобы еженедельно каждому выдавали карточки (стали прорезаться зубки). Они вынуждены были согласиться. По телефону жена сказала, что очень сильно подскочили цены. Еще одна «радостная» весть: с 1 апреля отпустили цены. Поэтому масло сливочное теперь стоит около тысячи рублей, подсолнечное – около 500 рублей и т.д. К моему приезду даже страшно подумать, какие будут цены.
07 мая 1993
Позавчера ходили в единственный во Франции и в Европе детский музей, который называется «Музей на траве». Трава по-французски имеет еще один, переносный, смысл: трава как молодая поросль, имеются в виду молодые таланты. Музей замечательный, очень интересная философия музея: восприятие искусства через игру, ощущения, действие.
Представьте выставку Шагала (которую мы реально видели), но выставку, с которой можно делать все, что захочешь. Можешь сам эту картину нарисовать, можешь сам нарядиться в таких же героев, как на картине, сам отгадать элементы, которые как бы выдернуты из картины, и надо их отгадать, какой элемент принадлежит именно данной картине. Есть даже строительный материал, с помощью которого можно построить такую же избушку, как у Шагала на картине, игры в слова, в вопросы, в кубики. Воспроизведена мастерская, которая была у Шагала в Париже, голос художника, музыка, которую он любил и т.д. Причем все можно трогать, во все играть.
Здесь бывают дети от 4 до 14 лет. С родителями и классами. Есть у них и отдел по международным связям, обмениваются «культурными» (так это называется) классами. В будущем году они, в соответствии с общеевропейским проектом, будут расширяться (проект они тоже дали) и организовывать выставки поочередно всех 12 стран – участниц ЕС плюс принимать картины от всех стран Европы, в т.ч. и России, о чем мы и разговаривали. Но здесь они будут делать отбор.
Рисунки наших детей из ГЦДТ, которые привезла с собой, они оставили у себя. Посмотрят и скажут, что с ними можно делать. А пока такое предложение: дети рисуют картины на тему «Мое представление о Франции», либо на тему «Мое окружение». Это может быть его дом, его родные, его город, Россия и т.д., на усмотрение ребенка. Во Франции, в свою очередь, дети тоже рисуют на подобные темы, только «Мое представление о России». Вторая тема остается той же.
Кроме того, дали адрес лицея, где изучается русский язык, и мы, наверное, туда пойдем. Там и будет речь о переписке с нашими детишками, и о скаутах. Рисунки желательно выслать к 1 сентября, к началу нового учебного года.
А теперь о нашей жизни. После некоторого нажима на французов нам значительно интенсифицировали работу. Во-первых, стали организовывать посещения предприятий (Рено, Шлямбурже, Метро и др.). Во-вторых, давать задачи, и много задач, на дом. Это радует, т.к. не остается времени ни на что другое, кроме работы. В понедельник едем на встречу в дом одного из наших преподавателей, которую организуют специально для нас. Хотят показать, как живут французы.
Вся группа, кроме нас с Н.А., ворчат, не хотят работать, конфликтуют с нами, но делать нечего, задание-то дают всем, а потому они вынуждены принять нашу программу действий. Зато отыгрываются на культурной программе, в которую не включили многое из того, что предлагала. В частности, никто из группы не желает идти на выставку Матисса. Уму непостижимо! Европейцы на выставку ломятся, очередь занимают с ночи, упрашивают знакомых провести их без очереди, специально едут из других стран (Англии, Швеции, Швейцарии и т.д.). Но искусство никого из группы не вдохновляет. Хотим пойти на Матисса я да наши переводчики, Дима с Толей.
Переводчики наши – замечательные. Особенно Толя (Толик, как зовет его Дима). Он приехал позднее Димы на месяц: не с кем было оставить собаку. Очень интеллигентный, субтильный, маленький, верующий и понимающий. Дима – большой, толстый, грубый, ориентированный на деньги. Поэтому старается брать большую часть работы на себя, насколько у него хватает сил. Но до откровенной халтуры все-таки не опускается. Они настолько разные, что удивительно, как вообще находят между собой общий язык.
Так вот, это единственные ребята, с кем можно нормально общаться без опасения быть не так понятой. Они понимают причину моих трудностей. Говорят: «Ты очень сильно отличаешься от группы, отсюда – проблемы». Я и сама это понимаю. И выстраиваю, как могу, вместе с соседкой по номеру, ситуацию, более или менее для нас приемлемую, то есть рабочую.
А из Италии пишут, что свободного от учебы времени совершенно нет. Целый день идут занятия (у нас - только полдня), и все - на английском (у нас – на русском). И еще вечерние переводы (наши вечера - все свободные). Свободные только суббота-воскресенье. Тогда они могут сходить на базар (это у них, как я понимаю, вместо культурной программы) и потратить свою миллионную (в прямом смысле) стипендию. Наше расписание и наша жизнь кажется по сравнению с их молотилкой анекдотом. Французы есть французы, легкие во всем. И нам организовали такую же жизнь.
Я, как ни странно, начинаю понемногу привыкать к Парижу, особенно к паркам. Они здесь большие, красивые, разные, живые. В воскресенье – мой Александро-Невский собор и прогулки по Парижу. Осталось уже только два месяца.
14 мая 1993
Учеба идет своим чередом, правда, все меньше понимания в бухгалтерии и в том, как все это будет преподаваться у нас дома. Конфликт между руководителем (и его командой) и нами с Н.А. тихо тлеет, не прорываясь явно наружу. Задачи решаются у меня плохо. Не могу включиться в эту экономическую технологию, верней, в технику подсчета. Не мое это. Вот и сегодня во второй половине дня будет общий бухгалтерский учет, а у меня не сходится баланс. Так и живу: ни в цифрах, ни в душе баланса нет. Одно успокаивает, что сегодня уже 14 мая, а 14 июля будет последний день пребывания во Франции, но там еще 15 дней Италия.
В понедельник была встреча с французскими преподавателями в домашней обстановке. Расскажу о французском доме и встрече с ними. Во-первых, жилье. Это дом средних размеров, трехэтажный; третий этаж – бывший чердак (мансарда), но он тоже, в свою очередь, имеет два этажа, на втором расположены кабинет и спальня. Обстановка по сравнению с обычной советской квартирой очень скромная. Можно сказать, что ее просто нет, все по-спартански. Книг мало (опять же по сравнению с нашей домашней библиотекой), но зато есть компьютер, который, наверняка, содержит в себе больше информации, чем есть в наших книгах. Большой рабочий стол. Вообще кабинет мне понравился больше всего.
На первом этаже две смежные комнаты. Одна - комната отдыха, вторая - столовая-кухня. Но та и другая имеют прямой выход в сад, где зелень и садовая мебель. Там нас и принимали. Было организовано два импровизированных шведских стола с разными закусками и вином. Кухня-столовая традиционная, если не считать ее внушительных размеров. Комната отдыха сделана под старину, никаких обоев, на полу – толстый ковер, на нем журнальный столик, у стен – диваны: большие, мягкие, удобные. Ощущение «голости», неуютности, хотя, может быть, это просто с непривычки.
На втором этаже две детские комнаты, т.к. у них двое детей: мальчик (16 лет) и девочка (12 лет). Все очень скромно: кровать, полки с книгами, стол письменный, магнитофон. И все. Никаких ковров, никаких украшений и т.п. Да, еще пианино.
На третьем этаже – самое уютное место: большая комната, на весь первый этаж (который разделен на две половинки). Много дерева, никакой мебели, ковров и обоев. Диван (очень мягкий, кожаный, удобный, низкий), да журнальный столик и все. Главное, что очень тепло и уютно. Здесь любит собираться вся семья.
Хозяйка, наш преподаватель права, из Испании. Муж - тоже преподаватель. Им обоим примерно 45-46 лет. Очень любят горные лыжи, часто ездят отдыхать в горы.
Все наши преподаватели участвовали в событиях 1968 года, были на баррикадах вместе с другими студентами. Им было тогда по 20 с небольшим. Вспоминают об этом с романтическим восторгом. А мы ведь одного с ними поколения, хотя наши баррикады (перестройка) пришлись на 40 лет, а не на 20. Это гораздо тяжелее.
Теперь – о манере общения. Очень свободная атмосфера. Самоорганизация - полная, никаких обязательных посиделок, застолий, как у нас, вымученных речей и контактов. Каждый сам выбирает и партнера для общения, и закуску, и вино, и место, где все это должно потребляться. Было, конечно, интересно, потому что произошло естественное разделение на французскую и русскую стороны, встречавшиеся на нейтральной территории посередине садика.
Хоть и было два переводчика, но языковой барьер, утроенный комплексом неполноценности, внутригрупповым конфликтом и голодом, давали себя знать. Одна Н.А. активно проявляла инициативу и начинала разговор то о своей семье, то о политике, то о женских проблемах. Молодец! Я же, памятуя о трижды (опять же) указанных мне особенностях восприятия французами нашей (моей) открытости и привычки говорить то, что думаю («к психоаналитику надо обращаться»), предпочла остаться в стороне от французов. Не удалось: гостеприимная хозяйка заметила это и стала из чувства приличия разговаривать со мной. И здесь я не смогла сдержаться. Весь оставшийся вечер говорила с французами о политике, о наших и их баррикадах, о проблемах здесь и там, в России. В конце концов, это кончилось тем, что я разбила стол, верней, столешницу (она у них была стеклянная), т.к. очень хотела помочь хозяйке и отблагодарить ее за гостеприимство. Отблагодарила!
Ну, вот. И здесь оказалась не как все. Все нарядились на прием: мужчины – лучшие костюмы, женщины – лучшие платья, а я как на учебу хожу - в джинсах - , так и туда пошла Хорошо хоть переводчики оказались в том же одеянии. Все отдыхали, я – помогала хозяйке, никто посуду не бил, я – стол разбила. В общем, у нас был как раз в этот день преподаватель с лекцией о мотивации и сказал, что по его опыту все люди делятся на две категории: 90% тех, кто создает 10% проблем и 10% тех, кто создает 90% проблем. Думаю, что я из тех 10%, которые всем создают проблемы и неудобства. Про себя он сказал, что тоже из 10%, а потому на предприятии, где он работал, постарались от него избавиться.
Словом, французы умеют организовывать пространство для общения на принципах самоорганизации. Это мне очень понравилось, раз. Два – еще раз увидела, что в нашей русской группе нет опыта такой самоорганизации, а есть только инстинкт толпы. Накопилось много своих внутренних проблем, которые не могут найти иной формы выхода, кроме нападок друг на друга. Три – французы уделяют минимальное внимание материальной внешней обстановке, по крайней мере, в интеллектуальной среде. Чем проще, тем лучше. Главное, чтобы было много воздуха и пространства для жизни.
Обещали нас повести еще к одному преподавателю. Он и мэр, и юрист-адвокат, и фермер. Очень своеобразно рассказывал про Францию. Главные брэнды Франции (по его словам) – сыры и женщины. Интересно, как он живет у себя там на ферме? Сделала вывод, что общение с французами дает гораздо больше понимания их ментальности, чем лекции. Лекции – несут некую общую составляющую, в которой снята национальность и ее особенности. Только личность может оживить ее. В общении же – все личность.
В четверг едем в замки Луары. Говорят, что это одно из красивейших и самых посещаемых туристических мест Франции. Кроме того, поедем в Ниццу, Шампань, Нормандию. Надеюсь, что немножко все же посмотрим эту страну. Она мне начинает нравиться все больше и больше. Не знаю, как насчет «жить здесь», но в командировку, наверное, можно было бы съездить.
Из культурной программы После Пикассо уже ничего не поражает. Были в музее Родена. Много тела, плоти, пластики, но не почувствовала в себе ответной реакции, хотя французы его обожают. Даже «Мыслитель» какой-то слишком явно мыслитель. Мне нужен живой, не натуралистически-фотографический мыслитель. Словом, Роден не понравился.
Завтра суббота. Куда поведут, не знаю, предполагаю, что будет нечто из той же серии. Группа наша «простая», а заказы на культурную программу формировала она. Мои предложения не прошли «конкурс» коллективного признания. Едва-едва, с большими нервами и трехдневным психологическим срывом, после которого руководитель заявил: «Будем готовить А. к отправке домой», удалось добиться у Жака обещания сделать мне индивидуальную экскурсию на Матисса. Вот так, потихоньку, с 90% проблем живу, деваться отсюда все равно некуда.
18 мая 1993 г.
По письмам чувствую, что дома без меня все плохо, трудно и скучно. На работе «давят», дома – работа, в стране - кошмар. У меня настроение вроде бы начало стабилизироваться, но после разговора с домом как-то все опять резко ухудшилось. Часто стала плакать. Вся на взводе. Вчера закончился очередной уик-энд. Только он меня и успокаивает. Париж лечит мою душу. А когда лечат, боль бывает и сладкой и приятной, хотя она и боль. И только когда проходит, чувствуешь (или уже ничего не чувствуешь), что вроде лучше.
На третьем месяце парижской жизни начала чувствовать французский воздух. В нем философия просто разлита, ее невозможно поначалу почувствовать. Это нечто неуловимое, которое начинаешь ощущать только со временем. Здесь каждый сам определяется в этом многообразии и пространстве. Много места – вот что самое удивительное. Места для тех, кто сейчас и кто будет, кто приезжает только на время и кто живет постоянно. Никто не мешает самоопределению, но никто и не помогает. Каждый сам себе лепит ту форму жизни, в которой ему удобно, выбирает то пространство, в котором ему комфортно.
Самое большее, что здешние жители позволяют себе при соприкосновении с другим - говорить «pardon», когда даже чуть-чуть, ненароком, нечаянно коснутся твоего мира. Это чувство их неловкости от вторжения в чужую жизнь, которое они испытывают даже при малейшем телесном соприкосновении, просто потрясает, особенно на фоне нашего всепроникающего коллективизма. Я так устала от опеки коллектива, его вторжений, поучений, злобы, желания втянуть всех и каждого в свое пространство, что Париж мне кажется райским местом, хотя и тут есть «наша стайка» из 5 человек (а нас всего-то семеро смелых), которые строго блюдут правила «общежития» и «коммунистической» морали. По-другому жить не умеют. Это их образ жизни. Не потому что плохие
Надо прожить здесь не месяц, и не два (наверное, у каждого свой срок), чтобы понять, почему здесь творили Пикассо и Шагал, Ван Гог и Сёра, Хемингуэй и Деррида, Сартр и Делёз. Это – неограниченная возможность быть самим собой, никто не указывает на тебя пальцем, никто не осуждает, никто не поучает, хотя если ты «приклеился» к какой-то страте, то, естественно, там действуют свои законы, которым должен подчиняться. Но это твой выбор, и ты за него несешь ответственность .
Мне здесь уже очень хорошо, я нашла свою кислородную подушку. Только бы ее хватило до возвращения в Россию, а самое главное – хватило бы потом. Мне надо надышаться, в прямом и в переносном смысле. Воздух здесь удивительный. Музыка жизни стала, наконец, проникать в меня. Музыка здесь повсюду: в метро, на улицах, в подземных переходах, в парках, скверах, на площадях. После разговора с домом было очень грустно. Там - молотилка без продыха и перспектив. И если сказано, что тяжеловато, значит действительно тяжело. Молю Бога, чтобы у всех хватило здоровья дождаться друг друга.
В субботу ходила в парк цветов. Это на окраине Парижа, лес Винсенне. Огромная территория, 25 павильонов. Все разные, ухоженные, со своим микроклиматом, начиная от бархатных ирисов до наших российских полевых цветов, которые понравились больше всего. Есть павильон японских карликовых деревьев, которые видела впервые живьем, павильон роз, папаратников, кактусов, детский павильон (замечательно оформленная комната с огромным количеством книг, игр и т.д.). Дети себя чувствуют там очень хорошо. А какие изумительные книги!
На улице – огромные кусты, цветущие огромными шапками бутонов, среди которых множество скамеек. А какие детские площадки! Это чудо. Бродила среди этой красоты весь день. Устала, замерзла, но была в восторге. И таких парков здесь множество.
В воскресенье была в Александро-Невском соборе, куда хожу в основном из-за хора. Французская музыка – радость сквозь слезы, бальзам на мою натруженную жизнь, только пластырь. Русская музыка – моя душа, моя боль, моя жизнь. Была также в церкви Сан-Шапель, где самые старинные в мире и самые красивые витражи. В витражах выложено более 1200 библейских сцен. Правда, многие восстановлены, но есть и старинные, которые сохранились с 13 века. Красота – необыкновенная. Огромный купол в готическом стиле и весь - в цветных витражах.
Хожу в бассейн. Любуюсь на французов, их раскованность, свободу, детский смех. А вечером по телевидению показали чудесный фильм «НикитА». Говорят, он шел в нашем городе. Без перевода поняла смысл иначе, чем другие, которые смотрели фильм с Димой, случайным знакомым из Парижа. Он - сын от смешанного брака русской и итальянца, уехавший из СССР к своему отцу.
Так прошли суббота-воскресенье. В четверг у французов опять праздники. Наша группа со страшной силой бегает по магазинам, покупает технику, тряпки. Презирают нас с Н.А. за нашу непрактичность.
Худею, но это даже хорошо. Французская пища в основном овощная, но очень вкусно приготовленная. В субботу ходила на знаменитую «Гранд-Арк». Вблизи она мало впечатляет. Больше впечатляет деловой центр ДефАнс с огромными стеклянными башнями-офисами, почти голыми и такими же деловыми улицами, так не похожими на старинный центр Парижа. Это и есть современный архитектурный стиль. Очень холодный, неуютный, отталкивающий отчужденностью от человека. Культурную программу пришлось финансировать самой из-за резкого несовпадения вкусов и желаний моих и группы. Сама еще раз сходила в музей ОрсЕ. Все-таки импрессионисты – это чудо.
С утра в понедельник пришла на учебу, думала, что уже началась, но, пока есть время, еще попишу. Идет самое сложное для меня занятие – бухгалтерский учет. Ничего не понимаю. Смысла пока во всем этом не вижу, только одни цифры. Сейчас пойду к доске, может быть, что-то пойму. Н.А. уже увлеклась бухучетом, а я увлекаюсь только аналитическим, хотя тоже уже мало что понимаю, но там есть анализ, а это - мое. Придется готовиться преподавать, хотя наша российская экономика мало приспособлена для этих дисциплин. Слишком уж тут все французское, в отличие от мАркетинга, который достаточно специфический, но все-таки рыночный. Ну, да ладно, все равно заставят преподавать. Вот никогда не думала. Но, видимо, рыночная экономика разворачивает и нас в денежную реальность.
19 мая 1993
Смысл жизни – извечный «человеческий» вопрос, и каждый, ищет его, а потребность в этом возникает, как мне кажется, тем раньше, чем раньше начинаешь понимать свою непохожесть и натыкаться на непохожесть окружающих. Нигде от этого не спрячешься, нет от этого лекарства, кроме пере-живания всего, что несет с собой жизнь. Она и есть эти бесконечные пере-прыгивания через себя, свои беды, свои пределы, пере-живание своих пере-скоков. Это еще, кроме всего прочего, материал для философских размышлений, на которые меня наводит моя парижская жизнь.
Париж стоит, красивый, зеленый, полный ароматов цветов и деревьев, свободных и красивых молодых девушек, симпатичных и до безобразия (по нашим российским меркам) вежливых ребят. По каждому поводу и без оного – «pardon», «merci». Даже такие, которых (по нашим реалиям) можно отнести к «гопникам». Здесь они развлекаются по-иному: катаются на роликах, берут с разбега умопомрачительные высОты (метра 3-4, если не больше) у Нотр-Дама, где обожающая их толпа аплодирует смельчакам и счастливчикам, которым удается взять высоту с 10-го захода (что случается чрезвычайно редко). Особенно замечателен Париж вечерами. Весь освещен, здания с подсветками красивее, чем днем. А в центре - сплошной поток гуляющих. Здесь же можно отведать очень вкусные и достаточно дешевые блюда.
25 мая 1993
Делаю записи французской музыки. Она – нежная и немного грустная. Мечтаю приехать домой, и послушать их вместе с дочерью, почитать книги. Страшно соскучилась по ним, здесь ничего нет. Кризис мой миновал. Теперь набираюсь положительных эмоций, перестала обращать внимания на группу и склоки.
Самое сильное последнее впечатление – поездка по замкам Луары, на Ла-Манш и Атлантический океан, в места, где писал свои знаменитые картины Клод Моне, и в Нормандию, на место высадки второго фронта 6-8 июня 1944 г..
Побывали в шести средневековых замках, которых в долине Луары более ста. Один замок – королевский (шато ШамбОр), где шла королевская охота. Второй – княжеский (шато ШенансО), уютный, стоит прямо в реке, с изумительным садом. Третий – дом, где жил и умер Леонардо да Винчи. По дороге в замки заезжали в Орлеан, ходили в Орлеанский собор. Это был первый день. Шел дождь, впечатления смазывались сыростью и холодом.
Второй день был относительно теплый. Посмотрели замок ВиландрИ, который всех поразил садом-огородом (kitchen gard), в нем растут овощи, но оформлены они как цветы в саду. Купила открытки с его видом, хотя понимаю, что это надо видеть воочию. Были в небольшом замке, не очень красивом, и закончили поездку посещением аббатства ФонтенврО.
Между посещениями замков были великолепные обеды, ужины, завтраки, гонки со скоростью 140-160 км, путаницей дорог (ночью заблудились, не туда повернули), стоянка неандертальца, великолепная природа, французские пятнистые, пузатые и отъетые коровы, пейзажи провинциальной Франции, океан и скалы, замок Ричарда Львиное Сердце на высокой горе, уютные маленькие кафе и рестораны на берегу моря. В общем, великолепие и спокойствие обыденной жизни этой страны умиротворяют. Природой Франция очень напоминает Россию, ту часть, где у нас пионерские лагеря и базы отдыха.
Но самое замечательное было в третий день. С утра погода установилась, и наш организатор (Жак) повез нас на мыс Фрегель Атлантического океана. Боже мой, какое это зрелище и ощущение! У меня редко бывает состояние транса, только после сильного впечатления. Здесь я была в этом самом состоянии. Его вряд ли смогу передать словами, но постараюсь. Не могла три дня взяться за дневник именно из-за этого, да и сейчас встала, помыла посуду, страшно, что не смогу описать то, что чувствовала тогда.
В общем – это огромный мыс-утес, со скалистыми высокими берегами, с птичьими базарами и огромным океаном. Я спустилась вниз и стояла, прижавшись к камням, внизу был океан и было очень страшно смотреть вниз. Стояла почти на краю пропасти, дальше не пускали чайки. Охраняли свой дом. Было желание броситься вниз. Стоишь, как песчинка, совершенно беспомощная перед этой громадиной, стихией океана. Это был Солярис: страшный, жуткий, непонятный, сильный и спокойный. Как бы говорил: «Знай свое место; кто ты и кто я». Свобода и восторг, преклонение и радость. Беспредельность. И посреди этого океана – остров с огромным средневековым замком. Как его там построили, кто, какими неимоверными усилиями? Но, наверное, все это окупилось тишиной, уединением и безмолвием.
Пришла в машину и на три часа отключилась, слов не было, только чувство, что прикоснулась к чему-то необъятному, непостижимому. До сих пор не могу отойти от пережитого шока, продолжаю переживать и сейчас. Не знаю, смогла ли передать это состояние на бумаге, но потом меня уже ничего не трогало.
Хотя был еще замок Сан-Мишель, который построен на острове, периодически затопляемом во время приливов океаном, и тогда замок высится над водой, и обнажаемом во время отлива. Отлив и прилив сменяют друг друга каждые шесть часов. Мы были во время отлива. Я спустилась вниз, к фундаменту замка, бродила по дну океана, ноги увязали в трясине, как в болоте. Потом поднялась наверх. Меня, как всегда потеряли. Я специально старалась убежать от группы, чтобы побродить по замку одной. Коллектив меня тормозит и замораживает, теряю ощущение свободы, все превращается в «обязаловку».
Потом, когда были на берегу Атлантического океана, наши начали купаться, а вода – холодная! Я собирала ракушки, камни и каких-то странных животных, которые оказались на берегу во время отлива. У меня потом от них был ожог: по руке пошла красная сыпь и началась чесотка. Думаю, что временно.
Последняя наша остановка была в месте высадки второго фронта в Нормандии. Боже мой! Такая ухоженность и забота! Белые кресты, а их не менее сотни, стоят как солдаты. Вокруг зелень, аккуратные газоны. И берег Ла-Манша. Восторга не было, было удивление, что и здесь воевали и погибали, как в России. А Жак объяснял, почему они считают победу во Второй мировой войне – не заслугой СССР, а своей и американцев, почему они отмечают день Победы не 9 мая, а восьмого. Это было неприятно, потому что считаем совершенно искреннее (и, думаю, справедливо), что победа состоялась благодаря Советскому Союзу, прежде всего. Так на грустной ноте закончилось наше путешествие.
Оно было замечательно еще и компанией, ехавшей в нашей машине. Всего было две машины: «Опель» (наша) и «Фольксваген» (другая пятерка). У нас были Жак (вел машину), переводчик (Толик), я, Н.А. и Р.А.Б. один из мужчин нашей группы Было очень весело и хорошо, разговоры были только о путешествии, о впечатлениях. Особенно интересно раскрылся Жак. Он, оказывается, очень любит путешествовать. Ходил один в Арктику. Чуть-чуть рассказал о том, как один на один оказался с медведем. Много говорил о горах.
27 мая 1993 г.
Позавчера произошло чрезвычайное событие. Горела наша гостиница, хотя и не совсем она. Дело в том, что наш отель – часть комплекса, в который входит офис, коммерческий центр, кинотеатр. И все это имеет форму четырехугольника. Вот там, напротив нас, в офисе, и горело. В 10 часов вечера. Моя соседка (Н.А.) выглянула в окно и увидела пожарников и дым. Огня поначалу не было видно, а потом – он начал разгораться все сильнее и сильнее, а пожарников все нет и нет. В общем, огонь охватил всю комнату, в которой он возник, потом перекинулся на другую комнату, дым поднялся на этаж выше, окна полопались.
Женщины в группе - были в сильном стрессе, Н.А. стала собирать чемоданы. Я смеялась. До тех пор, пока полицейские не стали ходить по комнатам и выгонять всех на улицу. Просили взять с собой деньги и паспорта. Я не стала брать, но этот психоз, в конце концов, достал. Но все вроде бы обошлось: пожар прошел, наши вещи, деньги и прочее имущество не пострадало. Остались все живы-здоровы, но было странно видеть панику из-за такого крошечного пожара, с одной стороны, и такую французскую медлительность, с другой. Пожар можно было потушить сразу, пока он не разгорелся.
Франция – замечательная страна! Все нормализовалось, работы хватает, даже слишком, много домашних заданий, все дни заняты учебой. Много посещений предприятий. Сегодня ходили в «Газ-де-Франс». Интересная философия компании и ее эволюция. Президент компании – дипломат. Они считают это закономерным и примечательным.
На прошлой неделе прошла встреча с профсоюзами фирмы RATP («Метро-Автобусы»). Профсоюзы здесь находятся в очень странном положении: мало кому нужны (только 22% работающих – члены профсоюзов), а им очень не хочется сдавать свои позиции монополистов-посредников между работодателем и наемными работниками. Фактически, они являются лишь переводчиками с языка патроната на язык рабочих. И кто лучше с этим справляется, тот и сидит в профсоюзных креслах. Но, поскольку нужда в таких посредниках становится все меньше и меньше, то, соответственно, они испытывают все большие и большие трудности. Профсоюзы во Франции сделали свое дело в начале века, сформировали противовес патронату в виде законов, барьеров, противовесов, а сейчас они никому не нужны, профсоюз стал атавизмом ХХ века, но пока еще сохраняется.
Нам же еще профсоюз пригодится. У нас он и не начинал делать то, что они уже сделали. Когда-то это еще начнется, а уж когда закончится – Бог весть. Но профсоюзники разные. Новое поколение профсоюзных боссов очень грамотные (особенно в экономике), умеют разговаривать и с рабочими, и с работодателями, умеют строить диалог, знают, чего хотят. Очень красивые, приятные ребята, умеют выражать свои мысли, хорошо и аргументировано критикуют. Старое поколение – как наши: болтология, политиканство, пропаганда, низкая квалификация и низкий уровень культуры. Но профсоюзы – это не вся власть на предприятии, только ее часть. На фирмах есть еще рабочие комитеты. Это серьезнее.
От учебы стала уставать, занятия пошли гораздо интенсивнее, много стало домашней работы. Завтра пятница, потом – три дня отдыха, буду пытаться делать сборку того, что получила. Это трудно, но надо, тем более, что материала больше, чем достаточно. Чувствую, как наполняюсь информацией, впечатлениями, а системы нет.
31 мая 1993
Такого больше у меня не будет никогда. Это сон, хоть и с элементами кошмара. Купила плеер, в подарок дочери, пока слушаю сама. Делаю записи французской музыки и классики. Завтра пойдем на Эйфелеву башню. В Париже то тепло, то холодно (18-19 градусов), хотя в мае обещали хорошую погоду.
Что-то делается в России? Доходят какие-то слухи, Татария что-то никак не образумится, с заводом - тоже неясность: то ли будут восстанавливать, то ли новую площадку будут осваивать. Обижать меня перестали. И сегодня уже – 30 мая. Конечно, счет идет уже на дом. Большая часть пути пройдена. В группе большинство устало и от Парижа, и от Франции, и вообще от командировки. Пожалуй, я единственная, кто первая прошла кризисную точку, пока остальные наслаждались западными прелестями и были в эйфории.
Из Италии, пишут, что к английскому адаптировались, уже шпарят с преподавателями без переводчика. А у нас московские переводчики скрашивают шутками французскую жизнь. Ребята – замечательные! Один – «рубаха-парень», добродушный толстяк. Второй – его противоположность: серьезный, интеллигентный, несколько высокомерный, держится на расстоянии, мало кого подпускает к себе. Французы удивляются их французскому языку. «Как можно так хорошо овладеть французским языком в неязыковой среде!?». Вот такой в России уровень преподавания, в том числе и иностранного. Горжусь.
Сегодня расслабилась, считаю дни до конца командировки. Впервые могу целыми днями слушать музыку! Знала, что музыка что-то иное, но здесь, в Париже возникло другое понимание и ее и себя в ней. После трехдневной музыкальной паузы, поняла, что на меня она действует как валерьянка на кошку. Впадаю в транс, начинаю мотать головой, дрыгать ногами,руками. Во-вторых, появляется энергия: мне хочется что-нибудь двигать, работать, писать, читать. В-третьих, лечУ ею душу, всЕ нечистОты смываются. Перехожу от одного настроения в другое, в такт музыке и чувствам. Ну вот, заканчивается третий день моего музыкального пиршества. Жаль, но ставлю точку.
Завтра опять учеба. Париж расслабил, начала «расстегиваться» и «оттаивать», что оказалось небезопасным и ненужным. Хочется «выплеснуться», потому что уж «полна моя коробушка». Завтра 1 июня и останется всего два месяца до России. Все пройдет, останется только паутинка памяти и кусочек счастья с водицей свободы и слезами пополам. Уже никогда не будет такого случая и такого счастья. Никогда!
На Эйфелеву башню не пошла. Наслушалась столько музыки, что железо все бы испортило. Слишком много было бы его. Завтра начало лета. И уже никакого желания возвращаться в Россию, в институт, в болото. Какой контраст с первыми днями! Пока буду наслаждаться Парижем, парками, музыкой, свежим воздухом, свободой. Ну что ж. Вот и все, кончается воскресенье, кончается музыкальная пауза, слезы, праздники души.
03 июня 1993
Получила письма из России, пахнуло домом, нашим духом, семьей. Слезы на глазах. Но я еще лечусь, еще не вылечилась от 20 жутких последних лет. А надо набраться сил еще на 15, т.к. неизвестно, сможем ли мы переехать куда-нибудь. Новости из России не дают оснований надеяться на лучшее. Я больна и почувствовала это только здесь. Лечусь музыкой и парками.
Все время нахожусь в состоянии меланхолии. На фоне российской «заварухи» еще больше понимаю преимущества своего положения. Сегодня почувствовала себя в Париже как в психиатрической больнице, где меня лечат от глубокой депрессии. Странное сравнение, но это ощущение уже почти месяц, с 9 мая. До этого была глубокая тоска и желание уехать. Значит, лечение идет успешно. Успею ли до августа? Боюсь и не хочу ехать в Италию, там процесс начнется в третий раз, снова две недели мук, а там – домой.
Пахнуло концом командировки: объявили о планах на выходные дни. В основном - поездки по Франции. Прощальные визиты и экскурсии. Меня одну из группы поведут на Матисса. В Италию повезут через Ниццу и Монте-Карло. В общем, настроение в группе повышается, интенсифицируются походы по магазинам, делаются крупные покупки (видео, музыкальные центры, магнитофоны, плееры). Закупаются сигареты, сувениры, даже соль.
Домашних заданий к концу становится все больше и больше, и все больше у меня непонимания экономических реалий, все больше отторжения, набралась уже – выше крыши, а еще месяц надо куда-то все складывать. Это фон, на котором происходит моя настоящая жизнь. Похоже на второй смысл психиатрической больницы, все ненормальные вокруг. Говорят, что атмосфера Парижа необычна только в самом Париже и вокруг него в радиусе 20 км, а дальше –другая жизнь, другая Франция. Париж – особый остров, но его надо каждому обживать по-своему и у каждого этот остров свой.
04 июня 1993г
Париж «машет» ручкой и играет последние музыкальные паузы. Вот уже расписаны все наши выходные дни вплоть до отъезда в Италию. Это воскресенье будет последним, которое проведем в городе. Остальные выходные нас будут вывозить, даже обещали свозить в Евро-Диснейленд. Наши преподаватели рассказывали, что туда подбирают работников по весу, росту, цвету глаз. Еще будет Шампань, Прованс, АрлИ и ШантиИ. В общем, напоследок хозяева решили сделать нам подарок.
Сижу на лекции – скука! Уже ничего не воспринимается. Экономика, финансы, бухгалтерский учет: как все это далеко от меня. Еще когда анализ – могу что-то воспринимать, но когда, как сейчас, про ценные бумаги и инвестиционные фонды, хочу спать, какой-то ужас и скука. Хочется сбежать с лекции.
В Париже дождь и холодно. А на дворе июнь… Под нашим окном в гостинице вечерами выстраиваются очереди в кинотеатр, такие, каких у нас никогда не бывает. Даже странно, в век видео молодежь так рвется в кинотеатр. Хочется узнать, что там так привлекает.
Начала жалеть Париж, его жизнь, мою жизнь здесь, всю тоску и конфликты, но, наверное, ничего не бывает зря, если все это перемелется и превратится в мукУ, хотя Цветаева говорит, что лучше мУка, чем мукА. Вот так и живу с перепадами сна и бодрствования, не обязательно совпадающими со сменой дня и ночи, счастья и слез, которых бывает больше даже среди счастья, знанием и незнанием, молчанием и речью, всем, что составляет жизнь, но не всегда совпадающими с моей сущностью и не всегда переводимыми в мою плоскость.
10 июня 1993
Внутри уже наполнена. После 9 мая, во Франции мне стало хорошо. В группе все идет своим чередом. Процесс «группоформирования» проходит «успешно». Идет третья стадия – «борьба за власть», но и она вроде бы подходит к концу. Моя позиция – отчужденная, ко мне никто уже не цепляется, дают возможность высказываться. И живу я не в группе, а в Париже.
Когда находишься в иноязычной и инокультурной среде, очень трудно организовать свободное время профессионально, возможности ограничены . В то время, когда мне было плохо, у нас не было возможности работать, книг не было, лекций - тоже, одна возможность – плести собственную паутину из своих впечатлений. Сейчас поняла, что моя ориентация на работу в то время была неадекватна ситуации, в которой оказалась. Произошла сшибка моих ожиданий и ориентаций на работу с реальной обстановкой. Это и было моей ситуацией, в которой надо было самоопределяться по-новому.
Пересамоопределение на Париж, на понимание новой культуры и новой реальности, на впечатления, на жизнь – оказалась гораздо более адекватна и плодотворнее, чем первоначальное самоопределение. Установки профессиональные все равно остались, но они уже не являются доминирующими, дома будет возможность поработать основательно.
Набираюсь впечатлений. Говорят, что здесь я расцвела, похорошела. Покупаю себе по мелочам женские штучки и сама собой любуюсь. Весна, обновление, новая жизнь. И с лица не сходит улыбка. Просто так. Это удивительно. Дома я редко испытывала такое наслаждение жизнью. Все какие-то стрессы, проблемы, заботы, а здесь – как в отпуске, хотя занятия идут интенсивно с 8 до 17-18 часов. Живу с ощущением внутреннего полета, счастья, новых впечатлений и полноты жизни. Даже стыдно, как мне здесь хорошо. Понимаю, что все это временно и недолговечно, потому каждый час стал ценностью.
Никогда уже не будет Парижа, Франции, легкости от отсутствия забот. От радости, что живешь! От того, что чувствую себя женщиной. Вот и сейчас пишу, а сама улыбаюсь. Купила в музее Орсе две открытки с репродукциями Руссо-таможенника. Не знаю, что меня в нем так завораживает. Вроде бы статика, но какая-то философская, мистическая.
Сейчас едем в итальянское посольство. Скоро конец этому блаженству. Боже, как все это неожиданно и странно!
19 июля 1993
Сто лет не писала. Жизнь пошла обычная и не входит в меня так, как было в начале командировки. Приехали в Италию, машина впечатлений снова потихоньку начала раскручиваться, появились впечатления от Италии, которые невольно накладываются на французские. Турин – город-завод, значительно хуже всех виденных нами французских городов. Франция ухоженнее, стерильнее, что ли. От малых до больших городов, в малых это даже заметнее. И более современная, в смысле развернутости на человека.
Турин – индустриальный город с индустриальной культурой, а Франция, Париж особенно, – с постиндустриальной со всеми ее проблемами. Это и современные формы искусства (скульптура, живопись, архитектура, музыка), и потребительское общество, и ориентация на духовные ценности (минимум внимания одежде, максимум свободе во всем); и проблема соотношения индивидуализма и гуманизма. Написала и задумалась, Хайдеггер гуманизм в традиционном понимании называл технократизмом и порождением современной цивилизации.
Когда путешествовали по Франции, особенно в последний раз (с 11 по 15 июля, направляясь в Италию на машине через Лазурный берег), это бросилось в глаза. Очень сильный перепад между городами (особенно крупными – Марсель, Лилль и другими) и живой природой. Горы (Альпы и предгорья Альп), леса, луга, поля, извилистые полупустынные дороги, неописуемой красоты места. И когда появлялся человек, он в этих, «не-его» местах, раздражал. Как будто посягал на чужое. А природа слишком велика и мощна, чтобы огрызаться на человека по мелочам.
Но это – одна из проблем, которую французы почувствовали, и пытаются выпутаться из нее: как человеку найти место мире, не разрушая мир и природу. Плохо могу выразить то, что почувствовала. Жак, делает это не словами, а просто показывает одно и другое: природу, которую обожает, и человека, которого проблематизирует. Врозь и вместе. Мол, смотрите и думайте, думайте, думайте. Что делать вам – вам решать самим, но наш выбор – это вот такие проблемы одновременно.
Пишу, а сама думаю, как там мои родные? Виновата перед ними, что не смогла дозвониться. Звонила из Парижа, Монте-Карло, Канн, Ниццы, из Италии и ниоткуда не могла попасть. Жак уехал в Камбоджу, письма у нас из Франции для отправки в Россию перестали брать. Сейчас из Италии снова можно отправлять письма, пытаюсь свою вину загладить. Настроение поганое. Ситуация здесь, в Италии, накаляется из-за конфликта между «Содетег», нашей обучающей фирмой, и «Извор Фиат», обучающей фирмой итальянской группы. «Извор Фиат» изо всех сил хочет показать, что лучше и серьезней подошла к стажировке. Руководитель считает, что пусть «они» себя показывают и выступают на заключительном семинаре.
Вот и все. В общем, Италия встретила нас грязью, нервным смехом, комплексом неполноценности, что и придает соответствующую окраску и создает особое настроение, очень, кстати,советское: какова культура (индустриальная), такова и жизнь (не человеческая). Все настоящее осталось во Франции…
(Продолжение следует)