Пришествие с неба

Карит Цинна
Поле все высохло. Огромное, личное, засаженное лучшим сортом лука. Теперь по нему торчали только пожелтевшие и побуревшие перья. Солнце палило немилосердно. В семье в этом году умерли жена и ребенок, и Аршам отправился бродить по болотам. Со смутной целью. Может, наткнусь на змею. Змей и вправду вокруг водилось множество, но он почему-то старался их избегать.
Потом с неба посыпались камни. Небольшие, но веские, они шлепались в воду болота посреди тростника. Небо горело первозданной синевой. Они возникали из синевы и плюхались в воду, тонули в ней. Они летели и ночью, но не светились, как метеоры, а были все такие же черные, гладкие, как будто обточенные руками человека или, скорее, слепленные. Один камень упал на сухое место, на маленький островок. Аршам долго гладил холодную, прилетевшую с неба бомбу. Потом… Потом изнутри камня вытолкнулся длинный стержень и в дыру выполз паук. Таких Аршам нигде и никогда не видел. Это был не обычный мохнатый, ядовитый тарантул, а совершенно небольшой, похожий на краба, с очень длинными ногами. Паук не побежал сразу к воде болота. Он, стараясь не коснуться грязной, пахнущей гнилью воды, по стеблям, по кочкам пробирался к заливу. Так делали все прилетевшие с неба пауки. На побережье Аршам нашел их множество. Они дружно уходили в море. Все.
Потом Аршам вернулся к себе в деревню на берегу Евфрата. Про пауков он никому ничего не сказал. Жил отдельно, построив личную небольшую мазанку. Вдовец. Кому он нужен? Люди из окрестных деревень рассказывали странные вещи. Якобы, прямо из моря, из залива, куда выходят обе реки, появляются люди. Удивительные люди, ни на кого не похожие. Голубоглазые, прямоносые, бледнокожие. С очень близко поставленными глазами. Женщины у них прелестны, мужчины странны. Чем? Трудно сказать. Каждый – как будто вождь племени.
Шли годы. Аршам давно умер. На месте его деревни и окрестных деревень пришельцы построили большие укрепления, окруженные валом. Дома у них были каменные. Говорили они на странном языке, который, однако, аккадцы очень скоро научились понимать. Речь свою они записывали в виде черточек на сырой глине. И по высохшим таблицам читали страшные сказки. О вымершей планете в далекой, рассеянной по космосу галактике. На планете не осталось ни травы, ни цветов, ни оленей. Только глубоко в море бегали длинноногие пауки. Там они превращались в людей. Люди выходили на сушу охотились друг на друга. Дышать становилось нечем. Зато в море на месте захоронений древних вождей племен сохранилось много липкого, похожего на глину вещества, которое быстро застывало на воздухе. Якобы жена вождя продолжала выделять из чрева морских пауков, и они постепенно застывали вокруг нее и мужа в виде липкого керогена. Люди спускались под воду и лепили из него гробницы. С башнями, ступенями, изображениями людей. Люди эти называли себя – шумеры.
У шумеров под водой существовала сложная система, работающая непонятно на чем. Якобы, на гладкой стеклянной поверхности высвечивались те самые черточки. Систему они унаследовали от вымерших гуманоидов, т.е. людей. Здесь же, в море, они налепили керогеновых бомб, начинили их своими детьми и при помощи аппарата, который они называли сложно, подобного понятия у местных людей не было, отправили их в космос, чтоб те достигли Земли. Они достигли…
Они стали охотиться на аккадцев. Мужчин убивали и ели, а женщин брали себе. По их примеру аккадцы стали ограждать свои поселения валом и стеной, строить каменные жилища. Они переняли у шумеров способ записывать палочками на мокрой глине звуки их языка, а потом читать на нем свои сказки. У аккадцев вместо прежних вождей племени в каждом городе возникла царская семья. Она жила во дворце и хоронили царей пышно – под землей.
У шумеров же все было иначе. Здесь совсем не осталось женщин, размножающихся пауками. Аккадские женщины от шумерских мужчин рожали детей. Их воспитывали, обучали, умерших своих шумеры хоронили в земле. Только царей они хоронили по-прежнему – в море. Не в заливе, где собирался ил с Тигра и Евфрата, а далеко на западе, в глубоком Средиземном море. Главной среди них была царица. Дочь той женщины, которая по-прежнему размножалась пауками. Ей было позволено. Пауки выходили из воды залива мужчинами и женщинами. Их убивали и оставляли только одну – будущую царицу. Воспитывала ее аккадская женщина. Она говорила будущей владычице города о человеческих законах, о правилах поведения и прочем. Потом царей хоронили в море, далеко на западе. А новая царица выбирала себе мужа. И жила с ним счастливо. Хотя даже во время первой брачной ночи из чрева ее ползли пауки…
Когда умирал царь, царицу отвозили вместе с трупом и хоронили в море. Аккадская кормилица выводила к людям новую царицу.

Эта дочь прежней шумерки была похожа на прелестную статую. Фарфоровая кожа, голубые глаза. Она выбрала себе странного царя. Совсем нешумерского и даже неаккадского типа. Высокий, черноволосый, с выступающей вперед челюстью, длиннорукий и длинноногий. Чем он ей понравился? Но – царица.
Она рожала пауков и любила золото и голубые камни, которые население города добывало ей повсюду. Она была красива и добра. А потом мужа ее убили прямо у нее в спальне. Вошло несколько человек придворных и закололи его длинными бронзовыми кинжалами. При этом они с брезгливостью стряхивали с себя черных пауков, но не убивали их. По привычке.
Прежняя царица не имела права выбрать себе нового мужа. Поэтому она покорно села на прирученного осла и вслед за трупом убитого, окруженная почетным эскортом жрецов, отправилась на запад.
Шумеры ушли далеко в море. Здесь, на большой глубине, высились гробницы из керогена. Царица, опустив голову, шла по дну. Она знала, что ее не убьют, а только свяжут. И она долго будет умирать на дне, рядом с трупом мужа, покрывая себя и его слоем пауков. Много-много должно быть их, чтоб из них возник кероген, из которого для них воздвигнут гробницу.
Но случилось что-то странное. Царя, владыку города, бессовестно убитого (она хотела жаловаться, но ничего доказать не смогла, так как народ приветствовал новую царицу), бросили в только-только начинающую застывать лужу керогена, натекшую, видимо, откуда-то со свежей могилы. Царица покорно хотела лечь рядом.
– Нет, царица, – остановил ее один из жрецов, положив руку ей на плечо. – Ты не ляжешь с этим мужчиной.
– Но… но он был моим мужем!
– Он был преступником, – мрачно заявил жрец.
– Но… но что он сделал?! – возопила царица, раскрыв под водой огромные голубые глаза.
И тогда жрец рассказал. Об убийствах, насилиях, страшных издевательствах над людьми. Голубоглазая царица зашаталась, упала, закрыла лицо руками. Когда жрецы наклонились над нею, чтоб заглянуть ей в глаза, они поняли, что она сошла с ума.
Здесь, поблизости, находилась пещера. Женщину с бессмысленным выражением лица положили и оставили там, даже не связав.
Через год они пришли снова. Пещеры не было. Твердый и прочный кероген замуровал вход внутрь. Жрецы вздохнули. Поклонились и ушли.
А потом шумерские города один за другим стали завоевывать аккадцы. Скромных голубоглазых женщин, рожающих детей, они щадили. Но если хоть у одной в доме находили черного длинноного паука, она была обречена. Завоеватели женились на шумерках и называли себя шумерами.
Царей и цариц они хоронили в земле с огромным количеством прислуги, дам, воинов и домашних животных. Наступали династии Ура, Ларсы, Лагаша, Уммы. Теперь уже цари – лугали – из числа ближайших родственниц выбирали себе жен. Они стали людьми, причем людьми, живущими при патриархате. О том, что в их жилах течет инопланетная кровь, они давно забыли, так же как и о гробницах в глубине моря. Дышать под водой они уже не могли.
А в глубокой пещере, среди жидкого керогена, спала сошедшая с ума шумерская дама. Она была уготована космосом для будущего.