Она спала и во сне понимала, что ей не хочется просыпаться. Совсем. Это продолжалось уже неделю, она понимала, что надо что-то делать, но не могла. Не было сил. Ни моральных, ни физических. У нее был очередной отпуск, ехать куда-то было не на что. На отпускные она чуть приодела дочку и отправила на дачу к родителям. Самой туда ехать не хотелось. Она устала. Понимала, что сил на эту жизнь совсем не осталось. Не было надежды на лучшее будущее. Ее давно уже не было.
Она открыла глаза, перевернулась на живот , обняла подушку и заплакала. Слезы лились сначала молча… потом она заскулила. Тридцать пять лет…Ни нормальной работы, ни денег, ни того, кто бы любил и кого бы любила…Жалко было Таньку. Но ей уже тринадцать, она большая, проживет без нее, родители поставят на ноги.
Она встала, доползла до ванной… Открыла воду, встала под душ, ополоснулась, вытерлась, надела чистое белье, достала фен и высушила волосы… Убрала на кухне. Написала записку и открыла газ.
Взгляд ее упал на засохший апельсин наверху кухонной полки. Апельсин из оранжевой полосы ее жизни… Только не это. Все оранжевые полосы вышли, даже серых нет, остались одни черные…
В дверь позвонили. Она замерла. «Кого там нелегкая принесла?» Звонок не смолкал. «Баба Маша, наверное», - подумалось ей. «Умереть спокойно не дадут, гады…» Она закрыла конфорки и открыла форточку. Закрыв дверь на кухню, она распахнула входную, потом еще одну и отпрянула.
- К-кто Вы?!
- Тук-тук-тук! Я – зверь Бурундук! Не узнала? Г-гав!- парень был высок, строен и пьян..
- Бурундуки не гавкают, - она отодвинула его, пытаясь закрыть дверь, но он подставил ногу и это стало невозможно, отодвинуть такую тушу от ее двери…сама она была невысокой и хрупкой…
- Слушай, кончай базарить, я с шестого этажа, мы в восьмом классе под старой черемухой целовались…предки укатили, я ключ потерял, - и он, распахнув дверь, вошел в коридор.
Она смотрела его и вспоминала…. Да-да-да…. Ей сразу показалось его лицо знакомым… Антон, кажется. Да, точно Антон. Он тут не жил. Приезжал иногда к родителям, навещал их, подарки привозил. Мама еще рассказывала, что и жена у него красавица и сын – отличник и сам он весь из себя такой благополучный. Стандартный набор.
- А жена, что же, принять не может? не ее день? – она разозлилась, сама не понимая на что… «завидую…благополучию завидую»- вздохнула тяжело…
- Ты не одна? извини, я не помню твоего имени, напомни, пожалуйста, и не сердись…
- Мадлен! Зови меня Мадлен!
- Устроим себе праздник, Мадлен, как будто завтра нам умирать…а сегодня этот день – наш!
- Да, наклюкался ты изрядно, видно…- она открыла дверь на кухню….в нос резко шибанул запах газа….
- Фу-у, Мадлен, тащи телефон, и открой все окна… бум вызывать газовщика, иначе, это , действительно окажется нашим последним днем, - он прошел на кухню, проверил конфорки, открыл окна и увидел листок на кухонном столе, залитый слезами…она не успела убрать, он выхватил, прочитал, желваки заходили на его скулах….
Он рванул в комнату:
- Где твоя одежда? джинсы, футболка, одевайся!
- Не хочу….уйди, пожалуйста, Антошечка, миленький, уйди…..пожалуйста, ну пожалуйста…да катись же ты отсюда-а!!!!!
- Выпей!
Они боролись на диване, он пытался влить ей в рот пахучую жидкость из стакана, она отбивалась, все было мокро, она рыдала. Наконец, ему это удалось и ей все обожгло…и стало приятно замораживать боль….она тихо всхлипывала.
- Дурочка, маленькая дурочка Мадлен, - он гладил ее светлые волосы….перевернул ее на бок и обнял, продолжая гладить ее волосы, плечи, спину…
- Апельсин..
- Что апельсин?
- Оранжевый…
- Где?
- Ты…ты – мой оранжевый апельсин….поцелуй меня, пожалуйста, - она сама испугалась своего желания….но ей хотелось вернуться…к Таньке, маме, отцу и…к нему….
Он целовал ее нежно и еле прикасаясь кончиками пальцев к ее шее, ложбинке между грудей… Тело изнывало и рвалось ему навстречу… Оживало...