Magical Mystery Night

 
         


       Если вам  никогда не доводилось наблюдать  закат  в  Южной  Калифорнии, считайте, вы не жили на планете Земля. Небрежно мешая краски на голубой  палитре, клубящийся медью шар в полнеба медленно, очень медленно опускается в темную синь океана. Такое, казалось бы, привычное явление природы  ошеломляет в этих краях поистине космологическим  масштабом и невольно заставляет  задуматься о  вечности  мироздания и скоротечности собственного бытия.
 
       Именно в такой вечер после трудного дня волшебным видом наслаждался дуэт немолодых джентльменов. Давным-давно они были квартетом и прославились, как великолепная четверка, но  двоим из них уж не суждено любоваться светилом,  ныряющим в океан. Одного в расцвете сил застрелили на пороге дома, а второй с достоинством уступил смертельному недугу и завещал развеять прах над Гангом.

       Калифорния. Лос-Анджелес. Кто помнит, тот знает. В беседке у побережья сидели два  битла – мудрый простак Ринго Старр и нестареющий мальчишка сэр Пол Маккартни.

       Засмотревшись на фантасмагорическую картину заката, Пол задумчиво произнес:
 
       – Мистический вечер... Понятно, почему Джон задержался здесь в тот печально известный уикэнд.

       – Ещё бы! –  многозначительно хмыкнул Ринго. – Джордж, помнится, тоже любил наезжать сюда. Так уж водится, если побываешь в этих местах, обязательно возвращаешься.
      
       – Несомненно.

       – Но согласись, жить лучше в Европе, – продолжил Ринго. – Монте-Карло, знаешь, и наша старушка Англия – это что-то!

       – Мне тоже больше нравится дома. Но время от времени, да и по делам, как сейчас…  Будем честны, ведь мы купили дома здесь, благодаря райскому климату, да из-за таких вот неземных видов…

       Не отрывая взгляд от горизонта, Старр кивнул:

       – Говорят, еще Ла-Хое подходящая деревушка для обитания. Траволта и Мэл Гибсон прикупили там виллы.

       – Это южнее?

       – Почти у самого Сан-Диего.

       – Далеко. В Лос-Анджелесе у меня всегда много встреч, да и Грэмми дают только здесь!

       Старр усмехнулся.

       – Мне тоже лень заниматься всякой дребеденью. Просто Барбара прожужжала  уши. Но я подумал, зачем? С собой эту Ла-Хое все равно не возьмешь... – и после короткой паузы добавил. – Туда, где сейчас Джон и Джордж…

       Он взглянул на Пола поверх темных очков, два пристальных взгляда слились. Удивительное все-таки дело – неожиданно встречающиеся человеческие глаза. Смотришь друг в друга доли секунд, а перед тобой проносится Вечность. Летишь сквозь Вселенную и вдруг понимаешь, почему в искривленном  пространстве пересеклись параллели человеческих судеб. Холодным клинком провернулось в груди сожаление. Не вздохнуть, не выдохнуть. Отчего так редко всматривались раньше? Отчего порой, в перепалках, вообще, отводили глаза в стороны. В таких ситуациях лишь Джон мог снять очки-велосипеды и, обведя всех беспомощным близоруким взором, произнести: «Посмотрите, – это всего лишь я…». Да, бывало всякое. Но случались и другие, радостные моменты. И не мало! Весь мир у ног! Горько-сладкое бремя славы! Муки творчества... В конце концов, сбылось все, о чем даже и не мечталось! Нет, нет, все-таки молодость удалась!

       – Может, чего-нибудь выпьем? – выдохнул, наконец, Пол.

       Ринго привередливо сморщил носище:

       – Да, чёрт возьми! Двойной бурбон  без содовой, но побольше льда! Забыл, что я бросил пить?

       – Риччи, имелось в виду лишь сок или английский чай, – проворковал Маккартни.

       Может, слишком явно почудился перестук кубиков в бокале, а может, по иной причине, но, сглотнув, Ринго сдавленно пробурчал:

       – Ананасовый фрэш, если можно…

       – Пойду, посмотрю, что тут есть...

       «Чёртов Макка! – злился вслед Ринго.  –  Я, можно сказать, о вечном, а он выпивку предлагает, хитрюга! Всегда был таким – обаятельным плутом и ласковым хитрюгой!» От досады вспомнилось многое – затяжные тяжбы о разделе битловской фирмы "Apple", высокомерные замечания на репетициях и особенно случаи, когда Маккартни собственноручно перезаписывал ранее им же одобренные старровские партии ударных. В угасающих лучах калифорнийского солнца сверкнули многочисленные перстни, – бывший барабанщик «Битлз»  выбил дробь на черной папке, лежащей под рукой. «Правда, у него неплохо получалось.  Конечно, хуже, чем у меня, но ничего. Неплохо…». Ринго не умел долго злиться - просто не научился.

       Когда коварный Макка вернулся с обычным соком, он все же вяло  покапризничал:

       – Разве это фрэш? И где лёд?

       – Сок прямо из холодильника, – как ни в чем ни бывало, ответил Пол. – А кухарки я не держу.

       Старр жалостно вздохнул и будто некстати спросил:

       – Все еще вегетарианствуешь?

       – Ну, да.

       – Как-нибудь расскажу, что именно монегаски добавляют в салат по-ницциански и чем удобряют тамошние корнеплоды. Но этого лучше не знать.

       Пол облегченно вздохнул. Перед ним сидел все тот же Ринго – круто посоленный, обильно посыпанный перцем ливерпульский мистер Горчица - типаж, встречающийся в любом портовом городе.

       Помолчали.

       От нечего делать Маккартни посмотрел  на заходившее солнце сквозь призму бокала. Поменявшись в лице, прошептал:

       – Токайское…

       – Ты опять?

       – На фоне заката цвет сока такой же, как у вина, которым меня угостили однажды. Никогда больше не пробовал подобного. Хотя искал по всему свету.

       – Где же тебя угостили таким раритетом, – ехидно поинтересовался Ринго. – Неужели в Токио?

       Пол безнадежно махнул рукой, – маленькому Ричарду Старки так и не удалось окончить начальную школу.
 
       – Нет, в Лондоне.

       Он,  что-то вспомнив, явно разволновался.

       – Риччи, я сейчас расскажу историю… Имей в виду, раньше никому не рассказывал, –  немного подождал и добавил. – Даже Джону когда-то поведал не все. А Линда так и не узнала...

       Снова помолчали. Чувствуя, некую нерешительность, Ринго терпеливо ждал.

       – Понимаешь, – решился, наконец, Маккартни. - В начале нашей карьеры мне жуть как хотелось сочинить песню вроде "Besame mucho»,  – Очень уж пришлась по душе мелодия. Да и Джону тоже, хотя он и фыркал.

       – Помню, помню, как вы переделали ее в «ча-ча-ча» и горланили пьяной матросне, гангстерам и проституткам. Или забыл, как мы познакомились  на Риппербане? А нравилась она действительно всем...

       Маккартни не слышал. Глядя на стакан в лучах солнца, он  беседовал сам с собой:
 
       –  Всегда знал, эта песня на все времена. "Поцелуй меня, –  пропел вполголоса. – А потом гениальная вторая фраза: "Поцелуй меня крепче...", и мелодия льется сама по себе... Потому-то и хотелось сочинить нечто подобное…

       – И тогда ты сочинил «Yesterday», – вставил Ринго.

       Макка вздрогнул и, отвернувшись, отчетливо произнес:

       – Это не я сочинил «Yesterday».
 
       Если бы он сказал, что Пол Маккартни стал трансвеститом, или действительно погиб тогда, в шестьдесят шестом, а сейчас только притворяется живым и здоровым, это бы так не потрясло.

       – Вернее, не совсем я.

       Признание в том, что авторство самой популярной песни двадцатого века подлежит сомнению, заставило Ринго обескураженно оглянуться.

       – Что ты хочешь сказать? - тихо спросил он.

       Маккартни путано и торопливо стал объяснять:

       – Нет, нет, это не то, что ты подумал! Джэйн Эшер... Ты помнишь ее?

       – Ну, да, жаль что вы не поженились...

       – Я тогда жил в ее доме, вернее в доме родителей. Вот там все и произошло.

       – Что? Что именно произошло? – по-настоящему взволновался Старр.

       – Риччи, я недавно проходил обследование, – переменил тему Маккартни. – Врачи сказали, что для своих лет я совсем даже неплох...

       Ринго тут же озабоченно спросил:

       – А психиатр осматривал?

       – Вот, вот, – обиделся Макка. – Вот из-за подобного никогда и не хотелось рассказывать...

       – Нет, я просто подумал, – не унимался старый балагур. – Столько лет в шоу-бизненсе не прохо...

       – Иди к чёрту! – не дал окончить Пол и шутливо замахнулся.
 
       Старр мгновенно принял боксерскую стойку и скорчил устрашающую гримасу.

       – Я Величайший!
 
       Друзья расхохотались. Сразу вспомнилась встреча "Битлз" с Кассиусом Клеем. В тот день все пребывали не в своей тарелке, наверное, с похмелья. Разговор не клеился. Пресса недовольно роптала. Тогда Джон предложил упасть на маты, будто Кассиус одним ударом нокаутировал всех четверых. Когда все разлеглись, Клей со зверским выражением лица прорычал: "Битлы великие, а я Величайший!" Репортеры, особенно фотографы, остались довольны.  Отсмеявшись, друзья успокоились, и Маккартни уже серьёзно продолжил:

       – Не знаю, Риччи, как объяснить, но, когда сочинялась «Yesterday», со мной  произошло нечто волшебное и мистическое... Я никогда не забывал об этом, а с годами, вспоминаю все яснее и яснее. Надеюсь,  понятно, почему так происходит...

        Старр снял дымчатые очки и открыл другу знакомый, полный вселенской грусти взгляд. Снова глаза их встретились, и снова они увидели летящие звезды в искривленном пространстве. Заинтригованный Ринго поудобнее устроился в кресле и с удивлением отметил – таким откровенным Пола видеть не приходилось. Нет, обаятельным и приветливым Макка, бывал часто, но откровенным...

       По мере того, как рассказчик  излагал, Ринго вспомнился Лондон шестидесятых. Чистые улицы, дома, едва восстановленные после бомбежек, и арендованные для провинциальных музыкантов квартирки. Кстати, Макка уже тогда умел устраиваться лучше других. Познакомившись с молоденькой театральной актрисой Джэйн  Эшер, он так обаял её родителей, что те радушно пригласили его пожить в их доме. Мать Джэйн преподавала в Высшей музыкальной школе. Когда-то у нее брал уроки сам непререкаемый Джордж Мартин  –  продюсер почти всех грампластинок «Битлз». Вспомнилось и то, как все удивились умению Пола, заводить нужные знакомства. Как же, как же, только-только из ливерпульских подворотен и сразу же в мир столичной богемы. Макка многому нахватался в этом артистическом семействе...

       – В тот день  я вернулся с репетиции поздно, – таинственно вещал Маккартни. – Джейн укатила на гастроли и должна была вернуться через пару дней.  Внизу шумела обычная для этого дома театральная вечеринка. От усталости показываться не хотелось. Пришлось незаметно пробираться наверх, в мансарду. Сон остался в студии на Эбби Роад. Но пианино, приткнувшееся между окном и кроватью, неудержимо манило открытой клавиатурой, пальцы сами забродили по клавишам. В который раз безуспешно пытался нащупать мелодию вроде «Besame…». Повеяло холодом. Обернувшись, увидел в дверях невысокого мужчину. Бордовый камзол с золотой вышивкой, кружевные манжеты, белые чулки и женские пряжки на туфлях. Вылитый Фигаро! Сразу подумалось – один из актеров с вечеринки. После спектакля, приехал прямо в гриме, не сняв костюм. Странным было другое  –  комнатка располагалась на чердаке, поэтому в коридоре всегда стояла теплая духота. Но в тот раз оттуда тянуло арктической стужей. В руках артиста игриво позвякивали  бутылка темно зеленого стекла и два хрустальных бокала.
 
       – Разрешите составить компанию?

       С этого момента  Ринго,  после распада "Битлз" поработавший в кинематографе, представил рассказ друга, как фильм. Снова спрятавшись за темными стеклами, он отчётливо увидел на пороге незваного гостя.
 
       – Я не надолго, поверьте, и постараюсь не докучать, – улыбнулся странный господин.

       Поежившись, Пол обреченно кивнул. Немедленно прикрыв дверь, гость протиснулся между кроватью и шкафом. Бутылка с бокалами  тут же оказались на пианино, раздался громкий хлопок в ладоши, и он скороговоркой, словно соскучившись по человеческой речи, засыпал  вопросами:

       – Вы музыкант? Любитель? Я тоже, знаете ли, некогда баловался. Сочиняете? Или просто импровизируете на тему,  – и он приятным тенором пропел: «бэссс-а-мэ»…
 
       Оглянувшись и не найдя стула,  посетитель привычным движением откинул фалды камзола и бесцеремонно прилег на кровать.

     – Мне, к Вашему сведению, знакома особа, сочинившая эту милую песенку.

       Опешив от такого напора, Пол растерялся и решил промолчать. Гость оказался с чудинкой, но точно не пьян. Из добрых ясных глаз лился свет, на душе почему–то становилось  легко и спокойно. Он, безусловно, умел располагать. Нежданно-негаданно захотелось поддержать беседу:

       – Кажется, это просто южноамериканская песня.
 
       – И распевают ее возлюбленным усачи в огромных сомбреро!
 
       – Ну, вроде того.

       – Ха-ха! – гость резко привстал и, как бы глядя сквозь стену, торжественно возвестил.

      – Это сочинила женщина! Вернее девушка, ей не было и шестнадцати. А какая красавица! Персик! Вам бы обязательно понравилась!  Впервые мелодия «Besame mucho» прозвучала,  когда Вы ещё не родились, ваши родители только-только поженились и поселились в Энфилде.

       Пол взметнул брови:
 
       – Откуда такие подробности? Я в  изумлении!

       Человек в камзоле смущённо опустил голову, но отчаянно взмахнув, выпалил:

        – Да,  мне всё  известно о Вас! Вы из этих... из «Битлз». Сочиняете, поете, плохо играете на гитарах, концертируете.  Я посмотрел ваш фильм. Должен сказать, музыка в нём весьма свежа и задорна. Впрочем, это не удивительно, – вы так молоды! А сам фильм, извините, – редчайшая галиматья!

       – Ну, не мы снимаем кино, а нас…

       – Разумеется, разумеется! Многое зависит от либреттистов. Но, в сущности, не так важно, о чем опера или ваше кино, например. Главное – это музыка. Вернее чувство, выражаемое в сочетаниях звуков. Музыка это единственный язык, на котором возможно общаться с… – И тут гость  многозначительно указал пальцем вверх.

       – С космосом?

       – Можно и так сказать. – Он мельком взглянул на клавиатуру и с сожалением вздохнул.

       – Видите ли, когда звучит настоящая земная музыка, окружающие, конечно же, сопереживают, но общаются с Ним все же опосредовано, через автора. Но те, кто сочиняют сами, обращается к Нему напрямую. И горе, если их чувства не искренни. Когда  приходится слушать нечто невыразительное, Он просто не внемлет. Но когда рождается нечто несносное…  Как бы объяснить попроще?  Засоряется  эфир, привносятся чуждые вибрации, и во Вселенной возникают некая дисгармония. А кому нравятся ненужные хлопоты? Никому. Ни мне, ни Ему...
      
       Маккартни про себя отметил, что местоимение «он» посетитель произносит, хоть и обыденно, но с глубоким благоговением.

       – Ну а как ему наша музыка?

       – О,  как все кельтское,  она примитивна !  – гость мельком взглянул на хозяина и осекся. – Ну, скажем, не всегда примитивна,  но весьма самобытна, и временами даже приятна. Но, главное, она искренняя! Вот в чем загвоздка! Как там у вас - «Любовь не купишь»?  Это ведь непреложная истина, но вы поете ее не назидательно, а с упоительным восторгом. Вот, что Его подкупи…  Прости меня бестолкового! Вот, что у нас всем нравится!

       – Где у вас?

       – Там, здесь и везде…  Не всё ли равно, где и кому нравится незамысловатая, но хорошая музыка? Разве у ансамбля  случались серьезные провалы?

       – Нет, но все может быть.

       – Молодой человек! – перебил загадочный посетитель. – Давайте, наконец, попробуем великолепное токайское. Этому вину двести лет, оно требует уважения.

       Он слегка дунул, - вместе с налетом пыли с горлышка осыпалась старинная сургучовая пробка.  Ловко разлив загустевшую жидкость,  долго всматривался в содержимое на свет – напиток переливался червонным золотом. Удовлетворенно улыбнувшись, протянул сверкающий хрусталь.

       – Перед тем, как выпить, правила хорошего тона обязывают джентльменов  представиться.

       Пол, как школьник, назвался  по фамилии:

       – Маккартни.

       Странный господин устремил  лучистый взгляд и, будто извиняясь, произнес:

       – Амадеус. Прежде таких  звали ангелами, но это в корне не верно. Лично я всегда с неприятием представал в виде крылатого. А на Земле широко известен, как Моцарт.
 
       «Все ясно. Сумасшедший…», – разочарованию не было границ.

       – Я нормальный, – возразил таинственный гость, – просто услышал, как кто-то пытается сочинить нечто вроде «Besame mucho» и заскочил на мелодию. Вы пригубите, пригубите вино, оно того стоит.

       Бокалы едва-едва коснулись краями. Чудный звук всколыхнул, заставил сделать первый глоток. Волшебный нектар, а то, что он волшебный, стало ясно сразу,  всепроникающим теплом разлился по телу. В глазах затуманилось,  а в голове прояснилось.

      Моцарт тем временем снова грациозно прилег и снисходительно поглядывал на захмелевшего битла. Пол поверил всему, что говорил этот необыкновенный человек в расшитом камзоле. Сразу и безоговорочно. Второй глоток погрузил в истинное блаженство. Захотелось беседовать с приятным собеседником о чем угодно и сколько угодно.

       – А Вы действительно знаете  девушку, которая сочинила «Besame…»?

       – Конечно,  мы встречались однажды. Ее зовут Консуэло.

       – И Вы тоже угостили её вином?

       – Мистер Маккартни, – с негодованием воскликнул Моцарт, – Вы на самом деле подумали, что я мог споить несовершеннолетнюю?

       – Не-ет… – испугался Пол

       – Тогда знайте, я её просто крепко поцеловал! – и гость раскатисто захохотал.

       «Всего лишь, – не поверил Макка. – Как бы не так…»

       – Не сметь компрометировать  догадками  бедную женщину! Она,  к Вашему сведению, до сих пор жива!

       – А почему бедную?

       – А, –  равнодушно так взмахнул Моцарт, – не сложилось у нее личное. – С ангельским видом он дал понять, что больше не намерен говорить ни о какой Консуэло.

       «Он читает мысли, – осенило Пола. – Может, это настоящий Ангел? Моцарт. Надо вспомнить… я про него  читал…  даже кое–что слышал! «Турецкий марш», кажется, «Фигаро» и еще что–то, многое...»

       – Мне повезло убедить Большой Совет в необходимости  еще одного, последнего земного воплощения. Представилась возможность на долю мгновения пожить человеческой жизнью. Вот так и родился у Леопольда Моцарта маленький Вольфганг, – отвечая на эти  мысли, пояснил Ангел. – До этого мое внеземное предназначение заключалось в посещении музыкантов, пытавшихся путём сочинительства разговаривать с Самим. Рутинная  редакторская работа! У меня, знаете ли, самый низший разряд среди так называемых ангелов. И статус мой весьма неопределённый... Да, да, – отвечая на недоуменное выражение лица Маккартни, - оправдывался Амадеус – Вы думаете, бюрократия - это земное изобретение? Как бы не так! Все по образу и подобию, прости меня бестолкового! Я отвечаю за музыку, другие за молитвы, медитации, йогу и так далее.

       – Вы же говорили,  музыка – это единственный язык общения! – воскликнул Пол.

       – Молитвы, медитации, йога и прочее – это не язык, а форма и проходит по иным ведомствам. Не перебивайте, молодой человек!

       В знак молчания Пол поднес к губам бокал с токайским.
 
       – Согласно либретто на Земле мне отпущено было немного, пришлось притвориться вундеркиндом. Что тут началось! Меня стали возить по Европе, словно  мартышку! Для забавы публики я даже играл с завязанными глазами при укрытой платком клавиатуре. Вас ведь тоже уже катают по миру? Ещё устанете… Кстати, ребенком мне удалось побывать и в Лондоне, именно здесь я разрешил себе накропать первые симфонии. А в Риме местный Папа наградил меня какой-то побрякушкой за то, что я на слух записал партитуру некоего Аллегри, сочинившего сложнейшее аж девятиголосое произведение аж для двух хоров. Знал бы этот Климент ХIV, что мне посчастливилось  вместе с Самим редактировать этот опус прямо во время сочинения! Между прочим, вас с друзьями тоже ждет награда правителя. Не придавайте значения. И еще… Никогда не доверяйте импресарио, – загонят, как плохой кучер лошадей, вольно или невольно обманут и поселят в дешёвых номерах.  Мне это известно по земному отцу. Успокаивало только то, что все оставалось в семье. Да и зачем ангелу деньги? Хотя... Щебетанье красоток, веселые пирушки с друзьями, – тут Макка заметил, как у Моцарта озорно блеснули очи.

       – Ох! Прости меня, бестолкового! – спохватился тот и стыдливо отвернулся.

       – М…да, но вернемся к музыке.  Я спешил. За  долю мгновения, отведенную Советом, необходимо было успеть осчастливить людей, как можно больше. Мироощущение земной жизни вдохновляло до безумия, и я совершил ошибку. Увлекся!  Приоткрыл покрывало больше, чем позволено, просыпались звездные искры, – на Землю просочилась музыка небесных сфер. Возвращение оказалось неожиданным и трагичным. Началось следствие, разбирательства, – маэстро с грустью задумался,  но сразу же встрепенулся.

        – Мне несказанно повезло. Кое-кто по дружбе шепнул:  в последнее время Его досаждает  некий сапер.  Отсюда  и недовольство  моим отсутствием. Сквозь все таможни и пограничья  я метнулся обратно и нашел злополучного военного инженера. В Европе полыхала очередная никчемная заварушка, люди перевозбудились, разумеется, на таком фоне этот дилетант возомнил себя композитором. На скорую руку помог я ему сочинить вещичку, передающую всеобщее ликование, и сделал все, чтобы он уже никогда не брался за дело, прямо противоположное призванию военного.

       – И что же это за вещичка? – поинтересовался Маккартни.

       – Бравый вояка назвал её «Боевой песней Рейнской армии». Каково? Но сейчас это гимн Франции – «Марсельеза»!

       Пол чуть не поперхнулся очередным глотком токайского.

       – Это тоже Вы?

       – Да, но с тех пор мне запрещено творить земную музыку, я могу только направлять тех, кто искренне возжелает поговорить с Самим.

       – А что случилось  с военным инженером, он погиб?

      – Да что Вы! Он остался верен присяге, поэтому, как водится, попал в тюрьму, но благодаря  "Марсельезе" был отпущен. Его звали Руже де Лиль.

       – Грустно, что об этом мало кто знает…

       – Вы не правы, молодой человек. Кто умер, но не забыт, тот бессмертен. Это изрек мудрый китаец Лао Цзы. О нём рассказывали братья из других ведомств.  А пока живет Франция, жив и Руже де Лиль!

       От всего услышанного голова шла кругом. Привычная комнатка с Ангелом во плоти казалась  нездешней,  потусторонней.

       – Как вам напиток? – сменил тему гость. – Неправда ли, необыкновенный? Его рецепт найден в провинции Токай за много лет до моего воплощения в Моцарта. Однажды монахи смилостивились и разрешили крестьянам собирать с монастырских полей виноград, остававшийся после урожая. Сморщенные ягоды срывали поздней осенью, когда уже рано темнело. Поэтому крестьяне восторженно радовались появлявшейся Луне! Пожухлый виноград немедленно давили, но сок был слишком сладок. Тогда они научились разбавлять его молодым вином. Таким образом и появился знаменитый напиток королей.

       « О чем он? – спрашивал себя Пол Маккартни. – Какие ягоды, какие монахи, какой восторг от луны? С ума сойти!

       – Это никогда не поздно, мой юный друг, – заговорщицки подмигнул Моцарт, – Вы в преддверии волшебного таинственного путешествия! Пейте же токайское, и Вас ждет великое будущее!
 
       Маэстро, распахнув двери, поманил захмелевшего битла. Маккартни осушил бокал и на тяжёлых ногах побрел к выходу. Моцарт ждал за порогом. Пол занес, было, ногу, но вместо знакомого коридора увидел  разверзшуюся Вселенную. Пахнуло холодом. Нутро сжалось, окаменело.

       – Смелее, Джеймс Пол Маккартни! – торжественно воззвал Амадеус. – Пройдет Вечность, другая, и Вы привыкните. Не такое уж это плохое место.

       Заглянув в бездну, Макка понял, Моцарт каким–то образом стоит, упираясь в темень ногами.  В голове промелькнуло джоновское: " Если оказался на краю пропасти, не раздумывай, просто прыгай..." Никогда не принимал такого, но тут… Затаив дыхание, Пол преступил порог и, вращая кульбиты, полетел то ли вниз, то ли вверх, естеством сознавая, что напрочь пропал. Зазвучали  мелодии, сотканные из неслыханных ранее звуков, яркой вспышкой ослепило близкое солнце.  Падение было долгим, стремительным, но, наконец, словно наткнувшись на встречный  ветер, плавно замедлилось и прекратилось. Величественное безмолвие оглушило и потрясло, с равнодушием светских львиц блистали звездные россыпи. Только едва различимый шум, доносившийся сверху, успокаивал и даже ласкал слух.  Амадеус крепко держал битла за воротник, а сам завис, часто вибрируя  невесть откуда появившимися за спиной крыльями. Этот ангельский шелест и раздавался в тиши небес. Хватаясь за рукав моцартовского камзола, Пол задел тускло мерцающую  звездочку,  та вспыхнула, издав ни на что не похожий звук.

       – Этак, Вы переполошите всю Вселенную! – воскликнул Ангел.

       – Что это за звуки?
 
       – Это небесный нотный ряд. На Земле всего семь нот, а во Вселенной их мириады…

       – А почему так?
 
       – Даже посвященным неведом Замысел целиком, – послышался отчужденный ответ. – Мы лишь исполнители.
 
       Моцарт легко взмахнул огромными крыльями и понесся, обгоняя пространство и время. Маккартни – ни жив, ни мертв – вцепился в парящего Ангела хваткой утопленника.

       – А вот и Млечный путь!  – Указал Моцарт на светящуюся спираль. –  Здесь Вы сможете сочинить земную музыку. У Вас появится способность летать по нотам, как птица. Но знайте, молодой человек, каждый пируэт – это музыкальная фраза. Постарайтесь,  летать искренне и красиво…

       Маэстро сильно толкнул битла в скопление звезд и проводил нежным отцовским взглядом. Очутившись один на один с небом, Пол, вместо падения ощутил ни с чем не сравнимое чувство полета. Преодолевая робость и привыкая к новым движениям, музыкант пытался нащупать принцип расположения звуков. Касаясь светил руками, а потом и ногами, меняя темпы, ритм, он, наконец, уловил здешний порядок земных нот и постиг технику игры. Удержавшись ногами на одной из звездочек, издававшей нужную ноту, он воспроизвел первую фразу: «Besame…».

       – Перейдите в иную тональность, – посоветовал  Моцарт, зависший неподалеку.

       Маккартни нерешительно перескочил на соседний алмаз, и, чтобы удержать равновесие, невольно отбил короткую чечетку.

       – А теперь запомните, – в малых формах ключевой фразой часто бывает вторая, а не первая. Почему бы Вам после этих первых притопов не перейти еще на тональность ниже. Тогда может причудливо поменяться структура мелодии. Вновь почувствуйте восторг полета и попробуйте взмыть поизысканней, что ли…

       Маккартни три раза притопнул, перескочил наугад вниз и, оттолкнувшись, взмыл элегантной свечой. Переворачиваясь вокруг  оси, ощутил,  как неведомая сила вытягивает вверх и заставляет инстинктивно хвататься за краешки несущихся навстречу светил. В пространстве загорелась многоцветная гирлянда огней, разнеслось новое, неслыханное ранее сочетание звуков.

       – Я знал, у Вас должно получиться! – Радостно воскликнул Моцарт. – Теперь придумайте, как возвратиться.

       Словно по наитию Пол запорхал в межзвездном пространстве, бережно дотрагиваясь до небесных тел. Те в ответ вспыхивали теплым светом, издавали нужные звуки. Он грациозно парил меж ними, вычерчивая немыслимые фигуры, иногда по глиссаде опускался к исходной звезде, вновь взлетал и, наконец, довел мелодию до логического конца. В знак одобрения Ангел громко захлопал  прекрасными крыльями и торжествующе вновь протрубил на всю Вселенную.
 
        –  Отныне Вы будете творить  музыку долго и счастливо! Помните, у Вас есть крылья, и Вы умеете летать.

       Ещё не пришедший в себя от восторга Пол догадался, пришло время прощаться. Неизбежное подступило тяжелым молчанием. Вспомнив, о чем поведал, чем одарил  крылатый посланец, он осознал – отблагодарить невозможно. Просто кротко спросил:

       – Как Вы тут? Как Вам живется?

       Амадэус задумался.

       - Живется? Это земное понятие.

       - Если земное, значит неверное?

       - Для мироздания да, для души - нет. На Земле мы учимся постигать, а здесь, постигнув, учимся формулировать замысел... Но иногда кажется, что на Земле мы чему-то не доучились .

       Глаза небесного гостя опустились, на ангельском лике проявилось плотское  вожделение.

       – Яичница! Как я люблю яичницу! – не к месту пропел он начало только что сочиненной мелодии. Умолкнув, мечтательно произнес:

       –  Знаете ли, не смотря на всю мерзость,  жизнь на Земле прекрасна! Здесь, конечно, благостно, но порой ужасно скучно, прости меня бестолкового! Поэтому многим хочется вновь и вновь возвращаться. А Вам, молодой человек, открою  одно, -  живите, и вам воздастся!
 
       Тот же час, взмахнув крылами, Моцарт описал перед Полом Маккартни величественную дугу, застыл прекрасным мгновеньем, и вскоре «светящийся след его слился со светом небесным».

 

       Если вы хоть раз любовались закатом в Южной Калифорнии, то наверняка догадались, - светлая грусть, охватывающая при виде этого зрелища, оттого и светла, что красота эта вечна, и после нас мироздание одарит ею наших детей, внуков, и правнуков.

      Они снова молчали и в очередной  раз за вечер смотрели друг другу в глаза.

       – И что потом? – наконец, спросил очарованный  Ринго.

       – Потом я проснулся  и сразу же сыграл мелодию. Слова сочинил много позже.

       – Ну, это я знаю. И больше никаких встреч?

       – Нет, даже токайское и бокалы исчезли. Остались лишь отпечатки на полировке.

       – Теперь понятно, почему  твоя новая группа называлась "Крылья". Ты и раньше пел о всяких сойках , дроздах…

       – Я думал об этом… возможно…  мне всегда нравились птицы. А после того видения просто знаю, как это здорово  –  уметь летать. С тех пор, всегда есть предчувствие, когда  получится мелодия.

       – Как ты достал всех  с этой «Yesterday»! Тебе поэтому казалось, что мелодию сочинили раньше?

       – Ну, конечно.

       Над цветком рядом растущей магнолии стрекозой зависла  желто-зеленая колибри. Тут же пристроилась еще одна, с алой грудкой. Маккартни, внимательно наблюдая за ними, неожиданно проникновенно зашептал:

       – Знаешь, Риччи, думаю, что и с Джоном происходило нечто подобное…

       – Да ну!

       – Откуда тогда появилась «Марсельеза», когда мы записывали «Все, что тебе надо – любовь»? А «Человек ниоткуда»? А помнишь, как он требовал от техников найти звук машущих крыльев для записи «Сквозь Вселенную»?  –  с жаром  перечислил он. – О, я помню взгляд, когда Джон впервые в студии пропел  «Земляничные поляны»! Чувствовалось, без Ангела там не обошлось…  И вообще,  с тех времён между нами появилась какая-то недосказанность. Я признался лишь в том, что во сне летал между звезд. Ну нельзя же, в самом деле,  вот так просто выложить, что встречался с Моцартом! Он бы извел насмешками. А сам, видимо, тоже не решался признаться.

       – Да, да, да, – оживился и Ринго, – припоминаю, как здесь, в Беверли Хилз, он  что-то пытался мне втолковать. Говорил, будто специально приехал в Лос–Анджелес, потому что это город ангелов. Мол, надеялся встретить кого-то и вроде встреча уже состоялась. Но все это после дюжины коктейлей. Ты ведь помнишь Джона, пьяным он бывал таким забавным. Да и я тогда не просыхал...

       – Он и в «Дакоте» ждал. Но, видимо, такое случается однажды, – с грустью констатировал Маккартни.

       – А во второй раз приходят другие.  Или кто там у них? – мрачно добавил Старр.

       Желто-зеленая колибри подлетела прямо к столику, на мгновение задержалась возле каждого из сидящих и стремительно исчезла в небесах. Оба, подняв головы, одновременно издали вздох восхищения.

       – Чертовщина какая-то, – проворчал Риччи и нервно отпил глоток  уже теплого сока. – Мне пора собираться,  Барбара заждалась. Завтра хлопотный день…

       – Да, придется снова поработать битлами, – согласился Маккартни.

       – Во сколько летим в Вегас? – спросил Ринго.

       – Я попросил пилота, чтобы самолёт был готов в 8.00.  А  там, как проснемся.


       И закрутила, как прежде, двух постаревших битлов череда нескончаемых встреч, интервью, фотовспышек и странных событий. Лас-Вегас, мегазвездный отель «Мираж», Цирк де Солей, шоу «LOVE» и вечная музыка «Битлз», живущая теперь сама по себе. Они вновь стали героями на празднике собственной молодости и с удовольствием купались в лучах неувядающей славы. «Это посвящается Джону и Джорджу!!!» – кричал в рукоплещущий зал Пол Маккартни. Кто помнит, тот знает. Кто умер, но не забыт, тот бессмертен.

       Отгремела премьера, из пустыни пришла прохлада. Ночью в Лас-Вегасе жизнь только начинается. Публика не спешила расходиться, – площадь между отелем и концертным залом была переполнена. На открытой площадке почетные гости угощались шампанским, город сверкал огнями. Разглядывая прогуливающихся людей, Пол обратил внимание на высоченного афроамериканца с прической под Элвиса. Сильно  кольнуло  сердце, - рядом стояли две фигуры в мундирах с обложки «Сержанта Пэппера». В униформе привиделись до боли знакомые силуэты! Пол поискал глазами верного Ринго. В копошащемся улье приема только Барбара сияла в окружении элегантных мужчин. Он снова сконцентрировался на живописной группке. Антрацитом блестело лицо афроамериканца, остальные, как назло, стояли спиной. Видимо, шло обсуждение костюмов. Человек в желто-зеленом  кителе восхищенно касался  стразов, усыпавших лацканы белого пиджака Элвиса. Но вот тот, в алом мундире с белыми галунами, скрываясь под треуголкой, вроде бы украдкой взглянул на него. От этого короткого движения опять стало нехорошо. В который раз оглянулся в поисках Старра и тут же заметил, – те двое спешно двинулись к зданию отеля. Знакомые походки! Маккартни кинулся к Барбаре, нервно спросил:

       – Где Риччи?

       – Я не знаю, Пол, был где-то здесь.

       Но он уже энергично протискивался сквозь толпу. Серебряными молоточками стучало в висках: если зайдут  внутрь, их не найти! Привстал на носки, – мундиры неумолимо приближались к всепоглощающей пасти казино. Рывок, чья–то спина, – «извините», – шаг в сторону, снова рывок. Кто-то крепко схватил за локоть.

       – Нам не догнать их, – послышался неожиданно твердый голос Ринго. – Давай просто попытаемся рассмотреть.

       Быстро нашли  свободное место и пристально всмотрелись в спины  удалявшейся парочки.

       – Тебе тоже показалось?

       Бывший барабанщик «Битлз» пожал плечами:

       – Может, и показалось…

       – Ну, очень похожи! Осанка, прически…  Жаль, нельзя рассмотреть лиц! – По-мальчишески сокрушался сэр Пол Маккартни.

       – Если это они и почему-то не хотят встречаться, пусть так и будет, – после паузы мудро изрек Ринго Старр.

       Перед входом  те двое остановились возле фигуры, смахивающей на швейцара. Завязалась оживленная беседа. Всмотревшись, Пол сжал плечо друга, – на привратнике была не ливрея, а расшитый золотом бордовый камзол! Грациозно, по-дирижерски  взлетали  кружевные манжеты и время от времени устремлялись в сторону концертного зала. Тот, кто красовался в желто-зеленом кителе, снял очки и беспомощным близоруким взором посмотрел в направлении Пола и Ринго. А через минуту странная троица положила руки друг другу на плечи и, танцуя канкан, шеренгой потянулась к сияющему тоннелю. Человек в алом, не оборачиваясь,  приподнял треуголку  то ли приветствуя, то ли прощаясь. Еще мгновение и разноцветные силуэты растворились в ярких отблесках отеля "Мираж".



       P.S. I Love You      
       Прошло несколько дней. Сэр Пол, добравшись до родного поместья в Восточном Сассексе, вместе с накопившейся корреспонденцией обнаружил необычную посылку. В изящной шкатулке красного дерева в ворохе свежих веток каннабиса покоилась бутылка, закупоренная старинной пробкой из сургуча. На черной этикетке едва золотилось тиснение:


                TOKAJ ASZU   
                1756





Здесь можно увидеть Пола и Ринго, а также Джорджа Мартина за работой уже после распада THE BEATLES, а также услышать "Yesterday" и другие бессмертные баллады сэра Пола.
http://www.youtube.com/watch?v=EXR6RhF6Vn8