CODA
Как в старом культурном анекдоте. Сидит на первом ряду музыкант. Симфония ис-полняется. А дирижёр всё никак и никак не может закончить: всё пилит и пилит, пилит и пилит, пи-лит и пилит: часть за частью, часть за частью, часть за частью. Музыкант не выдерживает и спраши-вает, перегибаясь, на ушко дирижёра: «Уважаемый, а когда будет CODA?» «А, “коды” не будет», – отвечает.
Нет, так быть не должно. “Кода” будет. Вот она. Нет, так нельзя. Конец – вот он… – конец. Вот он!
Сегодня у меня день рождения – 49. 15 июля, самая середина лета, такого пронзитель-но праздничного в этом году, тёплого, ослепительно солнечного, неприлично пляжного. И я был в Церкви в этот день, в нашей. Новый год своей жизни надо начинать так, с Литургии. Так учил нас Жора. Настоятель вернулся… и служил Литургию. Из “отпуска”. Загорелый, он “догуливал” в Ита-лии. Вернулась Наталья Фёдоровна, Мень, наша староста, ктитор. Из Италии тоже. Наверное, была у дочери, внучки. Отдых закончился, завершён. “Рабочая обстановка” – полный Храм. Ждут… Чают… Настоятель говорил, конечно же, о Георгии. О Георгии. О Георгии. Георгий с нами – он успел ВСЁ! ВСЁ! ВСЁ! Мелькнуло что-то похожее на рясу Георгия, послышался его голос. Наверное, такое будет с нами часто, – нужно готовиться, нужно готовиться, нужно готовиться. Чудилось! Его все искали: может он задерживается. «Многие уйдут теперь…» «Куда?» «Никуда, в пустоту, совсем, и не придут больше никуда, как после Меня, отца Александра. Многие перейдут в другие приходы…»
О Георгии, о Георгии, конечно же, говорил настоятель в своей проповеди после Еван-гелия в опять, как и всегда, переполненном нашем Храме: «И вот мы видим в этом отрывке Господь ярко показывает нам, – к чему призван христианин. Мы видим – два дела, главных, которые неустан-но Совершает наш Господь. Без устали и без отдыха он, в общем-то, Совершает два Своих главных дела. Это – Нести Слово Божие людям и Лечить. Нести Слово Божие людям и их Лечить.
Отец Георгий, несмотря на свою немощь, болезненность с самого детства, сумел вы-полнить в своей жизни, жизни христианина, эти два главных дела. И, как! Превозмогая дикие боли, многочисленные болезни, которые носил ещё с самого детства, он зажёг сердца людей Вестью еван-гельской. И не оставлял своё служение в Детской республиканской клинической больнице, как бы ни был занят, как бы ни изнемогал физически, иногда с трудом даже передвигаясь, он опекал своих ма-леньких пациентов. Фотографии их у него всегда располагались в Алтаре: живых и не…
Господь не предлагает нам один из путей. Он говорит нам, что нам важно, ничего не оставлять в своей жизни, как отец Георгий. И, пока у нас – пример этот перед глазами, надо… Да, легче бы было выбрать какой-то один из путей, но, Господь Проповедует и Лечит, давая нам понять, как важна эта связь – Неба и Земли. Как бы, совершается нисхождение Неба на людей через исцеле-ния такие многочисленные и чудесные.
Вот и отец Георгий в своей жизни… Нужно благодарить Господа, что Он послал нам в жизни встречу с таким человеком… каким был отец Георгий. Отец Георгий…»
Я не исповедуюсь: хочу, чтоб подольше хватило той, георгиевской, исповеди, чтоб она подольше сохраняла свою действенность, подольше… подольше… подольше… по…
Я оглядываюсь: уже мало в Храме своих, Георгиевых – оно и понятно – его-то нет. Нет. Нет. Из Георгиевых – молодые повеселее: «Ну он же всё равно с нами»; «Ну он же здесь, всё равно»; «Ну мы же не расстались»; «Теперь надо молиться, чтобы у него там, наверху, всё хорошо было»; «Что ж, будем чуть собраннее, меньше плакаться»; «Каждый должен взять на себя что-то его»; «Хватит относиться к батюшке, как к… подошёл и…»; «Батюшка – не жилетка, пора отвыкать»; «Ну! пора повзрослеть, наконец»; «Надо “вырастать” из себя, как он говорил. Надо…»; «Ну, мы, вро-де, об этом говорили уже… похоронили…»
Вижу, как тяжело пожилым. Останавливаю и целую двух старушек-близнецов, верных таких Георгиевских:
– Такая утрата! Такая утрата! Такая утрата! Всё прям!.. И – главное, чем дальше, тем больше: такая пустота! такая пустота! такая пустота! Пустота! Пустота! Так тяжело! Так тяжело! Так тяжело! Ну! Как мы будем жить теперь? Такая… Такая…
Наталья Израилевна, Тимкина мама (Тимка – Ленин ученик, сейчас известный скри-пач):
– Невыносимо прямо!.. Тимка совсем прям!.. Такой прям!.. Весь! Весь прям… Не знаю, что и делать? И, ведь главное, чем дальше, тем больше… чем дальше, тем глубже мы будем ощущать, что его нет. Непереносимо! Невыносимо прям: тяжело… тяжело… Не знаю, что делать? Не знаю, что делать? И…
Нина, его, Георгия, верная спутница (та, что постарше, у него было их две):
– Ничего не чувствую. Ничего не чувствую. Не знаю. Не зная. Не чувствую ничего. Не чувствую ничего. Ничего… Ничего…
– Пусто! Пусто! Пусто! Пусто! Пусто без него! А пусто как-то. И это чувствуется… чувствуется… чувствуется… И – чем дальше, тем пустота эта зиять будет всё страшнее… страш-нее… без него, без него, ….
Вот и CODA, кода. Вот и итог. Пусто. Пусто. И я не знаю, что с этим делать, не знаю, не знаю. Вот эти “в возрасте”, пожилые, невзрачные его прихожанки… Теперь я понимаю… Может, я один такой? Нет – они… они… Георгиевы… Им тоже, как и мне – невыносимо, непереносимо, не-возможно. И они, как и я, тоже не знают, что делать? что делать? с собой? с этим? вообще...
Эта книга – о боли! о боли! О боли расставания! О непереносимой боли расставания! О том, как я увидел, что, не всем дано испытать, не всем дано пережить и переживать. И это тоже был ДАР, дар этой любви к Георгию и всему, что он так щедро нам открыл, лечив наши души и пропове-дуя СЛОВО БОЖИЕ, Слово Божие. Которым и жил. “Радуйтесь! Радуйтесь”, – были слова его в письме. – “Радость – дар. Радость нельзя купить ни за какие деньги! Радость! – то, что дарует нам Господь!” “И теперь, когда, я не могу встать с постели, оторвать голову от подушки, особенно остро ощущаешь, что значит ``ВОСКРЕСЕНИЕ ГОСПОДНЕ``”.
“Смерть, где твоё жало? Ад, где твоя победа?” ``До победы ещё очень, очень, очень далеко, очень далеко, очень далеко, Апостол Павел``, – хочется возразить ему. И смерть – всё ещё жалит!.. жалит!.. жалит!.. И, до победы, до победы ещё очень, очень, очень далеко. Далеко. Она будет, обязательно… обязательно… Будет! Будет! Будет! И мы возьмём и этот последний оплот и бастион, не подвластный нам. А, сейчас, пока: “Свет во тьме светит.. И тьма не объяла его”. Ни мы их, ни они нас – пока так. Но, “Свет во тьме светит.. И тьма не объяла его ”. Ни мы их, ни они нас. Ни мы их, ни они нас. Это были великие дни. Тяжёлые, но великие. Очень тяжёлые. Но… великая школа любви, любви, раскрыла перед нами страницы свои. Горе… Не стало катарсисом. Очищени-ем. “Безвременно ушедший”, – так помянул отца Георгия наш настоятель, отец Александр Борисов, поседевший совсем. Белый весь. В золоте и чистейших одеждах. Будет и 40 дней, 30-го июля, и день рождения Георгия – 4-ое августа. Это – наш день. Он любил его. И всегда служил Литургию в этот день. Мы приходили с подарками, с цветами, с конфетами, пакетами, сумками, свёртками, передача-ми всяческими для него… ему передавали всё! все! «Детям! Детям! Детям! Что ж вы делаете?» – улыбался он… Теперь этого не будет – уже. Никогда. Никогда. Никогда. Пусто!.. Пусто!.. Пусто!.. И я не знаю, что с этим делать, не знаю… Не знаю. Совсем не знаю. Ну совсем не знаю! Пусто. Пусто.
В этот день, 4-го августа, мы всегда и прощались с ним – он уходил в отпуск. (Вот те-бе и “отпуск”!) И мы уже следили по “устному телефону” – где он? как ему? Вдруг появлялся не-ожиданно: «Я не могу без вас, без Литургии. Я заболеваю сразу… Разве у священника бывает от-пуск? Должен быть?.. Я служил и там, где остановился, в Подмосковье, в сельских Храмах. Разве можно жить без Литургии, без вас? Вы ведь все мне такие дорогие…»
Мы всегда тяжело переживаем лето: сначала уходит Борисов в отпуск, потом Жора. Терпим как-то… Пока все соберутся… Начало церковного года – сентябрь, когда все, наконец, съез-жаются, – всегда радостно, празднично.
Однажды мы так не хотели отпускать Жору в отпуск, что… И он тоже не хотел… Мы думали всё время о нём. Пошёл слух: Жора ехал и упал с велосипеда на даче и решил, что это ЗНАК – пора возвращаться… “То-то” – поговаривали мы не без радости, обмениваясь такой информацией: Жора едет к нам, возвращается, не может без нас, то-то, без Литургии, без служения… Радостно! ожидали встречи, и – он появился – служил! “То-то”, – без нас-то. Улыбались, смеялись. Что это бы-ло? Эта была жизнь, наполненная СМЫСЛОМ, любовью, взаимностью, тем, без чего не живут на Земле люди, без чего их жизнь на Земле – бессмысленна, бессмысленна.
Меня не будет на этих датах. Всё кончено. Мы уезжаем. И никто больше не благосло-вит нас в дальнюю дорогу, как это делал дорогой наш Жора, будто пролетая все города, страны, кон-тиненты, где мы с Леной должны были побывать. Будто сам – летел… С нами – на какой-то сверхко-мете, комете сочувствия и понимания. «Нет, без заграницы нельзя. Нет, без заграницы нельзя. Но… надо возвращаться, надо возвращаться… Да. Да. Надо возвращаться… И мне – тяжело. Очень… Но, надо… Ну, с Богом! Лена, Артём…» И целовал на прощанье. Нас обоих, прижимая к себе мощными руками. «Как я люблю! Как я люблю! когда вы вместе, вот так – вместе! Благословляю! Поезжайте! Надо, конечно, видеть мир, путешествовать! Надо, конечно… Как я люблю вас… Я вас очень люб-лю… Вместе… Передайте привет моей любимой стране, самой лучшей стране на ЗЕМЛЕ – Италии, я люблю её очень, это моя любимая страна, лучшая страна… Земли. Пост? Какой пост? Вы едете туда, где пост уже закончился по Григорианскому календарю». И он смеялся над нами, не умеющими счи-тать, с кислыми своими ликами.
Тяжёлые дни. Очень тяжёлые. Тяжёлые эти четырнадцать “остановок пути”. Никогда не думал, что так непереносимо буду это переносить. Они были очень важными, важными, значимы-ми, значительными. Для нас. Мы увидели… И – Жора, перебирающий “как бусины” на чётках наши имена, как молитвы прощальные, прощальные. «Что уносит человек с собой, туда? Откуда нет воз-врата. Лишь отношения человеческие, человеческие… И перебирает – имена, имена, имена близких – как главное сокровище, что приобрёл здесь, на земле. Имена близких, близких имена… то, что оста-ётся».
Так он и вошёл – в вечность – с именами близких, тех, кого оставлял на Земле.
Его встречали, конечно же, конечно, встречали те, кто его так любил, и любит. И жда-ли уже… давно, наверное… Господь – Первый, Первенец из мёртвых…
Он был святой, святой. Господь даровал нам его. Встречу эту. С ним. CODA.
Ну, а теперь, всё по порядку…
Всё. Эта книга – выплеск, и, можно было бы взять тексты, точные цитаты, расшиф-ровки, аудиозаписи (благо, всё теперь есть, доступно), но, я написал так, как говорят художники про свои произведения: “я так вижу ”. Но, и в них, в “точных” цитатах – неправда; в “точных” цитатах – неправда: нет живого Георгия, живого… Да: сгладят, поредактируют, уточнят… Огонь – уйдёт, уй-дёт. Уйдёт живой! человек. Уйдёт… А, это был человек пламени, человек пламенеющего слова и раскалённой до боли веры. Вот. Я напишу что-то другое. И о себе, конечно, и о близких, не только о Георгии. Потому, что мы неразделимы. Нет – не разделимы. Наша жизнь – сплелась в удивительный орнамент, пестрящий образами и деталями. Я напишу, напишу ещё, что-то без этого тока боли, быть может, может быть.
Друг наш дорогой, “один из нас”, один из нас…
Прощай.
Ну.
А теперь всё по порядку…
22.06.2007 – 17.07.2007
Артём Киракосов
VIA CRUCIS
КРЕСТНЫЙ ПУТЬ
Светлой Памяти Священника Георгия Чистякова
04.08.1953 – 22.06.2007