3.
II
23.06.2007
16:00 – 17:00
Зашёл в Храм. Тишина! И – фотография отца Георгия. “Последняя”… Странно! Как? “пос…” А, что же случилось?..
Пусто. Без него. Девушка в Храме, у Креста. Вырезанного и расписанного (известным скульптором и художником Дмитрием Шаховским – это знают не многие в нашем приходе/храме. Красивый Крест, если можно так сказать, – “ПОКЛОННЫЙ”…). «Читает молитвы». Вычитывает. Чуть приклоняясь. В такт – себе самой! ритму!.. О “новопреставленном”, наверное. Красивая. Строй-ная. (Георгий мне всегда не доверял, когда я беседовал – о чём-либо в Церкви с девушками [а деву-шек всегда было много], с прихожанками его – да, всё равно, о чём: пытался помочь, чем мог, пред-лагал подвезти, поднести, проводить… ну и т.д. Стрелял глазами в меня строго он [Почему не дове-рял? Был повод разве? Или?.. уж?..]: сам-то [он, Георгий] гарцевал между ними – наездник храбрый.
“Мой мушкетёр”, – я его называл [для себя]. А, где же шпага? Очень она бы подошла к его облачению. Священническому. Православному. Яркому такому. Праздничному. А он – красив был – всегда, Георгий! Мне казалось, – почти мушкетёрскому [облачению], с крестами даже. Широ-кими, праздничными, яркими. – Алла Смирнова всё шила сама: голубой! золото! алый! пурпур! и бе-лый с травяным! А? – И причёска (длинные красивые русотёмные волосы до плеч [“каре” такое-эдакое]) – напоминала… Он встряхивал головой, забрасывая шевелюру куда-то, глубоко назад – ну вылитый Д`Артаньян! [Армянин, как и я, вот и, – чувствовал! ревновал!] Бородка офицерская, корот-ко стриженная, усы! И – по-французски хорошо… читает! [Стихи это? речь?])
«Держись! Держись! Только держись! Держись! мушкетёр! Я прошу тебя! Держись только! мой мушкетёр», – повторял себе… я себе, про себя. Когда он стоял в глубине Алтаря. А я – напротив. В главном нефе. И мы смотрели, – через всё, друг напротив друга, – друг другу в глаза. Двери он открывал (“Царские Врата”): он любил так. Начальства-то не было: все свои на службе, – родные! близкие (“георгиевские”). Это было по пятницам. Это был его день. Почти, как “банный”. Очищение от… Отмывались будто. Мы. От… Себя самих, что ли?.. Он служил по пятницам. Мы… Мы все это знали; и собирались. По пятницам. “Банный” день, “георгиевский”. Служил он для нас, как он говорил. – Чуть покороче, чуть побыстрее, чуть веселее. Для нас, чтобы. Он щадил нас, жалел: чтоб не утомлялись. И – искренне! порывисто! – Огнём Небесным Жёг! Жёг! Огнём Небесным! Опа-ляя грех! Наш. Раскрыв Врата! Сердце! Своё! – нам, Богу навстречу! (Так служили раньше – с откры-тыми Вратами Царскими, сердцем горевшим: любовью и верой! К человеку! и к Богу! В человека! и в Бога! Первые христиане стояли вокруг Престола все вместе! – с пастырем: Царские Врата появились много позже, отсоединяя Алтарь от главного нефа, клириков от мирян.)
«Держись! Держись! держись, держись, держись, мой мушкетёр!» – и это была моя молитва! Слышал ли он? её? В “Новый год”, 31-го декабря и 1-го января, он всегда служил. Эти дни и даты – были его. Это были его даты. И дни. Не любил “гражданские праздники”. «“Новый год” хо-рошо встречать Литургией; и правильно – встречать Литургией!» 31-го и 1-го собирались “свои”, “ге-оргиевы”, “георгиевские”… все! Целовались, поздравляли друг друга! Радостно было! Человек сто – двести “набегало”. После – всегда – ждали открытия кафе… (Утро.) Снег. Пустая, тихая Москва. По-сле… Радостное общение! А – мы и любим друг друга! – и – дорожим друг другом! Сейчас! (И.) Все-гда! так было! у нас! между нами, “георгиевскими”, “георгиевыми”.
… Такая красивая девушка могла молится только о отце Георгии.
… Только такая красивая девушка и могла молиться о отце Георгии. Одна, в пустом Храме. В этот раскалённый солнечный субботний день. В тишине. (ПредВоскресения день. В пред-воскресный день. Перед Воскресением день.) О нашем Георгии. О нашем отце Георгии. Только такой чистой и светлой девушке и можно было доверить в этот день стоять у Креста нашего Святого Дмит-рия Шаховского…
Пусто! Пусто! без них! – наших святых! – И настоятель Храма отец Александр Бори-сов тоже в от…
«В связи с… Настоятель Храма святых бессребреников Космы и Дамиана в Шубине протоиерей Александр Борисов возвращается из…»
Пусто! Пусто! без этих двух великих наших… апостолов-батюшек! Наших! Для нас! (Из нас! – из своих!) И!..
И! – цветы под фотографией Георгия. Последней! Последней! действительно… Даты жизни! – смерти даты! У. Пусто. Солнце. Солнечно.
И он смотрит! Солнечно! Загадочно! Будто знает, сколько ему! отпущено! сроком! уже!.. Будто!.. чувствует!.. – и! – смотрит! – последняя!!! На нас. – Из Вечности, как бы, уже! уже! уже! Пора ему! как бы, “собираться” в “дорогу”. Отсюда. Бедный! Бедный наш Жора! От нас! От… Хоть бы пожить ещё. Ему. Ну, хоть бы – чуть! День хоть! Час! Ми… ну… ту…
Чтобы без боли. Без нас, хоть! – обузы этой! Без этой, – боли! (рак мозга) – уносящей его в бездну! от нас! Чтобы, хоть, “как у людей”. Для себя хоть. Час! – без боли! чтоб!.. Да, в конце концов, чтоб – просто – за этой гранью, за которой – … То, что мы не хотим произносить. То, во что мы не верим. То, что было уже, – однажды и навсегда, – побеждено! То, что опять стоит перед нами! То. – …
О, Боже!! О, Боже!!