Абрамцево - любовь и боль мои...

Артём Киракосов
http://foto.mail.ru/mail/artemkirakosov58/1203/





Артём Киракосов

АБРАМЦЕВО – ЛЮБОВЬ И БОЛЬ МОИ…


фотоматериалы: весна 2005 – 2006 весна






Любовь и боль мои…
Я пришёл в Музей в конце девяностого, осенью поздней. Дима Сыров, мой друг по Училищу («ПЯТАЧОК», 1905-го года, художественное) пригласил меня играть в музейном театре, им тогда созданном, пьесу Мамонтова «Аленький цветочек», кажется. Как актёра. Показал на рамы, на вываливающиеся картины из них; «устроит такая работа?» – спросил. «Да», – я сказал. Через год я уже готовил к выставке в Третьяковке Квоста (импрессионист, купленный Мамонтовым в Париже [?]), Коровина, Репина. В мастерских Грабаря, со Светланой Васильевной Близнюковой, моим первым педагогом по реставрации…
В этот короткий фотоочерк вошли и брендовые места: фасад главного дома (на свету, солнечном, под ветвями трёхсотлетнего дуба – через…), Церковь Спаса Нерукотворного, рук творения Васнецовых, Нестерова, Поленова, Репина (и жены его), Елизаветы Григорьевны – жены – и Всеволода – сына – Мамонтовых, Неврева, Антокольского, Врубеля, Елены Дмитриевны Поленовой, замечательных мастеров абрамцевской столярной и гончарной мастерских, знаменитые мостки над Ворей, «нижними» её прудами, и небрендовые: улица «Музейная», разбитая вдрызг! и «Культурный посёлок», так называемый! разбитый! вдрызг, там, где мы и жили и работали в мастерских (остатки столярных, гончарных, резчицких и иных ещё мастерских, построенных Мамонтовым для обучения ещё окрестных хотьковских и абрамцевских ребятишек). Это: моё второе пришествие. Первый раз я был изгнан за статью «Богатей Михалыч и бедное Абрамцево» в день развески своей персональной выставки в ЦДХ. Ольгой Ивановной, главным хранителем тогдашним (умерла!..). «Салтычиха», я её называл… Во второй – на следующий день после короткого телефонного интервью «Абрамцево нужно спасать», данного мною сергиево-посадской газете «ВПЕРЁД» новым директором – Пентковским, «пеньком», как его а Абрамцево все называют. (Хранитель [главный, кстати] – Мохова.) Только мхи и пни, в прямом смысле – не переносном, останутся (скоро!) от этих двух последних управил Абрамцева! Мхи и пни! – в память их бездарного пребывания и особого разбойного поведения (сверх!варварского даже по отношению к правлению «Ивана», Ивана Рыбакова, пропившего и разворовавшего – не всё! но, что можно, «если осторожно», как говорят… говорится…). Наше бедное Абрамцево! да, как и страна, да, как и мир весь – шире если – в руках воротил, бездарных, жадных, злобно-мстительных, ненасытно алчных до власти над людьми и территориями, богатствами: «движимыми» и «недвижимыми», как говорят у нас в музейном деле. Катастрофа! – я одним словом определяю это так!
Того, что на моих фотографиях – уже нет! Через два года правления «пня»! Дно «Верхнего» пруда срыто экскаватором, «Пололкин» пруд перекачен в «Верхний», чтобы держалась вода! Вода уходит! – дна-то нет! Плотина над Ворей открыта! – река ушла! Мостки обнажились! На метр где-то!.. Открыв прощелины в трубах (музейной) канализации… идущёй «открытым» способом в Ворю! в Ворю!.. О Боже!.. Над могилой Саввы Ивановича – плесень в два кулака – в Часовне-усыпальнице!.. Боже! Ты – в руках бездырей! Врагов и бездырей! – моё Абрамцево… В магазине, продуктовом, напротив, встречаю «Ивана», бывшего нашего. Сейчас, как впрочем и тогда, – попивает. Запивает «горе»-увольнение своё: водкой… И открытое против него уголовное дело: за растрату и расхищение, ведение реставрационных работ без документации – с тех пор, кстати: всмотрись: «Главный дом» – это «Иван», его рук дело – растаскивание единственной в Подмосковье деревянной усадьбы ХVIII-го века! Гое заливает! своё… Водкой! Водкой! «Сердце!..» «Не поправишь!..» Приступ сердечный его хватил в ожидании суда!.. над ним… Заслуженный работник… Ни одного нарекания за, почти что, тридцать лет.
Ох! злой я что ли? Говорят…
И другие два персонажа (самые яркие, на мой взгляд) изображены, – мои большие друганы и кореша: Алексей Иваныч и Вильямс Алексеич. Ничего плохого, как и хорошего, впрочем, не скажу в этот раз, пусть будет всё как есть. (Впрочем, на «картинках»-то – всё ясно! и так. Моё отношение!.. к этим экспонатам нашего музея – верно добавляют, что «заповедника». Эй! где там формалин?) И бабушки! Спящие под шедерами Кончаловского, Фалька, Машкова, Удальцовой, Рождественского, моего любимого…
«Улица Музейная»… То, что от неё осталось… Как мы жили: ели-пили/спали-работали… Боже!.. Это Абрамцево..? Радость умирания!.. Гнилости запах!.. Аромат приближения краха!.. Поэзия помоев!..
Дорогие мне девушки ассоциируются с Венерами, рухнувшими… с постаментов… голубых… Была жизнь!.. И какая!..
Я уходил в леса…
С лучшими из них… С самыми лучшими из них… С самыми достойными и красивыми…
Внутри пели песни… Писались стихи… В блокнот и сердце… Писались песни… стихи… Пелось! Дышалось! Любилось! Весна… (Сейчас другая… Весна… Горькая…)
За водой… На родник… На Яснушку… По берегу Вори… В дубовую рощу…
Наши девушки были самыми-самыми! красивыми, статными, певуньями…
Что сталось с ними!? С нами!? Со всеми!? Его величество – $ – наступает. (Подсоединилось – € – нео… Другие валюты…)
Мы жили и работали!.. Может быть, мы были моложе… Может быть… Может быть, но сердце болело всегда! всегда! всегда! Сражались всегда! За наше Абрамцево!
Сейчас!.. Ненависть и боль – душат! душат! Как при резне армянской! турками и азербайджанцами! Как при резне – по русской культуре нынче!
Пни и мхи, пни и мхи – только останутся скоро от нашего Музея – в память их ужасающих управителей нынешних: Моховой («Главного хранителя»), Пентковского («Директора»).
Я протестую!.. Зову к оружию. (Точка.) Боже!!! Помоги нам!!! Помоги нам, Ты!!! Сам – владелец судеб Земли.
Весна… Весна кровавая… По русской культуре! Плачь! Плачь! Плачь!
По нашему Абрамцево – плачь!.. плачь!.. плачь!..



*** весна 2005 – 2007 весна *** апрель 10 & 11 @ 2007