С Юлькой я познакомился давно. Еще до своего рождения. Как такое может быть, спросите? Прежде познакомились наши отцы. Мой дед был военным. Вот его и помотало по стране, из конца в конец. А вместе с ним и мой отец всю страну изъездил. Девять разных школ сменил за десять лет учебы. До ровного счета совсем немного не дотянул. Отца этот факт потом даже немного расстраивал.
С будущим отцом Юльки мой отец познакомился в восьмом классе. Как обычно в сентябре он пришел в новую школу, в новый класс.
- Здравствуйте,– сказал он.
- Ну, здорова,– ответил будущий Юлькин папаша.
В первый же день они подрались. С этого и началось их знакомство. После этого они стали друзьями, что называется «не разлей вода». Школа, в которой отец встретился с Юлькиным отцом, была девятой, последней, по счету. Перед выпускным оба решили идти по стопам по моего деда и поступили в танковое училище. Перед самым окончанием военного училища наши отцы познакомились с нашими матерями. Они тоже были подругами. Дружили в первого класса. С этого то момента и начинается моя и Юлькина история.
Девять месяцев спустя получения нашими отцами офицерских погон с разницей в два дня родились мы с Юлькой. Юлька родилась позже меня ровно на тридцать три часа, и я по праву считался старшим и всегда был чуть-чуть впереди Юльки. Даже плакать я начинал первым. Юлька сначала удивленно на меня смотрела и, выждав паузу, сама начинала реветь в полный голос. После этого я почти сразу же успокаивался, а Юлька продолжала голосить еще минут десять. Мы и болели друг за другом. Вот только Юлька болела всегда в два раза дольше, чем я. Если ангина, то у Юльки непременно с осложнениями. От ветрянки я избавлялся в положенные три недели, Юлька ходила обмазанная зеленкой с головы до пят почти два месяца.
Потом армейские пути-дороги развели наших отцов на долгих восемь лет. И только накануне восьмого класса мы с Юлькой встретились снова. Отцы долго с глазу на глаз толковали о службе. Много курили и еще больше пили. Матери хвастались друг перед другом нажитым за эти годы скарбом, приобретенными болячками и прочими радостями кочевой жизни. А Юлька все это время истязала меня рассказами о своей артистической карьере. Я подражал Станиславскому и поначалу благородно отмалчивался.
Юлька поведала мне как в предыдущей школе она ходила в театральный кружок. Как читала стихотворение Лебедева-Кумача на городском конкурсе школьной самодеятельности.
- Ильфа и Петрова знаю. А кто это такие Лебедев и Кумач?
Потом Юлька разыграла передо мной в лицах сцену казни молодогвардейцев.
- Вообще-то, я хотела играть Любку Шевцову. Но мне сказали цвет волос не тот.– Волосы у Юльки были длинные, до пояса, и черные как смоль. Ей бы цыганку играть. Но в «Молодой Гвардии» цыганок не было. По мнению Юлькиной матери именно волосы являются наиболее притягательными для потенциальных женихов. «Все остальное подделать можно, настоящие волосы ничем не заменишь», - любила она приговаривать, расчесывая Юлькины волосы. - Вот и пришлось играть старуху, которая приносит молодогвардейцам пирожки в тюрьму. Но старуху туда не пускают и выгоняют.
- А пирожки с чем были? – спросил я. Юлька моей издевки не поняла. Она жила театром. Она его боготворила. Театр был ее религией.
- А у вас в школе есть театральный кружок? – спросила Юлька, прервав рассказ о героической сцене казни молодогвардейцев.
- Аха. Аж два.
- Да ну? – Юлькиному восторгу не было предела.
- В одном репетируют спектакль «Путешествие слона по заднице таракана», а в другом… Юлька, у тебя классные сиськи.
Сиськи у Юльки были выдающиеся. В буквальном понимании этого слова. Если Юлька выходит из-за угла, то сначала появляется Юлькина грудь. И только потом, минуты через две, сама Юлька. Каждая Юлькина грудь была величиной с хороший арбуз. Да и весом наверное тоже. Как она их носила при своем то росте, для меня до сих пор загадка. Юлька роста была «метр с волосами». Я в восьмом классе тоже не отличался особой статью, но даже при таких раскладах Юлька была мне по плечо.
Юлька на меня тогда крепко обиделась. Целый год со мной не разговаривала. Хотя, и учились мы с ней в одном классе и жили в одном доме и родители наши собирались вместе едва ли не каждую неделю. Юлька такие семейные посиделки игнорировала, всегда говорила, что у нее репетиция в самодеятельном театре.
- Юлька моя просто спит и видит себя артисткой, – любила повторять на этих посиделках Юлькина мама. – Будем после десятого класса поступать в театральный.
- Как замечательно, - вторила Юлькиной моя мать. – Нашел же ведь человек свое призвание. А наш лоботряс до сих пор ничего не решил. Вот вчера еще трояк по физике притащил. – Последнее было сказано таким тоном, будто я притащил домой не тройку, а голову профессора Доуэля.
Юлькина маман укоризненно качала головой и продолжала:
- Мы, конечно, понимаем, что Юленьке будет тяжело поступить в театральный, но Валя (Юлькин папа – авт.) уже нашел знакомых в Москве. Так что, где жить Юленьке на первых порах есть.
- Как замечательно, - повторяла моя мать. – И главное, как Юля старается. Каждый день на репетициях. И по школьным предметам у нее все хорошо. А у нашего лоботряса ко всему прочему еще и по химии двойка за лабораторную.
- Подумаешь, реактивы перепутал, - равнодушно заметил я. – А Юльку все равно в театральный не возьмут…
- Это почему же еще? - возмутилась Юлькина мамаша.
- …актрисы такими не бывают. От вершка два вершка и сиськи больше чем голова.
После этого на меня обиделась уже Юлькина мать. Со мной она не разговаривала до выпускного вечера в десятом классе.
В театральный Юлька не поступила. Три года она безуспешно пыталась это сделать. Даже Юлькина мать и та разуверилась в успехе предприятия. Театральная сцена решительно не хотела принимать Юльку в свои объятия. Вдоволь наплакавшись, Юлька вместе матерью отнесла документы на юридический факультет в местном университете. Именно на тот факультет, на котором учился я. В тот год я как раз и перестал учиться на юридическом факультете. Временно. После второго курса призвали служить в армию.
Я не сопротивлялся. Отец тоже.
- Я больше тридцати лет армии отдал, - говорил отец. – Так почему мой сын не может отдать своей Родине всего два года?
Как ни просила мать, как ни стращала отца страшным словом «дедовщина», отец был неумолим.
- Все служат и он послужит.
В ситуации с армией меня огорчало не это. Огорчало совершенно другое. По возвращении мне предстояло учиться на одном курсе с Юлькой. Я ушел служить весной, сразу после второго курса. В этот же год осенью поступила Юлька. Наша с Юлькой встреча на одном курсе была также неизбежна как «дембель».
В своих письмах по этому поводу Юлька выражала массу восторгов. Она почему-то считала меня маститым, уже состоявшимся юристом. Как мог я старался переубедить Юльку. Но она была непреклонна:
«…Ты должен обязательно мне помогать постигать науку юриспруденции. Она такая сложная. Я в ней ничего не понимаю. Я даже не понимаю, как я буду работать на этом поприще после окончания института. Одно только радует – в институте замечательный самодеятельный театр. Я от него в восторге. Мы много репетируем. Скоро будем ставить Шекспира. Правда, до сих пор не знаю какого?»
Можно подумать, этих Шекспиров у нас как собак не резанных.
«Но одну большую роль я уже сыграла. Месяц назад была премьера. Мы ставили пьесу Леонида Филатова, это актер такой, он иногда пишет пьесы, «Про Федота-стрельца, удалого молодца». Так, вот у меня была очень большая роль. Я ИГРАЛА БАБУ-ЯГУ!!!
«За жару ли, за пургу,
Все бранят меня, каргу, -
А во мне вреда не больше,
Чем в ромашке на лугу!
Ну, случайно, ну шутя
Сбилась с верного путя!
Дак ведь я – дитя природы,
Хоть дурное, но – дитя!»
Правда, здорово? Мне, конечно, предлагали роль Маруси, но ты же знаешь, как тяжело учиться на первом курсе?»
Хотя, я уверен, что причина была все-таки в другом.
«Я отказалась и поэтому взяла себе роль Бабы-Яги. Она маленькая, но характерная. У меня здорово получилось. Наш режиссер обещал, что в следующем спектакле у меня обязательно будет такая же характерная роль».
Как я и предполагал после «дембеля» я оказался в одной группе с Юлькой. До получения диплома я был обречен слушать ее рассказы об их театре, обо всех ее ролях, бывать на премьерах, а иногда даже на репетициях.
- Ты обязательно должен посмотреть на меня в процессе репетиций, - всякий раз убеждала меня Юлька. - У режиссера и его помощников давно глаз «замылился». Они не видят очевидного. А ты человек свежий и сразу сможешь мне подсказать что и где не так. Только смотри внимательно.
И я смотрел. Слушал. К последнему курсу я стал завзятым театралом. Не пропускал ни одной премьеры нашего самодеятельного театра. Не по своей, конечно, воле. Более того, Юлька таскала меня на все премьеры театра областного. Все приезжие театры тоже не уходили от цепкого взгляда новоявленного театрального критика.
- Это было так прекрасно! – Юлькиному восторгу не было предела. – Как играл Ширвиндт. Ах! Державин тоже был хорош. Играл просто бесподобно.
- А что там играть? – возражал я. – Ходил по сцене и Ваньку валял.
- Ну, не скажи. Ваньку тоже надо суметь свалять.
- Аха, - говорю. – Лучше бы они валенки валяли. Пользы больше было бы, - в разговорах о театре я всегда старался позлить Юльку. Говорил ей либо глупости, либо невпопад.
- Как ты можешь так говорить о людях искусства? Они выше всего этого. Они выше валенок и тапок…
- Босиком что ли ходят? Я не заметил.
- …выше всей этой обыденности. Выше всех страстей. Они парят над этим миром. Они люди искусства.
- Слушай, Юлька. Я хоть и хожу по земле, а не парю над землей как некоторые, но все-таки, знаешь, что я тебе скажу?
- Что? – Юлька остановилась и посмотрела мне в глаза. Такая же невысокая. Я бы сказал даже маленькая. Теперь она была мне ниже чем «по грудь». Ее же роскошная грудь, с годами она стала еще роскошней и увесистей, сами понимаете, на каком уровне находилась – чуть меньше метра ниже уровня моих глаз.
«Черт возьми, ну что ей сказать? Человек ждет от меня совета, а я ровным счетом ничего ей говорить и не собирался. Ну, разве что, какую-нибудь глупость…»
- Замуж тебе Юлька пора.
- Зачем это? Мне и с тобой неплохо, - произнесла Юлька совершенно искренне.
«Час от часу не легче! Господи, чем же я перед тобой провинился?»
- Я тебе не муж. Женится на тебе - не собираюсь. И впредь не соберусь. – Юлька продолжала хранить невозмутимое, почти олимпийское, спокойствие. – Так что будет лучше для всех, для тебя и для меня, найди себе мужа, который бы после двух таких театральных экзекуций взял тебя за твои шикарные волосы и оттаскал, как следует. Что б ты о своем театре забыла раз и навсегда.
Волосы у Юльки были роскошные. Она их не стригла, наверное, с рождения. Черные как смоль. Густые, как августовский туман и длинные как дорога домой. Волосы были Юлькиной гордостью. Волосы для Юльки были как очки для очкарика – тронул - враг на всю оставшуюся жизнь. Получается, я одним махом задел сразу две Юлькиных святыни – волосы и театр.
Юлька на меня обиделась. Надолго. Не замечала меня вплоть до окончания института. Мы получили дипломы. Начали работать. Юлька в милиции, я в прокуратуре (я же говорил, что я как старший брат?). Сначала звание получал я. Потом она. И так продолжалось в течение десяти лет. Юлька в течение всего этого времени даже не звонила. Я уж было обрадовался, думал, замуж вышла, нарожала кучу детишек, о театре забыла. Сам я за это время успел жениться. Через год развелся. Попытался жениться еще раз, но вовремя одумался. Поэтому вечера чаще просиживал на работе. Или ходил в пивную-бильярдную.
В один из таких вечеров, когда я только начал размышлять, куда мне пойти – в бильярдную или просто пива попить – позвонила Юлька. Такого восторга в ее голосе я не слышал со времен ее в роли Бабы-Яги.
- Привет! Ты должен это видеть! Обязательно! Завтра у меня премьера. Ты должен на ней быть.
- Какая премьера? – не понял я.
Юлька искренне возмутилась:
- Завтра в нашем областном премьера, - Юлька выдержала почти театральную паузу. – Я участвую! В одной из главных ролей. – Сказала она торжественно и дальше, судя по звукам, слышимым в трубке, Юлька начала прыгать, хлопать в ладоши и визжать одновременно
- Поздравляю, - промямлил я.
- Потом. Цветы и поздравления после премьеры. Поэтому, - в голосе Юльки появились железные нотки. – Завтра в без десяти семь ты должен быть у областного театра. Я тебя встречу и проведу в зал.
Только-только я хотел сказать, что никому и ничего не должен, а завтра меня ждут неотложные дела в бильярдной в трубке раздались короткие гудки. В сердцах я бросил трубку. Завтрашний, традиционный бильярд с пивом накрывался «театральным занавесом». Я обреченно рухнул на диван. Щелкнул телевизионным пультом. В телевизоре томным голосом некто самозабвенно рассказывал о театре. По другому каналу шел псевдо-капустник «Театр + ТВ». На третьем по счету канале была рекламная пауза – балерина накручивала фуэте на театральной сцене. Силы меня покинули:
- Это судьба, – простонал я. – Театр – это мой крест.
У театра меня встретила Юлька. Она сияла. Нет, она сияла как маленькое солнышко от переполнявшей ее радости. Такая же маленькая. Такая же пышногрудая. Полная творческого напора. Глаза горят. Брови вразлет. На голове черная бандана с черепами.
- Привет, - буркнул я. – Что это у тебя черепа вместо волос?
Юлька неопределенно махнула рукой и потащила меня к театральному крыльцу.
Поздоровавшейся билетерше Юлька бросила:
- Этот со мной, - я отказывался что-либо понимать. Мы остановились посреди вестибюля. – Подожди минутку. Сейчас я найду куда тебя усадить, - Юлька исчезла в толпе зрителей.
Минут десять я стоял и разглядывал эту разношерстную театральную публику. Ничего интересного в этом сборище я не нашел. Разве что говорили все шепотом. Будто не на премьеру собрались, а на тайную маевку.
Прибежала Юлька и отвела меня в ложу по правую сторону от сцены.
- Сиди здесь и ни к кому не приставай, - и снова исчезла.
Вернулась она сразу же после начала спектакля.
- А ты, почему не на сцене? – поинтересовался я.
- Мой выход во втором акте. Сиди и смотри.
Сижу. Смотрю. Понимаю, что ничего не понимаю. По сцене ходят персонажи позапрошлого века. Рассуждают о векселях и великой русской идее. Одновременно кто-то страдает от безответной любви. Изредка сидят за столом. Едят. Поймал себя на мысли - перед походом в театр не успел поужинать. С нетерпением жду антракта.
- А во втором акте придут цыгане, - горячо шепчет Юлька.
- А здесь буфет хороший? – спрашиваю я.
Юлька недовольно фыркает.
В начале второго акта Юлька невозмутимо усаживается рядом со мной.
- А как же сцена? Цыгане? – недоумеваю я.
- Подожди. Все увидишь. Все поймешь, - Юлька прикладывает палец к губам. Я умолкаю и смотрю на сцену. Там все по прежнему – люди в сюртуках с упоением ищут вчерашний день. Пьют. Закусывают. И все ждут цыган.
На сцене появляется цыганский табор в полном составе. Даже коня привели и дядьку Будулая. Юлька продолжает сидеть рядом. Я недоумеваю. Юлька загадочно улыбается и продолжает держать палец у губ.
- Сейчас, сейчас! – шепчет она.
На середину сцены в традиционном костюме вылетает цыганка. Шикарное монисто и не менее шикарные, черные как смоль, до самого пола волосы цыганки. Под «цыганочку» весь табор пускается в пляс. Солирует цыганка Аза, как называют ее мужчины в сюртуках.
Темп все более убыстряется. Мужики в сюртуках тоже пустились в пляс, забыв про векселя и великую русскую идею. Еще немного и мои ноги тоже выскочили бы на сцену. В последний момент меня останавливает Юлькин голос:
- Это я, - шепчет она, указывая пальцем на сцену.
- Что значит ты? – я перевожу взгляд со сцены на Юльку.
- На сцене я. Цыганка Аза – это я.
Изумлению моему нет предела.
- Как это? Она это ты? Ты здесь, а она там.
- Волосы!
- Что волосы? – со стороны я, наверное, похож на полного идиота.
- У нее мои волосы, - таинственно шепчет Юлька. Из соседней ложи на нас начинают цыкать.
- Как это твои? У нее, что своих нет?
Юлька, не отрывая взгляда от сцены, срывает со своей головы бандану с черепами… Юлькина голова напоминает бильярдный шар. Шинейд О Коннор, Деми Мур и Бритни Спирс. Но они с их лысыми черепами далеко. А Юлька вот она рядом. Маленькая и лысая. Немая сцена - «К нам приехал ревизор».
Зрители покидали зал, а я продолжал пялиться на Юльку.
Юлька, явно смущаясь, достала из сумочки сложенный вчетверо лист бумаги, аккуратно расправила его и я смог прочитать:
«Областной драматический театр принимает длинные волосы. От 40 сантиметров».
А через месяц Юлька вышла замуж. После премьеры она не пропускала ни одного спектакля с участием своих волос. В один из таких вечеров, в антракте, к ней подошел мужчина. Роста он был небольшого, чуть выше Юльки, а от его головы отражался свет театральных софитов. Вместо приветствия он произнес:
- Девушка, у вас потрясающая прическа!