Пуля улетела на юг. Свистнув, на прощанье, унеслась в страну тепла и света, в край душистых трав, поющих птиц, ласковых солнца и моря.
А гильза... Покинутая гильза, оглушенная громом внезапной разлуки, повалилась ничком в жухлую траву. Так и лежала бы она до конца своих дней, но была подобрана случайным прохожим.
Трудно и тяжело жилось гильзе. Под нее играли; выигрывали и проигрывали; она переходила из рук в руки. И каждый новый владелец был жестокосердней предыдущего. Гильзой кидались; в нее свистели; жгли кислотой, топили, обжигали огнем, плющили и корежили на трамвайном рельсе. И казалось, что нет больше мук, которых бы она не перенесла. Пока не повезли ее, в числе других, таких же жалких огрызков жестокой жизни, в последний путь, на переплавку.
Грузовик с металлоломом тряхнуло на ухабах, и гильза вывалилась через щель кузова в придорожную пыль, где и осталась лежать, устремив свой тускнеющий, замирающий взгляд в небо.
А там высоко-высоко,
в самой синеве, по направлению
к югу, пересвистываясь, пролетал клинышек молоденьких,
беззаботных пуль.