Холодно…
Я никогда не думала о том, что холод имеет самый тёмный и некрасивый цвет. И я не знала, что холод бывает пыльным. И теперь я понимаю, что холод – неуютный и чужой. Мой холод, сегодня – это кричащее одиночество.
Я помню твои руки… раньше. Когда ты прикасался ко мне, брал меня и согревал в своих больших ладонях. Я ждала твоих рук, прикосновений и твоего внимания. Мы – ждали… и согревали друг друга. Свежезаваренный крепкий чай, с лимоном, обжигающий бархатом тепла и вкуса – наши вечера, твои мысли – вслух, моё молчаливое согласие со всеми твоими словами и поступками. Я всегда принимала тебя таким, каким ты был… каким, тебе, было удобно быть.
А помнишь, насколько тихим бывает на рассвете дом? Когда всё спит – и лифт, и телефоны. Когда сняты перегрузки со связок, и ты просто сидишь, обняв меня. Когда, разучившись слушать и слышать, вдруг, чувствуешь укоры души. Когда в очередной раз устаешь от напряжения, созданного конфликтом содержания и формы. А поднявшись над суетой очередного дня, хочешь учредить свой праздник – Ночь Тишины. Нашу Ночь Тишины. И пусть увядающая осень за окном, и лишь тёмные скелеты деревьев – серые, унылые ряды за мокрыми стёклами, и пусть потерявшаяся где-то луна, и желтые листья, прилипшие к грязной мостовой, но всегда, чтобы ни было снаружи, были мы... тепло, и вместе…
А когда ты замыкался в себе, для всех и от всех – ты никогда не прятал себя от меня. Ты делился со мной собой настоящим. И щурясь от сизого сигаретного дыма, который попадал тебе в глаза, ты говорил, говорил, говорил… неприкрытой душой, разделяя со мной серость, унылость, дождь за окном, и свою одинокость…
Всё, что чувствуют люди, написано у них в глазах. И когда ничего не чувствуют – написано. Я научилась видеть твои глаза и твою любовь в них. Но ты никогда не мог меня услышать…
Тебе давали на руки – просто подержать – чужого спящего младенца? Когда тебе его передают, то вместе с ним передают горячее тепло нежности направленной на малыша. Ты бережно держишь это солнышко и в груди, с каждой секундой, становится всё больше и больше нежности. Ты начинаешь физически ощущать эту растущую силу обожания. В ушах звенит и то счастье, которое исходит от малыша, рождает в твоих глазах слёзы умиления. А он, несмышлёныш, тихо сопит, смешно выставляя иногда между губок розовый язычок с пузырьками слюнки, и совсем не знает, что одаривает тебя сейчас наивысшим блаженством. Малыша забирают и на руке, где он только что был, сразу становится холодно. И на душе тяжело… и слёзы – горькими комками в горле. Ты понимаешь, что ты держал чужое, чье-то счастье и очень хочешь такое же или лучше...
Так и с любовью…
Она не выбирает с кем и когда быть. Она – такой же несмышлёныш, жизнь которому дают двое. Они же её и растят, и воспитывают, и оберегают, и не дают ей замерзать, согревая её вместе. Любви нужно постоянное внимание двух сердец. И она должна знать, что всегда может уберечься и спрятаться в две души. Потому что одной – мало… и если в одну, то любовь начинает смертельно болеть, замерзая, превращается в лёд, который рассыпается на осколки обид, ранящих сердце. И, постепенно, исчезая во времени, любовь становится осколком памяти, напоминая о себе, предостерегая от прошлых ошибок…
Всё это я хотела сказать тебе раньше. Тогда, когда тебе это было необходимо. Но ты не слышал меня. Ты не верил в то, что я могу тебе посоветовать…
А теперь… теперь – мне холодно…
Казалось бы, я здесь не одна, но все равно пусто и одиноко, с тех пор, как ты перестал меня замечать. Я понимаю, что никогда не была чем-то особо значимым для тебя. Просто – очередное удобство. И теперь, заставленная новыми приобретениями, забытая на самой дальней полке, в самом тёмном углу кухонного шкафа, надтреснутая твоим небрежным отношением в какой-то момент, я существую без возможности сохранять для тебя тепло…
У каждой чайной чашки, независимо от удобности, объёма и красоты, видимо, слишком короткий век. Пока нам не найдут более новую замену…
Всё, как у людей…
Холодно…
Главное, чтоб жить и не остыть…
Serg Spider
из серии «Умные вещи»
06.11.07
04:40