Последний дюйм

Марат Назимов
 …Летнее солнце ломится в огромное окно детской библиотеки. Она только что открылась и я этим летним утром получил, наконец, книгу «На краю Ойкумены» Ивана Ефремова. Мне повезло – вчера вечером кто-то сдал эту книжку, а я первым успел получить ее в это утро. Библиотекарша видит мою радость и подмигивает мне – «Хорошая книжка. Завидую…Если не читал еще…». Она хорошо ко мне относится и всегда просит не загибать страницы. А я никогда не загибаю, просто кладу спичку…
 Я стою на краю площади, залитой солнцем. Библиотека, из которой я вышел, находится в огромном здании с вычурными балконами и зубцами по карнизу, как в замке – это здание сталинской архитектуры, со всеми наворотами. Слева еще более впечатляющее здание Дворца культуры – гранит и мрамор, статуи на карнизе и широкие ступени, как бы ведущие в Светлое Будущее. Напротив, через дорогу, такие же широкие ступени ведут в городской парк, а рядом – памятник Генералиссимусу. Он, еще не поверженный, стоит, заложив руку за борт шинели, сжимая другой рукой свернутый в трубочку некий документ государственной важности. В прохладной с утра тени от постамента воркуют и суетятся голуби, из парка тянет запахом молодой листвы – ночью прошел дождь и теперь солнце ярко сияет в умытом небе. Хорошо! Еще мало прохожих, полосатые навесы-маркизы натянуты над окнами универмага, в которых манекены одеты уже в узкие брюки. Манекены-стиляги…А по вечерам появляются и живые стиляги – в таких же узких брючках, в пиджачках с широкими плечами и с усиками, как у американских киноактеров…
 Утренний ветерок колышет тюлевые занавески в приоткрытых окнах, из них льются томные звуки «Арабского танго», могучий бас американского борца за мир Поля Робсона выводит с заокеанским акцентом «Широка страна моя родная…» - набирает обороты, ширится дружба с народами Азии и Африки. Два года назад с громадным успехом, с переполненными залами, прошел фильм «Карнавальная ночь» - освежающе повеяло чем-то новым, свободным. А в прошлом году в Москве отшумел радостным и пестрым карнавалом Всемирный фестиваль молодежи и студентов и осенью того же пятьдесят седьмого года, был запущен искусственный спутник Земли, был собран первый большой урожай с Целины, хлеба так много, что даже как бы растерялись слегка, поговаривают, что хлеб в столовых и закусочных будут давать бесплатно. Это будет, и это сильно выручит голодных студентов…
 А сейчас, летом пятьдесят восьмого, я стою на краю площади и думаю – не пойти ли мне в парк – там много развлечений для мальчишки…. Мимо торопливо пробегают двое мальчишек примерно моего возраста.
 -Будет еще одна серия! – Возбужденно уверяет один. – Там он будет снимать акул уже в железной клетке, чтобы не съели его!
 -Бежим скорее – фильм, наверное, уже начался! – Отвечает другой. И оба убегают к широким ступеням Дворца культуры. Только сейчас я замечаю афишу на раздвижном стенде, возле одной из колонн – «Последний дюйм». Как же я раньше не заметил?! Идет фильм, о котором столько восторженных разговоров, картина – радужная мечта, феерия…Я торопливо пересчитываю свою наличность и, сообразив, что на утренний сеанс денег хватает, бегу вслед за этими ребятами…
 
 Внутри Дворца культуры прохладный полумрак – эта особая прелесть роскошного здания – в самую сильную жару здесь прохладно и - мягкое уютное тепло в самые сильные морозы. И всегда матово блестит и отдает смолистым ароматом дубовый паркет под ногами. Я стою перед высокой резной дверью с бронзовой ручкой – опоздал, уже начался киножурнал, который всегда показывали в те годы перед началом фильма. Но вот киножурнал «Новости дня» закончился, загорается свет и билетерша запускает опоздавших. Несмотря на то, что сеанс утренний, зал почти полон. Нахожу свободное место уже в темноте, экран вспыхивает и…превращается в яркое окно в другой мир, в другую жизнь, полную моря и солнца, приключений и борьбы – на земле и в небе, на воде и под водой. Маленький самолетик летит над раскаленными песками пустыни, внизу появляются и исчезают развалины древних построек и вдруг, на гребне высокого бархана – караван бедуинов, верблюды и погонщики шарахаются от низко пролетевшего над ними самолета. Замирает сердце от этих кадров, залитых нездешним солнцем. Позднее я понял, что лучше всего может передать это чувство знаменитая джазовая композиция «Караван» Дюка Эллингтона… И появляется берег Красного моря, коралловые рифы. Безработный американский летчик, живущий случайными заработками, прилетел сюда с сыном-подростком, чтобы по заказу телевизионной компании сделать подводные съемки коралловых рифов и – обязательно – акул. Крупным планом! То есть, снимать хищников моря надо с очень близкого и опасного для оператора расстояния…
 Потом волны выбрасывают на берег искалеченного акулами летчика и двенадцатилетний мальчишка, из последних сил упираясь ногами в горячий песок, тащит отца на полотенце к самолету…Нет нужды пересказывать содержание этой ленты – лучше посмотреть фильм. Мальчишке все-таки удалось затащить теряющего сознание отца в самолет и поднять машину в воздух…
 Две старые темы – «Человек и общество», «Отцы и дети» сливаются по ходу действия в еще более древнюю тему – «Жизнь – борьба». И хорошо, когда в этой борьбе побеждают сильные, волевые люди, романтики.
 Я не знал тогда, что случайно попал на один из последних сеансов с показом этой картины – потом она не появлялась на большом экране. Прошли годы и годы, иногда вспоминался утренний сеанс в тот далекий день и появлялось смутное ощущение, что прошел мимо чего-то яркого и важного, так и не разглядев толком и мало что поняв в увиденном. Как тот мальчишка из рассказа Герберта Уэллса «Дверь в стене», случайно забредший в волшебный сад и потом всю жизнь мучительно искавший непонятно как возникшую перед ним дверь в стене, увитой диким виноградом…Иногда казалось, что не было никакого фильма, был просто яркий фантастический сон. Странно, но через много лет ощущение загадочности этой картины только усилилось. Ее таинственное обаяние можно объяснить только талантом и вдохновением ее создателей - она создана буквально на одном дыхании, в одном романтическом порыве. За свою жизнь просмотрел, конечно, немало фильмов, но на мой взгляд, это - редкий случай, когда экранизация превзошла по художественным достоинствам литературную основу. Я читал и перечитывал рассказ, по которому поставлен фильм - хороший рассказ. Да, но не более. Сценарист и режиссер увидели в нем нечто свое и...поняли друг друга. Сумели вдохновить и актеров и операторов. И, конечно, композитора. Музыка и эта, разрывающая сердце, песня - они неотделимы от ленты...
 Уже пожилым человеком, оказавшись в далекой стране, выходившей одним концом на берег того самого Красного моря, я брел как-то по извилистой улочке одного из пригородов Тель-Авива, в сюрреалистическом скопище старых построек, глядя на крикливую суету вокруг и думая, что однажды, в детстве, видел нечто подобное в кадрах фильма «Последний дюйм». Я знал, что искать эту ленту бесполезно, она просто исчезла в толще времени. У стены одного из домов , возле складного столика с видеокассетами, стоял некий библейского вида старец с лукавыми глазами. Он сказал мне.
 -Шалом! Какой фильм ищешь? У меня на все вкусы…
 Я безнадежно развел руками в ответ.
 -Нет уже того фильма. Давно…
 -А все-таки?– Собеседник бросил острый взгляд на меня и я подумал, что он смахивает на старика Хоттабыча.
 -«Последний дюйм»…
 Он хмыкнул и вынул из ящика под столиком кассету.
 – Держи. Недавно записал с российского телевидения, с канала «Наше кино»…
 
 * * * * * * *