Бывают дни, которые надо просто пережить. Этот и был именно таким.
Обычная понедельничная маета не в счет – похмельные толпы в метро и маршрутках, хмурые заспанные физиономии, серая дрянь с неба – в этом психованном Городе явления привычные. Но кое-что что добавилось сверху – звоночки-сигналы, что дальше будет только хуже.
С утра в доме отключили горячую воду. У подъезда какой-то хмырь на «Жигулях» окатил меня из лужи. Толпа, вносящая в вагон метро, выбила из рук книжку, и, пока я ползала за ней, поезд, разумеется, ушел. В конторе шеф… Короче, вы поняли. К концу рабочего дня стало окончательно ясно, что с работы надо ехать осторожно, дома сидеть тихо, ни с кем в контакты не вступать, чтоб закончить день в твердом уме и добром здравии.
Когда жизнь не балует позитивом, я прибегаю к специальной диете - «Винни Пух с нами» называется. Огромная кружка чая, приличный кусок торта и хорошая книжка – что еще надо для счастья?
Вопрос был задан не во время. Кошмарный Город ответил на него конкретно – вырубив свет во всем доме. Почитала. Спасибо. Я и при свете не отличаюсь легкой поступью, а в темноте искала свечку с грацией молодого бегемота. Вот в это время и зазвонил телефон. Трубку я подняла, хоть и облилась в потемках чаем.
Голос был тихий и незнакомый. Голос был больной. Голос волновался, и, похоже, плевать хотел, тот ли номер он набрал.
- Я ухожу. Попрощаться вот хотел.
Я попыталась перебить – он повысил голос.
- Да дослушай же ты хоть раз до конца… Сейчас трубка отрубится и все - я больше не смогу с тобой связаться…
Наверное, самое время было бросить трубку. И пойти искать телефон аварийной службы. Нормальный человек так бы и сделал.
Точно? А теперь еще раз даю вводные. Итак. Отвратительный осенний вечер. Пустая квартира. Темнота. Тишина. И единственная живая душа - невидимый телефонный собеседник. Вы бы повесили трубку?
- Давай начистоту – зачем я тебе такой сдался? Я – неумеха и разгильдяй. Растяпа и неудачник. А не будет меня – появится другой, и, возможно, тебе будет с ним лучше. Хуже не будет – это точно… Знаешь, похоже, я немного болен…
Я слушала. В конце концов, ему просто нужно сказать той, которой он звонит, все эти слова. Трубка отключится – и он их не скажет вообще. Лучше уж я послушаю.
- Я разучился играть - пальцы не слушаются, смычок дребезжит, я не могу больше мучить инструмент!
- Ты на меня не обижайся… Ты – большая молодец, хотя и тоже неудачница… Но в этом – моя вина. Уйду – тебе сразу станет легче.
- Стою на Володарке, смотрю на воду… Все-таки странный город. Устал я от него…
Полетели короткие гудки.
Нормальный человек плюнул бы и забыл о разговоре. И пошел к соседям разузнать, что там со светом. Именно так я и собиралась поступить. Но. Примерно с середины его монолога до меня дошло, что он не с ней прощается, он прощается вообще!
И стало страшно. Захотелось позвонить в милицию, скорую – чтоб нашли этого психа, пока он не натворил чего-нибудь.
А потом дошло, что он не случайно сказал, что стоит на Володарке…
Я сказала себе, что я дура. Я безусловно с собой согласилась. И, натыкаясь на острые углы, помчалась одеваться.
А потом я бежала. Ой, мамочки мои, как же я бежала! Зрелище было еще то – встрепанная толстуха в туфлях на босу ногу несется по лужам, пыхтит, как паровоз, и ревет белугой…Смутно помню испуганные физиономии, высовывающиеся из-под зонтиков.
Хорошо, что бежать недалеко было. Даже странно – как близко оказалось. Все это могло быть розыгрышем. На мосту никого не могло быть – я почти убедила себя в этом. Но его я заметила почти сразу.
Высокий, сутулый. Помятый, пожеванный какой-то. Серый плащ, волосы длинные, мокрые. Глаза больные. Улыбнулся мне. Как будто действительно МЕНЯ ждал. А я стою, смотрю на него, тоже улыбаюсь, смычок сломанный вижу, скрипку под ногами – и не знаю, что сказать.
Психов я встречаю регулярно. В этом Городе каждый третий – ряженый. Деды Морозы встречаются мне за месяц до нового года. Недавно столкнулась с парой – ребята шли с бумажными пакетами на головах, оставив только прорези для глаз. В метро периодически вижу злющую старуху в балетной пачке – явно сумасшедшую. И все так или иначе со мной общаются. Внешность располагает, что ли? Никто не ждет агрессии от коротконогой очкастой тумбы весом примерно в центнер.
У этого психа за спиной из прорезей плаща торчали два серых помятых крыла. Бутафорские, конечно. Сбежал с репетиции? В Икара решил поиграть? Ага, сейчас сиганет в воду, и я – единственный свидетель.
Изощренный розыгрыш? Я поозиралась в поисках скрытой камеры. Мимо неслись машины, и, как обычно, никому и дела не было, что на мосту стоит мужик с крыльями и пинает ни в чем не повинную скрипку.
А потом он назвал меня по имени. Это добило окончательно, и дальше я тупо слушала, решив вмешаться только в крайнем случае.
Псих заявил, что он – мой ангел-хранитель. И, соответственно, каков хранитель, такова и судьба хранимой. То есть меня. Посмотри, мол, на себя – и жизнь, и здоровье, и внешность – все это дело его разгильдяйских рук. Поэтому он решил самоустраниться, но как существо порядочное, счел нужным объясниться на прощанье. Лучше уж пусть никакого хранителя, чем такой, как он. Скрипка – его рабочий инструмент, и какова мелодия, такова и судьба хранимого человека.
Пальцы у него были тонкие, длинные. Красивые руки – как у настоящего музыканта. Вот этими руками он и доламывал сейчас смычок, глядя то на меня, то на лежащую под ногами скрипку.
Наверно, уйти нужно было сразу. Сейчас – метаться поздно. Предстояло убедить бутафорского ангела, что все это – пустяки, дело житейское, у меня все просто замечательно, и лучшего, чем он Хранителя мне и не надо.
Я говорила, он внимательно слушал, кивал и не верил ни единому моему слову. Ну не психиатр же я! Не знаю, как поступать в таких случаях. И стало мне совершенно ясно, что с моста он прыгнет. Причем именно сейчас. И я заревела. Я схватила его за руку. .Я стала орать, что человек ли, ангел ли, или просто идиот – он все равно не имеет никакого права ничего с собой делать.
Подняла скрипу, впихнула ему в руки. Играй, говорю, что хочешь, но чтоб играл! Творческий кризис, блин! Профессиональное выгорание, блин! Плевать! Играй, раз должен! Похоже, его проняло. Он похлопал мокрыми ресницами, поднес к лицу скрипку, будто к ней прислушиваясь, и достал из-под плаща новый смычок. Фокусник несчастный! Чуть было не вцепилась ему в физиономию.
А потом он заиграл. Не бог весть какая мелодия, вот только… Слышали, как мама малыша убаюкивает? Мне вот довелось. Колыбельная без слов. Тихо, тепло и спокойно. Я как-то сразу в себя пришла, и поняла, что лимит неприятностей на сегодня исчерпан.
Стою, слушаю, на воду смотрю. Свинцовая, недобрая – будто вспухает под мостом. Вот бог послал подарочек! Хранитель! Мелодия все тише, баюкает, уже и дождя не чувствуешь. Обернулась – нету психа моего. Ушел восвояси. Концерт окончен. Занавес. А мелодия осталась – будто кот на ушко мурлыкает.
Побрела я домой. Дома свет горит – электричество починили. Налила чаю, открыла Стругацких – жизнь вроде налаживается…
Теперь вот иногда его вспоминаю. Как там у него дела? Волнуюсь, бывает. Только я вот что думаю – у него же есть мой телефон, если что? Будет плохо - он сможет позвонить, правда? Я же теперь немножко за него отвечаю…
… Я устал, болен и, наверно, немного подлец. В высшей степени некрасиво - перекладывать свою ношу на других. Неэтично. Но этот Город выжал меня до донышка – и я сорвался. Если б не эта девочка – неизвестно, был бы я сейчас здесь. Я все еще присматриваю за ней, хотя…
В этом сумасшедшем Городе так сложно быть чьим-то Хранителем.