Первый встречный

Даша Савельева
Вечер.
Тепло.
Заходящее солнце бросает длинные мягкие тени на дорогу, уходящую далеко на восток.
По дороге неспешно идет человек – руки в карманах, сигарета в углу рта.
На нем истертые джинсы, которые еле держатся на бедрах – он купил их, когда был больше, - выцветшая клетчатая рубаха, на ногах – запыленные кроссовки.
Он смотрит на свою островерхую тень, посмеиваясь и не думая о том, что потерял еще день своего времени.
Мягкие светлые волосы рассыпаются по плечам, играют с ветром – давно он не стригся. Плавный овал юношески нежного лица, никакой твердости в подбородке и скулах – а ведь ему уже за тридцать.
С левой стороны не хватает половины рыжеватой брови.
Он не знает, где и когда это случилось.
Едва ли он и видел, что в лице что-то не так.
Он знает.
Ему хорошо.
Вокруг пустота.
Ни людей, ни машин, ни зверей.
Все куда-то исчезло, а он думает, что давно мертв.
Так это или нет – кто ему ответит?
Солнце плачет над ним, склоняясь к горизонту.
Оно – факел, который светит на его пути.
 Он смотрит на солнце и идет к нему.
Он – вечный странник мечты.
Возможно, он мертв.
Но он живет на земле вечно.
Он видел много поколений и много страданий, но он не страдал вместе со всеми.
Он был Казановой, Мефистофелем, Галилеем, Антонием, Брутом…
О нем писали все классики мира, пытаясь угадать неуловимое, то, что роднит все его ипостаси. Они искали.
А он жил.
Он бросался со скал в пенящиеся морские волны, погружал нож в теплую плоть названого отца, любил до розовых белков глаз на рассвете, искушал, смеялся тихо и удовлетворенно, открывал новые истины, изобретал способы играть с болью…
Он помогал им.
А они творили.
Он пуст, он всего лишь сосуд, жаждущий быть наполненным.
Сегодня ему тридцать лет – а завтра он уже в другом измерении.
Он режет пространство прозрачным горящим лучом.
Он убивает время, ненавистное время.
Он борец, но он бессилен.
Он жаждал быть Мессией, но люди не хотят его правды.
Герой современности – он сам не знает, какой он.
Он взывал – его не услышали.
Он беден – у него нет души.
Он умеет улыбаться, засунув руки глубоко в карманы.
Ему плевать на риск и боль.
Он равнодушен ко всему, кроме того, что помогает ему жить.
Когда-то он боялся смерти. Когда-то…
Он просил не убивать его.
Его не послушали.
Убили.
Это было так давно, что он не помнит цвет своих губ тогда.
Он не умер.
Вернулся.
Он испросил позволения вернуться навсегда.
Навечно.
Он вернулся, он здесь, но его нет – он пуст, и на дороге нет его следов.
Ему было тогда очень больно – теперь все равно.
Он хотел мстить – не стал. Раздумал.
Это неважно. Пусть живут. Им недолго топтать землю.
А он знает, каково там. Он не хотел знать, но узнал.
Равнодушный носитель вечных мук.
Сейчас он такой, как мы – джинсы, рубаха, холодный взгляд.
Мы не отличаем его в толпе – он – часть нас.
Мы не видим его, как и друг друга.
Он не умеет перевязывать ран. Зачем, если помогать некому?
Он не знает слов участия.
Он любил много тысяч раз, но уверен, что не любил никогда.
Он этого хотел – не получилось.
Его глаза. Какие они? Он их не видел.
Они слепы. Они широко открыты.
Они умеют глядеть с нежностью, страстью, ненавистью, равнодушием…
Это его игрушка. А может, не его.
Он широко раздувает ноздри, когда видит вожделенное.
Иногда он нуждается в подпитке. Это кокаин – вот уже несколько веков подряд.
Внутри его глаз – кровь. Она плещется на их дне, и поэтому его взгляд вызывает мучительное желание.
Он не создан удовлетворять его.
Его кожа – как песок на пустынном острове.
Губы – воспалены и багровы.
Кому-то он нужен на миг.
Кому-то – навечно.
Кто-то без него умирает, кто-то – давно умер.
Для кого-то он бог, для кого-то враг.
Иногда он добр, иногда спокоен.
Он вытирает чужие слезы тыльной стороной ладони в перчатке.
Он не касается чужой кожи своей.
Кто видит его – уязвлен им.
Это может быть доброкачественно, может – злокачественно.
Он разрушает и созидает.
Все видели его, но мало кто заметил.
Придорожная шлюха способна понять его меньше, чем придорожный репей.
Ни той, ни другому это одинаково не нужно.
Люди, ищущие вечной любви, тоже не поймут.
Они созидают эту любовь в себе, он не подходит.
Он – первый встречный последнего пути.
Он одинок.
Как и все.
Но он не мечтал заполнить свое одиночество.
Он красив – спасет ли кого-нибудь его красота?
Не нужно звонить доктору – от него невозможно излечиться.
Он – шрам на сердце знающих его.
Он вошел в них когда-то и не собирается покидать их.
Он рассеян пылинками в океане миров.
Пылинками, которые жгут безнадежными искрами.
Искрами, которым не суждено погаснуть.
О нем вспоминают, глядя на заходящие солнца.
Он танцевал джигу на углях.
Никто не пожалел его босых ступней.
Жалели свои глаза – разошлись.
Он понял – правда в честности боли.
Он не подавал себя – он искал истину.
Нашел.
Но не смог объяснить.
Как и все.
Не поверил в нее.
Вынул из себя – изгнал.
Он обращен внутрь себя.
Постарайтесь его понять.
Поверьте ему.