Ой-ой-ой! Испугали!

Заза Датишвили
             Ой-ой-ой! Так и испугалася! Я женщина одинокая, - мать одиночка, а в обиду себя не дам! Всю жизнь тружусь! Поди ко, поворочай пивными кружками! Не то, что этот очкарик подо мной! Да он тяжелее своей писки в руках ни хрена не держал!
              А че? Детям телявизор надо смотреть? Надо! Как пришел мой Славка, я ему сказала, шоб антенну приделал. Ну, он не мог подняться на крышу, он с горя пьет. У него мать недавно умерла, с полгода назад, пила от горя, у ней муж умер с год назад. Сильный был мужик, но выпил че-то не то...         
          Мой Славка-то завсегда поможет. Я, сама вишь, женщина видная. Как мужа убили в драке, полезли  эти мужики со всех сторон, а Славку сама выбрала. Мой Славка - он тихий. Работает себе и приходит иногда. Колбаски, какой, принесет или шкалик... Ну, это, мы с ним вроде... И детям скажет пару ласковых, шоб не очень хулиганили.
            Короче, Славка мой посмотрел в шкафу и «Че, -говорит, - у этого очкарика антенна идет? Он дома-то не бывает - все по начальству шныряет!» А Славка мой на крышу лезть не стал. Горе у него, мать недавно умерла, с полгода. Ну, и взял и приделал его антенну. Мог бы и уступить одинокой женщине, гад...
           ...Мы только это... бутылку умадрапупили, мой Славка соснул с устатку. Он мешать не любит. А у меня пиво имеется. Ну, бывает, с работы принесешь в бидончике. С него-то, мужика, не убудет капля-другая... Вот и намешал, Славка-то, мой...
          Как Славка мой соснул, так и этот очкарик  заявился. «Че, говорит, антенну мою перерезали!» И шо-то обидное добавил по-своему. Как начал орать, только очки подпрыгивали, - аж фейс у лица скособочился. «Тунеядцы, говорит, пьяницы! управы на вас нет!»
          Это я-то тунеядка? Мать одиночка! Я с ним по культурному, словесно разговариваю: отвали, говорю, шуток не понимаешь?! Славка, говорю, мой, антенну мне делал и не знаю ничего! Отвали, короче! Ну, и легко так ткнула в грудь, а он поганец, взял и упал на спину. Ну, прям, смех меня взял. «На кой хрен, говорю, тебе антенна, говорю, воткни себе в задницу, шоб на ногах держался!»
         Он как вскочет! Только варежку открывает, а слов сказать не может. Старший мой, Андрюха, на шум вышел. Ребенку дома отдохнуть не дал, падла. Глядит Андрюха - очкарик мать обижает - сам не свой. «Ты, - говорит он, - на свою жену, ****ину ори, паскуда!» Ну, и легонько ткнул в грудь, а он сосиска, взял и опять упал! Прям смех! Шоб тебя чечырнадцатилетний пацан завалил!
             Так, что он учудил, поганец! Вскочил и попер на нас, на женщину-одиночку и на ребенка! Непонятными словами кроет,все Антенну вырвать хочет и ногой от нас отбрыкивается. Брыкался, брыкался и попал мне прям в бядро! Ой! Я сразу не заметила, а потом посмотрела - синяк большой такой! С пивную кружку будет! До сих пор держится - вон гляди! Как соседи нас разомнули, я сразу в милицию пошла. Пошла и заявленьице написала и ихнему доктору бядро показала, шоб все оформили, короче...
             Вызвали его в милицию и за телесное повреждение бядра хотели посадить, но я деньгами взяла. Ты бы видела! Плакал! Говорил, что житья нету! А нам каково? Как увидят нас со своей кикиморой, так нос воротят?! Пусть знают, что обижать меня, одинокую женщину, никто не смеет! Меня государство оберегает, между прочим! Вот сшас залью им два ведра воды в кухню - погляжу - какой они сегодня суп будут хлебать! А Славка мой говорит, не лезь, - говорит,- раз деньги дали - хрен с ними,- говорит. А я и не лезу. Я женщина безобидная и душевно тонкая, только телесных поврежденьев бядра никому не прощу! Вот!