Дела былые, а помнится.
Взяли мы как-то, случаем, пленного.
Не бельмеса порусски.
Таджик, азербайджанец и осетин,
сказали, что, мол, не понашему бает, но видать ругается.
Бить не стали, стыдно унижать человека побоями.
Повязали по рукам-ногам и в провизионку.
Там все продукты в железных ящиках, ибо крысы стадами ходят.
Сняли с басурманина ботинки с носками,
ноги-то после горных ботинок ароматные и в провизионку.
Подождали, пока он на русском кричать не начал.
- Командир, русский, всё скажу, помоги....
Видать, страшно стало, когда крысы его есть стали.
Они ж зверюги умные, чуют беспомощного человека.
Едят сначала омертвевшую кожу на ногах, страшно....
Видели б вы его глаза, когда его достали, словно блюдца.
Понашенскому заговорил, да как бойко.
И спрашивать не надо, сам рассказал чего надо и чего не надо,
араб хренов.
Он потом гэбистам на нас жаловался, а те сказали:
- То ж моряки, мы их сами боимся, зверюги лютые.
А я так думаю:
- Какие ж мы зверюги.
За правду можно любую пытку принять.
Видать, не было за ним правды...